– Нет, Фасбиндер – это для меня мрачновато, а Гринуэй у меня есть. Спасибо.
   – Не за что. Извините, что ничем не мог помочь. Но приходите на следующей неделе, я постараюсь подобрать вам что-нибудь интеллектуальное.
   – Слава Богу, что не духовное, – пробормотала сквозь зубы Белкина.
   – Заходите, буду рад помочь.
   Варвара с тоской во взгляде осмотрелась. Дорогин стоял метрах в двадцати от нее и скучал, он безо всякого интереса рассматривал торцы кассет.
   «Вот же черт! Как это я сразу не сообразила, мне тут делать нечего.» Она решительно направилась к Дорогину и скорбно произнесла:
   – Сергей, я самая настоящая звезда.
   – Я в этом никогда не сомневался.
   – Впервые мне не хочется быть звездой, меня здесь узнают. Даже лоточники и те читают газеты, смотрят телевизор, – Белкина глубоко вздохнула, и ее огромная грудь колыхнулась.
   Выражение лица Дорогина при этом ничуть не изменилось, хотя другие мужики начинали при этом пускать слюну.
   – Застежка, – бесстрастно произнес Дорогин.
   – Что? – не поняла Белкина.
   – Не вздыхай так глубоко, не набирай столько много воздуха, застежка не выдержит.
   – У меня не только застежки нет, даже лифчика не надела, – отшила Дорогина Белкина. – Плохо быть звездой, плохо быть знаменитой.
   – Не хрен было писать всякие гадости про известных людей, лепить свою фотографию к каждому материалу.
   – Кто ж знал! – вновь вздохнула Белкина, но поостереглась. Лифчик-то на ней был, но застежка не очень надежная.
   Она отошла на два шага и смерила Дорогина таким взглядом, каким окидывают приглянувшийся плащ.
   – Что ты на меня так смотришь? – забеспокоился Дорогин.
   – Не бойся, приставать не буду. Но у тебя лицо самое что ни на есть подходящее.
   – В каком смысле?
   – В смысле, что тебя никто не знает и на мента ты не похож.
   – Это меня радует.
   – По-моему, ты самый что ни на есть типичный клиент продавцов порнокассет.
   – Вот за это спасибо, – обиделся Сергей.
   – Ты попробуй, у тебя получится, – горячо шептала Белкина Дорогину прямо в ухо. Он чувствовал ее горячее влажное дыхание.
   – Ладно, помогу, – сказал Дорогин, – деньги давай.
   Варвара передала ему пачку денег и сунула в руки огромную сумку на колесиках.
   – Нет уж, – Дорогин вернул сумку журналистке, – может, я и похож на покупателя порнокассет, но никак не похож на сумасшедшего. Я, если дело пойдет, стану приносить их небольшими партиями.
   Варвара осталась стоять на месте, наблюдая за Дорогиным. Тот вразвалочку подошел к лотку с кассетами и чуть заметно кивнул продавцу, будто его немного знал. У продавца были такие лицо и руки, которые могли принадлежать кому угодно – продавцу картофеля, мяса, свежей рыбы, но никак не продавцу видеопродукции и компакт-дисков.
   – Вас что-то интересует? – шепотом спросил продавец.
   Дорогин, как хороший актер, выдержал паузу, а затем посмотрел продавцу прямо в глаза.
   – Есть?
   – А что надо?
   – Отечественное и позабористее. Свеженькое, Старье надоело. И чтобы без негров в белых носках.
   Последняя фраза развеяла все сомнения продавца.
   – Здесь нету, но сейчас организую. Постойте, пожалуйста, на проходе, к вам сейчас подойдут, – продавец исчез, попросив соседа присмотреть за товаром.
   Дорогин не простоял и двадцати секунд, как у него за спиной послышался вкрадчивый голос:
   – Интересуетесь?
   – Интересуюсь, – ответил он и только тогда обернулся.
   Ему показалось, что никого за ним нет, и лишь когда опустил глаза, увидел маленького мужчину ростом не более полутора метров. В руках он держал небольшой рюкзак, забитый под завязку кассетами.
   – Что и почем?
   – Как всегда, по четыре.
   Дорогин знал, доверие возникает, когда люди не договаривают – чего четыре? что есть? Мужичонка распустил горловину рюкзака, и Сергей увидел торцы кассет.
   – Это что, по-твоему, свежее? – Сергей ткнул пальцем в первую попавшуюся кассету, на которой было написано «Роки. Приключения итальянца». – Мне отечественное надо.
   – Подороже будет, – мужичонка тут же запустил руки в рюкзак и очень ловко поменял ряды кассет. – Это все отечественное, все свежее.
   – Почему дороже? Ты же говорил, по четыре?
   – Потому что отечественное. Свое всегда дороже, да и сложности сейчас с этим возникли.
   Дорогин не разбирался в предмете, но не хотел этого показывать. Он прошелся пальцами по торцам кассет, приговаривая:
   – Это есть, это я видел, это ерунда.., а вот эти три возьму.
   – По пять.
   – «Зеленью» или «россией»?
   – Как угодно, как тебе удобнее.
   – Дам десять зеленью и пять «россией».
   – Идет.
   Дорогин рассчитался и, вытащив из кармана черный полиэтиленовый пакет для мусора, положил в него кассеты.
   – Смотрите на здоровье. Обращайтесь еще.
   – А еще что-нибудь есть?
   Мужичонка вздохнул и вытащил на божий свет третий слой кассет.
   – Эти по шесть, – с придыханием произнес он и огляделся. Чувствовалось, что это самое свежее и самое забористое, за которое, если заметут, мало не будет. – Любительские, – облизываясь, произнес мужичонка и вновь огляделся. – Даже я не все еще смотрел, только вчера привезли. Но ребята говорили, оторваться нельзя.
   Дорогину было гадко, хотелось уйти, но Белкина строго смотрела на него. И он понял, дело есть дело, раз назвался груздем, полезай в кузов. Конечно, у Дорогина не было журналистского удостоверения, в шоферах у Варвары он числился лишь условно.
   Мужик-недоросток перехватил взгляд Дорогина и приободрил покупателя.
   – Не боись, наши здесь фильтруют, а менты купленные.
   – Чего ж тогда нервничаешь?
   – Недавно разборки были, – признался мужичонка, почувствовав к Дорогину симпатию и предвидя, что тот сейчас купит еще несколько кассет. – Сложности начались.
   Но Дорогина эти подробности не интересовали. Главное для него было – купить кассеты.
   – Ничего из них не видел. Сколько их тут?
   – Восемь.
   – Давай-ка все. Только смотри, если это какая-нибудь гадость, приду назад отдавать.
   – Эти кассеты, как белье, назад не принимаются, но качество гарантирую, особенно если вы такое любите.
   – Люблю, – с отвращением произнес Дорогин и отдал деньги.
   Еще восемь кассет исчезли в черном полиэтиленовом мешке. Рюкзак торговца значительно похудел, а лицо просветлело. Половину дневной нормы по продаже он выполнил и теперь мог немного расслабиться. С каждой кассеты ему перепадал доллар.
   Белкина с нетерпением ждала Дорогина.
   – Получилось?
   – Если меня не накололи, то да.
   – Людей с твоим лицом не накалывают.
   – Неужели я похож на бандита?
   – Похож. Ты на кого угодно похож. Тебя можно представлять как артиста, бандита, космонавта и водителя-дальнобойщика. У тебя универсальное лицо, ты «универсальный солдат», – Варвара рассматривала кассеты, названия ей ничего не говорили. – «Детский сад», – прочитала она, – это интересно. «День рождения в Макдональдсе», «Первое причастие». Чушь какая-то Она упаковала кассеты в сумку и толкнула Дорогина в плечо:
   – Еще.
   – Тебе мало? Тут смотреть больше чем на сутки.
   – Я же не идиотка смотреть это на нормальной скорости! Посмотрим на промотке, в ускоренном.
   – Нет уж, в зрители и консультанты я тебе не нанимался, хватит того, что я выступаю в роли покупателя.
   – Спасибо и на этом. Купи еще чего-нибудь.
   – Возвышенного?
   – Нет, отечественного.
   Дорогин направился в другой конец торгового ряда, И тут все повторилось. Лоточник понимающе кивнул, попросил отойти. Через полминуты в трех метрах от Дорогина в недоумении остановился все тот же мужичонка-недоросток с полным рюкзаком.
   – Вы же уже покупали? Дорогин заулыбался:
   – В первый раз такой активный покупатель попался?
   – Хороший покупатель. Но у меня ничего нового для вас нет.
   – Ты что, один на всем рынке?
   – Нет, нас человек десять. Придется конкурента подослать, он на других людей работает, у них и фильмы другие.
   – Хочешь сказать, твои фильмы лучше?
   – По мне все они одинаковые.
   Мужичонка был похож на евнуха. Голос у него был тонкий, как рыбья кость. Он тут же исчез в толпе и слово свое сдержал. Появился конкурент – солидный мужчина в костюме, но без галстука. На лацкане пиджака поблескивал значок, похожий на депутатский, кассеты он держал в серебристом кейсе с двумя кодовыми замками.
   – Мне сказал Сильвестр, вы интересуетесь?
   – Интересуюсь.
   – Ну тогда смотрите.
   Мужчина поколдовал над замочками, крышка кейса отворилась. Обложки кассет были самые безобидные – от популярных фильмов.
   – Не понял… – сказал Дорогин.
   Мужчина принялся поворачивать кассеты, предъявляя торцы, на которых клейкой лентой были прикреплены названия. Сергей смотрел на мужчину, тот улыбался бесхитростно и наивно, как продавец гербалайфа: хочешь похудеть, спроси у него как.
   – Я возьму все.
   – Как все?
   – Весь набор.
   Мужчина замер. Такого с ним никогда не случалось. Брали, как правило, по одной, изредка две, в крайнем случае, три. А чтобы вот так, десять кассет без разбора, – это впервые.
   – Вы что, гражданин, видеосалон собираетесь открыть?
   – Нет, у меня крутые гости, их надо обеспечить развлечениями на неделю.
   – Понял, не вопрос.
   На этот раз пакет был не черный, а в легкомысленные цветочки, поверх которых красовалась надпись «С Рождеством Христовым!». «Экое кощунство, – подумал Дорогин, ухмыляясь про себя, – это ужасные гримасы нашей жизни, как любит писать Белкина.»
   Он увидел, как два милиционера в камуфляже подошли к низкорослому Сильвестру. Тот угостил служителей правопорядка сигаретами. Те посмотрели на Сергея с уважением. Сергей рассчитался и быстро зашагал к Белкиной.
   – О, вот сейчас нормально, – взвесив пакет, резюмировала Белкина. – Технология отработана, – сказала она, – если надо, мы сможем отфильтровать весь рынок. Никаких лишних вопросов не задавали?
   – Спрашивали, для себя я покупаю или нет. Я говорил, что для своей дамы, и показывал на тебя.
   – Врешь, никуда ты не показывал, смотрел в землю, стеснялся. Стыдно покупать такую дребедень?
   – Стыдно, – согласился Дорогин, – но, слава Богу, смотреть мне ее не придется.
   – Почему не придется? Сейчас поедем ко мне и начнем просмотр.
   – Без меня, Варвара.
   – Но одной же скучно, Дорогин!
   – Пригласи кого-нибудь из коллег.
   – Они приставать начнут, а ты не пристаешь.
   – Знаешь, чего это мне стоит?
   – Расслабься и получай удовольствие.
   – Белкина, иди к черту!
   Но Сергей не только довез Белкину до дома, но и зашел с ней в квартиру. Как каждому нормальному человеку, ему было любопытно изведать неизведанное. Порнографию он смотрел и раньше, но невнимательно, не анализируя ее.
   – Ты же, кстати, в кино разбираешься, можешь толковую консультацию дать, что да как снималось. Мне важно знать, кто это снимает, профессионал, любитель, какой техникой. Мы же с тобой, Дорогин, как врачи, нам надо поставить диагноз и написать историю болезни. Перед врачами же пациенты не стесняются раздеваться?
   – Смотря перед какими, Варвара.
   – Ну ладно тебе, брось! Я сейчас заварю кофе, а ты включай видик.
   – Какую ставить?
   – Без разницы, классифицировать будем потом. Дорогин абсолютно бесстрастно запустил руку в глубокую черную сумку, вытащил кассету, но даже название не стал читать. Видеомагнитофон с мягким щелчком проглотил кассету, словно причмокнул язычком после вкусной конфеты. Дорогин устроился в кресле, аккуратно сняв брошенную на спинку пижаму в мелкие цветочки. «Еще бы в зайчики и в белочки купила!» – подумал он о Белкиной.
   Варвара появилась, держа в руках две чашки. Из одной она уже успела отпить и тут же, глядя на экран, поперхнулась:
   – Ничего себе! – вырвалось у нее.
   – Варвара, комментарии потом. Минут пять они молча смотрели видео, боясь взглянуть друг на друга.
   – Слушай, Дорогин, – с придыханием прошептала Белкина, – тебе, наверное, лучше уйти.
   – Может, лучше тебе уйти?.
   – Если ты, Дорогин, сейчас не уйдешь, я тебя завалю, Сергей нажал кнопку. Экран погас. Белкина тяжело дышала, ее грудь вздымалась, ноздри трепетали, на глазах, как на очень жирном бульоне, появилась масляная поволока.
   – Дорогин, налей сто граммов, иначе я сейчас взорвусь.
   – Варвара, успокойся. Ты обещала смотреть беспристрастно.
   – Какое, к черту, беспристрастие! Тут покруче Шекспира будет, страсти так и кипят. Я чувствую себя школьницей, попавшей на студенческую вечеринку. Налей сто граммов, – повторила она, отставляя чашку с кофе на край стола.
   – Сто граммов чего?
   – Покрепче.
   – Может, воды и таблетку?
   – Это ты себе воду и таблетку возьми, а мне джина без тоника и безо льда.
   Дорогин принес джин и лимон. Белкина забрала фрукт и, даже не морщась, принялась грызть его так, как грызут яблоки.
   – Дальше будем смотреть?
   – Давай так, – сказала Варвара, – нажми кнопку, чтобы шло с ускорением, тогда зрелище не так захватывает, теряется ощущение реальности.
   – Мультики будем смотреть?
   – Как в старые добрые времена, немое кино.
   – Звук убери.
   – Звука и так не будет.
   – Это хорошо. Тогда тебе придется слышать мое дыхание.
   – Варвара, или ты смотришь, или я ухожу. Мне это не очень нравится.
   – И тебя забрало?
   – Забирает, – признался Дорогин.
   – Я боюсь разрушить вашу семью, поэтому тебе, Сергей, лучше уйти. Хочешь, возьми с собой пару кассет домой?
   – Нет, не хочу, – сказал Дорогин, обрадованно вставая, понимая, что смотреть крутое порно в женской компании невозможно, надо быть или евнухом, или сумасшедшим. – Фильмов у тебя, Варвара, на трое суток вперед хватит, если не ложиться спать, не есть и не пить. Позвони, когда я тебе понадоблюсь, – Сергей с легким сердцем покинул квартиру Белкиной.
   Варвара смотрела телевизор не отрываясь, даже дверь не пошла закрывать. Через час она уже пришла в себя, больше ее не могли взволновать никакие откровения. Эмоции угасли, она словно оцепенела, ей казалось, что о сексе она теперь знает все до последней капли, разве что некрофилия оставалась еще неизведанным пространством. «Быстро ко всему привыкаешь», – подумала Белкина, когда закончила просмотр третьей кассеты. В ее голове понемногу начала складываться общая картина рынка порнопродукции.
   Еще четыре кассеты, просмотренные экспресс-методом, и Белкина уже чертила на листе бумаги что-то вроде таблицы Менделеева, классифицируя порнопродукцию. Фильмы попадались всякие: и снятые абсолютно профессионально – на кинопленку, с проходами по городу, с речными пейзажами, если фильм был отечественный, и с морскими, если он снимался в Турции на немецкие деньги. Белкина, хоть и мало фрагментов посмотрела на нормальной скорости, вконец очумела от немецкой речи, которой совсем не понимала. Она сидела закрыв глаза, но перед внутренним взором журналистки, как у грибника, находившегося за день по лесу, – грибы, возникали огромные члены, груди, языки, задницы.
   – Мерзость, мерзость… – шептала Белкина. «И это все мне придется оправдывать. Настройся, – обратилась она к себе на мажорный лад, – раз звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Ничего себе звезды! Девки еще сносно смотрятся, но где они насобирали таких мерзопакостных мужиков, гнусных и прыщавых? А самая мразь – это, конечно, любительское порно. И как не стыдно оператору залезать со своей камерой в самые укромные уголочки? Какие нужно иметь крепкие нервы, чтобы это снимать? Небось такие же, как и у меня самой. Я журналист, и меня ни от чего не должно коробить, ничто не должно пугать. Обугленные трупы – просто рождественская сказка по сравнению с гадостями, которых я сейчас насмотрелась.»
   Варвара, скрежетнув зубами, вставила новую кассету и долго колебалась, нажимать ли на кнопку «пуск». Наверное, такие же колебания испытывает человек, собирающийся с дистанционного пульта взорвать кромешной ночью жилой многоквартирный дом.
   – Это будет последняя кассета, на сегодня хватит, – Варвара вдавила кнопку, и на экране появилось изображение.
   Первые четыре минуты Варвара смотрела в нормальном режиме, затем включила ускоренный просмотр. На экране действовали двое мужчин, внешность их Варваре была омерзительна – писаные красавцы-гомики, такие, от которых тащатся домохозяйки. А вот их партнершами оказались три девчонки-подростка в ситцевых детских платьицах. И может быть, Варвара промотала бы всю картину до конца, но ей захотелось кофе. Во рту пересохло, пришлось подняться с кресла.
   Варвара нажала стоп-кадр и направилась на кухню.
   Когда она возвращалась с зажженной сигаретой и чашкой кофе в руках, ставший уже ненавистным телевизор встретил ее чуть подрагивающей картинкой на экране. Варвара замерла: два детских лица показались ей до боли знакомыми. «Боже мой, где я их видела? Что за девчонки?» – Варвара медленно подошла к креслу, чашка на блюдце подпрыгивала, рука немного дрожала. – Где же я видела этих девчонок? Неужели они дети кого-то из моих знакомых? Где? Где?"
   Варвара гоняла сюжет с тремя девочками взад и вперед, время от времени фиксируя изображение стоп-кадрами. И тут она вздрогнула, заскрежетала зубами.
   «Знаю! Знаю! – она вскочила с кресла и забегала по гостиной. – Не может быть! – она узнала девочку с темными волосами и с короткой стрижкой. На щеке слева, у крыла носа у малолетней порноактрисы темнела маленькая родинка. – Неужели? Не может быть! Ну и ну!»
   Варвара бросилась к стопке газет, лежащих на стуле, принялась одну за другой их разворачивать, просматривать, швыряя ненужные прямо на пол. Бумага шуршала, газетные листы шевелились, словно были живые.
   – Ну где же, где «Московские новости», «Московский комсомолец»? – издания менялись, менялся шрифт. – Где картинки? Почему долбаные журналисты так не любят печатать фотографии? Мне нужны фотографии, хотя бы один снимок. Я эти снимки видела, будь я проклята, видела! В каком издании, в какой газете? – бумага шуршала. Варвару словно ударило током, она развернула газету. – Вот они! – прочла надпись: «Трагедия».
   Под надписью расположились три снимка – обыкновенные домашние фотографии. Снимки явно были выдернуты из семейных альбомов.
   – Вот они, – повторила Белкина.
   На газете были темные круги – следы от кофейной чашки. «Память у тебя, Белкина, нормальная. А вот и она!» Застенчиво улыбаясь, с фотографии на Белкину смотрела девочка с родинкой на левой щеке. Прическа та же – короткая стрижка. "Вот они – Алиса Мизгулина;
   Маша Соловьева, Вероника Панина". Все трое – ученицы восьмого класса, все жили в одном доме. С газетой в руке Варвара уселась в кресло и уставилась на экран телевизора. «Да, это она, сомнений быть не может».
   Теперь Белкина воспринимала происходящее на экране совсем по-другому. Ее оценка кардинально изменилась, она уже понимала, что и то, что на экране, и то, что в газете, и то, что ей известно, – журналистская удача. Такое случается не часто, так редко везет.
   – Кто ищет, тот находит, – пробормотала Белкина и погладила себя по голове. Затем отчаянно принялась курить, глядя на экран.
   Сомнений не оставалось. Три девчонки, снимавшиеся в порнофильме, – те самые, которые спрыгнули с крыши двенадцатиэтажного дома. «Как ужасно! Как все в этом мире страшно и связано одно с другим!»
   Варвара извлекла из видика кассету, сунула ее в футляр. Все остальные сгрузила в сумку. «Вот тебе и заказ от главного редактора! Такого он не ждет. Такого не ждет никто, это будет сенсацией. Интересно, что думают менты? Они, наверное, продолжают заниматься этим делом, опрашивают свидетелей, наверное, у них есть версии. Нет, нет, сотрудникам правоохранительных органов пока говорить ничего не надо, они все испортят, загубят на корню.»
   Варвара бросилась на кухню, вытащила из шкафчика ножницы, уселась прямо на пол и принялась просматривать газеты, кромсая их ножницами. Она вырезала все материалы, все короткие сообщения, касающиеся самоубийства трех школьниц, и более или менее развернутые статьи.
   Наконец газеты были изрезаны. Белкина нашла картонную папочку, аккуратно сложила в нее вырезки, завязала тесемки, затем положила папку на кресло и села на нее. У нее была профессиональная примета: если посидеть на папке с материалами, которые собраны для статьи, то статья наверняка получится. Затем взглянула на часы: было девять вечера.
   – Я же ничего не ела! – сказала она так громко, словно в квартире жил слуга, который услышит просьбу хозяйки и тут же накроет стол. – Я хочу есть, – повторила она, но уже не так громко.
   Так и не перекусив, она принялась наводить порядок. Всегда перед большой работой, перед тем, как засесть за компьютер и начать писать, квартиру следовало привести если не в идеальное состояние, то в близкое к идеальному. Она сложила разбросанную одежду, обрезки газет смяла в огромный ком. Сумку с кассетами с трудом затолкала в стенной шкаф, снесла на кухню грязную посуду: чашки, бокалы с размокшими лимонными дольками, ложки, которые валялись где ни попадя, пепельницу, полную окурков.
   Постепенно в квартире стало немного светлее. Белкина перевела дыхание:
   – Есть хочется, – опять произнесла она во весь голос. – Но еще не вечер.
   Загудел пылесос, всасывая в себя все, что осталось валяться на полу. Белкина работала рьяно, в голове крутились пока еще путаные мысли о порнографии, о малолетних девочках, втянутых в преступный бизнес. Иногда всплывало лицо главного редактора, его глаза за стеклами очков, вспотевшая лысина, облачко дыма над трубкой.
   «Нет, Белкина, ты молодец. Все-таки Бог есть, а у Дорогина легкая рука. Это же надо, из огромного количества кассет купил ту, которая дает ключ, дает тему. Теперь в материале почти ничего не придется выдумывать. Трагедия в микрорайоне еще у всех на устах, еще и сорока дней не прошло с момента гибели девчонок, – Белкина помнила имя и фамилию каждой. – Как это произошло? Как девочек втянули в преступный бизнес? Почему они бросились с крыши? Во всем предстоит разобраться. Неужели никто не знал, чем троица занимается? Я уже это знаю, мне это уже известно. А если знаю я, журналистка Варвара Белкина, то об этом узнает вся Россия. Эх, проклятые гады! А он мне еще предлагал написать положительную статью о порнографии! Нет, положительную статью об этой мерзости я писать не стану. Я наворочу такого, что волосы на голове станут шевелиться, даже чертям станет тошно, даже у людей с железными нервами мурашки побегут по спине, а ладони станут потными. Гады, забыли Белкину. Но ничего, пройдет неделя, как обо мне опять все говорить начнут. А коллеги завидовать станут.»
   После того как пылесос очистил квартиру от пыли, Белкина бросилась на кухню. Мытье посуды съело больше часа, и за это время Варвара успокоилась, полностью пришла в себя. Возбуждение исчезло, теперь она находилась в рабочем состоянии. Мучил лишь голод. «Устрою себе солидный ужин.»
   Стряпня заняла десять минут. В холодильнике нашлись четыре яйца, кусок засохшей ветчины. Яичница была обильно полита кетчупом. Варвара даже не переложила ее со сковородки на тарелку, она ела, стоя у плиты, уплетала за обе щеки. Спохватилась, лишь когда дно сковородки оказалось чистым и блестящим, в нем можно было видеть даже отражение лампы с абажуром.
   «Ну вот, теперь я сыта. Черт подери, клялась, божилась после шести часов вечера не есть. Да ладно, за компьютером калории сгорят до последней. Работа – это здорово, работать я люблю.»
   Запив ужин пивом, Белкина схватила телефон.
   Дорогин и Тамара сидели в это время в большой гостиной перед телевизором. На коленях Тамары дремал рыжий котенок, Тамара его нежно гладила. Сергей смотрел на экран телевизора.
   – Как дела у Варвары? Чем занимается? Как у вас прошел день?
   – Скажу, не поверишь.
   – Даже если ты скажешь, что вы с Варварой были в центре подготовки космонавтов или еще круче, что вы летали на Луну, я в это поверю.
   – Если бы это, – улыбнулся Сергей. – Мы занимались совершенно другими делами.
   – Спали?
   – Что, похоже? – вопросом на вопрос ответил Дорогин.
   – По тебе не видно, на шее у тебя нет синяков от укусов и поцелуев, губы не припухли, глаза не бегают. Дорогин рассмеялся:
   – Дорогая, мы были очень близки к тому, что ты предположила.
   – Не может быть! Она собиралась затащить тебя в постель?
   – Нет, так сложилась ситуация, что мы могли оказаться в постели.
   – Ну-ка, ну-ка… – Тамара сбросила котенка, резко повернулась к Сергею. – Рассказывай.
   – Допрос с пристрастием?
   – Допрос, причем самый строгий.
   – Утром мы поехали на Горбушку.
   – Горбушку?
   – Да, поехали покупать кассеты с порнофильмами.
   – Что? – Тамара заулыбалась. – Порнофильмы и ты? Пока у меня все это не укладывается в голове.
   – Да. Ей дали такое редакционное задание. Мы приехали на рынок, ее в один момент отшили, уж слишком она известна. Оказывается, ее рожу знает каждый торговец кассетами.
   – Я в этом не сомневалась. Такую женщину один раз увидишь и уже никогда не забудешь.
   – Так вот, – продолжал Дорогин, – она купить кассеты не смогла, пришлось покупать мне.