Воронин Андрей Николаевич. Тайна Леонардо

Глава 7

   Глеб Сиверов неторопливо переходил из зала в зал, делая вид, что рассматривает картины. При этом, чтобы не привлекать к себе внимания, он старался держаться там, где было побольше народу, то и дело примыкая то к одной, то к другой группе экскурсантов. Его темные очки лежали в нагрудном кармашке пиджака, а в руках он держал стандартный путеводитель. Такую книжицу-раскладушку можно было приобрести в киоске у входа в музей; руководствуясь ею, любой провинциал, впервые попавший сюда, мог не только отыскать наиболее известные экспонаты, прославившие Эрмитаж, но и без особых проблем выбраться отсюда на волю. Точно такие же путеводители виднелись в руках у многих посетителей – как ни странно, даже у тех, кто стадом ходил по пятам за экскурсоводом.
   Путеводитель Глеба на поверку сильно отличался от всех остальных путеводителей, поскольку над ним хорошенько поработал Клава. На плане каждого зала виднелись поставленные его рукой аккуратные малозаметные крестики. Крестиками были обозначены следящие камеры; задача Глеба состояла в том, чтобы проверить, действительно ли камеры находятся там, где они должны находиться согласно полученной Котом схеме. Сиверов бродил по Эрмитажу уже второй час, и до сих пор совпадение схемы с истинным расположением следящей аппаратуры было стопроцентным.
   Они разделили Эрмитаж на участки, и теперь каждый из них обходил свой "огород", пересчитывая камеры и посты охраны, обозначенные на схеме. Глеб считал это пустой тратой времени, поскольку был согласен с Клавой, что соль не в расположении камер, а в системе подключения, однако спорить с Котом не стал: нравится ему попусту тратить драгоценное время на ерунду – на здоровье! Туда ему, дураку, и дорога...
   В зале западноевропейского оружия его внимание привлек пожилой, скромно одетый мужчина, выглядевший как-то странно без привычного потрепанного портфеля, давно ставшего неотъемлемой деталью его гардероба. Заложив руки за спину, он разглядывал конного рыцаря в полном вооружении – одного из тех мстительных типов, что гонялись за Юрием Никулиным по всему Питеру в фильме "Старики-разбойники".
   Внимательно оглядевшись и не обнаружив больше ни одного знакомого лица, Глеб подошел к этому человеку со спины и вполголоса процитировал:
   – Внутре у средневекового рыцаря – наши опилки...
   – Дурят нашего брата, ой дурят! – подхватил посетитель.
   – Вы с ума сошли, Федор Филиппович, – еще тише сказал ему Глеб. – Я здесь не один...
   – Я тоже, – ворчливо ответил генерал Потапчук. – За каждым из твоих коллег внимательно приглядывают, и, как только кто-нибудь из них вздумает изменить маршрут и двинется в нашу сторону, мне дадут знать. Кстати, если не секрет, какого дьявола вы здесь делаете?
   Глеб объяснил.
   – Черт знает что! – возмутился Федор Филиппович. – Вам что, делать нечего?
   – Не могу вам точно сказать, – признался Глеб. – Понимаете, такая у меня несчастливая судьба – вечно выполнять приказы, с которыми я не согласен.
   – Фу ты, ну ты, – сказал Потапчук. – И какой же приказ ты выполняешь в данный момент? Чей?
   – Ваш, – сообщил Сиверов. – Согласно вашему приказу делаю все от меня зависящее, чтобы ограбление увенчалось успехом.
   – Тьфу на тебя!
   – Только у меня возник вопрос, – невозмутимо продолжал Глеб. – До какого момента я должен этот приказ выполнять?
   – Что ты имеешь в виду? – подозрительно поинтересовался генерал.
   – Видите ли, Федор Филиппович, чем дольше я наблюдаю за своими нынешними коллегами, тем больше убеждаюсь, что, будь моя воля, я бы с ними даже сельмаг не пошел грабить, а не то что Эрмитаж. Мне все больше кажется, что они сами не вполне представляют, на что замахиваются. Не спорю, план у них есть, план подробный и даже вроде бы разумный, но вот в их способности этот план осуществить я, честно говоря, начинаю сомневаться. Поэтому я и спрашиваю: до какого момента я должен корчить из себя такого же болвана, как они? Не исключено, что они засыплются сами, без нашего участия, и что тогда – стрелять в охрану?
   – Не мне тебя учить, – довольно жестко ответил генерал. – Главную задачу – выйти на заказчика – никто не отменял. Поэтому действуй по обстановке. Если увидишь, что твоя стрельба поможет выполнить поставленную задачу, – стреляй. А насколько метко нужно стрелять, тебе придется решить самостоятельно – опять же, исходя из обстановки. Но я все-таки очень надеюсь, что стрелять тебе не придется. Вот у тебя, я вижу, и схемка есть. Хорошая схемка, подробная...
   – Да уж куда подробнее, – усмехнулся Глеб. – Только вот никто, кроме Кота, не знает, откуда она взялась. А можно ли ей доверять, не знает даже Кот. Потому-то мы все тут и бродим – пересчитываем камеры, как будто в этом есть какой-то смысл.
   – Смысла в этом нет, – заверил его Потапчук, – потому что схеме можно доверять целиком и полностью. Кот получил ее из первых рук, прямо от главного разработчика.
   – А откуда вам это известно?
   – В общем-то, у меня есть только косвенные данные, – признался Федор Филиппович, – но они таковы, что полностью исключают двоякое толкование. Видишь ли, главный инженер проекта охранных систем позавчера был найден мертвым в своей квартире...
   – Позавчера? А вы знаете, Кот привез документацию именно позавчера! А что инженер? Убит?
   – На первый взгляд – стопроцентный несчастный случай. Напился как зюзя, залез в ванну и утонул.
   – Живой залез?
   – То-то, что живой. В легких полно воды, и это полностью исключает версию о том, что в ванне его утопили, предварительно задушив или, скажем, отравив. На теле никаких следов насилия, в крови алкоголь... Но, видишь ли, один из его соседей, возвращаясь поздно ночью из гостей, заметил, как по пожарной лестнице, что проходит мимо окон квартиры этого Градова, спускается какой-то ребенок – мальчик, по его словам, лет восьми-девяти. Потом, когда этот мальчик уже убежал, сосед заметил, что форточка в квартире Градова открыта, и решил, что мальчишка – форточник...
   – Короткий, – уверенно произнес Глеб.
   – Я тоже так думаю. Сосед вызвал милицию, которая взломала дверь и обнаружила тело. На глаз в квартире ничего не пропало. Сосед не видел, как мальчишка вылезал из форточки, видел только, как тот спускался по лестнице, и местные пинкертоны решили, что пацан просто шалил от избытка энергии, а Градов утонул в пьяном виде по собственной неосторожности. Совпадение, словом...
   – Хорошенькое совпадение!
   – Ну, они ведь не знают того, что знаем мы. Так, говоришь, схему Васильев привез позавчера?
   – Он уехал в город вместе с Коротким, а вернулся один. Привез документацию, а когда его спросили, куда подевался лилипут, весьма ловко уклонился от ответа. Устроил скандал, драку, так что про Короткого все забыли. А Короткий вернулся только на следующий день, приехал на электричке...
   – Значит, можно предположить, что, пока Градов где-то встречался с Васильевым для передачи документации, этот ваш Короткий проник в его квартиру по пожарной лестнице и поджидал его там. Из чего следует, что судьба Градова была решена заранее.
   – Нам этого никогда не доказать, – хмурясь, сказал Глеб. – Но это в корне меняет дело.
   – Вот как?
   – То есть мое к нему отношение, – уточнил Сиверов. – До сих пор эти парни производили впечатление обыкновенных неудачников. Но теперь...
   – Попридержи эмоции, – посоветовал Потапчук. – Неудачники тоже иногда убивают людей.
   – Сгоряча, – возразил Глеб, – от отчаяния, а то и вовсе случайно. Но тут никакой случайностью не пахнет. Они все очень хорошо продумали, а Короткий провернул это дельце как настоящий профессионал. Его раньше никогда не привлекали по подозрению в убийстве?
   Федор Филиппович покачал головой.
   – А его и сейчас никто не подозревает в убийстве, кроме нас с тобой, – заметил он. – А мы о своих подозрениях будем помалкивать – по крайней мере пока. Вот выйдем на заказчика, тогда они нам за все ответят. И за Градова в том числе.
   Глеб бросил на него быстрый, внимательный взгляд.
   – Да-да, – хмуро кивнул генерал, – за Градова они ответят отдельно. По большому счету, у этого человека была такая голова, что по сравнению с его смертью кража каких-то золотых побрякушек – мелочь, не стоящая упоминания. Обидно это, Глеб Петрович, когда главное достояние страны – люди с интеллектом – служит всего-навсего разменной монетой в погоне за золотом...
   Глеб промолчал, поскольку все, что он мог сказать, во-первых, прозвучало бы банально, а во-вторых, не имело прямого отношения к делу.
   Федор Филиппович начал еще что-то говорить, но тут к ним приблизился какой-то немолодой человек, по виду – стопроцентный провинциал, впервые в жизни попавший в Эрмитаж. Проходя мимо, он обронил путеводитель, неловко наклонился за ним, почти толкнув генерала, пробормотал какие-то извинения и пошел своей дорогой, вертя головой по сторонам. Не говоря ни слова, Потапчук повернулся к Глебу спиной и двинулся в противоположном направлении. Все было ясно: разговор закончился, и что-то подсказывало Глебу, что возобновить его не удастся еще долго – до тех пор, по крайней мере, пока золото конкистадоров не будет похищено.
   Покидая зал, Федор Филиппович разминулся с Котом. Васильев окинул генерала ФСБ, расследующего его деятельность, равнодушным, невидящим взглядом; что до Федора Филипповича, то он даже не повернул головы, пройдя мимо Кота, как мимо еще одного чучела в сверкающих рыцарских латах. Свой экземпляр путеводителя, свернутый в трубку, Кот держал в руке и, проходя мимо Глеба, едва заметно махнул им в сторону выхода, как жезлом регулировщика. Глеб понял это так, что, осмотрев свой "огород", Кот пришел к выводу о бесполезности их дальнейшего пребывания здесь. "Давно бы так", – подумал Сиверов, делая вид, что внимательно изучает таблички в витрине с ручным оружием.
   Выдержав положенную паузу, он двинулся вслед за Котом по заранее оговоренному маршруту. Бек много ворчал по поводу чрезмерной, как он считал, конспирации, и это был, пожалуй, единственный предмет, по поводу которого его мнение целиком и полностью совпадало с мнением компьютеризованного анархиста Клавы. Сидевший за рулем Гаркуша собственного мнения на этот счет не имел, а Короткому, который в силу своей чересчур бросающейся в глаза наружности не принимал в пересчете камер участия, на это было наплевать. Что же до Глеба, то он, хоть и считал осторожность Кота вполне разумной и, более того, необходимой (хотя и совершенно бесполезной), почел за благо присоединиться к недовольной воркотне Бека и Клавы, так что накануне вечером Кот был вынужден прочесть им троим очередную лекцию о том, что ждет их, баранов, если они, бараны, не станут четко и беспрекословно выполнять его инструкции.
   Посему, в строгом соответствии с полученной инструкцией двигаясь в полном одиночестве вдоль бесконечного, обращенного к Неве фасада Зимнего дворца, Глеб имел вдоволь времени на раздумья. С реки тянуло сырым холодным ветром, в котором уже явственно ощущался запах наступающей весны; день стоял не по-питерски ясный и солнечный, асфальт под ногами уже очистился и подсох, лишь в трещинах и ямках темнели пятна и полосы влаги. На свинцовой невской воде среди серых осколков тающих льдин качались и подпрыгивали присевшие отдохнуть чайки. Бесчисленные окна Зимнего весело сверкали, отражая солнце; по набережной с шипением и гулом проносились автомобили, казавшиеся одинаково серо-коричневыми из-за налета грязи, который ровным слоем покрывал их от колес до самой крыши.
   Глебу не очень нравился Питер, выстроенный по единому, математически точному плану в скучном классическом стиле. Это было совсем не то место, где агент по кличке Слепой хотел бы умереть; конечно, оно выглядело намного приличнее какого-нибудь Урюпинска или Наро-Фоминска, прозванного в народе попросту Норой, но Глебу оно все равно было не по душе. Впрочем, он подозревал, что точно такие же чувства испытывал бы в отношении любой другой точки на поверхности земного шара, про которую знал, что здесь его поджидает почти неминуемая смерть.
   А смерть была не за горами – ходила кругами, присматривалась, выбирая удобный момент. Глеб чувствовал ее приближение так же ясно, как ровный сырой ветер, студивший сейчас его левую щеку. Это был далеко не первый случай в его карьере, когда поставленная перед ним задача входила в прямое противоречие с инстинктом самосохранения; если вдуматься, так было всегда, но в данной ситуации противоречие получалось особенно острым. Потому что его задача заключалась в том, чтобы пройти весь намеченный Котом – Васильевым путь до самого конца и выйти на неизвестного заказчика. Но Глеб начал подозревать, что после ограбления Кот не вступит в контакт с заказчиком до тех пор, пока хоть один член его группы будет продолжать дышать.
   В этом можно было сомневаться, пока не умер Градов. После его смерти стало очевидно, что Кот избрал самый простой и эффективный способ обеспечения секретности – способ, при любых обстоятельствах дающий стопроцентную гарантию молчания. О Градове и его незавидной судьбе знали Кот и Короткий; остальные до сих пор пребывали в блаженном неведении. Глеба сейчас занимало другое: чтобы добраться до заказчика, он должен был пользоваться полным доверием Кота, а чтобы завоевать это доверие, надо, черт возьми, безропотно дать себя прирезать!
   Словом, с того момента, как инженер Градов пьяный утонул в собственной ванне, ситуация заметно обострилась. Тот, кто пошел по пути убийств, уже не остановится, потому что убийство является самым простым и надежным способом разрешения всех спорных вопросов. Стоит только попробовать, и дальше все пойдет как по маслу; Глеб знал это по себе, и, коль скоро Кот отважился на такие крутые меры в отношении инженера, который ничего о нем не знал, гадать, что станется с подельниками, долго не приходилось.
   Глеб остановился в условленном месте, и сейчас же у бровки тротуара притормозила знакомая белая "девятка" с заботливо оттертыми от грязи номерными знаками. Гаркуша действительно был классным водителем; не желая раньше времени привлекать к себе внимание гаишников, он маскировался под законопослушного "чайника" так умело, что некоторые – все тот же Бек, например, – таковым его и считали. Бек с Гаркушей ездить не мог – плевался, обзывался и все время рвался за руль, обвиняя безответного Гаркушу в самозванстве и обещая показать ему настоящий класс. Смотреть на "настоящий класс" в исполнении Бека никому не хотелось, поэтому принадлежавшая Коту белая "девятка" до сих пор была цела и невредима, а все ее пассажиры пребывали в добром здравии.
   Глеб сел на заднее сиденье, потеснив Клаву, который, в свою очередь, потеснил сидевшего слева у окна Бека. Под недовольное ворчание свободолюбивого медвежатника машина тронулась с места и, постепенно наращивая скорость, покатилась прочь от Дворцовой набережной.

* * *

   Глеб стоял у окна мансарды и, прячась за выгоревшей занавеской, с пистолетом наготове наблюдал, как Кот общается с участковым ментом.
   Замызганная "девятка" как ни в чем не бывало стояла на обычном месте перед гаражом; участковый, любивший, как видно, воображать себя героем вестерна, поставил свой "Урал" с коляской так, чтобы машина Кота не могла выбраться на дорогу. Нужды в этом не было никакой; глядя на Кота, Глеб чувствовал, что от его стояния с пистолетом за занавеской тоже нет никакого толку, потому что главарь справлялся со своей задачей отменно – вертел участковым как хотел, и через пять минут разговора они уже только что не обнимались.
   В городе снег уже давно сошел, но в сосновом бору вокруг поселка он еще лежал плотными, зернистыми, сочащимися ледяной водой пластами. Воздух был сырым и холодным, но Кот стоял перед участковым в одной линялой футболке, которая красиво обтягивала его рельефную мускулатуру. Ниже футболки виднелись сильно поношенные камуфляжные брюки, подпоясанные потертым офицерским ремнем и заправленные снизу в высокие ботинки армейского образца. В таком виде Кот больше, чем когда бы то ни было, смахивал на офицера, не то вышедшего в отставку по ранению, не то отбывающего краткосрочный отпуск. Улыбка у него была белозубая, открытая, манеры непринужденные, а предъявленный им паспорт, по всей видимости, не вызвал у участкового никаких подозрений.
   Форточка в окне, рядом с которым стоял Глеб, была приоткрыта на палец, и вместе с холодным уличным воздухом в комнату через нее проникало каждое произнесенное снаружи слово. Кот утверждал, что намерен купить эту дачу и что ее владелец любезно разрешил ему с друзьями немного пожить здесь и осмотреться до принятия окончательного решения. Участковый, дымя предложенной Котом сигаретой, уверял его, что думать и решать тут нечего: место шикарное, рыбалка и охота отменные, грибов-ягод – просто завались...
   При этом Кот каким-то образом ухитрился не упомянуть имени владельца дачи, да так, что участковому даже в голову не пришло поинтересоваться, знает ли он, как зовут человека, пустившего его, да еще и с друзьями, под свой гостеприимный кров...
   – Ну, что там у них? – вполголоса поинтересовался из своего угла Клава.
   Глеб приложил к губам ствол пистолета, предлагая ему помолчать, и кивнул: дескать, не беспокойся, все в порядке. Клава сделал губами своеобычное "пф!", демонстрируя полное пренебрежение всеми этими шпионскими штучками, надвинул наушники, отгородившись от внешнего мира, и опять забегал пальцами по клавиатуре компьютера.
   Глеб снова выглянул из-за занавески и удивленно покачал головой, дивясь нахальству и артистизму своих коллег. За то время, что он общался с Клавой, на улице появился Короткий. Как раз сейчас этот карлик-убийца здоровался с участковым за руку. Участковый откровенно пялился на него во все глаза и улыбался с преувеличенной сердечностью. Сердечность эта должна была, по идее, показать, что участковый полностью лишен предрассудков и что взрослый дядя, едва достающий головой ему до пояса, по его мнению, такой же гражданин Российской Федерации, как и все остальные, имеющие нормальный рост. На деле же это расположение было гораздо хуже откровенной неприязни, что демонстрировал Короткому Бек, и Глеб, наблюдая за происходящим внизу, поражался выдержке обычно такого вспыльчивого лилипута.
   Кот и Короткий продолжали вести с участковым светскую беседу, а Глеб, наблюдая за ними из-за занавески, думал, что этим двоим следует отдать должное: мента они развели так, что любо-дорого. Добродушный офицер-отставник и его приятель-лилипут – парочка, конечно, довольно странная, но именно эта странность снимает все возможные подозрения в каких-то дурных намерениях. Ну какой, спрашивается, преступник из лилипута? Про них вообще никто ничего толком не знает: как они живут, чем занимаются помимо кривляний на арене, где обитают, какие носят имена, что, в конце-то концов, едят, пьют ли водку и курят ли табак...
   Во всяком случае, местный участковый всего этого наверняка не знал и явно сгорал от любопытства. У него, однако, хватило ума понять, что любопытство его бестактно и неуместно, так что, помявшись у крыльца еще минуты три, он с треском и грохотом завел свой драндулет, забрался в треугольное седло и укатил, оставив после себя лишь облачко вонючего сизого дыма, которое медленно рассасывалось посреди улицы в прохладном весеннем воздухе.
   Кот проводил участкового долгим равнодушным взглядом, потрепал Короткого по плечу, негромко сказал ему что-то, чего Глеб не разобрал, и по протоптанной в осевшем сугробе скользкой тропинке двинулся за угол дома. Вскоре оттуда опять донеслось звонкое тюканье топора и смачный треск, с которым разлетались надвое сосновые и березовые поленья. Короткий ушел в дом; Глеб спрятал пистолет за пояс, набросил куртку и вышел из комнаты.
   На узкой лестнице он разминулся с Коротким. Лилипут ничего не сказал: он вообще мало говорил, если его не вынуждали к этому обстоятельства.
   Гаркуша и Бек, рано утром уехавшие в город на электричке, еще не вернулись, так что Кот, надо полагать, был во дворе один.
   Васильев на заднем дворе колол дрова – правда, не один, а в компании бродячего рыжего кота, который, усевшись на верхушке старой потемневшей поленницы, без особого интереса наблюдал за его действиями. Сточенное лезвие топора коротко посверкивало на солнце, размеренно взлетая вверх и стремительно падая вниз; толстые поленья разлетались с одного удара, обнажая крепкое и душистое белое нутро. Глядя на Кота, трудно было поверить в то, что он аферист, мошенник, великий проныра и хитрец; эти качества обычно присущи людям физически слабым, и некоторые умники всерьез утверждают, что чем крепче становится у человека мускулатура, тем тупее делаются его мозги. Кот служил живым опровержением этой теории; по правде говоря, Глеб всерьез подозревал, что он обзавелся такой впечатляющей мускулатурой нарочно, чтобы видавшие всякие виды и ко всему привычные жители обеих российских столиц не могли заподозрить в нем профессионального мошенника.
   Потянувшись за отлетевшим далеко в сторону поленом, Кот заметил Глеба и медленно распрямился, держа в опущенной руке тяжелый колун. От его футболки валил пар, лицо раскраснелось; было видно, что Кот получает от физической работы неподдельное удовольствие.
   – Тебе чего, Черный? – спросил он с легким раздражением.
   Глеб решил зайти издалека.
   – Да так, – с деланым равнодушием сказал он, прикуривая сигарету, – захотелось свежим воздухом подышать. А заодно поинтересоваться, о чем это ты там с участковым терки тер. Что за дела?
   Кот красноречиво взвесил на ладони топор и небрежным движением глубоко вогнал его в дубовую колоду. Он тоже достал сигареты, закурил и с каким-то нехорошим, насмешливым интересом посмотрел на Глеба сквозь дым.
   – Много хочешь знать, – заметил он. Сказано это было без иронии – Кот просто констатировал факт, будто запись в личное дело занес. – Не боишься раньше времени состариться?
   – Умереть раньше времени – вот чего я по-настоящему боюсь, – заявил Глеб, глядя на него в упор блестящими черными линзами очков. Его обходной маневр был пресечен в самом начале, и теперь ему ничего не осталось, кроме откровенной лобовой атаки.
   Кот был из тех людей, кто никогда и ничего не говорит просто так, для сотрясения воздуха. Каждое произнесенное им слово имело, как правило, вполне конкретный смысл, поэтому и слова Глеба, которые любому другому могли показаться мрачноватой шуткой, были им, несомненно, правильно поняты и приняты к сведению.
   – Хочешь об этом поговорить? – спросил он тоном профессионального охмурялы-психоаналитика.
   – Не хочу, – возразил Глеб, – но считаю это необходимым.
   – Ну, говори, – снисходительно предложил Кот.
   – Видишь ли, – сказал Сиверов, ставя на попа подходящее по величине полено и усаживаясь сверху, – мне кажется, настало время обсудить размеры моей доли.
   Кот удивленно приподнял брови: похоже, он ожидал чего угодно, только не этого. Затем на его губах промелькнула едва заметная снисходительная усмешка: он решил, что Черный пришел качать права.
   – Не понимаю, – сказал Кот. – По-моему, этот вопрос давно решен. А если ты хочешь внести какие-то изменения в наш уговор, тебе следует делать это при всех.
   – При всех? – в свою очередь, удивился Сиверов.
   – Естественно. Увеличивать твою долю за счет своей я не намерен, а урезать долю, скажем, Бека без его согласия... Ну, я не знаю. Ты извини, но я как-то не привык расхаживать повсюду с ножом под лопаткой. Мне кажется, он будет немного мешать...
   – Я имел в виду не совсем это, – сказал Глеб, – но если ты настаиваешь, могу поговорить и при всех. Только, боюсь, тогда тебе точно придется привыкать к ножу в спине, а может, и еще к чему-нибудь похуже.
   – Не понял, – нахмурился Кот.
   – Ты все отлично понял. Думаешь, ты здесь самый умный?
   – До сих пор, – сказал Бек, – никто не доказал мне обратного.
   – Тем хуже для тебя. Когда тебе проломят черепушку, изучать доказательства будет поздно. Скажи-ка, что это вы с Коротким затеваете?
   Кот повернулся к нему спиной, взял висевший на открытой двери сарая пятнистый армейский бушлат с цигейковым воротником, набросил его на плечи и тоже сел, предварительно выдернув из колоды и отставив в сторону топор.
   – Мы с Коротким? – переспросил он, удивленно задрав брови.
   – Слушай, – сказал ему Глеб, – если ты такой умный, зачем притворяться дураком? Заметь, я не стал ничего затевать у тебя за спиной, а пришел прямо к тебе и задал простой вопрос. Даже слишком простой для такого умного человека, как ты. Пора бы уже понять, что я тебе – не Гаркуша и не Бек, я ваши с Коротким шашни вижу насквозь, причем уже давно, с самого начала. Вы, ребята, большие любители загребать жар чужими руками...
   – А ты? – спросил Кот.
   Глеб изобразил улыбку.
   – А я, – сказал он, – привык беречь свое драгоценное здоровье. Тебе известно, кто я по профессии. С моей специальностью долго не живут, а я, как видишь, до сих пор небо копчу.
   – До поры кувшин воду носит, – заметил Кот.
   – Все мы смертны, – согласился Глеб, – но я никуда не тороплюсь. И прими, пожалуйста, к сведению, что гонорары я привык получать деньгами, а не свинцом. Много их, таких, было, умников... любителей простых решений.