— Херня, Дикий… — зло прохрипел подрывник, перезаряжая подствольник. — Станцуем мы и эту тангу, как говорил мой дед.
   — Не стреляй! — его напарник перехватил ствол штурмовой винтовки, нацеленный вниз, на селение. — Там же еще наши!
   — Кто? — ощерился Окорок. — Этот баран Седой? Тем лучше — авось попадет под пресс.
   — А Пика? — поинтересовался Дикий.
   — А Пика сам виноват, — парировал подрывник, прицеливаясь. — Не хер было с этим уродом приблудным связываться.
   Оружие в его руках дернулось, и грохот выстрела снова раскатился по окрестностям.
   Внизу, в селении, полыхнуло яростно и ярко. Видимо, на этот раз граната угодила в грузовик, и в его баке взорвался бензин. Однако невидимый снайпер не стал от этого бить хуже, чем обычно — как только Дикий попробовал встать со своего места, на котором уже успел отлежать все кости, над его головой опять свистнули пули.
   На этот раз — три.
   Они выбили дробь по почерневшему от дождей и плесени камню, обдав обоих “охотников” осколками и каменной крошкой.
   — Что, зимовать теперь тут, что ли? — проворчал Окорок. — Дикий, у тебя еще выстрелы остались?
   — Хочешь и дальше ругаться? — спросил его напарник. — За свой счет, пожалуйста, архитектуру уничтожай. Я свои на крайняк приберегу.
   — На какой это крайняк? — подозрительно покосился на него подрывник.
   — Когда они толпой сюда поднимутся, чтобы нас кончить, — сухо пояснил он.
   — А-а… — протянул Окорок.
   Было видно, что он над этим не шибко задумывается. Не больше, чем о погоде на завтра.
* * *
   Вахи заметили его издалека.
   — Эй, Рашид, глянь! — крикнул один из боевиков, обращаясь к “командарму”. — Самоубийца, что ли?
   Худой юноша в перепачканном грязью камуфляже неторопливо спускался по склону холма, весь какой-то чересчур длинный и нескладный. Его внешность настолько не вязалась с представлениями горцев о настоящем мужчине, и уж тем более о воине, что они не могли смотреть на него без смеха.
   Полевой командир Рашид взглянул в указанном направлении из-под козырька левой ладони.
   — Пусть идет, — произнес он наконец. — Не стреляйте. Перебежчики нам не помешают.
   К нему тут же подбежал один из боевиков.
   — Они ушли, командир, —'— лицо чеченца выражало сокрушение по поводу происшедшего. — Не солдаты — шайтаны. Угнали твой джип, понимаешь…
   У Рашида дернулась щека.
   — Нет, — процедил он сквозь зубы, схватив за шиворот и притянув к себе говорившего, — это ты не понимаешь. Если я не увижу их здесь, перед собой, можешь считать, что твой земной путь закончен.
   С этими словами он яростно оттолкнул боевика от себя и зашагал прочь, к входу в подземный бункер, где все это время прятались, выжидая удобного момента, его люди.
   — Алыев на связи, — подбежал к нему один из ближайших помощников. — Спустись, командир.
   Станция связи была установлена в бункере, хотя антенна и выходила наружу. Поэтому ему пришлось — который уже раз сегодня — спускаться под землю по железной лестнице, замаскированной под крышкой погреба в одном из домов.
   Прежде чем шагнуть вниз, он обернулся и еще раз посмотрел в сторону уже входившего в селение паренька с автоматом в руке. Тщедушный, неуклюжий… Как только берут таких в солдаты. Ох уж эти русские ублюдки!
* * *
   Он стоял перед обступившими его ваххабитами и медленно обводил глазами их круг, считая… Два.., шесть.., девять.., двенадцать. Эх, жаль, нет Рашида!
   — Положи оружие, мальчик, — издеваясь, крикнул один из бандитов. — Эй, положи, не то ранишь себя.
   Чудик усмехнулся. Робко, так, как и должен на самом деле усмехаться милый застенчивый мальчик, случайно добравшийся до чего-то такого, чем может повредить себе. Он стоял под прицелом двенадцати стволов. Но ни один из окруживших его чеченов не знал, на что он способен. Впрочем, того, что он способен именно на такое, не знали и бывшие его друзья. То есть однополчане — друзей он себе не завел.
   Чудик вскинул “ингрем” и, пока до уверенных в себе горцев дошло, что он вовсе не собирается сложить оружие и сдаться, очертил изрыгающим свинец стволом полукруг, захвативший в свою линию около пяти чеченов.
   Когда вахи опомнились, четверо из них уже лежали плашмя, а пятый корчился от боли в простреленных ногах. В то же мгновение они принялись нашпиговывать пулями стоявшего перед ними паренька в больших роговых очках.
   Чудик упал. И, падая, изо всех своих сил дернул бечеву, продетую через кольца всех четырех осколочных гранат.
   Грянул взрыв.
   Когда вздрогнул потолок бункера, за воротник Рашиду из щелей между бетонными плитами посыпался мокрый песок.
* * *
   Джип рвался вверх, выплевывая из-под колес каменную крошку. На горной дороге — не на автобане, и их каждую секунду швыряло в разные стороны и подбрасывало, когда колеса попадали в ямы или выбоины.
   Мотор ревел, но выстрелы уже затихли. Внедорожник юркнул за поворот, и боевики потеряли его из виду. К тому же, у них появились какие-то другие проблемы — эхо этих проблем долетело до ушей спецназовцев, и те поняли, что в селении разорвалось что-то помощнее боеприпасов для подствольного гранатомета.
   — “Эфки”, — определил Пика по силе догнавшего их звука. — Три, а то и все четыре одновременно.
   Панкрат никак не прокомментировал его слова: он следил за дорогой, стараясь как можно дальше держаться от обрыва по левому ее краю. Ему совсем не хотелось в один прекрасный момент проверить глубину этой пропасти самому.
   — Седой, стоп! — Пика вдруг схватил его за руку, и Панкрат тут же утопил педаль тормоза. — Где-то здесь наши — Окорок и Дикий…
   Джип встал. Сделалось непривычно тихо. Перестрелка, судя по всему, закончилась. Панкрат откинулся на спинку водительского сиденья.
   — Где именно? — спросил он.
   — Где-то над нами, — наморщив лоб, произнес Пика. — Дед отправлял их на какую-то возвышенность как раз за первым поворотом, я точно помню…
* * *
   Окорок, чуть высунувшись из своего укрытия, следил за тем, что происходило в селении, через оптический прицел винтовки. Внезапно он вздрогнул, словно по его телу пустили ток, потом зачем-то подышал на окуляр прицела и протер его рукавом куртки.
   Дикий, следивший за его манипуляциями, криво усмехнулся.
   — Чище от этого стекло не стало, отвечаю, — и спросил, уже серьезно. — Что ты там увидел, пиротехник?
   Вместо ответа подрывник снова приник к трубке прицела. Через секунду, не прерывая наблюдения, он каким-то не своим, враз осипшим голосом произнес:
   — Чудик, сука, сдаваться идет…
   — Как сдаваться? — не понял Дикий. — Шутишь, что ли?
   Окорок поморщился, не отрываясь от окуляра.
   — Черта лысого я шучу, — тем же помертвевшим голосом ответил он. — Идет, тварь, улыбается…
   — Так привали его! — не выдержал Дикий. — Подкинь им гранатку…
   — Хорошая идея, — сквозь зубы процедил подрывник. — Хочешь сказать, что про нас уже забыли?
   Дикий сам рванулся было, вскидывая оружие, но тут же над его головой в скалу вонзилась пуля — снайпер был начеку.
   — Убедился? — хмуро поинтересовался Окорок. — Как впечатления?
   — Твою мать! — кратко, но с чувством отозвался Дикий.
   Единственное, что они могли сейчас делать — это наблюдать за тем, как Чудик медленно спускается по склону, как его окружают вахи, как он вскидывает “ингрем”…
   Вскидывает автомат?
   Окорок так прижался к окуляру, что тот уперся прямо ему в лицевую кость — жестко, до боли.
   Вахи повалились, точно соломенные кули. Трое или четверо; он не успел разобрать сразу, а в следующую секунду его глаза были прикованы к Чудику, который задергался, словно под ударами тока — его начали расстреливать в упор те, кто успел опомниться от шока неожиданности раньше, чем их тела прошил смертоносный свинец.
   А потом прогремел взрыв.
   На месте падавшего Чудика вспухло темное облако дыма, оплетенное языками огня, и вахов попросту разбросало в разные стороны, словно бумажные фигурки.
   — Ах ты… — вырвалось у Окорока. Дикий был более практичен.
   — Чудик молодец, — резюмировал он спокойно — так, будто и не погиб только что на его глазах сослуживец. — Думаю, что теперь и снайпер отвлекся. Пора сваливать, Окорок.
   С этими словами “охотник” медленно выпрямился, готовый в любое мгновение снова залечь в укрытие при малейшей угрозе. Но никто не стрелял. Видно, снайпер и в самом деле был “под впечатлением”.
   Дикий, не оглядываясь на Окорока, закинул винтовку за спину и начал спускаться с возвышения, с которого они обстреливали селение, на проходившую прямо под ними дорогу. Подрывника не надо было подгонять — он быстро последовал за Диким, стараясь как можно скорее миновать открытый участок на спуске, где снайпер без труда мог снять их, словно жирных, черных мух на белой стене. Обдирая в кровь пальцы и не обращая внимания на то, что из-под ног летят выворачивающиеся из тела скалы куски камня, они сползали вниз, пробуя все неровности собственными животами.
   И вдруг Дикий остановился, вцепившись руками в пересекавший скалу горизонтальный выступ. Ноги его при этом повисли в пустоте.
   — Они уже здесь”. — прохрипел он, поднимая лицо вверх, к Окороку, который карабкался следом за ним, но метра на два выше. — Не повезло.
   — Что? — переспросил Окорок, не расслышавший ни слова. — Что там такое?
   На всякий случай он приостановил спуск и тоже повис на руках. Но его позиция была несколько выгоднее — он еще мог упираться в небольшую трещину, оказавшуюся как раз под левой ногой.
   Не ответив на вопрос подрывника, Дикий просто мотнул головой, указывая куда-то вниз. Посмотрев в том направлении, Окорок не сразу, но все-таки разглядел выглядывающий из-за выступа скалы тупорылый капот внедорожника, на блестящей обрешетке которого темнели какие-то пятна..
   — Погоди-ка, — прошептал он, отпуская одну руку. — Счас я их пощекочу…
   Сняв с пояса гранату, он хотел было зубами сдернуть чеку, но не успел. Мотор джипа взревел, машина продвинулась вперед и стало видно, что за рулем сидит не кто иной, как Панкрат, а рядом с ним — Пика.
* * *
   — Висят, голубчики, — пробормотал Суворин, выглядывая из салона. — Как мухи на клею.
   — Эй! — крикнул Пика. — Давайте быстрее вниз, в машину!
   "Охотников” не надо было долго упрашивать — остававшиеся до земли метры они проехали буквально на животах, разодрав до крови ладони, которые не спасли даже вязаные перчатки с кожаными заплатами на внутренней стороне.
   Забравшись на задние сиденья джипа, они хлопнули дверцами и только сейчас смогли перевести дух.
   Панкрат, не глушивший двигатель, вдавил акселератор, и джип рванулся вперед, словно пришпоренный скакун.
   — Так что случилось? — спросил Дикий, одной рукой упираясь в потолок салона, чтобы не ушибиться головой на очередной выбоине. — Где остальные?
   — Мало тебе? А могло не быть и этих, — мрачно пошутил Пика, имея в виду себя и Седого.
   В кратких и крепких выражениях он описал Дикому и подрывнику все то, чего те не могли видеть, и в свою очередь спросил:
   — Вы наверху сидели — может, видели, что там у них громыхнуло?
   — Чудик наш громыхнул, — отозвался Окорок, судорожно вцепившийся в спинку переднего сиденья (он сидел позади Пики) — Как так Чудик? — вырвалось вдруг у Панкрата.
   — Обвязался гранатами и сдаваться пошел, — нехотя пояснил Дикий. — Еще парочку успел из “шинкаря” положить.
   Некоторое время они молчали. Тишину без остатка заполнял рев двигателя, тащившего несколько тонн мертвого и живого груза вверх, в горы. Все ближе и ближе к боевикам.
   — А какого черты ты прешься туда, кстати? — чуть ли не со злостью спросил вдруг Окорок, обращаясь к Седому. — Рашид же оттуда приехал. Может, ты нас прямиком на их базу тянешь?
   Вышло так, что вопрос прозвучал вовсе не как шутка.
   — Заткнись, — бросил Суворин, неохотно разлепив пересохшие губы. — Если ты действительно так думаешь — лучше заткнись.
   Пика вмешался, перехватив инициативу, чтобы погасить тут же возникшее напряжение, грозившее, как уже бывало, стремительно перерасти в ссору:
   — А куда еще? А, Окорок? Из селения дороги нет, а по здешней грязи даже этот танк не пойдет — сядет. Сейчас вот бросим его, а дальше — пешком. Как Господь на душу положит. Сделаем крюк по этим чертовым горам, вернемся на исходную, и…
   Тут он умолк. Он просто не знал, что последует за этим “и”.
   По всему выходило, что их подставило командование. С какой целью? Этот вопрос, скорее всего, останется без ответа. По той простой причине, что задать его будет некому. Даже если они выживут здесь, путь обратно им заказан — из фиктивных мертвецов они тут же станут настоящими трупами, едва только об их чудесном спасении узнает Служба. А для того, чтобы вырваться за пределы Чечни и вернуться в Россию, они слишком далеко забрались в глубь этой проклятой мятежной страны.
   Какое из двух зол выбирать? Он не мог ответить на этот вопрос. Вот и оставалось это “и” без сакраментальных точек, которые следовало над ним расставить.
   Погруженный в свои невеселые размышления, Пика не видел, как Дикий и подрывник незаметно переглянулись. Окорок согласно кивнул.
* * *
   Проехав около трех километров, Седой остановил машину.
   — Думаю, дальше не стоит, — произнес он, открывая дверь со своей стороны и выбираясь из салона. — Сейчас им нас преследовать не на чем, но они запросто могли подать сигнал на базу, чтобы нас встретили на подъеме. Благо, свернуть здесь некуда.
   Пика согласно кивнул:
   — Ты прав. Машину бросим здесь. Окорок покосился на него.
   — И что? — спросил он. — Как дальше? Грубо спросил, почти враждебно.
   — Дальше придется карабкаться вот в эту гору, — ответил за Пику Седой, кивком головы указывая на выщербленную стену темно-серого камня, иссеченную причудливой сетью трещин, змеившихся от самого ее подножия до гребня, поднимавшегося не слишком высоко.
   Там, наверху, над зубчатым краем скалы, виднелись почерневшие кроны сосен и голые ветви облетевших берез и осин. Начинался лес, что совсем не исключало существования за этим гребнем какого-нибудь равнинного участка — места, где, в отличие от голого камня, можно было отыскать укрытие.
   В любом случае, им нужно было как можно быстрее убраться с дороги, на которой их не составило бы труда обнаружить первому же патрулю боевиков, высланному с базы им навстречу. Все это он постарался в доступной форме втолковать подрывнику, стараясь как можно реже материться. Но тот среагировал совсем уж неадекватно.
   — А какого хрена ты здесь раскомандовался? — с нехорошим прищуром спросил Окорок, двигая руку к заткнутому за пояс пистолету. — Сам лезь. Горный баран!
   Дикий незаметно сжал его запястье.
   — Спокойно, — произнес он. — Седой воевал здесь побольше нашего, ему виднее, в каком месте карабкаться на гору.
   Окорок непонимающе, с откровенным изумлением во взгляде воззрился на своего товарища, но тот больше ничего не сказал, лишь стиснул его руку еще сильнее.
   Нахмурившись, подрывник кивнул.
   — Хорошо, хорошо… Будешь теперь Дедом, — буркнул он.
* * *
   Они взобрались на скалу минут за пятнадцать.
   Сам подъем оказался не таким уж тяжелым — обилие выступов и трещин позволяло держаться руками и упираться ногами практические на всем протяжении пути наверх. Седой взобрался быстрее всех, легко пройдя участок с небольшим наклоном. Он полз быстро, словно паук по стене, и, оказавшись на гребне, сбросил остальным веревку, моток которой входил в обязательный комплект снаряжения “охотника”.
   Саднили руки, когда, преодолев последние метры, бойцы оказались на гребне, поросшем лесом. За ним простиралась котловина, противоположный край которой не был виден за стеной деревьев. Но, судя по всему, она была достаточно большой и вполне подходила им в качестве временного укрытия. Наверняка здесь можно было отыскать какое-нибудь укромное место, в котором “охотники” могли бы пересидеть, пока не закончатся поиски. А в том, что их будут искать, никто уже и не сомневался.
   — Ну, вперед, — Пика подкрепил свои слова взмахом руки. — Пока нас еще не хватились, надо уйти как можно дальше, чтоб им труднее было нас отыскать.
   — Труднее всего нас будет отыскать, когда мы окажемся дома, — невесело пошутил Седой, начиная спускаться по склону вниз, туда, где деревья становились гуще, а почва постепенно выравнивалась.
   Пика пошел следом. Окорок и Дикий отстали.
   — Послушай… — начал было подрывник, но Дикий сразу же оборвал его.
   — Послушай сам, — резко произнес он, но тут же понизил голос. — Какого хрена ты начал выкобениваться там, на дороге?
   Окорок непонимающе посмотрел на спутника — в его глазах застыло удивленное выражение: “а что я такого сделал?"
   — Потерпи — я дам знак, когда, — твердо произнес Дикий.
   Подрывник молча кивнул. Потом осторожно спросил:
   — А что.., с Пикой? Он явно будет против… Дикий молчал. На его помрачневшем лице сошлись брови, а рядом с уголками плотно сжатых губ пролегли две глубокие складки. Словно в подтверждение каких-то своих мыслей, он кивнул на ходу, потом обернулся к подотставшему Окороку и, посмотрев тому в глаза так, что по коже побежали мурашки, произнес:
   — А его никто не просит не в свое дело соваться… Окорок судорожно сглотнул.
   — Понял, — произнес он коротко. — Веду себя тихо, жду сигнала.
   Ведомые Панкратом, они продолжали идти вперед. Позади остались обрамлявшие дорогу серые горы, лишенные растительности. Теперь были видны только их вершины, вознесенные к небу; “охотники” же двигались по настоящей земле, образовавшейся из каменной пыли, в которую некогда превратились древние скалы, и частичек грунта, занесенного сюда ветрами. На такой убогой смеси тогда укрепились и разрослись неприхотливые травы, которые, отживая свой срок, превращались в удобрение для этой земли, готовя ее для деревьев с мощной корневой системой.
   Окутанные туманом, который здесь, в котловине, укрывался от солнечных лучей, спецназовцы двигались через поросшую лесом долину, где в изобилии порхали горные куропатки, стаями взлетая прямо из-под ног людей и перелетая к зарослям карликовых кустарников, тянувшихся по левому краю котловины, которого они придерживались, чтобы не заблудиться. Это был северный край, открытый холодному ветру; его склон был усеян валунами и порос какими-то низкими, словно приплюснутыми, соснами, карликовыми ивами, мхом и лишайником.
   Через час ходьбы они вышли к реке. Не было видно, как и не было слышно, ни одного признака погони, и они решили ненадолго устроить привал.
   Сидели молча, думая каждый о своем. Наконец Дикий бросил на Окорока выразительный взгляд, и тот поднялся, вытаскивая из-за пояса пистолет с заранее навинченным глушителем.
   — Эй, Седой, — негромко позвал подрывник, косясь на лежавшего с плотно закрытыми глазами Пику. — Пойдем, поговорим.
   — С удовольствием, — казалось, Панкрат только и ждал этого предложения.
   Его готовность немного смутила Окорока, но вставший за левым плечом Дикий придал подрывнику уверенности. Стволом пистолета, который он, не таясь и не скрывая своих намерений, держал в руке, Окорок указал Седому направление.
   — Оружие здесь оставь, — твердо проговорил Дикий, глядя на висевший на плече Суворина автомат. — И пистолет из-за пазухи вытащи.
   Улыбнувшись, Панкрат с готовностью выполнил все их требования. Украдкой он покосился на Пику, которого, казалось, сморила усталость — вмешается или нет? Тот лежал подозрительно неподвижно, старательно сопя — так обычно делают, когда хотят изобразить глубокий, беспробудный сон.
   Дикий пошел вперед. Панкрат, следом за которым двинулся подрывник, видел перед собой его спину, на которой, словно на вешалке, болтался мешковатый камуфляж, и думал, до какого беспредела надо было дойти, как выжечь себе мозги ненавистью, чтобы сейчас, когда у них есть общий враг, начинать эти дурацкие разборки.
   — Ну, хватит, я думаю.
   Сказав это, Дикий остановился и поднял оружие.
   — Ну что, герой, облажался? — ехидно поинтересовался Окорок, вытягивая из-за пояса свой пистолет. Седой усмехнулся.
   — Чего лыбишься-то? — не понимая причин его веселости, спросил подрывник.
   — Я бы сейчас с удовольствием разделился — знаете, как амеба, на две одинаковые половинки, — произнес совершенно спокойно Панкрат. — И тогда каждый из вас двоих смог бы с истинным наслаждением, не делясь с кем-то еще, убить меня, как ему вздумалось бы.
   — Не грузи, — оборвал его Окорок. — Молись лучше, герой.
   — Стойте! — прозвучало вдруг в стороне. — Что это вы задумали, ребята?
   Как Пика подобрался к ним, неслышно и невидимо, осталось загадкой. Но Дикий, услышав его голос, не задумываясь, вскинул пистолет.
   — Это наши дела, Пика, — холодно ответил он. — Сейчас освободимся, не волнуйся. Сбросим вот только этот балласт и дальше пойдем.
   Пика усмехнулся — открыто, по-доброму. Автомат в его руке был нацелен точно в живот Дикому.
   — Понимаешь, если ты выстрелишь, я все равно успею нажать на курок, — произнес он. — А это “ингрем”, а не “беретта”, и очередь заденет тебя так или иначе. Подумай, — почти весело закончил он.
   Дикий задумчиво пожевал губами, потом опустил оружие и тоже усмехнулся. Криво так, нехорошо усмехнулся.
   И тут Окорок, которого Пика на какое-то мгновение выпустил из поля зрения, выстрелил от бедра. Пуля угодила Пике в правый бок, чуть пониже ребер. Охнув, он сделал несколько шагов в сторону, по инерции разворачиваясь к подрывнику. Он успел нажать на курок, и очередь разорвала сырой воздух в клочья. Сначала автомат “клюнул” стволом в его вдруг ослабевшей руке, и пули ушли слишком низко, поднимая фонтаны грязи, но Пика сумел собраться с силами и поднять оружие.
   Действительно, избежать поражения здесь было невозможно. За редкими деревьями толщиной в руку спрятаться было невозможно, и очередь перечеркнула Окорока на уровне пояса, срезав заодно несколько веток с невысокой ивы и одну худосочную березку. Подрывник схватился обеими руками за живот, выронив пистолет, и упал на колени, пытаясь зажать раны, из которых струилась кровь, смешиваясь с грязью под его ногами.
   Дикий не дал Пике выстрелить во второй раз. Он резко вскинул пистолет, выстрелил — и во лбу спецназовца появилось маленькое темное отверстие.
   Панкрат не остался сторонним наблюдателем. За Пикой должна была прийти его очередь, поэтому, как только Дикий отвлекся, переключив внимание на раненого, но еще способного стрелять “охотника”, он прыгнул вперед — благо на прямой линии от него до Дикого не оказалось ни одного дерева или куста.
   Седой прыгнул, уходя в низкий кувырок. Дернулся пистолет в руке Дикого, и он неторопливо, словно в замедленном кино, начал разворачиваться в сторону Панкрата. Но тот, шлепнувшись в холодную жидкую грязь, кувыркнулся через голову и — уже на выходе из кувырка — ударил Дикого обеими ногами в живот.
   Спецназовец согнулся от боли, и оружие в его руке смотрело теперь в землю.
   Не давая себе времени на раздумья, Седой вскочил и сверху вниз ударил Дикого ногой по затылку.
   Хруст — и тот свалился на землю без движения, не успев издать даже стона.
   Панкрат знал, что Дикий — мертв. И нисколько не жалел о том, что убил его. Собственно, жалеть было не о чем, ведь он сделал то, чего хотел. Хотел с того самого момента, как повалился на спину с простреленной головой Пика.
   Окорок же был еще жив. Отняв от живота правую руку, ставшую ярко-алой от вытекшей на нее крови, он пытался подобрать с земли пистолет. На лице его, перекошенном от боли, уже не было ничего человеческого — оно превратилось в застывшую маску страдания, иссеченную морщинами.
   Разжав коченеющие пальцы Дикого, Панкрат взял его оружие и направил его на подрывника, уцепившегося за рукоять лежавшего в грязи пистолета.
   — Не вздумай, — устало произнес он, с омерзением глядя на жалкие потуги Окорока. — Пристрелю…
   Рука тут же отдернулась.
   Седой усмехнулся. Даже сейчас, получив смертельную рану, “пиротехник” хотел жить. Протянуть еще хотя бы минуту, несмотря на боль, на кровь, вытекающую из дырявого брюха…
   Он подошел к Окороку. Ногой отшвырнул в сторону пистолет. Пусть поживет. Заслужил…
   Не останавливаясь, Панкрат быстро подошел к Пике, не обращая внимания на булькающий хрип за спиной. У подрывника пошла горлом кровь — конец был близок.
   Пика уже не дышал. Затылок, где было выходное отверстие пули, целиком превратился в кровавое месиво осколков черепной кости и ошметков мозга. Но на лице застыло умиротворенное выражение и спокойная улыбка человека, выполнившего в жизни все, что он задумывал.
   С глухим вскриком, захлебнувшимся в черной крови, хлынувшей горлом, отошел Окорок.
   Тишина, липкая и сырая, словно туман, воцарилась над лесом.
   Панкрат с удивлением обнаружил, что по его небритой щеке катится вниз горячая капля. Смахнув слезу огрубевшей ладонью, он расчехлил саперную лопатку и принялся рыть могилу… Могилы. Потому что Дикого и Окорока тоже полагается похоронить, хотя он и не станет класть их вместе с Пикой.
   Он провозился несколько часов, совершенно не думая о том, что его вот-вот может нагнать погоня. Когда две продолговатые ямы наконец были готовы, его ладони пузырились от кровавых мозолей — рыть землю, наполовину состоявшую из скальных кусков, успевших слежаться довольно плотно, оказалось отнюдь не легко.