Васина Нина. Красная Шапочка, черные чулочки

   На сороковой день на кладбище собрались все, кто был на похоронах. Тогда я не обратила внимания, а сейчас удивилась: в последний путь его провожало очень мало народу. Кроме меня и детей, пришли Клара Аристарховна, Ирина Дмитриевна, генеральская чета, их садовник (?) и Агелена с одной-единственной желтой розой.
   Агелене и сейчас рядом со мной было неуютно.
   – Можно обойтись без соболезнований? – первым делом спросила она, обрывая у розы лепестки и бросая их на свежий холм земли.
   Я только пожала плечами.
   – Почему его так долго не хоронили? – Второй вопрос.
   – Проводили анализы биологического материала, исследования разные.
   – Что-нибудь нашли? – Это был третий вопрос и последний. Больше мы не говорили: я вместо ответа более пристально осмотрела ее безмятежное лицо и отстраненный взгляд слишком занятого своими проблемами человека. Она только мазнула взглядом по моему лицу, с подозрительной поспешностью отводя зрачки. И ее глаза… Ее глаза залимонились!
   Мой ступор у только что установленного небольшого постамента все провожающие восприняли как естественное состояние скорби и тактично удалились к автобусу. А я стояла и судорожно соображала – почему она злится? На что она злится? На мое спокойствие или на мою непонятливость?
   На сорок второй день Ерик привез нотариуса. Тот перечислил, что я наследую как вдова. Квартира в Москве, загородный дом, автомобиль и десять тысяч долларов на банковском вкладе. У детей были отдельные именные вклады, которыми они не могли распоряжаться до своего совершеннолетия.
   – Я тебя предупреждал! – стиснул ладони Ерик и поместил их между колен. – Я же тебе все объяснил еще год назад, почему ты меня не послушалась?
   – А моя кобыла? – искренне загрустил Ося.
   – А самолет? – прошептала Нара.
   Нотариус разъяснил, что кобыла как предмет дарения остается в полном нашем распоряжении при условии, естественно, вовремя внесенных платежей за аренду места в конюшне и уход. А о самолете придется забыть: десять тысяч на вкладе – это максимум восемь полетов на среднюю дальность, и он не думает, что было бы целесообразно… и так далее и так далее…
   Не скажу, что я сильно удивилась или огорчилась. Как потом разъяснила Марго – я еще не успела настолько привыкнуть к роскоши, чтобы обезуметь от угрозы нищеты.
   На сорок третий день я попрощалась с Ириной Дмитриевной. Она расстрогалась и сказала, что будет приезжать иногда в дом Гамлета, чтобы готовить вс.я-кие вкусности и укреплять мою веру в себя.
   На сорок четвертый день я отвезла Кларе Аристарховне букет цветов и деньги. Она не удивилась, вручила мне восемь номеров телефонов желающих иметь у себя на то или иное торжество торты килограмма в три с самыми разными скульптурными композициями.
   – Обратите внимание, вот это – телефон владельца крупного ресторана. Я с ним говорила, он согласен на временную работу в удобное для вас время.
   – Как вам удалось собрать на свадьбе своего внука столько богатых людей?
   – Я не собирала, – раскрыла секрет Клара Аристарховна. – Я теперь на уроки к своим ученикам хожу с фотографией вашего свадебного торта. А вам известно, что победителю конкурса кулинаров, который будет проводиться в петроградском «Англетере», гарантируется место главного кулинара самого большого лондонского ресторана, минуточку… где-то у меня записано, куда стоит обратиться с заявкой на участие.
   – Лондонского – это круто! – грустно улыбнулась я, пожимая сухую лапку в перстнях.
   – Но учтите, – строго предупредила она, – я совершенно уверена в вашей победе и посему – будьте любезны, со следующей недели приходить на занятия. У вас ужасное произношение!
   На сорок пятый день мы с Обмороком пили кофе в уличной кафешке и обменивались обещаниями писать друг другу на е-майлы по мере накопления проблем. Обморок уверял меня, что запросто взломает любой код, даже в Пентагоне, клялся в вечной дружбе, пригласил в субботу на дискотеку с качественными «колесами», а под конец попросил взаймы двести рублей – заплатить за кофе.
   На сорок шестой день, обмысдив свое финансовое положение, я слегка успокоилась. И зря. Вечером в «мой дом» с визитом пожаловал Генерал. Жена его после беседы об именах и их национальной принадлежности, а также после лечения от паукобоязни старалась не находиться со мной в одной комнате больше пяти минут. Я не обижалась, понимая, что это – самый настоящий страх.
   Он с хозяйским видом обошел первый этаж. На кухне зачем-то заглянул в кофейник и в раковину с грязной посудой. Да, я понимаю, что раньше в этой раковине никогда не лежала свалка грязных тарелок, но теперь я мою посуду раз в день – вечером, потому что загружать посудомоечную посуду по нескольку раз тремя тарелками мне совершенно в лом.
   – Позови Освальда, – приказал Генерал после осмотра кухни.
   Мы все собрались в гостиной. Старик неодобрительно посмотрел на Нару, но ничего не сказал о ее присутствии. Сразу перешел к делу:
   – Освальд переезжает в мой дом, я начинаю дело об установлении опеки над ним.
   – Я не сирота, – вдруг твердо заявил Ося. – Я здесь у себя дома. Я не оставлю Нефилу с Нарой одних. – Подумал и добавил: – Без мужчины.
   – Ты зря волнуешься, – усмехнулся Генерал. – Без мужчины они долго не останутся. Такие женщины долго не бывают одни. Собирайся, сынок, пойдем домой.
   – Я тебе внук, а не сын.
   – Не обсуждается, – спокойно заметил Генерал.
   – Обсуждается! В этом доме все обсуждается, все имеют право голоса, никто не стоит по стойке «смирно» и не ждет приказаний! – Голос Оси сорвался. Я взяла его за руку.
   – Не нервничай так. Дедушка хочет сделать тебе лучше по своему усмотрению. Он не желает зла.
   – И кому, как не твоей мачехе, это лучше всего понять! – поддержал Генерал. – Она осталась без гроша и не в состоянии обеспечить тебе даже достойное образование!
   – Ты сам в прошлом году начал устраивать меня в английскую школу. Сам предложил оплатить учебу, я не просил.
   – Правильно, – кивнул Генерал. – Оплатил. Потому и пришел за тобой. Тебе нужно хорошенько подготовиться к отъезду в Лондон, купить кое-что из вещей. Пойдем, бабушка запекла рыбу, сделала пирог с клубникой.
   – Бабушка ничего не печет, – не может успокоиться Ося. – Это Ирина Дмитриевна готовит или из ресторана привозят.
   – Может быть, стоит разрешить Осе пожить до отъезда с нами? – вступила я.
   – Не обсуждается!
   – И зря. Дети привязались друг к другу. Перед разлукой…
   – Какой еще разлукой? – подпрыгнул Ося, развернувшись ко мне. – Я никуда не поеду без Нары!
   – Абсурд, – спокойно заметил Генерал. – Я эту девчонку не пущу даже на порог своего дома. Ты разве не видел, до чего она довела твою бабушку?
   – Минуточку! – встала я. – Ося, помолчи, пока не успокоишься, а то наговоришь лишнего – потом будешь жалеть. Я предлагаю вам компромиссное решение. Ося поживет с нами до отъезда, а я постараюсь за это время объяснить ему необходимость разлуки и почему Нара не сможет сейчас поехать с ним в Лондон.
   – Я нормальный человек, – сказал на это Ося. – Если Нары не будет со мной, так в гробу я видал этот Лондон! Ерик! – закричал он вдруг так громко, что даже на лице Генерала появилось что-то вроде недоумения и растерянности. – Хватит подслушивать под дверью, ты мне нужен.
   – Да я и не подслушивал совсем, я чай принес. – В дверях появился Ерик с подносом. – А вы так кричите, что слышно и на…
   – Скажи как юрист: дед может меня силой принудить покинуть этот дом? – перешел к делу Ося.
   – Так ведь это как посмотреть, – заюлил Ерик, расставляя чашки на столике у дивана. – С одной стороны, конечно, как близкий родственник…
   – Да или нет?
   – Учитывая твой возраст…
   – По документам – Ося мой пасынок, – напомнила я.
   – Ну, конечно, вроде бы по закону все правильно, но если обе стороны не смогли договориться…
   – И это дерьмо называет себя юристом? – не выдержал Генерал.
   – По закону твой дед не имеет права требовать от тебя ничего такого, что ты не согласен выполнить, – выпрямился Ерик и приобрел связность и уверенность речи. – Применение силы в данном случае может быть рассмотрено как похищение, и по заявлению твоей мачехи дело будет заведено уголовное и решаться оно будет в суде. Причем стоит учесть, что ты уже достаточно взрослый, чтобы высказать свои пожелания об опекуне, если твой дед, вопреки возрастному цензу и здравому смыслу, захочет установить свое опекунство помимо твоего желания.
   – Я остаюсь здесь, – стукнул Ося ладонью по подлокотнику дивана.
   – Пусть детишки выйдут, мне с вами обоими поговорить надо, – потребовал Генерал.
   – Ерик может пойти подкипятить чайник. А они никуда не уйдут, – покачала я головой. – Все семейные вопросы мы решаем сообща. Вы хотите рассказать, как собираетесь меня уничтожить? Генерал, я предлагаю вам не дружбу, нет, дружить я с вами не хочу. Я предлагаю вам взаимопонимание и некоторую поддержку при участии в судьбе Освальда. Давайте договоримся и примиримся друг с другом на время его взросления. – Я протянула в сторону сидящего Генерала обе руки, ладонями вверх.
   И получила в ответ взгляд, полный ненависти и презрения.
   – Я докажу в суде, что этот дом построен полностью на мои деньги, о чем есть соответствующие документы и сметы. Он был подарен дочери на свадьбу, я могу опротестовать его в завещании Гамлета.
   – Отлично! – убрала я руки за спину. – Я с вами согласна – это не мой дом. Это чужой дом. Можете забирать его без всяких судов и опротестований.
   – Нефила, не смей раскрывать рот и что-то решать без мнения адвоката! – завопил Ерик.
   – Дед, зачем тебе этот дом? – опешив, перешел на шепот Ося. – Тебе домов мало?
   – Замолчи, ты ничего не понимаешь, – отмахнулся Генерал и посмотрел сквозь меня тяжелым отстраненным взглядом. – Ты пришла ниоткуда и смеешь угрожать мне? Я раздавлю тебя, как противное насекомое.
   – Значит – война! – вздохнула я. – Ох, старик, хоть бы дал опомниться от боли. Я бы тогда смогла пожалеть твои искривленные суставы пальцев. Или твою тупую старческую ненависть. Что ж ты так напираешь?!
   – Нефила, – заметался Ерик, – успокойся! Давай сядем и поговорим спокойно, мы найдем какое-нибудь общее решение, мы попробуем договориться, компромисс иногда бывает удачным выходом из положения, зачем же сразу – отдавать дом?
   – Да пошел ты со своим домом! – топнула я ногой. – Я справлюсь с этим воякой безо всяких сделок и договоренностей.
   – Что ты можешь мне сделать, козявка? – усмехнулся Генерал.
   – Для начала я тебя выгоню отсюда. Так выгоню, что ты не сунешься в этот дом и ногой, пока я не уеду из него с детьми. И еще неизвестно, захочешь ли прийти после.
   – Попробуй. – Он закинул ногу на ногу и сполз в кресле, демонстрируя полнейшую расслабленность. – Ну что, за ноги потащишь? Предупреждаю, у меня рука тяжелая.
   – Дед, – прошептал Ося, – не делай так.
   – Ты говоришь о любви к своему внуку, ты, который дважды лишил его отца! Изображая повелителя судеб, ты искалечил жизнь своей дочери, отцу Оси и Гамлету.
   После этих слов Генерал выпрямился в кресле и уставился на Ерика.
   – Узнав, что твоя дочь стала близка с Кобриным, ты отдал ее в жены Гамлету. Заставил выйти за него замуж. И не говори, что не знал о беременности. Это была твоя обычная шахматная партия – таким образом ты намертво привязал к судьбе дочери обоих друзей. Один – сын, а другой – зять, да? Оба по-прежнему под рукой и без обид, а потому никому не расскажут о финансовых махинациях Генерала – родственники все-таки! Когда Гамлет узнал, что Ося – не его сын? В восемьдесят девятом?
   – Заткнись! – Генерал медленно поднялся и посмотрел на внука. – Ничего он не знал в восемьдесят девятом.
   – А чей я сын? – спросил Ося с надеждой. – Правда, что не Гамлета?
   – Он знал, иначе не предлагал бы мне, десятилетней, замужество! Он уже тогда знал, что не будет вместе с этой женщиной!
   – Ося, не слушай, эта!.. Это поганое насекомое врет, она ничего не знает, просто хочет нас поссорить. У нее нет никаких доказательств, это же смешно! Ося, я клянусь, твой отец – Гамлет!
   – Поосторожней с клятвами, старик. Хотя, если ты сейчас пообещаешь Осе сделать сравнительный анализ ДНК на отцовство, я с удовольствием предоставлю необходимый материал.
   Наступила гробовая тишина.
   Потом Ерик тихонько екнул нутром, словно подавил в себе подступившую икоту, и медленно сел там, где стоял – на ковер посередине комнаты.
   Могу поспорить, что в тот момент Генерал подумал о пропавшем теле мертвого Кобрина – по его лицу, на которое нельзя было смотреть без содрогания, так оно все перекосилось, можно было догадаться, как он себе это представляет. Начиная с раскопки неизвестной пока могилы. Откуда ему было знать о медачьоне дочери с фотографией Кобрина, вырезанной из школьного альбома, и прядью его волос. Волос, как уверял меня Ося, расписывая достижения в области клонирования, вполне достаточно для анализа ДНК.
   – Как ты смеешь вести такой разговор при ребенке? – очнулся Генерал, шагнул ко мне, и я заметила, что его руки трясутся.
   – Именно что при ребенке. Ты со своей армейской тупостью думал, что всех осчастливил, да? Имеешь при себе навеки преданных рабов, а о ребенке ты подумал? Гамлет не смог преодолеть в себе чувство обманутого жениха, и первым это на себе почувствовал Ося! Я не знаю, может быть, Гамлет и твоей дочери дал понять, насколько не умеет прощать, представь, что ей пришлось вынести в этом доме – от брачного ложа до бритвы в ванной, но Ося!.. Ты хотя бы понимаешь, что полностью перевернул в голове своего сына восприятие отцовства как родства?
   – Я тебя убью! – придумал наконец Генерал выход из положения и слегка успокоился.
   – Сначала ты уберешься из этого дома и больше сюда не сунешься. Потому что я завтра же позову рабочих, мы вытащим перламутровую ванну в коридор и поставим ее у входной двери! Приходи в гости, если сможешь пройти мимо этого сооружения, потому что я возьму у твоего внука парочку флаконов красной туши и залью ее – Ося так иногда пугал домработницу!
   – Замолчи, несчастная! – поднял руки вверх, словно сдаваясь, Генерал. – Как ты смеешь так глумиться над смертью?
   – Ты назвал меня мерзкой козявкой и поганым насекомым, ты еще не сказал, что я – паук! Я принимаю смерть так же, как и жизнь. Они существуют вместе! А ты, храбрый вояка, почему боишься перламутра в красных подтеках? Ты, который сделал все для счастья дочери – лишил ее отца ребенка и отдал на откуп собственной безопасности другому мужчине!
   – Я только зашел поговорить о внуке! – сдался Генерал, отступая к двери. – Англия, колледж, все уже решено…
   – Кончен разговор. Я предлагала тебе договориться – ты меня оскорбил. Убирайся.
   – Что же ты наделала… – не может опомниться он. – Как же ты посмела все это сказать?.. Как ты узнала?! – закричал он, выискивая глазами Ерика, но терзать жиденка не стал – Ерик сидел на полу, расставив в стороны ноги, и смотрел на меня ополоумевшим взглядом совершенно потрясенного человека.
   Генерал отлепился от него глазами, но на мое лицо посмотреть не решился, бормотал, глядя в пол:
   – Ты безжалостная стерва…
   – Выход направо.
   – Ты лишила Осю отца!
   – А ты – сразу двух! Не уберешься – я все расскажу генеральше. Что-то мне подсказывает, что она совсем не в курсе твоих стратегических маневров с женихами дочери!
   – Будь ты проклята! – прокричал он, уже невидимый у входной двери.
   – И тебе того же.
   Стало совсем тихо. Потом Нара зашевелилась и заговорила.
   – Нефила, – сказала она с придыханием ужаса, – мне страшно!
   – Да, вот такая я страшная! А что, лучше было посюсюкать и отдать ему Осю, да?
   – Я боюсь – он же тебя теперь убьет!
   – Убьет, как пить дать – убьет! – забормотал Ерик. – Пристрелит, задушит, загрызет, взорвет, утопит, отравит, зарежет!..
   Я смотрела на Осю и искала подходящие слова.
   – Покажи мне доказательства, – потребовал он.
   – Умоляю вас, только не сейчас! – запричитал Ерик. – Я не могу больше слышать слово «кладбище», а от упоминания о покойниках у меня начинаются колики. До загниваловского кладбища езды – полдня…
   Я легонько стукнула его по затылку. Ерик замолчал. За это я погладила его по овальной плешке и протянула Осе медальон Синички, который во время нервной беседы для поддержания духа (ну, Синичка, помогай!) зажала в кулаке.
   Ося открыл медальон. Нара тоже заглянула в него. Потом они оба посмотрели на меня.
   – Это – Кобра? – спросил Ося.
   – Я не знаю точно, но мне кажется, что должен быть он. – Под пристальным взглядом Ерика я твердо заявила: – Я не видела это лицо никогда. Но должны быть школьные фотографии., посмотри альбомы матери.
   – Ты устроила весь этот кровавый базар, не зная точно, чье лицо в медальоне? – с ужасом спросил Ерик, перевалился на бок, потом стал на четвереньки и пополз, стуча коленками, к дивану, где дети рассматривали фотографию.
   – Подожди минуточку, что-то я ослеп от страха. – Он отвел подальше от лица руку Оси с медальоном, крепко зажмурился, потом протер глаза. – Ну-ка, поверни на свет.
   – Ты что, ничего не знал? – спросила я.
   – Потому я тебе и не верю – я всегда все о них знал! Но такое!.. – Кое-как сфокусировав взгляд, Ерик задержал дыхание, потом шумно выдохнул и кивнул. – Да. Это Кобра. Как все грустно, – понурился он. – Кобра хотел, чтобы Гамлет назвал сына Михаилом. Был бы ты Михаил Викторович Кобрин, то есть… я хотел сказать, если бы ты был… – Он вздохнул и закончил мысль: – Какая странная штука жизнь – говорим о смерти, а на душе просветлело.
   – И никаких Ван-Тейманов? – вдруг улыбнулся Ося и толкнул Нару локтем. – Никаких гербов в брачную ночь? Расслабься, старуха! Закатимся в разврат немедленно!
   И его вырвало на пол.
   Нара заплакала.
   – Прекрати реветь! – потребовала я, стуча зубами. – Это у него нервное, ничего страшного. Меня тоже в детстве тошнило, когда я думала о мертвых.
   – Мне жалко! – всхлипывает она.
   – И мне его очень жалко, перестань, не то я тоже зареву!
   – Мне себя жалко! У всех есть папы, даже по два сразу, а у меня – ни одного!
   – Зато у тебя есть два брата, две племянницы и Ося. Ося, кстати, тоже брат.
   – Нет! – крикнула Нара.
   – Как это – нет? Спроси у Еремея Срулевича – по документам он твой сводный брат. Отведи брата в ванну и помоги ему переодеться.
   Оставшись одни, мы с Ериком кое-как вытерли пол салфетками и совершенно спонтанно пошли к бару.
   – Все еще не научилась пить водку? – спросил он, наливая мне мартини.
   – Ерик, у тебя нет чувства чего-то незавершенного, недоделанного?
   – Такого чувства у меня нет, – заявил Ерик. – Все, что можно было испортить, ты испортила. С такой информацией да умеючи мы бы могли так уделать Генерала!..
   – Я не собиралась его уделывать.
   – Почему ты рассказала такое при детях? У тебя что, соображалка отказала? Ты понимаешь, что-нор-мально воспитанные взрослые люди не говорят подобных вещей в присутствии детей, пока не обсудят все между собой?
   Он злился и запрокидывал в себя одну рюмку за другой.
   – А я не нормально воспитанная и, наверное, еще не совсем взрослая!
   – Догадываюсь, – хмыкнул Ерик.
   – Я выросла без отца, в десять лет узнала, что он меня… как это? – зачал, когда ему было семнадцать – совратил собственную учительницу!
   – Ну, это все объясняет! – с серьезным видом кивнул Ерик. – К психиатру твои родители не пробовали обращаться? Ты вообще с нормальной наследственностью?
   – Пробовали! Папочку направили к психиатру, которого он тут же совратил, и психиатр тоже от него забеременела!
 
   – Скажите пожалуйста! Постой. – Он задумался и совсем неплохо для выпившего столько водки утомленного юриста сообразил: – Агелена? А ее мама – психиатр? Да уж… – Отставив бутылку, Ерик дошел до дивана и свалился в него, тут же развалив в сторону колени. – Вырасти в подобном окружении – это как иметь пропуск в любую склоку. Где ты взяла медальон?
   – Нашла в коробке с тампаксами.
   – Понимаешь, Нефила, – проникновенно обратился ко мне Ерик, и я почувствовала, что его все-таки слегка развезло. – Не бывает так, чтобы взяла упаковку с тампаксами, вынула один, стала его заправлять себе в определенное место, а там – здрасьте! – медальон с биологическими доказательствами отцовства. Ну не бывает!
   – Бывает, – отмахнулась я. – Я нашла в ванной Синички все таким, каким это было в тот самый день. Даже трусики на вешалке висят. Меня это насторожило.
   – Что именно? Трусики?
   – Да. Я легла в ванну, чтобы посмотреть на все ее глазами. Взяла упаковку тампаксов, выпотрошила ее и нашла медальон. Это просто.
   – Действительно… – задумался Ерик. – После смерти Синички Генерал весь дом перерыл в поисках предсмертной записки. Но в коробку с тампаксами он не полез. Это Синичка правильно придумала – туда Генерал бы в жизни свой нос не сунул. Допустим, все так и было. С чего ты взяла, что в медальоне фотография Кобрина? Ты хорошо его запомнила, да? Когда увидела умирающего в лесу, так ведь?
   – Ерик, в медальоне фотография шестнадцатилетнего мальчика! Я просто кое-что сопоставила, обдумала…
   – Ты очень хитрая, – погрозил Срулевич пальцем. – Но такого не могло быть. Чтобы я чего-то пропустил из любовных дуэлей этой троицы? Никогда. Вдруг ты ошибаешься?
   – Синичка покончила собой, когда узнала о смерти Кобрина. Если я ошибаюсь, пусть Ося теперь сам решает – выяснять ему, кто является отцом, или не выяснять. У него есть волосы Кобрина, а у следователя есть результаты анализов по сгоревшему телу. Результаты анализов…
   Я застыла, глядя в стекло, отражающее люстру на потолке. В стекле – тоже люстра. Кто скажет, что нет?..
   – Что?.. – проследил за моим взглядом Ерик, попробовал привстать, но потом отказался от этой попытки.
   – Посмотри на оконное стекло. Что ты видишь?
   – Кто-то под окном, да? Выключи свет!
   – Никого там нет. Что ты видишь в оконном стекле?
   – Что я вижу?.. Ничего не вижу. – Он все-таки нашел в себе силы привстать. – О, теперь морду свою вижу.
 
   – Правильно. – Я совсем обессилела от своего открытия. – Люстру видишь?
   – И люстру вижу.
   – Это не люстра, это ее отражение, но ты говоришь, что видишь люстру! Понимаешь? – вскочила я и забегала по комнате.
   – Эко тебя развезло от ста граммов мартини. Что ты еще придумала? Видишь люстру – не видишь люстру… Нефила! – вдруг сказал Ерик севшим голосом. – Посмотри, там точно кто-то есть! С той стороны стекла! Ложись!
   С необычайной прытью Ерик вскочил с дивана, пронесся к выключателю, ударил по нему ладонью, после чего бросился на пол, увлекая меня за собой.
   Мы рухнули со страшным грохотом, потому что я, падая, зацепила стол с чайником и чашками.
   Подождав несколько секунд, я приподняла голову и осмотрела Ерика, неподвижно лежащего рядом. У его головы на белой шерсти ковра расплывалось темное пятно.
   – Ерик!.. – прошептала я в ужасе.
   – Фила, я тебя предупреждал – с Генералом шутки плохи! Предупреждал? – прогундосил он в ковер, закрывая голову перекрещенными руками.
   В дверь позвонили. Я встала, включила бра на стене и подняла опрокинувшийся рядом с его головой чайник.
   – Ерик, ты придурок.
   – Не подходи к двери! Выключи свет. Мой мобильник в портфеле, позвони в Службу спасения!
   – Только не в Службу спасения! – решительно заявила я. – Я туда больше не звоню. Все. Я выросла и решаю свои проблемы сама. Ты хочешь утопиться в заварке? Пожалуйста!
   В проеме двери образовалась фигура Нары. Торжественным голосом она поинтересовалась:
   – Нефила Доломеевна Ван-Тейман, вы дома? Сыщик пришел – спрашивает.
   – Дома, – кивнула я. – Приглашай.
   Следователь Докучаев ужасно смутился, обнаружив нас с Ериком на полу. Ерик сидел, тяжело дыша, и наблюдал, как я промокаю губкой заварку с ковра, а потом отжимаю это в чашку.
   – Нефила Доломеевна, извините, если я не вовремя, – начал Докучаев.
   – Она будет говорить только в присутствии адвоката! – громко объявил Ерик.
   В присутствии мирно, посапывающего на диване Ерика следователь Докучаев вручил мне результаты множества экспертиз и сообщил о переломном моменте в ходе следствия.
   Листая объемистую папку, я даже не пыталась получить от него разъяснения – тип взрывчатки, останки сгоревшего человека – вес, объем черепа, обнаруженные металлические части, не имеющие отношения к двигателю и корпусу автомобиля, и так далее… Мне было все равно. Люстра и ее отражение – вот что вертелось в голове.
   – С вещами все почти ясно. Их практически не было. Вероятно, чемодан был пуст.
   – Да, Ирина Дмитриевна сказала, что все вещи Гамлета на месте. Ничего не пропало, – кивнула я.
   – Вы нашли его телефон?
   – Телефон? – удивилась я.
   – В машине Гамлета точно был телефон. Мы нашли фрагменты сплавившегося гнезда.
   – Гнезда?..
   – Это устройство такое для телефона. Остатки трубки не обнаружены. Гнездо было встроено в панель.
   – Да… Он всегда ездил с телефоном. Я поищу.
   – Есть предположения о его внезапном отъезде, почти бегстве.
   – Как это?
   – Вот здесь посмотрите, – перетасовал следователь листы. – Видите? Описание со слов свидетелей. Все, что ваш муж делал за пятнадцать минут до взрыва. Утренний кофе на террасе. Газеты, звонки по домашнему телефону. Их мы проверили, ничего интересного – деловые разговоры. Никакого намека на бегство или опасность. Последней его видела ваша домработница – она уходила, когда Гамлет пошел в спальню переодеваться. Я был в вашей спальне…