Юрис Леон. Боевой клич

   — Ты не замерзла?
   — Есть немного.
   Энди поспешно стащил с себя куртку и набросил на плечи Пэт.
   — Спасибо.
   Некоторое время они молча курили.
   — Странно, — заговорил Энди. — Как все перевернула война. Раскидало, разнесло людей по всему миру. Мы, американцы, здесь, а ваши ребята на Ближнем Востоке. Я слышал, им там туго пришлось.
   — Да, хорошего мало, Энди. Крит, Греция, а теперь они в Северной Африке. Когда наших поймали в западню на Крите, то список погибших пришлось печатать на нескольких газетных страницах.
   — Скажи, Пэт... а что за человек был твой муж?
   — Дон? Простой деревенский парень и к тому же мой дальний родственник. У нас даже фамилии одинаковые — Роджерс. Мы были женаты всего полгода.
   — Извини, Пэт.
   — Тебе нравится в Новой Зеландии, Энди?
   — Очень. У вас такая размеренная, спокойная жизнь, и, знаешь, я не заметил по-настоящему богатых людей или бедняков. Все живут приблизительно на одном уровне, даже маори.
   — А мы гордимся маори, ведь в конце концов это была их страна, прежде чем здесь появились европейцы.
   Энди выбросил сигарету и повернулся к девушке.
   — Пэт... я хотел спросить тебя... только ты ничего не подумай такого... В общем мы скоро будем праздновать День Благодарения, и все получат увольнительные до понедельника. Может, мы съездим куда-нибудь за город на несколько дней? Обещаю, что не допущу никаких глупостей, просто хочется хоть пару дней не видеть лагеря.
   Она улыбнулась.
   — С удовольствием, Энди.
   — Нет, правда? Ты поедешь?!
   — Почему бы и нет? Мы можем поехать в мою деревню. Я уже давно там не была. У моих родителей есть ферма недалеко от Мастерсона.
   — Так ты, стало быть, сельская девушка? Вот бы не подумал.
   — После смерти Дона я просто не могла жить на ферме, поэтому переехала в Веллингтон. Только вся беда в том, что в нашей маленькой стране далеко не убежишь. А через месяц пришла похоронка на моего брата Тимми.
   — От того, что ты имеешь в виду, не скрыться во всем мире. Нужно время, чтобы забыть это.
   — Я знаю... Хорошо, Энди, мы поедем к моим родителям. Заодно посмотрим, как поживают Тони и Арики.
   — Это кто?
   — Лошади. Одна принадлежала моему брату Тимми, а другая — мне. Отец с детства приучал нас к лошадям. Он и Тимми обожали фильмы о ковбоях. Только предупреждаю, что весь клан Роджерсов живет неподалеку и наверняка приедет смотреть на настоящего морпеха.
   — Это ничего, Пэт, словно... — Он замялся.
   — Что, Энди? Словно что?
   — Словно едешь домой.

* * *

   Вдоволь покатавшись на лошадях по лугам, Пэт и Энди вернулись на ферму, где их уже поджидал Енох Роджерс, отец Пэт.
   Энди легко соскочил с коня и помог Пэт спешиться. Потом ласково потрепал по холке своего жеребца.
   — Молодец, Тони, я знал, что ты никому не позволишь обогнать меня.
   — Ты, должно быть, понравился ему, Энди, — сказал Енох. — Он обычно не признает чужих.
   Отец Пэт был высокий кряжистый старик, с морщинистой грубой кожей и копной седых волос. Несмотря на возраст, он был все еще силен, как медведь.
   — Ну что, Пэт, ты показала Энди все наши тропинки?
   — Она совсем загоняла меня, мистер Роджерс, ведь я не очень-то хорошо сижу в седле.
   — Ерунда, ты отличный наездник.
   — Спасибо, сэр.
   — Пэтти говорила, что ты лесоруб.
   — Это правда, сэр. До армии был лесорубом.
   — Еще не забыл свое ремесло? Ну-ка, пойдем со мной, я хочу показать тебе кое-что. Пэтти сама отведет лошадей в конюшню.
   Энди кивнул и, передав поводья Пэт, легко перепрыгнул через ограду.
   — Тимми тоже так делал, — чуть слышно сказал Енох.
   Они прошли с полмили и оказались на пологом склоне, ведущем к небольшому ручью, через который был перекинут ветхий мостик. На другом берегу ручья стеной стояли деревья.
   — Эта земля принадлежала моему сыну, — сказал Енох, кивнув на рощу. — Теперь она собственность Пэтти. Давай-ка подойдем поближе.
   Энди молча шел за стариком, озираясь по сторонам и мысленно спрашивая себе, не сон ли это. Ему давно уже грезилось подобное место, где можно спокойно жить, вдали от суеты, со своей семьей, на своей земле.
   Енох остановился перед большим дубом, в стволе которого торчал заржавевший топор.
   — Когда мой сын уходил в армию, он оставил здесь этот топор. Сказал, что когда вернется, то расчистит это место.
   Энди машинально взялся за рукоять.
   — Боюсь, Энди, его уже не вытащить.
   Швед резким движением рванул рукоять, и лезвие со скрипом освободилось. Поплевав на ладони, Энди ухватил топор поудобнее и всадил в дерево. Сколько раз слышал он этот стук в лесах Вашингтона, но никогда еще он не отзывался в сердце такой радостной музыкой.
   Енох задумчиво смотрел на работающего шведа, невольно любуясь своеобразной косолапой грацией лесоруба.
   Наконец дуб затрещал и с шумом рухнул на траву. Энди вытер вспотевший лоб и, воткнув топор в пень, повернулся к Роджерсу.
   — У тебя хорошие руки, парень... Когда-нибудь мужик вроде тебя расчистит это место.

* * *

   Миссис Роджерс поставила на стол огромную миску жареных цыплят.
   — Пэтти сказала, что ты любишь жареных цыплят, Энди, так я пятерых соседок обошла, прежде чем достала рецепт.
   — Зачем столько хлопот, миссис Роджерс, — смутился Энди, что, правда, не помешало ему схватить подвернувшуюся куриную ножку.
   — Надеюсь, что получилось как нужно.
   — Миссис Роджерс, — прогудел Енох. — Будь любезна, принеси-ка нам пива.
   — Мистер Роджерс, — отвечала старая леди. — За своим пивом, будь любезен, сходи сам. Ты прекрасно знаешь, что я не переношу этой вони. К тому же сегодня утром взорвалась еще одна бутыль.
   — Ох уж эти женщины, — пробурчал мистер Роджерс, поднимаясь из-за стола.
   В это время дверь отворилась и в комнату вошли шесть человек. Мужчина, вне сомнения, из клана Роджерсов, его необъятная жена и четверо упитанных отпрысков.
   — Дядя Бен! — радостно вскрикнула Пэт.
   — Пэтти, девочка моя, сколько же мы не виделись!
   — Ну, Энди, приготовься, — прошептала миссис Роджерс, наклонившись к нему. — Сегодня тебе придется выдержать настоящую атаку.
   — Эй, Роджерсы, где тут американский морпех, которого вы прячете?

* * *

   Миссис Роджерс дремала, покачиваясь в скрипучем кресле-качалке у камина. Енох с огромной кружкой пива сонно смотрел на пламя, изредка отхлебывая из кружки. Энди сидел на низком табурете, а Пэт устроилась на полу у его ног и рассеянно ворошила угли в камине, над которым красовалась надпись «Благослови, Господи, очаг наш».
   Энди блаженствовал, положив руку на плечо Пэт. Еще никогда в жизни ему не было так хорошо.
   Енох Роджерс очередной раз приложился к своей кружке и смачно рыгнул.
   — Мистер Роджерс! — возмутилась миссис Роджерс.
   — О Господи, женщина! Неужели мужчина не может рыгнуть в собственном доме? Не обращай внимания, Энди, мы люди простые, не то что у вас в Америке. — Он нагнулся и ласково потрепал собаку, развалившуюся у его ног. — Хорошая земля, хорошая женщина, хорошая собака. Что еще нужно старику, который всю жизнь пахал, как лошадь? Мы, Роджерсы, никогда не понимали тех, кто живет по городам. Здесь, среди этих холмов, и течет настоящая жизнь, а не там, среди суеты, шума и дыма.
   — Тебе, наверное, скучно с нами, Энди, — заметила миссис Роджерс. — Извини, что было так много гостей, но ведь Пэт давно уже не приезжала домой, а наши родственники не упустят повода собраться вместе. Женщинам надо поболтать, мужчинам выпить. Сам понимаешь...
   — Они прекрасные люди, миссис Роджерс, надеюсь, я им понравился.
   — Конечно, понравился, — ухмыльнулся Енох. — Они ведь и шли сюда, чтобы посмотреть на американца, которого заарканила Пэт.
   — Папа!!!
   — Да еще не просто американца, а морпеха.
   — Попридержи язык, мистер Роджерс. Ты доведешь до слез бедную девочку.
   — Ничего подобного, миссис Роджерс. Видела бы ты лица Даггера и Бена, когда я рассказал им, как парень свалил дерево. Они все на ус мотают.
   — Здесь не так уж весело, Энди, — продолжал Енох, раскурив трубку. — А мужиков не хватает. Наши ребята ушли, и многие никогда не вернутся. Другие разъедутся по разным странам. Они повидали мир и теперь им неохота возвращаться на фермы и кастрировать быков. Так что, как ни крути, а без свежей струи нам не обойтись.
   Миссис Роджерс хотела было что-то сказать, но Енох предостерегающе поднял руку и встал.
   — Пойдем-ка, старушка, отдыхать. Пусть молодежь посидит вдвоем, пока еще не погас огонь в камине.
   Они пожелали спокойной ночи и неторопливо удалились в спальню.
   — Бедный Энди, — сказала Пэт. — Представляю, каково тебе пришлось, но я ведь предупреждала...
   — Что ты, Пэт, они все замечательные. Надеюсь, что я им понравился.
   — Об этом не беспокойся. Раз ты можешь ловко срубить дерево и пить с ними пиво, значит, ты для них уже свой. А на папу с мамой не обращай внимания. Они пытаются побыстрее отдать меня замуж, чтобы я не осталась старой девой.
   Энди осторожно обнял ее.
   — Пэт... я никогда не думал, что на свете есть такой дом, такие люди... — Он осторожно коснулся ее щеки. — Пэт... можно?
   Ее руки обняли его, и горячие сухие губы коснулись его губ.
   — Милый, — чуть слышно прошептала она.
   — Пэт, родная, — выдохнул он.
   Она вдруг отстранила его.
   — Мы не должны... не надо...
   Он поднялся и помог ей встать.
   — Не сердись, Энди.
   — Ничего. Я понимаю. Спокойной ночи, Пэт.

* * *

   Я вошел в палатку и, подойдя к койке Энди, ткнул его под ребра.
   — Эй, придурок, ну-ка вставай и зайди ко мне в офис.
   Хуканс молча обулся и последовал за мной. Мы зашли в штабную палатку, и, пока я возился с бумагами, Энди уселся за стол, где стояла радиостанция, и рассеянно отстукивал ключом несколько сигналов: «Пэт Роджерс, Пэт Роджерс...»
   Я со вздохом отбросил бумаги и взглянул на него.
   — Ну, в чем дело, Мак?
   — Ты завалил последние полевые учения. Что за хреновину ты нес в эфире?
   — Да брось, Мак.
   — Черта с два! Старшина Китс крепко распсиховался на наше отделение и все из-за тебя! После увольнительной на День Благодарения ты не в себе. Что случилось?
   — Я уже посетил капеллана и исповедался ему, так что все будет о'кей.
   — Ни хрена ты у него не был. Я проверял.
   Энди вспыхнул и поднялся, но я уже стоял у выхода, не давая ему пройти. Швед несколько секунд яростно сверлил меня взглядом, потом сник и сел на место.
   — У меня появилась девушка, Мак.
   — Ну и что, здесь у всех есть девушки.
   — Эта не такая.
   — Я знаю. Они все не такие.
   — Тогда чего разговаривать?
   — Я хочу знать, что грызет тебя?
   — А ты... ты никому не расскажешь?
   — Ты меня знаешь.
   — Мак, я с ума схожу по ней. Никогда не думал, что со мной такое может твориться.
   — Слушай, Энди, чего ты так настроен против женщин? Что они тебе сделали?
   Он закурил сигарету.
   — Это длинная история и довольно скучная.
   — Ничего, я послушаю. Может, и тебе полегчает.
   Он глубоко затянулся и в упор поглядел на меня.
   — Ладно, может, ты и прав. Так вот... Мой отец умер, когда мне было три года. Благотворительное общество отняло меня у матери, когда мне исполнилось четыре. Они обнаружили меня и моего брата закрытыми в комнате грязной дешевой гостиницы, где мы сидели голодными двое суток... Там же нашли нашу мать, пьяную до беспамятства. — Энди закрыл глаза и сжал кулаки. — В городе не существовало лесоруба, который бы не трахнул ее. И не только в городе...
   — Можешь не продолжать, я понял.
   — Ты сам хотел выслушать меня. Из интерната я сбежал в лагерь лесорубов. Тогда мне было уже двенадцать. Я мыл полы, посуду, прислуживал за столом и много слышал о женщинах. Что могут сказать грубые прямые люди о бабах? Это не джентльмены из общества, они не ищут оправдания женским подлостям, а просто констатируют факт. Когда мне стукнуло шестнадцати, я уже вовсю махал топором, а раз в месяц ездил в город, чтобы напиться и трахнуть подвернувшуюся шлюху... Такую же шлюху, какой была моя мать.
   Вначале Энди говорил с трудом, подыскивая слова, а потом годами скопившиеся ненависть, ярость и боль прорвались наружу.
   — Ты же знаешь, какие они все в постели. Делают вид, что здорово проводят время, а на самом деле только и думают, как наложить лапу на твои деньги, за которые ты, как проклятый, горбатился на лесоповале. Они лежат на спине, закатывают глазки, стонут и сладко поют, какой ты классный мужик... дешевки! Дешевки! Шлюхи! Мой младший брат, который остался в интернате и не знал того, что знал о них я... Мак, какой был парень! Умница, вроде нашего Сестрички Мэри. Ты бы видел, как он разбирал и собирал любые двигатели, чинил какие угодно машины. Я тогда понемногу начал откладывать деньги, чтобы отправить его в колледж... — Голос Энди охрип, и я уже едва слышал, что он говорит. — Он познакомился с этой девкой. Тоже молоденькая совсем, тварь паршивая. Она от кого-то забеременела и все свалила на него, чтобы он женился. А он, дурачок, только обрадовался. Даже если бы я сказал ему, что она шлюха, что и сейчас трахается со всеми, кто подвернется, он все равно бы не поверил. У меня ни хрена не вышло в жизни, я так хотел, чтобы он выучился и жил не хуже других, а теперь что? За тридцатку работает в сушилке! Это с его головой, с его руками... Э-эх!
   Я, конечно, понимал его. История была не из веселых.
   — Слушай, Энди, ты кто такой? Господь Бог? Кто дал тебе право считать всех женщин свиньями и шлюхами?!
   — Нет, нет, я так не считаю, — поспешно возразил он. — Она не такая. Я как-то пытался познакомиться с ней поближе, так она меня так отшила, что до сих пор стыдно.
   — Я не могу сказать тебе ничего такого, что поможет тебе забыть, перечеркнуть прошлое, Энди. Ты должен что-то решать. Если любишь ее, то вперед. Если сомневаешься, то поворачивай оглобли и не морочь голову.
   — Я хотел сказать ей, как она мне дорога... но не смог.
   — Ну почему, черт возьми?
   — Я не хочу сходить с ума! Посмотри на Ски! Разве у него была плохая девушка? Она ведь любила его. Мак, я хочу любить ее, всем сердцем хочу, но ведь все проходит, и в конце концов она бросит меня.
   — Ты думаешь, Дэнни и Мэрион согласятся с тобой? Их женщины — это часть их самих. Они верят им. Чтобы жить, надо верить, Энди, понял? Верить! Ты ведь в глубине души знаешь, что она не бросит тебя, не причинит тебе боли, но не веришь самому себе.
   — Мне страшно, Мак.
   — А Пэт не страшно?
   — Откуда ты знаешь ее имя?
   — По-моему, его знает уже весь полк. Во всяком случае на последних учениях ты отправил его во все роты.
   — Да?.. Слушай, Мак, а у тебя самого было такое чувство?
   — Нет. То есть я, конечно, встречал много хороших девчонок, но такой старый волк, как я, принадлежит только Корпусу. Моя жена — морская пехота. Может, когда выйду в отставку или когда закончится война...
   — Знаешь, Мак, у ее отца есть ферма, и ты бы видел ее семью! Таких людей редко встретишь. Когда я впервые вошел в их дом, то мне показалось, что я всю жизнь шел туда и наконец добрался. Ее отец показал мне участок земли, который раньше принадлежал брату Пэт, а я стоял там, смотрел на всю эту красоту и слышал голос: «Где ты был, Энди, мы так давно ждали тебя...»

Глава 3

   Приближался день нашего отбытия в район боевых действий, и весь полк интенсивно занимался рукопашной подготовкой. По нескольку часов в день нас натаскивали до автоматизма, как быстро убить винтовкой, пистолетом, ножом, палкой, штыком, камнем или просто голыми руками. Любое полевое учение включало в себя нападение на часовых. Каждый день назначался взвод, который целые сутки рыскал по расположению батальона, нападая не только на часовых, но и на все, что попадалось на пути. Это должно было держать нас в постоянной боевой готовности и обострить реакцию. Причем нападения совершались и в столовой, и в гальюне, и днем, и среди ночи.
   Удары ребром ладони, локтями, коленями, головой — ничего не упускалось из виду. Часто нас строили в круг и завязывали глаза, в то время как сержант-инструктор выбирал очередную жертву и нападал. Приходилось выкручиваться, иначе можно было остаться в полузадушенном состоянии и добрых два часа приходить в себя.
   — Ребята, вы сильнее и крупнее, чем любой японец. Используйте вашу футбольную подготовку. Играйте грубо, дайте ему по глазам, потом по яйцам, а когда он упадет, то прикончите его.
   Нам даже приказывали неожиданно нападать друг на друга, чтобы поддерживать постоянную бдительность. Мелкие ребята, вроде Ски и Сияющего Маяка, быстро овладели искусством неожиданной атаки и не давали проходу всему взводу.
   18 декабря 1942 года.
   Лагерь Маккей.
   "К сведению всех батальонных командиров. В связи с тем, что шестой полк в ближайшее время отбывает в район боевых действий, интендантская служба просит обратить внимание на следующее:
   На складе номер шесть (веллингтонские доки) хранится несколько тысяч ящиков американского пива. Предлагается реализовать пиво среди личного состава, с тем чтобы по отбытии полка на складе не осталось продукции, числящейся за шестым полком..."
   В наши палатки, забитые ящиками с пивом, входить можно стало только боком, а до коек приходилось добираться прямо по ящикам. Вечерами мы сидели на пиве, пили пиво и говорили, о чем обычно говорят в армии, — о женщинах и еще раз о женщинах.
   В палатку протиснулся Мэрион и, с трудом добравшись до своей койки, уселся чистить автомат.
   Элкью подмигнул Непоседе Грэю и Энди, которые сидели рядом с Ходкиссом.
   — Мы тут поспорили, — начал Непоседа.
   — Могу себе представить о чем, — буркнул Мэрион, не отрываясь от своего занятия.
   — Я не позволял им говорить о тебе гадости и поручился своим добрым именем, — вмешался Элкью. — И кстати, поставил свой последний шиллинг, что они ошибаются.
   — А мы с Непоседой говорили Элкью, что ты не можешь выпить бутылку пива, — объявил Энди.
   — Отдай деньги Элкью, — сказал Мэрион. — Ты же знаешь, что я не пью.
   Я оторвался от письма и с интересом наблюдал, как Элкью умолял Мэриона, а Непоседа и Энди время от времени вставляли язвительные замечания.
   Мэриону это быстро надоело. Он собрался встать, но Элкью упал на колени и принялся лизать его башмаки. Потом снял с себя ремень и потребовал, чтобы Мэрион повесил его прямо в палатке, но не предавал их дружбы.
   — Плати, плати, Элкью, — ехидно поглядывая на Мэриона, торжествовал Непоседа.
   Элкью с несчастным видом достал бумажник.
   — Вот она дружба! — горько сетовал он. — Быстро же этот свинтус забыл, как я прикрывал его на перекличках, пока он шатался по Сан-Диего. На какие деньги я пойду в увольнительную? Теперь Ольга подумает, что я бросил ее.
   — Судя по тому, что я слышал о ней, так будет лучше, — отрезал Мэрион.
   — Еще и оскорбляет, — всхлипнул Элкью. — Значит, конец дружбе, да?
   Он упал на койку и громко зарыдал, уткнувшись в подушку.
   Мэрион отложил в сторону автомат.
   — Дайте сюда эту чертову бутылку!
   — Дружище! Брата-ан! — заревел Джонс.
   — Больше ни для кого я бы этого не сделал, Элкью. Надеюсь, что ты счастлив?
   Я достал бутылку и, откупорив ее, передал Мэриону. Того аж передернуло от запаха пива, но мы уже столпились вокруг и дружно подбадривали его. Он хлебнул глоток и закашлялся.
   — Нет, мужики, ничего у меня не получится!
   — Деньги на бочку!
   — Давай, Мэри, ты сможешь!
   Мэрион закрыл глаза и, страдальчески скривившись, кое-как выпил пиво, пролив половину себе на колени. Элкью издал победный вопль, а Мэрион, отчаянно кашляя, бросил бутылку в угол палатки и снова занялся своим автоматом.
   Непоседа и Энди отдали деньги радостно улыбающемуся Джонсу.
   — Слушай, Элкью, только гремучая змея не дает шансов отыграться, — сказал Непоседа, поглядывая на Мэриона.
   — Никто не смеет говорить, что Элкью Джонс жесток, как змея, — важно ответил Элкью. — Ставлю еще фунт стерлингов на моего друга.
   Я открыл еще одну бутылку и, прежде чем Мэрион опомнился, сунул ему под нос.
   — Шантажисты! Насильники! — простонал Мэрион, но вторую бутылку выпил гораздо быстрее, чем первую, и даже причмокнул, прежде чем лихо выкинуть ее из палатки.
   — Знаете что, мужики, я дам вам еще один шанс, — объявил Элкью. — Ставлю весь выигрыш, что Мэрион не одолеет третьей.
   — Пр-ринимаю! — прорычал Мэрион и испустил боевой клич.
   Мы обменялись удовлетворенными улыбками, Наконец-то нам удастся напоить его. Еще четыре бутылки последовали одна за другой, после чего Мэрион, путаясь в словах, принялся рассказывать нам о приключениях Страшного Дэна Макгроу на Юконе.
   — Смирно! — вдруг скомандовал Энди, и в палатку вошел майор Хаксли.
   Мы все вскочили по стойке «смирно», кроме Дэнни, который подхватил Хаксли, споткнувшегося об ящики.
   Прежде чем я успел затолкать его под койку, Мэрион Ходкисс со счастливой улыбкой упал на грудь майору.
   — Раздери меня к хренам, если это не мой старый кореш Френч Хаксли... ты чего тут слонячишься... слоня... слоняешься, а?
   Майор едва не вывалился из палатки. Перегаром, которым разило от гордости второго батальона, можно было травить тараканов.
   — Тока не надо этих взглядов, — погрозил ему пальцем Мэрион. — Ты м-мужик и я м-мужик тоже, да? Значит, нам есть о чем поговорить.
   Мэрион дружески улыбнулся и вдруг громко рыгнул в лицо Хаксли.
   — Ходкисс! Да вы пьяны!
   — Для майора вы чертовски наблюдательны, Сэмми. — Мэрион положил руки на плечи Хаксли. — Но серьезно, братан, ты уж сли-ик-шком гоняешь ребят. Знаешь, как называют наш батальон? Стервецы Хаксли! Ну и названьице... Напишу об этом в новой книге. — С этим заявлением Мэрион упал на грудь майору и захрапел.
   Хаксли приподнял его и передал на руки Форрестеру.
   — Напоили все-таки профессора, бараны?!
   — Честно говоря, сэр, мы действительно дали ему бутылку или две, — отрапортовал Непоседа.
   Хаксли уничтожающе оглядел каждого из нас.
   — Если хоть одна живая душа узнает о том, что здесь произошло, я всех вас разжалую в рядовые и переведу в барабанщики. До конца службы будете барабанить машками^[9] по гальюнам. Ясно?
   — Так точно, сэр, — откликнулся Энди.
   — Мы здесь все люди чести, — важно подтвердил Непоседа.
   — Аминь, — торжественно заключил Хаксли. — А когда он протрезвеет, пусть зайдет в штаб. Из Министерства пропаганды пришел заказ на новые статьи и сборники рассказов.
   Едва Френч вышел, мы все вздохнули с облегчением. Энди и Эрдэ уложили Мэриона на койку.
   — Здорово он отрубился.
   — Ага, сегодня Сестричка Мэри наконец-то потерял свою невинность.
   — Эй, Мак, по-моему, он сейчас начнет блевать.
   — А мне что? Ловить? Пусть себе блюет.
   — Так он блюет себе в койку.
   — Ничего, полей его одеколоном.
   Мы снова уселись в круг и, расстегнув для удобства ремни, принялись за пиво. На исходе второго ящика Непоседа взял гитару и мы спели пару песен. Могли бы спеть и больше, но Элкью постоянно выбивался из ритма. К тому же Сияющий Маяк вдруг тоже начал что-то мычать, раскачиваясь на койке. Обычно он был спокоен и кроток, как ягненок, но, стоило ему напиться, он превращался в краснокожее торнадо. К счастью, за несколько минут до перевоплощения, он бормотал какие-то индейские частушки, а потом начиналось светопреставление. Энди первым заметил признаки надвигающейся бури.
   — Индеец заводится! — тревожно предупредил он.
   — Мама! — пискнул Элкью, и все шарахнулись к выходу.
   — Мужики, мы не можем бросить Мэриона. Вождь наверняка скальпирует его. Не говоря уже о том, что перебьет все пиво.
   — Есть идея! Давайте привяжем его к койке.
   — Молодец! У меня есть веревка.
   — Давай быстрее!
   Мы подступали к индейцу, когда он вдруг поднял голову и как-то нехорошо посмотрел на нас мутными глазами.
   — Энди! — скомандовал Дэнни. — Выруби его.
   — Ни хрена! Сам попробуй, я уже видел его таким.
   — Сдрейфил?
   — А то как же.
   — Я тоже.
   Элкью, который был чуть пьянее нас, вынес на обсуждение новый гениальный план.
   — Я отвлеку его внимание, а ты, Дэнни, как бывший футболист, собьешь его с ног. Непоседа, приготовь аркан. Ты же техасец, черт возьми.
   — Отличный план, — одобрил Эрдэ, поскольку его не включили в диспозицию.
   Мы вытолкнули Элкью на середину палатки, пока он не передумал. Он пристально осмотрел индейца, потом вернулся и пожал нам всем руки.
   — Давай, брат, — прослезился Эрдэ. — За это ты можешь получить медаль Конгресса.
   Элкью снова вышел на середину палатки и, приняв позу атакующего барана, скрипнул зубами.
   — Вставай, краснокожий! Я здесь!
   Сияющий Маяк дико взвизгнул, горячая кровь предков ударила ему в голову, и он вскочил на ноги. В этот момент Дэнни, разогнавшись, прыгнул и, пролетев через всю палатку, сбил с ног Элкью. Оба рухнули на пол.
   — Ты не того сбил, болван! — орал Эрдэ, а Сияющий Маяк, разгоряченный зрелищем падающих бледнолицых, уже шел по тропе войны.
   — Веревку! Быстро! — ревел Энди.
   Его рев перешел в кашель, когда аркан Непоседы захлестнулся у него на горле и свалил его на пол.
   — Не меня вяжи, — хрипел Энди. — Индейца, мать твою...
   Сияющий Маяк между тем наступал на меня. Он уже чуял кровь бледнолицего и готовился отомстить за обиды, нанесенные его племени. Тут уже приходилось действовать быстро. Я схватил бутылку пива и протянул ему.
   — Ну-ка, хлебни пива.