– Какая разница.
– Нет, мне кажется, ты на неверном пути, Арбас. Готов поспорить, что Имель как раз думал, что, когда он последний раз видел это кольцо, оно было на знакомой руке. Предположим, на руке того ублюдка, который крался следом за вами.
Голос Арбаса поднялся чуть ли не до визга:
– Следил за нами! О, Имель, это заставляет меня выглядеть легковерным. – Он прижал острие кинжала к шее сильнее. Имель едва дышал, пытаясь втиснуться сам в себя, чтобы отстраниться.
– Это мусейский клинок, – пояснил убийца Имелю. – Члены горных кланов неделями выковывают сталь, придавая ей определенную форму. Они говорят, что сталь слабеет и становится хрупкой, как клинок жителя равнин, если ее не поить вдоволь кровью врага каждые десять дней или около того.
– Я бы сказал, что это пеллинская работа, – заметил Кейн.
– Это потому, что рукоятку приспособил для меня умелец-пеллинит, – обиженно возразил Арбас. – Во всяком случае, дворянин, которому принадлежал этот нож до того, как я его убил, клялся, что это мусейский клинок. Такую сталь ни с чем не спутаешь – глянь, как она легко перережет горло Имелю.
Кейн покачал головой и встал.
– Может быть, но чуть позже. Дай ему вздохнуть. Как оказалось, за вами следовал только один человек, и я его ждал. Я думаю, теперь Имель нам все расскажет.– Он вперил в Имеля свой убийственный взгляд, сейчас пылающий яростью. Имель знал, что он очень близок к смерти. – Кто он был? Почему он следовал за вами? – Кейн не тратил лишних слов на предостережение не лгать, да и Имель, наверное, не смог бы – во всяком случае находясь в плену этих глаз.
– Офицер, который сопровождал меня из Товноса. Это был мой телохранитель. Я прошел трущобы Ностоблета, пытаясь отыскать тебя, и мне казалось необходимым, чтобы он сопровождал меня на некотором расстоянии. Сегодня я приказал ему следовать за мной, когда я пойду с Арбасом.
Кейн поразмыслил некоторое время.
– Да, потому что ты не доверял ему, и у тебя были для этого основания. Стоило Арбасу застать тебя одного, и он убил бы тебя без малейших сожалений ради твоего кошелька – если бы я не велел ему привести тебя сюда. Любопытство с моей стороны. Мой друг Биндофф сказал мне, что ты младший отпрыск обедневшей товносианской дворянской семьи, человек сомнительной честности, но, по общему мнению, довольно ловкий – и что ты пришел к нему с весьма любопытными рекомендациями и спросил, где найти меня.
Так что ты оправдан, но не прощен. Учитывая, что в Южной Лартроксии каждая добрая душа жаждет моей крови, я не могу рисковать. Твой приход сюда был риском; твой приход с сопровождением – еще большим риском. Может быть, этой ночью мне сопутствует удача, так как я не обнаружил никаких признаков, свидетельствующих о том, что за твоим другом следили. Во всяком случае, мне пришлось ждать под дождем довольно долго, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Понимаешь, я тоже не доверяю тебе, Имель. Так что я ждал снаружи на скалах в стороне от тропы. Проследил, как ты и Арбас прошли, и потом встретил твоего друга. Боюсь, я его очень испугал. Зато у него было любопытное колечко.
С обманчивой небрежностью он бросил кольцо в кучу всякой всячины, добытой из гробниц. Он сделал знак разочарованному убийце отпустить товносианца и спросил:
– Еще раз. Что у тебя за дело?
Когда Арбас убрал клинок, Имель медленно выдохнул. Струйки пота, стекавшие с лица, жгли алую линию на горле. Его шея горела в том месте, где ее обожгло дыхание убийцы. Собираясь с мыслями с усилием, от которого, он знал, зависит его жизнь, Имель начал:
– Я послан сюда человеком, которому нужны твои услуги и который охотно заплатит за них по-королевски.
– На самом деле? Несколько туманно. Все-таки будь поточнее. Как мне заплатят?
– Богатством, властью, положением – может быть, королевством.
– Ты меня заинтересовал. А теперь в подробностях. Особенно в отношении моих «услуг», как ты это назвал.
– Конечно. Но для начала, что ты знаешь о делах Товносианской империи?
– О ее текущих делах – немного. Я уже несколько лет не был на островах.
– В этом случае, прости, но мне придется начать с довольно длинной истории, чтобы объяснить мое задание.
– Если я найду ее интересной, – пробормотал Кейн и затем приглушенно воскликнул: – Нет, вы только посмотрите! – Злобно попискивающий жук подбежал к столу и уверенно направился к мигающему фонарю. Кейн подхватил большущего скарабея и зачарованно наблюдал, как тот переползает с одной руки на другую. – Посланец от мертвых. Они любят прятаться в гниющих черепах.– Он взглянул на напряженное лицо Имеля. – Вперед. Я слушаю.
Когда его отец, Неистен Сирром, умер, на трон был еще один потенциальный претендент – старший сводный брат Неистена Мариля, Лейан, внебрачный сын Неистена Сиррома и обольстительной дворянки из Тресли. Поскольку Лейан был незаконным сыном, он не носил династического имени и не имел шансов на престол – разве если Мариль умрет, не оставив сына-наследника. Поэтому он был в смятении, когда его младший брат рано женился на своей дальней родственнице из Кварноры и она вскоре понесла.
Молодая жена подарила ему дочь по имени М'Кори и вскоре снова понесла. Но когда время разрешения от бремени уже приближалось, она заболела и умерла, не родив ребенка. Ходили слухи, что ее отравил Лейан, чтобы она не дала наследника, но она всегда была болезненной, и, вероятно, вынашивание двух детей подряд оказалось большей нагрузкой, чем она могла выдержать.
В течение нескольких месяцев после этого Мариль был неприступен, его душу раздирали противоречивые чувства. Одним была дикая ярость от разочарования – ибо он лично рассек ее утробу и извлек сына, которому не хватило всего нескольких недель, чтобы появиться на свет. Но он глубоко любил ее, и его ярость превращалась в отчаяние, его мучило чувство вины за то, что он слишком настойчиво заставлял свою молодую жену подарить ему сына. Время потихоньку исцелило муки, разрывавшие его душу, но он стал суровым, не ведающим любви человеком с характером, который и прежде не был мягок, а теперь стал еще хуже. Казалось, он изгоняет все мысли о прошлой или будущей женитьбе; его дочь М'Кори страдала от отцовского пренебрежения. О ней заботился Лейан – не из жалости, но потому что у него было двое сыновей, Лагес и Роже, он лелеял мысль о женитьбе одного из них на М'Кори и хотел таким образом обеспечить престол для своего рода, если не для себя самого.
Последующие годы благоприятствовали его смелым планам, так как Мариль оставался не женатым, а М'Кори росла – дитя поразительной красоты и бесхитростности, граничившей с простотой. Она чувствовала трогательную благодарность к дяде и сильную привязанность к его сыновьям. Лагес и Роже выросли сильными молодыми людьми и были гордостью отца – искусные в бою, красивые, сведущие в светских приличиях. Лейан видел в них настоящих принцев. Он был убит горем, когда Роже, старший и куда более рассудительный, героически погиб в двадцать два года, ведя войска дяди-императора против мятежников острова Фисития. За него отомстил его брат Лагес, который нехватку острого ума, присущего Роже, возмещал горячностью. М'Кори разделила траур по Роже, ибо они трое выросли вместе, как братья и сестра. Но когда траур закончился, она и Лагес стали любовниками.
Затем, четыре года назад, Лейан увидел, что его тщательно разработанный план под угрозой. Неистен Мариль полюбил вновь.
С отмеченного несчастливой звездой северного острова Пеллин явилась женщина неземной красоты. Она звалась Эфрель. Она была лучших кровей; ее род дал свое имя островному королевству, которым и правил многие столетия. Когда создавалась империя, полагали, что правителями ее станут владыки Пеллина, поскольку их кровь была древнейшей и благороднейшей. Но на долю Пеллина выпали мрачные времена, и древнее королевство не оказалось достойным соперником более молодым и сильным южным королевствам. Действительно, все угрозы господству Товноса исходили и исходят от его молодых соседей, а не от далекого Пеллина, хотя не секрет, что владыки Пеллина всегда мечтали взять в свои руки бразды правления империей.
Но остров Пеллин имеет дурную репутацию с тех дней, когда люди впервые пересекли Западное море и обосновались в этих краях. Наша история стара, и многие века до основания империи скрыты под покровом мифов и преданий. Тем не менее руины диковинных каменных строений в некоторых избегаемых местах на островах бросают вызов всему известному. Мы ничего не знаем о племени, построившем эти цитадели. Легенды говорят, что они превратились в руины еще до прихода человека на острова. Несомненно, эти обвалившиеся камни – непостижимо древние, и ни один человек не может предположить ни сколько веков прошло с тех пор, как были воздвигнуты циклопические крепости, ни того, чья рука разрушила их. Существуют предания, рассказывающие о жутких, словно из ночных кошмаров сумасшедшего бога, высеченных на камнях сценах грандиозной битвы между морскими чудовищами. Первые мореплаватели, обосновавшиеся на этих островах, с трудом уничтожили эти изображения ударами молотка и зубила. Не осталось ни одного из них, чтобы подтвердить эти мифы. И больше всего таких покрытых лишайником руин как раз на острове Пеллин, где они сохранились в лучшем состоянии, чем руины на южных островах.
Безусловно, не только из-за безмерно глубоких вод к северу от Пеллина ни один рыбак не расставит там свои сети, а купцы отклоняются от курса на многие лиги, избегая эти места. Эта часть Западного моря именуется Сорн-Элин, что на древнем языке значит «Бездонное море». Его глубины никогда не измерялись. Предание говорит, что в этом месте Земля расколота и что воды Сорн-Элина текут вниз в мировой океан, на котором и плавает наш мир. Хорошенькая теория о сотворении мира, нечего сказать, хотя с тех пор философы напридумывали и еще более дурацкие.
Сложнее отмахнуться от рассказов тех немногих людей, кто отважился пересечь Сорн-Элин и вернулся – или заявляет, что сделал это. Они говорят о призрачных огнях, мерцающих ночью глубоко под водой, о причудливых фигурах, которые проносятся на темных волнах в полнолуние. Некоторые утверждают, что слышали потусторонний жалобный вой – звук, который заставляет мужчин кричать и сводит морских волков с ума. Говорят, что в Сорн-Элине обитают жуткие морские чудовища, которых нет ни в одном другом море, – омерзительные создания, которые способны увлечь под воду целый корабль с его командой. Старейшие легенды рассказывают о древней расе демонов, которые обитают в черных глубинах Сорн-Элина и готовы уничтожить всякого, кто отважится нарушить границы их подводного царства.
И с этими мрачными преданиями перекликаются более свежие истории, о которых моряки повествуют со страхом в глазах. Над такими историями смеются при свете дня или рассказывают их за кружкой эля, чтобы пощекотать нервы, однако ночью и в море об этом не говорят.
Вот пример. Несколько лет назад капитан из Тресли шел домой с большим грузом лартроксианского зерна. Не желая подвергать груз воздействию океанской влаги дольше чем необходимо и стремясь опередить конкурентов, он решил не плыть кружным путем мимо островов к югу от Пеллина, а направиться на север прямо через Сорн-Элин. Команда была встревожена, но он соблазнил матросов обещанием дополнительной платы, зная, что если прибудет на Тресли первым, то сможет назначить более высокую цену на зерно.
Когда они вступили в пределы Сорн-Элина, дозорный заметил следы кораблекрушения. Подплыв ближе, они обнаружили обломок корпуса аммурианского судна, к полузатопленным доскам был привязан человек. Моряк держался на плаву несколько дней после крушения, но не только гибель корабля и нехватка воды и питья превратили его в безумца. Отбрасывая тех, кто пытался позаботиться о его израненном теле, он исступленно кричал о склизких черных щупальцах и безликих демонах моря. Когда его привязали к койке, команда была поражена, увидев жуткие шрамы, покрывавшие его иссохшее тело, – как будто его обвязывали раскаленной докрасна цепью.
Мало что можно было понять из его несвязного бреда, но и этого было достаточно, чтобы заставить капитана повернуть корабль и поспешить прочь, дабы избежать мятежа на борту. И что самое удивительное, в первую же ночь после своего спасения потерпевший кораблекрушение пробудился, мучимый кошмарами, разорвал толстые веревки, удерживавшие его, и с маниакальной силой прорвался мимо тех, кто пытался его удержать. Моряк, наблюдавший за тем, как беглец, прыгнув за борт, уплывал, клялся, что видел странный свет, мерцающий под темными водами, и некоторые утверждали, что слышали слабый гул, доносившийся из глубины.
Есть много других диковинных историй – достаточно, чтобы понять, что с Пеллином и морем вокруг него что-то не в порядке. Сень зла нависает и над королевской семьей, ибо общеизвестно, что владыки Пеллина давно изучают тайны, которые лучше было бы оставить непознанными. Все знают, что прадедушка Эфрель убил свою младшую внучку и искупался в ее крови, чтобы вернуть себе молодость. Неизвестно, преуспел ли он, потому что его разъяренный сын вскоре убил его.
Рассказывают, что глубоко под погребами и темницами Дан-Леге, черной цитадели владык Пеллина, находится огромный подземный зал. В этой просторной пещере владыки Пеллина веками пытали своих врагов и занимались мерзкими исследованиями в чародейском искусстве Те немногие, кто побывал там и вышел наружу, сохранив здравый рассудок, рассказывали, что в полу пещеры находится огромный водоем, воды которого прибывают и убывают в соответствии с приливом и отливом. В черных глубинах этого водоема похоронены многие секреты, которыми Пеллин не собирается делиться ни с кем.
Но вернемся к делам дней нынешних и к Эфрель.
Именно в эту потайную пещеру ночью примерно тридцать лет назад Пеллин Отрин, король Пеллина, приволок совсем юную девушку, кричащую и обнаженную, и, несмотря на то что это была его кузина Верль, никто не осмелился вмешаться. Что они там делали, никто не узнал, но на рассвете Верль выбралась наверх едва живая, в ее широко раскрытых глазах плескалось безумие. Пеллин Отрин хранил молчание о том, что случилось, да и никто не посмел бы спросить. Вскоре после этого Лирд, бездетная жена Отрина, заболела непонятной болезнью и умерла. Пепел ее погребального костра еще не остыл, когда Отрин объявил, что новой королевой будет Верль. Кое-кто удивился, что он собирается жениться на несчастной девочке, ибо известно было, что в сердце Отрина нет ни капли жалости. И также никто не понял, почему Отрин умертвил лекаря и повивальную бабку, несколько месяцев спустя принимавших на свет их дочь, ибо ребенок был совершенством во всех отношениях.
Этим ребенком и была Эфрель. После рождения Эфрель безумие Верль усугубилось, временами она набрасывалась на дитя, и ее приходилось удерживать силой. Пеллин Отрин поместил жену в уединенные покои с прислугой, которая постоянно была настороже. Когда Эфрель была отнята от материнской груди, ее передали няньке, и после этого о Верль не было сказано ни слова, и ни один человек не спросил, что с ней. Когда Эфрель немного подросла, Отрин взял ее к себе и лично уделял внимание каждой мелочи в ее образовании – в управлении государством и тайных изысканиях владык Пеллина.
Однажды ночью Пеллин Отрин был найден в своих покоях задушенным, хотя снаружи не слышали никакого шума. Его охрана не могла ни объяснить, как убийца проскользнул мимо них, ни догадаться, чей шнур оставил на теле их господина синевато-багровые рубцы, ни предположить, откуда в его бороде взялись морские водоросли.
Его смерть оставила Пеллин без наследника мужского пола, но в длинной истории Пеллина был случай, когда островом правила женщина. И Пеллин Отрин хорошо обучил свою дочь. Таким образом, Эфрель взошла на древний трон Пеллина.
Об Эфрель говорят, что она погрузилась в изучение демонологии и черных искусств со страстью, даже превзошедшей увлечений ее нечестивых предков. Возможно, ее побуждало желание вернуть древнюю славу Дома Пеллина, который неумолимо двигался к забвению в пределах империи. Может быть, она искала пути, как возродить безжизненную кровь своего рода, наследники которого с каждым поколением были все малочисленнее и болезненнее, а фамильное безумие, мучившее Дом Пеллина, все усиливалось.
Также ходят упорные слухи, что Эфрель только наполовину человек, что ее настоящим отцом был не Пеллин Отрин, а демон, вызванный его чарами, который возлег с Верль в ту ночь, когда она сошла с ума. Этим можно было бы истолковать навязчивый интерес Эфрель к колдовству. Более того, это могло бы объяснить ее нечеловеческую красоту – или ее живучесть, которая как сорняк по сравнению с хилыми цветами у прочих представителей ее рода. Возможно, ее сверхъестественное происхождение дало ей силу зажечь страсть в Неистене Мариле, который в свои неполные сорок лет оставался так же холоден и неприступен, как и прежде.
Неистен Мариль впервые увидел Эфрель, когда та была представлена ко двору. Она грациозно двигалась в облегающем одеянии, сделанном из переливчатой чешуи слепых морских змей, выловленных в Сорн-Элине. Когда ее представили императору, как предписывает придворный этикет, искусительница объяснила Марилю, что явилась с Пеллина, чтобы выразить свое почтение ему и провести некоторое время при императорском дворе, что было одной из привилегий особ королевской крови. С этого момента Мариль думал только об Эфрель, ибо экзотическая красота и загадочный ореол, окружавший ее (а возможно, и ее колдовство), совершенно покорили его долго дремавшие чувства. Возрожденные после столь долгого времени, они запылали едва сдерживаемым огнем, и всем было очевидно, что вскоре в Товносе будет новая королева.
Разумеется, ход событий привел в смятение Лейана, как и многих других, кто предсказывал, что союз с пользующимся дурной славой Пеллином не принесет ничего хорошего. Но Мариль совсем потерял голову из-за этой светлокожей красавицы с локонами цвета полуночи и темными глазами, сиявшими, как ониксы. Даже те, кто ненавидел новую звезду двора, признавали, что ее красота затмевает всех женщин, которых они когда-либо видели, – включая М'Кори, которая – под покровительством Лейана – пользовалась успехом при императорском дворе. И возражения против надвигающейся женитьбы императора быстро утихли, после того как Мариль приказал обезглавить доверенного советника, придя в ярость от его совета повременить, исполненного самых благих намерений.
Итак, они поженились, и империя успокоилась, пытаясь извлечь максимум выгоды из сложившейся ситуации. Однако, к своему неудовольствию, Эфрель вскоре обнаружила, что, хотя она и покорила ложе Мариля, трон она не получила. Мариль был человеком сильной воли, который не смешивал свои сердечные дела с делами империи. Так что Эфрель поняла: ее намерения править не исполнились, несмотря на все ухищрения и тайные чары, и что большинство дворян из тех, кого она привезла с собой в качестве свиты, не получили ни влияния, ни солидных должностей при императорском дворе.
И по мере того как шло время, Эфрель поняла, что утрачивает власть и над чувствами Мариля – ибо сильная страсть слишком часто истощает дух и сама быстро истощается. Но более важным было то, что, несмотря на усилия Мариля, Эфрель так и не понесла. Опять он не смог произвести сына-наследника, и разочарование в этом остудило его страсть к ней. Его плодовитость была несомненной; следовательно, это Эфрель была бесплодна. Возможно, что, будучи в дурном настроении, он припомнил старые слухи о ее нечеловеческом происхождении – ибо это обычное дело, когда гибриды оказываются стерильны. В гневе он прекратил все отношения с женой, кроме самых официальных.
Эфрель обратилась к интригам. Разыскав Лейана, она с легкостью соблазнила его своей красотой и обещанием посодействовать Лейану в его претензиях на трон. Ибо если Неистен Мариль умрет, не оставив сына-наследника, его преемником станет Лейан. Эта мысль, конечно, не раз приходила Лейану в голову, но он прекрасно знал, какие предосторожности предпринимает его сводный брат, чтобы предотвратить покушение, и что он будет первым обвиняемым в случае такового. Но немало мужчин утрачивают всякую осторожность в женских объятиях. Не был исключением и Лейан.
Эти двое замыслили убить Неистена Мариля с помощью медленнодействующего яда, компоненты которого вызовут естественный недуг. Любую попытку двора воспротивиться наследованию Лейана они подавят с помощью армии, которая их поддержит. Заговор был уже в процессе осуществления, и часть знати принесла Лейану клятву верности в обмен на вознаграждение после того, как он взойдет на трон.
Затем заговорщиков постигла катастрофа.
Мариль всегда был начеку в отношении возможных заговоров, особенно со стороны сводного брата. Его система осведомителей была куда более эффективной, чем предполагали Эфрель и Лейан. Так что Мариль узнал о заговоре еще до того, как тот успел созреть. Однажды ночью он застал Лейана в спальне Эфрель и объявил, что всех, кто замешан в заговоре, сейчас возьмут под стражу.
Лейан вскочил с постели, успев схватить меч до того, как охрана Мариля смогла остановить его. Но Мариль с присущим ему безрассудством велел своим людям не вмешиваться и с радостью встретил атаку брата. Произошла отчаянная схватка – ибо у Лейана оставалась возможность получить трон, если бы он выиграл эту дуэль. Как клялись те, кто видел эту схватку, хотя, понятно, они и преувеличили, эти два умудренных опытом, понаторевших в постоянных тренировках и закаленных во многих походах ветерана бились полчаса. Лейан считался лучшим бойцом на мечах, но Мариль, скорее всего умышленно, вступил в схватку с братом, когда тот был хмельной от вина и недавних любовных игр. Кроме того, Лейан был обнажен, а Мариль – одет в кольчугу.
Шаг за шагом Мариль вынуждал Лейана отступать, раз от разу пробивая его отчаянную защиту, отвечая на превосходное владение мечом своей растущей уверенностью. Маленький порез здесь, пропущенный укол там – раны, которые кольчуга отразила бы, но обнаженная плоть принимала в себя. Наконец Лейан на мгновение опоздал, двинувшись навстречу обманчивому удару могучей правой руки Мариля. Клинок Мариля пронзил бок Лейана, тот упал, и кровь, хлынувшая в его пронзенные легкие, задушила его последние проклятия. Ему из всех заговорщиков досталась самая легкая участь.
Эфрель попыталась покончить с собой, но стражи оказались быстрыми и удержали кинжал, когда она уже поднесла его к груди. Мариль оставил ее рядом с трупом под строгой охраной, дабы она поразмышляла, какая участь ждет ее с наступлением нового дня.
На заре Мариль разослал глашатаев поведать товносианскому народу о раскрытом заговоре и собрать всех в полдень на казнь. Люди собрались на центральной площади в ожидании зрелища и обещанного дарового угощения.
Эфрель явилась облаченной в свой самый великолепный наряд и лучшие украшения. Все узнали платье, которое было на ней, когда она очаровала Мариля. Она, как всегда, села на трон рядом с Неистеном Марилем, только вместо фрейлин ее сопровождала стража. Затем вывели шестерых лордов, принесших Лейану клятву верности, и приковали их к эшафотам, воздвигнутым за ночь. После того как палачи вырвали у них раскаленными клещами языки и пронзили их руки и ноги металлическими прутьями, были приведены их родичи и слуги. Медленно, не ломая шеи, чтобы продлить агонию, каждого мужчину, женщину и ребенка повесили на глазах их лордов. И лишь после того, как заговорщики стали свидетелями казни всех своих домочадцев, их искусно накололи на прутья и подвесили, как быков на шампурах, над слабым огнем. Ужасная кара, но такое наказание закон предусматривает за козни против законного государя.
На протяжении всего длинного дня – ибо уже почти стемнело, когда умер последний лорд – Эфрель заставляли смотреть это ужасное зрелище, и ее терзания были еще сильнее, ибо ей по-прежнему оказывали все знаки уважения. Только боги знают, какие мысли мелькали в ее голове. Она знала, что у Мариля нет жалости, что ей не стоит рассчитывать на пощаду. Но, возможно, в ней, смешанная с ужасными предчувствиями, жила надежда, что Мариль смилостивится над той, которую некогда любил. Глупая надежда, если она была.
Когда последнее изуродованное тело прекратило корчиться и толпа заволновалась от скуки, ожидая финал, достойный этого длинного дня, Мариль обратился к Эфрель: «Для тебя, Эфрель, лживая шлюха с поцелуями змеи, я придумал менее обычную смерть. Такую, которая соответствует твоей животной похоти и благородной крови. Я нашел для тебя супруга под стать твоему кроткому нраву и высокой морали».
Когда она отшатнулась в ужасе от ярости, которая исказила его лицо и перехватила голос, Мариль сделал знак страже.
– Нет, мне кажется, ты на неверном пути, Арбас. Готов поспорить, что Имель как раз думал, что, когда он последний раз видел это кольцо, оно было на знакомой руке. Предположим, на руке того ублюдка, который крался следом за вами.
Голос Арбаса поднялся чуть ли не до визга:
– Следил за нами! О, Имель, это заставляет меня выглядеть легковерным. – Он прижал острие кинжала к шее сильнее. Имель едва дышал, пытаясь втиснуться сам в себя, чтобы отстраниться.
– Это мусейский клинок, – пояснил убийца Имелю. – Члены горных кланов неделями выковывают сталь, придавая ей определенную форму. Они говорят, что сталь слабеет и становится хрупкой, как клинок жителя равнин, если ее не поить вдоволь кровью врага каждые десять дней или около того.
– Я бы сказал, что это пеллинская работа, – заметил Кейн.
– Это потому, что рукоятку приспособил для меня умелец-пеллинит, – обиженно возразил Арбас. – Во всяком случае, дворянин, которому принадлежал этот нож до того, как я его убил, клялся, что это мусейский клинок. Такую сталь ни с чем не спутаешь – глянь, как она легко перережет горло Имелю.
Кейн покачал головой и встал.
– Может быть, но чуть позже. Дай ему вздохнуть. Как оказалось, за вами следовал только один человек, и я его ждал. Я думаю, теперь Имель нам все расскажет.– Он вперил в Имеля свой убийственный взгляд, сейчас пылающий яростью. Имель знал, что он очень близок к смерти. – Кто он был? Почему он следовал за вами? – Кейн не тратил лишних слов на предостережение не лгать, да и Имель, наверное, не смог бы – во всяком случае находясь в плену этих глаз.
– Офицер, который сопровождал меня из Товноса. Это был мой телохранитель. Я прошел трущобы Ностоблета, пытаясь отыскать тебя, и мне казалось необходимым, чтобы он сопровождал меня на некотором расстоянии. Сегодня я приказал ему следовать за мной, когда я пойду с Арбасом.
Кейн поразмыслил некоторое время.
– Да, потому что ты не доверял ему, и у тебя были для этого основания. Стоило Арбасу застать тебя одного, и он убил бы тебя без малейших сожалений ради твоего кошелька – если бы я не велел ему привести тебя сюда. Любопытство с моей стороны. Мой друг Биндофф сказал мне, что ты младший отпрыск обедневшей товносианской дворянской семьи, человек сомнительной честности, но, по общему мнению, довольно ловкий – и что ты пришел к нему с весьма любопытными рекомендациями и спросил, где найти меня.
Так что ты оправдан, но не прощен. Учитывая, что в Южной Лартроксии каждая добрая душа жаждет моей крови, я не могу рисковать. Твой приход сюда был риском; твой приход с сопровождением – еще большим риском. Может быть, этой ночью мне сопутствует удача, так как я не обнаружил никаких признаков, свидетельствующих о том, что за твоим другом следили. Во всяком случае, мне пришлось ждать под дождем довольно долго, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Понимаешь, я тоже не доверяю тебе, Имель. Так что я ждал снаружи на скалах в стороне от тропы. Проследил, как ты и Арбас прошли, и потом встретил твоего друга. Боюсь, я его очень испугал. Зато у него было любопытное колечко.
С обманчивой небрежностью он бросил кольцо в кучу всякой всячины, добытой из гробниц. Он сделал знак разочарованному убийце отпустить товносианца и спросил:
– Еще раз. Что у тебя за дело?
Когда Арбас убрал клинок, Имель медленно выдохнул. Струйки пота, стекавшие с лица, жгли алую линию на горле. Его шея горела в том месте, где ее обожгло дыхание убийцы. Собираясь с мыслями с усилием, от которого, он знал, зависит его жизнь, Имель начал:
– Я послан сюда человеком, которому нужны твои услуги и который охотно заплатит за них по-королевски.
– На самом деле? Несколько туманно. Все-таки будь поточнее. Как мне заплатят?
– Богатством, властью, положением – может быть, королевством.
– Ты меня заинтересовал. А теперь в подробностях. Особенно в отношении моих «услуг», как ты это назвал.
– Конечно. Но для начала, что ты знаешь о делах Товносианской империи?
– О ее текущих делах – немного. Я уже несколько лет не был на островах.
– В этом случае, прости, но мне придется начать с довольно длинной истории, чтобы объяснить мое задание.
– Если я найду ее интересной, – пробормотал Кейн и затем приглушенно воскликнул: – Нет, вы только посмотрите! – Злобно попискивающий жук подбежал к столу и уверенно направился к мигающему фонарю. Кейн подхватил большущего скарабея и зачарованно наблюдал, как тот переползает с одной руки на другую. – Посланец от мертвых. Они любят прятаться в гниющих черепах.– Он взглянул на напряженное лицо Имеля. – Вперед. Я слушаю.
РАССКАЗ ИМЕЛЯ
Неистен Мариль правит ныне как монарх Товноса, этот трон дает ему также титул императора Товносианской империи – островной федерации к югу и востоку от Лартроксианского берега, за Средним морем. Как тебе, наверное, известно, империя возникла два столетия назад на этом архипелаге из восьми крупных островов, каждый площадью от двух до трех тысяч квадратных миль, примерно дюжины меньших островов и бесчисленных клочков земли, слишком мелких, чтобы о них говорить. Как самый большой и могущественный остров, Товнос был центром почти все время существования империи, и Неистен Мариль – потомок рода, долго дававшего сильных и искусных правителей.Когда его отец, Неистен Сирром, умер, на трон был еще один потенциальный претендент – старший сводный брат Неистена Мариля, Лейан, внебрачный сын Неистена Сиррома и обольстительной дворянки из Тресли. Поскольку Лейан был незаконным сыном, он не носил династического имени и не имел шансов на престол – разве если Мариль умрет, не оставив сына-наследника. Поэтому он был в смятении, когда его младший брат рано женился на своей дальней родственнице из Кварноры и она вскоре понесла.
Молодая жена подарила ему дочь по имени М'Кори и вскоре снова понесла. Но когда время разрешения от бремени уже приближалось, она заболела и умерла, не родив ребенка. Ходили слухи, что ее отравил Лейан, чтобы она не дала наследника, но она всегда была болезненной, и, вероятно, вынашивание двух детей подряд оказалось большей нагрузкой, чем она могла выдержать.
В течение нескольких месяцев после этого Мариль был неприступен, его душу раздирали противоречивые чувства. Одним была дикая ярость от разочарования – ибо он лично рассек ее утробу и извлек сына, которому не хватило всего нескольких недель, чтобы появиться на свет. Но он глубоко любил ее, и его ярость превращалась в отчаяние, его мучило чувство вины за то, что он слишком настойчиво заставлял свою молодую жену подарить ему сына. Время потихоньку исцелило муки, разрывавшие его душу, но он стал суровым, не ведающим любви человеком с характером, который и прежде не был мягок, а теперь стал еще хуже. Казалось, он изгоняет все мысли о прошлой или будущей женитьбе; его дочь М'Кори страдала от отцовского пренебрежения. О ней заботился Лейан – не из жалости, но потому что у него было двое сыновей, Лагес и Роже, он лелеял мысль о женитьбе одного из них на М'Кори и хотел таким образом обеспечить престол для своего рода, если не для себя самого.
Последующие годы благоприятствовали его смелым планам, так как Мариль оставался не женатым, а М'Кори росла – дитя поразительной красоты и бесхитростности, граничившей с простотой. Она чувствовала трогательную благодарность к дяде и сильную привязанность к его сыновьям. Лагес и Роже выросли сильными молодыми людьми и были гордостью отца – искусные в бою, красивые, сведущие в светских приличиях. Лейан видел в них настоящих принцев. Он был убит горем, когда Роже, старший и куда более рассудительный, героически погиб в двадцать два года, ведя войска дяди-императора против мятежников острова Фисития. За него отомстил его брат Лагес, который нехватку острого ума, присущего Роже, возмещал горячностью. М'Кори разделила траур по Роже, ибо они трое выросли вместе, как братья и сестра. Но когда траур закончился, она и Лагес стали любовниками.
Затем, четыре года назад, Лейан увидел, что его тщательно разработанный план под угрозой. Неистен Мариль полюбил вновь.
С отмеченного несчастливой звездой северного острова Пеллин явилась женщина неземной красоты. Она звалась Эфрель. Она была лучших кровей; ее род дал свое имя островному королевству, которым и правил многие столетия. Когда создавалась империя, полагали, что правителями ее станут владыки Пеллина, поскольку их кровь была древнейшей и благороднейшей. Но на долю Пеллина выпали мрачные времена, и древнее королевство не оказалось достойным соперником более молодым и сильным южным королевствам. Действительно, все угрозы господству Товноса исходили и исходят от его молодых соседей, а не от далекого Пеллина, хотя не секрет, что владыки Пеллина всегда мечтали взять в свои руки бразды правления империей.
Но остров Пеллин имеет дурную репутацию с тех дней, когда люди впервые пересекли Западное море и обосновались в этих краях. Наша история стара, и многие века до основания империи скрыты под покровом мифов и преданий. Тем не менее руины диковинных каменных строений в некоторых избегаемых местах на островах бросают вызов всему известному. Мы ничего не знаем о племени, построившем эти цитадели. Легенды говорят, что они превратились в руины еще до прихода человека на острова. Несомненно, эти обвалившиеся камни – непостижимо древние, и ни один человек не может предположить ни сколько веков прошло с тех пор, как были воздвигнуты циклопические крепости, ни того, чья рука разрушила их. Существуют предания, рассказывающие о жутких, словно из ночных кошмаров сумасшедшего бога, высеченных на камнях сценах грандиозной битвы между морскими чудовищами. Первые мореплаватели, обосновавшиеся на этих островах, с трудом уничтожили эти изображения ударами молотка и зубила. Не осталось ни одного из них, чтобы подтвердить эти мифы. И больше всего таких покрытых лишайником руин как раз на острове Пеллин, где они сохранились в лучшем состоянии, чем руины на южных островах.
Безусловно, не только из-за безмерно глубоких вод к северу от Пеллина ни один рыбак не расставит там свои сети, а купцы отклоняются от курса на многие лиги, избегая эти места. Эта часть Западного моря именуется Сорн-Элин, что на древнем языке значит «Бездонное море». Его глубины никогда не измерялись. Предание говорит, что в этом месте Земля расколота и что воды Сорн-Элина текут вниз в мировой океан, на котором и плавает наш мир. Хорошенькая теория о сотворении мира, нечего сказать, хотя с тех пор философы напридумывали и еще более дурацкие.
Сложнее отмахнуться от рассказов тех немногих людей, кто отважился пересечь Сорн-Элин и вернулся – или заявляет, что сделал это. Они говорят о призрачных огнях, мерцающих ночью глубоко под водой, о причудливых фигурах, которые проносятся на темных волнах в полнолуние. Некоторые утверждают, что слышали потусторонний жалобный вой – звук, который заставляет мужчин кричать и сводит морских волков с ума. Говорят, что в Сорн-Элине обитают жуткие морские чудовища, которых нет ни в одном другом море, – омерзительные создания, которые способны увлечь под воду целый корабль с его командой. Старейшие легенды рассказывают о древней расе демонов, которые обитают в черных глубинах Сорн-Элина и готовы уничтожить всякого, кто отважится нарушить границы их подводного царства.
И с этими мрачными преданиями перекликаются более свежие истории, о которых моряки повествуют со страхом в глазах. Над такими историями смеются при свете дня или рассказывают их за кружкой эля, чтобы пощекотать нервы, однако ночью и в море об этом не говорят.
Вот пример. Несколько лет назад капитан из Тресли шел домой с большим грузом лартроксианского зерна. Не желая подвергать груз воздействию океанской влаги дольше чем необходимо и стремясь опередить конкурентов, он решил не плыть кружным путем мимо островов к югу от Пеллина, а направиться на север прямо через Сорн-Элин. Команда была встревожена, но он соблазнил матросов обещанием дополнительной платы, зная, что если прибудет на Тресли первым, то сможет назначить более высокую цену на зерно.
Когда они вступили в пределы Сорн-Элина, дозорный заметил следы кораблекрушения. Подплыв ближе, они обнаружили обломок корпуса аммурианского судна, к полузатопленным доскам был привязан человек. Моряк держался на плаву несколько дней после крушения, но не только гибель корабля и нехватка воды и питья превратили его в безумца. Отбрасывая тех, кто пытался позаботиться о его израненном теле, он исступленно кричал о склизких черных щупальцах и безликих демонах моря. Когда его привязали к койке, команда была поражена, увидев жуткие шрамы, покрывавшие его иссохшее тело, – как будто его обвязывали раскаленной докрасна цепью.
Мало что можно было понять из его несвязного бреда, но и этого было достаточно, чтобы заставить капитана повернуть корабль и поспешить прочь, дабы избежать мятежа на борту. И что самое удивительное, в первую же ночь после своего спасения потерпевший кораблекрушение пробудился, мучимый кошмарами, разорвал толстые веревки, удерживавшие его, и с маниакальной силой прорвался мимо тех, кто пытался его удержать. Моряк, наблюдавший за тем, как беглец, прыгнув за борт, уплывал, клялся, что видел странный свет, мерцающий под темными водами, и некоторые утверждали, что слышали слабый гул, доносившийся из глубины.
Есть много других диковинных историй – достаточно, чтобы понять, что с Пеллином и морем вокруг него что-то не в порядке. Сень зла нависает и над королевской семьей, ибо общеизвестно, что владыки Пеллина давно изучают тайны, которые лучше было бы оставить непознанными. Все знают, что прадедушка Эфрель убил свою младшую внучку и искупался в ее крови, чтобы вернуть себе молодость. Неизвестно, преуспел ли он, потому что его разъяренный сын вскоре убил его.
Рассказывают, что глубоко под погребами и темницами Дан-Леге, черной цитадели владык Пеллина, находится огромный подземный зал. В этой просторной пещере владыки Пеллина веками пытали своих врагов и занимались мерзкими исследованиями в чародейском искусстве Те немногие, кто побывал там и вышел наружу, сохранив здравый рассудок, рассказывали, что в полу пещеры находится огромный водоем, воды которого прибывают и убывают в соответствии с приливом и отливом. В черных глубинах этого водоема похоронены многие секреты, которыми Пеллин не собирается делиться ни с кем.
Но вернемся к делам дней нынешних и к Эфрель.
Именно в эту потайную пещеру ночью примерно тридцать лет назад Пеллин Отрин, король Пеллина, приволок совсем юную девушку, кричащую и обнаженную, и, несмотря на то что это была его кузина Верль, никто не осмелился вмешаться. Что они там делали, никто не узнал, но на рассвете Верль выбралась наверх едва живая, в ее широко раскрытых глазах плескалось безумие. Пеллин Отрин хранил молчание о том, что случилось, да и никто не посмел бы спросить. Вскоре после этого Лирд, бездетная жена Отрина, заболела непонятной болезнью и умерла. Пепел ее погребального костра еще не остыл, когда Отрин объявил, что новой королевой будет Верль. Кое-кто удивился, что он собирается жениться на несчастной девочке, ибо известно было, что в сердце Отрина нет ни капли жалости. И также никто не понял, почему Отрин умертвил лекаря и повивальную бабку, несколько месяцев спустя принимавших на свет их дочь, ибо ребенок был совершенством во всех отношениях.
Этим ребенком и была Эфрель. После рождения Эфрель безумие Верль усугубилось, временами она набрасывалась на дитя, и ее приходилось удерживать силой. Пеллин Отрин поместил жену в уединенные покои с прислугой, которая постоянно была настороже. Когда Эфрель была отнята от материнской груди, ее передали няньке, и после этого о Верль не было сказано ни слова, и ни один человек не спросил, что с ней. Когда Эфрель немного подросла, Отрин взял ее к себе и лично уделял внимание каждой мелочи в ее образовании – в управлении государством и тайных изысканиях владык Пеллина.
Однажды ночью Пеллин Отрин был найден в своих покоях задушенным, хотя снаружи не слышали никакого шума. Его охрана не могла ни объяснить, как убийца проскользнул мимо них, ни догадаться, чей шнур оставил на теле их господина синевато-багровые рубцы, ни предположить, откуда в его бороде взялись морские водоросли.
Его смерть оставила Пеллин без наследника мужского пола, но в длинной истории Пеллина был случай, когда островом правила женщина. И Пеллин Отрин хорошо обучил свою дочь. Таким образом, Эфрель взошла на древний трон Пеллина.
Об Эфрель говорят, что она погрузилась в изучение демонологии и черных искусств со страстью, даже превзошедшей увлечений ее нечестивых предков. Возможно, ее побуждало желание вернуть древнюю славу Дома Пеллина, который неумолимо двигался к забвению в пределах империи. Может быть, она искала пути, как возродить безжизненную кровь своего рода, наследники которого с каждым поколением были все малочисленнее и болезненнее, а фамильное безумие, мучившее Дом Пеллина, все усиливалось.
Также ходят упорные слухи, что Эфрель только наполовину человек, что ее настоящим отцом был не Пеллин Отрин, а демон, вызванный его чарами, который возлег с Верль в ту ночь, когда она сошла с ума. Этим можно было бы истолковать навязчивый интерес Эфрель к колдовству. Более того, это могло бы объяснить ее нечеловеческую красоту – или ее живучесть, которая как сорняк по сравнению с хилыми цветами у прочих представителей ее рода. Возможно, ее сверхъестественное происхождение дало ей силу зажечь страсть в Неистене Мариле, который в свои неполные сорок лет оставался так же холоден и неприступен, как и прежде.
Неистен Мариль впервые увидел Эфрель, когда та была представлена ко двору. Она грациозно двигалась в облегающем одеянии, сделанном из переливчатой чешуи слепых морских змей, выловленных в Сорн-Элине. Когда ее представили императору, как предписывает придворный этикет, искусительница объяснила Марилю, что явилась с Пеллина, чтобы выразить свое почтение ему и провести некоторое время при императорском дворе, что было одной из привилегий особ королевской крови. С этого момента Мариль думал только об Эфрель, ибо экзотическая красота и загадочный ореол, окружавший ее (а возможно, и ее колдовство), совершенно покорили его долго дремавшие чувства. Возрожденные после столь долгого времени, они запылали едва сдерживаемым огнем, и всем было очевидно, что вскоре в Товносе будет новая королева.
Разумеется, ход событий привел в смятение Лейана, как и многих других, кто предсказывал, что союз с пользующимся дурной славой Пеллином не принесет ничего хорошего. Но Мариль совсем потерял голову из-за этой светлокожей красавицы с локонами цвета полуночи и темными глазами, сиявшими, как ониксы. Даже те, кто ненавидел новую звезду двора, признавали, что ее красота затмевает всех женщин, которых они когда-либо видели, – включая М'Кори, которая – под покровительством Лейана – пользовалась успехом при императорском дворе. И возражения против надвигающейся женитьбы императора быстро утихли, после того как Мариль приказал обезглавить доверенного советника, придя в ярость от его совета повременить, исполненного самых благих намерений.
Итак, они поженились, и империя успокоилась, пытаясь извлечь максимум выгоды из сложившейся ситуации. Однако, к своему неудовольствию, Эфрель вскоре обнаружила, что, хотя она и покорила ложе Мариля, трон она не получила. Мариль был человеком сильной воли, который не смешивал свои сердечные дела с делами империи. Так что Эфрель поняла: ее намерения править не исполнились, несмотря на все ухищрения и тайные чары, и что большинство дворян из тех, кого она привезла с собой в качестве свиты, не получили ни влияния, ни солидных должностей при императорском дворе.
И по мере того как шло время, Эфрель поняла, что утрачивает власть и над чувствами Мариля – ибо сильная страсть слишком часто истощает дух и сама быстро истощается. Но более важным было то, что, несмотря на усилия Мариля, Эфрель так и не понесла. Опять он не смог произвести сына-наследника, и разочарование в этом остудило его страсть к ней. Его плодовитость была несомненной; следовательно, это Эфрель была бесплодна. Возможно, что, будучи в дурном настроении, он припомнил старые слухи о ее нечеловеческом происхождении – ибо это обычное дело, когда гибриды оказываются стерильны. В гневе он прекратил все отношения с женой, кроме самых официальных.
Эфрель обратилась к интригам. Разыскав Лейана, она с легкостью соблазнила его своей красотой и обещанием посодействовать Лейану в его претензиях на трон. Ибо если Неистен Мариль умрет, не оставив сына-наследника, его преемником станет Лейан. Эта мысль, конечно, не раз приходила Лейану в голову, но он прекрасно знал, какие предосторожности предпринимает его сводный брат, чтобы предотвратить покушение, и что он будет первым обвиняемым в случае такового. Но немало мужчин утрачивают всякую осторожность в женских объятиях. Не был исключением и Лейан.
Эти двое замыслили убить Неистена Мариля с помощью медленнодействующего яда, компоненты которого вызовут естественный недуг. Любую попытку двора воспротивиться наследованию Лейана они подавят с помощью армии, которая их поддержит. Заговор был уже в процессе осуществления, и часть знати принесла Лейану клятву верности в обмен на вознаграждение после того, как он взойдет на трон.
Затем заговорщиков постигла катастрофа.
Мариль всегда был начеку в отношении возможных заговоров, особенно со стороны сводного брата. Его система осведомителей была куда более эффективной, чем предполагали Эфрель и Лейан. Так что Мариль узнал о заговоре еще до того, как тот успел созреть. Однажды ночью он застал Лейана в спальне Эфрель и объявил, что всех, кто замешан в заговоре, сейчас возьмут под стражу.
Лейан вскочил с постели, успев схватить меч до того, как охрана Мариля смогла остановить его. Но Мариль с присущим ему безрассудством велел своим людям не вмешиваться и с радостью встретил атаку брата. Произошла отчаянная схватка – ибо у Лейана оставалась возможность получить трон, если бы он выиграл эту дуэль. Как клялись те, кто видел эту схватку, хотя, понятно, они и преувеличили, эти два умудренных опытом, понаторевших в постоянных тренировках и закаленных во многих походах ветерана бились полчаса. Лейан считался лучшим бойцом на мечах, но Мариль, скорее всего умышленно, вступил в схватку с братом, когда тот был хмельной от вина и недавних любовных игр. Кроме того, Лейан был обнажен, а Мариль – одет в кольчугу.
Шаг за шагом Мариль вынуждал Лейана отступать, раз от разу пробивая его отчаянную защиту, отвечая на превосходное владение мечом своей растущей уверенностью. Маленький порез здесь, пропущенный укол там – раны, которые кольчуга отразила бы, но обнаженная плоть принимала в себя. Наконец Лейан на мгновение опоздал, двинувшись навстречу обманчивому удару могучей правой руки Мариля. Клинок Мариля пронзил бок Лейана, тот упал, и кровь, хлынувшая в его пронзенные легкие, задушила его последние проклятия. Ему из всех заговорщиков досталась самая легкая участь.
Эфрель попыталась покончить с собой, но стражи оказались быстрыми и удержали кинжал, когда она уже поднесла его к груди. Мариль оставил ее рядом с трупом под строгой охраной, дабы она поразмышляла, какая участь ждет ее с наступлением нового дня.
На заре Мариль разослал глашатаев поведать товносианскому народу о раскрытом заговоре и собрать всех в полдень на казнь. Люди собрались на центральной площади в ожидании зрелища и обещанного дарового угощения.
Эфрель явилась облаченной в свой самый великолепный наряд и лучшие украшения. Все узнали платье, которое было на ней, когда она очаровала Мариля. Она, как всегда, села на трон рядом с Неистеном Марилем, только вместо фрейлин ее сопровождала стража. Затем вывели шестерых лордов, принесших Лейану клятву верности, и приковали их к эшафотам, воздвигнутым за ночь. После того как палачи вырвали у них раскаленными клещами языки и пронзили их руки и ноги металлическими прутьями, были приведены их родичи и слуги. Медленно, не ломая шеи, чтобы продлить агонию, каждого мужчину, женщину и ребенка повесили на глазах их лордов. И лишь после того, как заговорщики стали свидетелями казни всех своих домочадцев, их искусно накололи на прутья и подвесили, как быков на шампурах, над слабым огнем. Ужасная кара, но такое наказание закон предусматривает за козни против законного государя.
На протяжении всего длинного дня – ибо уже почти стемнело, когда умер последний лорд – Эфрель заставляли смотреть это ужасное зрелище, и ее терзания были еще сильнее, ибо ей по-прежнему оказывали все знаки уважения. Только боги знают, какие мысли мелькали в ее голове. Она знала, что у Мариля нет жалости, что ей не стоит рассчитывать на пощаду. Но, возможно, в ней, смешанная с ужасными предчувствиями, жила надежда, что Мариль смилостивится над той, которую некогда любил. Глупая надежда, если она была.
Когда последнее изуродованное тело прекратило корчиться и толпа заволновалась от скуки, ожидая финал, достойный этого длинного дня, Мариль обратился к Эфрель: «Для тебя, Эфрель, лживая шлюха с поцелуями змеи, я придумал менее обычную смерть. Такую, которая соответствует твоей животной похоти и благородной крови. Я нашел для тебя супруга под стать твоему кроткому нраву и высокой морали».
Когда она отшатнулась в ужасе от ярости, которая исказила его лицо и перехватила голос, Мариль сделал знак страже.