Страница:
— Ой, спасибо, Мак, — без всякого перехода улыбнулся он, открыл бутылку и припал к ней.
К этому времени мои «коммандос» распутали веревки, расцепили ноги и руки и набросились на индейца всей толпой. Он успел сделать только один глоток, да и тот распылился на всех. После четверти часа отчаянной рукопашной, мы наконец привязали его к койке, оставив свободной только голову, куда и примостили бутылку пива.
— Когда выпьешь, только свистни, — сказал Энди.
Сияющий Маяк улыбнулся и, выразив нам благодарность за заботу, присосался к горлышку.
Едва мы уселись на ящики, как в палатку вломился Бернсайд.
— Все, мужики! Я перепил Маккуэйда! Двадцать восемь на двадцать три! Я этого салагу...
Мы подняли его с ящика, на который он упал, и отнесли на койку.
— Знаете, мужики, — сказал я. — У нас самая лучшая часть в Корпусе. А вы мне, как... как мои дети...
Мелодичный свист прервал мою речь.
— Что это он насвистывает? — Эрдэ повернулся к индейцу. — А! Вспомнил! «Ты мое солнышко, ты мое единственное солнышко». Помните?
— Энди, дай индейцу новую бутылку.
— Мне, кстати, тоже.
— А знаете, братаны, — сказал Элкью. — После войны нам нужно держаться вместе.
— Умница!
— Молодец!
— Давайте заключим договор, что встретимся после войны!
— Что скажешь, Мак?
— Какой разговор.
— Тогда напишем на бумаге, а кто нарушит договор, тот будет жалким ублюдком.
Элкью достал лист бумаги.
— Когда встретимся?
— Ровно через год после окончания войны. В Лос-Анджелесе, на площади Першинга.
— Годится.
— Заметано.
Элкью взял ручку и начал писать, а мы столпились вокруг него и подсказывали:
"22 декабря 1942 года.
Священный договор.
Мы, нижеподписавшиеся, потные, вонючие и пьяные стервецы Хаксли обязуемся встретиться через год..."
— "Ты мое солнышко, ты мое единственное солнышко..."
— Энди, поменяй бутылку вождю.
«Если кого-то из нас убьют и он не сможет прийти, то мы выпьем за его светлую память. В любом другом случае этот человек будет считаться вонючим козлом без чести и совести...»
— "Ты мое солнышко, мое единственное солнышко..."
Глава 4
Глава 5
К этому времени мои «коммандос» распутали веревки, расцепили ноги и руки и набросились на индейца всей толпой. Он успел сделать только один глоток, да и тот распылился на всех. После четверти часа отчаянной рукопашной, мы наконец привязали его к койке, оставив свободной только голову, куда и примостили бутылку пива.
— Когда выпьешь, только свистни, — сказал Энди.
Сияющий Маяк улыбнулся и, выразив нам благодарность за заботу, присосался к горлышку.
Едва мы уселись на ящики, как в палатку вломился Бернсайд.
— Все, мужики! Я перепил Маккуэйда! Двадцать восемь на двадцать три! Я этого салагу...
Мы подняли его с ящика, на который он упал, и отнесли на койку.
— Знаете, мужики, — сказал я. — У нас самая лучшая часть в Корпусе. А вы мне, как... как мои дети...
Мелодичный свист прервал мою речь.
— Что это он насвистывает? — Эрдэ повернулся к индейцу. — А! Вспомнил! «Ты мое солнышко, ты мое единственное солнышко». Помните?
— Энди, дай индейцу новую бутылку.
— Мне, кстати, тоже.
— А знаете, братаны, — сказал Элкью. — После войны нам нужно держаться вместе.
— Умница!
— Молодец!
— Давайте заключим договор, что встретимся после войны!
— Что скажешь, Мак?
— Какой разговор.
— Тогда напишем на бумаге, а кто нарушит договор, тот будет жалким ублюдком.
Элкью достал лист бумаги.
— Когда встретимся?
— Ровно через год после окончания войны. В Лос-Анджелесе, на площади Першинга.
— Годится.
— Заметано.
Элкью взял ручку и начал писать, а мы столпились вокруг него и подсказывали:
"22 декабря 1942 года.
Священный договор.
Мы, нижеподписавшиеся, потные, вонючие и пьяные стервецы Хаксли обязуемся встретиться через год..."
— "Ты мое солнышко, ты мое единственное солнышко..."
— Энди, поменяй бутылку вождю.
«Если кого-то из нас убьют и он не сможет прийти, то мы выпьем за его светлую память. В любом другом случае этот человек будет считаться вонючим козлом без чести и совести...»
— "Ты мое солнышко, мое единственное солнышко..."
Глава 4
Куда же готовилась забросить нас судьба? «Нечестивая четверка», как прозвали военные транспорты, предназначенные для переброски шестого полка, уже ошвартовались в порту Веллингтона. Их названия согревали сердце любому морпеху: «Джексон», «Адаме», «Нейз», «Кресент-Сити». Эти славные транспорты доставили первых морпехов на Гвадалканал и десятки раз отражали атаки японских «нулей»[10].
И вот выпита последняя бутылка пива, прошло последнее похмелье и настало время сворачивать лагерь. Как всегда, мои овечки оказались первостатейными лентяями и симулянтами, но на этот раз мы с Берни уже не стали церемониться с ними.
Наш транспорт «Джексон» настолько отличался от жалкого «Бобо», что некоторое время мы молча рассматривали приготовленные для нас кубрики и сияющую чистотой палубу.
— Вот это да!
— Немного отличается от «Бобо», верно?
— Эй, Мак, у Эрдэ приступ морской болезни!
— В каком смысле? Мы же стоим у причала.
— А он, как только видит корабль, так сразу начинает блевать.
— Мужики, смотрите, какие матрасы! Да я с такого сутки не встану!
Разместившись на корабле, мы ждали, пока закончится погрузка на остальных транспортах и можно будет двинуться в путь. Тем не менее Рождество мы встретили в порту. После торжественной службы, отслуженной патером Петерсоном и отцом Маккэйлом в одном из пустых складов, нам приказали вернуться на борт транспорта. Настроение у всех было подавленное. Рождество — это же чисто семейный праздник, который полагается отмечать дома, среди родных и близких, а не на борту корабля в чужой стране. Уж на что я привычный к такому, но от вида ребят самому тошно стало. Дэнни перечитывал старые письма, Мэрион открыл бумажник и задумчиво рассматривал фотографию Рэчел. Даже Ски достал потускневшее фото Сьюзан и смотрел на него с мрачной печалью. Элкью пытался развеселить нас, но его шутки не казались забавными.
Ски достал последнее письмо от сестры. Она писала, что Сьюзан выгнали из дома, и она с мужем живет в дрянной гостинице. Здоровье матери становилось все хуже и хуже, а сестра только и мечтала бросить школу и найти приличную работу, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
Звук сирены, прокатившийся по радиосети корабля, заставил всех вздрогнуть.
— Внимание! Офицерскому и сержантскому составу полка разрешено увольнение на берег!
Разочарованный вздох пронесся по кубрику. Что касается меня, то объявление поспело как раз вовремя. Еще немного, и я бы спятил. А теперь, слава Богу, мы с Берни как следует выпьем за весь взвод.
Я быстро натянул куртку и уже застегивал последнюю пуговицу, когда ко мне подошел Энди. Я сразу понял, что он хочет.
— Ничего не выйдет, Энди. У меня крыша поедет, если я хоть на минуту останусь здесь.
— Да я просто думал... ты же знаешь, что у нас с Пэт. Ну да ладно. — Он повернулся уходить, когда я окликнул его. И не потому что пожалел, а просто потому, что хороший сержант должен в первую очередь заботиться о своих солдатах. Стащив с себя куртку с сержантскими нашивками, я швырнул ее Энди. Лицо его расплылось в широкой улыбке, и в следующий момент две огромные руки едва не раздавили меня в медвежьих объятиях.
— Не хватало еще шведской любви в рождественскую ночь! — Я вырвался из его хватки. — Уматывай отсюда, пока я не передумал.
Энди исчез, как привидение, а через четверть часа в кубрик зашел старшина Китс и подозвал к себе меня и Мэриона.
— Где Гомес, Мак?
— Не знаю, сэр, не видел.
— А ты, Ходкисс?
— Я тоже не видел его, сэр.
— Так я и думал. Умотал в самоход. Ладно, когда вернется, пришлешь его ко мне, Мак. На этот раз он будет путешествовать в карцере.
— Слушаюсь, сэр.
— Капрал Ходкисс, похоже, вы единственный, кому я могу доверять в этой банде, поэтому примете вахту у трапа с двадцати ноль-ноль до полуночи. Вот список лиц, которым разрешено увольнение, всех остальных немедленно отправлять в карцер. Потом разберемся.
— Есть, сэр.
Старшина пошел к выходу, но я догнал его и взял за плечо.
— Я знаю, о чем ты хочешь попросить меня, Мак, и мой ответ — нет. — В его голосе звучало сожаление. Старшина был настоящий морпех. Несколько лет назад мы оба еще капралами съели вместе не один пуд соли. Он-то прекрасно понимал, каково этим мальчикам в рождественский вечер. Задумчиво потерев массивную челюсть, он бросил на меня раздраженный взгляд: — Только ради Христа, Мак, если возьмешь их на берег, вернись до того, как сменится Ходкисс. Если не успеешь, то оба лишимся нашивок.
— С Рождеством тебя, Джек, — радостно откликнулся я.
— Иди к черту.
Я собрал свое отделение в гальюне и задраил люк, чтобы никто не вошел.
— Слушать всем, недоноски. Без десяти двенадцать встречаемся у склада номер шесть. И упаси Господи кого-нибудь опоздать. Лично шкуру спущу. Вахта Мэриона заканчивается в полночь, и мы должны проскочить на борт. Сияющий Маяк!
— Здесь!
— Пойдешь со мной. Скальпы мне сегодня не нужны.
— Мак, ты что, у меня здесь маленькая скво...
— Разговорчики! Идешь со мной и точка!
— Слушаюсь, мой вождь, — покорно вздохнул он.
Через сорок пять секунд на борту «Джексона» не осталось ни одного радиста, за исключением вахтенного Ходкисса.
— Не похоже на Рождество, да, Энди?
— У нас дома на Рождество всегда снег... Я так рад, что могу видеть тебя.
— Благодари Мака. Он у вас молодец.
— Это уж точно. На таких, как он, держится армия.
— Куда вас посылают, еще неизвестно?
— Да кто же скажет.
— Жаль, что вы уходите.
— Да... Пэт, ты рада, что встретила меня?
— Не знаю, Энди... Ты мне нравишься, и поэтому, может, нам и не стоило встречаться. Ты думаешь, вы вернетесь сюда?
— Откуда я знаю? Разве в этом чертовом Корпусе знаешь, что будет через месяц. Черт бы побрал эту войну.
— Прекрати, Энди. Мы ведь оба знаем, что вы не вернетесь в Веллингтон.
— Пэт, я могу попросить тебя... Я знаю, что мы только друзья, но ты не могла бы писать мне? Пусть это ни к чему тебя не обязывает, пиши, о чем хочешь, только пиши.
— Хорошо, Энди, — чуть слышно сказала она. — Если тебе это нужно.
— И я буду писать тебе, а потом, может быть...
— Нет, Энди, для меня уже не будет никаких «потом».
— Пэт... черт, уже скоро полночь... ты не проводишь меня до порта?
Она молча кивнула, и они медленно пошли по пустынной улице. У ворот порта Энди остановился и повернулся к ней.
— А я все равно рад, что встретил тебя, Пэт. И знаешь, я верю, что вернусь сюда, и тогда... — Он запнулся. — До свидания, Пэт.
Он на секунду обнял ее и поцеловал в щеку.
— До свидания, Энди, удачи тебе.
Звук его шагов стих в тишине ночи, а Пэт все стояла у ворот порта.
— До свидания, любимый мой, — прошептала она, чувствуя, как слезы текут по щекам.
— Старший сержант М-мак!
Он ответил на приветствие и вычеркнул меня из списка.
— Полковник Хаксли! — рявкнул Элкью.
— Проходи.
— Адмирал Хэлси, — пророкотал Эрдэ и смачно рыгнул.
— Проходи.
— Вождь Крэйзи Хорс, великий воин, победивший бледнолицых в Литл Бич Хорне...
— Потише, вождь, ты что, хочешь разбудить весь корабль?
— Адмирал Ямомото, — простонал Непоседа. — Где здесь у вас японский флот?
— Банзай. Проходи.
— А я просто Билл. Ходил гулять, — вздохнул Ски и протиснулся мимо Мэриона.
Я загнал всех в кубрик и пересчитал. Все были на месте, за исключением испанца Джо...
...Мэрион взглянул на часы. Без двух минут двенадцать, а Джо все еще не появлялся. Ходкисс прошелся вдоль борта, прикидывая, как докладывать старшине Китсу, когда его внимание привлекла крадущаяся по пирсу тень. Это был испанец. С грацией пантеры он бесшумно скользнул по канату к борту корабля. Мэрион притаился за настройкой и следил, как сначала одна рука Джо схватилась за поручни, потом другая и, наконец, появилась голова. Подтянувшись на руках, испанец, положив нос на поручни, оглядел пустынную палубу и приготовился уже махнуть через борт, когда Мэрион выхватил из кобуры пистолет и, одним прыжком подскочив к испанцу, приставил пистолет ему ко лбу.
— Руки вверх, сукин сын! — рявкнул он.
И, как гласит легенда Корпуса, испанец Джо Гомес поднял руки и остался висеть, зацепившись за поручни только носом.
Мы честно делили с моряками вахты, драили гальюны, заступали в наряды по кухне. А по вечерам, когда свободные от вахты матросы заваливались к нам в кубрик, мы играли с ними в покер, пели песни, в общем, приятно проводили время.
Но всему приходит конец, и однажды утром, услышав крик: «Земля!», мы все высыпали на палубу, чтобы посмотреть, куда забросила нас судьба.
Транспорт сбавил ход и вошел в большую гавань, заполненную десятками судов и кораблей, стоявших на якоре. Было раннее утро, и над водой клубился легкий туман, делая силуэты кораблей призрачно-нереальными.
— Где мы? — спросил я у одного из флотских офицеров, стоявших рядом с нами.
— Новая Каледония, — лаконично ответил он. — Гавань Ноуми.
Туман постепенно рассеивался, и нашим изумленным взорам предстало удивительное зрелище. Здесь был, наверное, весь тихоокеанский флот Соединенных Штатов. То, что осталось после Перл-Харбора. Линкоры, авианосцы, крейсеры, эсминцы стояли повсюду, окруженные боновыми сетями и минными полями. Только в тот день мы узнали, где скрывался наш флот, пока его тщетно разыскивала японская разведка.
После душа и плотного обеда я поднялся на палубу, где мое внимание привлекли два человека, поднимавшиеся с катера на борт транспорта. У трапа их встречали командир разведвзвода лейтенант Лефорс и сержант Пэрис.
— Капитан Дэвис, дивизионная разведка, — представился старший. — А это мой помощник, сержант Сеймур.
— Лефорс, а это мой сержант Пэрис. Вы, капитан, пройдемте со мной, а сержанта разместят с нашими людьми.
Пэрис, заметив меня, подозвал к себе.
— Мак, это сержант Сеймур, дивизионная разведка. Он только что с Гвадалканала. Сержант, это Мак, командир нашего отделения связи. Мак, у тебя найдется в кубрике свободная койка?
— Поищем.
В это время на палубе появился старший сержант Пуччи с РД за спиной и направился к трапу, где ожидал катер.
— Эй, Пуччи! Куда это ты собрался?
— На берег. Меня переводят в штаб дивизии. — На Пуччи было жалко смотреть, так не хотелось ему расставаться с родным батальоном.
— Не горюй, старик. — Я похлопал его по плечу.
— На этом острове есть что-нибудь интересное? — спросил Пуччи Сеймура. — Хоть как-то оторваться можно?
— Колония прокаженных и одна шлюха. Но к ней такая очередь, что возле ее хибары постоянно дежурит патруль, чтобы поддерживать порядок. Это я говорю на случай, если ты ничего не имеешь против, когда в постели со шлюхой еще трое сопливых детей. А вообще место было бы ничего, если посадить хоть одно деревцо.
Пуччи судорожно вздохнул и тоскливо сплюнул за борт.
— Ладно, до встречи, мужики. Удачи вам.
Как-то в жаркий вечер мы сидели в своем кубрике за партией в покер, когда я краем глаза заметил старшину Китса, стоявшего у приоткрытого люка и пытающегося привлечь мое внимание. Я положил карты и вышел к нему.
— В чем дело, Джек? Хаксли узнал о нашей самоволке на Рождество?
Китс огляделся по сторонам и, убедившись, что мы одни, вытащил из-под куртки бутылку виски и передал мне.
— Это для твоих ребят, Мак. С Новым годом.
— Чтоб мне утонуть, настоящий шотландский виски! Господи, а я и забыл, что сегодня Новый год... тысяча девятьсот сорок третий... спасибо, Джек.
— Надеюсь, капитан не заметит пропажи.
Вернувшись, я собрал своих ребят в тесный круг и приказал задраить входной люк. Сеймур тоже присоединился к нам. Убедившись, что все на месте, я вытащил бутылку.
— Старшина Китс поздравил нас с Новым годом.
— Новый год?
— Вот тебе и раз, как же это мы забыли?
— Настоящий виски! Ну и ну!
— Вот это да!
Мы пустили бутылку по кругу, причем Мэрион внимательно следил, чтобы испанец Джо не сделал лишнего глотка.
— Ваше здоровье, ребята. — Сеймур хлебнул из бутылки и передал ее Элкью.
— Так ты, говорят, только что с Гвадалканала? — спросил тот, примериваясь, как бы глотнуть побольше.
Сеймур молча кивнул.
— Слышал, там было несладко.
— Несладко? — медленно переспросил сержант. — Ну что ж, можно сказать и так.
— Может, расскажешь? Нам ведь тоже скоро под пули.
Сеймур обвел нас тяжелым взглядом.
— Отчего же не рассказать.
И он поведал нам о том, как второй полк первой дивизии морской пехоты при поддержке парашютистов занял плацдарм на Гвадалканале, О том, как флот ушел, армия отсиживалась в тылу, и никто не мог поддержать горстку людей на крохотной полоске земли, куда обрушилась вся мощь японской империи. Массированные бомбовые удары, которым противостояли жалкие остатки авиации морской пехоты. А потом подошел Токийский экспресс[11]. Имперский флот в упор расстреливал плацдарм морпехов, и разве могли остановить его несколько патрульных катеров? Под носом у второго полка японцы высаживали многотысячный десант, а морпехи ничего не могли сделать. А потом начались бои. Жуткие, кровопролитные, беспощадные. Бои на Тенару, на Матинакау, на бесчисленных безымянных холмах и в джунглях. Героизм стал рутиной, обычным делом, и никого не удивлял слепой пулеметчик, которого направлял его парализованный товарищ.
— Мы огрызались, как могли. — Сеймур зажег себе сигарету. — По ночам высылали диверсионные отряды, которые сутками с боями продирались через позиции японцев, уничтожая и взрывая все на своем пути. Назад возвращались единицы. Наши отряды таяли, кончались боеприпасы, и все чаще приходилось драться штыками и голыми руками. Тех, кого не достала японская пуля, косили малярия и желтая лихорадка. — Глубоко затянувшись сигаретой, сержант на секунду умолк. — Как сейчас, вижу наших ребят с сорокаградусным жаром, лежащих на траве, ослабевших от дизентерии настолько, что передвигаться приходилось только ползком, но они не покидали позиций, пока могли стрелять. И наконец подошла помощь. Армейская часть Национальной гвардии, сто шестьдесят четвертый полк, который дрался не хуже морпехов. Сражение разгорелось с новой силой, вплоть до той страшной ночи, когда четыре американских миноносца напоролись на японский флот и были разорваны на куски тяжелыми снарядами линкоров и крейсеров. После этого мы врылись в землю и только отбивались от наступающих японцев. Так продолжалось до пятнадцатого ноября, когда наконец появился наш флот и адмирал Ямомото, опасаясь, что его отрежут от Японии, увел Токийский экспресс от берегов Гвадалканала. Только тогда мы выбрались из своих нор. И теперь вам, ребята, предстоит очистить остров от японцев.
— Уж будь уверен, корешок, шестой полк никогда не отступит, — мрачно заявил Бернсайд.
Сеймур загасил окурок и хотел было что-то сказать, но потом передумал и, махнув рукой, вышел из кубрика.
И вот выпита последняя бутылка пива, прошло последнее похмелье и настало время сворачивать лагерь. Как всегда, мои овечки оказались первостатейными лентяями и симулянтами, но на этот раз мы с Берни уже не стали церемониться с ними.
Наш транспорт «Джексон» настолько отличался от жалкого «Бобо», что некоторое время мы молча рассматривали приготовленные для нас кубрики и сияющую чистотой палубу.
— Вот это да!
— Немного отличается от «Бобо», верно?
— Эй, Мак, у Эрдэ приступ морской болезни!
— В каком смысле? Мы же стоим у причала.
— А он, как только видит корабль, так сразу начинает блевать.
— Мужики, смотрите, какие матрасы! Да я с такого сутки не встану!
Разместившись на корабле, мы ждали, пока закончится погрузка на остальных транспортах и можно будет двинуться в путь. Тем не менее Рождество мы встретили в порту. После торжественной службы, отслуженной патером Петерсоном и отцом Маккэйлом в одном из пустых складов, нам приказали вернуться на борт транспорта. Настроение у всех было подавленное. Рождество — это же чисто семейный праздник, который полагается отмечать дома, среди родных и близких, а не на борту корабля в чужой стране. Уж на что я привычный к такому, но от вида ребят самому тошно стало. Дэнни перечитывал старые письма, Мэрион открыл бумажник и задумчиво рассматривал фотографию Рэчел. Даже Ски достал потускневшее фото Сьюзан и смотрел на него с мрачной печалью. Элкью пытался развеселить нас, но его шутки не казались забавными.
Ски достал последнее письмо от сестры. Она писала, что Сьюзан выгнали из дома, и она с мужем живет в дрянной гостинице. Здоровье матери становилось все хуже и хуже, а сестра только и мечтала бросить школу и найти приличную работу, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
Звук сирены, прокатившийся по радиосети корабля, заставил всех вздрогнуть.
— Внимание! Офицерскому и сержантскому составу полка разрешено увольнение на берег!
Разочарованный вздох пронесся по кубрику. Что касается меня, то объявление поспело как раз вовремя. Еще немного, и я бы спятил. А теперь, слава Богу, мы с Берни как следует выпьем за весь взвод.
Я быстро натянул куртку и уже застегивал последнюю пуговицу, когда ко мне подошел Энди. Я сразу понял, что он хочет.
— Ничего не выйдет, Энди. У меня крыша поедет, если я хоть на минуту останусь здесь.
— Да я просто думал... ты же знаешь, что у нас с Пэт. Ну да ладно. — Он повернулся уходить, когда я окликнул его. И не потому что пожалел, а просто потому, что хороший сержант должен в первую очередь заботиться о своих солдатах. Стащив с себя куртку с сержантскими нашивками, я швырнул ее Энди. Лицо его расплылось в широкой улыбке, и в следующий момент две огромные руки едва не раздавили меня в медвежьих объятиях.
— Не хватало еще шведской любви в рождественскую ночь! — Я вырвался из его хватки. — Уматывай отсюда, пока я не передумал.
Энди исчез, как привидение, а через четверть часа в кубрик зашел старшина Китс и подозвал к себе меня и Мэриона.
— Где Гомес, Мак?
— Не знаю, сэр, не видел.
— А ты, Ходкисс?
— Я тоже не видел его, сэр.
— Так я и думал. Умотал в самоход. Ладно, когда вернется, пришлешь его ко мне, Мак. На этот раз он будет путешествовать в карцере.
— Слушаюсь, сэр.
— Капрал Ходкисс, похоже, вы единственный, кому я могу доверять в этой банде, поэтому примете вахту у трапа с двадцати ноль-ноль до полуночи. Вот список лиц, которым разрешено увольнение, всех остальных немедленно отправлять в карцер. Потом разберемся.
— Есть, сэр.
Старшина пошел к выходу, но я догнал его и взял за плечо.
— Я знаю, о чем ты хочешь попросить меня, Мак, и мой ответ — нет. — В его голосе звучало сожаление. Старшина был настоящий морпех. Несколько лет назад мы оба еще капралами съели вместе не один пуд соли. Он-то прекрасно понимал, каково этим мальчикам в рождественский вечер. Задумчиво потерев массивную челюсть, он бросил на меня раздраженный взгляд: — Только ради Христа, Мак, если возьмешь их на берег, вернись до того, как сменится Ходкисс. Если не успеешь, то оба лишимся нашивок.
— С Рождеством тебя, Джек, — радостно откликнулся я.
— Иди к черту.
Я собрал свое отделение в гальюне и задраил люк, чтобы никто не вошел.
— Слушать всем, недоноски. Без десяти двенадцать встречаемся у склада номер шесть. И упаси Господи кого-нибудь опоздать. Лично шкуру спущу. Вахта Мэриона заканчивается в полночь, и мы должны проскочить на борт. Сияющий Маяк!
— Здесь!
— Пойдешь со мной. Скальпы мне сегодня не нужны.
— Мак, ты что, у меня здесь маленькая скво...
— Разговорчики! Идешь со мной и точка!
— Слушаюсь, мой вождь, — покорно вздохнул он.
Через сорок пять секунд на борту «Джексона» не осталось ни одного радиста, за исключением вахтенного Ходкисса.
* * *
Энди и Пэт нашли уединенную скамейку в Ботаническом саду.— Не похоже на Рождество, да, Энди?
— У нас дома на Рождество всегда снег... Я так рад, что могу видеть тебя.
— Благодари Мака. Он у вас молодец.
— Это уж точно. На таких, как он, держится армия.
— Куда вас посылают, еще неизвестно?
— Да кто же скажет.
— Жаль, что вы уходите.
— Да... Пэт, ты рада, что встретила меня?
— Не знаю, Энди... Ты мне нравишься, и поэтому, может, нам и не стоило встречаться. Ты думаешь, вы вернетесь сюда?
— Откуда я знаю? Разве в этом чертовом Корпусе знаешь, что будет через месяц. Черт бы побрал эту войну.
— Прекрати, Энди. Мы ведь оба знаем, что вы не вернетесь в Веллингтон.
— Пэт, я могу попросить тебя... Я знаю, что мы только друзья, но ты не могла бы писать мне? Пусть это ни к чему тебя не обязывает, пиши, о чем хочешь, только пиши.
— Хорошо, Энди, — чуть слышно сказала она. — Если тебе это нужно.
— И я буду писать тебе, а потом, может быть...
— Нет, Энди, для меня уже не будет никаких «потом».
— Пэт... черт, уже скоро полночь... ты не проводишь меня до порта?
Она молча кивнула, и они медленно пошли по пустынной улице. У ворот порта Энди остановился и повернулся к ней.
— А я все равно рад, что встретил тебя, Пэт. И знаешь, я верю, что вернусь сюда, и тогда... — Он запнулся. — До свидания, Пэт.
Он на секунду обнял ее и поцеловал в щеку.
— До свидания, Энди, удачи тебе.
Звук его шагов стих в тишине ночи, а Пэт все стояла у ворот порта.
— До свидания, любимый мой, — прошептала она, чувствуя, как слезы текут по щекам.
* * *
Без пяти двенадцать мое отделение неверными шагами всходило по трапу. Я отдал честь Мэриону и отрапортовал:— Старший сержант М-мак!
Он ответил на приветствие и вычеркнул меня из списка.
— Полковник Хаксли! — рявкнул Элкью.
— Проходи.
— Адмирал Хэлси, — пророкотал Эрдэ и смачно рыгнул.
— Проходи.
— Вождь Крэйзи Хорс, великий воин, победивший бледнолицых в Литл Бич Хорне...
— Потише, вождь, ты что, хочешь разбудить весь корабль?
— Адмирал Ямомото, — простонал Непоседа. — Где здесь у вас японский флот?
— Банзай. Проходи.
— А я просто Билл. Ходил гулять, — вздохнул Ски и протиснулся мимо Мэриона.
Я загнал всех в кубрик и пересчитал. Все были на месте, за исключением испанца Джо...
...Мэрион взглянул на часы. Без двух минут двенадцать, а Джо все еще не появлялся. Ходкисс прошелся вдоль борта, прикидывая, как докладывать старшине Китсу, когда его внимание привлекла крадущаяся по пирсу тень. Это был испанец. С грацией пантеры он бесшумно скользнул по канату к борту корабля. Мэрион притаился за настройкой и следил, как сначала одна рука Джо схватилась за поручни, потом другая и, наконец, появилась голова. Подтянувшись на руках, испанец, положив нос на поручни, оглядел пустынную палубу и приготовился уже махнуть через борт, когда Мэрион выхватил из кобуры пистолет и, одним прыжком подскочив к испанцу, приставил пистолет ему ко лбу.
— Руки вверх, сукин сын! — рявкнул он.
И, как гласит легенда Корпуса, испанец Джо Гомес поднял руки и остался висеть, зацепившись за поручни только носом.
* * *
После отвратительного похода на «Бобо» наша жизнь на «Джексоне» была сущим раем. Чистота, просторные кубрики, отличная жратва, каждый день душ — чего еще желать морпеху? С командой транспорта у нас установились самые дружеские отношения. Работа у них не из веселых — доставлять своих ребят под огонь противника. Транспортировали они в основном морскую пехоту, и не существовало в Корпусе морпеха, который не помянул бы добрым словом «нечестивую четверку».Мы честно делили с моряками вахты, драили гальюны, заступали в наряды по кухне. А по вечерам, когда свободные от вахты матросы заваливались к нам в кубрик, мы играли с ними в покер, пели песни, в общем, приятно проводили время.
Но всему приходит конец, и однажды утром, услышав крик: «Земля!», мы все высыпали на палубу, чтобы посмотреть, куда забросила нас судьба.
Транспорт сбавил ход и вошел в большую гавань, заполненную десятками судов и кораблей, стоявших на якоре. Было раннее утро, и над водой клубился легкий туман, делая силуэты кораблей призрачно-нереальными.
— Где мы? — спросил я у одного из флотских офицеров, стоявших рядом с нами.
— Новая Каледония, — лаконично ответил он. — Гавань Ноуми.
Туман постепенно рассеивался, и нашим изумленным взорам предстало удивительное зрелище. Здесь был, наверное, весь тихоокеанский флот Соединенных Штатов. То, что осталось после Перл-Харбора. Линкоры, авианосцы, крейсеры, эсминцы стояли повсюду, окруженные боновыми сетями и минными полями. Только в тот день мы узнали, где скрывался наш флот, пока его тщетно разыскивала японская разведка.
* * *
Следующие два дня мы практиковались в десантировании с транспорта, но ничего путного из этого не вышло. Да и что можно было ожидать от зеленых необстрелянных юнцов? При таком волнении моря еще удивительно, что никто не разбился. Наконец Хаксли смилостивился и велел нам убираться с глаз долой, что мы и сделали с превеликой радостью.После душа и плотного обеда я поднялся на палубу, где мое внимание привлекли два человека, поднимавшиеся с катера на борт транспорта. У трапа их встречали командир разведвзвода лейтенант Лефорс и сержант Пэрис.
— Капитан Дэвис, дивизионная разведка, — представился старший. — А это мой помощник, сержант Сеймур.
— Лефорс, а это мой сержант Пэрис. Вы, капитан, пройдемте со мной, а сержанта разместят с нашими людьми.
Пэрис, заметив меня, подозвал к себе.
— Мак, это сержант Сеймур, дивизионная разведка. Он только что с Гвадалканала. Сержант, это Мак, командир нашего отделения связи. Мак, у тебя найдется в кубрике свободная койка?
— Поищем.
В это время на палубе появился старший сержант Пуччи с РД за спиной и направился к трапу, где ожидал катер.
— Эй, Пуччи! Куда это ты собрался?
— На берег. Меня переводят в штаб дивизии. — На Пуччи было жалко смотреть, так не хотелось ему расставаться с родным батальоном.
— Не горюй, старик. — Я похлопал его по плечу.
— На этом острове есть что-нибудь интересное? — спросил Пуччи Сеймура. — Хоть как-то оторваться можно?
— Колония прокаженных и одна шлюха. Но к ней такая очередь, что возле ее хибары постоянно дежурит патруль, чтобы поддерживать порядок. Это я говорю на случай, если ты ничего не имеешь против, когда в постели со шлюхой еще трое сопливых детей. А вообще место было бы ничего, если посадить хоть одно деревцо.
Пуччи судорожно вздохнул и тоскливо сплюнул за борт.
— Ладно, до встречи, мужики. Удачи вам.
* * *
Конвой двинулся дальше на юг, но теперь «нечестивую четверку» сопровождали боевые корабли.Как-то в жаркий вечер мы сидели в своем кубрике за партией в покер, когда я краем глаза заметил старшину Китса, стоявшего у приоткрытого люка и пытающегося привлечь мое внимание. Я положил карты и вышел к нему.
— В чем дело, Джек? Хаксли узнал о нашей самоволке на Рождество?
Китс огляделся по сторонам и, убедившись, что мы одни, вытащил из-под куртки бутылку виски и передал мне.
— Это для твоих ребят, Мак. С Новым годом.
— Чтоб мне утонуть, настоящий шотландский виски! Господи, а я и забыл, что сегодня Новый год... тысяча девятьсот сорок третий... спасибо, Джек.
— Надеюсь, капитан не заметит пропажи.
Вернувшись, я собрал своих ребят в тесный круг и приказал задраить входной люк. Сеймур тоже присоединился к нам. Убедившись, что все на месте, я вытащил бутылку.
— Старшина Китс поздравил нас с Новым годом.
— Новый год?
— Вот тебе и раз, как же это мы забыли?
— Настоящий виски! Ну и ну!
— Вот это да!
Мы пустили бутылку по кругу, причем Мэрион внимательно следил, чтобы испанец Джо не сделал лишнего глотка.
— Ваше здоровье, ребята. — Сеймур хлебнул из бутылки и передал ее Элкью.
— Так ты, говорят, только что с Гвадалканала? — спросил тот, примериваясь, как бы глотнуть побольше.
Сеймур молча кивнул.
— Слышал, там было несладко.
— Несладко? — медленно переспросил сержант. — Ну что ж, можно сказать и так.
— Может, расскажешь? Нам ведь тоже скоро под пули.
Сеймур обвел нас тяжелым взглядом.
— Отчего же не рассказать.
И он поведал нам о том, как второй полк первой дивизии морской пехоты при поддержке парашютистов занял плацдарм на Гвадалканале, О том, как флот ушел, армия отсиживалась в тылу, и никто не мог поддержать горстку людей на крохотной полоске земли, куда обрушилась вся мощь японской империи. Массированные бомбовые удары, которым противостояли жалкие остатки авиации морской пехоты. А потом подошел Токийский экспресс[11]. Имперский флот в упор расстреливал плацдарм морпехов, и разве могли остановить его несколько патрульных катеров? Под носом у второго полка японцы высаживали многотысячный десант, а морпехи ничего не могли сделать. А потом начались бои. Жуткие, кровопролитные, беспощадные. Бои на Тенару, на Матинакау, на бесчисленных безымянных холмах и в джунглях. Героизм стал рутиной, обычным делом, и никого не удивлял слепой пулеметчик, которого направлял его парализованный товарищ.
— Мы огрызались, как могли. — Сеймур зажег себе сигарету. — По ночам высылали диверсионные отряды, которые сутками с боями продирались через позиции японцев, уничтожая и взрывая все на своем пути. Назад возвращались единицы. Наши отряды таяли, кончались боеприпасы, и все чаще приходилось драться штыками и голыми руками. Тех, кого не достала японская пуля, косили малярия и желтая лихорадка. — Глубоко затянувшись сигаретой, сержант на секунду умолк. — Как сейчас, вижу наших ребят с сорокаградусным жаром, лежащих на траве, ослабевших от дизентерии настолько, что передвигаться приходилось только ползком, но они не покидали позиций, пока могли стрелять. И наконец подошла помощь. Армейская часть Национальной гвардии, сто шестьдесят четвертый полк, который дрался не хуже морпехов. Сражение разгорелось с новой силой, вплоть до той страшной ночи, когда четыре американских миноносца напоролись на японский флот и были разорваны на куски тяжелыми снарядами линкоров и крейсеров. После этого мы врылись в землю и только отбивались от наступающих японцев. Так продолжалось до пятнадцатого ноября, когда наконец появился наш флот и адмирал Ямомото, опасаясь, что его отрежут от Японии, увел Токийский экспресс от берегов Гвадалканала. Только тогда мы выбрались из своих нор. И теперь вам, ребята, предстоит очистить остров от японцев.
— Уж будь уверен, корешок, шестой полк никогда не отступит, — мрачно заявил Бернсайд.
Сеймур загасил окурок и хотел было что-то сказать, но потом передумал и, махнув рукой, вышел из кубрика.
Глава 5
Десантный катер доставил нас с борта «Джексона» на берег, который выглядел, как на рекламных открытках — желтый песок, пальмы и зеленые холмы в туманной дымке. Мои ребята с довольным видом любовались этой идиллией, когда среди холмов промелькнуло несколько красных пунктиров.
— Что это было, Мак?
— Пулеметные трассеры.
— Смотрите, вон еще!
— Еще насмотритесь. А ну, вылезай на берег и живо строиться!
Через несколько минут берег кишел морпехами и невесть откуда взявшимися туземцами... Тут же завязался натуральный обмен. За сигарету или несколько центов аборигены приносили кокосовые орехи, стирали форму, а Энди умудрился подкупить одного из местных джентльменов, чтобы тот подвесил антенный провод на самую высокую пальму. Причем туземцы наотрез отказались брать новозеландские пенсы, а требовали только американские центы.
Тысячи самых невероятных слухов ползли по только что устроенному лагерю.
— Слышал, что японцы готовят стотысячный десант.
— Говорят, Генри Форд пообещал машину каждому морпеху на Гвадалканале.
— Кореш из штаба говорил, что когда мы выкинем отсюда японцев, то нас отправят в Штаты для участия в параде в Сан-Франциско.
— Японцы узнали о прибытии шестого полка и готовят пятьсот самолетов для бомбовых ударов.
Самым практичным из нас оказался испанец Джо. Он не удостоил вниманием ни одной сплетни, а приступил прямо к делу и ушел в разведпоиск. Разумеется, не к японцам, а в расположение полка и соседних армейских частей. Вернувшись обратно, он собрал все отделение, за исключением меня и Бернсайда.
— Значит, так, мужики. В миле отсюда есть армейский склад, где полно карабинов «гаранд».
— А патроны?
— Сколько душе угодно. Кто со мной?
— Я, — тут же вызвался Энди. — Наши автоматы «рейзинг» давно нужно утопить в море вместе с их конструктором.
— Я тоже пойду, — решительно заявил Эрде.
— А ты, Мэрион? — спросил Дэнни.
Все взгляды обратились на Ходкисса. В сомнительных ситуациях его слово было решающим. Мэрион оглядел свой автомат с пятнами ржавчины, которые появлялись, невзирая на регулярную чистку.
— Пойдем, — со вздохом согласился он.
К вечеру во всей штабной роте только Берни и я были вооружены автоматами «рейзинг».
С наступлением темноты я назначил часовых и объявил сегодняшний пароль: «Филадельфия». Для пароля обычно выбирали слово с двумя или более буквами "л". Поскольку в японском языке она отсутствует, то предполагалось, что у противника возникнут определенные трудности с произношением...
...Элкью Джонс, любовно поглаживая свой новый карабин, сидел в окопе, где расположился его пост. Излишне говорить, как он волновался и нервничал. Любой звук заставлял напряженно вглядываться в темноту. Это что? Кто-то крадется? Да нет, это храпит Бернсайд. Сколько там еще осталось? Ого, два часа пятьдесят минут. Ну ничего, пока вроде все тихо... Стоп! Элкью застыл. В нескольких метрах от него что-то двигалось. Элкью вскинул винтовку. Стрелять? Или окликнуть?
— Эй! Кто идет? Пароль?
— Какой пароль?
— Считаю до трех! Пароль!
— Эй, подожди, кореш, я морпех!
— Раз...
— Ч-черт, какой же город... Бостон... Балтимор.
— Два...
— Не стреляй! Сан-Диего... Олбани... Чикаго...
— Три! БА-БАХ!
Сияющий Маяк бросился на песок.
— Вспомнил! Филадельфия!
Грохот выстрела мгновенно поднял на ноги весь лагерь и вызвал беспорядочную стрельбу. Треск автоматов, крик, где-то во взводе тяжелого оружия ухнул миномет.
— Филадельфия! — рявкнул Сэм Хаксли, выскакивая из палатки, и оглушительно свистнул.
Стрельба прекратилась.
— Вы что, с ума посходили?! — рычал майор. — Стреляете, как стадо зеленых салаг! Линия огня в десяти милях отсюда! Лейтенант Брюс! Проверить, нет ли раненых, и всем спать!
Но спать пришлось недолго. На кораблях, стоявших в гавани, завыли сирены и вспыхнули прожекторы. Морпехи поспешно высыпали из палаток.
Откуда-то сверху мерно доносилось басовитое гудение. На кораблях яростно залаяли зенитки. Один из японских самолетов попал в свет прожектора, и было видно, как из него посыпались бомбы. Нарастающий свист, крик «ложись!», вспышки взрывов...
— Он сбросил бомбы!
— А ты что ожидал? Пасхальные яйца?
— Привыкайте, они каждую ночь прилетают, — спокойно пояснил Сеймур. — Это просто для того, чтобы постоянно держать нас в напряжении и не давать выспаться.
Нам пришлось лежать еще добрых четверть часа, прежде чем самолеты убрались и прозвучал сигнал отбоя воздушной тревоги.
— Одна из наших целей — создание ударной дивизии из армейских частей и морских пехотинцев. Пентагон и Флот с интересом ждут, что получится из такого сочетания. Если опыт окажется удачным, то такие ударные дивизии используют в ходе будущих операций. Нас поддержат огнем эсминцы, авиация тоже будет наготове как для отражения воздушных налетов противника, так и для нанесения бомбовых ударов. Вопросы есть? Нет? Тогда, джентльмены, прошу вернуться в расположение своих частей и подразделений. Начало операции в шесть сорок пять.
Офицеры покинули палатку, и только Сэм Хаксли остался на месте. Причард, что-то говоривший своему адъютанту, не сразу заметил его.
— Сэр! Майор Хаксли, командир второго батальона шестого полка морской пехоты.
— В чем дело, Хаксли? Что-то непонятно?
— Никак нет, сэр. Все ясно.
— Тогда я не понимаю...
— Разрешите обратиться с предложением, сэр?
Причард сел за стол.
— Садитесь, майор. Я никогда не отказываюсь выслушать подчиненных.
Хаксли остался стоять по стойке «смирно».
— Сэр, прошу вас исключить шестой полк из операции на Гвадалканале.
Генерал едва не свалился со стула.
— Что?!
— Сэр, я прошу вас не вводить в бой на Гвадалканале шестой полк.
— У вас что, не все дома, майор?
Хаксли нервно переступил с ноги на ногу.
— Могу я говорить свободно, сэр?
— Говорите.
— Генерал, шестой полк слишком хорош, чтобы губить его в подобной операции.
— Вот как?
— Вы знаете историю этого полка, сэр? Вы ведь командующий вооруженными силами в этом секторе, и вам известно, что планируются дальнейшие операции на Соломоновых островах.
— А какое это имеет отношение...
— Простите, сэр, но ведь у вас есть две армейские дивизии плюс приданные части. Этого более чем достаточно для операции на Гвадалканале. Прошу вас, генерал, дайте нам другой остров, занятый противником, чтобы был задействован только шестой полк. Мы прошли отличную подготовку и заслужили того, чтобы нам поставили собственную боевую задачу.
Причард слабо улыбнулся.
— Что это было, Мак?
— Пулеметные трассеры.
— Смотрите, вон еще!
— Еще насмотритесь. А ну, вылезай на берег и живо строиться!
Через несколько минут берег кишел морпехами и невесть откуда взявшимися туземцами... Тут же завязался натуральный обмен. За сигарету или несколько центов аборигены приносили кокосовые орехи, стирали форму, а Энди умудрился подкупить одного из местных джентльменов, чтобы тот подвесил антенный провод на самую высокую пальму. Причем туземцы наотрез отказались брать новозеландские пенсы, а требовали только американские центы.
Тысячи самых невероятных слухов ползли по только что устроенному лагерю.
— Слышал, что японцы готовят стотысячный десант.
— Говорят, Генри Форд пообещал машину каждому морпеху на Гвадалканале.
— Кореш из штаба говорил, что когда мы выкинем отсюда японцев, то нас отправят в Штаты для участия в параде в Сан-Франциско.
— Японцы узнали о прибытии шестого полка и готовят пятьсот самолетов для бомбовых ударов.
Самым практичным из нас оказался испанец Джо. Он не удостоил вниманием ни одной сплетни, а приступил прямо к делу и ушел в разведпоиск. Разумеется, не к японцам, а в расположение полка и соседних армейских частей. Вернувшись обратно, он собрал все отделение, за исключением меня и Бернсайда.
— Значит, так, мужики. В миле отсюда есть армейский склад, где полно карабинов «гаранд».
— А патроны?
— Сколько душе угодно. Кто со мной?
— Я, — тут же вызвался Энди. — Наши автоматы «рейзинг» давно нужно утопить в море вместе с их конструктором.
— Я тоже пойду, — решительно заявил Эрде.
— А ты, Мэрион? — спросил Дэнни.
Все взгляды обратились на Ходкисса. В сомнительных ситуациях его слово было решающим. Мэрион оглядел свой автомат с пятнами ржавчины, которые появлялись, невзирая на регулярную чистку.
— Пойдем, — со вздохом согласился он.
К вечеру во всей штабной роте только Берни и я были вооружены автоматами «рейзинг».
С наступлением темноты я назначил часовых и объявил сегодняшний пароль: «Филадельфия». Для пароля обычно выбирали слово с двумя или более буквами "л". Поскольку в японском языке она отсутствует, то предполагалось, что у противника возникнут определенные трудности с произношением...
...Элкью Джонс, любовно поглаживая свой новый карабин, сидел в окопе, где расположился его пост. Излишне говорить, как он волновался и нервничал. Любой звук заставлял напряженно вглядываться в темноту. Это что? Кто-то крадется? Да нет, это храпит Бернсайд. Сколько там еще осталось? Ого, два часа пятьдесят минут. Ну ничего, пока вроде все тихо... Стоп! Элкью застыл. В нескольких метрах от него что-то двигалось. Элкью вскинул винтовку. Стрелять? Или окликнуть?
— Эй! Кто идет? Пароль?
— Какой пароль?
— Считаю до трех! Пароль!
— Эй, подожди, кореш, я морпех!
— Раз...
— Ч-черт, какой же город... Бостон... Балтимор.
— Два...
— Не стреляй! Сан-Диего... Олбани... Чикаго...
— Три! БА-БАХ!
Сияющий Маяк бросился на песок.
— Вспомнил! Филадельфия!
Грохот выстрела мгновенно поднял на ноги весь лагерь и вызвал беспорядочную стрельбу. Треск автоматов, крик, где-то во взводе тяжелого оружия ухнул миномет.
— Филадельфия! — рявкнул Сэм Хаксли, выскакивая из палатки, и оглушительно свистнул.
Стрельба прекратилась.
— Вы что, с ума посходили?! — рычал майор. — Стреляете, как стадо зеленых салаг! Линия огня в десяти милях отсюда! Лейтенант Брюс! Проверить, нет ли раненых, и всем спать!
Но спать пришлось недолго. На кораблях, стоявших в гавани, завыли сирены и вспыхнули прожекторы. Морпехи поспешно высыпали из палаток.
Откуда-то сверху мерно доносилось басовитое гудение. На кораблях яростно залаяли зенитки. Один из японских самолетов попал в свет прожектора, и было видно, как из него посыпались бомбы. Нарастающий свист, крик «ложись!», вспышки взрывов...
— Он сбросил бомбы!
— А ты что ожидал? Пасхальные яйца?
— Привыкайте, они каждую ночь прилетают, — спокойно пояснил Сеймур. — Это просто для того, чтобы постоянно держать нас в напряжении и не давать выспаться.
Нам пришлось лежать еще добрых четверть часа, прежде чем самолеты убрались и прозвучал сигнал отбоя воздушной тревоги.
* * *
Бригадный генерал Причард, маленький худощавый седой мужчина, назначенный командующим операцией на Гвадалканале, стоял у карты, объясняя боевую задачу командирам частей. Перед ним стояли и сидели полковники, подполковники и майоры, внимательно ловя каждое слово. Некоторые курили, и в палатке висело сизое облако.— Одна из наших целей — создание ударной дивизии из армейских частей и морских пехотинцев. Пентагон и Флот с интересом ждут, что получится из такого сочетания. Если опыт окажется удачным, то такие ударные дивизии используют в ходе будущих операций. Нас поддержат огнем эсминцы, авиация тоже будет наготове как для отражения воздушных налетов противника, так и для нанесения бомбовых ударов. Вопросы есть? Нет? Тогда, джентльмены, прошу вернуться в расположение своих частей и подразделений. Начало операции в шесть сорок пять.
Офицеры покинули палатку, и только Сэм Хаксли остался на месте. Причард, что-то говоривший своему адъютанту, не сразу заметил его.
— Сэр! Майор Хаксли, командир второго батальона шестого полка морской пехоты.
— В чем дело, Хаксли? Что-то непонятно?
— Никак нет, сэр. Все ясно.
— Тогда я не понимаю...
— Разрешите обратиться с предложением, сэр?
Причард сел за стол.
— Садитесь, майор. Я никогда не отказываюсь выслушать подчиненных.
Хаксли остался стоять по стойке «смирно».
— Сэр, прошу вас исключить шестой полк из операции на Гвадалканале.
Генерал едва не свалился со стула.
— Что?!
— Сэр, я прошу вас не вводить в бой на Гвадалканале шестой полк.
— У вас что, не все дома, майор?
Хаксли нервно переступил с ноги на ногу.
— Могу я говорить свободно, сэр?
— Говорите.
— Генерал, шестой полк слишком хорош, чтобы губить его в подобной операции.
— Вот как?
— Вы знаете историю этого полка, сэр? Вы ведь командующий вооруженными силами в этом секторе, и вам известно, что планируются дальнейшие операции на Соломоновых островах.
— А какое это имеет отношение...
— Простите, сэр, но ведь у вас есть две армейские дивизии плюс приданные части. Этого более чем достаточно для операции на Гвадалканале. Прошу вас, генерал, дайте нам другой остров, занятый противником, чтобы был задействован только шестой полк. Мы прошли отличную подготовку и заслужили того, чтобы нам поставили собственную боевую задачу.
Причард слабо улыбнулся.