Страница:
— Ладно, Коль, я домой пойду. Привет деду, — мрачно сказал младший и, сорвав ветку можжевельника, исчез в гуще кустов. Старший остался. Снова повисла тишина ночного августа.
Посмотрел на предательскую Луну, на звезды, скромно пылавшие в стороне, сплюнул и вытащил папиросу. Прищурясь, опять глянул в небо: «Копать картошку деду не буду. Хотя... В общем, он был прав». Посмотрел по сторонам. Вгляделся в горящие неподалеку огни двух пятиэтажек. «Интересно, а как киты в воде дышат? — неожиданно возникла мысль. — Наверное, долго набирают воздух, они же здоровенные...». Запищали летучие мыши, промчавшись стайкой самолетов-невидимок.
Колька-старший еще раз глянул на Луну и медленно пошел домой, ведя рукой по густому кустарнику вдоль дорожки.
В высшем управлении директора бойни не знал никто. То, что он очень близок с Бизоном, мало того, вырос с ним в одном городе и вместе провел детство — это тоже нигде не проходило. Зачем болтать лишнее? Тем более, что до возникновения триумвирата они тридцать лет не виделись и работали в разных уголках страны. Знали только его должность — директор бойни на ферме у Бизона, исполняющий в его отсутствие некоторые поручения, да позывной — Музыкант. И все. Естественно, Бизон доверял ему, во-первых, — зная его характер и прямоту с детства, а во-вторых — работал с ним уже десять лет и в разных ситуациях наблюдал честную реакцию главного убийцы парнокопытных.
И вот пришло время востребовать Музыканта в несколько другом амплуа, в другом имидже и на другом уровне. В инспекционно-разведывательную поездку по филиалам триумвирата Бизон мог отправить только его. Больше не верил никому. Кроме себя. Старая истина: сам не сделаешь — никто не сделает, как тебе надо. Обеспечили прикрытие отсутствию Музыканта, и тот исчез в глубинах мировых экономических аномалий.
Эта поездка поднимала Музыканта на качественно новый уровень. Он теперь обладал необратимой информацией и в результате этого — необратимым статусом. Как и раньше, кадры решали все. Бизон усвоил это очень хорошо. А кто еще что-либо конкретное решит, как не кадры? Вопрос в том, где их взять... Именно те, которые решают все. Других-то навалом. Ну, а если уж повезло с таким классическим, почти все решающим исполнителем, то решение поставленных задач становится неизбежным. Вплоть до силового оттаскивания исполнителя от задачи в случае форс-мажорных ситуаций и отмены команды.
Бывшему директору необходимо было прозондировать неофициальную обстановку во всем триумвирате; выяснить центробежные и центростремительные тенденции, и в какой они пропорции. В какой они перспективе увеличения-уменьшения своих составляющих. Посетить толстого еврея Фридмана, любителя изящных растений; наведаться к Леонардо с его гигантской семьей и стадом питбулей-R (его собственная, селекционная порода). Попытаться ухватить какую-нибудь ниточку информации у директора параллельного управления Феликса, человека самого опасного. И при том сделать ряд фотоснимков, видео-, аудиозаписей, компьютерных перехватов, внедрить в определенные локальные сети необходимые вирусы, одноразовые и самоликвидирующиеся. Попытаться выйти на физический контакт с людьми, которые интересны для пьяного разговора. Ну, и некоторые деликатные поручения Бизон оставил на потом. Сообщит-де по телефону в последнюю минуту. А также надлежало выполнить все, конкретно касающееся Фридмана, Леонардо и Феликса, вне малейшего намека на свое физическое присутствие. Только электронный подход к решению проблемы. И — никакой переквалификации после бойни. Квалификация появится в момент удаления со старого места работы. Так сказал Бизон. А Музыкант поверил.
Честно говоря, Бизон всегда имел Музыканта в виду. И до поры до времени придерживал его в тени, выпуская на старт в критический момент. Пружина сжималась достаточно долго. Музыкант многое понимал в передвижении фигур окружающего физического мира. И он был охотник по натуре. Но вместо этого — мрачная бойня, работа на компьютере и учет разворованного мяса. Он уже похоронил настоящую цель и смысл, как он их понимал, и полудепрессивное существование казалось ему вершиной, с которой даже еще предстояло медленно сползать.
Все изменилось, как при получении джек-пота.
Подошла стюардесса, блеснув магнитом смуглых ног в разрезе короткой юбки, и предложила поднос с напитками. Музыкант взял бокал шампанского и, неторопливо оглядев принцессу потустороннего мира аэродинамики, поблагодарил: «Сенкью!». Она улыбнулась, кивнула и пошла дальше. Отхлебнув напиток, директор задумчиво расслабился, вспомнив Париж. Наверное, стюардесса — француженка. Но там было не до них. Трое суток Музыкант вел запись эфира в определенное время, на определенных частотах, в определенных местах. Наблюдал за нужными людьми, снимал все на скрытую видеокамеру. Потом загонял все на дискету и отправлял по сети Бизону. Сигнал шел на сайт, с него по интерфейсу — на базовый спутник, а оттуда — неведомо куда. Базовый спутник имел связь со всеми спутниками группы связи, и не было на поверхности Земли точки, куда бы не мог прийти информационный пакет от Музыканта.
Разговаривал он на среднем английском, представлялся туристом из России. По-другому вести себя не стоило. Он фактически и был тем, кем представлялся. А туристы из России занимаются всем, чем только возможно и невозможно. Несколько раз в ресторане удавалось садиться рядом или даже за один стол с людьми из триумвирата, а точнее — из параллельного управления. С двумя даже познакомился, представившись коммерсантом в бегах от налогов.
— Что, Коля, поджимают? — спрашивал один, упившись водки. — Нет, прошлых времен уже не будет. Старт сделан. Остался только финиш, — продолжал он.
Директор честно отвечал про торговлю мясопродуктами, о проблемах с убоем скота, сетовал на сложность с проплатой, о глупости предоплаты. Напарники по столу, куда он подсел, слушали, кивали, попадали в индуктивное поле откровений Музыканта (правда — великая сила) и, незаметно для себя, тоже начинали откровенничать, а порой вообще болтать и обсуждать между собой секретную информацию. Не называя, правда, имен и данных, так как считали, что это достаточная информационная защита. Наивный народ... Все текло струйкой воздушной вибрации на микрочип и оставалось в кристалле памяти. Какие француженки! Пить приходилось наравне! А ведь он не пил уже много-много лет. Но импульс новой жизни, как реинкарнация, дал новые цели и смыслы — лучшее, что может быть у человека. Все остальное — блеф. Музыкант пил коньяк, шампанское и дорогие вина. Он посещал бары и казино. Никакого похмельного синдрома не было и в помине. Он родился во второй раз, вырвавшись с лесной поляны, усыпанной костями. Француженки! Как прекрасно. Но пьянящая свобода новой жизни не оставляла места другим чувствам. Ему хватало этого опьянения. Наконец, на склоне лет и Музыкант стал охотником!
Он снова отхлебнул шампанского и принялся думать о Токио. Наверное, там точно ничего общего с Лос-Анджелесом нет. Сплошные узкоглазые мировоззрения и коротконогие японки. Да, Токио не Париж. Русских там не найдешь. Но везде живут люди. Музыкант вздохнул. Они там вроде бы вообще одну рыбу и водоросли едят. И работают, работают... Верно, ничего общего с Лос-Анджелесом быть не может. В столице американского Запада Музыкант насмотрелся карнавальной распущенности. Но город понравился. Комаров нет. Океан. Красота! Мулатки с блестящими глазами. И вроде никто не работает... Жаль, что он там был всего двое суток и все время ловил лазерным лучом стекла окон фешенебельного особняка. Через преобразователь записывал в память диктофона диалоги многочисленных членов семейства и отдельно — разговоры в кабинете хозяина дома после телефонных звонков Бизона. И вот теперь Токио. Японцы умный народ. Им хитрость ни к чему. И с ними будет, возможно, сложнее. Незнание языка лишает возможности гипноза нередактируемым текстом. Все равно, что делать необходимое выражение лица перед слепым. Даже правдой — квинтэссенцией лжи, — не воздействуешь, не зная языковых шифров. Япония. Абракадабра западной цивилизации. Хотя, вроде бы, они сильно американизируются в последнее время. То есть становятся доступными прямому действию сознания, основанного на англоязычной семантике. Которая уже ближе к русскоязычной. В общем, цепь опосредований наверняка будет, и даже весьма эффективная. Музыкант успокоенно вздохнул.
Шампанское приятно холодило и растекалось по телу легкой расслабленностью. У Контрабасиста была перспектива. Он взлетел, как истребитель-перехватчик с секретного лесного аэродрома. А такой так просто в пике не пойдет. Он сам будет валить других. В редких, как этот, случаях происходят психические процессы замещения основной психологической доминанты на другую — новой формации, новой сенсорики, новой, если угодно, конфигурации. И все меняется! Все! Кто в это верит? Тот, кто испытал. Второе дыхание всегда несоизмеримо с первым.
Музыкант улыбнулся вновь появившейся красотке стюардессе и поставил пустой бокал ей на поднос: «Сенкью!» Она снова улыбнулась симпатичному, хоть и немолодому, мужчине с золотой серьгой в ухе и в костюме от Кардена. Тот развалился в кресле и искренне глядел на нее открытым, уверенным, но и чуть-чуть робким взглядом человека, осознавшего ценность текущего мгновения и понявшего его неуловимость; что всего остального уже нет либо еще нет.
Музыкант прокручивал в голове предстоящие проблемы с альтернативными японцами. Но цепочка воображаемых состыковок лениво уползала в глубину сознания, не желая превращаться в цельную конструкцию. Ну, нет так нет. Доверимся инстинкту. Специальный агент зевнул, сладко потянулся, снял пиджак, повесил на крючок, ослабил галстук и воротник, вытащил длинную, тонкую сигарету, включил вытяжку и, щелкнув золотой зажигалкой, прикурил, пустив колечко ароматного дыма. Спохватившись, предложил сигарету соседке лет тридцати, томной брюнетке с книгой, сосредоточенно глядевшейся в нее, как в зеркало. Та оторвалась от книги, посмотрела на него проницательным взглядом серо-зеленых глаз, поблагодарила и неожиданно сказала по-русски: «Капля никотина убивает лошадь!»
Музыкант вопросительно глядел на нее. Ответил на английском:
— Вы интересно разговариваете.
— Это русский язык. Мне запомнилась эта фраза. Она означает, что курить вредно.
— Слышал я про это, да не очень верится.
Музыкант сладко затянулся и пустил дым вверх, в вытяжку. Он не курил тридцать два года. А вот уже неделя, как курил пачку, и надо же — не был разочарован.
— Да, в общем-то, я с вами не слишком несогласна. Разрешите..?
Она взяла сигарету с золотистым фильтром. Специальный агент щелкнул зажигалкой. Брюнетка была славянского типа, явно не японка, и странное ее цитирование русских афоризмов, естественно, должно бы настораживать. Но только не здесь, не сейчас, и не Музыканта, ставшего неожиданно Охотником. Он слишком стал ценить время и такие вот творческие паузы, вроде трансконтинентального перелета. Все сложится само собой. Только не надо подключать к ситуации излишне электризующие потенциалы.
— Летите к бабушке помочь составить икебану ко Дню плодородия? — он невозмутимо затянулся и посмотрел на нее честными глазами. — Мне нравится Япония.
— Вы почти угадали. Конференция по философии буддизма.
— Да что вы говорите! Такая симпатичная женщина — философ? Да еще и буддистка! Как богат внутренний мир людей! — Музыкант вздохнул и покачал головой. — А у нас торговля и только торговля. Подумать страшно!
— Вообще-то приятно слышать, но я всего лишь ассистент по стенографии. На санскрите.
— Все равно! Чтобы стенографировать, надо понимать. Ведь так, не правда ли?
— Возможно, вы и правы, но никто не знает, что он в состоянии понять, а что — нет.
— Интересная мысль, — Контрабасист посмотрел в окно лайнера и увидел себя, любимого, с серьгой в ухе и сдвинутым галстуком, обритого под полный ноль и на фоне шикарной брюнетки, буддистки-стенографистки. Красавец!
— И неужели даже вы не в состоянии понять, чтовы в состоянии понять? — лениво-изумленно спросил он. — Вот, например, о вреде курения вы понимаете. Даже на нескольких языках.
— Понимание не меняет отношения. Разве вы не замечали? И какой смысл поэтому знать, что тебе понятно, а что нет. Вам так не кажется?
— Кажется, кажется... Мне нравится ваша профессия. От нее веет магнетизмом вечности.
— Да, санскрит может рассказать о многом. Но немногим.
— Немногим в этом лайнере?
— Ну, можно сказать и так.
— Но вы-то, конечно, в число непонятливых не попадаете.
— Да, боюсь, что попадаю и я. Знание семантики не освобождает от необходимости рождать концепции.
— Вот как! А зачем их рождать?
— Чтобы понять.
— Что?
— То, что непонятно.
— М-да... — красавец с серьгой задумчиво сбил пепел в пепельницу. — Интересно вы мыслите.
— Вы тоже летите к бабушке на икебану?
— Знаете, а вот вы совсем не угадали. Выставка мясомолочной промышленности, сепараторы там разные, убойные ножи...
— Убойные ножи? Страшные у вас выставки.
— Вся жизнь — страсть. Нож тут не при чем. Всегда он почему-то крайним оказывается. Мысль — первична. Нож вторичен.
— О, да вы тоже философ!
— Да, немного, наверное. Философия переработки жизни в смерть. Тяжелая мясомолочная промышленность.
— Как интересно! Это и есть главный вопрос нашей конференции!
— Вот видите, как мы близки. По духу. Но по материи — вряд ли. Не думаю, что каноны классического буддизма настолько меркантильны, как моя профессия. Убить и съесть. Как вы считаете — звучит?
— Еще как!
— И я так думаю.
— Но по вашему виду не скажешь, что вы жестокий человек.
— А я добрый.
— И это не мешает вам в работе?
— Как вам сказать, — Музыкант потушил сигарету и, повернувшись к брюнетке, стал смотреть на нее задумчивым взглядом. — Может быть, и мешает. Но я, наверное, не в состоянии этого понять.
Авиалайнер слегка накренило. Автопилот делал разворот по своему воздушному коридору. Летчики продолжали играть в карты. Второй пилот рискнул, вскрылся и сорвал банк. «Ха-ха-ха!» — захлопал в ладоши. — «Бруклин всегда впереди!» — «Постой-постой!» — засомневался третий пилот. — «А где пиковая дама?» — Он сгреб колоду и стал ее пересчитывать.
Штурман оторвался от книги и уставился на курсовой указатель. Он обдумывал только что прочтенное — «Но нельзя забывать, что вечная жизнь есть вечная смерть. Ибо обе категории сливаются в одну».
Повар пуэрториканец продолжал обсуждение со стюардессой утреннего меню почти в полном молчании. Иногда короткие реплики подавала стюардесса. Обсуждение подходило к концу.
Командир экипажа спал.
Автопилот выровнял самолет, и тот несся дальше к далекой притаившейся Японии.
— А вы не хотите прийти на нашу конференцию? — спросила собеседница.
— Вы думаете, что стоит?
— Мне кажется, я вижу, кем вы были в прошлой жизни. И думаю, что стоит.
— Вы видите, кем я был в прошлой жизни? Поразительные вещи говорите. Может быть, вы вглядитесь и увидите, кем я был в этой? А то я иногда начинаю сомневаться, не сон ли она?..
— Нет, эта жизнь ваша. Я не гадалка. Законченную карму легко прочесть. Она впечатана и неизменна. А вот в действующую лезть опасно. Непредсказуемы последствия. Наложение одной на другую. То есть вашей на мою. Или наоборот. В общем, это сложный вопрос. Мудрый буддист — одинокий буддист.
— Сложности я не люблю. До того момента, пока они не упростятся до минимума. Вы знаете, а почти всегда так и происходит. Странный эффект. Вы знакомы с ним? — заинтриговался Контрабасист.
— Ну, конечно. Самих по себе сложностей не существует. Все только внутри вас.
— Во мне?
— Да.
— И что же они там, извините, делают?
— Ну, как сказать. Усложняют вам жизнь. И упрощаются. Энергия-то уходит.
— Любопытное объяснение непонятного. А вот вы, например, сейчас тоже во мне? Как часть определенной сложносоставляющей?
Брюнетка слегка порозовела.
— Да, это так. Я сейчас внутри вас, можно сказать и так.
— А где тогда, по-вашему, я?
— Если по-моему, то во мне.
— Я — в тебе? — изумился Музыкант! — Извините...
— Ничего. Да. Хотя это странно звучит на первый взгляд.
— Любопытная все-таки у вас профессия. Я, наверное, воспользуюсь вашим приглашением. А где проходит ваша конференция?
— В Токио. Район Хиракава. В Куин-отеле.
— О, это престижное место встречи. В финансовом смысле.
— Ну, конференция тоже очень престижна, как вы выражаетесь. Поэтому и место встречи соответствующее.
— А наша выставка в районе Ееги-Хатиман. Не желаете посетить, мадемуазель? Или, извините, мадам?
— Да нет, мадемуазель. Спасибо большое. Убойные ножи — это, конечно, экзотика, но все же несколько своеобразная. Я, наверное, не подготовлена для такого рода зрелищ. Извините, конечно.
— Да что там. Не хотите — не надо. Но ножи — это же не вся выставка. Ну, пара ножиков стоит в углу, а остальное-то, может, и стоит поглядеть. Например, паровая обработка шкуры... Хотя нет, я наверное, не то говорю. Вы правы, это не будет интересно для вас.
Музыкант помолчал, уставившись в иллюминатор самолета и видя там лишь самого себя. Брюнетка тронула его за плечо:
— Мы так долго общаемся. Бэтти. Бэтти Тейлор, — представившись, она улыбнулась и протянула ему руку. Музыкант взял ее руку в свою и, тоже широко улыбнувшись, наклонил голову:
— Коля.
— Коля? Это мне напоминает Россию.
— А я русский.
— Вы — русский?! — изумленно проговорила Бэтти, перейдя на родной язык Музыканта.
— Вы, похоже, тоже немного знакомы с этой страной, — отметил на русском языке агент.
— Вы правы, правы... — Бэтти изумленно глядела на русского философа убойных ножей, на ее глазах сменившего ментальную ипостась с непринужденностью фотомодели.
— Моя мама — русская, — продолжила Бэтти. — Она из небольшого городка Ростов.
— Да, Ростов не такой уж и маленький городок. Мама поскромничала.
— А откуда вы?
— Я из Чернобыля. Слышали?
— Из Чернобыля? И вы были там во время взрыва?
— Нет, мне повезло. Я в это время там уже не жил. Но те места знаю хорошо.
— Мне рассказывали, там погибло много людей.
— Да, это так.
— И правда, что там сейчас совсем пустой город, среди лесов?
— В общем-то, да.
— Как странно и интересно!
— Ну, наверное, не настолько, насколько вы думаете.
— Мне говорили, там мыши вырастают до размеров собаки.
— Это неправда.
— И я не поверила.
Бэтти вытащила пачку сигарет и предложила Музыканту. Тот взял. Она прикурила от его золотой зажигалки и, глядя на него, проговорила, прищурившись от дыма:
— Я бы никогда не подумала, что вы — русский мясник. Я правильно выразилась?
Агент кивнул.
— У вас совсем не та внешность.
— Вы считаете, что в эту профессию идут в соответствии со внешними данными?
— Да нет, я не это имела в виду. Я вижувас. И это совсем другая карма.
— Мне жаль, что я не попал в карму или как там ее. Но мне моя работа, в общем, по душе.
— Нет, это не так.
— Ну, вам, конечно, видней. Со стороны.
— Да, тут вы правы. Коля, так вы придете на конференцию?
— Наверное, да.
— Возьмите визитную карточку организатора. По ней вы сможете пройти в конференц-зал. Там, с другой стороны, записан мой гостиничный телефон.
Музыкант взял карточку.
— Спасибо, Бэтти. Но я вам не могу дать своего телефона. Еще точно не решено, где я остановлюсь.
— Зачем? Я надеюсь, вы позвоните.
— Да, конечно.
Снова подошла стюардесса француженка с подносом. Лицо ее пылало свежестью. Бэтти вопросительно посмотрела на Музыканта. Тот ответил:
— Шампанское. А вы?
— Да, конечно.
Агент взял два бокала и передал один Бэтти. Буддистка-стенографистка выпила сразу треть и с любопытством смотрела на Музыканта, очевидно, представляя его настоящую карму. Контрабасист легко принялся за второй бокал, помня о любви к жизни. Золотистые пузырьки мягко ушли в голову.
— Бэтти, расскажите мне о прошлой жизни.
— Это не на уровне слов.
— Ну, передайте это без слов.
— Я уже передала.
— Да? А я ничего не заметил.
— Вы вспомните. Это не так быстро. И вспоминать будете всегда. Теперь она всегда с вами. И, согласитесь: носить ее на цепочке, — образно, конечно, — свою прошлую жизнь, — не так уж неожиданно, одиноко и страшно. Можно даже сказать, что вас теперь двое. А вы вдумайтесь в смысл, почему люди друг друга называют на вы? Откуда этот церемониал? Я вам открыла страшную тайну. Но вы про это забудете.
Агент отхлебнул шампанское и с искренним любопытством уставился на буддийскую ведунью:
— Мне нравится ваш подход к диалогу.
— А нет никакого подхода. — Бэтти смотрела ему в глаза. — Вы не должны быть тем, кто вы есть.
— Ну, спасибо.
— Нет, это в нормальном смысле. Вы не мясник и не торговец мясопродуктами. Вы, образно говоря, музыкант и стрелок.
Контрабасист ошеломленно уставился на нее.
— Это в этой карме. О прошлой вам уже все известно.
Агент осторожно проговорил, не отрывая глаз от ее взгляда:
— Вообще-то я по гороскопу Стрелец.
— Вот видите, хотя связи здесь нет никакой.
— Да и пострелять в свое время любил. На охоте. В диких дебрях среднего Нечерноземья.
Бэтти засмеялась, сверкнув белизной зубов.
— Ну, зачем вы так серьезно? Это все непрямой смысл. Стрелок — это не обязательно стрелять.
— Да? Но я все равно любил стрелять. Даже просто по пустым бутылкам. Откровенно говоря, убивать мне никогда не хотелось. Сбить — да. Но не убить. Хотя в жизни все бывало.
— Ну, и я вам об этом же. Музыкант — это объединение самых разных уровней под один знаменатель. Ну, под одно знамя, если хотите. А Стрелок — это поиск этих уровней. Вам понятно?
— Ну... да. Почти. Предлагаю тост. За Бэтти Тейлор — магнетическую предсказательницу кармы, — он протянул к ней руку с бокалом.
— Нет, за вас. Музыканта и Стрелка! — она прикоснулась своим бокалом к его и допила шампанское.
— Но и за вас тоже! — агент выпил вино.
Француженка-стюардесса прошелестела своей короткой юбкой с разрезом, и бокалы уплыли на серебряном подносе в глубину авиалайнера.
В кабину забрел охранник из группы антитеррора с автоматом за пазухой, в черном костюме и с галстуком алого цвета. Постоял, посмотрел. Задал идиотский вопрос:
— Ну что, все нормально?
Штурман широко раскрытыми глазами читал свою книгу.
Пуэрториканец, сонный и вялый, отдал помощнику помятый листочек с меню на завтрак, на котором нашкрябал три блюда и три напитка. «И этого хватит», — сказал, помолчал и добавил: «Нет, допиши кофе. И быстренько комплектуйте. В салоне 775 пассажиров».
Командир экипажа спал.
«Банк!» — закричал во все горло пилот из Бруклина. — «Если фарт, то это навечно! Ха-ха-ха!!!» Остальные мрачно смотрели на свои карты и на его. Запищал мелодичный сигнал автопилота. Нежный женский голос ласково сообщил: «Пожар во втором двигателе. Остановлена турбина. Повреждение в топливопроводе на участке ВС. Не работает механизм гидравлики вертикальных рулей. Повторяю...». Все окаменели, и две секунды стояла побелевшая, гробовая тишина.
— Что-о?!! — закричал проснувшийся командир. — Что за карты!!! — он рукой сгреб и швырнул в проход голых баб с пиками и бубнами на шее.
Автопилот ласково повторил последние новости. И в конце добавил: «Учебная тревога. Работает программа тренинга экипажа авиалайнеров в составе федеральной системы отработки подавления террористических акций на борту. Курс 00296. Продолжаю управление».
Все глаза уставились на приборы. Все было нормально.
— Фхрр..., — прохрипел командир. Прочистил сдавленное горло и заорал на всю кабину:
— Б...дь!!! (русский эквивалент американского эмоционального выражения). Немедленно отключить этого придурка! Все по местам. Никаких автопилотов с новыми программами. Вот он, наш автопилот — он указал на кучку испуганных, еще не пришедших в себя летчиков. — Я убью этого программиста! У меня могло стать сердце. Не работает механизм гидравлики вертикальных рулей? Да он хоть знает, дебил, что это такое? Он хоть знает, крыса компьютерная, чем он пугает людей? Да пусть горит все! Все двигатели! Но пока рули высоты в порядке, старый Джек посадит эту посудину на мель, да что там на мель — на Елисейские поля, на лужайку возле Капитолия! И пусть тушат! Но вставить программу тренинга в бортовой компьютер и не предупредить командира?.. Они чему-то хотят меня научить? Они меня уже научили! Я вот этими руками задушу старшего инженера Электронно-компьютерных систем и скажу, что антитеррористический эффект достигнут.
Посмотрел на предательскую Луну, на звезды, скромно пылавшие в стороне, сплюнул и вытащил папиросу. Прищурясь, опять глянул в небо: «Копать картошку деду не буду. Хотя... В общем, он был прав». Посмотрел по сторонам. Вгляделся в горящие неподалеку огни двух пятиэтажек. «Интересно, а как киты в воде дышат? — неожиданно возникла мысль. — Наверное, долго набирают воздух, они же здоровенные...». Запищали летучие мыши, промчавшись стайкой самолетов-невидимок.
Колька-старший еще раз глянул на Луну и медленно пошел домой, ведя рукой по густому кустарнику вдоль дорожки.
* * *
Директор бойни, романтик стальных контрабасов, старый снайпер любовных бесед и любитель мистических расчетов с огнестрельным уклоном сидел в кресле трансатлантического лайнера Лос-Анджелес — Токио. Позади остались Франция, Швейцария и Лихтенштейн. Указания-приказы не обсуждаются. Старый воин ценил доверие. Он понимал, что все преходяще, и поэтому знал цену душевной чистоты. Такого сложно обвести вокруг пальца в моральном плане, — ведь это его наиважнейший план, — из-за высокой чувствительности ко лжи.В высшем управлении директора бойни не знал никто. То, что он очень близок с Бизоном, мало того, вырос с ним в одном городе и вместе провел детство — это тоже нигде не проходило. Зачем болтать лишнее? Тем более, что до возникновения триумвирата они тридцать лет не виделись и работали в разных уголках страны. Знали только его должность — директор бойни на ферме у Бизона, исполняющий в его отсутствие некоторые поручения, да позывной — Музыкант. И все. Естественно, Бизон доверял ему, во-первых, — зная его характер и прямоту с детства, а во-вторых — работал с ним уже десять лет и в разных ситуациях наблюдал честную реакцию главного убийцы парнокопытных.
И вот пришло время востребовать Музыканта в несколько другом амплуа, в другом имидже и на другом уровне. В инспекционно-разведывательную поездку по филиалам триумвирата Бизон мог отправить только его. Больше не верил никому. Кроме себя. Старая истина: сам не сделаешь — никто не сделает, как тебе надо. Обеспечили прикрытие отсутствию Музыканта, и тот исчез в глубинах мировых экономических аномалий.
Эта поездка поднимала Музыканта на качественно новый уровень. Он теперь обладал необратимой информацией и в результате этого — необратимым статусом. Как и раньше, кадры решали все. Бизон усвоил это очень хорошо. А кто еще что-либо конкретное решит, как не кадры? Вопрос в том, где их взять... Именно те, которые решают все. Других-то навалом. Ну, а если уж повезло с таким классическим, почти все решающим исполнителем, то решение поставленных задач становится неизбежным. Вплоть до силового оттаскивания исполнителя от задачи в случае форс-мажорных ситуаций и отмены команды.
Бывшему директору необходимо было прозондировать неофициальную обстановку во всем триумвирате; выяснить центробежные и центростремительные тенденции, и в какой они пропорции. В какой они перспективе увеличения-уменьшения своих составляющих. Посетить толстого еврея Фридмана, любителя изящных растений; наведаться к Леонардо с его гигантской семьей и стадом питбулей-R (его собственная, селекционная порода). Попытаться ухватить какую-нибудь ниточку информации у директора параллельного управления Феликса, человека самого опасного. И при том сделать ряд фотоснимков, видео-, аудиозаписей, компьютерных перехватов, внедрить в определенные локальные сети необходимые вирусы, одноразовые и самоликвидирующиеся. Попытаться выйти на физический контакт с людьми, которые интересны для пьяного разговора. Ну, и некоторые деликатные поручения Бизон оставил на потом. Сообщит-де по телефону в последнюю минуту. А также надлежало выполнить все, конкретно касающееся Фридмана, Леонардо и Феликса, вне малейшего намека на свое физическое присутствие. Только электронный подход к решению проблемы. И — никакой переквалификации после бойни. Квалификация появится в момент удаления со старого места работы. Так сказал Бизон. А Музыкант поверил.
Честно говоря, Бизон всегда имел Музыканта в виду. И до поры до времени придерживал его в тени, выпуская на старт в критический момент. Пружина сжималась достаточно долго. Музыкант многое понимал в передвижении фигур окружающего физического мира. И он был охотник по натуре. Но вместо этого — мрачная бойня, работа на компьютере и учет разворованного мяса. Он уже похоронил настоящую цель и смысл, как он их понимал, и полудепрессивное существование казалось ему вершиной, с которой даже еще предстояло медленно сползать.
Все изменилось, как при получении джек-пота.
Подошла стюардесса, блеснув магнитом смуглых ног в разрезе короткой юбки, и предложила поднос с напитками. Музыкант взял бокал шампанского и, неторопливо оглядев принцессу потустороннего мира аэродинамики, поблагодарил: «Сенкью!». Она улыбнулась, кивнула и пошла дальше. Отхлебнув напиток, директор задумчиво расслабился, вспомнив Париж. Наверное, стюардесса — француженка. Но там было не до них. Трое суток Музыкант вел запись эфира в определенное время, на определенных частотах, в определенных местах. Наблюдал за нужными людьми, снимал все на скрытую видеокамеру. Потом загонял все на дискету и отправлял по сети Бизону. Сигнал шел на сайт, с него по интерфейсу — на базовый спутник, а оттуда — неведомо куда. Базовый спутник имел связь со всеми спутниками группы связи, и не было на поверхности Земли точки, куда бы не мог прийти информационный пакет от Музыканта.
Разговаривал он на среднем английском, представлялся туристом из России. По-другому вести себя не стоило. Он фактически и был тем, кем представлялся. А туристы из России занимаются всем, чем только возможно и невозможно. Несколько раз в ресторане удавалось садиться рядом или даже за один стол с людьми из триумвирата, а точнее — из параллельного управления. С двумя даже познакомился, представившись коммерсантом в бегах от налогов.
— Что, Коля, поджимают? — спрашивал один, упившись водки. — Нет, прошлых времен уже не будет. Старт сделан. Остался только финиш, — продолжал он.
Директор честно отвечал про торговлю мясопродуктами, о проблемах с убоем скота, сетовал на сложность с проплатой, о глупости предоплаты. Напарники по столу, куда он подсел, слушали, кивали, попадали в индуктивное поле откровений Музыканта (правда — великая сила) и, незаметно для себя, тоже начинали откровенничать, а порой вообще болтать и обсуждать между собой секретную информацию. Не называя, правда, имен и данных, так как считали, что это достаточная информационная защита. Наивный народ... Все текло струйкой воздушной вибрации на микрочип и оставалось в кристалле памяти. Какие француженки! Пить приходилось наравне! А ведь он не пил уже много-много лет. Но импульс новой жизни, как реинкарнация, дал новые цели и смыслы — лучшее, что может быть у человека. Все остальное — блеф. Музыкант пил коньяк, шампанское и дорогие вина. Он посещал бары и казино. Никакого похмельного синдрома не было и в помине. Он родился во второй раз, вырвавшись с лесной поляны, усыпанной костями. Француженки! Как прекрасно. Но пьянящая свобода новой жизни не оставляла места другим чувствам. Ему хватало этого опьянения. Наконец, на склоне лет и Музыкант стал охотником!
Он снова отхлебнул шампанского и принялся думать о Токио. Наверное, там точно ничего общего с Лос-Анджелесом нет. Сплошные узкоглазые мировоззрения и коротконогие японки. Да, Токио не Париж. Русских там не найдешь. Но везде живут люди. Музыкант вздохнул. Они там вроде бы вообще одну рыбу и водоросли едят. И работают, работают... Верно, ничего общего с Лос-Анджелесом быть не может. В столице американского Запада Музыкант насмотрелся карнавальной распущенности. Но город понравился. Комаров нет. Океан. Красота! Мулатки с блестящими глазами. И вроде никто не работает... Жаль, что он там был всего двое суток и все время ловил лазерным лучом стекла окон фешенебельного особняка. Через преобразователь записывал в память диктофона диалоги многочисленных членов семейства и отдельно — разговоры в кабинете хозяина дома после телефонных звонков Бизона. И вот теперь Токио. Японцы умный народ. Им хитрость ни к чему. И с ними будет, возможно, сложнее. Незнание языка лишает возможности гипноза нередактируемым текстом. Все равно, что делать необходимое выражение лица перед слепым. Даже правдой — квинтэссенцией лжи, — не воздействуешь, не зная языковых шифров. Япония. Абракадабра западной цивилизации. Хотя, вроде бы, они сильно американизируются в последнее время. То есть становятся доступными прямому действию сознания, основанного на англоязычной семантике. Которая уже ближе к русскоязычной. В общем, цепь опосредований наверняка будет, и даже весьма эффективная. Музыкант успокоенно вздохнул.
Шампанское приятно холодило и растекалось по телу легкой расслабленностью. У Контрабасиста была перспектива. Он взлетел, как истребитель-перехватчик с секретного лесного аэродрома. А такой так просто в пике не пойдет. Он сам будет валить других. В редких, как этот, случаях происходят психические процессы замещения основной психологической доминанты на другую — новой формации, новой сенсорики, новой, если угодно, конфигурации. И все меняется! Все! Кто в это верит? Тот, кто испытал. Второе дыхание всегда несоизмеримо с первым.
Музыкант улыбнулся вновь появившейся красотке стюардессе и поставил пустой бокал ей на поднос: «Сенкью!» Она снова улыбнулась симпатичному, хоть и немолодому, мужчине с золотой серьгой в ухе и в костюме от Кардена. Тот развалился в кресле и искренне глядел на нее открытым, уверенным, но и чуть-чуть робким взглядом человека, осознавшего ценность текущего мгновения и понявшего его неуловимость; что всего остального уже нет либо еще нет.
* * *
Лайнер мчался на высоте десяти тысяч метров сквозь холодный, разреженный воздух Тихого океана. В бездонной чаше неба мерцали ярким светом звезды. Автопилот вел гигантскую металлическую птицу по воздушному коридору. Дежурный экипаж играл в покер. Все знали, что надежней автопилота пилота нет, и спокойно удваивали ставки. Старший повар, усатый пуэрториканец, заволок в комнату отдыха молоденькую стюардессу и настоятельно спрашивал ее совета, что приготовить пассажирам на завтрак. Стюардесса была согласна на все. Дежурный штурман читал книгу «Как жить вечно» и морщил лоб от непонятных слов. Командир экипажа спал.Музыкант прокручивал в голове предстоящие проблемы с альтернативными японцами. Но цепочка воображаемых состыковок лениво уползала в глубину сознания, не желая превращаться в цельную конструкцию. Ну, нет так нет. Доверимся инстинкту. Специальный агент зевнул, сладко потянулся, снял пиджак, повесил на крючок, ослабил галстук и воротник, вытащил длинную, тонкую сигарету, включил вытяжку и, щелкнув золотой зажигалкой, прикурил, пустив колечко ароматного дыма. Спохватившись, предложил сигарету соседке лет тридцати, томной брюнетке с книгой, сосредоточенно глядевшейся в нее, как в зеркало. Та оторвалась от книги, посмотрела на него проницательным взглядом серо-зеленых глаз, поблагодарила и неожиданно сказала по-русски: «Капля никотина убивает лошадь!»
Музыкант вопросительно глядел на нее. Ответил на английском:
— Вы интересно разговариваете.
— Это русский язык. Мне запомнилась эта фраза. Она означает, что курить вредно.
— Слышал я про это, да не очень верится.
Музыкант сладко затянулся и пустил дым вверх, в вытяжку. Он не курил тридцать два года. А вот уже неделя, как курил пачку, и надо же — не был разочарован.
— Да, в общем-то, я с вами не слишком несогласна. Разрешите..?
Она взяла сигарету с золотистым фильтром. Специальный агент щелкнул зажигалкой. Брюнетка была славянского типа, явно не японка, и странное ее цитирование русских афоризмов, естественно, должно бы настораживать. Но только не здесь, не сейчас, и не Музыканта, ставшего неожиданно Охотником. Он слишком стал ценить время и такие вот творческие паузы, вроде трансконтинентального перелета. Все сложится само собой. Только не надо подключать к ситуации излишне электризующие потенциалы.
— Летите к бабушке помочь составить икебану ко Дню плодородия? — он невозмутимо затянулся и посмотрел на нее честными глазами. — Мне нравится Япония.
— Вы почти угадали. Конференция по философии буддизма.
— Да что вы говорите! Такая симпатичная женщина — философ? Да еще и буддистка! Как богат внутренний мир людей! — Музыкант вздохнул и покачал головой. — А у нас торговля и только торговля. Подумать страшно!
— Вообще-то приятно слышать, но я всего лишь ассистент по стенографии. На санскрите.
— Все равно! Чтобы стенографировать, надо понимать. Ведь так, не правда ли?
— Возможно, вы и правы, но никто не знает, что он в состоянии понять, а что — нет.
— Интересная мысль, — Контрабасист посмотрел в окно лайнера и увидел себя, любимого, с серьгой в ухе и сдвинутым галстуком, обритого под полный ноль и на фоне шикарной брюнетки, буддистки-стенографистки. Красавец!
— И неужели даже вы не в состоянии понять, чтовы в состоянии понять? — лениво-изумленно спросил он. — Вот, например, о вреде курения вы понимаете. Даже на нескольких языках.
— Понимание не меняет отношения. Разве вы не замечали? И какой смысл поэтому знать, что тебе понятно, а что нет. Вам так не кажется?
— Кажется, кажется... Мне нравится ваша профессия. От нее веет магнетизмом вечности.
— Да, санскрит может рассказать о многом. Но немногим.
— Немногим в этом лайнере?
— Ну, можно сказать и так.
— Но вы-то, конечно, в число непонятливых не попадаете.
— Да, боюсь, что попадаю и я. Знание семантики не освобождает от необходимости рождать концепции.
— Вот как! А зачем их рождать?
— Чтобы понять.
— Что?
— То, что непонятно.
— М-да... — красавец с серьгой задумчиво сбил пепел в пепельницу. — Интересно вы мыслите.
— Вы тоже летите к бабушке на икебану?
— Знаете, а вот вы совсем не угадали. Выставка мясомолочной промышленности, сепараторы там разные, убойные ножи...
— Убойные ножи? Страшные у вас выставки.
— Вся жизнь — страсть. Нож тут не при чем. Всегда он почему-то крайним оказывается. Мысль — первична. Нож вторичен.
— О, да вы тоже философ!
— Да, немного, наверное. Философия переработки жизни в смерть. Тяжелая мясомолочная промышленность.
— Как интересно! Это и есть главный вопрос нашей конференции!
— Вот видите, как мы близки. По духу. Но по материи — вряд ли. Не думаю, что каноны классического буддизма настолько меркантильны, как моя профессия. Убить и съесть. Как вы считаете — звучит?
— Еще как!
— И я так думаю.
— Но по вашему виду не скажешь, что вы жестокий человек.
— А я добрый.
— И это не мешает вам в работе?
— Как вам сказать, — Музыкант потушил сигарету и, повернувшись к брюнетке, стал смотреть на нее задумчивым взглядом. — Может быть, и мешает. Но я, наверное, не в состоянии этого понять.
Авиалайнер слегка накренило. Автопилот делал разворот по своему воздушному коридору. Летчики продолжали играть в карты. Второй пилот рискнул, вскрылся и сорвал банк. «Ха-ха-ха!» — захлопал в ладоши. — «Бруклин всегда впереди!» — «Постой-постой!» — засомневался третий пилот. — «А где пиковая дама?» — Он сгреб колоду и стал ее пересчитывать.
Штурман оторвался от книги и уставился на курсовой указатель. Он обдумывал только что прочтенное — «Но нельзя забывать, что вечная жизнь есть вечная смерть. Ибо обе категории сливаются в одну».
Повар пуэрториканец продолжал обсуждение со стюардессой утреннего меню почти в полном молчании. Иногда короткие реплики подавала стюардесса. Обсуждение подходило к концу.
Командир экипажа спал.
Автопилот выровнял самолет, и тот несся дальше к далекой притаившейся Японии.
— А вы не хотите прийти на нашу конференцию? — спросила собеседница.
— Вы думаете, что стоит?
— Мне кажется, я вижу, кем вы были в прошлой жизни. И думаю, что стоит.
— Вы видите, кем я был в прошлой жизни? Поразительные вещи говорите. Может быть, вы вглядитесь и увидите, кем я был в этой? А то я иногда начинаю сомневаться, не сон ли она?..
— Нет, эта жизнь ваша. Я не гадалка. Законченную карму легко прочесть. Она впечатана и неизменна. А вот в действующую лезть опасно. Непредсказуемы последствия. Наложение одной на другую. То есть вашей на мою. Или наоборот. В общем, это сложный вопрос. Мудрый буддист — одинокий буддист.
— Сложности я не люблю. До того момента, пока они не упростятся до минимума. Вы знаете, а почти всегда так и происходит. Странный эффект. Вы знакомы с ним? — заинтриговался Контрабасист.
— Ну, конечно. Самих по себе сложностей не существует. Все только внутри вас.
— Во мне?
— Да.
— И что же они там, извините, делают?
— Ну, как сказать. Усложняют вам жизнь. И упрощаются. Энергия-то уходит.
— Любопытное объяснение непонятного. А вот вы, например, сейчас тоже во мне? Как часть определенной сложносоставляющей?
Брюнетка слегка порозовела.
— Да, это так. Я сейчас внутри вас, можно сказать и так.
— А где тогда, по-вашему, я?
— Если по-моему, то во мне.
— Я — в тебе? — изумился Музыкант! — Извините...
— Ничего. Да. Хотя это странно звучит на первый взгляд.
— Любопытная все-таки у вас профессия. Я, наверное, воспользуюсь вашим приглашением. А где проходит ваша конференция?
— В Токио. Район Хиракава. В Куин-отеле.
— О, это престижное место встречи. В финансовом смысле.
— Ну, конференция тоже очень престижна, как вы выражаетесь. Поэтому и место встречи соответствующее.
— А наша выставка в районе Ееги-Хатиман. Не желаете посетить, мадемуазель? Или, извините, мадам?
— Да нет, мадемуазель. Спасибо большое. Убойные ножи — это, конечно, экзотика, но все же несколько своеобразная. Я, наверное, не подготовлена для такого рода зрелищ. Извините, конечно.
— Да что там. Не хотите — не надо. Но ножи — это же не вся выставка. Ну, пара ножиков стоит в углу, а остальное-то, может, и стоит поглядеть. Например, паровая обработка шкуры... Хотя нет, я наверное, не то говорю. Вы правы, это не будет интересно для вас.
Музыкант помолчал, уставившись в иллюминатор самолета и видя там лишь самого себя. Брюнетка тронула его за плечо:
— Мы так долго общаемся. Бэтти. Бэтти Тейлор, — представившись, она улыбнулась и протянула ему руку. Музыкант взял ее руку в свою и, тоже широко улыбнувшись, наклонил голову:
— Коля.
— Коля? Это мне напоминает Россию.
— А я русский.
— Вы — русский?! — изумленно проговорила Бэтти, перейдя на родной язык Музыканта.
— Вы, похоже, тоже немного знакомы с этой страной, — отметил на русском языке агент.
— Вы правы, правы... — Бэтти изумленно глядела на русского философа убойных ножей, на ее глазах сменившего ментальную ипостась с непринужденностью фотомодели.
— Моя мама — русская, — продолжила Бэтти. — Она из небольшого городка Ростов.
— Да, Ростов не такой уж и маленький городок. Мама поскромничала.
— А откуда вы?
— Я из Чернобыля. Слышали?
— Из Чернобыля? И вы были там во время взрыва?
— Нет, мне повезло. Я в это время там уже не жил. Но те места знаю хорошо.
— Мне рассказывали, там погибло много людей.
— Да, это так.
— И правда, что там сейчас совсем пустой город, среди лесов?
— В общем-то, да.
— Как странно и интересно!
— Ну, наверное, не настолько, насколько вы думаете.
— Мне говорили, там мыши вырастают до размеров собаки.
— Это неправда.
— И я не поверила.
Бэтти вытащила пачку сигарет и предложила Музыканту. Тот взял. Она прикурила от его золотой зажигалки и, глядя на него, проговорила, прищурившись от дыма:
— Я бы никогда не подумала, что вы — русский мясник. Я правильно выразилась?
Агент кивнул.
— У вас совсем не та внешность.
— Вы считаете, что в эту профессию идут в соответствии со внешними данными?
— Да нет, я не это имела в виду. Я вижувас. И это совсем другая карма.
— Мне жаль, что я не попал в карму или как там ее. Но мне моя работа, в общем, по душе.
— Нет, это не так.
— Ну, вам, конечно, видней. Со стороны.
— Да, тут вы правы. Коля, так вы придете на конференцию?
— Наверное, да.
— Возьмите визитную карточку организатора. По ней вы сможете пройти в конференц-зал. Там, с другой стороны, записан мой гостиничный телефон.
Музыкант взял карточку.
— Спасибо, Бэтти. Но я вам не могу дать своего телефона. Еще точно не решено, где я остановлюсь.
— Зачем? Я надеюсь, вы позвоните.
— Да, конечно.
Снова подошла стюардесса француженка с подносом. Лицо ее пылало свежестью. Бэтти вопросительно посмотрела на Музыканта. Тот ответил:
— Шампанское. А вы?
— Да, конечно.
Агент взял два бокала и передал один Бэтти. Буддистка-стенографистка выпила сразу треть и с любопытством смотрела на Музыканта, очевидно, представляя его настоящую карму. Контрабасист легко принялся за второй бокал, помня о любви к жизни. Золотистые пузырьки мягко ушли в голову.
— Бэтти, расскажите мне о прошлой жизни.
— Это не на уровне слов.
— Ну, передайте это без слов.
— Я уже передала.
— Да? А я ничего не заметил.
— Вы вспомните. Это не так быстро. И вспоминать будете всегда. Теперь она всегда с вами. И, согласитесь: носить ее на цепочке, — образно, конечно, — свою прошлую жизнь, — не так уж неожиданно, одиноко и страшно. Можно даже сказать, что вас теперь двое. А вы вдумайтесь в смысл, почему люди друг друга называют на вы? Откуда этот церемониал? Я вам открыла страшную тайну. Но вы про это забудете.
Агент отхлебнул шампанское и с искренним любопытством уставился на буддийскую ведунью:
— Мне нравится ваш подход к диалогу.
— А нет никакого подхода. — Бэтти смотрела ему в глаза. — Вы не должны быть тем, кто вы есть.
— Ну, спасибо.
— Нет, это в нормальном смысле. Вы не мясник и не торговец мясопродуктами. Вы, образно говоря, музыкант и стрелок.
Контрабасист ошеломленно уставился на нее.
— Это в этой карме. О прошлой вам уже все известно.
Агент осторожно проговорил, не отрывая глаз от ее взгляда:
— Вообще-то я по гороскопу Стрелец.
— Вот видите, хотя связи здесь нет никакой.
— Да и пострелять в свое время любил. На охоте. В диких дебрях среднего Нечерноземья.
Бэтти засмеялась, сверкнув белизной зубов.
— Ну, зачем вы так серьезно? Это все непрямой смысл. Стрелок — это не обязательно стрелять.
— Да? Но я все равно любил стрелять. Даже просто по пустым бутылкам. Откровенно говоря, убивать мне никогда не хотелось. Сбить — да. Но не убить. Хотя в жизни все бывало.
— Ну, и я вам об этом же. Музыкант — это объединение самых разных уровней под один знаменатель. Ну, под одно знамя, если хотите. А Стрелок — это поиск этих уровней. Вам понятно?
— Ну... да. Почти. Предлагаю тост. За Бэтти Тейлор — магнетическую предсказательницу кармы, — он протянул к ней руку с бокалом.
— Нет, за вас. Музыканта и Стрелка! — она прикоснулась своим бокалом к его и допила шампанское.
— Но и за вас тоже! — агент выпил вино.
Француженка-стюардесса прошелестела своей короткой юбкой с разрезом, и бокалы уплыли на серебряном подносе в глубину авиалайнера.
* * *
Автопилот сделал легкий маневр, авиалайнер немного изменил высоту и опять застыл в полете. Полусонные летчики играли в короткий покер. Банк пока никто не сорвал. Пиковая дама нашлась.В кабину забрел охранник из группы антитеррора с автоматом за пазухой, в черном костюме и с галстуком алого цвета. Постоял, посмотрел. Задал идиотский вопрос:
— Ну что, все нормально?
Штурман широко раскрытыми глазами читал свою книгу.
Пуэрториканец, сонный и вялый, отдал помощнику помятый листочек с меню на завтрак, на котором нашкрябал три блюда и три напитка. «И этого хватит», — сказал, помолчал и добавил: «Нет, допиши кофе. И быстренько комплектуйте. В салоне 775 пассажиров».
Командир экипажа спал.
«Банк!» — закричал во все горло пилот из Бруклина. — «Если фарт, то это навечно! Ха-ха-ха!!!» Остальные мрачно смотрели на свои карты и на его. Запищал мелодичный сигнал автопилота. Нежный женский голос ласково сообщил: «Пожар во втором двигателе. Остановлена турбина. Повреждение в топливопроводе на участке ВС. Не работает механизм гидравлики вертикальных рулей. Повторяю...». Все окаменели, и две секунды стояла побелевшая, гробовая тишина.
— Что-о?!! — закричал проснувшийся командир. — Что за карты!!! — он рукой сгреб и швырнул в проход голых баб с пиками и бубнами на шее.
Автопилот ласково повторил последние новости. И в конце добавил: «Учебная тревога. Работает программа тренинга экипажа авиалайнеров в составе федеральной системы отработки подавления террористических акций на борту. Курс 00296. Продолжаю управление».
Все глаза уставились на приборы. Все было нормально.
— Фхрр..., — прохрипел командир. Прочистил сдавленное горло и заорал на всю кабину:
— Б...дь!!! (русский эквивалент американского эмоционального выражения). Немедленно отключить этого придурка! Все по местам. Никаких автопилотов с новыми программами. Вот он, наш автопилот — он указал на кучку испуганных, еще не пришедших в себя летчиков. — Я убью этого программиста! У меня могло стать сердце. Не работает механизм гидравлики вертикальных рулей? Да он хоть знает, дебил, что это такое? Он хоть знает, крыса компьютерная, чем он пугает людей? Да пусть горит все! Все двигатели! Но пока рули высоты в порядке, старый Джек посадит эту посудину на мель, да что там на мель — на Елисейские поля, на лужайку возле Капитолия! И пусть тушат! Но вставить программу тренинга в бортовой компьютер и не предупредить командира?.. Они чему-то хотят меня научить? Они меня уже научили! Я вот этими руками задушу старшего инженера Электронно-компьютерных систем и скажу, что антитеррористический эффект достигнут.