Ага, вон мелькнула какая-то фигура и скрылась за углом. Шарль слегка стегнул коня и через несколько секунд нагнал обезумевшую от страха девушку. Она бежала из последних сил, надеясь успеть постучаться в двери домика священника и найти там приют и защиту, однако черная тень всадника накрыла ее и грубая рука ухватила за волосы, заставив остановиться и вскрикнуть от боли.
   - Попалась! - Рико намотал волосы девушки на руку и прижал ее к потному боку лошади.
   - Помогите! - закричала Лючия.
   - Заткнись! - Шарль легонько пнул ее носком пыльного сапога. С каким удовольствием он сейчас уволок бы ее в кусты, разорвал платье и навалился со всей животной страстью, стремясь поскорее погасить желание. Девка хороша, очень хороша! Потом нож под ребро и спихнуть в яму. Может, так и поступить, а Фишу сказать, что не нашел?
   - Помогите! - опять закричала девушка.
   - Уймись, не то я заткну тебе рот, - пригрозил бандит, лихорадочно соображая: что делать? Сейчас получишь минутное наслаждение, но если все откроется - пощады не жди.
   - На помощь! - надрывалась Лючия, впиваясь ногтями в руку Рико, державшую ее за волосы.
   - В чем дело? - послышался из темноты низкий мужской голос, и появился высокий оборванец с палкой на плече. Заляпанный с ног до головы грязью, да еще с крестьянской палкой, он вызвал у Рико презрительный смех.
   - Проваливай, - довольно добродушно посоветовал ему бандит. - Наши дела тебя не касаются.
   - Отпустите женщину. - Оборванец оказался глупым и упрямым, к тому же он говорил на итальянском с сильным акцентом, что уловил даже Шарль. - Вы делаете ей больно.
   - Пошел! - Бандит направил коня прямо на бродягу, намереваясь сбить его с ног. Потом он бросит Лючию поперек седла и уберется из деревни. Что делать с девкой, можно решить по дороге.
   Оборванец не испугался. Как заправский пехотинец, отбивающий атаку конницы, он скинул палку с плеча и сделав ею выпад, угодил концом жерди под ребра Рико. От жуткой боли Шарль скорчился и выпустил волосы Лючии. Девушка со стоном опустилась на землю, не имея больше сил бежать.
   - Вы невежливы, - заметил оборванец и обернулся к беглянке. - Чем я еще могу помочь вам?
   - Осторожно! - вскрикнула Лючия.
   Бродяга едва успел убрать голову от разящего удара дубинки Шарля и с проклятиями отскочил, растирая ушибленное плечо. Успевший немного прийти в себя Рико злорадно ухмыльнулся:
   - Это задаток, свинья! Сейчас ты получишь все, что тебе причитается! - Он поднял коня на дыбы, чтобы, опускаясь вместе с ним, одним ударом раскроить череп бродяги.
   Оборванец отскочил и стукнул жеребца по морде, угодив прямо по ноздрям. Тот отпрянул, и жердь тут же обрушилась на спину Шарля, а потом выбила у него из рук дубинку. Так крепко бандиту давно не доставалось, но он был не из тех, кто быстро признает поражение. Увернувшись от очередного удара, Рико спрыгнул с седла - на своих двоих он чувствовал себя значительно уверенней. Оборванец отступил, и Шарль быстро подобрал дубинку. Ну, теперь держись, мерзавец, решивший корчить из себя благородного рыцаря! Чуть пригнувшись, Рико двинулся на оборванца, намереваясь покончить с ним - свидетелей Шарль люто ненавидел.
   Мужчины, как задиристые петухи, начали кружить друг против друга, выжидая удобный момент для решительной атаки. Каждый понимал, речь идет о жизни и смерти! За их поединком, сжавшись в комок, наблюдала Лючия.
   Рико не торопился. Он уже успел оценить силу противника и хотел действовать наверняка, поэтому поддразнивал оборванца, выжидая, чтобы тот начал атаку первым. И оборванец поддался: он взял палку наперевес, как ружье со штыком, и принялся теснить Шапля, уже приготовившего ему западню.
   «Наверное, молодчик был солдатиком? - подумал бандит. - Ну что же, прощай, солдатик!» Ему не раз уже доводилось сталкиваться с военными, и Шарль нисколько не сомневался в своей победе: он был не слишком высокого мнения о солдатах: мартышки бездумно повторяющие пару заученных приемов!
   Левой рукой Рико приготовился дубинкой отбить выпад, а правой всадить в живот дураку кинжал, неожиданно нырнув ему под руку. Словно нечаянно, Шарль приоткрыл грудь, провоцируя выпад, и бродяга выбросил палку вперед, действуя ею, как в штыковом бою.
   Бандиту показалось, что раскаленный вертел насквозь пронзил внутренности, оторвал его от земли и завращал, как на чертовом колесе. В голове мелькнуло: почему? Ведь солдатик должен был ударить в грудь, а не в живот? Но эта мысль тут же погасла от страшного удара в голову, бросившего Рико в пропасть багрового беспамятства.
   - Вы... Вы убили его? - сдавленно вскрикнула Лючия.
   - Жив. - Незнакомец наклонился и подобрал кинжал бандита. Заметив вывалившиеся из кармана Шарля часы с брелоком, он взял их и положил в карман своих брюк. - Жив, но не скоро очухается.
   - Очухается? Что это значит? - все еще дрожа от страха, непонимающе повторила девушка. - Синьор иностранец?
   - Да. Если вы знаете французский, нам будет легче разговаривать.
   - Вы француз? - встревожилась Лючия.
   - Нет, мадам, - поклонился бродяга. - Моя родина далеко на севере. Чем еще я могу быть вам полезен? Простите, но мне надо торопиться: за мной тоже гнались бандиты, поэтому я в столь неприглядном виде.
   - Я племянница синьора Лоренцо. - Девушка попыталась гордо выпрямиться, но у нее это плохо получилось. - Мадемуазель Лючия. Если вы, мсье, согласитесь проводить меня в дом дяди, я обещаю вам хорошее вознаграждение... Я боюсь остаться одна!
   Бродяга задумчиво поскреб небритый подбородок: похоже, девушка не врет. Она слишком испугана, на ней рваное платье, и руки исцарапаны. Не приходится сомневаться и в роде занятий того, кто сейчас валялся в пыли, познакомившись с одним из приемов русского штыкового боя.
   - Хорошо. Можете называть меня Теодор, - представился оборванец. - Где дом вашего дяди?
   - Неподалеку от Реджо-дель-Эмилия, но я не знаю, где мы сейчас находимся, - призналась Лючия. - Я бежала от похитителей, а этот, - она кивнула на лежавшего без движения Рико, - погнался за мной. Давайте поскорее уйдем отсюда!
   Теодор поймал лошадь Шарля и легко прыгнул в седло. Наклонившись, он обхватил девушку за талию, поднял и посадил впереди себя. От него крепко пахло потом, порохом, табаком и пылью. В жизни Лючии это был первый мужчина, обнимавший ее, не считая, конечно, родных. И он был ее спасителем, пришедшим на помощь в трудную минуту, как странствующий рыцарь.
   - Куда нам ехать, мадемуазель?
   - Откуда вы пришли?
   - Оттуда. - Теодор махнул рукой в сторону поля. - Там море и Генуя.
   - Тогда нам на северо-восток. Вы так и оставите его лежать здесь? - Она кивнула на Рико.
   - К бандитам нельзя проявлять милосердие, - отрезал Теодор. Он сразу пустил коня галопом, и Лючия крепко вцепилась в его руку...
   ***
   Альберто появился, когда путешественники пили утренний кофе. Роберт поглядел на пустые руки главаря бандитов и презрительно усмехнулся, а Мирадор слегка побледнел.
   - Скоро все доставят, - пряча глаза и напустив на себя загадочный вид, сообщил Альберто.
   - Вам опять не повезло? - уточнил Мирадор.
   - Ну почему, синьор? Ему некуда деться. Мы его найдем и убьем, как бешеную собаку.
   Роберт захохотал во все горло, и его смех звучал откровенно издевательски. Альберто насупился:
   - Что вы нашли смешного в моих словах, синьор?
   - Вы хорошо.сказали: мы его найдем! - Роберт раскурил сигару и пустил к потолку струю синеватого табачного дыма. - Раз вы его собираетесь искать, значит не знаете, где он сейчас?
   - Отправляйтесь, Альберто. - вмешался Мирадор совершенно не желавший, чтобы бандит и Роберт повздорили. И так у главаря портовых уголовников начали подрагивать крылья хрящеватого носа и задергалась верхняя губа от едва сдерживаемого гнева.
   - Прощайте, синьор!
   Бандит нахлобучил шляпу и вышел. Мирадор проводил его взглядом и подумал, что люди генуэзского дна уже дважды потерпели неудачу, пытаясь убрать господина, с которым не смог расправиться Роберт. Захотят ли они рисковать вновь? В любом случае, на Альберто нужно ставить крест и поскорее убираться отсюда.
   - Вы готовы? - Мирадор промокнул губы и бросил салфетку на стол. - Тогда выезжаем.
   - Мне не нравится все это, - глядя на кончик сигары, покрытый сизым пеплом, заметил Роберт. - Я предпочел бы вернуться на корабль.
   - Прекратите, - брезгливо процедил Мирадор. - Я вам все уже объяснил и даже привез приказ Адмирала. Если итальянские бандиты не убили этого человека, его все равно отпугнули от Генуи. Поехали, пора увозить вашего слепца!
   ***
   Рассвет застал их на пустынной каменистой дороге. Глаза слипались, усталое тело ныло и требовало отдыха. Сам Федор Андреевич, может, и не стал бы останавливаться, но с ним была девушка: И она задремала, доверчиво прижавшись к груди своего спасителя. Поэтому капитан свернул с дороги, выбрал сухое тенистое место среди зарослей кустов, бережно снял Лючпю с коня и уложил на мягкую траву. Расседлав лошадь, он спутал ее, расстелил потник и вальтрап и переложил девушку на них. Сейчас, при свете нарождающегося утра, он разглядел ее и подумал, что Лючия очень красива. Большие глаза с длинными темными ресницами, правильные черты бледного лица, алые пухлые губы, тонкая шея и высокая грудь. По плечам разметались вьющиеся каштановые волосы, на груди лежала маленькая рука с длинными пальцами прирожденной пианистки. Интересно, кто ее дядя? Судя по словам Лючин, он человек состоятельный и пользуется уважением. Но отчего тогда на девушке столь странное платье, похожее на монашеское одеяние? Кутергин лег рядом и прикрыл глаза: какой калейдоскоп событий закружил его, едва лишь он успел ступить на камни набережной Генуи... Где теперь искать следы Мирта и слепого шейха? Может быть, доставить девушку к родным и от них отправиться в Рим или ко двору итальянского короля, чтобы обратиться к русскому посланнику и просить у него помощи?
   «Помощи в чем? - спросил себя Федор Андреевич. - Не лукавьте, господин капитан! Чего вы хотите: чтобы вам помогли вернуться на родину или разыскать слепого шейха?»
   Измученный событиями прошедшей ночи, Кутергин смежил веки и, как ему показалось, открыл их буквально через секунду. Однако солнце поднялось уже высоко, и трофейные часы показывали половину десятого утра.
   Услышав слабый шорох, капитан обернулся - из кустов на него смотрел пожилой загорелый крестьянин. Он озорно подмигнул Федору Андреевичу и приложил палец к губам, давая понять, что не хочет мешать молодым людям. Боясь потревожить Лючию, русский осторожно встал и подошел к старику.
   - Не могли бы вы дать нам немного вина или воды? - шепотом попросил он.
   - Воды? - Крестьянин удивленно поднял брови. - В десяти шагах отсюда течет ручей. Хотя, я понимаю, ночью вам было не до поисков ручья.
   Он заговорщически улыбнулся и снова подмигнул, словно говоря, что и он когда-то просыпался рядом с прелестницей в зарослях кустов, но теперь это время, к сожалению, безвозвратно миновало.
   - Держи. - Старик дал Кутергину лепешку и горсть маслин.
   - Далеко ли отсюда Реджо? - поблагодарив, поинтересовался русский.
   - Реджо? - переспросил крестьянин. - Поезжай по дороге, потом сверни на тропу и после полудня увидишь Реджо. Если поедешь все время по дороге, потеряешь день. Ты украл ее из монастыря?
   Он кивнул на спящую Лючию и хитро прищурил глаза, как сытый кот при виде крынки со сметаной.
   - Нет, - честно ответил капитан.
   - Не бойся, - заверил старик. - Я никому не скажу, что видел тебя с монашкой. Но лучше переодень ее.
   Он кивнул на прощание, подобрал свою лопату и бесшумно исчез среди зелени. Федор Андреевич поглядел на девушку: неужели она монашка? Как жаль! Впрочем не ему судить или сожалеть - кто он ей? Поможет добраться до родственников и там распрощается навсегда.
   Он положил рядом с Лючией половину лепешки, несколько маслин и отправился искать ручей. Старик не обманул - вскоре офицер услышал журчание весело бегущих струй. Вода была кристально чистой и холодной. Капитан вымылся до пояса, съел свою половинку лепешки, маслины и напился. Вернувшись, он увидел. что девушка уже проснулась и с аппетитом ела.
   - Доброе утро, Теодор. - Она приветливо улыбнулась, и у Федора Андреевича вдруг сладко защемило сердце. - Где вам удалось раздобыть хлеба?
   - Угостил старик-крестьянин, - не стал скрывать Кутергин. - Кстати, он решил, что я украл вас из монастыря, и посоветовал сменить монашеское одеяние на какое-нибудь платье.
   - Я не монашка. - Девушка весело рассмеялась, и капитан украдкой облегченно вздохнул: значит, этой красавице не придется провести всю жизнь за высокими стенами, отрезанной от мира. - Просто я воспитывалась в пансионе при монастыре Святой Терезии.
   - Ого, скоро одиннадцать! - Федор Андреевич поглядел на часы и хотел убрать их в карман, но обратил внимание на необычный брелок. На нем, резвясь в волнах, плыли навстречу друг другу две перламутровые рыбы. Казалось, они переливаются, как живые. Занятная вещица. Спрятав часы, он продолжал: - Реджо не так далеко, крестьянин подсказал, где свернуть, чтобы сократить путь.
   Пока он седлал коня, Лючия сбегала к ручью умыться. Вскоре они выбрались на дорогу, а через полчаса отыскали тропу, о которой говорил старик. Узкая, местами густо заросшая чертополохом, она вилась между пронизанных лучами солнца рощ и виноградников, террасами поднимавшихся в гору к перевалу. Отдохнувшая лошадь бежала бодро, вокруг было пустынно и тихо - близился полдень, самое жаркое время дня. В долине Кутергин заметил утопавшее в зелени селение: башенки храма, красная черепица крыш, тонкие струйки дыма. - но сворачивать туда не решился, хотя давали себя знать голод и жажда.
   Утомленные зноем, они не разговаривали, лишь изредка Лючия оборачивалась к Фёдору Андреевичу и благодарно улыбалась. Он тоже улыбался в ответ и слегка пожимал ее руку, подбадривая и призывая еще немного потерпеть. Эти скупые улыбки и жесты заменяли им самые красноречивые слова. На перевале девушка оживилась, показала на далекие шпили городка и радостно воскликнула:
   - Реджо!
   Однако пока они спускались в долину и добирались до городка, а потом и до имения дяди Лючии, прошло еше несколько долгих часов.
   Капитан увидел большой старинный дом, стоявший на пологом холме посреди парка. Чем-то постройка напоминала родовые поместья богатых русских помещиков, и Кутергин подумал: видно, не зря в Россию приезжали многие итальянские зодчие. Решетчатые ворота были закрыты, но, завидев приближающегося всадника, из будки вышел привратник - хмурый здоровенный детина. Едва он взглянул на девушку, как тут же растянул рот до ушей и настежь распахнул ворота. Оставив их открытыми, он завопил и побежал к дому, да так быстро, что обогнал усталую лошадь, отмахавшую не один десяток верст с двумя седоками на спине.
   На крик привратника из дома выскочили несколько человек. Часть из них кинулись навстречу приезжим, а другие поспешили вернуться в дом. Когда окруженный восторженно приветствовавшими Лючию мужчинами и женщинами капитан подъехал к крыльцу, их уже встречали высокий мужчина с львиной гривой седых волос и коренастый священник в черной шляпе.
   - Лючия! - Седовласый бросился к девушке и бережно снял ее с седла.
   - Дядя. - Она обвила его шею руками и принялась целовать, всхлипывая и по-детски шмыгая носом. Но тут же опомнилась и, обернувшись, показала на Федора Андреевича. - Это Теодор, мой спаситель.
   - Мы вам очень признательны, синьор! - Дядя сам помог капитану слезть с лошади и, обняв одной рукой Лючию, а другой - русского, повел их в дом. - Вы можете называть меня синьор Лоренио. Или - к черту синьоров! Отныне я для вас просто Лоренцо!
   - Я сделал только то, что должен был сделать любой нормальный человек, - смущенно улыбнулся Кутергин.
   - О, синьор иностранец! - Лоренцо слегка наклонил голову и пытливо посмотрел ему в глаза.
   - Да, - подтвердил капитан. - Я недавно в Италии.
   - И уже успели сделать доброе дело, за которое Господь вознаградит вас, - вставил священник.
   - Потом, отец Франциск, потом! - прервал его Лоренцо, остановившись в вестибюле с мозаичным полом. - Наш дорогой гость нуждается в горячей воде и чистом платье, а ненаглядная Лючия в отдыхе.
   - Теодор недостаточно хорошо владеет итальянским, - предупредила девушка. - Лучше говорите с ним на французском.
   Священник бросил быстрый взгляд на хозяина дома и тот ответил ему чуть заметным кивком, но Федор Андреевич ничего не заметил: он с интересом разглядывал мраморные статуи в нишах, колонны, расписной плафон потолка. Действительно, дядя Лючии - очень состоятельный человек.
   Лоренцо хлопнул в ладоши и поручил Кутергина заботам слуг. Лючия подарила своему спасителю очаровательную улыбку, и капитана повели длинными коридорами в левое крыло здания. В большой ванной комнате с мраморным бассейном уже ждал дворецкий, почтительно снявший мерку с одежды и обуви гостя. Федор Андреевич с невыразимым удовольствием погрузился в теплую воду, смывая пыль, пот и грязь дальних дорог, вместе с кровью, засохшей на царапинах. Слуги хлопотали вокруг него, словно он был особой королевской крови.
   Когда Кутергин вышел из бассейна, на него накинули тонкую, приятно пахнувшую лавандой простыню, а на мраморной скамье уже была приготовлена одежда. Одеваясь, капитан обнаружил, что нет его кинжала, взятого как трофей у бандита. Сигары, завернутые в платок пять спичек и золотые монеты оказались на месте, но зато исчезли и часы с красивым перламутровым брелоком.
   «Уплыли рыбки, - усмехнулся Федор Андреевич. - Выходит, и в богатых итальянских домах прислуга ворует точно так же, как в любых других? Ладно, не стоит говорить об этом хозяевам».
   - Синьор ждет вас. - У дверей ванной комнаты его встретили два рослых, как прусские гвардейцы, ливрейных лакея. И, словно под конвоем, проводили в столовую.
   На улице уже сгущались сумерки, но столовая была ярко освещена. Во главе стола в кресле с высокой резной спинкой сидел мрачный синьор Лоренцо. Справа от него устроился отец Франциск, нервно перебиравший четки крепкими, узловатыми пальцами. Слева сидела бледная Лючия, встревоженно глядя на вошедшего капитана расширенными, полными слез глазами.
   На другом конце длинного стола, как раз напротив хозяина, стояло еще одно кресло - его слегка отодвинули, будто специально приготовили для гостя. Федор Андреевич направился к нему, но Лоренцо вдруг резко приказал:
   - Остановитесь! - Он направил на русского пистолет с взведенным курком. Черная дырочка ствола медленно поднялась и застыла на уровне груди капитана, как раз против сердца. Оружие сидело в руке синьора твердо, ствол не подрагивал, а указательный палец плотно лежал на спусковом крючке.
   Кутергин остановился и недоуменно оглянулся: может быть, обращаются не к нему? Вдруг за его спиной появился еще кто-то? Но нет, остановиться приказали именно ему: ливрейные лакеи, сопровождавшие гостя, тоже выхватили пистолеты и направили их на Федора Андреевича.
   - Умоляю вас, синьор, - глухо пробормотал отец Франциск. - Не оскверняйте кров своих предков убийством.
   - Молчите, падре! - приказал хозяин.
   Капитан вопросительно посмотрел на Лючию, но девушка только жалко улыбнулась и опустила глаза, в которых плескался страх.
   - Что все это значит? - спросил Кутергин.
   - Это значит, господин иностранец, что вам придется наконец сказать нам всю правду, - тяжело роняя слова, произнес синьор Лоренцо. Свободной рукой он достал из кармана часы и показал капитану брелок с двумя перламутровыми рыбами. - Кто вы?!

Глава 11

   Сорокасемилетний Отто Бисмарк низко склонился над крупномасштабной картой Европы. Серый столбик ломкого пепла не удержался на кончике его сигары и упал прямо на кружочек, обозначавший Копенгаген, накрыв пролив Каттегат, соединяющий Балтийское и Северное моря. Бисмарк бросил окурок сигары в пепельницу и засмеялся - положительно, даже его сигарный пепел падает именно туда, где он витает мыслями. А он как раз думал, что русский флот со времен императора Петра Первого считает Балтику чуть ли не придворной лужей Зимнего дворца. Нет слов, русские корабли сильны, у них отважные капитаны, умелые матросы и опытные адмиралы, но...
   Но если Отто запечатает Каттегат, придавив его железной немецкой задницей, то русские так и останутся плавать в своей придворной луже! Чтобы выйти в Норвежское море или Атлантику, а то и еще дальше, волей-неволей нужно пройти через Каттегат! Многопушечные корабли не перетащишь волоком, как некогда на пути «из варяг в греки». Вот тогда пусть царь Александр и пускает кораблики в луже!
   Бисмарк достал новую сигару, обрезал ее кончик и прикурил от свечи. Сдул с карты пепел и ткнул острой ножкой циркуля в кружочек Копенгагена - здесь он нанесет первый удар и станет хозяином пролива! Создавая новую армию и новую империю, надо всегда попробовать остроту штыков, и лучший способ сделать это - развязать
 
   небольшую победоносную войну, которая ясно покажет всем, что с Германией не стоит шутить! Он правильно выбрал жертву, пусть ею станет Дания. <Германия разгромила Данию в 1864 году>
   Конечно, не стоит зря дразнить петербургского медведя, поэтому проливы останутся открытыми. Пока. Но при первой же необходимости он будет иметь возможность закрыть, их! Русским сейчас все равно не до того, что творится на окраинах Европы. Александр сам притаился, как зверь перед прыжком, и тоже, наверное, по ночам сидит над картами. Говорят, его интересуют азиатские просторы? Неужели не дает спокойно спать слава великого тезки, древнего царя Македонии, тоже мечтавшего покорить огромную и загадочную Азию?
   Если все обстоит действительно так, тем лучше! Пусть отправляет туда полки, в Туркестане есть где разгуляться. Самое главное, это надолго. А бедный Отто не может себе позволить мечтать о покорении бескрайних просторов, он только хочет скушать маленькую Данию и тем самым начать возрождение славы Пруссии времен короля Фридриха Второго. Возродить славу, но не повторить ошибок старого Фрица, замахнувшегося на Россию! Отто сам жил в Санкт-Петербурге и потому считал себя знатоком в русских делах, о которых судил не понаслышке.
   Бисмарк откинулся на спинку кресла и поглядел в окно. Давно стемнело и пора отдохнуть, но сжигало нетерпение и томила жажда успеть сделать как можно больше.
   Нынешний прусский король Вильгельм Первый Гогенцоллерн был регентом при слабоумном прусском короле Фридрихе-Вильгельме Четвертом целых три года, пока в 1861 году сам не взошел на престол. Вильгельма Первого никто не считает слабоумным, но тем не менее Отто был уверен, что без него, Бисмарка, тот не сделает ничего. Не прижмет хвост зазнавшимся австрийцам <Война 1866 года между Пруссией и Австрией закончилась разгромом Австрии>, не поставит на место французов <Война 1870-1871 годов между Германией и Францией закончилась поражением Франции>, не объединит в единое целое Германию <В 1871 году Вильгельм Первый стал германским императором. Бисмарк занял пост канцлера империи>, сплавив в монолит множество раздробленных и слабых государств, среди которых истинно германский дух сохранила лишь Пруссия. А когда возникнет империя, в ней достойное место займет и Вильгельм, и сам Бисмарк, немалыми стараниями которого уже сейчас создается рейх. Даже итальянцы объединились и сумели создать свое королевство, а уж немцам это велел сделать, сам Бог!
   Кстати, об итальянцах. Австрийцы все еще удерживают часть Северной Италии и Милан. Надо придумать, как осложнить отношения между Турином и Веной еще больше <В то время столица объединенного Итальянского королевства находилась в Турине>. Когда придет черед австрияков, будет нелишним, если итальянцы дернут их сзади за штаны и подсыпят перцу под хвост.
   Докурив, Отто медленно сложил карту убрал ее в папку и некоторое время сидел, полуприкрыв глаза. Перед его мысленным взором, колыхая штыками проходили батальоны, цокая подковами и сверкая палашами скакали, кавалеристы, грохотали колесами по мостовым немецкие пушки. Он верил: все это будет! Причем в самом ближайшем будущем. Иначе зачем же он столько работает, сгорая от желания сделать как можно больше, даже за счет сна? Сделать не для себя, для Германии! И предостеречь ее от повторения ошибок с Россией...
   ***
   Вынырнув из беспамятства, уже не раз наученный горьким опытом Рико продолжал неподвижно лежать с закрытыми глазами и чутко прислушивался к доносившимся до него звукам. Кажется, вокруг тихо, и Шарль осторожно приоткрыл один глаз. Он лежал на обочине около канавы, на дне которой еще сохранилась лужица воды после прошедшего пару дней назад дождя. В сереньком свете только-только нарождавшегося утра смутно вырисовывались дома деревушки, башенки церкви, отдельные деревья. И поблизости ни одной души.
   Голова страшно болела и кружилась. Слегка касаясь кончиками пальцев наиболее болезненных мест, бандит определил, что кожа над ухом рассечена и там уже успела образоваться корка засохшей крови. Шарль сунул палец в рот, проверил зубы и успокоился: все целы, а на привкус крови можно не обращать внимания. Затем он ощупал ребра, пошевелил руками и ногами, боясь обнаружить переломы, однако обошлось. Конечно, Рико сильно недооценил оборванца: наверное, тот был очень хорошим солдатом, может быть, даже сержантом, дезертировавшим из полка. Он ударил Шарля не в грудь, как тот ожидал, а в живот и вдобавок, как прикладом ружья, врезал другим концом палки по голове.