– Что ты так и знал?
   – Пятьдесят баксов выиграл, вот что я узнал!
   – Так пойдем пропьем их. Ты же, небось, получил денежки на отпуск?
   – Получил конверт, как положено, и даже не один конверт получил.
   – А ты смотрел сколько там внутри?
   – Да не было времени, дома посмотрю. Но конверт толстый.
   – Опять, наверное, двадцатками выдали?
   – Не знаю, не знаю, не проверял. Бросил в дипломат, пусть себе там и лежат.
   – Так идем или нет?
   – Идем, – решился Чесноков.
   – Не нравится мне твой блеск в глазах.
   Чесноков еще раз оглядел свой стол, затем смахнул с уголка невидимую пыль, погасил компьютер.
   – Ну, наконец-то три недели всех вас не увижу.
   И мужчины покинули банк, у двери которого уже суетились несколько человек охраны в пятнистой камуфляжной форме с маленькими рациями в нагрудных карманах.
   – Привет, ребята!
   – Добрый вечер, – чувствуя дистанцию между собой и двумя банкирами, ответил бригадир охраны.
   – Проще надо быть, Паша, проще.
   Сотрудники покидали банк. Повсюду гас свет и становилось тихо.
   На улице, как и водится в середине октября, тем более, в Санкт-Петербурге, шел надоедливый мелкий холодный дождь, который, как казалось, никогда не начинался и никогда не кончится – шел и будет идти вечно – от Сотворения мира до Страшного Суда.
   – Такая погода здесь будет стоять до самого снега, – мрачно сказал Рублев, щелкая зонтиком.
   – Именно что здесь, но не на Средиземном море.
   – Сволочь ты, в доме повешенного не говорят о веревке или я не прав.
   – Ты свое отгулял.
   Над Андреем тут же раскрылся черный купол, по которому зашуршали водяные капли.
   Щелкнул своим зонтиком и Александр Чесноков.
   – Ну, куда пойдем?
   – Пока не знаю, – признался Чесноков. – Куда ты хочешь?
   – Куда ты пригласишь, тебе же платить.
   – Тогда пойдем, где будет подешевле.
   – Опять в итальянский ресторан? Спагетти жрать я уже не могу!
   – А чего хочешь?
   – Я бы выпил немного, скромно и со вкусом посидел, да и все. Завтра у меня тяжелый день.
   Приедет управляющий одного из филиалов, а там у них куча проблем, особенно с векселями.
   Придется разбираться, поэтому надо, чтобы голова на утро была свежей.
   – Да хватит тебе о работе! Я на все дела уже болт забил. По мне так можете разориться, прогореть, пусть вас всех арестуют, а управляющий вместе с бабками дернет куда-нибудь подальше да поглубже. А я обо всем узнаю из заграничных газет.
   – Ну ты даешь, Саша! Типун тебе на язык!
   Если не будет банка, то что нам с тобой делать?
   – Сядем на панели возле Исакия и станем, жалостно подвывая, просить милостыню.
   – Тоже дело – бизнес.
   – Тебе, может, и дадут, а вот мне…
   – Да, выглядишь ты, Саша, шикарно. Придется тебе пару дней в мусорном контейнере переночевать, тогда и тебе давать начнут. Пооботрешься, костюмчик засалится, золотые пуговицы потускнеют, часы кто-нибудь отберет. И будешь ты грязным, небритым и вонючим. Только пару зубов тебе еще выбить…
   – Мои зубы не трогай, я за них целое состояние отдал, машину можно было купить.
   – Подержанную, – подколол приятеля Андрей Рублев.
   – Подержанную или нет, а ездить можно.
   – Вот и зубы у тебя такие же, как и машина, которую за них можно было купить.
   – Что, тебе не нравятся мои зубы? – улыбка исчезла с лица Чеснокова, словно бы по нему провели грязной половой тряпкой.
   – Да ладно, я пошутил, – заулыбался Андрей, – зубы у тебя что надо. Но мне бы больше понравилось и вообще было бы стильно, если бы они у тебя были золотые, как пуговицы на пиджаке и оправа на твоих очках. То есть, ты стал бы сразу стильным парнем, цельной личностью…
   – Да пошел ты, Андрей, с тобой вообще невозможно ни о чем разговаривать! Ты вечно все опошлишь, как тот поручик Ржевский.
   – Кстати, я догадываюсь, почему ты не вставил золотые зубы.
   – Ну и почему? – немного набычился Чесноков, переступая лужу и боясь запачкать свои добротные английские ботинки.
   – А потому, что ежели ты летел бы куда-нибудь, тебя сразу же задержали бы и заставили вписывать в декларацию, килограмм золота.
   – Какого золота?
   – Ты тупой! Стоматологического золота.
   На этот раз шутка приятеля Чеснокову понравилась, и он широко, по-американски, улыбнулся, сверкая белыми керамическими зубами.
   – Я же не дурак.
   Так приятели и двигались, обходя лужи, задерживаясь перед светофорами. Они не спешили, и расставаться им не хотелось. Они знали, что впереди долгая разлука. Аж на целых три недели Чесноков не услышит подколок Рублева, а Рублеву будет не над кем поиздеваться и не с кем делиться впечатлениями.
   – Андрюша!
   – Да?
   – Просьба у меня есть к тебе.
   – Хоть две, – безмятежно отвечал Рублев.
   – Для своей жены я вчера улетел, вернее, сегодня.
   – Не понял…
   – А и не надо, будет спрашивать, скажешь, что меня сегодня уже не было.
   – Если надо, скажу, что я тебя вообще не знаю. А вместо тебя у нас работает сварливая бабища.
   – Смотри, не перебери, она у меня женщина очень подозрительная.
   – С чего бы это?
   Впереди них шла девушка с полосатым, как шлагбаум, зонтиком, огромным и ярким среди петербургской сумеречной серости.
   – Послушай, как бы ты ее трахал? – толкнув приятеля в плечо, спросил Чесноков.
   – Эту?
   – Ее.
   Рублев задумался, даже приостановился и принялся смотреть на туго обтянутый зад стройной девушки в короткой кожанке.
   – Знаешь как?..
   – Долго?
   – Я никогда женщин не балую.
   – В каком смысле?
   – Пусть сама беспокоится о том, успеет она кончить или нет, я о своем приятеле куда больше забочусь.
   – Обо мне что ли? – Рублев смотрел на Чеснокова невинными глазами.
   – Ты мне друг, но в табеле о рангах занимаешь только вторую строчку, первую – тот дружок, который у меня в штанах.
   – А давай у нее спросим, как бы ей хотелось? – не унимался Андрей.
   – Как бы ей ни захотелось, я так и трахнул бы ее, – честно отвечал Александр.
   – Не сомневаюсь, я бы сделал то же самое.
   – Эй, девушка, девушка… – тут же закричал Чесноков своим приятным басом, который, как он полагал, действует на девушек и женщин магнетически.
   Но когда девушка обернулась, Александр скучающе смотрел на носки своих ботинок, и она встретилась с немного удивленным взглядом Андрея, а его приоткрытый рот навел девушку на мысль, что обратился к ней именно он.
   Девушка стояла, стояли и Рублев с Чесноковым, Между мужчинами и ней пролегало каких-то восемь шагов.
   – Вы не скажете как пройти в аптеку? – спросил Андрей и немного хитро улыбнулся. – Моему приятелю плохо, очень плохо.
   – А что с ним? – настороженно осведомилась девушка, еще не поняв, какую игру с ней затеяли солидные мужчины.
   – Да у него понос. Видите, боится с места двинуться. В напряжении весь…
   – Вот уж да!
   – Не вру!
   Девушка громко захохотала, отчего ее лицо стало более розовым и чуть более миловидным.
   – Подскажите, спасите его.
   – Аптека? Не знаю. А вот платный туалет за углом, могу проводить, но только до двери с буквой "М".
   – Да, да, спасибо.
   – Не слушайте его, он просто идиот, которого по недоразумению оставили гулять на свободе.
   – Оба вы немного того…
   – Нет, только он, – Чесноков собрался праздновать победу.
   – Знаете, мой приятель хотел просто с вами познакомиться.
   – В честь чего?
   – Ему понравился ваш зад.
   – Придурки! – сказала девушка, резко развернулась и почти побежала.
   – Как она тебя! – заулыбался Александр Чесноков, толкая в плечо Андрея.
   – Это она тебя, а не меня. Это ты для нее законченный придурок.
   – Кое в чем ты прав, зад у нее определенно ничего, а вот перед ни к черту.
   – Да, перед подкачал.
   – Тогда грубый оральный секс отпадает и остается утонченный анальный, – лицо Андрея Рублева приняло предельно мечтательное выражение.
   – Я все больше по старинке.
   – Я думаю, ты натрахаешься по старинке в своей Африке, смотри только, СПИД не привези, а то весь банк перезаразишь, всех наших девочек.
   – Так ты же к их услугам не прибегаешь, чего тебе бояться?
   – Я не прибегаю, но могут же они потом от злости в чашку мне плюнуть.
   – Это точно, тебя наши девицы не очень жалуют.
   – Они женатых не очень-то жалуют. Но за тобой, как мухи за дерьмом, бегают.
   – Мухи не бегают, а летают.
   – А они уже все такие подержанные, словно им крылышки оборвали, вот они и бегают.
   – Ладно, не наговаривай.
   Мужчины, перешучиваясь и подкалывая друг друга, двигались по людной улице.
   Наконец они свернули в переулок. Но им и в голову не пришло оглянуться. Хотя навряд ли, даже оглянувшись, занятые своими мыслями, смогли бы они рассмотреть в постоянно движущейся, снующей массе людей одного единственного мужчину, который никуда не спешил, а шел с такой же скоростью, под таким же черным зонтиком, как у Андрея Рублева, точно вслед за ними, не перегоняя и не отставая. Когда Рублев с Чесноковым приостанавливались, приостанавливался и мужчина, принимался рассматривать рукоять своего зонтика или циферблат часов, абсолютно не интересуясь, какое время показывают стрелки.
   – Ну вот и наш любимый бар, – облегченно вздохнул Андрей Рублев, – думаю, что на большую сумму я тебя не разорю, не смотри на меня так испуганно.
   – Вначале всегда думаешь так, а вот потом…
   – Что потом?
   – А потом уже не думаешь.
   – Так не бывает, всегда какие-то мысли в голове крутятся.
   – Потом не думаешь, а вспоминаешь.
   – С утра?
   – С утра…
   – Это точно.
   Мужчины, несмотря на мрачную перспективу, все-таки вошли в бар. Услужливый швейцар тут же принял их зонтики и плащи, за что и получил мелкие чаевые.
   – Ну что, пойдем к стойке или сядем за столик?
   – Давай сядем за столик.
   Рублев и Чесноков в этом баре были довольно частыми посетителями, и их здесь знали в лицо. Ведь банк «Золотой дукат» находился всего лишь в десяти минутах ходьбы. И бармен, и официантки не без пользы для себя запоминали всех постоянных посетителей. Они не знали, кто они и откуда приходят, но приветствовали их радушно, так, как может приветствовать вернувшегося из командировки мужа изменившая ему с соседом жена.
   Андрей уселся за столик и откинулся на мягкую спинку дивана. Чесноков устраивался подольше, старательно и незаметно для окружающих вытирая о ковер грязные подошвы своих дорогих башмаков.
   – Ой, смотри, Андрюша, – Александр Чесноков кивнул в сторону стойки, где спиной к ним сидела уже знакомая им девушка.
   – Мокрая, как дворовая кошка.
   – А ты сухой?
   – Ты предлагаешь посушиться?
   – Лучший способ для этого – снять одежду и развесить ее.
   – А как же понос?
   Сложенный зонтик свисал с руки девушки, и с разноцветной материи стекали по блестящему наконечнику и падали на ковер прозрачные капли дождевой воды. Прямо у стойки темнело на ковре пятно.
   – Я ее раньше здесь никогда не видел.
   – И я не видел, – сказал Чесноков.
   – Если бы она была постоянной посетительницей, зонтик оставила бы в гардеробе.
   – Наверное, так заскочила, ненадолго, если устроилась за стойкой.
   – Может, тормознем?
   – Ты же говорил, что оральным сексом с ней заниматься не стоит, а вдвоем сзади не пристроиться. Это только возле унитаза двое мужиков могут делать одно дело.
   – Да пошел ты! – Андрей Рублев громко захохотал, да так громко, как мог себе позволить лишь постоянный посетитель бара.
   Девушка оказалась единственной, кто не повернул голову на его смех.
   – Нервы у нее крепкие.
   – У меня тоже.
   Бармен посмотрел на мужчин и помахал рукой, как добрым старым знакомым.
   – Что будем пить? – Чесноков облокотился на стол и заглянул в голубые глаза Рублева.
   – В такую шальную погоду лучше начинать с крепкого и кончать им же…
   – Вот с крепкого и начнем. Кто будет заказывать? – спросил Чесноков.
   – Как обычно.
   – Я угощаю, ты заказываешь.
   – Хорошо, уж я-то постараюсь тебя разорить. И не на полтинник.
   – Ты уж сильно не разгоняйся, а то мне деньги еще пригодятся.
   – Помнишь анекдот? – когда уже прошло минут пять и на столе стояла колба с коньяком, лежали в стеклянной тарелке горячие бутерброды, – поинтересовался Андрей Рублев у своего приятеля.
   Тот разлил коньяк по рюмкам.
   – А почему ты не захотел, чтобы его подогрели?
   – К черту! Я во все это не верю. Лучше подогрею его внутри. А он меня – как в любви.
   – Так что ты хотел рассказать, Андрюша?
   – Помнишь, мой брат, Борис, рассказывал анекдот?
   – Про прапорщика, что ли?
   – Да нет, не про прапорщика и не армейский, а про мужика алкоголика.
   – Нет, вроде бы не помню. Может быть, я сам уже был пьяный?
   – Да, по-моему, ты уже был тогда готов.
   Так вот, слушай. Заходит мужик в ресторан и говорит: «Мне десять рюмок водки и все по пятьдесят». Ему приносят водку, прямо на глазах расставляют в рядок десять рюмок, наливают. Мужик берет вторую и начинает пить. И так пьет до девятой. Все в ресторане оставляют свою жратву, баб и с удивлением смотрят на этого странного мужика. Затем один не выдерживает и спрашивает: «Слышь, мужик, а что это ты так странно пьешь, оставляешь первую и последнюю?» Мужик крякает, заедает огурцом и объясняет: "Первая, ребята, мне всегда плохо идет, а последняя всегда оказывается лишней.
   Вот поэтому я всегда оставляю первую и десятую". Сказав это, мужик падает под стол, совсем как ты в тот раз.
   – Ты предлагаешь первую не пить?
   – Давай будем их считать вторыми.
   – Давай.
   Мужчины выпили коньяк. А после четвертой они уже совсем развеселились, согрелись и принялись осматриваться по сторонам в поисках девиц соответственного поведения, с которыми можно, истратив всего лишь по полтиннику баксов, неплохо отдохнуть. Но, кроме девушки в кожанке с мокрым зонтиком, свободных девиц в баре не оказалось. Правда, она не выглядела проституткой, но тем интересней становилась задача совратить ее.
   – Иди, пригласи, – шепотом сказал Рублев своему приятелю.
   – А вот пойду и приглашу.
   – Смотри, не перепутай последовательность – сперва поздоровайся, а уж потом за задницу ущипни.
   – Я щиплю их только за грудь.
   – А они тебя за что?
   – Тссс… – Чесноков приложил палец к немного пухлым губам, – они щиплют меня за то, что я умею их любить как никто другой.
   – Я ожидал другого ответа.
   – Какого?
   – Двусмысленного – за то, чем я их умею любить, как никто другой.
   – И за это тоже, – Александр приподнял маленькую рюмку и осторожно, словно боялся ее ненароком проглотить, опрокинул в широко раскрытый рот. – Ты не смотри на меня так, я коньяк пить умею, но иногда так хочется нарушить приличия…

Глава 6

   Мужчина в сером плаще, который провожал Рублева и Чеснокова от самого банка до бара, уже десять минут куда-то пытался безуспешно дозвониться из телефона-автомата. Он чертыхался, нервно поглядывал на зашторенное окно бара, за которым все-таки можно было разглядеть силуэты надолго устроившихся за столиком двух мужчин.
   Наконец-то он дозвонился, коротко переговорил, прикрывая микрофон ладонью – то ли от дождя, то ли от чужих ушей и, облегченно вздохнув, закурил уже третью по счету сигарету. Затем он перешел на другую сторону улицы, потоптался минут пять под козырьком и, взглянув на циферблат своих часов, вошел в бар, где не раздеваясь, бросил швейцару короткую фразу:
   – Я ненадолго.
   – Как желаете.
   Мужчина подошел к стойке, указательным пальцем, украшенным золотой печаткой, поманил к себе бармена и заказал:
   – Сто пятьдесят «Абсолюта» и безо льда.
   – Бутерброд?
   – Хммм… – нечленораздельно промычал пришелец с улицы, словно хотел этим выказать свое изумление – неужели он похож на человека, который закусывает после одной рюмки водки.
   Бармен ловко снял пробку с матовой бутылки, показал ее мужчине в сером плаще, дескать, этот или не этот. Мужчина кивнул в знак согласия:
   – «Абсолют» он и есть «Абсолют».
   Бармен высоко поднял бутылку и водка тонкой струйкой полилась в тонкостенный стакан, который тут же запотел. Девица в кожанке с любопытством посмотрела на мужчину. Но тот взглянул на нее так неприветливо, что улыбка тут же исчезла с ее лица.
   – Придурок, – прошептала девушка.
   А из-за столика уже выбирался с маслянистой улыбкой на пухлых губах Александр Чесноков. Его пиджак был расстегнут, а дорогой галстук чуть расслаблен. Глаза блестели сильнее, чем золотые пуговицы, улыбка на лице Александра получилась широкой и добродушной.
   Она обещала райские удовольствия своему владельцу всего лишь за пятьдесят баксов. Это была та сумма, которую Чесноков мог потратить на такое дело без особого сожаления.
   – Девушка, мы вам, наверное, нагрубили… – устраиваясь на высокий табурет, по-птичьи поджимая ноги, проворковал Чесноков, плечом касаясь девушки.
   – Как ваш понос? – довольно громко поинтересовалась та.
   – А вы знаете, прошел! Как увидел вас в этом баре, сразу и прошел.
   – Это хорошо, – девушка улыбнулась. Ей явно льстило внимание такого солидного, респектабельного мужчины, тем более, не безнадежно старого, как казалось ей в ее двадцать лет.
   Она уже полчаса растягивала как могла сто граммов вишневого ликера, самого дешевого в этом баре, пытаясь им согреться.
   – Хотите, я познакомлю вас со своим другом? – начал разыгрывать беспроигрышный вариант Александр, мол, не о себе пекусь, а о друге.
   – У него тоже понос и он хочет от него избавиться? Пусть смотрит на меня, если мой вид способен скрепить желудок.
   – А у вас все в порядке с юмором, – похвалил девушку Чесноков. – Пойдемте за наш столик.
   – У меня все в порядке.
   – Но с юмором особенно. Обычно молодые избегают не только шутить на такие темы, но и вида не показывают, будто когда-либо в жизни им приходилось ходить в туалет. Один мой приятель заработал себе воспаление мочевого пузыря, поскольку боялся сказать девушке, с которой проходил всю ночь под звездами, что хочет «пи-пи». Так, пойдем за наш столик, вам одиноко сегодня, нам одиноко…
   Та пожала плечами так, словно бы у нее по спине ползали муравьи.
   – А о чем мы будем разговаривать? О дождливой погоде иди о вашем поносе?
   – С этого можно начать.
   – Лишь бы этим не кончилось, – захохотала девушка на удивление звонко и бесшабашно.
   Бармен подмигнул Чеснокову, дескать, я ее, приятель, вижу насквозь, и у тебя все получится, а полтинника как раз хватит на угощение и мотор.
   Чесноков в ответ улыбнулся бармену:
   – Что она предпочитает?
   – Могу ошибиться, но она здесь третий раз и все время пьет вишневый ликер.
   – Тогда за наш столик целую бутылку ее любимого вишневого ликера.
   Бармен подал граненую бутылку, предварительно протерев ее салфеткой.
   – И кофе для всех.
   – Только мне без сахара, – вставила девушка, потому что у нее и так начиналась изжога от неимоверно сладкого тягучего ликера.
   – Пойдемте, пойдемте. Кстати, как вас зовут? Я Александр, а мой друг – Рублев.
   – Надеюсь, не Андрей?
   – Андрей. А как вы догадались?
   – Ну, если Рублев, то, наверняка, Андрей.
   Если Ульянов, обязательно Владимир, а если Гагарин, то уж, непременно, Юрий.
   – А-а, – на всякий случай заулыбался Чесноков. – А вас как зовут?
   – Меня? – девушка вновь передернула плечами. – Меня зовут Наташа.
   – Значит, Ростова.
   – А вот и нет.
   – Тогда Безухова и вы замужем за Пьером.
   – У вас какие-то вторичные шутки. Хотя вы, наверное, достаточно выпили.
   К столику Чесноков уже вернулся с Наташей, которую держал под руку, как бы боясь, что Рублев перехватит ее. Когда он усадил девушку за стол, нога Андрея Рублева тут же коснулась ее лодыжки, а левое веко у него нервно дернулось, подмигивая. Наташа ногу не убрала, но подмигивать в ответ не стала, она еще не решила, кому из этих двоих отдаст предпочтение – тому, кто больше потратит на нее или тому, кто больше понравится.
   Мужчина в сером плаще поставил пустой стакан на стойку. Больше заказывать он ничего не стал, лишь нервно принялся вертеть в толстых грубых пальцах с коротко подстриженными ногтями пачку сигарет, время от времени бросая через плечо равнодушные взгляды на посетителей бара, устроившихся за столиками.
   Сам же он предпочитал оставаться в тени у самого края стойки.
   – Все в порядке? – поинтересовался у него бармен. – Хотите еще? Или бутерброд?
   – Не сейчас.
   – Я всегда рядом.
   Бармен на время потерял к этому посетителю всякий интерес, поняв, что тот больше ничего заказывать не станет, но и не уйдет в ближайшее время.
   Громко играла музыка, которую пытались перекричать Чесноков с Рублевым, отвешивая Наташе комплимент за комплиментом. Та пьянела на глазах. Она уже не пила свой ликер, мужчины уговорили ее перейти на коньяк. Тем более, что на столике появилась вторая колба, а первая, опустевшая, как перегоревшая лампочка, была унесена. Бар за последний час, благодаря дождливой погоде, наполнился людьми, и бармен еле успевал наполнять рюмки, стаканы, чашки, засовывать в микроволновую печь тарелки с бутербродами и все это пахнущее, пузырящееся, булькающее богатство раздавать жаждущим выпить и закусить посетителям.
   Мужчина в сером плаще, так и сидел, привалясь плечом к стене и облокотясь на стойку.
   Он нервно курил, держа сигарету спрятанной в кулак – так, словно в баре лил дождь, а он берег огонь от капель. Работали кондиционеры, вдувая чистый, чуть прохладный воздух в накуренное помещение. Музыка гремела все громче и громче, а на двух больших экранах телевизоров, на одном – откровенно беззвучно, как рыба, раскрывал рот диктор, а на другом – выгибалась Мадонна, совершенно не попадая в такт звучащей мелодии. И не мудрено – пел Майкл Джексон. В общем все было здесь, как всегда.
   – А вы как трахаться предпочитаете? – прямо в ухо кричал Наталье Чесноков.
   – Шарахаться?
   – Трахаться! – А! Я и не думала, что вы так откровенны.
   – И Андрей тоже.
   Та в ответ хохотала:
   – Что он имеет в виду, Андрей?
   – Что имеет, то и введет.
   – А что вы имеете?
   Рублев извлек из кармана дорогую записную книжку-портмоне:
   – Я обязательно должен записать твой телефон.
   – А я его не даю каждому встречному, нам надо хотя бы пуд соли прежде съесть.
   – Так ты не даешь каждому встречному? – Андрей изобразил на лице грусть, – а я так надеялся! – после чего он положил книжку на диван между собой и Наташей, круглый диван позволил теперь им рассесться немного в другом порядке – Рублев неуклонно подбирался к девушке поближе.
   Наталья даже не смущалась. Она хохотала еще громче. А под столом ее округлые колени уже хватал влажной ладонью и гладил по скользкому чулку Андрей Рублев. Время от временем руки Александра Чеснокова тоже исчезали под столом, но дальше середины бедра он редко добирался, правда, иногда морщился, когда его пальцы переплетались с пальцами Рублева. Тогда все трое начинали хохотать и пить коньяк, вытаскивая руки из-под стола, правда, на время.
   Народа на улице стало меньше, ибо дождь продолжал лить. Прямо у входа, чуть заехав колесами на тротуар, остановились два джипа с затемненными стеклами. Из джипов выскочили мужчины в камуфляже. Их лица закрывали маски, у двоих в руках оказались короткие автоматы, остальные были вооружены дубинками.
   Дверь бара резко распахнулась, впуская непрошенных гостей.
   Швейцар посчитал за лучшее спрятаться в глубине коридора, а лицо бармена вытянулось, когда он увидел вооруженных омоновцев, и его рука инстинктивно захлопнула ящик кассового аппарата, вдвинув его до отказа.
   – Всем оставаться на местах! – раздался громкий приказ. – Плановая проверка документов. Всем сидеть, руки за голову!
   Послышались возмущенные крики. Но люди в камуфляже уже рассыпались по небольшому залу, а двое с автоматами остались стоять у стойки.
   Рублев оторвал руки от колен Наташи и нехотя положил их на стол. Тоже самое сделал и Чесноков. Проверка документов шла быстро.
   Один из омоновцев приостановился на время рядом с мужчиной в сером плаще. Тот подал ему документы и вроде бы что-то извиняющимся голосом пробормотал. Сразу же от него, швырнув документы на стойку, человек в камуфляже с коротким автоматом направился к столику, за которым сидели, положив руки на столешницу, Рублев, Чесноков и Наташа.
   – Пошла вон отсюда! – сказал омоновец, сильно схватив девушку за плечо и буквально выдернув ее из-за столика.
   – Какого черта вы распускаете руки!
   – Заткнись, шкура, иначе заберем!
   – За что?
   – – За проституцию. Ваши документы.
   Чесноков хотел было сунуть руку в нагрудный карман пиджака, туда, где лежали его документы, но омоновец сильно толкнул его в грудь.
   – Не двигайся! – и кивнул второму. – По-моему, это они. Пошли с нами, руки за голову!
   Чесноков и Рублев, несмотря на то, что были изрядно выпивши, стали возмущаться.
   – Что это такое?
   – Да ты знаешь, кто мы?
   Омоновец выслушал, затем положил руку на плечо Андрею Рублеву. Тот поморщился, но все-таки решил сбросить ее. Затем посмотрел на Александра Чеснокова, как тот поведет себя в этой ситуации? Все-таки Андрею не хотелось брать всю ответственность на себя.
   Александр некоторое время раздумывал. Его пока еще никто не подгонял, хотя омоновец и смотрел на него через узкую прорезь черной маски настойчиво и достаточно недружелюбно.