Страница:
Вот как выживает Донни Гарт, подумал Фрэнк. Он покупает свою жизнь. Он платит за нее.
– Что надо делать? – со вздохом спросил Фрэнк.
– Тереться среди гостей и смотреть, чтобы все было в порядке. Говорю тебе, непыльная работенка.
Да, подумал Фрэнк, непыльная.
«Непыльная работенка» началась с того, что Фрэнк отвез одного из служащих «Ассоциации» в банк в Ранчо-Санта-Фе, где тот взял пятьдесят тысяч наличными, после чего приказал Фрэнку везти себя в «Прайс-клаб».
В «Прайс-клаб»? – не поверил своим ушам Фрэнк. Что же ты собираешься купить там на пятьдесят тысяч?
Женщин.
На парковке они встретились с мадам. Как ее звали? Кажется, Карен. Она подъехала на пятисотом «мерседесе», и клиент Фрэнка, открыв окошко, передал ей наличные деньги. Когда они отъехали, он сказал:
– Я получил степень магистра экономики управления в бизнес-школе Уортон, а стал сутенером.
Его фамилия вылетела у Фрэнка из головы. Но он делает над собой усилие и старается вспомнить.
Сандерс – нет, Сондерс – Джон Сондерс, еще один ТРУТЕНЬ, с ужасом обнаруживший, что запачкал руки. Фрэнк даже не стал ему говорить, что настоящие сутенеры берут, а не отдают деньги. Как бы то ни было, Фрэнк отвез его в порт, где Гарт держал свою стодвадцатифутовую яхту, и там его высадил.
– Привези девочек в восемь, – сказал Сондерс, вылезая из машины. Он дал Фрэнку адрес в Дель-Мар.
Пэтти хватил бы удар, думает Фрэнк, если бы она увидела вторую часть «непыльной работенки» мужа, который приехал в бордель и посадил в машину самых роскошных девиц, каких когда-либо видел свет.
Самой красивой была Саммер Лоренсен.
Она совсем не походила на проститутку, наоборот, казалась девчонкой со Среднего Запада, выросшей на кукурузе – со светлыми волосами, голубыми глазами, белой кожей и персиковым румянцем – обыкновенная девчонка из соседнего дома, каких «Плейбой» любит помещать на центральном развороте. И говорила она, как говорят такие девчонки, и называла его «мистером Макьяно». Она в первый раз ехала в лимузине, и ее все восхищало. Она в первый раз оказалась на яхте, и была вне себя от восторга.
Разодеты девочки были в пух и прах и подобраны на все вкусы, хотя никакой мужчина не отказался бы заполучить любую из них.
Саммер Лоренсен, однако, была особенной.
Итак, Фрэнк привез девиц, и Майк тоже привез девиц в порт. Сондерс встречал их. Он, Фрэнк и Майк помогли девочкам на высоченных каблуках взойти на яхту, после чего Сондерс сказал:
– Имейте в виду, что бы вы ни увидели на яхте, кого бы вы ни увидели на яхте, это не ваше дело. Я полагаюсь на ваше благоразумие.
– Мы благоразумны, – уверил его Майк и ухмыльнулся, глядя на Фрэнка. Мол, мы много такого видали, отчего этот яппи надул бы в штаны, и все осталось при нас. Мол, чем же таким он хочет нас удивить?
Многим.
Поначалу было почти смешно, когда девочки ступили на палубу и банкиры смолкли с разинутыми ртами, онемели от восторга, как толстяки при виде шведского стола.
Там в основном были банкиры. Но еще была парочка судей, три или четыре конгрессмена, один сенатор и несколько политиков, судя по их виду. Фрэнк не знал их, а Майк знал и назвал их всех по именам.
– Откуда ты их знаешь? – поинтересовался Фрэнк.
– Такая у меня работа, – сказал Майк. – Мало ли что может понадобиться в жизни. Удобно иметь карманного конгрессмена.
– Ты же не собираешься никого шантажировать?
Фрэнк не мудрствовал лукаво. Если государство тебя не трогает, то и ты его не трогай. Не надо будить спящих собак.
Майк не ответил, потому что Гарт встал и самолично произнес приветственную речь в честь своих гостей. На нем была настоящая капитанская форма: синий китель, белые брюки и соответствующая фуражка. Выглядел он дурак дураком, но дураком с собственным банком.
Вклады и кредиты…
Итак, Гарт приветствовал гостей, приветствовал дам, даже произнес:
– Увиденное вами на корабле останется на корабле.
Все засмеялись, когда он сказал это, ведь в качестве капитана судна он мог даже поженить желающих, и этот союз был бы законным все время, проведенное в море.
Всю ночь.
Итак, отдали швартовы, и яхта покинула порт.
Фрэнк стоял на носу, возле перил, и смотрел на мужчин, выбиравших себе партнерш. Как ни странно, даже зная, что девочки – проститутки, они испытывали необходимость поболтать с ними, угостить шампанским и пофлиртовать. Девочки же вели себя как настоящие профессионалки – они смеялись шуткам, мило подыгрывали мужчинам, кокетничали. Вскоре все разделились на пары и потянулись вниз, в каюты.
Благоразумие, мысленно произнес Фрэнк.
Но все запреты были забыты с появлением кокаина.
Его разносил Сондерс, изображая официанта. Сутенер и официант, размышляет Фрэнк, вот тебе и карьера магистра, которому захотелось легких денег. Восьмидесятые. Бизнесмены, политики, проститутки вдыхали кокаин из свернутых стодолларовых купюр, часть которых уносилась ночным ветром.
Вечеринка превратилась в оргию, в морскую вакханалию.
Калигула и Отважные капитаны!
Зрелище было чудовищное. Реальная порнографическая фантасмагория разыгрывалась на яхте Гарта на фоне огней Сан-Диего. Казалось, в ней участвуют все.
Все, кроме Майка Риццо.
И Фрэнка.
И Саммер Лоренсен.
Потому что обязанностью Фрэнка было присматривать за Саммер Лоренсен. К нему подошел Сондерс и сказал:
– Она в этом не участвует. Она для ВИП в доме Дональда на побережье. Держи ее подальше от порошка.
– Что это значит?
– Она наживка и предназначена для определенного человека, но не сейчас.
Большую часть вечера Саммер просидела с Фрэнком и Майком – болтала, смеялась и делала вид, будто не замечает, что творится кругом. Она рассказывала о своих школьных годах, о том, как два семестра проучилась в колледже, как ей там не понравилось и она бросила учебу. Рассказала она и о том, что забеременела и родила дочку, а ее дружок, который, как она думала, любит ее, сбежал.
Время от времени на нее предъявляли права то один, то другой из гостей Гарта, однако или Фрэнк, или Майк бросали:
– Она не для вас, – и так как немногие парни на этой земле пошли бы против Фрэнка или Майка, не говоря уж о том, чтобы пойти против них обоих, то никаких проблем не возникало.
Но на яхте был один парень, который глаз не спускал с Саммер, хотя и держался на расстоянии – молодой, лет тридцати, может быть, немного моложе или немного старше, с мальчишеским лицом вечного богатого сынка. Приближаться он не приближался, но Фрэнк видел, как он смотрел на Саммер с расстояния то десяти, то пятнадцати футов. И с лица у него не сходила странная ухмылка – недостаточно открытая, чтобы выдавать вожделение, однако самонадеянная, словно у него была тайна, причем важная тайна.
Майк заметил, что Фрэнк наблюдает за ним.
– Ты его знаешь? – спросил он.
– Нет, – ответил Фрэнк.
Тогда Майк улыбнулся и прошептал его имя.
– Шутишь, – отозвался Фрэнк и повнимательнее вгляделся в сенаторского сынка.
На яхте был один сенатор, однако как боссы боссам рознь, так и сенаторы сенаторам. Скажем, в Канзас-сити, Джерси или, например, Лос-Анджелесе есть боссы, хотя они и не того ранга, что боссы Чикаго, Филадельфии или Нью-Йорка.
А этот парень был сыном сенатора, который возглавлял ключевой банковский комитет. Папочка мог бы в один прекрасный день стать президентом, и не только банка, но Соединенных Штатов Америки, поэтому и присутствовавший на яхте сенатор, и конгрессмены относились к юнцу почтительно, позволяя ему наряду с остальными нюхать кокаин.
Фрэнк и Майк наблюдали за ними, и Майк запел:
Она наживка и предназначена для определенного человека, но не сейчас.
Она была потрясающая, вспоминает Фрэнк. Ее товарки вдыхали кокаин и ублажали двоих, троих всего в футе от нее, а она продолжала болтать о девичьей баскетбольной команде в своей школе, о красивой яхте и отражении городских огней в воде.
Калигула и Поллианна.[27]
Потом она, ровно дыша приоткрытым ртом, заснула в том же кресле, на палубе, и капельки пота блестели у нее над верхней губой.
Утром, когда яхта вернулась на стоянку, пассажиры были в таком виде, словно их всех поразила чума. Они лежали на палубе в разных позах, в разной степени дезабилье, стонали, и над ними витали запахи засохшего пота и прочих секретов, портившие свежий соленый воздух.
Сорок минут Фрэнк с Майком помогали Сондерсу будить гостей, одевать их, вливать им в рот кофе и апельсиновый сок и рассаживать их, счастливых и обессилевших, по машинам.
Несколько избранных получили приглашение Гарта – но не в тот дом, в котором он жил в Ла-Холле, а в другой, который находился на Солана-Бич и в котором он проводил «выходные». Туда Фрэнк привез Саммер. Почти всю дорогу она проспала и открыла глаза лишь когда они въехали на подъездную аллею.
– Ого! – воскликнула она.
Это истинная правда, вспоминает Фрэнк, она в самом деле сказала: «Ого!»
Не то чтобы дом Гарта не заслуживал этого «ого». В 1985 году он стоил полтора миллиона долларов и должен был производить впечатление, которое производил. Большой, ухоженный, белый, современный, с окнами во всю стену, будто приглашавшими в гости океан.
Фрэнк понятия не имел, насколько он подорожал со временем.
Наверное, теперь его можно продать миллионов за шесть-семь.
К дому подъехал Майк и открыл дверцу для второй девушки, потрясающей рыжей красотки с зелеными глазами, казавшейся рядом с простушкой Саммер обольстительницей, агрессивной и искушенной.
Фрэнк делает над собой усилие, чтобы вспомнить ее имя.
Алисой. Алисой… кажется, так. Она была откуда-то с Юга, во всяком случае, у нее был южный выговор.
Гарт вышел из дома вместе с улыбавшимся Везучим сынком, на котором не было ничего, кроме полотенца, обернутого вокруг бедер.
Очень важная персона.
Ты сервировал ее, думает Фрэнк. Сервировал, как особое блюдо.
Возьми себя в руки, мысленно говорит себе Фрэнк. Она была наживкой – играла чистую, наивную девственницу. В этом была ее притягательность, и этим она поднимала себе цену. Красотка из соседнего дома, которую хочешь, но не можешь иметь.
Если, конечно, не быть Везучим сынком.
Тогда нет ничего такого, чего хочешь и не можешь иметь.
Везучий сынок, похоже, хотел обеих девушек.
Ну конечно, думает Фрэнк. А кто не хотел бы? Говоря начистоту – будь у тебя возможность иметь все, что хочешь, разве ты отказался бы? И знай ты, что можешь иметь все, ты бы тоже не спешил. Если никто не отнимет то, чего ты хочешь, почему бы не подождать? Если человек привык иметь все, то ожидание, возможно, даже приятнее всего остального.
Девушки сказали, что им необходимо принять душ. Некоторое время они отсутствовали, потом появились в бикини, после чего все четверо отправились погулять к морю, а Фрэнк и Майк шли на небольшом расстоянии позади, не слыша, о чем беседуют их подопечные, но отлично их видя.
Купаться никто не стал, вспоминает Фрэнк.
Разве что Саммер забежала по колено в воду и тут же выбежала обратно, крича, что вода холодная. Везучий сынок обнял ее и стал растирать, чтобы она согрелась. Потом они вернулись в дом, и там, на первом этаже, их уже ждал ланч.
Фрэнк и Майк отправились в кухню и там поели вместе с поваром. Дверь оставалась открытой, чтобы они могли видеть происходившее за пределами кухни. Странные вещи вспоминаются – мужчины пили пиво, а девушки – коктейль «мимоза».
После ланча девушки сказали, что их клонит в сон, мужчинам идея сиесты тоже понравилась, и они разошлись по спальням. Фрэнк и Майк решили охранять Гарта и его гостя по очереди, и Фрэнку выпало отдыхать первым. Едва Майк отпустил его, Фрэнк пошел к машине, вытянулся на переднем сиденье и заснул.
Когда он проснулся, то пошел к дому посмотреть, все ли в порядке. Сквозь окрашенное в синий цвет окно заглянул в гостиную.
Саммер в открытом белом балахоне, накинутом на бикини, стояла на коленях на роскошном белом ковре. Рядом и тоже на коленях стояла Алисой и нежно целовала Саммер в шею, а Донни Гарт и Везучий сынок сидели в больших черных кожаных креслах и смотрели на девушек. На стеклянном журнальном столике стояло блюдо с кокаином, и остатки кокаина на столике смотрелись как пыльный налет.
Алисой тыкалась носом в шею Саммер, и та сказала:
– Если ты сейчас не остановишься, я ничего не смогу поделать с тобой.
– Знаю, – отозвалась Алисой и расстегнула купальный костюм на Саммер, после чего наклонила голову и поцеловала ее сначала в одну грудь, потом в другую, а потом нежно подтолкнула Саммер, и когда та упала на спину, стала целовать ее в живот над трусиками. При этом Саммер стонала и говорила:
– Я никогда не делала этого прежде.
Алисой села и стянула с Саммер трусики, раздвинула ей колени и улеглась между ее ног. Вскоре Саммер начала содрогаться, выгнула спину и вцепилась пальцами в роскошный белый ковер.
Сцена из порнофильма, подумал Фрэнк. Пародия на «Совращение девственницы» – неплохая пародия, одновременно глупая, непристойная и убедительная. Саммер была хорошей актрисой – она то сопротивлялась, то подчинялась, а под конец положила голову на колени Алисон, и Везучий сынок ввел в ее влагалище член, обсыпанный кокаином.
В эту минуту заработало радио в машине Майка. Так как Майк не обратил на это внимание, то Фрэнк ответил вместо него. Вызывала диспетчерша.
– Господи, слава богу, – сказала она. – У Пэтти начались роды. Она в больнице.
Фрэнк вылез из машины.
– Мне надо ехать, – сказал он Майку.
Майк словно прирос к земле, созерцая происходящее в доме.
– Сейчас?
– Пэтти рожает.
Майк не сводил глаз с окна.
– Езжай. Езжай.
Фрэнк быстро сел в машину Майка и рванул прочь. Он успел вовремя и увидел, как его дочь появилась на свет. Потом он взял Джилл на руки, и его жизнь раз и навсегда изменилась.
Вот так.
Позднее Фрэнк узнал – когда узнали все остальные простофили, – что проект «вклады и кредиты» был самой большой аферой в истории мафии, затмившей все остальные аферы.
Мошенники работали следующим образом.
Гарт и другие члены правления «Ассоциации» сами набрали множество беззалоговых кредитов через подставные корпорации, а потом объявили дефолт и выкачали из «Ассоциации» все активы.
Один Гарт заработал на этом полтора миллиарда.
Ничего необычного, думает Фрэнк, классическая мафиозная схема, разве что мы проделывали это с ресторанами и барами, иногда с отелями. А эти ребята надули всю страну на тридцать семь миллиардов, и конгресс заставил расплачиваться за это трудовой народ.
Карточный домик «Ассоциации» рухнул, и Гарт со товарищи помаялись немножко в исправительных учреждениях с нестрогим режимом, а сенаторы и конгрессмены, принимавшие участие в вакханалии (реально или фигурально), объясняли по CNN, как это все позорно.
Карен Уилкинсон отсидела пару лет за сводничество. Джон Сондерс – год за нецелевое использование банковских фондов.
Саммер Лоренсен плохо кончила, насколько известно Фрэнку. Через несколько дней ее тело нашли в яме недалеко от шоссе на Маунт-Лагуна. Она стала жертвой серийного убийцы с Грин-Ривер, который снимал проституток, насиловал их и убивал, после чего забивал им рты камнями.
Полиция так его и не поймала.
Ничего удивительного. В те времена, если убивали проститутку или наркомана, полицейские обычно говорили: «Человеческих жертв нет».
Однако Фрэнку становилось не по себе, стоило ему представить эту милую девушку в придорожной канаве с камнями во рту.
Постепенно он забыл о ней.
Дела.
Тем более что вскоре разразилась война стриптиз-клубов.
50
– Что надо делать? – со вздохом спросил Фрэнк.
– Тереться среди гостей и смотреть, чтобы все было в порядке. Говорю тебе, непыльная работенка.
Да, подумал Фрэнк, непыльная.
«Непыльная работенка» началась с того, что Фрэнк отвез одного из служащих «Ассоциации» в банк в Ранчо-Санта-Фе, где тот взял пятьдесят тысяч наличными, после чего приказал Фрэнку везти себя в «Прайс-клаб».
В «Прайс-клаб»? – не поверил своим ушам Фрэнк. Что же ты собираешься купить там на пятьдесят тысяч?
Женщин.
На парковке они встретились с мадам. Как ее звали? Кажется, Карен. Она подъехала на пятисотом «мерседесе», и клиент Фрэнка, открыв окошко, передал ей наличные деньги. Когда они отъехали, он сказал:
– Я получил степень магистра экономики управления в бизнес-школе Уортон, а стал сутенером.
Его фамилия вылетела у Фрэнка из головы. Но он делает над собой усилие и старается вспомнить.
Сандерс – нет, Сондерс – Джон Сондерс, еще один ТРУТЕНЬ, с ужасом обнаруживший, что запачкал руки. Фрэнк даже не стал ему говорить, что настоящие сутенеры берут, а не отдают деньги. Как бы то ни было, Фрэнк отвез его в порт, где Гарт держал свою стодвадцатифутовую яхту, и там его высадил.
– Привези девочек в восемь, – сказал Сондерс, вылезая из машины. Он дал Фрэнку адрес в Дель-Мар.
Пэтти хватил бы удар, думает Фрэнк, если бы она увидела вторую часть «непыльной работенки» мужа, который приехал в бордель и посадил в машину самых роскошных девиц, каких когда-либо видел свет.
Самой красивой была Саммер Лоренсен.
Она совсем не походила на проститутку, наоборот, казалась девчонкой со Среднего Запада, выросшей на кукурузе – со светлыми волосами, голубыми глазами, белой кожей и персиковым румянцем – обыкновенная девчонка из соседнего дома, каких «Плейбой» любит помещать на центральном развороте. И говорила она, как говорят такие девчонки, и называла его «мистером Макьяно». Она в первый раз ехала в лимузине, и ее все восхищало. Она в первый раз оказалась на яхте, и была вне себя от восторга.
Разодеты девочки были в пух и прах и подобраны на все вкусы, хотя никакой мужчина не отказался бы заполучить любую из них.
Саммер Лоренсен, однако, была особенной.
Итак, Фрэнк привез девиц, и Майк тоже привез девиц в порт. Сондерс встречал их. Он, Фрэнк и Майк помогли девочкам на высоченных каблуках взойти на яхту, после чего Сондерс сказал:
– Имейте в виду, что бы вы ни увидели на яхте, кого бы вы ни увидели на яхте, это не ваше дело. Я полагаюсь на ваше благоразумие.
– Мы благоразумны, – уверил его Майк и ухмыльнулся, глядя на Фрэнка. Мол, мы много такого видали, отчего этот яппи надул бы в штаны, и все осталось при нас. Мол, чем же таким он хочет нас удивить?
Многим.
Поначалу было почти смешно, когда девочки ступили на палубу и банкиры смолкли с разинутыми ртами, онемели от восторга, как толстяки при виде шведского стола.
Там в основном были банкиры. Но еще была парочка судей, три или четыре конгрессмена, один сенатор и несколько политиков, судя по их виду. Фрэнк не знал их, а Майк знал и назвал их всех по именам.
– Откуда ты их знаешь? – поинтересовался Фрэнк.
– Такая у меня работа, – сказал Майк. – Мало ли что может понадобиться в жизни. Удобно иметь карманного конгрессмена.
– Ты же не собираешься никого шантажировать?
Фрэнк не мудрствовал лукаво. Если государство тебя не трогает, то и ты его не трогай. Не надо будить спящих собак.
Майк не ответил, потому что Гарт встал и самолично произнес приветственную речь в честь своих гостей. На нем была настоящая капитанская форма: синий китель, белые брюки и соответствующая фуражка. Выглядел он дурак дураком, но дураком с собственным банком.
Вклады и кредиты…
Итак, Гарт приветствовал гостей, приветствовал дам, даже произнес:
– Увиденное вами на корабле останется на корабле.
Все засмеялись, когда он сказал это, ведь в качестве капитана судна он мог даже поженить желающих, и этот союз был бы законным все время, проведенное в море.
Всю ночь.
Итак, отдали швартовы, и яхта покинула порт.
Фрэнк стоял на носу, возле перил, и смотрел на мужчин, выбиравших себе партнерш. Как ни странно, даже зная, что девочки – проститутки, они испытывали необходимость поболтать с ними, угостить шампанским и пофлиртовать. Девочки же вели себя как настоящие профессионалки – они смеялись шуткам, мило подыгрывали мужчинам, кокетничали. Вскоре все разделились на пары и потянулись вниз, в каюты.
Благоразумие, мысленно произнес Фрэнк.
Но все запреты были забыты с появлением кокаина.
Его разносил Сондерс, изображая официанта. Сутенер и официант, размышляет Фрэнк, вот тебе и карьера магистра, которому захотелось легких денег. Восьмидесятые. Бизнесмены, политики, проститутки вдыхали кокаин из свернутых стодолларовых купюр, часть которых уносилась ночным ветром.
Вечеринка превратилась в оргию, в морскую вакханалию.
Калигула и Отважные капитаны!
Зрелище было чудовищное. Реальная порнографическая фантасмагория разыгрывалась на яхте Гарта на фоне огней Сан-Диего. Казалось, в ней участвуют все.
Все, кроме Майка Риццо.
И Фрэнка.
И Саммер Лоренсен.
Потому что обязанностью Фрэнка было присматривать за Саммер Лоренсен. К нему подошел Сондерс и сказал:
– Она в этом не участвует. Она для ВИП в доме Дональда на побережье. Держи ее подальше от порошка.
– Что это значит?
– Она наживка и предназначена для определенного человека, но не сейчас.
Большую часть вечера Саммер просидела с Фрэнком и Майком – болтала, смеялась и делала вид, будто не замечает, что творится кругом. Она рассказывала о своих школьных годах, о том, как два семестра проучилась в колледже, как ей там не понравилось и она бросила учебу. Рассказала она и о том, что забеременела и родила дочку, а ее дружок, который, как она думала, любит ее, сбежал.
Время от времени на нее предъявляли права то один, то другой из гостей Гарта, однако или Фрэнк, или Майк бросали:
– Она не для вас, – и так как немногие парни на этой земле пошли бы против Фрэнка или Майка, не говоря уж о том, чтобы пойти против них обоих, то никаких проблем не возникало.
Но на яхте был один парень, который глаз не спускал с Саммер, хотя и держался на расстоянии – молодой, лет тридцати, может быть, немного моложе или немного старше, с мальчишеским лицом вечного богатого сынка. Приближаться он не приближался, но Фрэнк видел, как он смотрел на Саммер с расстояния то десяти, то пятнадцати футов. И с лица у него не сходила странная ухмылка – недостаточно открытая, чтобы выдавать вожделение, однако самонадеянная, словно у него была тайна, причем важная тайна.
Майк заметил, что Фрэнк наблюдает за ним.
– Ты его знаешь? – спросил он.
– Нет, – ответил Фрэнк.
Тогда Майк улыбнулся и прошептал его имя.
– Шутишь, – отозвался Фрэнк и повнимательнее вгляделся в сенаторского сынка.
На яхте был один сенатор, однако как боссы боссам рознь, так и сенаторы сенаторам. Скажем, в Канзас-сити, Джерси или, например, Лос-Анджелесе есть боссы, хотя они и не того ранга, что боссы Чикаго, Филадельфии или Нью-Йорка.
А этот парень был сыном сенатора, который возглавлял ключевой банковский комитет. Папочка мог бы в один прекрасный день стать президентом, и не только банка, но Соединенных Штатов Америки, поэтому и присутствовавший на яхте сенатор, и конгрессмены относились к юнцу почтительно, позволяя ему наряду с остальными нюхать кокаин.
Фрэнк и Майк наблюдали за ними, и Майк запел:
Фрэнк присоединился к нему, когда дело дошло до припева:
Есть те, что с флагом в руках рождены,
С красно-бело-синим знаменем, у-у-у,
И под звуки марша «Привет вождю»
Они лихо тебя убью-ют, боже мой…[26]
Вот так они и прозвали парня – «Везучий сынок», и этот Везучий сынок явно смотрел на Саммер Лоренсен как на нечто, что должно принадлежать ему.
Но я не из них, но я не из них,
Я не сенатора сын, сын.
Она наживка и предназначена для определенного человека, но не сейчас.
Она была потрясающая, вспоминает Фрэнк. Ее товарки вдыхали кокаин и ублажали двоих, троих всего в футе от нее, а она продолжала болтать о девичьей баскетбольной команде в своей школе, о красивой яхте и отражении городских огней в воде.
Калигула и Поллианна.[27]
Потом она, ровно дыша приоткрытым ртом, заснула в том же кресле, на палубе, и капельки пота блестели у нее над верхней губой.
Утром, когда яхта вернулась на стоянку, пассажиры были в таком виде, словно их всех поразила чума. Они лежали на палубе в разных позах, в разной степени дезабилье, стонали, и над ними витали запахи засохшего пота и прочих секретов, портившие свежий соленый воздух.
Сорок минут Фрэнк с Майком помогали Сондерсу будить гостей, одевать их, вливать им в рот кофе и апельсиновый сок и рассаживать их, счастливых и обессилевших, по машинам.
Несколько избранных получили приглашение Гарта – но не в тот дом, в котором он жил в Ла-Холле, а в другой, который находился на Солана-Бич и в котором он проводил «выходные». Туда Фрэнк привез Саммер. Почти всю дорогу она проспала и открыла глаза лишь когда они въехали на подъездную аллею.
– Ого! – воскликнула она.
Это истинная правда, вспоминает Фрэнк, она в самом деле сказала: «Ого!»
Не то чтобы дом Гарта не заслуживал этого «ого». В 1985 году он стоил полтора миллиона долларов и должен был производить впечатление, которое производил. Большой, ухоженный, белый, современный, с окнами во всю стену, будто приглашавшими в гости океан.
Фрэнк понятия не имел, насколько он подорожал со временем.
Наверное, теперь его можно продать миллионов за шесть-семь.
К дому подъехал Майк и открыл дверцу для второй девушки, потрясающей рыжей красотки с зелеными глазами, казавшейся рядом с простушкой Саммер обольстительницей, агрессивной и искушенной.
Фрэнк делает над собой усилие, чтобы вспомнить ее имя.
Алисой. Алисой… кажется, так. Она была откуда-то с Юга, во всяком случае, у нее был южный выговор.
Гарт вышел из дома вместе с улыбавшимся Везучим сынком, на котором не было ничего, кроме полотенца, обернутого вокруг бедер.
Очень важная персона.
Ты сервировал ее, думает Фрэнк. Сервировал, как особое блюдо.
Возьми себя в руки, мысленно говорит себе Фрэнк. Она была наживкой – играла чистую, наивную девственницу. В этом была ее притягательность, и этим она поднимала себе цену. Красотка из соседнего дома, которую хочешь, но не можешь иметь.
Если, конечно, не быть Везучим сынком.
Тогда нет ничего такого, чего хочешь и не можешь иметь.
Везучий сынок, похоже, хотел обеих девушек.
Ну конечно, думает Фрэнк. А кто не хотел бы? Говоря начистоту – будь у тебя возможность иметь все, что хочешь, разве ты отказался бы? И знай ты, что можешь иметь все, ты бы тоже не спешил. Если никто не отнимет то, чего ты хочешь, почему бы не подождать? Если человек привык иметь все, то ожидание, возможно, даже приятнее всего остального.
Девушки сказали, что им необходимо принять душ. Некоторое время они отсутствовали, потом появились в бикини, после чего все четверо отправились погулять к морю, а Фрэнк и Майк шли на небольшом расстоянии позади, не слыша, о чем беседуют их подопечные, но отлично их видя.
Купаться никто не стал, вспоминает Фрэнк.
Разве что Саммер забежала по колено в воду и тут же выбежала обратно, крича, что вода холодная. Везучий сынок обнял ее и стал растирать, чтобы она согрелась. Потом они вернулись в дом, и там, на первом этаже, их уже ждал ланч.
Фрэнк и Майк отправились в кухню и там поели вместе с поваром. Дверь оставалась открытой, чтобы они могли видеть происходившее за пределами кухни. Странные вещи вспоминаются – мужчины пили пиво, а девушки – коктейль «мимоза».
После ланча девушки сказали, что их клонит в сон, мужчинам идея сиесты тоже понравилась, и они разошлись по спальням. Фрэнк и Майк решили охранять Гарта и его гостя по очереди, и Фрэнку выпало отдыхать первым. Едва Майк отпустил его, Фрэнк пошел к машине, вытянулся на переднем сиденье и заснул.
Когда он проснулся, то пошел к дому посмотреть, все ли в порядке. Сквозь окрашенное в синий цвет окно заглянул в гостиную.
Саммер в открытом белом балахоне, накинутом на бикини, стояла на коленях на роскошном белом ковре. Рядом и тоже на коленях стояла Алисой и нежно целовала Саммер в шею, а Донни Гарт и Везучий сынок сидели в больших черных кожаных креслах и смотрели на девушек. На стеклянном журнальном столике стояло блюдо с кокаином, и остатки кокаина на столике смотрелись как пыльный налет.
Алисой тыкалась носом в шею Саммер, и та сказала:
– Если ты сейчас не остановишься, я ничего не смогу поделать с тобой.
– Знаю, – отозвалась Алисой и расстегнула купальный костюм на Саммер, после чего наклонила голову и поцеловала ее сначала в одну грудь, потом в другую, а потом нежно подтолкнула Саммер, и когда та упала на спину, стала целовать ее в живот над трусиками. При этом Саммер стонала и говорила:
– Я никогда не делала этого прежде.
Алисой села и стянула с Саммер трусики, раздвинула ей колени и улеглась между ее ног. Вскоре Саммер начала содрогаться, выгнула спину и вцепилась пальцами в роскошный белый ковер.
Сцена из порнофильма, подумал Фрэнк. Пародия на «Совращение девственницы» – неплохая пародия, одновременно глупая, непристойная и убедительная. Саммер была хорошей актрисой – она то сопротивлялась, то подчинялась, а под конец положила голову на колени Алисон, и Везучий сынок ввел в ее влагалище член, обсыпанный кокаином.
В эту минуту заработало радио в машине Майка. Так как Майк не обратил на это внимание, то Фрэнк ответил вместо него. Вызывала диспетчерша.
– Господи, слава богу, – сказала она. – У Пэтти начались роды. Она в больнице.
Фрэнк вылез из машины.
– Мне надо ехать, – сказал он Майку.
Майк словно прирос к земле, созерцая происходящее в доме.
– Сейчас?
– Пэтти рожает.
Майк не сводил глаз с окна.
– Езжай. Езжай.
Фрэнк быстро сел в машину Майка и рванул прочь. Он успел вовремя и увидел, как его дочь появилась на свет. Потом он взял Джилл на руки, и его жизнь раз и навсегда изменилась.
Вот так.
Позднее Фрэнк узнал – когда узнали все остальные простофили, – что проект «вклады и кредиты» был самой большой аферой в истории мафии, затмившей все остальные аферы.
Мошенники работали следующим образом.
Гарт и другие члены правления «Ассоциации» сами набрали множество беззалоговых кредитов через подставные корпорации, а потом объявили дефолт и выкачали из «Ассоциации» все активы.
Один Гарт заработал на этом полтора миллиарда.
Ничего необычного, думает Фрэнк, классическая мафиозная схема, разве что мы проделывали это с ресторанами и барами, иногда с отелями. А эти ребята надули всю страну на тридцать семь миллиардов, и конгресс заставил расплачиваться за это трудовой народ.
Карточный домик «Ассоциации» рухнул, и Гарт со товарищи помаялись немножко в исправительных учреждениях с нестрогим режимом, а сенаторы и конгрессмены, принимавшие участие в вакханалии (реально или фигурально), объясняли по CNN, как это все позорно.
Карен Уилкинсон отсидела пару лет за сводничество. Джон Сондерс – год за нецелевое использование банковских фондов.
Саммер Лоренсен плохо кончила, насколько известно Фрэнку. Через несколько дней ее тело нашли в яме недалеко от шоссе на Маунт-Лагуна. Она стала жертвой серийного убийцы с Грин-Ривер, который снимал проституток, насиловал их и убивал, после чего забивал им рты камнями.
Полиция так его и не поймала.
Ничего удивительного. В те времена, если убивали проститутку или наркомана, полицейские обычно говорили: «Человеческих жертв нет».
Однако Фрэнку становилось не по себе, стоило ему представить эту милую девушку в придорожной канаве с камнями во рту.
Постепенно он забыл о ней.
Дела.
Тем более что вскоре разразилась война стриптиз-клубов.
50
Эдди Монако был похож на Геккльбери Финна.
Конечно же при условии, что Геку Финну было бы пятьдесят лет и судьба распорядилась бы с ним так же, как с Эдди. Светловолосый, голубоглазый Эдди выглядел невинным мальчишкой, к тому же ему ничего не стоило рассмешить кого угодно.
Казалось, он не знал огорчений. Жизнь была нескончаемой вечеринкой, вино текло рекой, девиц и приятелей всегда хватало. Эдди не Донни Гарт. У него был крепкий законный бизнес, хотя и для вымогательства, и для мошенничества тоже оставалось место. Так как с его репутацией получить лицензию на продажу алкогольных напитков он не мог, то существовал некто, якобы владевший клубом «Мустанг». Тем не менее все знали, что клуб не принадлежит Патрику Уолшу. Все знали, что клуб принадлежит Эдди Монако.
Стриптиз-клуб находился на Кеттнер-бульваре, то есть в Маленькой Италии, и всего в паре кварталов от Линдберг-Филд. Фрэнк и Майк возили клиентов на лимузинах из аэропорта, и Майк никогда не забывал удостовериться, что всем без исключения бизнесменам, приезжающим в Сан-Диего, известно о клубе «Мустанг».
– Мы доставим вас в отель, – следовала реклама, – потом доставим в клуб, а потом в сохранности доставим домой. Можете пить, что и сколько заблагорассудится, и не беспокоиться о последствиях. А если вам захочется после клуба компании – только скажите, и мы без дополнительной платы предоставим вам девушку на ваш вкус. Если угодно, мы можем оформить для вас счет в ресторане, подтверждающий, что у вас был деловой обед.
Итак, понаблюдав, как Фрэнк привозит клиентов и как увозит их, Эдди Монако перестал стоять у него над душой.
Да и девушки у него были хорошенькие, этого не отнимешь.
Эдди Монако умел находить таланты.
И он не скопидомничал.
– Если тебе что-то нужно, – говорил он Фрэнку, – бери и не спрашивай. Сэндвич, выпивка, кокаин – все твое.
Эдди нравилось, когда вокруг него было много крутых ребят. Это придавало ему самому уверенность в том, что все идет как надо, а его клубу – шарм элитности и опасности, который приводил сюда клиентов. Эдди называл это «гангстерским шиком». Ну а почему бы нет? Фрэнк и Майк привозили ему много клиентов, за что дармовая выпивка и еда в задней комнате им были обеспечены.
Мелочь для Эдди Монако.
Фрэнк не возражал против бесплатной еды и выпивки, но с девушками, работавшими на Эдди, почти никогда не связывался. От них веяло тоской, а уж от их наигранных экстатических стонов и подавно, поэтому Фрэнк старался быть верным своей жене, тем более что к дому его привязывала кроха-дочурка.
Впрочем, удерживаться от связей с проститутками было нетрудно. Это только поначалу стриптизерши кажутся очень сексуальными – потому что много света, играет музыка, атмосфера насыщена эротикой, – но реакция скоро притупляется. Особенно если постоянно торчишь в баре и со всеми знаком, со всеми болтаешь в перерывах. Короче говоря, рано или поздно – обычно рано – они рассказывают все те же известные печальные истории. Сексуальное насилие в детстве, безразличные отцы, матери-алкоголички, подростковые аборты, наркотики.
В первую очередь наркотики.
Эти девушки ни на что больше, кроме стриптиза, не годились. Если им не удавалось подцепить богатого поклонника, они сгорали на глазах, и тогда их попросту выставляли за дверь.
На свободные места тотчас находились другие девушки.
Недостатка в них никогда не ощущалось, во всяком случае – в клубе Эдди Монако.
У Эдди было пять винтажных машин, включая «роллс-ройс», в котором он обычно ездил сам. У него были женщины – много женщин, и не только танцовщиц, – и всех Эдди одаривал драгоценностями. У Эдди был большой дом в Ранчо-Санта-Фе и кондоминиум в Ла-Холле.
Эдди носил дорогие костюмы, часы «Ролекс», и при нем всегда имелась куча наличных денег.
И еще у Эдди было много долгов.
Амбиции не давали ему покоя. Ему все было мало. А уж для клуба он и вовсе ничего не жалел. Миллионы – миллионы, которых у него не было, – тратились на всякие усовершенствования, потому что он хотел, чтобы его «Мустанг» считался лучшим в Калифорнии, первым в сети клубов с «топлес»-танцовщицами. Эдди мечтал стать королем в мире стриптиз-клубов и не жалел денег для достижения своей мечты.
Но дело было в том, что сорил он чужими деньгами.
Эдди был королем освоения НДС – не своих денег. Он тратил сотни тысяч чужих долларов, но это ничуть его не беспокоило. Он оплачивал старые долги новыми заимствованиями, таким образом все больше запутываясь в чужих деньгах. Почему-то ему никто не отказывал.
И торговец земельными участками Билли Брукс тоже не отказывал.
Билли был завсегдатаем в «Мустанге», пожирал глазами почти обнаженных танцовщиц и искал клиентов. Обычно его сопровождали два головореза – Джорджи Ознеженский, известный, по понятным причинам, как «Джорджи О», и Энджи Бассо, который был любимым чистильщиком Эдди Монако, когда не ломал ноги врагам Билли.
Энджи мог бы испугать кого угодно, но Джорджи О был еще краше. Он был особый случай. Высоченного роста, бандитского вида иммигрант из Киева с мощными запястьями и мощной головой, он был до того глуп и агрессивен, что даже русская мафия из Фэрфэкса не желала видеть его в своих рядах. Каким-то образом он прибился к Билли, и тот время от времени давал ему поручения, а потом даже порекомендовал Эдди взять его вышибалой в «Мустанг».
Эдди не возражал, делая одолжение Билли, да и почему бы нет? Билли дал Эдди в долг сто тысяч долларов.
Потом Билли захотел получить обратно свои деньги.
Эдди его отшил.
Но Билли все равно приходил в клуб и требовал деньги. Поначалу Эдди говорил ему: «Завтра. Обещаю», – или: «На следующей неделе, Билли, не сомневайся». Он посылал к Билли свободных девушек, которые удалялись с Билли в заднюю комнату, чтобы сделать ему минет, или в ближайший мотель, чтобы по-быстрому с ним перепихнуться.
Однако Билли этого было мало. Он хотел вернуть долг.
И не мог это сделать.
Но сидеть и смотреть, как Эдди арендует клубы для своих вечеринок, как на «роллс-ройсе» разъезжает по городу с прижимающимися к нему моделями, как стодолларовыми купюрами расплачивается со швейцарами и официантками, как щедро швыряет деньги, словно бумажные самолетики, и ни цента не возвращает из долга, Билли тоже не мог.
Не важно, что Эдди был красавчиком, что Эдди был что надо, а Билли не был ни тем, ни другим. Лицо у него было идиотское, отталкивающее. Волосы редкие, кожа отвратительная. Наверное, размышляет Фрэнк через много лет, так Ричард Никсон смотрел на Билла Клинтона, к которому липли цыпочки.
Будь Эдди пообходительнее с Билли, все могло бы кончиться иначе. Но Эдди надоело постоянно видеть околачивающегося рядом Билли, и он стал прогонять его, игнорировать, не отвечать на звонки, проходить мимо, словно тот был пустым местом.
– Как это называется? – не выдержал один раз Билли, когда рядом был Майк Риццо. – За кого он меня принимает?
Это случилось накануне Нового года. Они сидели в баре «Мустанга», где Билли назначил Эдди встречу, чтобы обсудить сложившееся положение.
Кстати, отсутствие Фрэнка в канун Нового года разозлило Пэтти.
– Это же Новый год, – ворчала она. – Я думала, мы куда-нибудь съездим.
– Мне надо работать.
– Работать? Хороша работа – разгуливать в окружении шлюх.
– Они не шлюхи, – огрызнулся Фрэнк. Во всяком случае, не все. – Они танцовщицы.
– То, что они делают, не называется танцами.
– Это самая напряженная ночь в году. Ты представляешь, какие я получу чаевые? – спросил Фрэнк. К тому же обойдусь без ресторана и, возможно, отеля под Новый год, когда за все надо платить вдвойне, когда обслуживание из рук вон плохое, но чаевые – восемнадцать процентов. Вместо этого сам заработаю. – Послушай, мы погуляем завтра. Я поведу тебя, куда захочешь.
– Никто не ходит по ресторанам после того, как наступил Новый год.
– Значит, сможем заказать столик.
– Тоже мне удовольствие, – отозвалась Пэтти. – Два скупердяя в пустом ресторане.
– Я позвоню тебе в полночь. Мы поцелуемся по телефону.
Ее это не утешило, и она ни слова ему не сказала, когда он уходил.
Добравшись до клуба, Фрэнк засел в баре и стал слушать, как Билли жалуется Майку на жизнь. Майк и Билли познакомились еще в Чино и, можно сказать, были старыми приятелями. Сидя в баре и прислушиваясь к сетованиям Билли, Фрэнк знал, что скажет Майк, и Майк сказал:
– Без обид, Билли, но ты должен знать, что говорят люди о том, как ты позволяешь Эдди смеяться над собой. Для тебя это плохо.
Еще как плохо, подумал Фрэнк.
У ростовщика должны быть две вещи – наличные деньги и уважение. Если позволишь хоть одному должнику уйти от расплаты, да еще посмеяться над тобой при людях, жди беды – и очень скоро. Все остальные должники быстро уразумеют, что им тоже необязательно возвращать деньги. Пройдет слух, что ты простофиля, баба, слизняк, – и можешь распрощаться со своими денежками. Они никогда не вернутся, не жди ни процентов, ни основной суммы.
Конечно же при условии, что Геку Финну было бы пятьдесят лет и судьба распорядилась бы с ним так же, как с Эдди. Светловолосый, голубоглазый Эдди выглядел невинным мальчишкой, к тому же ему ничего не стоило рассмешить кого угодно.
Казалось, он не знал огорчений. Жизнь была нескончаемой вечеринкой, вино текло рекой, девиц и приятелей всегда хватало. Эдди не Донни Гарт. У него был крепкий законный бизнес, хотя и для вымогательства, и для мошенничества тоже оставалось место. Так как с его репутацией получить лицензию на продажу алкогольных напитков он не мог, то существовал некто, якобы владевший клубом «Мустанг». Тем не менее все знали, что клуб не принадлежит Патрику Уолшу. Все знали, что клуб принадлежит Эдди Монако.
Стриптиз-клуб находился на Кеттнер-бульваре, то есть в Маленькой Италии, и всего в паре кварталов от Линдберг-Филд. Фрэнк и Майк возили клиентов на лимузинах из аэропорта, и Майк никогда не забывал удостовериться, что всем без исключения бизнесменам, приезжающим в Сан-Диего, известно о клубе «Мустанг».
– Мы доставим вас в отель, – следовала реклама, – потом доставим в клуб, а потом в сохранности доставим домой. Можете пить, что и сколько заблагорассудится, и не беспокоиться о последствиях. А если вам захочется после клуба компании – только скажите, и мы без дополнительной платы предоставим вам девушку на ваш вкус. Если угодно, мы можем оформить для вас счет в ресторане, подтверждающий, что у вас был деловой обед.
Итак, понаблюдав, как Фрэнк привозит клиентов и как увозит их, Эдди Монако перестал стоять у него над душой.
Да и девушки у него были хорошенькие, этого не отнимешь.
Эдди Монако умел находить таланты.
И он не скопидомничал.
– Если тебе что-то нужно, – говорил он Фрэнку, – бери и не спрашивай. Сэндвич, выпивка, кокаин – все твое.
Эдди нравилось, когда вокруг него было много крутых ребят. Это придавало ему самому уверенность в том, что все идет как надо, а его клубу – шарм элитности и опасности, который приводил сюда клиентов. Эдди называл это «гангстерским шиком». Ну а почему бы нет? Фрэнк и Майк привозили ему много клиентов, за что дармовая выпивка и еда в задней комнате им были обеспечены.
Мелочь для Эдди Монако.
Фрэнк не возражал против бесплатной еды и выпивки, но с девушками, работавшими на Эдди, почти никогда не связывался. От них веяло тоской, а уж от их наигранных экстатических стонов и подавно, поэтому Фрэнк старался быть верным своей жене, тем более что к дому его привязывала кроха-дочурка.
Впрочем, удерживаться от связей с проститутками было нетрудно. Это только поначалу стриптизерши кажутся очень сексуальными – потому что много света, играет музыка, атмосфера насыщена эротикой, – но реакция скоро притупляется. Особенно если постоянно торчишь в баре и со всеми знаком, со всеми болтаешь в перерывах. Короче говоря, рано или поздно – обычно рано – они рассказывают все те же известные печальные истории. Сексуальное насилие в детстве, безразличные отцы, матери-алкоголички, подростковые аборты, наркотики.
В первую очередь наркотики.
Эти девушки ни на что больше, кроме стриптиза, не годились. Если им не удавалось подцепить богатого поклонника, они сгорали на глазах, и тогда их попросту выставляли за дверь.
На свободные места тотчас находились другие девушки.
Недостатка в них никогда не ощущалось, во всяком случае – в клубе Эдди Монако.
У Эдди было пять винтажных машин, включая «роллс-ройс», в котором он обычно ездил сам. У него были женщины – много женщин, и не только танцовщиц, – и всех Эдди одаривал драгоценностями. У Эдди был большой дом в Ранчо-Санта-Фе и кондоминиум в Ла-Холле.
Эдди носил дорогие костюмы, часы «Ролекс», и при нем всегда имелась куча наличных денег.
И еще у Эдди было много долгов.
Амбиции не давали ему покоя. Ему все было мало. А уж для клуба он и вовсе ничего не жалел. Миллионы – миллионы, которых у него не было, – тратились на всякие усовершенствования, потому что он хотел, чтобы его «Мустанг» считался лучшим в Калифорнии, первым в сети клубов с «топлес»-танцовщицами. Эдди мечтал стать королем в мире стриптиз-клубов и не жалел денег для достижения своей мечты.
Но дело было в том, что сорил он чужими деньгами.
Эдди был королем освоения НДС – не своих денег. Он тратил сотни тысяч чужих долларов, но это ничуть его не беспокоило. Он оплачивал старые долги новыми заимствованиями, таким образом все больше запутываясь в чужих деньгах. Почему-то ему никто не отказывал.
И торговец земельными участками Билли Брукс тоже не отказывал.
Билли был завсегдатаем в «Мустанге», пожирал глазами почти обнаженных танцовщиц и искал клиентов. Обычно его сопровождали два головореза – Джорджи Ознеженский, известный, по понятным причинам, как «Джорджи О», и Энджи Бассо, который был любимым чистильщиком Эдди Монако, когда не ломал ноги врагам Билли.
Энджи мог бы испугать кого угодно, но Джорджи О был еще краше. Он был особый случай. Высоченного роста, бандитского вида иммигрант из Киева с мощными запястьями и мощной головой, он был до того глуп и агрессивен, что даже русская мафия из Фэрфэкса не желала видеть его в своих рядах. Каким-то образом он прибился к Билли, и тот время от времени давал ему поручения, а потом даже порекомендовал Эдди взять его вышибалой в «Мустанг».
Эдди не возражал, делая одолжение Билли, да и почему бы нет? Билли дал Эдди в долг сто тысяч долларов.
Потом Билли захотел получить обратно свои деньги.
Эдди его отшил.
Но Билли все равно приходил в клуб и требовал деньги. Поначалу Эдди говорил ему: «Завтра. Обещаю», – или: «На следующей неделе, Билли, не сомневайся». Он посылал к Билли свободных девушек, которые удалялись с Билли в заднюю комнату, чтобы сделать ему минет, или в ближайший мотель, чтобы по-быстрому с ним перепихнуться.
Однако Билли этого было мало. Он хотел вернуть долг.
И не мог это сделать.
Но сидеть и смотреть, как Эдди арендует клубы для своих вечеринок, как на «роллс-ройсе» разъезжает по городу с прижимающимися к нему моделями, как стодолларовыми купюрами расплачивается со швейцарами и официантками, как щедро швыряет деньги, словно бумажные самолетики, и ни цента не возвращает из долга, Билли тоже не мог.
Не важно, что Эдди был красавчиком, что Эдди был что надо, а Билли не был ни тем, ни другим. Лицо у него было идиотское, отталкивающее. Волосы редкие, кожа отвратительная. Наверное, размышляет Фрэнк через много лет, так Ричард Никсон смотрел на Билла Клинтона, к которому липли цыпочки.
Будь Эдди пообходительнее с Билли, все могло бы кончиться иначе. Но Эдди надоело постоянно видеть околачивающегося рядом Билли, и он стал прогонять его, игнорировать, не отвечать на звонки, проходить мимо, словно тот был пустым местом.
– Как это называется? – не выдержал один раз Билли, когда рядом был Майк Риццо. – За кого он меня принимает?
Это случилось накануне Нового года. Они сидели в баре «Мустанга», где Билли назначил Эдди встречу, чтобы обсудить сложившееся положение.
Кстати, отсутствие Фрэнка в канун Нового года разозлило Пэтти.
– Это же Новый год, – ворчала она. – Я думала, мы куда-нибудь съездим.
– Мне надо работать.
– Работать? Хороша работа – разгуливать в окружении шлюх.
– Они не шлюхи, – огрызнулся Фрэнк. Во всяком случае, не все. – Они танцовщицы.
– То, что они делают, не называется танцами.
– Это самая напряженная ночь в году. Ты представляешь, какие я получу чаевые? – спросил Фрэнк. К тому же обойдусь без ресторана и, возможно, отеля под Новый год, когда за все надо платить вдвойне, когда обслуживание из рук вон плохое, но чаевые – восемнадцать процентов. Вместо этого сам заработаю. – Послушай, мы погуляем завтра. Я поведу тебя, куда захочешь.
– Никто не ходит по ресторанам после того, как наступил Новый год.
– Значит, сможем заказать столик.
– Тоже мне удовольствие, – отозвалась Пэтти. – Два скупердяя в пустом ресторане.
– Я позвоню тебе в полночь. Мы поцелуемся по телефону.
Ее это не утешило, и она ни слова ему не сказала, когда он уходил.
Добравшись до клуба, Фрэнк засел в баре и стал слушать, как Билли жалуется Майку на жизнь. Майк и Билли познакомились еще в Чино и, можно сказать, были старыми приятелями. Сидя в баре и прислушиваясь к сетованиям Билли, Фрэнк знал, что скажет Майк, и Майк сказал:
– Без обид, Билли, но ты должен знать, что говорят люди о том, как ты позволяешь Эдди смеяться над собой. Для тебя это плохо.
Еще как плохо, подумал Фрэнк.
У ростовщика должны быть две вещи – наличные деньги и уважение. Если позволишь хоть одному должнику уйти от расплаты, да еще посмеяться над тобой при людях, жди беды – и очень скоро. Все остальные должники быстро уразумеют, что им тоже необязательно возвращать деньги. Пройдет слух, что ты простофиля, баба, слизняк, – и можешь распрощаться со своими денежками. Они никогда не вернутся, не жди ни процентов, ни основной суммы.