Но все хорошее имеет малоприятную тенденцию когда-то кончаться. На беду молодого компьютерного вундеркинда ему попался строгий комиссар в военкомате. Он почему-то решил, что учеба в не закрепленном никакими государственными учебными программами двенадцатом классе лицея никак не может равняться обучению на первом курсе института или университета.
   – Раз двенадцатого класса не существует в обыкновенных школах, – отрезал комиссар, – то Элькинд должен идти в армию.
   Не все в военкомате были настроены столь радикально, кое-кто пытался возразить:
   – Но он учащийся.
   – Если бы он начинал учебу в лицее «Академический», тогда пожалуйста. А так, окончил среднюю школу и норовит от армии увильнуть. Чем он лучше своих товарищей? Они служить пойдут, а он на печи отсиживаться будет? Больно умный!
   Военные очень любят рассылать повестки, любил это делать и комиссар районного военкомата, благо усилий к этому с его стороны прилагать не надо было почти никаких.
* * *
   Очередная партия молодых людей, проходивших медосмотр, постепенно рассасывалась. Комиссар вышел в коридор, окинул строгим взглядом пяток не нюхавших порох парней. Все они ему не нравились – «шлангов», то есть не прошедших воинскую службу, он вообще за людей не считал.
   – Эй, ты, – глядя в пустоту, проговорил военный комиссар.
   Все пятеро вздрогнули одновременно, не понимая, к кому обращен окрик.
   – Я тебе сказал!
   – Да, товарищ подполковник, – наконец нервы сдали у сидевшего с краю.
   – Зайди ко мне.
   Парень наскоро оделся. Ему подумалось, что его ждет очередная неприятность. Оставшимся же четверым, естественно, показалось, что ему предложат какую-то «халяву». Так всегда бывает, когда думаешь в сомнительной ситуации о себе и о своем соседе.
   – Так, – задумчиво протянул комиссар, когда призывник оказался у него в кабинете.
   Парень еще не умел толком стоять перед военным начальством, поэтому то, что он изображал, имея в виду военную выправку, выглядело довольно комично.
   – Как положено отвечать?
   – По вашему приказанию явился, товарищ полковник!
   – Являются только черти во сне, – старой, как мир, в котором всегда существовала армия, шуткой ответил полковник и подобрел, довольный собственным юмором. – Писать умеешь?
   – Так точно, товарищ полковник!
   – Вас послушать – все вы грамотные, а начнете ручкой по бумаге водить как курица лапой, ни черта разобрать нельзя! – Полковник подсунул парню чистый лист бумаги и остро заточенный карандаш. – Напиши алфавит хорошо, как умеешь.
   – Есть!
   – Кое-что ты соображаешь.
   – В каком смысле?
   – Выучку на лету схватываешь.
   Вскоре все буквы от "а" до "я" появились на белом листе бумаги. Сопя, парень положил его перед полковником. Дальнозоркий служака отвел руку в сторону и довольно крякнул:
   – Пойдет. Садись, – он ногой подвинул стул, проявляя верх либерализма и вольномыслия.
   Призывник уселся. Перед ним легла толстая стопка повесток – еще не заполненных, но уже со штампами и подписью полковника.
   – Вот тебе список. Заполнишь и разнесешь по квартирам.
   – А медкомиссия? – шепотом произнес парень.
   – Пойдешь в армию позже.
   Теперь призывник старался на совесть. Это ж надо, как подфартило – отсрочка! Он печатными буквами вносил фамилии, всякий раз вздыхая с облегчением оттого, что фраза «предлагаю вам явиться» относится не к нему. Естественно, среди фамилий, попавших в список, встречались и знакомые. С кем-то учился вместе в школе, кого-то знал по дворовым тусовкам.
   Заполняя одни повестки, призывник злорадно ухмылялся, другие приводили его в уныние.
   – Долго ты еще копаться будешь?
   – Сейчас, товарищ полковник, больше половины уже сделал.
   И вот, наконец, последний листок бумаги перешел из левой стопки в правую.
   – Готово! – радостно доложил призывник.
   – Разнесешь по квартирам и завтра корешки с подписями вернешь мне. Все понятно?
   – Так точно!
   Парень пулей вылетел на улицу и тут же понял свою ошибку. Прежде, чем выходить, следовало рассортировать повестки по улицам, по номерам домов.
   Теперь же на ветру он рисковал растерять все бумажки, они, как живые, норовили вырваться из рук.
   В конце концов, войдя в телефонную будку, парень справился с непослушными листками, рассортировал все повестки и отправился по указанным адресам. Но выполнить поручение военного комиссара оказалось не так просто, как представлялось ему поначалу. Большинство адресатов уже знали, что за ними охотится военкомат, поэтому сами к двери не подходили. Открывали их матери, сестры, отцы.
   – Валерий Иванов здесь живет? – спросил призывник, когда дверь очередной квартиры приоткрылась.
   – А что вам надо? – неприветливо поинтересовалась выглянувшая в щелку женщина в годах.
   – Я из военкомата.
   Дальше слушать его не стали:
   – Ну и идите своей дорогой, – дверь захлопнулась.
   – У меня повестка, я вручить ее должен! Под роспись!
   За дверью затихли удаляющиеся шаги. И хоть молоти в нее, хоть стучи ногами – никого не дозовешься.
   – Ладно же, – призывник съехал на лифте и остановился у почтовых ящиков.
   С большинства из них были сорваны дверки, уцелевшие же косо болтались на петлях. В этом доме уже давно никто ничего не выписывал, а письма в век повальной телефонизации имели обращение не большее, чем советские деньги.
   «Мне же полковник голову оторвет!» – с повесткой в руках призывник стоял в темном подъезде, не зная как быть.
   Если бы только один такой случай! Но бедолага предвидел, что впереди его ждет целая эпопея с дверями, которые не хотят открывать, с призывниками, которые отказываются подписать корешки повесток, а может.., может, еще и морду набьют.
   Наконец призывник самостоятельно дошел до решения, к которому приходили все его предшественники. Он достал ручку, поставил малопонятную закорючку на корешок, оторвал его, сунул в нагрудный карман куртки, а саму повестку, сложив вдвое, пристроил в искореженном почтовом ящике.
   Дело пошло повеселее: звонок в дверь, если адресата нет дома – то никаких уговоров. Собственноручная подпись, выдуманная на ходу – и повестка ложится в почтовый ящик. Подпись не так выглядит, как в документах, но мало ли как расписываются в спешке!
   Теперь призывник смотрел на тех, кто собственноручно брал повестки и расписывался, как на полных идиотов.
   Попадая к знакомым, он советовал:
   – Если что, скажешь, я тебя дома не застал.
   Пачка повесток таяла на глазах.
   «Пусть комиссар, если ему приспичило, берет солдат с автоматами и ходит по домам. Да и то черта с два он соберет тех, кто не хочет идти в армию».
   В двух квартирах за хороший совет – написать на корешках, что сын находится в отъезде – призывнику налили коньяка, поэтому к концу своего маршрута он подходил веселый и довольный жизнью.
   – Борис Элькинд, – прочел призывник в повестке и заулыбался, вспомнив носатого кудрявого одноклассника, у которого всегда списывал математику.
   Боря Элькинд отлично учился и все одиннадцать лет был вывеской их класса. Несмотря на крепкое телосложение, выглядел этот парень достаточно смешно. С его лица никогда не сходила блаженная улыбка, какой улыбаются киноактеры-комики вроде француза Пьера Ришара: такому достаточно лишь появиться в кадре, не произнести ни слова, а зал уже заходится от хохота.
   – Ага, и до тебя, Боря, добрались! – вздохнул призывник, вертя в руках повестку. – Ох, и не завидую же я тебе, если придется идти в армию. Хоть ты у нас человек веселый, компанейский, но шибко умных там ой как не любят, а горбоносых и кучерявых и подавно.
   Хотя какие кудри, в армии всех под ноль быстро подведут…
   Сочувствуя школьному приятелю, призывник поплелся к девятиэтажке, где жила семья Элькиндов.
   Лифт вознес парня на последний, девятый этаж. Он не был здесь уже два года, но ничего не изменилось за это время. Та же обитая коричневым дерматином дверь, золотистые струны, натянутые между гвоздями с фигурными шляпками, большая кнопка звонка с подсветкой, поскольку лампочка в подъезде не горела отродясь – патрон с толстой фанерной прокладкой был прикручен к стене, и никаких проводов от него не отходило.
   Мелодично пропиликал звонок за дверью. На сей раз призывник перестал быть просто разносчиком повесток, гонцом, приносящим плохую весть. Теперь он мог позволить себе иметь имя и фамилию – как-никак, не один год приходил сюда на правах старого друга.
   Дверь открыла мать Бориса. Близоруко прищурившись, вглядывалась в царивший на площадке полумрак.
   Постепенно из этого полумрака прорисовалось лицо пришедшего.
   – А, Володя Купреев! – радостно признала она в возмужавшем парне худощавого подростка, наведывавшегося в их дом.
   – Боря дома?
   – Дома, дома. Что ж он мне не сказал, что ты придешь? И угостить-то нечем…
   – А я и сам не знал, тетя Роза, что приду к вам сегодня.
   Володя решил пока не говорить об истинной цели визита. Он долго блуждал по улицам, открывая в своем районе такие уголки, куда раньше никогда не забирался, устал и замерз, да еще, как назло, пошел дождь.
   Ему хотелось как можно скорее оказаться в тепле и выпить если не рюмочку ликера или коньяка, то хотя бы чашечку горячего чая или кофе.
   – Боря! – позвала мать, пропуская Купреева в квартиру.
   Тот с омерзением сбросил с себя насквозь промокшую куртку, пригладил перед зеркалом мокрые волосы. Выглядел он не лучшим образом. Приоткрылась дверь в слабо освещенную боковую комнату. Возле окна, на письменном столе, мерцал голубым экраном компьютер.
   – Володька! Здорово! – Борис просиял неотразимой улыбкой, пожимая влажную холодную ладонь друга. – Проходи, сто лет тебя не видел.
   – Замерз как собака.
   – Сейчас согреешься.
   Володя прошел в маленькую комнатку метров около девяти. Борис исчез на кухне. Послышалось звяканье посуды, и вскоре Элькинд появился с небольшим пластмассовым подносом, на котором дымились две чашечки кофе, а в стеклянной вазочке высилась горка печенья.
   – Круто живешь теперь, – сказал Володя Купреев, оглядываясь по сторонам, хотя никаких предметов роскоши, если не считать старого компьютера, в комнате не было.
   – Погоди, сейчас кое-что достану.
   – Посущественнее кофе?
   – Значительно…
   Боря покосился на закрытую дверь, распахнул дверцу тумбочки письменного стола и достал недопитую бутылку коньяка и две маленькие рюмочки.
   – Оцени.
   – То что надо! Молодец, Борька! А то я продрог, промок…
   – Да уж, вижу.
   Стеклянные цилиндрики рюмочек сошлись, издав глухой звон, какой можно слышать при ударе булыжника о булыжник.
   – Давай, пей скорее, и спрячем.
   – Жалко такой нектар залпом пить.
   Купреев медленно втянул в себя содержимое рюмки и наконец-то по-настоящему расслабился. Идти ему уже никуда не хотелось, в тепле было приятнее осознавать, что свой долг он выполнил, осталась лишь небольшая услуга старому другу, которую он не прочь был оказать.
   – Чего тебя в такую погоду по улице носит? Небось, раньше сколько раз возле моего дома проходил, а в гости не наведывался.
   – Ты не рад?
   – Я этого не говорил, но все-таки интересно, каким ветром тебя занесло.
   – Сегодня, Боря, я выполнял самое неприятное поручение в моей жизни, хотя и с неплохим финалом для самого себя.
   – Что же?
   Володя полез в карман, вытащил стопку корешков от повесток и одну еще целую.
   – Вот, на, почитай.
   Элькинд брезгливо взял в руки повестку за уголок и принялся читать стандартный текст, в котором ему предписывалось явиться в военкомат для прохождения медицинской комиссии.
   – Я же им справку занес, – зло нахмурился Борька.
   – Я-то что, – Володя развел руками, – сидит полковник, дуб дубом, наверное, фамилия ему твоя не понравилась.
   – Возможно, – Борька вернул повестку Володе.
   – Нет-нет, это теперь твое. Я как билетер: контроль отрываю, себе беру, а билет держи. Идти или не идти – твое дело.
   – Так что, я еще и расписаться здесь должен? Подписать себе приговор?
   – Конечно.
   – Так это же подстава с твоей стороны! Кто бы другой с таким пришел, мать бы его на порог не пустила.
   – А кто тебе сказал, Борька, что ты должен своей подписью расписываться? Мне лишь бы закорючка стояла. Смотришь, дуб и на полгода мне отсрочку даст, может, поступить успею.
   Улыбка, до сих пор не сходившая с губ Элькинда, сделалась чуть шире. Он взял со стола красный фломастер и написал несколько букв еврейского алфавита.
   – Думаю, полковнику понравится.
   – Это ты зря, – сказал Володя, – стояла бы закорючка, он и внимания бы не обратил, а так… Пролистает корешки и обязательно спросит, собственноручно ты подписывался или же кто из родных черканул.
   – А он знает, что мы с тобой в одном классе учились?
   – Нет.
   – Скажешь, вышел какой-то парень, назвался мной и подписал.
   – Смотри, твое дело. Открутишься?
   – У меня всегда запасной вариант есть.
   – Может, поделишься?
   – Увижу, что открутиться уже нельзя – сразу же гражданство сменю. Таких, как я, даже в стройбат не возьмут.
   – Смотри, не успеешь. Как я понял, комиссар решил тебя в этот призыв загрести.
   – И на это у меня запасной вариант имеется.
   – В «дурку», что ли, лечь хочешь?
   – Придется. Самый надежный вариант.
   – Ага, от армии закосишь, а потом как права на машину получать будешь?
   – Я уже все узнавал. Если два года после того, как в «дурке» полежал, ни разу к ним не обращался, то с учета автоматически снимают.
   Ребята еще немного поговорили об общих проблемах. Каждый имел свой план действий на то, как закосить от армии. Были тут и женитьба с рождением ребенка, и «дурка», и поступление в институт. В общем, парни сошлись во мнении, что при желании всегда закосить можно, к тому же, с минимальными для себя убытками.
   Большая стрелка часов уже подбиралась к одиннадцати, а маленькая к десяти, когда бывшие одноклассники выпили еще по рюмке коньяка и стали прощаться.
   – Ты звони, если что.
   – И ты.
   Оба они понимали: учеба в одном классе свела их случайно, как случайно свел и военный призыв. Скорее всего, в жизни произойдет еще несколько странных встреч, но по-настоящему близкими друзьями им никогда не стать. От этого оба испытывали легкую грусть, понимая, что часть жизни уходит вместе с этим прощанием.
   – Чего Володя-то приходил? – поинтересовалась мать, когда дверь захлопнулась и заскрежетали створки лифта.
   – Да так, программку одну переписать.
   Роза Григорьевна, ничего не понимавшая в компьютерах, осталась удовлетворена таким ответом, но полчаса спустя сын попросил:
   – Если меня будет спрашивать кто-нибудь незнакомый, говори, нет дома, уехал, а когда вернется – не знаю.
   – Володя тебе повестку из военкомата приносил? – тут же догадалась мать.
   «Да, ее не проведешь», – вздохнул про себя Борис.
   – Откуда ты знаешь?
   – Поняла…
   – Ты как-то говорила, что у тебя знакомые в «дурке» есть…
   – В чем? – брови матери поползли вверх.
   – В «дурке».
   – Ну и лексикон у тебя! Это называется психоневрологический диспансер.
   – Как бы ни называлось, а мне от армии закосить надо.
   – Ну вот, еще одно словечко – «закосить». Учишь мать на старости лет. Чтоб ты знал, я уже давно обо всем договорилась. Если надо, то ляжешь туда хоть сегодня.
   – Пока еще не стоит, попробую освободиться своими силами.
   – Смотри, только предупреди меня заранее.
   – Хорошо.
   Но даже после разговора с матерью на душе у Бориса Элькинда было неспокойно. Повестка лежала на столе рядом с клавиатурой компьютера. Настроение испортилось окончательно. Завтра предстояло идти в лицей учиться – неизвестно для чего. Если военный комиссар решил загрести его в армию, то никакие справки о том, что он учащийся, не помогут. Следовало всерьез подумать о «дурке».
   Но лечь в больницу значило оказаться отрезанным от любимого занятия – от компьютера и от возможностей, которые он предоставлял. Сегодня Борю не радовал даже светящийся экран монитора. Он понимал, что дома у него стоит не машина, а детская игрушка, возможности которой далеко отстали от его возможностей. Вот в лицее – другое дело, там компьютеры подключены к глобальной сети, к Интернету, по нему можно путешествовать, забираясь в самые удаленные уголки мира.
   В общем-то Боря Элькинд мало чем отличался от большинства своих сверстников. Прошли те времена, когда десятиклассники мечтали слетать в космос или открыть вакцину от рака. Однокашники Бориса мыслили себя в будущем рэкетирами, банкирами, интердевочками, женами богатых мужей, и он недалеко ушел от них, лишь приспособив мечты к своим дарованиям.
   Боря мечтал стать всесильным хакером, взломщиком компьютерных программ, систем обороны. Он вплотную подобрался к тому, чтобы взламывать любые компьютерные коды, раздобыл чужие программы, написал и несколько собственных.
   Все его достижения были записаны на золотистом компакт-диске, с которым он не расставался никогда, даже в лицей носил с собой в портфеле. Нет, Борис Элькинд не собирался похищать деньги из банков посредством электронного взлома, не собирался добывать, а затем продавать вражеским агентам секреты своей страны. Он самоутверждался. И чем сложнее была задача, тем выше ценил ее Элькинд.
   За последние две недели он предпринял несколько попыток проникнуть в компьютерную сеть ФСБ. Но каждый раз ему не хватало то ли умения, то ли времени. Предвидя возможные последствия своей деятельности – ФСБ контора серьезная, – он выбрал довольно безобидное, с его точки зрения, направление – бухгалтерию: вот уж где, думалось ему, не окажется серьезных секретов. Но он ошибался: секретов в бухгалтерии ФСБ хватало, и спецслужбы следили за попытками проникновения в систему очень бдительно, особенно если учесть, что лицей «Академический» был подключен к глобальной сети Интернет через израильское посольство в России.
* * *
   Занятия в лицее «Академический» уже подходили к концу, уроки закончились, наступило время подготовки домашнего задания. Через час школьный автобус должен был развести учеников по домам. К учащимся двенадцатых классов в лицее отношение было особое, им разрешалось не носить формы, курить, предоставлялось право свободного посещения занятий.
   Уроков как таковых им не задавали, лишь раз-два в неделю преподаватели проверяли уровень знаний.
   Борис сложил книги, ухмыльнувшись, посмотрел на коробку с золотистым компактом без надписи. Под прозрачную крышку он вставил этикетку от пиратского китайского компакт-диска с неграмотной надписью «Сто сорок лучших игр». Взяв портфель под мышку, Элькинд спустился на первый этаж бывшего детского сада. Здесь царил полумрак, в длинных коридорах горели редкие лампочки. Дверь компьютерного класса была приоткрыта, преподаватель, сидя за столом, чернильной ручкой заполнял классные журналы.
   – Добрый вечер, Илья Ефимович.
   – Да мы же с тобой, Боря, виделись.
   – То было днем, а теперь вечер.
   – Поработать хочешь?
   – Если можно, конечно.
   – А когда я тебе запрещал?
   Уже не раз преподаватель информатики доверял своему лучшему ученику ключи от кабинета, зная, что тот ущерба компьютерам не нанесет. Закончив свои занятия, Борис отдавал ключ охраннику, дежурившему на входе в частный лицей.
   – Да вот, решил из Интернета немного информации скачать, – для достоверности Элькинд показал коробку с дискетами.
   – Садись, работай. Только смотри, не задерживайся подолгу там, где большие деньги платить надо.
   Посольство – оно, конечно, оплатит, но в разумных пределах. На прошлой неделе мне счет показали…
   – Не беспокойтесь, я сегодня только по бесплатным серверам лазить буду.
   Илья Ефимович, как назло, не спешил уходить, и Элькинду пришлось интересоваться совсем не нужными ему вещами, дожидаясь, пока преподаватель закончит работу. А руки чесались заняться настоящим делом, рискованным, а потому и интересным. За окнами стояла такая темень, словно здание находилось в лесу. Улицы были далеко, дома располагались на холме, а детский сад стоял на отшибе в ложбине. Надоедливый дождь барабанил по жестяным карнизам, навевая скуку и отчаянное нежелание выходить на улицу.
   Илья Ефимович захлопнул последний журнал, откинулся на спинку стула и достал пачку общих тетрадей, явно не торопясь покидать помещение компьютерного класса.
   – Вот же, черт! – пробормотал Боря, сгорая от нетерпения. – Сколько еще этот лысый дурак будет здесь торчать?
   Лысина преподавателя информатики поблескивала в полумраке, в ней отражался голубоватый экран компьютера.
   «Полиролью он ее натирает, что ли? А иначе чего она так блестит?»
   – Странный ты все-таки парень, Боря, – услышал у себя за спиной голос Ильи Ефимовича Элькинд и вздрогнул. Он даже не заметил, когда преподаватель подошел к нему; слава Богу, на экране ничего подозрительного не было. А мысли про лысого дурака не прочитаешь.
   – Что во мне странного?
   – Приятно, конечно, если ученики любят твой предмет, но не до такой же степени! Смотри, свихнешься на компьютерах. Как у вас, молодых, говорится, крыша поедет!
   – Никогда.
   Боря усмехнулся. Слово «свихнешься» привело его в веселое расположение духа, как раз свихнуться он и собирался, чтобы закосить от армии.
   «Кстати, компьютер – отличная основа для сумасшествия, – подумалось ему. – Звучит убедительно: помешался на компьютерах, вследствие чего появилось неадекватное восприятие реальности…»
   Взгляд преподавателя упал на компакт-диск, лежавший на краю стола.
   – И не стыдно тебе такой глупостью заниматься, какими-то дебильными играми?
   Откуда было знать Илье Ефимовиче, что на компакт-диске записаны не простенькие компьютерные игры, а хакеровские программы, добрая половина которых написана или самим Элькиндом, или представляет собой усовершенствованные им версии чужих разработок.
   – Такой дряни из Интернета можно скачать вагон и маленькую тележку, – добавил преподаватель.
   – И вы мне будете это рассказывать? – не удержавшись, съязвил Эдькинд.
   – Ладно, занимайся, ключ потом охраннику отдашь.
   Илья Ефимович, мало похожий на школьного учителя, в дорогом солидном костюме, с атташе-кейсом в руке, вышел из класса, позвякивая связкой ключей, увенчанной дорогим брелоком с эмблемой «БМВ». Элькинд тут же погасил свет, оставив гореть только настольную лампу на кронштейне, освещавшую клавиатуру, и подошел к окну. В темноте вспыхнули рубиновые огоньки автомобиля Ильи Ефимовича и качнувшись, поплыли сквозь дождь.
   «Ну вот, наконец-то, – подумал Боря. Руки у него слегка подрагивали от возбуждения. – Эх, были бы подключены к сети московские военкоматы, вмиг бы залез туда и внес нужные исправления. А до папок, пылящихся на доисторических стеллажах, попробуй доберись. Тут другой подход нужен: соблазнить, например, секретаршу военкома и уговорить, чтобы сняла папку с полки и засунула куда-нибудь подальше, чтобы ее сто лет не нашли. Но как вспомню телку, которая в приемной сидит, вмиг охоту отбивает с ней дело иметь. Это точно, существует принцип отбора девушек для работы в военкоматах – все похожи друг на друга, как матрешки, все пухлые, грудь из кофточки лезет, а задница такая, чтобы между подлокотниками в кресло не влезала».
   И тут Борис понял, что уже не стоит у окна, а сидит на стуле и смотрит на ярко освещенную аппаратуру. Компьютер проглотил компакт-диск, немного им пошуршал и затих. Можно было приступать к работе, бессмысленной с точки зрения многих людей, но для Бори Элькинда имевшей свой особый смысл: самоутвердиться, поверить в то, что ты сильнее программистов, составляющих системы защиты для спецслужб.
   Он быстро вышел на нужный сервер и запустил программу взлома. На подборку кодов, как он знал, должно уйти минут пять, не меньше, если, конечно, не повезет.
   «Ну, быстрее, ты!»
   Пока компьютер подбирал код, Боря, не отрываясь, смотрел на индикаторную лампочку факс-модема – не идет ли встречный запрос, не пытаются ли засечь, откуда выходит на связь его компьютер. Но все шло гладко, и через пять минут он, взломав систему защиты, проник туда, куда стремился. Ему открылась база данных бухгалтерии ФСБ. Борис перегонял файлы один за другим, спеша, не разбираясь, какие именно из них попадают в его руки – продавать же их не собирался.
   И тут мигнула красная индикаторная лампочка, сообщавшая о том, что включилась обратная связь и им интересуются. Борис не стал выходить из программ, зная, что это займет какое-то время, а просто отключил компьютер. Мигнув, монитор погас. Некоторое время Элькинд сидел неподвижно, прикидывая, успели его засечь или нет, затем отключил факс-модем, включил компьютер автономно, быстро скопировал полученные файлы на дискеты, стер их с винчестера и произвел еще несколько манипуляций, чтобы на диске компьютера не осталось никаких физических следов только что полученной информации.