Выключив компьютер, Элькинд быстро собрался, закрыл кабинет, оставил ключ скучающему охраннику и вышел в дождь.

Глава 7

   Полковник Синицын, докладывавший генералу Потапчуку о проникновении в компьютерную сеть ФСБ, вот уже вторые сутки дневал и ночевал в здании управления. С ним постоянно дежурили двое операторов, готовые мгновенно приступить к работе, если вновь последует попытка проникновения. То, что хакер завладеет какими-то секретами, полковника Синицына уже не волновало, на прямом доступе была стопроцентная липа.
   Кофеварка распространяла соблазнительный аромат по небольшому залу с широкими окнами, закрытыми жалюзи. Синицын сидел в кресле, закинув ногу за ногу, и, изнывая от безделья, листал номер «Огонька».
   Он уже и не пытался вникнуть в смысл прочитанного, просто пробегал глазами по строчкам, тут же забывая о мыслях, содержащихся в сочетаниях букв и слов.
   "Если и сегодня день пройдет зря, – подумал полковник «Синицын, – то завтра посажу вместо себя кого-нибудь другого. Хватит, так и спятить недолго!»
   Он поднял глаза от журнала. Жалюзи на окнах раздражали его: такое впечатление, будто тебя под землей замуровали, не поймешь, то ли день на улице, то ли ночь.
   «И кто только додумался покрасить стены в белый цвет, повесить белые жалюзи, закупить белую мебель и облицевать пол белоснежной итальянской плиткой? В конце концов, у нас здесь не операционная, чтобы стерильность разводить! Не на чем глазу отдохнуть!» – раздраженно думал полковник.
   Операторы тоже скучали, сидя возле включенных компьютеров. Ничто так не изматывает человека, как бесцельное ожидание. Усталость читалась на лицах всех троих, хотя вот уже два дня как они ровным счетом ничего не делали.
   И вдруг дремотное оцепенение как рукой сняло.
   – Товарищ полковник!
   Синицын мгновенно бросил журнал и ринулся к оператору.
   – Что?
   – Началось. Он входит в систему.
   – Не спугните!
   Свои возможные действия компьютерщики из ФСБ продумали и отработали заранее. Теперь они действовали чисто автоматически, предвидя реакцию хакера.
   – Засечем! Засечем! – шептал полковник.
   – Не сглазьте, товарищ полковник.
   Вся накопившаяся в людях энергия выплеснулась в короткие пять минут.
   – Все. Он отключил компьютер.
   На лбу полковника Синицына выступили крупные капли пота. Он тяжело вздохнул и, вытащив носовой плавок, промокнул им лоб.
   – Ну, – выдавил он из себя, боясь услышать, что хакеру вновь удалось выйти незамеченным.
   – На этот раз попался, голубчик. Сейчас точно узнаем откуда он выходил.
   – Смотрите, в наглую не лезьте. Главное, не вспугнуть, нам может пригодится этот канал для сбрасывания дезинформации.
   – Ждите, скоро будут готовы результаты.
   Теперь полковник Синицын не видел в журнале даже фотографий, просто созерцал цветные пятна. Ему не терпелось узнать, кто же это так нагло вторгается в святая святых. Минуты тянулись бесконечно…
   Оператор сиял, направляясь к Синицыну:
   – Дело заваривается круто, товарищ полковник. На нас выходили через канал Интернета из посольства Израиля в Москве.
   – Что? – нахмурился полковник, не веря своим ушам.
   – Посольство Израиля, – повторил оператор, растерявшись.
   Он-то хотел обрадовать полковника, а тот выглядел мрачнее тучи.
   – Вы уверены, гарантируете, что это не подсунутая нам ловушка?
   – Нет, все точно.
   – Этого не может быть.
   – Почему, товарищ полковник?
   – Потому что этого не может быть никогда, – зло бросил Синицын. – Вы что, не понимаете – на свете нет такого идиота, который бы использовал в шпионских целях официальный канал посольства? Нет и быть не может!
   – Но… – оператор развел руками, – факты, товарищ полковник.
   – Давай сюда свои факты, – уже понимая, что попал в абсолютно идиотскую ситуацию, пробурчал Синицын.
   Действительно, не было печали… Непростая проблема свалилась на его голову. С одной стороны, вроде бы заманчиво разоблачить зарубежные спецслужбы, пытавшиеся сломать секретные программы. С другой стороны, ясно, что в лоб с такой информацией не попрешь, можно нарваться на международный скандал.
   – Такого не может быть, – повторял про себя полковник, – не может быть, потому что этого не может быть никогда… – Эта дурацкая фраза назойливо вертелась в его перегретой испепеляющей новостью голове.
   "Неужели они настолько обнаглели? Нет, не может быть, в конце концов, там тоже не дураки сидят.
   Что же это такое?"
   Невеселые перспективы вырисовывались перед полковником Синицыным.
   Если ты не сидишь на самом верху пирамиды власти, не добрался до верхних ступенек иерархической лестницы, у тебя всегда есть спасительный вариант – посоветоваться с начальством. А грубо и прямо говоря, попросту переложить ответственность со своих плеч на чужие.
   Работы полковник Синицын не боялся, а ВОТ ответственности боялся как огня.
   «У кого большие звезды на погонах, тот пусть и решает».
   Таким человеком для Синицына, естественно, являлся генерал Потапчук.
   Не без злорадства в душе полковник набрал прямой номер генерала. Тот ответил незамедлительно:
   – Потапчук слушает.
   – Это я, Федор Филиппович.
   – Узнал, Синицын. Небось, уже раздобыл что-то, раз до утра не дождался?
   – Ждать невмоготу, товарищ генерал, вольно уж интересно получается.
   – Ты где сейчас?
   – В управлении.
   – Поднимайся ко мне. Думаю, пока добредешь, я уже у себя буду.
   Не прошло и пятнадцати минут, как генерал Потапчук впускал в свой кабинет полковника Синицына.
   Письменный стол в кабинете генерала был как всегда девственно чист, кабинет проветрен, в нем не чувствовалось запаха табачного дыма, хотя и хозяин, и его посетители иногда курили нещадно.
   – Ну, давай, Синицын, выкладывай. – Потапчук потер руки, усаживаясь за письменный стол, затем положил разогретые ладони на толстое прохладное стекло и взглянул в глаза полковнику.
   – Вы, наверное, смеяться будете, товарищ генерал, но против фактов не попрешь. В нашу систему пытались проникнуть через официальный канал посольства Израиля в Москве.
   Потапчук смотрел на полковника, как на сумасшедшего, сбежавшего из дурдома.
   – Ты, случаем, не того? – он покрутил ладонью у виска.
   – То же самое, товарищ генерал, я сказал своему оператору.
   – А он не псих?
   – Не более, чем мы с вами. Это абсолютно точно, вот техническое обоснование.
   – Но и они ведь не психи, чтобы так действовать.
   – И об этом я подумал, – вздохнул полковник Синицын.
   – И что ты теперь собираешься делать?
   – Не люблю я ответственность на чужие плечи перекладывать, – соврал полковник Синицын, – но без вашего совета, вернее, распоряжения, ума не приложу, как поступить. Нонсенс, да и только.
   – Ты хочешь, полковник, чтобы я посоветовал тебе надеть парадный костюм, пойти в посольство, показать там свое удостоверение и поинтересоваться, кто из их сотрудников шпионажем и хакерством занимается?
   – Но у нас же есть доказательства, – осторожно заметил Синицын.
   – Свои доказательства в такой ситуации можешь засунуть в задницу! – неожиданно грубо оборвал его генерал Потапчук. – Без твоих открытий, Синицын, куда спокойнее на свете жилось.
   Потапчук понимал, что проблема, попавшая к нему на стол, не его уровня – придется докладывать самому директору, да и тот, не проконсультировавшись с министерством иностранных дел, решать ничего не станет. Это тебе не ордер у прокурора испросить на прослушивание телефонных разговоров вора в законе!
   Потапчук был страшно зол: он понимал, что лавров в этом деле ему не снискать. Не дай Бог, вкралась какая-нибудь ошибка – начальство непременно вспомнит, кто подсунул информацию.
   – Нет, – вздохнул генерал, – мы должны все выяснить своими силами.
   – А ответственностью – напрямую задал вопрос полковник.
   – Ответственность мы с тобой, дорогой, поделим по справедливости.
   – Поровну или по справедливости?
   – Сам знаешь…
   – Что?
   – Что ответственность не делится.
   – Бумаги заводить пока не будем?
   – А ты как думаешь? – хитро сощурился генерал.
   – Вам решать.
   – А я-то думаю, ты все бумаги уже завел, только хода им пока не даешь. Угадал?
   Полковник Синицын забарабанил пальцами по плотной дерматиновой папке:
   – Все бумаги у меня есть в двух вариантах.
   – Это в каких же?
   – Один – для наступления, второй – задницу прикрыть, если отступать придется.
   – Молодец!
   – Ваша школа.
   Оба рассмеялись.
   – Думаю, Синицын, всему этому найдется очень простое объяснение, о котором ни я, ни ты пока не догадываемся.
   – Это какое же?
   – Знал бы, сразу бы сказал, – генерал Потапчук, опершись двумя руками о стол, поднялся из кресла. Не умел он мыслить, сидя за столом, только в движении мог найти решение очередной загадки.
   Синицын продолжал сидеть и, сам того не желая, вертел головой, каждый раз провожая генерала взглядом, когда тот уходил в дальний угол кабинета или же приближался к напольным часам.
   – Давай попытаемся с тобой прикинуть, как могло получиться, чтобы по абсолютно официальному каналу забрались в нашу базу данных.
   – Первое, – сказал полковник, – и самое маловероятное: действовал один из сотрудников Израильского посольства.
   – Молодец, что добавил «самое маловероятное».
   Давай отбросим эту версию как негодную и не будем к ней возвращаться, а?
   – Что ж, хозяин – барин, – пожал плечами Синицын, – мое дело перебрать и предложить все возможные варианты.
   – Давай следующий.
   – Кто-нибудь из детей сотрудников, этакий вундеркинд, используя родительский компьютер, занимается любительским взломом.
   – Знаешь, Синицын, и в это я не верю.
   – Почему же?
   – Дипломаты умеют своих детей воспитывать.
   – А если не всегда получается?
   – Ты найди мне ребенка, который бы хотел, чтобы его отец хлебной работы лишился. Твои дети в твои бумаги полезут, если ты их домой принесешь?
   – Никогда, – твердо ответил Синицын.
   – Вот видишь! И моя жена по карманам лазить не станет.
   – Значит, отбросим?
   – Отбросим. Давай, Синицын, что еще тебе на ум пришло?
   – Какой-нибудь самоучка нелегально подключился к израильскому каналу и путешествует по сети в свое удовольствие, а Израильское посольство за него счета оплачивает.
   – Это легко сделать? – Потапчук остановился.
   – Раз в сто сложнее, чем подключиться к каналу МВД или к каналу какого-нибудь университета, гуманитарного фонда…
   – Логично. Значит, российский умелец этого делать не станет.
   – Версию не отрабатываем?
   – Пока нет, если, конечно, в запасе есть что-нибудь более реальное.
   – Еще, возможно, это работа каких-нибудь других спецслужб, которые хотят столкнуть нас лбами.
   – Они бы это делали более умело.
   – И тут я согласен.
   – Что еще в запасе?
   – Больше ничего, – полковник ударил дерматиновой папкой себя по колену, чувствуя полную беспомощность перед лицом наступивших обстоятельств.
   – А жаль.
   Потапчуку не терпелось остаться одному и выпить крепкого кофе. Угощать полковника Синицына ему почему-то не хотелось.
   – Иди, подумай с полчасика, переговори с ребятами, может, чего и подскажут. А потом приходи.
   – Не получится у нас мозгового штурма.
   – Это еще посмотрим.
   Когда полковник ушел к себе, генерал Потапчук посмотрел на часы, чтобы знать, когда закончатся отведенные им полчаса, и только после этого попросил приготовить кофе.
   Когда помощник вошел с подносом, на котором стояла колба и маленькая чашечка, генерал махнул рукой:
   – Ставь прямо на письменный стол, я сам себе налью.
   Потапчук сидел, допивал чашечку до половины и вновь подливал кофе. Напиток был сварен на совесть – крепкий и вкусный, Потапчук пил его без сахара. От кофе на голодный желудок слегка закружилась голова, и генералу показалось, что он вот-вот доберется до разгадки.
* * *
   Если Федор Филиппович мог позволить себе роскошь рассуждать абстрактно, то полковнику Синицыну пришлось повозиться в поисках информации. Правда, и награда не заставила себя ждать. Он узнал, что два месяца тому назад к Интернету через Израильское посольство был подключен лицей «Академический». Значит, появлялся вполне конкретный адрес, куда можно было наведаться. Да и время выходов на базу данных ФСБ позволяло предположить, что хакер действовал именно оттуда. Запросы никогда не шли днем или ночью, только вечерами, когда занятия в лицее уже кончались.
   С этим открытием полковник Синицын направился к генералу Потапчуку и вкратце изложил свои соображения.
   – Вот это уже больше похоже на правду.
   Генерал тер пальцами виски, проклиная и кофе, и свой возраст, которые наградили его головокружением.
   Наконец он решил, что клин клином выбивают, и закурил.
   – Но это всего лишь возможный вариант.
   – Самый реальный. Кого там могли заинтересовать наши финансовые дела, как ты думаешь?
   – Федор Филиппович, у меня у самого голова идет кругом и хочется ответить – кого угодно. Но это же не ответ, вы сами понимаете.
   – Наведайся, Синицын, в лицей и аккуратненько попробуй разузнать. А там будем действовать по обстоятельствам.
   – Ничего другого не остается.
   – Веселое утешение.
   – Могу идти?
   – Да, больше тебе здесь торчать незачем. Выспись хорошенько и завтра займись нашим делом. Только аккуратно, не светись. Придумай какую-нибудь легенду, чтобы в случае чего было куда отступать.
   – Всего хорошего, – полковник Синицын устало поднялся и вышел из кабинета.
   «Кофе угостил бы, – подумал он. – Хотя нет, от начальства лучше никаких подношений не принимать, будь то премия или чашка кофе, потом всю жизнь будут помнить, что ты им обязан. Правда, если честно, с генералом Потапчуком мне повезло. Мужик он справедливый и разумный, из тех, кто не боится оформлять бумаги задним числом. Сперва дело, потом протоколы».
* * *
   Призывник Купреев хоть и лег поздно, но проснулся рано. Ему не терпелось избавиться от толстой стопки корешков повесток. Как-никак, носить с собой чужие радость и горе не хочется никому, да и самому лучше быть чистым перед военкоматом. Он честно заслужил себе отсрочку от армии и мог вздохнуть спокойно.
   Аккуратный трехэтажный кубик здания военкомата стоял в переулке, абсолютно безлюдном в это время – в девять часов утра. Рабочая публика уже разъехалась по предприятиям, а занятая бизнесом только готовилась сесть за завтрак. День выдался до омерзения непогожим, солнце скрывалось за тремя слоями облаков, накрапывал мелкий всепроницающий дождь. Словно побитые молью, искрошенные бетонные бордюры возле военкомата густо покрывала белая и черная краска.
   Дежурная на входе сперва не хотела пропускать Купреева в военкомат, так как на руках у него не оказалось никаких документов, но, увидев корешки, сообразила, что к чему, – ссориться с комиссаром ей не хотелось. Стены вестибюлей представляли живописное зрелище – видимо, военные прихватили пару студентов-художников, у которых в учебном заведении не было военной кафедры, и, расплатившись с ними отсрочкой, заставили изобразить на стенах несколько батальных сцен: танковая атака, самолеты, заходящие для бомбометания, и вертолеты в горах Афганистана, а может быть, и Кавказа. Тех, кого бомбят, видно не было: все ущелья покрывал очень удобный и быстрый в исполнении дым. Видно, ребята работали на совесть, стараясь угодить заказчику.
   «За деньги такой отдачи от художника не добьешься», – подумал Купреев и шагнул в приемную военного комиссара.
   Машинистка сидела за письменным столом, нахально расставив ноги. Ее тугая грудь, как подошедшее дрожжевое тесто, пыталась вырваться на волю из тесной кофточки. Купреев посмотрел на основательную дверь, ведущую в кабинет, и спросил:
   – На месте?
   Девушка лениво прошлась взглядом по всей фигуре Купреева и задумалась, быть ли ей улыбчиво-мягкой или же напустить на себя по-военному строгий вид.
   – А что у вас, собственно, за дело, товарищ призывник?
   – Повестки вчера дали разносить, корешки пришел отдать.
   – С этим только к самому.
   Как ни пыжился Купреев, все равно колени противно задрожали, когда он переступил порог кабинета.
   – Здорово, боец!
   Купреев хотел сказать «здравствуйте», но вспомнил, что следует говорить «здравия желаю», и выдавил из себя что-то среднее между «здрав», «те» и «лаю». Но хорошее настроение бодрого военкома ничто не могло испортить.
   – Все разнес?
   – До единой.
   – Давай сюда.
   – Сейчас.
   Путаясь в карманах куртки, Купреев извлек стопку корешков – на большинстве стояли его собственноручные подписи, каждую из которых он пытался стилизовать под фамилию адресата.
   – Так, – задумчиво протянул военный комиссар, раскладывая перед собой пасьянс из бумажек. – Значит, все до единой разнес?
   – Все.
   – И каждую тебе подписали собственноручно? – Губы его расползлись в добродушной улыбке.
   – Не всех дома застал, но…
   – Что – но?
   – ..или родители подписывали, или братья с сестрами, а вот на этой соседи расписались, – он наугад ткнул в одну из повесток.
   – Если на одной, это не страшно.
   – Правда?
   – Первый раз вижу, чтобы все повестки по назначению попали, обычно половину назад приносят.
   Комиссар прекрасно представлял себе технологию, по которой Купреев разносил повестки и получал подписи, и Володя это почувствовал.
   – Да, – решил он сделать первый шаг к сдаче позиции, – в одной квартире никого дома не оказалось, так я уж в почтовый ящик бросил и сам расписался.
   Может, зря?
   – Своей подписью?
   – Своей.
   – Это тоже ничего. Значит, я тебе отсрочку от призыва обещал?
   – Да уж.
   – Если работу свою на совесть сделал, то я слово сдержу. Но во всем контроль нужен. Кого бы нам из них сейчас проверить, а? – как будто и впрямь спрашивая совета у Купреева, проговорил комиссар. Затем нажал кнопку селектора и буркнул; – Валя, зайди-ка сюда.
   Покачивая бедрами, секретарша вплыла в кабинет и замерла возле сейфа. Самым ярким цветовым пятном во всем кабинете были сейчас ее накрашенные губы.
   – Валя, позвонишь сейчас, спросишь… – взгляд военкома скользил по разложенным на столе повесткам, пытаясь отыскать фамилию позаковыристее. – Во, – воскликнул он, выдергивая повестку с красными закорючками на месте подписи, – спросишь Бориса Элькинда. Только так, как ты умеешь, ласково, а потом передашь трубочку мне.
   – Есть!
   – Чего ты так официально, не в форме же…
   Секретарша присела возле стола на корточки, пробежала взглядом корешки личных дел призывников, вытянула дело Элькинда и придвинула к себе телефонный аппарат.
   «Кажется, влип, – подумал Купреев, – зря только вчера старался. Выбросил бы все повестки в урну, результат был бы тот же».
   А диск телефонного аппарата уже весело крутился.
   Секретарша прижимала плечом к уху телефонную трубку. В кабинете стало так тихо, что можно было расслышать гудки – длинные, коварно бесстрастные.
   – Алло, – прозвучал голос матери Бориса.
   – Здравствуйте, вы Борю не позовете? – проворковала в трубку секретарша, немного игриво, но вместе с тем и сдержанно, чтобы не возбудить подозрения у матери.
   «Вот, сволочи, Борьку как рыбу на наживку ловят!» – подумал Купреев.
   Военный комиссар подмигнул девушке: мол, дело свое знаешь туго.
   – Секундочку, – ответили в трубке, и уже издалека донесся спокойный голос матери Бориса. – Боренька, тебя девушка какая-то спрашивает.
   Секретарша подмигнула и, прикрыв микрофон ладонью, фыркнула:
   – Сработало!
   Военный комиссар кивнул. Видно, не раз приходилось им разыгрывать эту комедию, и каждый из участников знал свою роль досконально.
   – Да, слушаю, – раздался в трубке голос Бори Элькинда.
   – Борис? – еще более игриво, чем прежде, поинтересовалась секретарша.
   – Да, а кто?..
   Абсолютно не меняя игривого тона, секретарша продолжила:
   – Это вас из военкомата беспокоят. Повестку вчера получали?
   В трубке зависло молчание.
   – Сейчас с вами будет говорить полковник Голубев, наш военный комиссар.
   Молчание стало совсем уж глухим.
   – Товарищ призывник, – хрипло пробасил военком, – вам вчера повестку вручали?
   – Нет.
   – Вот, Борис Элькинд говорит, что никакой повестки ему не вручали, – обратился к Купрееву комиссар. – А у нас сидит человек, – продолжал он в трубку, – который вчера эти самые повестки разносил, и утверждает, что вы получили, даже подпись ваша стоит.
   Во всяком случае, он говорит, что ваша. Кто же из вас двоих врет?
   Купреев прикрыл глаза и мысленно представил себе Борьку, опустился перед ним на колени и принялся умолять: "Ну, подзалетели мы, подзалетели!
   Только не дай уж погибнуть двоим вместе, скажи, что получал повестку!"
   Борька между тем стоял в прихожей, прикрыв глаза, и представлял себе Купреева, который сидит в кабинете военного комиссара, бледный от страха.
   – Пойду узнаю, может, мать забыла мне сказать.
   – Да уж, забыла, – пробурчал военный комиссар, терпеливо продолжая держать трубку возле уха.
   Те пятнадцать секунд, которые Борис стоял с трубкой в руках, раздумывая, что ему ответить, для Купреева растянулись в вечность.
   – Да, – наконец собравшись с духом, произнес Борька, – мать забыла сказать. Повестка на холодильнике лежит, а меня самого вчера дома не было.
   – Так что уж не забудьте, товарищ Элькинд, явиться для прохождения комиссии, – явно недовольный тем, что придется сдержать слово и дать Купрееву отсрочку от призыва, проговорил военный комиссар и положил трубку на рычаги услужливо подставленного к нему секретаршей телефонного аппарата. – Твое счастье, Купреев, пойдешь в армию не весной, а осенью.
   "Черта с два я тебе пойду, – подумал призывник, – поступлю к тому времени или справку какую достану.
   Заработаю денег за лето и куплю, если достать не получится".
   Военный комиссар вытащил из стопки дел папку с фамилией Купреева и протянул секретарше:
   – Отложи к осенним. Все, свободен.
   «Свободен! Свободен! – стучало в голове у Купреева, пока он бежал по лестнице. Он уже не замечал мерзкой погоды, день казался ему прекрасным. – Свободен!»
   А вот Борька Элькинд недолго чувствовал себя героем, спасшим товарища. Геройство улетучивалось, стоило посмотреть на повестку. Завтра к девяти утра предстояло явиться в военкомат, пройти медкомиссию.
   Он знал: пощады ему не будет.
   Один раз он уже отвертелся от призыва, а теперь все, кранты, упекут по полной программе. Всего лишь день у него в распоряжении.
   – Мама, – упавшим голосом сказал он, – ты говорила, что у тебя есть знакомые в «дурке» и они могли бы на время положить меня туда на лечение?
   – Так это из военкомата звонили?
   – Да, завтра я должен явиться для прохождения комиссии.
   – Погоди, не волнуйся, – дрожащими руками Роза Григорьевна принялась набирать телефонный номер, – все сейчас сделаем. Ты уж в лицей сегодня не ходи, и завтра тоже. Я сама позвоню и все им скажу, главное, не волнуйся.
* * *
   Полковник Синицын спал до десяти утра, наверстывая упущенное за двое суток дежурства. Позавтракав, он оделся и посмотрел в зеркало: костюм, галстук, белый шарф, длинный плащ, шляпа, в руках портфель. Но как ни старался выглядеть сугубо гражданским человеком, военная выправка выдавала его с головой.
   – Ну, и черт с ним! – полковник хлопнул ладонью по карману, ощутил твердые корочки удостоверения и вышел из квартиры.
   Серая «мазда» полковника Синицына остановилась у ворот бывшего детского садика. Он сдал чуть назад, освобождая проезд, и прошел в калитку. Во дворе лицея было чисто, хоть и не ухожено.
   Дюжий охранник тут же выбрался из-за стола и преградил полковнику дорогу.
   – Вы к кому?
   «Словно у нас в бюро пропусков», – подумал Синицын, а вслух сказал:
   – К директору. Сына хочу в лицей определить.
   Охранник отступил и сказал:
   – На второй этаж и направо.
   «Какого черта я ляпнул насчет сына? – подумал Синицын. – Почему не дочь? Великая сила – стереотип, от него отказаться не так-то просто».
   Директор встретил посетителя приветливо, хотя сразу заподозрил неладное. На нового русского Синицын не походил, а военная выправка внушала опасения.
   Полковник решил пока не раскрываться.
   – Хочу сына отдать учиться.
   – Именно к нам?
   – Пока еще не знаю, хожу по частным школам, выбираю. Где цена не устраивает, где учителя не нравятся.
   – А про наш лицей откуда узнали?
   – Знакомые рассказали.
   – В какой класс мальчик ходит?
   – В восьмой.
   – Что ж, места у нас еще есть, приводите. Пройдет тестирование – возьмем, если объем наших услуг вас устроит.
   – У меня парень компьютерами увлекается, – глядя в глаза директору, добавил полковник Синицын.