У него имелось здесь дело, как-никак в прошлый приезд он заказал две кассеты миловидной пожилой женщине и сейчас решил, что зайдет к ней. Сновали на рынке и подозрительные люди. У Дорогина было чутье, и он понял, что это сотрудники правоохранительных органов. Те, конечно, пытались выглядеть как самые заурядные покупатели, но это им не особенно удавалось.
   В кассетах они разбирались слабо и то и дело вертели головами, пристально и цепко оглядывая торговцев и покупателей.
   Судя по всему, этот день для Горбушки был не лучшим. Что-то произошло, но что – Сергей не мог понять. «ОМОН наехал, что ли? А может, налоговая инспекция?» Он заметил два милицейских автомобиля. Естественно, ни на одном из них не было надписей, указывающих, кому они принадлежат, но по виду, по антеннам Сергей понял: ребята из органов.
   Дорогин благополучно добрался до своей знакомой. У женщины на голове был тонкий светлый берет, немного старомодные очки. Но как ни странно, они шли ко всему ее облику. Женщина держала в руках книгу в черной обложке. Сергей успел прочесть название – «Унесенные ветром».
   Он подошел, продавщица опустила книгу.
   – Добрый день, – учтиво произнес Дорогин.
   – А, здравствуйте! Не очень сегодня день добрый, но тем не менее здравствуйте.
   – Что это у вас здесь?
   – В каком смысле? – женщина положила открытку в книгу, закрыла ее и опустила на сумку. – Ой, у нас здесь такое!
   Сергей смотрел на кассеты.
   – Я принесла вам то, что вы просили. Качество, правда, не очень, но смотреть можно – не экранные копии, которыми здесь торгуют каждый второй. Я лично экранные копии смотреть не могу. У меня на них настоящая аллергия, я начинаю нервничать, удовольствия никакого не получаю.
   – Извините, как вас зовут?
   – Мария Николаевна.
   – Меня зовут Сергей.
   – Очень приятно, – женщина протянула руку с простым обручальным колечком, Муму пожал теплую мягкую ладонь. – Сейчас я найду ваши кассеты.
   Через минуту Сергей получил две кассеты.
   – Я уже здесь стою, именно вот на этом месте, четвертый год, но такого, как сегодня, еще не было.
   – Что здесь произошло? – с любопытством осведомился Дорогин.
   – Еще в девять утра, только мы все начали разворачиваться, налетела милиция. Четверых увезли с собой. Затем вторая волна. Ходили, всех опрашивали. Может, вы и видели?
   – Что я должен был видеть?
   – Маленький мужчина ходил в бейсболке, с такими огромными ногами?
   – Маленький мужчина?
   – Да-да, он даже ниже меня, Сильвестром его звали.
   – Видел, – кивнул головой Сергей.
   – Так вот, его повесили.
   – Где? Когда? За что? – Сергей задал сразу три вопроса.
   Марии Николаевне только этого и надо было. Торговля у нее сегодня не шла, поэтому она принялась разговаривать с приятным мужчиной, явно знающим толк в кино.
   – Я уже ко всему привыкла за четыре года: и к ОМОНу, и к налоговым инспекторам, и ко всевозможным проверкам из разных комиссий…
   – Что искали?
   – Как всегда, я сначала думала, что нелицензионную продукцию, но потом выяснилось, ищут порнографию.
   – Нашли?
   – А то, – пожала плечами Мария Николаевна, – здесь ее у каждого десятого целые сумки. Налетят, распугают, разгонят… Торговцы заплатят штраф и опять возвращаются к прежнему занятию. Доход продукция приносит, почему не торговать?
   – Но вы же не торгуете?
   – Я – другое дело, мне мои убеждения не позволяют. Как-никак я двадцать пять лет в школе отработала. Иногда ученики приходят. Представляете, если я стану торговать этой дрянью, как они на меня смотреть будут?
   – Да, понимаю. За что Сильвестра убили, вы знаете?
   – Кто же вам скажет? Это никому не известно. Но я думаю, он торговал чем-то краденым.
   – В каком смысле?!
   – Не своим товаром, а чужим.
   – Не понял?
   – Как вам объяснить, Сергей… У каждого торговца свой товар, каждый работает от определенного хозяина, от чьей-то фирмы. Но иногда для заработка можно потихоньку приторговывать, чтобы хозяин не знал, переписанным без согласования товаром конкурентов.
   – За это убивают?
   – Как видите. Сергей, может вам каталог дать, вы посмотрите, выберите фильмы дома, а завтра назад принесете?
   – Нет, спасибо. Завтра я здесь не появлюсь.
   – Они воюют между собой, убивают друг друга.
   – Кто они?
   – Наши хозяева. Крайними, как всегда, оказываемся мы. Я Сильвестра не осуждаю, – сказала Мария Николаевна, – хоть он и плохой человек, но убивать – даже для него это слишком.
   – Я тоже так думаю, – сказал Дорогин.
   – Вы, может, слыхали, не так давно дело было, шесть или семь человек погибли?
   – Где? Нет, не слыхал.
   – Сожгли троих в машине, а троих в доме. Под Москвой, на Медвежьих озерах?
   – Нет, не слыхал.
   – Жестокие у них между собой стычки, никак не могут поделить рынок. Вроде договорятся, вроде новые правила установят, каждый свой товар продает, а потом опять… Раза по два, а то и по три в год отношения выясняют. Вот в прошлом году прямо на рынке драку устроили! Лотки перевернули, столько кассет испортили, вы себе даже представить не можете!
   – Почему не могу? Представить можно. Чьи кассеты сегодня в основном продаются на рынке?
   – Говорят, какого-то Мамонта, его еще Петровичем называют. Это его людей убили на Медвежьих озерах.
   Сергей понял, Мария Николаевна осведомлена о том, что творится на Горбушке, не хуже любого следователя, непосредственно занимающегося торговцами видеопродукцией.
   – День-другой пройдет, все наладится.
   – Вас не трогают?
   – Меня никто не трогает. Я в их дела не лезу, ворованными кассетами не торгую, так меня и обижать не за что. Разве что попросят из хорошего места на место похуже переместиться, сами и помогут все перенести.
   Сергей подумал, что у Марии Николаевны хлеб нелегкий. Постоянных покупателей немного, она рада каждому и любому старается услужить.
   Как всегда во время передела рынка и всевозможных разборок на Горбушке, все враждующие группировки следят за тем, чтобы было тихо, чтобы разборки остались незамеченными для покупателя. Распугаешь людей с деньгами, кого потом кормить? Так же было и сегодня.
   Рынок обороты сбавил. Кроме сотрудников спецслужб, крутились здесь и люди Мамонта, и Гаспарова. Каждый преследовал свои интересы, при этом себя никто особо старался не афишировать.
   Появление Сергея Дорогина на рынке было замечено. Стоило ему пару раз спросить о Сильвестре, как к нему стали присматриваться люди Мамонта, пытаясь разобраться, кто он такой и какого черта ему здесь надо. Один из лоточников сказал, что видел здесь этого мужика раньше: первый раз он приезжал с журналисткой, потом один, и оба раза Сильвестр продавал ему товар. Люди Мамонта насторожились, получив такую информацию. Вполне могло оказаться, что он причастен к смерти Сильвестра.
   Мария Николаевна как-то замялась, а затем вдруг взглянула прямо в глаза Дорогина.
   – Знаете что, Сергей, мне надо избавиться от груза на душе. Понимаю, что ни спать не смогу, ни о чем другом думать. Стыдно мне было перед вами признаваться.., но Сильвестр на рынке мало кому доверял, а я – человек нейтральный. За небольшую плату он оставлял у меня кое-какие вещи – то, что не хотел носить с собой и боялся оставить в машине. Я никогда в его сумку не заглядывала…
   Сергей насторожился, доброжелательно улыбнулся, боясь спугнуть:
   – Я вас понимаю.
   – Накануне смерти он оставил у меня свой рюкзак.
   – Что в нем? – спросил Дорогин.
   – Я не знаю, не заглядывала, он не рассказывал. Я же вам говорила, не любила я Сильвестра, плохой он человек, хотя о покойниках так не говорят. Но отказать не смогла, уж очень он просил. Вот эта сумка, – женщина полезла в один из своих баулов.
   Застучали кассеты, и она быстро, словно стыдясь или пытаясь как можно скорее избавиться от чужого, передала Дорогину знакомый рюкзак. На этот раз рюкзак был тощим.
   – Он, наверное, и вам не нужен, но мне так будет легче. Заберите его, а потом уж думайте, что делать дальше.
   – Вдруг там большие деньги?
   – Ну и черт с ними! Мне чужого не надо, а на хлеб с маслом я сама заработаю.
   Дорогин взял рюкзак, тот оказался совсем легким. Он забросил его на плечо и, попрощавшись с доброжелательной Марией Николаевной, не спеша зашагал к выходу.
   – Смотри, – сказал один из людей Мамонтова, следивший за незнакомцем, – рюкзак-то Сильвестра!
   – Тут его брать не стоит, ментов полный базар, да и запретил Мамонт сеять панику среди покупателей. Мужик он довольно крепкий. Проследим, куда он двинулся.
   – Может, мент?
   – Не похож.
   Они видели, что Дорогин не контактировал ни с кем из оперативников, которых люди Мамонтова знали в лицо. Он был сам по себе, шел, абсолютно не обращая внимания на выставленные к продаже немногочисленные кассеты, диски. Сергей подошел к своему автомобилю.
   – Вот черт, – сплюнул один из троих следивших, – угораздило же его свою тачку рядом с ментовской поставить! И сейчас его не возьмешь!
   Машина, случайно оказавшаяся рядом, была гаишная, за рулем сидел сержант. Сергей, уже в машине, отщелкнул карабин рюкзака, распустил шнурок, заглянул в недра. Там лежало несколько смятых журналов по видео, каталог кассет, напечатанный на машинке, футляр от кассеты, завернутые в полиэтиленовый пакет документы Сильвестра и солнцезащитные очки в пластиковом футляре.
   Денег, как и предполагал Дорогин, в рюкзаке не оказалось, в нем были теперь уже бесполезные вещи. Единственное, что могло представлять хоть какой-то интерес и кое-что рассказать о покойнике, была записная книжка.
   Сергей принялся ее листать. Сначала шли написанные мелким корявым почерком имена и телефоны: Саша, Витя, Паша, Эрнест, Марианна, затем какие-то странные закорючки, сделанные карандашом, кое-где было видно, что их стирали.
   «А, – догадался Дорогин, – наверное, это постоянные покупатели, и Сильвестр отмечал, что кому продал, пользуясь только ему известной криптографией. Телефоны – чтобы сообщать о появлении новинок. Вряд ли это кому-то поможет, разве что милиции. Преступление, вообще-то, небольшое – купить порнографическую кассету. Если так рассуждать, то и мы с Белкиной преступники. Лучше, чтобы эта записная книжка не попадала к ментам, лишние неприятности людям.»
   Он листал блокнот дальше. Появились пометки с цифрами, инициалами, которые говорили о том, у кого и сколько Сильвестр одалживал денег, кому ссужал в долг. И, как выяснил Дорогин, Сильвестр был довольно кредитоспособен, всегда ссужал деньги под больший процент, чем брал сам. В записной книжке велась бухгалтерия: приходы, расходы. Все записи были сделаны одной рукой и, судя по корявому почерку, самим владельцем. Буквы были такими же неряшливыми, как и сам Сильвестр.
   Между страницами оказался сложенный вчетверо лист бумаги, на котором уже другой рукой было написано: «Медвежьи озера». А под надписью нарисована схема, показывающая, как проехать от Горбушки к поселку, и проставлено странное время для встречи – 24.00 – 1.Ю. Все указывало на то, что человек, рисовавший план, был очень озабочен тем, чтобы Сильвестр никого ни о чем не расспрашивал.
   «Медвежьи озера-. – что-то знакомое для Дорогина мелькнуло в этом названии. Он был абсолютно уверен, что никогда не бывал в этих местах. – Но где же я о них слышал? – подумал Муму и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. – Белкина же совсем недавно, незадолго до исчезновения, рассказывала о поездке с каким-то следователем из прокуратуры на Медвежьи озера.»
   Белкина рассказала ему столько историй, что все их запомнить было невозможно. Помнил Сергей и об обгоревших трупах, и о спрыгнувших с крыши девчонках, и о торговцах наркотиками, и о таможенниках, которые берут взятки. Подробности этих историй путались в голове Муму.
   – Случайных совпадений в жизни не бывает, – произнес Дорогин, поворачивая ключ в замке зажигания.
   Он не предполагал, что за ним могут следить. Кому он был интересен?
   Люди Мамонтова рассуждали иначе, один из них: уже говорил по телефону:
   – Петрович, тут какой-то мужик Сильвестром интересовался.
   – Многим сейчас Сильвестр интересен, – сказал Мамонтов. – Может, это один из его многочисленных покупателей?
   – Э нет, тут дело сложнее, – сказал бандит, – ему рюкзак Сильвестра передали. Мы хотели подойти на Горбушке, но там народу много.
   – Где он?
   – Мы за ним едем.
   – Найдите место, чтобы с ним поговорить, – не стал слишком распространяться Мамонтов.
   Но его люди прекрасно поняли своего хозяина: следовало взять незнакомца в оборот. Они все еще опасались, что тот может оказаться сотрудником милиции, но Дорогин ехал по городу, нигде не останавливаясь, словно имел четкую цель впереди.
   – В ментовку не заехал, никому не позвонил, – переговаривались люди Мамонтова.
   – Где бы его прижать?
   В городе такой возможности не представилось. На шоссе движение было довольно оживленным, и бандиты не рисковали устраивать гонки. Если бы стояла ночь, было бы проще: прижал к обочине, и потом никто не обратит внимания на автомобили с погашенными фарами.
   Дорогин ехал быстро. Уже на подъезде к Медвежьим озерам один из людей Мамонтова засомневался:
   – Уж больно дорога знакомая, – обратился он К шоферу.
   – Вот и я думаю. Тут же наших положили.
   – К кому он направляется?
   – Держись на всякий случай подальше, но из виду не упускай.
   Сергей ехал точно по плану, начерченному рукой покойного видеоинженера, той самой дорогой, по которой ехал Сильвестр, чтобы забрать партию кассет с ворованным порнофильмом. Он пытался рассмотреть крышу дома, обозначенного на плане, но видел лишь лес. Приехав на место, Сергей резко затормозил и присвистнул: на железных воротах был номер нужного ему дома, но самого здания уже не существовало. Стояла обгоревшая коробка, окруженная обуглившимися деревьями с черными скрученными листьями.
   – Вот это да!
   Судя по всему, пожар произошел неделю назад. Местами между углями уже пробилась травка. «Раз уж приехал сюда, нужно понять, что же здесь произошло, расспросить соседей», – подумал Дорогин. Увидев пожарище, он припомнил, в связи с чем ездила сюда Белкина: «Шесть обгоревших трупов».
   Пожарище никто не охранял, ворота стояли нараспашку, и никто не помешал Дорогину войти во двор. Он ходил по пепелищу, изредка подковыривая ногой блестящие, словно лакированные, уголья. По всему было видно, что тут уже попаслись местные жители и их чада. Пожар всегда привлекает внимание, всегда есть шанс найти что-то уцелевшее от огня. Здесь были сгоревшая видеоаппаратура, множество проводов, россыпью лежали похожие на клеверные листья прокладки от видеокассет. Дорогин нагнулся, поднял одну из них. Рядом отыскалась и металлическая оська. «Этого добра тут был целый вагон», – разглядывая россыпи, решил Дорогин.
   Бандиты, следовавшие за ним, оставили машину в отдалении и наблюдали за Дорогиным с солидного расстояния.
   – Не нравится мне это, – сказал бандит, вновь поднося к уху телефонную трубку. – Петрович, вот какие дела. Наш мужик приехал в Медвежьи озера. Ходит возле сгоревшего дома, что-то выискивает.
   – Возьмите его, только осторожно.
   – Что дальше с ним делать? – у бандитов даже не возникало мысли, что Дорогин сможет оказать им достойное сопротивление. В мыслях они уже видели Муму в своих руках. У каждого из них было по пушке.
   – Рядом есть дом, семьдесят второй, там живет мой приятель, человек надежный. Заведете гостя к нему, скажете, Петрович распорядился, а я сейчас подъеду.
   В трубке стоял гул: Петрович ехал в машине и разговаривал по телефону.
   А в семьдесят втором доме, о котором говорил Петрович, сидел в это время на веранде в спортивных штанах, в майке без рукавов и в резиновых тапках на босу ногу Антон Хрусталев – доверенное лицо Петровича, с которым бывший заключенный Мамонтов договорился, что тот будет присматривать за домом. Дома уже не существовало, но привычка – вторая натура. С «Беломором», зажатым в пальцах и давным-давно погасшим, Хрусталев поднялся с табурета и приблизился к распахнутому окну. Сквозь зелень он увидел мужчину, прогуливающегося по пепелищу. «Нет, не прогуливается – ищет», – решил Хрусталев, заметив, как мужчина что-то ковыряет палочкой в черных угольях.
   Антон накинул на плечи пиджак, поджег папироску и, даже не прикрыв дверцу веранды, двинулся к сгоревшему дому. Ему хотелось рассмотреть лицо незнакомца, немного поговорить, а уж потом доложить Мамонтову, что, дескать, наезжал сюда такой-то и такой-то, интересовался тем-то и тем-то. Глядишь, Петрович и не забудет, подкинет чего-нибудь за старания.
   – Эй, мужик, – крикнул он в спину Дорогину, опираясь локтями на невысокий забор, выкрашенный зеленой краской, – потерял чего? Или, может, к родственникам приехал?
   Дорогин уже придумал, как «подъехать» к кому-нибудь из соседей. Он медленно обернулся:
   – Участок, наверное, хозяин будет продавать? Дом-то сгорел.
   И тут оба – и Хрусталев и Дорогин – напряглись, всматриваясь друг в друга. У Хрусталева возможности подойти к Дорогину не было, мешал забор. Дорогин же двинулся навстречу, его глаза сузились, брови сошлись к переносице. Хрусталев не верил собственным глазам, он был уверен, что Дорогина давным-давно нет в живых.
   – Серый, ты, что ли? – картинно сбрасывая с плеч накинутый пиджак и распрямляя спину, воскликнул Хрусталев пересохшим голосом.
   – Я, Антон, а то кто же!
   – Тебя похоронили давным-давно. Я за упокой твоей души не одну бутылку выпил.
   – За упокой души, Антон, свечки ставят, а пьют за здравие.
   – Это мы мигом исправим, – воскликнул Хрусталев, совсем забыв, зачем он шел к пепелищу.
   Через минуту Дорогин и Хрусталев шли в обнимку, как одноклассники или однополчане. Но их сближало большее – два года, проведенные в одном бараке, два года в одной бригаде. Они знали друг о друге больше, чем родные братья.
   Нигде человек не познается так, как в тюрьме. Доверие у Хрусталева к Дорогину и у Дорогина к Хрусталеву было полное. Не виделись они шесть лет, но, как сказал Хрусталев, время и годы Муму ничуть не изменили, а не узнал он его лишь по той причине, что был уверен, что Дорогин давным-давно мертв.
   – Я слыхал, Серега, что у тебя дела с Резаным рисковые были?
   – Не было никаких дел, слухи это все. Ты же знаешь, Антон, если бы с Резаным дела были, не жил бы я.
   – Вот я и подумал. Значит, впрямь врут.
   – Ты что здесь делаешь, Антон?
   – Живу, вот мой дом. Детей не нажил. Да что я тебе буду рассказывать, живу один.
   – Не бедствуешь, – посмотрев на дом, произнес Дорогин.
   – Ничего особенного, живу как все. На «Беломор» и водку хватает, а большего мне не надо.
   Преследователей Дорогина смутила встреча. Вновь пришлось связываться с Петровичем. В дом, куда они собрались заволочь Дорогина по распоряжению Мамонта, Муму пошел сам – в обнимку с хозяином. Петрович тоже удивился услышанному.
   – Ждите там, никуда не лезьте. Только не упустите его. Приеду, решу на месте.
   – Слушай, Антон, чей это дом?
   – Какой, – картинно осмотрелся Хрусталев.
   – Сгоревший.
   – Действительно купить хочешь?
   Дорогин замялся.
   – Ты хоть мне не ври. Как тебе сказать, Серега… Дом этот принадлежал одному, а записан был на другого. Короче, хозяина я знаю, сидели вместе, как с тобой, правда, не два года, а шесть месяцев. После того как ты ушел, он у нас на зоне появился. Я за домом присматривал, он меня подкармливал.
   – Хорошо же ты за ним присматривал. И машина небось у тебя есть?
   – Конечно есть, «жигуленок», больше мне не надо.
   – Ив карты играешь?
   – Иногда играю, да тут, правда, не с кем. Но с тобой, Серый, я играть не сяду.
   Дорогин рассмеялся:
   – Дом странный, аппаратуры в нем было много.
   – Было много, теперь ничего нет.
   – Что там делали? Хрусталев тут же засуетился:
   – Чего это мы с тобой сидим на сухую? Я сейчас, – и он бросился накрывать стол.
   Три кота постоянно мешали хозяину, норовя забраться в холодильник.
   – Пошли к черту! – и Хрусталев принялся разбрасывать котов, цепляя их ногой под животы. Но наглые животные тут же возвращались, ничуть не обидевшись. – Ночевать у меня будешь, сам Бог тебя мне послал.
   Сергею хотелось расспросить Хрусталева подробнее, но тот умолкал, как только речь заходила о сгоревшем доме. «Выпьем, тогда расспрошу, – решил Сергей. – Спиртное языки развязывает. Хотя Хрусталев научен жизнью, зря болтать не станет. Может, мне кое-что и расскажет.»
   Когда на столе стояли закуска и холодная водка, Дорогин сказал:
   – Я не случайно здесь оказался.
   – Я ждал, что ты признаешься наконец.
   – Долго объяснять, – наморщил лоб Муму. – Одному хорошему человеку плохо. След сюда вывел. Я не знаю, что здесь произошло, проясни.
   Хрусталев сомневался, имеет ли он право выдавать чужой секрет, но потом все-таки решил, что Дорогин свой и два года, проведенных вместе, дают ему на это право.
   – Кино здесь переписывали, пиратские кассеты. Теперь уже можно сказать, ведь дом сгорел. Ты не выдашь…
   – Порнографические фильмы переписывали? – напрямую спросил Муму.
   – Вот этого я не знаю. Я в чужие дела глубоко не лезу. Меня за домом просили присматривать, да и за ребятами, которые там работали. А что они переписывали, куда потом кассеты уходили – меня это не касается. Я сторож, сторожу много знать не положено.
   Дорогин понял: здесь переписывались порнографические фильмы, тут располагалась маленькая кинофабрика, отсюда кассеты уходили на Горбушку, и тут получал свой товар Сильвестр.
   Держа в руках небольшой стаканчик с водкой, Сергей поинтересовался:
   – Антон, ты, часом, такого маленького мужичка, метр с кепкой, здесь не видел?
   Антон тут же посмотрел на пустой рюкзак, стоявший на скамейке рядом с Дорогиным, затем ухмыльнулся:
   – Сильвестра, что ли?
   – Его самого.
   – Видел пару раз.
   – Убили Сильвестра.
   – Знаю, – спокойно произнес Хрусталев и предложил:
   – Выпьем за упокой души.
   Послышался шум мощного двигателя, и возле ворот остановился огромный черный джип. Хрусталев по-гусиному вытянул шею и испуганно заморгал, вспомнив, что собирался позвонить Петровичу, а тут, на тебе, Петрович приехал сам.
   Хрусталев зашептал Дорогину:
   – Ты молчи, ты ничего не знаешь.
   – Твой хозяин приехал?
   – Он самый. Не обращай на него внимания, переговорю по делу, и все. О том, что тебя дом интересует, ни гу-гу.
   Петрович не стал дожидаться, пока Хрусталев откроет ему ворота, и с тремя охранниками сам прошел в дом. Такое случалось редко, обычно охрана оставалась на улице. Петрович, недружелюбно глядя то на Хруста-лева, то на Муму, пожал хозяину руку.
   Хрусталев оправдывался:
   – Это кореш мой, – он указал на Муму, – вместе на зоне сидели. Заехал в гости проведать, давно не виделись. Я уже думал, он на том свете, а гляди, жив.
   – В самом деле, странно, – сказал Петрович. – Узнал, что ты жив, и приехал?
   – Да.
   Мамонтов подошел к Сергею, подал руку и назвался. От Муму не скрылся взгляд Петровича, который тот бросил на рюкзак Сильвестра.
   – Наверное, я вам мешаю, – сказал Дорогин, – пойду посижу в машине, потом вернусь.
   – Нет, – сказал Мамонтов, – я не надолго приехал. Я с Антоном потолкую, а ты посиди, – Петрович чуть заметно подмигнул охраннику, потрепал Хрусталева по плечу и повел его в дом. На веранду выходила глухая дверь, она закрылась.
   Дорогин сидел положив руки на стол, трое охранников Мамонтова стояли у стены. Бездействие длилось недолго. Охранники были абсолютно уверены в своем превосходстве, Дорогин не шевелился. Один из охранников медленно приблизился к нему.
   – Хороший рюкзак у тебя, мужик, – сказал он, протягивая руку, чтобы взять вещмешок Сильвестра.
   – Не трогай, не твое, – сказал Дорогин.
   – И не твое, – охранник схватил рюкзак за лямку.
   Дорогин перехватил его руку за запястье и сжал пальцы. Со стороны могло показаться, что это почти безобидный жест, мол, не бери чужое. На самом же деле охранник даже не мог выдернуть руку. Он попытался свободной рукой вынуть пистолет из-за пояса брюк, но тут же получил удар ногой, нанесенный из-под стола, и осел на землю.
   Два других охранника бросились на подмогу. Драка оказалась короткой, но жестокой. Два стула разнесли на куски, стол переломили пополам, по полу валялись осколки посуды, растоптанные огурцы, помидоры. Лишь бутылка водки каким-то чудом уцелела, откатившись к перилам, возле нее, как охранник, уселся худой кот, готовый в любой момент юркнуть между балясинами ограды. Дорогин держал в руках парабеллум одного из бандитов, два других пистолета уже лежали на перилах. Охранники оказались на полу и боялись поднять головы.
   Мамонтов с Хрусталевым не успели переброситься и словом. Петрович пристально с укоризной смотрел на Антона, мол, зачем ты меня обманывал? Хрусталев вжал голову в плечи, его невинный обман мог обернуться большими неприятностями.
   – По-моему, все, – сказал Мамонтов, – когда возня на веранде стихла.
   Он открыл дверь и вышел на веранду. Хрусталев стоял за спиной Петровича. Дорогин навел пистолет на Мамонтова, но в его глазах не было злости. Мамонтов побледнел, глядя на своих поверженных охранников, затем медленно скосил взгляд на Антона. Тот развел руками.
   – Серый, кончай, они свои!
   – Может, тебе и свои, а мне они не друзья.
   – Погоди, Серый, – сказал Мамонтов, делая шаг. Ствол пистолета смотрел ему прямо в лоб, но Петровича это ничуть не смущало. Он прекрасно знал, если бы у Сергея была цель положить его прямо на веранде, он не стал бы медлить ни секунды. К чему упускать шанс? Патронов в обойме хватило бы на всех, хватило бы и на контрольные выстрелы в головы. Но контрольные выстрелы Дорогину делать не стал бы, каждая пуля была бы смертельной.