Сержант выбрался из палатки, очень напоминая при этом тяжелый танк, выезжающий из ангара.
   — Сержант, рядовой Джонс не хочет идти в кино.
   — Это правда, рядовой Джонс?
   — Нет-нет, что вы, сэр! Я думаю, что кино это как раз то, чего мне сейчас не хватает.
   — Значит, по-твоему, я брехун? — вкрадчиво спросил Уитлок.
   — Что вы, сэр! Конечно, нет! Просто я сначала не хотел идти, а теперь глубоко сожалею об этом.
   — Морпех никогда ни о чем не сожалеет, салабон!
   — Ладно, капрал. Раз рядовой Джонс не хочет идти в кино, пусть остается.
   — Вы совершенно правы, сержант. Я тоже так думаю.
   — Чудненько. Лучше вместо этого мы дадим ему возможность немножко размяться.
   — Мама, — едва слышно всхлипнул Элкью.
   — Знаешь, где находится залив, плесень забортная?
   — Никак нет.
   — Три мили во-он туда.
   — Во-он туда, сэр?
   — Туда, туда. А теперь, рядовой Джонс, возьмите свое ведро, а лучше два ведра, и бегом к заливу за водой. Принесешь мне два полных ведра соленой воды. И смотри, я сказал полных, иначе придется тебе их выпить.
   — Слушаюсь, сэр! Два полных ведра соленой воды!
   ...Дэнни плохо помнил, о чем был фильм. Он все время засыпал, привалившись к Ски, который время от времени тыкал его локтем и шипел.
   — Не спи, Дэн. Уитлок наблюдает за нами. Да проснись ты, черт возьми...
* * *
   Вскоре сигнал побудки стали транслировать через громкоговорители, развешанные по всему лагерю, и этот сигнал стал самым ненавистным для новобранцев.
   Сорок пять минут для того, чтобы одеться, умыться, побриться, заправить койку и построиться на утреннюю зарядку. Потом, еще в темноте, строем в столовую. Построиться возле столовой и ждать. Как раз здесь Дэнни приспособился спать стоя, опираясь на Ски. Кормили их по-прежнему сытно, обильно и вкусно.
   После завтрака возвращались к палаткам. Уборка территории. Не дай Бог, инструкторы откопают из песка окурок. Никому не поздоровится.
   — Как-то странно мы воюем, ребята.
   — Ага, я тут получил письмо от своих. Пишут, что очень гордятся мной, — сообщил Элкью, ползая на четвереньках с ведром в руках. — Видели бы они меня сейчас.
* * *
   — Смир-рна! С этого дня у вас появляется еще одна Библия. — Капрал поднял над головой «Спутник морского пехотинца». — И если Библия может спасти вашу душу, то эта книга может уберечь вашу задницу. Вы нам нужны живыми! Пусть другой ублюдок сдохнет за свою страну, а вы нам нужны живыми! Так, а теперь у меня для вас еще сюрприз, янки х-хреновы. Сегодня я поведу вас к парикмахеру.
   — Тому парикмахеру овец бы стричь, — прошептал Черник, фермер из Пенсильвании.
   — Еще, небось, и деньги сдерут.
   — Уж в этом не сомневайся, корешок.
   Группами по пять человек они входили в парикмахерскую, расположенную в одном из бараков. Остальные ждали в строю.
   — Мне чуть подбрить виски и освежить одеколоном, — грустно вздохнул Элкью, опускаясь на стул.
   — Ничего, это превентивная мера против вшей. И к тому же теперь вы все будете одинаковые — лысые. Салаги бритоголовые, — утешил его парикмахер.
   После парикмахерской новобранцы впервые услышали, как смеется капрал Уитлок. Да они и сами смеялись, глядя друг на друга.
   После обеда Беллер устроил смотр и долго ходил вдоль строя, пока не остановился перед Дэнни.
   — Как твое имя, сынок?
   — Рядовой Форрестер, сэр!
   — Ты брился сегодня утром?
   — Нет, сэр.
   — Почему?
   — В гальюне было полно народу, сэр. Кроме того, сэр, на гражданке мне хватало бриться дважды в неделю.
   — Вот как?
   Беллер нашел еще одного непобрившегося. Им оказался О'Херни. Его и Дэнни поставили перед строем.
   — Ребята, если в Корпусе положено бриться каждое утро, то вы должны бриться каждое утро. Рядовой Джонс!
   — Я брился, сэр, даже дважды.
   — Рядовой Джонс, марш в гальюн и найти мне две самые ржавые и тупые бритвы.
   — Есть, сэр!
   Дэнни и О'Херни, стоя перед строем, скребли друг друга тупыми бритвами, без мыла, до тех пор, пока Беллер не остался удовлетворен их видом.
* * *
   — Вам еще многому предстоит научиться, салаги, но для начала вы должны уметь хотя бы строиться, — вещал капрал Уитлок, расхаживая перед строем. — Перво-наперво вам следует запомнить свои места в строю. Так, все долговязые встаньте слева от меня, а блохи пусть встанут справа.
   Дэнни, О'Херни и Черник возглавили колонну по трое, в то время как Ски, Дуайер и Зилч замыкали ее.
   Построив взвод, капрал недовольно покрутил головой.
   — Ладно, пока сойдет. А теперь запомните своих соседей, чтобы сразу находить место в строю.
   И началась строевая подготовка. Сотни и тысячи раз повторенные движения. Морпех должен уметь стоять по стойке «смирно», И они долгими часами стояли не шелохнувшись.
   — А между прочим, я согнул большой палец ноги, когда он отвернулся.
   — Никогда не думал, что можно так долго разучивать стойку «смирно». Что же будет, когда нас начнут обучать строевому шагу?
   — Джонс!
   — Я, сэр!
   — Кем это ты себя вообразил? Прусским генералом? Расслабься.
   — Есть, сэр! Расслабляюсь, сэр!
   — Форрестер!
   — Я, сэр!
   — Выйти из строя! Смотрите все! Наконец-то хоть один понял, чего от него хотят. Встать в строй! Попробуем еще раз. Смир-рна! Отставить! Е-мое, салаги, выучитесь вы когда-нибудь или нет?!
   Три дня они учились строиться, стоять смирно, вольно и прочим командам, выполняемым в строю. Заодно по утрам их приучали, как правильно заправлять постель. При первой же проверке пятьдесят постелей вышвырнули из палаток, как неправильно заправленные. РД перетряхивались по нескольку раз, дабы научить салаг, как укладывать вещи. Некоторые по десятку раз заправляли кровати, прежде чем инструкторы остались довольны. Но те не менее они учились, и с каждым последующим днем выброшенных постелей и развороченных РД становилось все меньше.
   "Дорогая Кэтти!
   Впервые за все время, что я здесь, выдался свободный час, чтобы написать тебе. Нас тут крепко взяли в оборот и обучают целыми днями. Инструкторы оказались крутыми ребятами.
   Я тут подружился с двумя мировыми парнями, Ски и Элкью Джонсом. А вообще все хорошо. Родная моя, я не знаю, когда и куда нас отправят, но если ты передумаешь, то лучше сейчас, до того как будет слишком поздно отступать. Знаешь, я даже рад, что нам не дают продыху. Боюсь, я сошел бы с ума, если бы постоянно думал о тебе..."
* * *
   — Господи, как же я надену эту гимнастерку?
   — Что там у тебя, Элкью? Почему ты не сможешь надеть ее?
   — Откуда я знал, что не нужно бросать в ведро с водой целую пачку крахмала! Теперь Уитлок меня повесит.
   — Становись!
   Уитлок медленно шел вдоль строя, делая замечания.
   — Ремень грязный... Носки грязные, постирай еще раз... Этим ХБ можешь драить гальюн...
   — Джонс!
   — Я, сэр!
   — Что ты сделал с формой?
   — Сэр... мама... — застонал Элкью, когда капрал ногой перевернул его ведро с выстиранным обмундированием прямо на песок.
* * *
   — Так, внимание сюда, образины! Не знаю, что это я с вами так цацкаюсь. Похоже, у вас ни хрена не получится... Движение всегда начинать с левой ноги... О'Херни, покажи, где у тебя левая нога, если можешь... Правильно. Запомни ее. Ширина шага тридцать дюймов, салаги, ясно? Не двадцать девять и не тридцать один. Взво-од! Шагом марш! Левой, левой! Держать интервал! Левой!
   Час за часом занимались они строевой под резкие отрывистые команды капрала.
   — Левой! левой! Правый фланг, подтянись! Раз, раз, раз, два, три! А теперь хором!
   — Раз, два, три, — кричал взвод.
   — Не слышу! Ни хрена не слышу!
   — Раз, два, три, — ревели шестьдесят глоток.
   — Вот так! Черник, брось думать о девчонке, ее наверняка уже снял какой-нибудь цивильный... Левой! Левой!

Глава 4

   К концу недели бритоголовые новобранцы сто сорок третьего взвода уже неплохо ходили строем, хотя, конечно, бывало, что на поворотах несколько человек вдруг решали двигаться совсем в другую сторону. К этому времени почти у всех на лбу были ссадины от касок, нахлобученных ударом кулака капрала. Синяки на ребрах от инструкторских жезлов тоже неплохо напоминали об усвоенных уроках. Им начали каждый день читать лекции. Первая медицинская помощь, личная гигиена половых контактов в Сан-Диего и профилактика венерических болезней, в общем, всякая полезная информация, которую должен знать морской пехотинец...
   За час до отбоя в палатку Дэнни набилось полно гостей. Черник, Дуайер и Милтон Нортон. Последний, очень образованный уравновешенный человек, гораздо старше остальных, пользовался особенным уважением взвода.
   Дэнни только что вернулся из палатки Уитлока.
   — Ну что, сдал? — спросил Ски.
   — Сдал.
   — Как можно в один день выучить все это? Звания, погоны, нашивки и еще черт знает что!
   — Тихо! — рявкнул Элкью. — Я пытаюсь решить, кого больше ненавижу, Беллера или Уитлока. — Он опять склонился к уставу и забормотал: — Так, обходить пост... отдавать воинское приветствие всем старшим по званию ублюдкам... Это я уже знаю... Это тоже...
   Не отрываясь от устава, он достал расческу с двухдюймовыми зубцами, задумчиво поскреб бритую голову и поднял глаза на остальных.
   — Мужики, что делать с шевелюрой? Два раза в день мою шампунем и все равно не могу расчесаться.
   — Я слышал, что Уитлок один из самых нормальных инструкторов в лагере, — сказал Дуайер. — Я тут переговорил с парнем из сто пятидесятого, так у них действительно зверюга.
   — Что, у них инструктором Гитлер?
   — А ты что скажешь, фермер?
   — Черт его знает. Что мне нравится, так это то, что дают спать целыми днями.
   Из соседней палатки раздавался шум голосов.
   — О'Херни, — сплюнул Дэнни. — И как меня угораздило попасть с ним в одну палатку!
   — Слушай, Нортон, а правда, что нам кое-что добавляют в жратву?
   — А почему ты, собственно, так решил?
   — Да просто с тех пор, как мы сюда попали, у меня ни разу не встал.
   — Это оттого, что сильно устаешь.
   — Понял. Тэд? А помнится, кто-то собирался в первый же день смотаться в Сан-Диего.
   — Да, кстати, Тэд, как тебе парадная синяя форма?
   — Нортон, а чем ты занимался на гражданке?
   — Был учителем.
   — Да? А я-то думал, чем-нибудь этаким.
   Нортон улыбнулся.
   — А где ты учительствовал?
   — В Пенсильванском университете.
   — Что?! Правда?! Ребята, да у нас тут преподаватель из университета!
   — Господи, Нортон, что же ты здесь делаешь?
   — Как видите, прохожу курс обучения.
   — Но ты же преподавал в таком университете...
   — Ну и что? Все мы здесь одинаковые.
   — Вот это да! Ну, ты даешь! Элкью поднялся и подтянул штаны.
   — Прошлой ночью мне снился сон, что я лежу в постели с красивой девкой. И когда я проснулся, то хохотал до упаду.
   — Это почему?
   — А она оказалась женой Уитлока.
   — Не смей так говорить о моем лучшем друге.
   — А мне только и снится: левой, левой, раз, два, три, разойдись, построиться!
   Джонс вскочил на койку.
   — Ану, вы, янки х-хреновы! Становись, салаги! Джонс, где у тебя левая нога? Два ведра из залива! Е-мое, вы чему-нибудь научитесь или нет?!
   Он так здорово имитировал голос Уитлока, что все просто корчились от хохота и не видели, как откинулся полог палатки. Элкью, все еще стоя на койке, повернулся и встретился глазами с Уитлоком.
   — Мама, — беззвучно прошептал он и, опомнившись, рявкнул: — Смир-рна!
   Хохот усилился.
   — Смирно! — снова заорал Джонс.
   Из палатки полетели постели и РД.
   — Все на выход, — прошипел в наступившей тишине капрал. — И прихватите ведра.
   Вытянувшись по струнке, они стояли перед палаткой инструктора. Весь личный состав взвода затих, испуганно выглядывая из палаток в ожидании расправы над святотатцами.
   Капрал несколько раз прошелся перед шеренгой.
   — Кто вы такие, знаете?!
   — Бритоголовые салаги! — хором ответила шеренга.
   — И янки хреновы, — добавил Элкью.
   — Вот и повторяйте эти слова, чтобы не забыть.
   — Я салага бритоголовый... я салага бритоголовый...
   — А теперь наденьте на голову ведра и продолжайте.
   — Я салага бритоголовый, — забубнили придушенные голоса из-под ведер.
   — Налево! Шагом марш!
   Целый час он водил семерых обидчиков по всему лагерю на потеху остальным взводам. Для оживления процессии капрал выстукивал двумя жезлами замысловатый ритм по ведрам. Когда стемнело, он повел их по баракам, гальюнам, пока они не стали валиться с ног от усталости. К этому времени припев звучал как: «Я люблю моего капрала».
   ...Во время строевых занятий, когда Беллер и Уитлок то поочередно, то вместе выкрикивали слова команды, казалось, что глаза у них и на затылке, и на всех конечностях. Они вдвоем умудрялись видеть сразу весь взвод. Малейшая ошибка тут же замечалась и исправлялась.
   — Подравняйтесь! Вы же морпехи, а не банда солдат.
   — Перестань думать о девках!
   — Когда я подаю команду «равняйсь», я хочу слышать, как щелкают ваши зенки, ясно?!
   — Перестань размахивать руками. Все равно не улетишь!
   — При команде «смирно» я хочу слышать, как трещит ваша шкура, ясно?!
   — Да вы что, разницы между шеренгой и колонной не знаете? Е-мое, когда же вы научитесь?!
   — Отставить чесаться в строю! Мандавошкам тоже жрать надо.
   — Больные, хромые, ленивые, выйти из строя на медосмотр!
   И одинокий робкий голос из колонны:
   — Сэр, рядовой Джонс просит разрешения обратиться...
   — Разговорчики в строю!
   — Но, сэр, мне срочно нужно отлить!
   — Делай это в штаны, рядовой Джонс, но в строю разговаривать не смей!
   — Слушаюсь, сэр! Отливаю в штаны, сэр.
   — Почта!!!
   Поистине волшебное, магическое слово. Весточка из дома. Жадные глаза, полные ожидания. Даже инструкторы ни разу не позволили себе задержать выдачу писем...
   "Дорогой Дэнни!
   Я понимаю, что тебе тяжело, гораздо тяжелее, чем ты пишешь... Здесь так пусто без тебя. Каждый раз, когда звонит телефон, я вздрагиваю. Мне всегда кажется, что это звонишь ты. Иногда мне не верится, что ты любишь меня так сильно, как пишешь в письмах. Все мои мысли о нас. Не могу думать о чем-то другом, все равно возвращаюсь к этому...
   Завтра напишу опять.
   Люблю тебя. Кэтти"
   Дэнни еще раз перечитал письмо, прежде чем положить его в пачку других. Потом сел на койку и уронил голову на руки.
   «Тысячу раз я говорил себе, что не время сейчас и поэтому ничего у нас не выйдет, Но что бы я делал, если бы не получал ее писем, если бы не знал, что она ждет меня? Понятно, что вдали от дома тоскливо, но никогда не думал, что настолько».
   Джонс протянул ему фото полной девчонки с веселой лошадиной улыбкой.
   — Ого! — Дэнни присвистнул.
   — Хороша, да, Ски?
   — Ничего не скажешь. Милашка.
   — Только без намеков. Я буду носить фото у себя в бумажнике. Между нами говоря, я и сам знаю, что страшновата, но на безрыбье...
   — Что пишут, Ски? Все нормально?
   — Да... Все будет хорошо. Все будет хорошо.
   — Дай Бог.
   Пока Дэнни перечитывал оставшуюся почту, Элкью подсчитывал, когда закончится война.
   — Подумать только, — вздохнул он. — Я бросил мягкую постельку ради палатки на песке и двоих психов, называющих себя инструкторами.
   — Русские моряки в таких случаях говорят — полный песец.
   — Что это значит?
   — Толстая северная лисица.
   — Странно...
   — Заткнитесь, я никак не могу придумать, как мне лучше прикончить Беллера. Уитлока я скорее всего повешу за яйца, а впрочем, еще подумаю.
   — Пока будешь думать, окажешься последним в очереди желающих, — заметил Ски со своей койки.
   Дэнни достал несколько листков бумаги с эмблемой Корпуса морской пехоты и сел за письмо.
   "Кэтти, солнышко, ты не сомневайся во мне. Я очень люблю тебя и, кажется, с каждым часом все больше и больше. Потерять тебя — значит, потерять все..."
   Он задумался, потом медленно порвал листок и начал новый.
   "Дорогая Кэтти!
   Осталось только девять недель, а нас выпустят отсюда..."
   Дописав письмо, он запечатал его в конверт и отправился к почтовому ящику. Когда он вернулся, Ски все еще лежал на койке.
   — Эй, Ски, а ну вставай. Ты же знаешь, что до отбоя нельзя ложиться. Ты хочешь, чтобы нас кастрировали за нарушение устава?
   — Он неважно себя чувствует, — сказал Элкью.
   — Похоже, у тебя жар, Ски.
   — Черт возьми, нам же сегодня в кино топать.
   — Я пойду к Уитлоку.
   — Иди, брат, — вздохнул Элкью. — Только не дразни зверя.
   Дэнни остановился перед палаткой капрала.
   — Сэр, рядовой Форрестер просит разрешения обратиться к инструктору.
   — Вольно, Форрестер, в чем дело?
   — Сэр, рядовой Звонски, похоже, заболел.
   Капрал пошел вслед за ним к палатке.
   — Смирно! — скомандовал Дэнни.
   Элкью вскочил, как ужаленный. Ски тоже начал подниматься, но капрал остановил его.
   — Ничего, лежи, сынок. Он пощупал лоб.
   — Небольшая лихорадка. В общем, пустяки, но ты полежи сегодня, а если утром не почувствуешь себя лучше, то обратись в медчасть.
   — Спасибо, сэр.
   Когда он ушел, Джонс облегченно вздохнул.
   — Пронесло. А я-то думал, он вышибет нам мозги. Что ты ему сказал, Дэнни?
   — Я сказал, что если он не позволит моему старому корешу отдохнуть, то я лично займусь его воспитанием.
   — Спасибо, старик, по гроб обязан буду. ...Утром лихорадка у Ски прошла и он встал вместе со всеми. Плеснув в лицо холодной водой, Ски повернулся к Элкью, шумно фыркающему рядом.
   — Ну как фильм?
   — Потрясный, просто потрясный. Они водили нас в большой кинотеатр. Там даже женщины были. Более того, я видел настоящего морпеха в синей форме. Я тогда сразу решил, что если пойду в армию, то обязательно в морскую пехоту.
   — А о чем фильм?
   — Назывался «К берегам Триполи», — промычал Элкью, намыливая щеки. — В общем, про одного мужика. Огромный такой, вроде Беллера или Уитлока. Он, значит, идет в Корпус морской пехоты, потому что его папаша был морпех.
   — Ух ты, фильм про морпехов! Здорово!
   — Первое, что он делает в тренировочном лагере, так это отчитывает своего инструктора.
   — Прямо как в жизни.
   — Ага. Выругав как следует инструктора, он тут же набил морду всему взводу. Хороший парень, только его почему-то никто не любил. Потом дальше у него роман с медсестрой. Он рядовой, а она дочь генерала.
   — Ну, в точности, как в жизни. Жалко, что я пропустил такой фильм.
   — Он постепенно исправляется и спасает жизнь своему инструктору.
   — А это еще зачем?
   — Не перебивай... картина заканчивается тем, что начинается война и его подразделение под оркестр и восторженные крики толпы марширует в порт. Все вокруг поют гимн морской пехоты. А когда они грузятся на корабль, кто, ты думаешь, ждет его там?
   — Медсестра.
   — Как это ты догадался?
   — Потому что все, как в жизни.
   — Эй, ребята, может, сдвинете свои задницы и дадите другим побриться?
* * *
   Воскресенье. Слава Богу, что есть воскресенье. Не думайте, что в Корпусе не чтут этот день. Какое у вас вероисповедание? Никакого? Тогда выбирайте любое. По воскресеньям в Корпусе все обязаны ходить в церковь. А потом весь день можно заниматься чисткой снаряжения, писать письма или по сотому разу перечитывать старые. Целый день для того, чтобы пожалеть себя и в сотый раз задать вопрос — а за каким чертом я здесь?
* * *
   Дэнни и Нортон Милтон чистили умывальники в гальюне после утреннего нашествия, пока Шеннон О'Херни насвистывал веселенький мотивчик, наблюдая за ними, опершись на дверной косяк.
   — Профессор, — позвал Нортона Дэнни.
   Невзирая на то, что Милтон много раз повторял, что он только преподаватель, весь взвод решительно повысил его в звании. Почти все новобранцы мало чего добились в гражданской жизни, просто потому что были слишком молоды. Поэтому иметь в своих рядах настоящего преподавателя университета, человека с положением, было для них очень лестно. Значит, военная служба кое-чего стоит.
   — Да? — откликнулся Нортон.
   — Я вот все думаю, Милт, что заставило тебя пойти на службу?
   Милтон улыбнулся.
   — Смешной вопрос.
   — Нет, я понимаю — война и все такое, но разве ты не мог получить освобождение от службы?
   — Мог, конечно.
   — Вот видишь? Зачем тебе проходить через все это? Преподаватель экономики — это ведь фигура!
   — Вот как!
   — Не доставай, Милт. Просто я чувствую себя несколько глупо, когда драю гальюн рядом с тобой. Ты же знаешь столько, сколько нашим инструкторам вовек не узнать.
   — Ты глубоко ошибаешься, Дэнни. Они многому учат меня.
   — Ты идеалист, Милт.
   — Идеалы — это одно, а если не вычистим этот гальюн за час — совсем другое.
   — А знаешь... брось мне тряпку... спасибо... так вот, я долго пытался найти ответ на этот вопрос, но так и не смог. Зато одно я знаю наверняка. Я рад, что попал с тобой в один взвод.
   Покончив с умывальниками, они повернулись к писсуарам. Дэнни покосился на О'Херни.
   — Мы закончим гораздо раньше, если ты пошевелишь копытами.
   — Это ниже моего достоинства, — лениво отмахнулся ирландец.
   Нортон оттеснил Форрестера подальше, и тот, успокоившись, снова принялся за работу.
   — А что скажешь по поводу этого лагеря, профессор? Мне он уже вот где сидит.
   — Если мы решили вступить в привилегированный клуб, то сначала должны оплатить свои членские билеты.
   — Слушай, у тебя все так просто получается. Даже самые сложные проблемы тебе удается объяснить в двух словах.
   — Понимаешь, они добиваются того, чтобы мы перестали быть отдельными людьми. Они хотят, чтобы мы стали единым целым.
   — Может, это и хорошо, но скорее бы все закончилось.
   — С этим трудно не согласиться.
   Покончив с писуарами, Дэнни швырнул тряпку под ноги О'Херни.
   — А тебе, приятель, остались туалеты.
   О'Херни только ухмыльнулся в ответ.
   — Да кто ты такой, О'Херни?! Кем ты себя возомнил?! Пойдем отсюда, Милт, у него есть пятнадцать минут, чтобы закончить уборку.
   — А ну, вернись, умник, не то живо выбью дурь у тебя из башки.
   — Успокойтесь, ребята, — вмешался Нортон, — Вы же знаете, что полагается за драку.
   — Форрестер, мне не нравишься ни ты, ни твои приятели, так что заканчивай уборку и не выводи меня.
   — Мы не нравимся потому, что не лижем тебе задницу, как остальные.
   — Ребята, успокойтесь!
   — О'Херни, ты такой же салага, как и все мы. Хочешь подраться — давай! Но все равно тебе влетит наравне с нами за то, что уборка не закончена вовремя. — Дэнни презрительно сплюнул и вышел из гальюна.
   — Думаю, что тебе не стоит терять время, Шэннон, — мягко заметил ему Милтон, направляясь к выходу.
   О'Херни молча проводил его мрачным взглядом. Ударить Нортона значило нарваться на драку со всем взводом.
   Чертыхаясь, ирландец поднял тряпку и поплелся к туалетам.
* * *
   — Сегодня самый важный день в вашей жизни, салаги! А знаете, почему? Потому что сегодня вам выдадут оружие. Теперь у каждого из вас появится подруга. Забудьте своих девчонок дома. Эта подруга будет самой верной и надежной, если, конечно, вы позаботитесь о ней. Она не прыгнет в постель к другому, едва вы отвернетесь. Содержите ее в чистоте, и она спасет вам жизнь.
   Новобранцы вежливо посмеялись над тирадой Беллера.
   — Конечно, вы скажете, есть танки, самолеты, корабли, артиллерия, но я вам так отвечу — засуньте их в задницу! Именно винтовка выиграет эту войну, как и все предыдущие. А морпехи — самые лучшие стрелки в мире! — Беллер снял каску и вытер испарину на лбу. — Научитесь хорошо стрелять — и вам будут платить надбавку к жалованью. Но прежде чем нажмете на спусковой крючок, вы должны назубок знать каждый винтик своей винтовки. А теперь взять ведра и через три минуты построиться!
   — Сержант Беллер, сэр!
   — Что тебе, Дуайер?
   — А какие ружья нам выдадут? «Спрингфилд» или «гарандз»?
   Лицо Беллера побагровело.
   — Не приведи тебя Бог, Дуайер, еще раз назвать винтовку «ружьем»! И вас, засранцы, это тоже касается!
   Получив винтовку, Дэнни какое-то время находился словно под воздействием наркотика. Он почувствовал себя сильным и непобедимым. Винтовки выдавали из опечатанных ящиков, которые дожидались своего часа еще с прошлой войны. И дождались...
   После раздачи оружия взвод построился, и Беллер с Уитлоком долго разъясняли порядок сборки и разборки. Весь день ушел на чистку и смазку винтовок.
   — Рядовой Форрестер!
   — Я, сэр!
   — Как называется ваше оружие?
   — Американская винтовка калибра тридцать, модель 1903 года.
   — Джонс!
   — Я, сэр!
   — Номер вашей винтовки?
   — 1 748 834 632... сэр!
   И снова потянулись долгие часы тренировок. Команду «на плечо» разучивали целыми днями, пока не добились того, что весь взвод выполнял ее одновременно, одним отработанным движением. Руки у новобранцев огрубели, стали жесткими.
* * *
   Как-то во время занятий Дуайер выронил оружие и за эту провинность три часа стоял на коленях перед лежавшей на земле винтовкой, поминутно наклоняясь и целуя ее со словами: «Я люблю мою винтовку». Бывали еще наказания и всему взводу за нерадивость. Например, все шестьдесят человек строились в одну шеренгу и вытягивали вперед руки, ладонями вниз. На пальцы им инструкторы клали винтовки, и весь взвод неподвижно стоял, удерживая винтовки на кончиках пальцев. И так до тех пор, пока кто-нибудь не выдерживал и не ронял винтовку. За эту провинность назначали новое наказание.
   — Твои глаза, как синие... эй, профессор, как пишется «синие» или «синии»?