Страница:
Твилл, следовательница отдела нравственного надзора Инквизиции, нервно вздохнула и протянула мне платок.
— Перестаньте плакать, Дейлори. Вам нужно о ребенке думать. Не беспокойтесь. Ничего страшного вам не грозит.
Я высморкалась и протянула.
— Да-а… из школы-то выгонят.
— Ну это дело администрации школы, - открестилась Твилл, - нас это не касается. Во всяком случае, вам сейчас надо думать не о школе, а о том, чтобы благополучно родить ребенка и выкормить его. В тех условиях, в которых вы оказались. Не думайте о своих ошибках. Их, конечно, повторять не стоит. Но сейчас не надо переживать о прошлом, надо думать о том, что предстоит.
Слова эти были правильными и, как ни странно, успокаивали.
— Я поеду к маме в Бетлехем, - сказала я.
— Вот правильно, - согласилась инквизиторша, - может быть, вы водички хотите? Или лучше я вам соку налью.
Она протянула мне стакан с апельсиновым соком. Я поднесла его к губам и тут меня разобрала истерика - Матерь Божья!… зверский допрос в инквизиции. Осталось только, чтобы она мне собственноручно сопли вытерла. Я нервно фыркнула прямо в сок, расплескав его, конечно, себе на колени.
— Не надо нервничать, Дейлори, - повторила Твилл, - ну и все-таки хотелось бы от вас услышать - как у вас это получилось с Неем?
— Я уже все рассказала, - я поставила стакан ей на стол.
— Понимаете, - сказала Твилл, глядя на меня в упор, - проблема здесь вот в чем. Мы все - и вы тоже - заинтересованы в наиболее точном знании подробностей. Вы оба согрешили, это несомненно. Но… как говорят, знаете, такая шуточка есть - есть нюансы. У вас будет ребенок от этого человека. Как бы то ни было, и мы, и вы должны знать правду…
— Я рассказала правду.
Я и в самом деле рассказала. Не все, конечно. Если бы я упомянула о его последнем предложении (а ведь он это всерьез! Совершенно всерьез предлагал!), неприятности Юлиана далеко вышли бы за рамки простого пресечения безнравственности.
Инквизиция взялась бы за него как следует, выявила бы того самого знакомого, а ведь еще неизвестно, не делал ли тот знакомый уже раньше этих "операций"?! А со стороны Юли это - подстрекательство к убийству… сколько там дают за подстрекательство?
— То есть вы хотите сказать, что Ней не знал о вашей беременности?
— Не знал. Я не стала ему ничего говорить.
Почему-то очень не хотелось, чтобы они думали, что Юлиан поступил подло…
— Но вы же действовали себе во вред, Дейлори, неужели вы этого не понимали? Если бы вы сказали ему, можно было бы даже скрыть факт прелюбодеяния. Просто обвенчались бы. Я не имею права такое говорить, но… как женщина, я могу вас понять. Почему же вы не сказали ему?
— Ну… я думала, как-нибудь. Мы перестанем встречаться… и…
— Но вы же опять встретились?
— Да… я не выдержала…
— Или он соблазнил вас? Дейлори, вы подумайте хорошо. Ведь администрация школы, учитывая вашу блестящую успеваемость, может дать вам всего лишь отсрочку… Года на три. Ну поймите, ведь мы не изверги, чтобы резать всех без разбора. Может оказаться, что вы - просто жертва. Вас соблазнили. Если каждой молоденькой девчонке, которой опытный соблазнитель вскружил голову, ломать жизнь…
— Да он не опытный… - пролепетала я.
Ага. Мне, может быть, дадут всего лишь отсрочку. А вот его, если он такой "опытный соблазнитель", вообще могут закатать на год исправительных работ. И как я буду жить после этого?
— Ладно, - вздохнула Твилл, - я уже вам все объяснила. Вы взрослый человек, Дейлори. Вам уже 20 лет. Вы должны понимать последствия своих поступков. Теперь - не рассматривайте это как попытку на вас надавить… Просто я хочу, чисто по-женски хочу, чтобы вы знали, с кем имеете дело.
Она нажала что-то на своей планшетке, и на стенном видеоне появилось изображение.
— Это запись сегодняшнего допроса Нея, - пояснила Твилл. В самом деле, там сидел Юлиан. Только не на табуретке - в кресле. Зафиксированный зажимами, как при амбулаторной операции какой-нибудь.
— Да как вам сказать… - неторопливо говорил он, - в общем, она начала приставать ко мне еще осенью. Просто вешалась на шею. Ну… я тоже не могу, я же живой человек. Я уже от нее бегал, бегал… Ребят просил, чтобы предупреждали, если она возле конвиктуса появится. Специально ночевал в морфокорпусе. На Рождество даже сбежал в парусный клуб, потому что знал - она точно будет приставать, если останусь…
Меня мелко затрясло, я расширенными глазами смотрела на экран.
— На Валентина она меня уже конкретно соблазнила. Завела в комнату и начала возбуждать… ну… рукой. Я уже ничего не мог сделать. Это у меня первый раз в жизни. Я бы ничего не смог, но она оказалась не девочкой…
— Нет!!! - мой голос взвился до визга. Твилл оказалась рядом со мной и обняла меня за плечи.
— Он врет!!! Он…
— Я знаю, - непривычно мягко сказала следовательница.
— Она говорила, у нее до меня уже был не один…
Я рыдала и дергалась в руках Твилл. Она быстро погасила видеон с пульта, потом взяла платок и вытерла мне нос.
— Успокойся… перестань, Кристиана. На, выпей.
Мои зубы застучали о край стакана.
— Он тоже утверждает, что ничего не знает о твоей беременности. Сомневается, что это его ребенок.
— Его, - прошептала я.
— Я просто хочу, чтобы ты знала, - твердо сказала Твилл, - это ничего не меняет. Не думай, что кто-то поверит тому, что Ней говорит. Мы не идиоты, пойми. Просто так оговорить человека в наше время, слава Богу, практически невозможно. В его показаниях масса противоречий. К тому же мы поговорили со свидетелями - его соседи по комнате, твои соседки, вахтеры конвиктусов. То, что он лжет, для нас очевидно. И он лжет с целью обелить себя и обеспечить себе статус невинно совращенного и сохранить место в Школе.
— У меня никого не было… до него, - прошептала я, - и я… была девочкой.
Твилл кивнула.
— Это неважно, Дейлори. Я показала вам эту запись с единственной целью - на всякий случай, чтобы вы знали, что это за человек.
Она поднялась.
— Посидите здесь немного. Скоро я вам выпишу пропуск, и вы пойдете домой. Мне надо уладить кое-что.
Я не могла больше ни о чем думать.
Боже, Боже, за что же Ты так наказываешь меня? Почему все так? Почему? Да нет, я знаю, что виновата… прелюбодеяние. Заповедь нарушена. Но неужели же это такой страшный грех, в наше-то время… Почему же я этого не чувствую? Я хотела любви. Только любви. Я готова была все отдать ради любимого… Чувство острой несправедливости - откуда оно?
Дверь открылась. Я не обернулась - ясно, это Твилл. Сейчас мне выпишут пропуск и отпустят домой. Легко отделалась, всего один допрос… Вошедший остановился напротив меня. Нет, не Твилл… Я подняла голову. И с содроганием узнала Йэна.
Он был в полевой дисовской форме, серой, с нашитыми на воротник крестиками.
И он смотрел на меня. Уничтоженную, раздавленную… ну зачем, зачем он приперся сюда? Это не его отдел, он контрразведчик. Неужели приятно видеть мой позор?
Йэн сел. Не за стол, но и не слишком близко ко мне. Взял вторую табуретку и поставил у другого края стала. Его табуретка была чуть ниже моей, высокой, и теперь мы находились на одном уровне.
— Крис… - тихо сказал он.
Я зло посмотрела на него.
— Крис…
— Ну что?!
Я сама поразилась своей вспышке. Да, я злилась на него - но чтобы вот так? Я ведь и вообще спокойная, у меня за всю жизнь не было ни одной истерики. Я скорее буду тихо плакать в углу, если что. А тут… как будто все мое чувство несправедливости, все желание отомстить кому-то неведомому, наконец нашли свой выход - нашли того, кто виноват во всем… хотя это и чушь…
— Что?! - закричала я на него, - тебе так интересно, да? Да, я вот такая!!! Вот такая!!! Я блудница! Вот полюбуйся, пожалуйста!!! Приперся, смотри! Хочешь, стриптиз тут тебе устрою? Я могу!
— Крис, - сказал он тверже, и я замолчала, с ненавистью глядя на бывшего жениха.
Еще только не хватает, чтобы он начал наливать мне сок и вытирать сопли.
— Крис, ты меня прости, - сказал он, - я и на самом деле виноват перед тобой.
Он помолчал.
— Прости меня, если сможешь, ладно? И… не говори такого о себе. Ты очень хорошая, Крис. Ты самая лучшая. Я… я тебя очень люблю, - его голос сорвался в шепот, - Ты… очень чистая, очень светлая. Ты прости, что я пришел сейчас, сюда… Просто это последняя, может быть, возможность тебя увидеть. Ты же не хотела меня видеть… А тут… да, я воспользовался. Извини. Если ты хочешь, я сейчас же уйду.
Я молчала. И он продолжил.
— Крис, ты меня прости… я оказался слишком слабым. Я… тебя бросил. Теперь тебе плохо… ты слишком чистая для этого мира. Слишком хорошая. Такие, как ты… с такими обязательно что-нибудь случается. Если это на войне, то они обязательно первыми гибнут. Здесь… с тобой вот такое случилось. Я хотел… знаешь, когда я тебя первый раз там увидел, я это сразу понял. Понял, что ты для этого мира слишком хорошая. Я такие глаза только один раз видел… у одного парня. В Кари. Его потом шерги схватили. Я подумал, что может быть… я недостоин тебя, это понятно. Ну кто я такой, обыкновенный вояка, только убивать и умею. Но может быть, по крайней мере, я смогу тебя защитить. Чтобы с тобой ничего такого не случилось. Я только поэтому и рискнул вообще… ну за тобой ухаживать, и все. И потом… я виноват во всем.
— Да ты что, - сказала я наконец, - в чем же ты виноват?
В груди клокотало. Господи, ну почему так? Почему я полюбила сволочь и предателя? А этого человека… хорошего, настоящего человека - я не люблю… да, все-таки не люблю. Разве можно это сравнить с моими чувствами к Юлиану?
— Это же я тебя бросила.
— Да, но… - Йэн не договорил, - знаешь, Крис, это честно… ты меня прости, что я в такой обстановке, так нельзя, конечно. Но ты потом уедешь. Знаешь что, Крис? Ведь еще не поздно. Ты… - он напрягся, отвел глаза и выговорил, - может, выйдешь за меня замуж? Ребенка я усыновлю.
Я молчала, пораженная в самое сердце.
— Я знаю… ты плохо относишься к моей работе. Но ведь работа ни при чем… Мы будем просто жить с тобой. Я ведь… я люблю тебя, Крис.
— Работа ни при чем, - повторила я эхом. И в самом деле, мне сейчас все эти заморочки такой чушью казались. Убийца… инквизитор. Ну и что?
— Йэн, да зачем я тебе сдалась? Из школы меня выгонят…
— Ну и что, какая разница?
Мы оба молчали. Глядели в пол. А ведь он прав. Как хорошо было бы. Плюнуть на них на всех. Ну не буду я врачом… это уже неизбежно. Зато будет нормальная семья. Много детей. Будем в парк ходить по воскресеньям. Я буду гордиться, а не стыдиться себя самой. Ходить не в одиночестве, таясь от людей, пряча своего малыша, а с гордостью вышагивать рядом с высоким красавцем в престижной дисовской форме. Он меня любит. Понимает. Конечно, обстановка и вправду аховая, получается, я кидаюсь в его объятия от безысходности. Унизительно для меня как-то. Но… давай уж честно? Йэн - последний человек, который мне когда-либо это припомнит. Наоборот, вот сидит и смотрит на меня так, как будто от моего слова зависит вся его судьба. Просто уже из милосердия к нему нельзя отказывать…
— Йэн… ты хороший, - выговорила я с трудом.
— Я плохой, но это неважно…
— Ты мне правда веришь? Веришь, что я…
— Я видел запись допроса этого твоего… Крис. Я верю в то, что ты полюбила этого человека. Что он воспользовался этим и соблазнил тебя. Что он отлично знал о твоей беременности, но не подумал взять на себя ответственность. Я не только верю, но знаю, потому что наши все это установили. Крис, ну ты знаешь, это все такая пыль… такая дрянь. Просто самые чистые и невинные, как ты, не способны противостоять… таким вот…
Я вздохнула.
— Нет, Йэн. Не такая уж я чистая и невинная… зря ты так обо мне.
— А я верю, - сказал он упрямо, - верю, что ты такая.
— Йэн… ты вот говоришь обо мне так много хорошего… ведь разочарование будет. Пойми… это я виновата. Перед тобой. И вообще. Знаешь… разбитую вазу уже не склеить. Все равно трещины останутся. Девчонок хороших много. Ну что тебе именно я…
Я едва удержалась, чтобы не разреветься. Удержала меня именно мысль, что ведь Йэн обязательно кинется утешать…
Да, все это очень хорошо. Очень правильно и красиво. Выйти замуж. Наплевать на всех. Йэн не обидит.
Только вот одна загвоздка - врать ему я не могу.
Я все еще люблю Юли.
И даже, может быть, дело не в чувствах. Не в любви там какой-то. Юли ведь тоже со мной теперь не будет. Зачем я ему… была развлечением, теперь я уеду, и все. Мне так и так придется его забыть.
Дело в том, что никак я не могу разделить настроения Йэна в отношении Юли. Муж и жена - единое целое. А если так, то придется рассказать всю правду. Не могу я лгать своему мужу. Священнику уже лгала, было дело, точнее - замалчивала правду. Но мужу… не смогу никак. И тогда надо рассказать про предложение Юли. Со всеми вытекающими для него последствиями.
А я ведь люблю его, козла и идиота. Да, он поступил ужасно. Он оболгал меня. Да и это предложение убить ребенка… его же ребенка! Это, пожалуй, еще хуже убийств, который Йэн совершал на войне. Но… мое сознание раздвоилось. С одной стороны, я констатировала факт мысленно - да, Юли подлец, лгун и негодяй. По крайней мере, поступает как подлец. С другой… я почему-то уверена, что внутри он хороший. Настоящий. Добрый. Он ведь очень добрый. Он умеет любить. Такой ласковый. Так матери любят своих детей, даже если дети становятся подлецами. Так же вот и я к Юли… что бы он ни сделал - я все прощу. Даже если он негодяй, шпион и убийца - я все равно буду с ним. Потому что люблю. А раз любишь - то веришь в хорошее, что бы человек ни сотворил.
А Йэна - нет. Так я его не люблю. Я восхищаюсь им, он хороший человек, да. Но…
Это будет просто нечестно - по отношению к нему же.
— Йэн, прости, - сказала я, - Нет. Я не могу за тебя замуж. Я… я все равно люблю Юлиана.
Я получила в деканате справку об окончании трех курсов высшей школы. С этой справкой можно будет устроиться медсестрой. Тоже не так уж плохо. Мне сейчас не о том надо думать. О ребенке.
Это будет девочка. В последний раз уже уверенно сказали - дочка.
Я отправилась собирать вещи - пока нет Тавиты и Вики. Девчонки на лекциях. Конечно, прощаться с ними и все такое - это неизбежно. Но хоть собраться спокойно. Тавита вчера белугой ревела. Как будто без нее не тошно.
Хотя теперь мне уже было почти все равно. Не так уж все важно. Выгнали - ну и что. Видно, гормоны уже вовсю начали действовать. Я думала о дочке. Как назову… Может быть, Софи, в честь моей мамы? Или Мейди… Нет, Мейди - покровительница врачей. Почему-то упорно лезло имя Элис. Не знаю, почему. Сама удивляюсь. Никогда оно мне особенно не нравилось. Да и история святой Элисабет из Евангелия никогда уж так особенно меня не трогала.
Я сняла со стены Распятие, стала заворачивать его в ткань. По крайней мере, теперь можно не лгать. Нормально исповедоваться и причащаться. К отцу Тимо я не решусь пойти - это признаваться в своей лжи… я на глаза-то ему боялась попасть. Там, в Бетлехеме, схожу к приходскому священнику. Может, к отцу Маркусу, он меня крестил, помнит с малолетства.
В дверь постучали.
— Да! - крикнула я. Обернулась. Застыла. На пороге стоял Юлиан.
— Можно? - тихо спросил он.
Бледное, какое-то очень серьезное лицо. Нашлепка лейкопластыря на локтевом сгибе.
— Заходи, - сказала я равнодушно.
— Собираешься? - спросил он, кивнув на мой открытый чемодан.
— Да. А ты - нет?
— Я уже собрал вещи… куда едешь-то?
— В Бетлехем. К маме.
Я стала складывать свою куртку. Юлиан сидел у стола. Молчал непривычно.
— Тебя там… не сильно мучили? - спросил он осторожно.
— Да нет, - я не удержалась от ехидства, - хотя ты сделал все возможное для этого.
— Крис…
— Я видела запись твоего допроса.
— Крис, ну не строй дурочку, а? Да, я постарался представить все так, как выгодно нам обоим. Красиво все бывает только в кино.
— Нам обоим?
— Да, нам обоим. Нам обоим выгоднее было бы, если бы меня не поперли из школы. А тебе все равно ничего не было бы. Беременных запрещено допрашивать с применением спецметодов. У них с этим строго.
— Да, они ничего такого не применяли.
— Я просто хотел сделать так, чтобы всем было лучше. Ты что, всерьез все это восприняла? Иногда надо и соврать, для дела.
— Может быть, - равнодушно сказала я.
— Ну не обижайся…
— Да не обижаюсь я, с чего ты взял? Мне все равно.
— Крис… -он помолчал, - я знаешь что хотел сказать? Зачем тебе ехать в Бетлехем?
— А куда? Есть другие предложения?
— Да, есть, - он встал, подошел ко мне, - поедем лучше в Эфес?
— Это еще почему?
— Ну… я из Эфеса родом. Будем там жить. Поженимся.
Куртка выпала из моих рук.
— Юли…
Он обнял меня. Я уткнулась лицом ему в грудь и зарыдала.
— Юли, как же мы жить будем?
КРЕСТ ИМПЕРИИ. ЧАСТЬ 2.
— Перестаньте плакать, Дейлори. Вам нужно о ребенке думать. Не беспокойтесь. Ничего страшного вам не грозит.
Я высморкалась и протянула.
— Да-а… из школы-то выгонят.
— Ну это дело администрации школы, - открестилась Твилл, - нас это не касается. Во всяком случае, вам сейчас надо думать не о школе, а о том, чтобы благополучно родить ребенка и выкормить его. В тех условиях, в которых вы оказались. Не думайте о своих ошибках. Их, конечно, повторять не стоит. Но сейчас не надо переживать о прошлом, надо думать о том, что предстоит.
Слова эти были правильными и, как ни странно, успокаивали.
— Я поеду к маме в Бетлехем, - сказала я.
— Вот правильно, - согласилась инквизиторша, - может быть, вы водички хотите? Или лучше я вам соку налью.
Она протянула мне стакан с апельсиновым соком. Я поднесла его к губам и тут меня разобрала истерика - Матерь Божья!… зверский допрос в инквизиции. Осталось только, чтобы она мне собственноручно сопли вытерла. Я нервно фыркнула прямо в сок, расплескав его, конечно, себе на колени.
— Не надо нервничать, Дейлори, - повторила Твилл, - ну и все-таки хотелось бы от вас услышать - как у вас это получилось с Неем?
— Я уже все рассказала, - я поставила стакан ей на стол.
— Понимаете, - сказала Твилл, глядя на меня в упор, - проблема здесь вот в чем. Мы все - и вы тоже - заинтересованы в наиболее точном знании подробностей. Вы оба согрешили, это несомненно. Но… как говорят, знаете, такая шуточка есть - есть нюансы. У вас будет ребенок от этого человека. Как бы то ни было, и мы, и вы должны знать правду…
— Я рассказала правду.
Я и в самом деле рассказала. Не все, конечно. Если бы я упомянула о его последнем предложении (а ведь он это всерьез! Совершенно всерьез предлагал!), неприятности Юлиана далеко вышли бы за рамки простого пресечения безнравственности.
Инквизиция взялась бы за него как следует, выявила бы того самого знакомого, а ведь еще неизвестно, не делал ли тот знакомый уже раньше этих "операций"?! А со стороны Юли это - подстрекательство к убийству… сколько там дают за подстрекательство?
— То есть вы хотите сказать, что Ней не знал о вашей беременности?
— Не знал. Я не стала ему ничего говорить.
Почему-то очень не хотелось, чтобы они думали, что Юлиан поступил подло…
— Но вы же действовали себе во вред, Дейлори, неужели вы этого не понимали? Если бы вы сказали ему, можно было бы даже скрыть факт прелюбодеяния. Просто обвенчались бы. Я не имею права такое говорить, но… как женщина, я могу вас понять. Почему же вы не сказали ему?
— Ну… я думала, как-нибудь. Мы перестанем встречаться… и…
— Но вы же опять встретились?
— Да… я не выдержала…
— Или он соблазнил вас? Дейлори, вы подумайте хорошо. Ведь администрация школы, учитывая вашу блестящую успеваемость, может дать вам всего лишь отсрочку… Года на три. Ну поймите, ведь мы не изверги, чтобы резать всех без разбора. Может оказаться, что вы - просто жертва. Вас соблазнили. Если каждой молоденькой девчонке, которой опытный соблазнитель вскружил голову, ломать жизнь…
— Да он не опытный… - пролепетала я.
Ага. Мне, может быть, дадут всего лишь отсрочку. А вот его, если он такой "опытный соблазнитель", вообще могут закатать на год исправительных работ. И как я буду жить после этого?
— Ладно, - вздохнула Твилл, - я уже вам все объяснила. Вы взрослый человек, Дейлори. Вам уже 20 лет. Вы должны понимать последствия своих поступков. Теперь - не рассматривайте это как попытку на вас надавить… Просто я хочу, чисто по-женски хочу, чтобы вы знали, с кем имеете дело.
Она нажала что-то на своей планшетке, и на стенном видеоне появилось изображение.
— Это запись сегодняшнего допроса Нея, - пояснила Твилл. В самом деле, там сидел Юлиан. Только не на табуретке - в кресле. Зафиксированный зажимами, как при амбулаторной операции какой-нибудь.
— Да как вам сказать… - неторопливо говорил он, - в общем, она начала приставать ко мне еще осенью. Просто вешалась на шею. Ну… я тоже не могу, я же живой человек. Я уже от нее бегал, бегал… Ребят просил, чтобы предупреждали, если она возле конвиктуса появится. Специально ночевал в морфокорпусе. На Рождество даже сбежал в парусный клуб, потому что знал - она точно будет приставать, если останусь…
Меня мелко затрясло, я расширенными глазами смотрела на экран.
— На Валентина она меня уже конкретно соблазнила. Завела в комнату и начала возбуждать… ну… рукой. Я уже ничего не мог сделать. Это у меня первый раз в жизни. Я бы ничего не смог, но она оказалась не девочкой…
— Нет!!! - мой голос взвился до визга. Твилл оказалась рядом со мной и обняла меня за плечи.
— Он врет!!! Он…
— Я знаю, - непривычно мягко сказала следовательница.
— Она говорила, у нее до меня уже был не один…
Я рыдала и дергалась в руках Твилл. Она быстро погасила видеон с пульта, потом взяла платок и вытерла мне нос.
— Успокойся… перестань, Кристиана. На, выпей.
Мои зубы застучали о край стакана.
— Он тоже утверждает, что ничего не знает о твоей беременности. Сомневается, что это его ребенок.
— Его, - прошептала я.
— Я просто хочу, чтобы ты знала, - твердо сказала Твилл, - это ничего не меняет. Не думай, что кто-то поверит тому, что Ней говорит. Мы не идиоты, пойми. Просто так оговорить человека в наше время, слава Богу, практически невозможно. В его показаниях масса противоречий. К тому же мы поговорили со свидетелями - его соседи по комнате, твои соседки, вахтеры конвиктусов. То, что он лжет, для нас очевидно. И он лжет с целью обелить себя и обеспечить себе статус невинно совращенного и сохранить место в Школе.
— У меня никого не было… до него, - прошептала я, - и я… была девочкой.
Твилл кивнула.
— Это неважно, Дейлори. Я показала вам эту запись с единственной целью - на всякий случай, чтобы вы знали, что это за человек.
Она поднялась.
— Посидите здесь немного. Скоро я вам выпишу пропуск, и вы пойдете домой. Мне надо уладить кое-что.
Я не могла больше ни о чем думать.
Боже, Боже, за что же Ты так наказываешь меня? Почему все так? Почему? Да нет, я знаю, что виновата… прелюбодеяние. Заповедь нарушена. Но неужели же это такой страшный грех, в наше-то время… Почему же я этого не чувствую? Я хотела любви. Только любви. Я готова была все отдать ради любимого… Чувство острой несправедливости - откуда оно?
Дверь открылась. Я не обернулась - ясно, это Твилл. Сейчас мне выпишут пропуск и отпустят домой. Легко отделалась, всего один допрос… Вошедший остановился напротив меня. Нет, не Твилл… Я подняла голову. И с содроганием узнала Йэна.
Он был в полевой дисовской форме, серой, с нашитыми на воротник крестиками.
И он смотрел на меня. Уничтоженную, раздавленную… ну зачем, зачем он приперся сюда? Это не его отдел, он контрразведчик. Неужели приятно видеть мой позор?
Йэн сел. Не за стол, но и не слишком близко ко мне. Взял вторую табуретку и поставил у другого края стала. Его табуретка была чуть ниже моей, высокой, и теперь мы находились на одном уровне.
— Крис… - тихо сказал он.
Я зло посмотрела на него.
— Крис…
— Ну что?!
Я сама поразилась своей вспышке. Да, я злилась на него - но чтобы вот так? Я ведь и вообще спокойная, у меня за всю жизнь не было ни одной истерики. Я скорее буду тихо плакать в углу, если что. А тут… как будто все мое чувство несправедливости, все желание отомстить кому-то неведомому, наконец нашли свой выход - нашли того, кто виноват во всем… хотя это и чушь…
— Что?! - закричала я на него, - тебе так интересно, да? Да, я вот такая!!! Вот такая!!! Я блудница! Вот полюбуйся, пожалуйста!!! Приперся, смотри! Хочешь, стриптиз тут тебе устрою? Я могу!
— Крис, - сказал он тверже, и я замолчала, с ненавистью глядя на бывшего жениха.
Еще только не хватает, чтобы он начал наливать мне сок и вытирать сопли.
— Крис, ты меня прости, - сказал он, - я и на самом деле виноват перед тобой.
Он помолчал.
— Прости меня, если сможешь, ладно? И… не говори такого о себе. Ты очень хорошая, Крис. Ты самая лучшая. Я… я тебя очень люблю, - его голос сорвался в шепот, - Ты… очень чистая, очень светлая. Ты прости, что я пришел сейчас, сюда… Просто это последняя, может быть, возможность тебя увидеть. Ты же не хотела меня видеть… А тут… да, я воспользовался. Извини. Если ты хочешь, я сейчас же уйду.
Я молчала. И он продолжил.
— Крис, ты меня прости… я оказался слишком слабым. Я… тебя бросил. Теперь тебе плохо… ты слишком чистая для этого мира. Слишком хорошая. Такие, как ты… с такими обязательно что-нибудь случается. Если это на войне, то они обязательно первыми гибнут. Здесь… с тобой вот такое случилось. Я хотел… знаешь, когда я тебя первый раз там увидел, я это сразу понял. Понял, что ты для этого мира слишком хорошая. Я такие глаза только один раз видел… у одного парня. В Кари. Его потом шерги схватили. Я подумал, что может быть… я недостоин тебя, это понятно. Ну кто я такой, обыкновенный вояка, только убивать и умею. Но может быть, по крайней мере, я смогу тебя защитить. Чтобы с тобой ничего такого не случилось. Я только поэтому и рискнул вообще… ну за тобой ухаживать, и все. И потом… я виноват во всем.
— Да ты что, - сказала я наконец, - в чем же ты виноват?
В груди клокотало. Господи, ну почему так? Почему я полюбила сволочь и предателя? А этого человека… хорошего, настоящего человека - я не люблю… да, все-таки не люблю. Разве можно это сравнить с моими чувствами к Юлиану?
— Это же я тебя бросила.
— Да, но… - Йэн не договорил, - знаешь, Крис, это честно… ты меня прости, что я в такой обстановке, так нельзя, конечно. Но ты потом уедешь. Знаешь что, Крис? Ведь еще не поздно. Ты… - он напрягся, отвел глаза и выговорил, - может, выйдешь за меня замуж? Ребенка я усыновлю.
Я молчала, пораженная в самое сердце.
— Я знаю… ты плохо относишься к моей работе. Но ведь работа ни при чем… Мы будем просто жить с тобой. Я ведь… я люблю тебя, Крис.
— Работа ни при чем, - повторила я эхом. И в самом деле, мне сейчас все эти заморочки такой чушью казались. Убийца… инквизитор. Ну и что?
— Йэн, да зачем я тебе сдалась? Из школы меня выгонят…
— Ну и что, какая разница?
Мы оба молчали. Глядели в пол. А ведь он прав. Как хорошо было бы. Плюнуть на них на всех. Ну не буду я врачом… это уже неизбежно. Зато будет нормальная семья. Много детей. Будем в парк ходить по воскресеньям. Я буду гордиться, а не стыдиться себя самой. Ходить не в одиночестве, таясь от людей, пряча своего малыша, а с гордостью вышагивать рядом с высоким красавцем в престижной дисовской форме. Он меня любит. Понимает. Конечно, обстановка и вправду аховая, получается, я кидаюсь в его объятия от безысходности. Унизительно для меня как-то. Но… давай уж честно? Йэн - последний человек, который мне когда-либо это припомнит. Наоборот, вот сидит и смотрит на меня так, как будто от моего слова зависит вся его судьба. Просто уже из милосердия к нему нельзя отказывать…
— Йэн… ты хороший, - выговорила я с трудом.
— Я плохой, но это неважно…
— Ты мне правда веришь? Веришь, что я…
— Я видел запись допроса этого твоего… Крис. Я верю в то, что ты полюбила этого человека. Что он воспользовался этим и соблазнил тебя. Что он отлично знал о твоей беременности, но не подумал взять на себя ответственность. Я не только верю, но знаю, потому что наши все это установили. Крис, ну ты знаешь, это все такая пыль… такая дрянь. Просто самые чистые и невинные, как ты, не способны противостоять… таким вот…
Я вздохнула.
— Нет, Йэн. Не такая уж я чистая и невинная… зря ты так обо мне.
— А я верю, - сказал он упрямо, - верю, что ты такая.
— Йэн… ты вот говоришь обо мне так много хорошего… ведь разочарование будет. Пойми… это я виновата. Перед тобой. И вообще. Знаешь… разбитую вазу уже не склеить. Все равно трещины останутся. Девчонок хороших много. Ну что тебе именно я…
Я едва удержалась, чтобы не разреветься. Удержала меня именно мысль, что ведь Йэн обязательно кинется утешать…
Да, все это очень хорошо. Очень правильно и красиво. Выйти замуж. Наплевать на всех. Йэн не обидит.
Только вот одна загвоздка - врать ему я не могу.
Я все еще люблю Юли.
И даже, может быть, дело не в чувствах. Не в любви там какой-то. Юли ведь тоже со мной теперь не будет. Зачем я ему… была развлечением, теперь я уеду, и все. Мне так и так придется его забыть.
Дело в том, что никак я не могу разделить настроения Йэна в отношении Юли. Муж и жена - единое целое. А если так, то придется рассказать всю правду. Не могу я лгать своему мужу. Священнику уже лгала, было дело, точнее - замалчивала правду. Но мужу… не смогу никак. И тогда надо рассказать про предложение Юли. Со всеми вытекающими для него последствиями.
А я ведь люблю его, козла и идиота. Да, он поступил ужасно. Он оболгал меня. Да и это предложение убить ребенка… его же ребенка! Это, пожалуй, еще хуже убийств, который Йэн совершал на войне. Но… мое сознание раздвоилось. С одной стороны, я констатировала факт мысленно - да, Юли подлец, лгун и негодяй. По крайней мере, поступает как подлец. С другой… я почему-то уверена, что внутри он хороший. Настоящий. Добрый. Он ведь очень добрый. Он умеет любить. Такой ласковый. Так матери любят своих детей, даже если дети становятся подлецами. Так же вот и я к Юли… что бы он ни сделал - я все прощу. Даже если он негодяй, шпион и убийца - я все равно буду с ним. Потому что люблю. А раз любишь - то веришь в хорошее, что бы человек ни сотворил.
А Йэна - нет. Так я его не люблю. Я восхищаюсь им, он хороший человек, да. Но…
Это будет просто нечестно - по отношению к нему же.
— Йэн, прости, - сказала я, - Нет. Я не могу за тебя замуж. Я… я все равно люблю Юлиана.
Я получила в деканате справку об окончании трех курсов высшей школы. С этой справкой можно будет устроиться медсестрой. Тоже не так уж плохо. Мне сейчас не о том надо думать. О ребенке.
Это будет девочка. В последний раз уже уверенно сказали - дочка.
Я отправилась собирать вещи - пока нет Тавиты и Вики. Девчонки на лекциях. Конечно, прощаться с ними и все такое - это неизбежно. Но хоть собраться спокойно. Тавита вчера белугой ревела. Как будто без нее не тошно.
Хотя теперь мне уже было почти все равно. Не так уж все важно. Выгнали - ну и что. Видно, гормоны уже вовсю начали действовать. Я думала о дочке. Как назову… Может быть, Софи, в честь моей мамы? Или Мейди… Нет, Мейди - покровительница врачей. Почему-то упорно лезло имя Элис. Не знаю, почему. Сама удивляюсь. Никогда оно мне особенно не нравилось. Да и история святой Элисабет из Евангелия никогда уж так особенно меня не трогала.
Я сняла со стены Распятие, стала заворачивать его в ткань. По крайней мере, теперь можно не лгать. Нормально исповедоваться и причащаться. К отцу Тимо я не решусь пойти - это признаваться в своей лжи… я на глаза-то ему боялась попасть. Там, в Бетлехеме, схожу к приходскому священнику. Может, к отцу Маркусу, он меня крестил, помнит с малолетства.
В дверь постучали.
— Да! - крикнула я. Обернулась. Застыла. На пороге стоял Юлиан.
— Можно? - тихо спросил он.
Бледное, какое-то очень серьезное лицо. Нашлепка лейкопластыря на локтевом сгибе.
— Заходи, - сказала я равнодушно.
— Собираешься? - спросил он, кивнув на мой открытый чемодан.
— Да. А ты - нет?
— Я уже собрал вещи… куда едешь-то?
— В Бетлехем. К маме.
Я стала складывать свою куртку. Юлиан сидел у стола. Молчал непривычно.
— Тебя там… не сильно мучили? - спросил он осторожно.
— Да нет, - я не удержалась от ехидства, - хотя ты сделал все возможное для этого.
— Крис…
— Я видела запись твоего допроса.
— Крис, ну не строй дурочку, а? Да, я постарался представить все так, как выгодно нам обоим. Красиво все бывает только в кино.
— Нам обоим?
— Да, нам обоим. Нам обоим выгоднее было бы, если бы меня не поперли из школы. А тебе все равно ничего не было бы. Беременных запрещено допрашивать с применением спецметодов. У них с этим строго.
— Да, они ничего такого не применяли.
— Я просто хотел сделать так, чтобы всем было лучше. Ты что, всерьез все это восприняла? Иногда надо и соврать, для дела.
— Может быть, - равнодушно сказала я.
— Ну не обижайся…
— Да не обижаюсь я, с чего ты взял? Мне все равно.
— Крис… -он помолчал, - я знаешь что хотел сказать? Зачем тебе ехать в Бетлехем?
— А куда? Есть другие предложения?
— Да, есть, - он встал, подошел ко мне, - поедем лучше в Эфес?
— Это еще почему?
— Ну… я из Эфеса родом. Будем там жить. Поженимся.
Куртка выпала из моих рук.
— Юли…
Он обнял меня. Я уткнулась лицом ему в грудь и зарыдала.
— Юли, как же мы жить будем?
КРЕСТ ИМПЕРИИ. ЧАСТЬ 2.
ЧАСТЬ 2.
Год от Рождества Христова 982
Год Основы 4192
Априллис/Сезон Рош
Анграда.
"Архиепископ Салейра провел вчера рабочую встречу с Императором. Вэйн IV отметил несомненно живительное воздействие последних решений Ордена на внешнюю политику нашей страны. Так, например, энциклика хавенской Комиссии по государственным вопросам "Опус Каритатис" открывает серьезные возможности для Диаконии Внешних Сношений по работе в тех странах, установление дипломатических отношений с которыми пока не удается…"
Я краем глаза наблюдал за архиепископом на экране видеона. Салейра сдал в последнее время. А кого Орден поставит ему на смену? Неужели выберут Тиссе, он молод и энергичен, но его политика… не уверен, что она будет успешной. Впрочем, об этом рано думать. Салейра стар, но относительно здоров. Для своих восьмидесяти. Он выдержит еще какое-то время. Должен выдержать. Положение Эдоли сейчас не самое легкое. Да и Вэйн артачится. Все дело в том, что император - терциарий, вроде меня, он не монах-хавен. Мирские дела ему, в общем, ближе, чем дела Ордена. Он поддерживает власть диаконий, профессионалов - против духовной, всегда, когда возникает противостояние. С моей точки зрения, назначение Вейна было ошибкой Ордена. Даже в дохристианские времена Империей правили только хавены. Наша страна не может жить иначе… Все эти мысли скакали по поверхности моего сознания, привычно уже, Тата тарахтела клавиатурой, сосредоточенно уставясь в монитор. Интересно, где шеф? Обычно если уж он вызывает, то ждать не приходится. Наконец дверь открылась. Я встал, слегка поклонившись.
— А, Савинта, извините. Меня срочно вызвали к внешникам. Заходите, пожалуйста.
Я вошел вслед за ним и прикрыл дверь. Шеф привычно перекрестился на Распятие, я сделал то же самое.
— Садитесь, Савинта. Значит, с Белыми Целителями покончено?
— Да, вчера я передал дело в суд.
— Но компромата немного, нет? Я имею в виду - помимо самой запрещенной деятельности?
— Компромата немного. Доказано шарлатанство. Мы зафиксировали три отказа их пациентов от помощи официальной медицины. В одном случае наступили тяжкие последствия.
— Да-да, припоминаю - та девочка…
— С врожденным иммунодефицитом. Мать попыталась лечить ее у Белых Целителей, они применяли энергетический массаж и магию. Результат, конечно, нулевой. Вообще надо сказать, совершенно неэффективные целители на этот раз попались. В других случаях хоть иногда излечение наступает. У девочки в результате - тяжелая остеосаркома.
— Ну это тянет минимум на пять лет, в совокупности с собственно магией…
Я пожал плечами.
— Это решит суд.
— А что у вас с той ведьмой? Как ее - Милина?
— С ней заканчивает Бен. Там, похоже, ничего доказать не удастся, последствий нет. Только занятия магией, привороты и прочее - она это и сама признает.
— А насчет следа биргенов - не копали?
— Там, похоже, чисто, - ответил я. Шеф все еще верит в биргенов - я лично нет. Биргены - это далекое прошлое. Хотя, конечно, кто-то инициирует всех этих ведьм и колдунов, передает традиции. Ведь самому человеку не придет в голову заняться колдовством. Взять ту же Милину, я ее допрашивал - нормальная женщина, училась в обычной школе, по профессии дизайнер. Даже христианка, справка из прихода имеется. Откуда бы у нее взялись все эти идеи? То есть я, конечно, выяснил, откуда - но цепочку за давностью уже не проследить. Она уже лет пятнадцать в одиночку работает.
Но особого видимого вреда не принесла. Обычная шарлатанка. Или последствия нам не удалось обнаружить. Получит свой стандартный год исправительных работ, и все дела. Плюс покаяние в собственном приходе, конечно. Это уже добровольно - но я не думаю, что она добровольно пойдет каяться.
— Ну хорошо, - Лавен достал из ящика стола пластиковую папку с грифом, - а это вам новенькое… отдохнуть, к сожалению, не получится. Файл с содержанием я уже кинул вам на диск. Здесь - бумага.
Я принял папку и кивнул, глядя на шефа.
— Дело несложное, - сказал он, - банальщина. Самоубийство. В наш отдел передали по заявлению матери. Там, в папке. Я думаю, справитесь быстро…
— Сделаем, - ответил я.
— Ну и что я еще хотел сказать… Йэн, в субботу мы отмечаем - помнишь что? Тебя ждать?
Я улыбнулся.
— Да, конечно. К девятым примерно?
— Да, где-то так.
Дело выглядело действительно банальным. Все мои были в разгоне - Бен заканчивал с Белыми Целителями, Эннию я послал на инспекцию, а брат Климент торчал на курсах, которые нам так некстати навязали. Я тщательно просмотрел файл и бумажные документы - они сводились к единственному заявлению матери умершего, а также весьма неподробному дневнику парня, который мать приложила к письму.
Значит так. Игнатис Лойра, 24 лет, профессия - инженер-гидравлик, церковь не посещал с момента окончания Высшей Политехнической школы. Аттестации по работе - весьма положительные. Девушки, судя по всему, не было. Алкоголизм, наркомания - никаких признаков. Психически здоров. Хобби - альтернативные оздоровительные системы (ну да - это наш человек). Например, занимался лечебным голоданием, гимнастикой по системе Медара, читал джангарские рукописи. В свободное время встречался с друзьями (характеристики друзей - ничего уж очень подозрительного, хотя зацепки есть). Самоубийство - по крайней мере создается такое впечатление - совершилось внезапно. Как гром среди ясного неба. В личной жизни неприятностей не было, в профессиональной - только что признали мелкое изобретение, предложенное им, и поощрили внесением в личное дело. Никаких особенных событий не происходило. Депрессии не отмечалось - месяц назад прошел медико-психологическую диспансеризацию, родные и друзья падения настроения не замечали. Просто внезапно человек выпил в одиночку бутылку грапса и решил, что дальше жить не стоит. Залез в ванну и джангарским декоративным клинком вскрыл себе вены.
Ну что ж, бывает и такое.
Парень жил один, в однокомнатном блоке. С матерью последний раз виделся за три дня до смерти. Заподозрить ничего было нельзя.
Мать (Тиэла Лойра, 48 лет, оператор автоматической линии) предполагает, что гибель сына была спровоцирована. В доказательство она приводит его дневник, где есть записи, лично ей непонятные. Просит Инквизицию разобраться…
Я просмотрел дневник. Собственно, не дневник даже - сборник записей. Не знаю, как мать погибшего, а я лично половину записей там не понял. Писал парень довольно редко. Разными стильями. Часть, видимо, деловые пометки - "9к.Пл.Мира,Ал.", "Взять 2б.мол,1хл.,сыр ден.", "Спр.насч.покрытия пресса". Изречения, в основном джангарские сентенции: "Умные не бывают учены; ученые не бывают умны", "Мудрец избегает всякой крайности", "Побеждающий других силен, а побеждающий себя самого себя могуществен", "Причина того, что трудно управлять народом, заключается в том, что народ просвещается и в нем много умных". Кое-где попадались четверостишия и цитаты. И собственно, краткие дневниковые записи. "Были у А., смотрели записи по вэльскому искусству, заинтересовали медитативные круги. А. утверждает, что это заимствование у хавенов". "Плавал вчера в бухте, 6 км - теряю форму". "Небо очень чистое, облако необычной формы, бело-синее, словно крест и кольцо вокруг верхней перекладины. Крест неровный, но все равно". Весь дневник был выдержан примерно в таком духе.
Последние записи мне и самому показались странными. Совершенно чистая страница, и на ней три одинаковые надписи разными чернилами, причем почерк все хуже и хуже.
"Я должен сделать это.
Я должен сделать это.
Я должен сделать это"
Очевидно, что надписи делались не одновременно, а в разное время, в разном душевном состоянии. Отдам, конечно, графологам, но это и мне видно.
А перед тем на странице - почему-то пустой, и почему-то в самом центре - стояло следующее:
"Спящий проснулся".
В общем, конечно, Тиэла Лойра обратилась по верному адресу. Увидев такие записи, я бы и сам взялся за проверку.
На обыск мы поехали с Беном. Комната погибшего была опечатана. Местный дектор Легиона пропустил нас в блок.
— Здесь ничего не трогали, - пояснил он, - но вынесли тело и убрали ванную.
Ну что ж, рассчитывать на то, что удастся осмотреть труп и место происшествия - конечно, бессмысленно. Прошло уже два дня. Хорошо, что еще комнату не распотрошили. С результатами судмедэксперта я уже ознакомился - вскрыты вены, смерть от кровопотери, умеренное алкогольное опьянение, больше ничего не обнаружено.
Игнатис Лойра уже и по дневнику показался мне личностью незаурядной. Жилище подтверждало это впечатление. Две джангарские маски на стенах - кажется, изображения духов Нижнего Мира. Библиотека - много поэзии, хавены, 2й век, переводные романы в стиле "текучего реализма", несколько самиздатовских аккуратно переплетенных пособий на темы лечебного голодания, гимнастики, аутотренинга. Кровати в комнате нет, парень спал на циновке. Техники - тоже нет. Никакой. Даже самого заурядного циллоса. Даже стационарного дискона. Курительная чаша, в ней две трубки. Странно, не мог же он курить при всем этом. Пепла в чаше нет, видимо, вещь декоративная. На одной из стен - объемная картина - пейзаж. Водопад, джунгли, косо падающие лучи солнца. Очень приятная вещь. Я просмотрел ящики письменного стола. Несколько дневников, похожих на тот, что уже приложен к делу. Записи, похоже, рабочие, что-то о гидравлике, формулы. Все - от руки. Очень полезная вещь - адресная книжка. Тетради, вроде бы, еще школьных времен. Перепечатки по оздоровительным системам. Все это я аккуратно уложил в кейс - посмотрим потом более тщательно. Бен тем временем занимался планомерным обыском. Вряд ли, конечно, что-то удастся найти, но сделать надо.
Год Основы 4192
Априллис/Сезон Рош
Анграда.
"Архиепископ Салейра провел вчера рабочую встречу с Императором. Вэйн IV отметил несомненно живительное воздействие последних решений Ордена на внешнюю политику нашей страны. Так, например, энциклика хавенской Комиссии по государственным вопросам "Опус Каритатис" открывает серьезные возможности для Диаконии Внешних Сношений по работе в тех странах, установление дипломатических отношений с которыми пока не удается…"
Я краем глаза наблюдал за архиепископом на экране видеона. Салейра сдал в последнее время. А кого Орден поставит ему на смену? Неужели выберут Тиссе, он молод и энергичен, но его политика… не уверен, что она будет успешной. Впрочем, об этом рано думать. Салейра стар, но относительно здоров. Для своих восьмидесяти. Он выдержит еще какое-то время. Должен выдержать. Положение Эдоли сейчас не самое легкое. Да и Вэйн артачится. Все дело в том, что император - терциарий, вроде меня, он не монах-хавен. Мирские дела ему, в общем, ближе, чем дела Ордена. Он поддерживает власть диаконий, профессионалов - против духовной, всегда, когда возникает противостояние. С моей точки зрения, назначение Вейна было ошибкой Ордена. Даже в дохристианские времена Империей правили только хавены. Наша страна не может жить иначе… Все эти мысли скакали по поверхности моего сознания, привычно уже, Тата тарахтела клавиатурой, сосредоточенно уставясь в монитор. Интересно, где шеф? Обычно если уж он вызывает, то ждать не приходится. Наконец дверь открылась. Я встал, слегка поклонившись.
— А, Савинта, извините. Меня срочно вызвали к внешникам. Заходите, пожалуйста.
Я вошел вслед за ним и прикрыл дверь. Шеф привычно перекрестился на Распятие, я сделал то же самое.
— Садитесь, Савинта. Значит, с Белыми Целителями покончено?
— Да, вчера я передал дело в суд.
— Но компромата немного, нет? Я имею в виду - помимо самой запрещенной деятельности?
— Компромата немного. Доказано шарлатанство. Мы зафиксировали три отказа их пациентов от помощи официальной медицины. В одном случае наступили тяжкие последствия.
— Да-да, припоминаю - та девочка…
— С врожденным иммунодефицитом. Мать попыталась лечить ее у Белых Целителей, они применяли энергетический массаж и магию. Результат, конечно, нулевой. Вообще надо сказать, совершенно неэффективные целители на этот раз попались. В других случаях хоть иногда излечение наступает. У девочки в результате - тяжелая остеосаркома.
— Ну это тянет минимум на пять лет, в совокупности с собственно магией…
Я пожал плечами.
— Это решит суд.
— А что у вас с той ведьмой? Как ее - Милина?
— С ней заканчивает Бен. Там, похоже, ничего доказать не удастся, последствий нет. Только занятия магией, привороты и прочее - она это и сама признает.
— А насчет следа биргенов - не копали?
— Там, похоже, чисто, - ответил я. Шеф все еще верит в биргенов - я лично нет. Биргены - это далекое прошлое. Хотя, конечно, кто-то инициирует всех этих ведьм и колдунов, передает традиции. Ведь самому человеку не придет в голову заняться колдовством. Взять ту же Милину, я ее допрашивал - нормальная женщина, училась в обычной школе, по профессии дизайнер. Даже христианка, справка из прихода имеется. Откуда бы у нее взялись все эти идеи? То есть я, конечно, выяснил, откуда - но цепочку за давностью уже не проследить. Она уже лет пятнадцать в одиночку работает.
Но особого видимого вреда не принесла. Обычная шарлатанка. Или последствия нам не удалось обнаружить. Получит свой стандартный год исправительных работ, и все дела. Плюс покаяние в собственном приходе, конечно. Это уже добровольно - но я не думаю, что она добровольно пойдет каяться.
— Ну хорошо, - Лавен достал из ящика стола пластиковую папку с грифом, - а это вам новенькое… отдохнуть, к сожалению, не получится. Файл с содержанием я уже кинул вам на диск. Здесь - бумага.
Я принял папку и кивнул, глядя на шефа.
— Дело несложное, - сказал он, - банальщина. Самоубийство. В наш отдел передали по заявлению матери. Там, в папке. Я думаю, справитесь быстро…
— Сделаем, - ответил я.
— Ну и что я еще хотел сказать… Йэн, в субботу мы отмечаем - помнишь что? Тебя ждать?
Я улыбнулся.
— Да, конечно. К девятым примерно?
— Да, где-то так.
Дело выглядело действительно банальным. Все мои были в разгоне - Бен заканчивал с Белыми Целителями, Эннию я послал на инспекцию, а брат Климент торчал на курсах, которые нам так некстати навязали. Я тщательно просмотрел файл и бумажные документы - они сводились к единственному заявлению матери умершего, а также весьма неподробному дневнику парня, который мать приложила к письму.
Значит так. Игнатис Лойра, 24 лет, профессия - инженер-гидравлик, церковь не посещал с момента окончания Высшей Политехнической школы. Аттестации по работе - весьма положительные. Девушки, судя по всему, не было. Алкоголизм, наркомания - никаких признаков. Психически здоров. Хобби - альтернативные оздоровительные системы (ну да - это наш человек). Например, занимался лечебным голоданием, гимнастикой по системе Медара, читал джангарские рукописи. В свободное время встречался с друзьями (характеристики друзей - ничего уж очень подозрительного, хотя зацепки есть). Самоубийство - по крайней мере создается такое впечатление - совершилось внезапно. Как гром среди ясного неба. В личной жизни неприятностей не было, в профессиональной - только что признали мелкое изобретение, предложенное им, и поощрили внесением в личное дело. Никаких особенных событий не происходило. Депрессии не отмечалось - месяц назад прошел медико-психологическую диспансеризацию, родные и друзья падения настроения не замечали. Просто внезапно человек выпил в одиночку бутылку грапса и решил, что дальше жить не стоит. Залез в ванну и джангарским декоративным клинком вскрыл себе вены.
Ну что ж, бывает и такое.
Парень жил один, в однокомнатном блоке. С матерью последний раз виделся за три дня до смерти. Заподозрить ничего было нельзя.
Мать (Тиэла Лойра, 48 лет, оператор автоматической линии) предполагает, что гибель сына была спровоцирована. В доказательство она приводит его дневник, где есть записи, лично ей непонятные. Просит Инквизицию разобраться…
Я просмотрел дневник. Собственно, не дневник даже - сборник записей. Не знаю, как мать погибшего, а я лично половину записей там не понял. Писал парень довольно редко. Разными стильями. Часть, видимо, деловые пометки - "9к.Пл.Мира,Ал.", "Взять 2б.мол,1хл.,сыр ден.", "Спр.насч.покрытия пресса". Изречения, в основном джангарские сентенции: "Умные не бывают учены; ученые не бывают умны", "Мудрец избегает всякой крайности", "Побеждающий других силен, а побеждающий себя самого себя могуществен", "Причина того, что трудно управлять народом, заключается в том, что народ просвещается и в нем много умных". Кое-где попадались четверостишия и цитаты. И собственно, краткие дневниковые записи. "Были у А., смотрели записи по вэльскому искусству, заинтересовали медитативные круги. А. утверждает, что это заимствование у хавенов". "Плавал вчера в бухте, 6 км - теряю форму". "Небо очень чистое, облако необычной формы, бело-синее, словно крест и кольцо вокруг верхней перекладины. Крест неровный, но все равно". Весь дневник был выдержан примерно в таком духе.
Последние записи мне и самому показались странными. Совершенно чистая страница, и на ней три одинаковые надписи разными чернилами, причем почерк все хуже и хуже.
"Я должен сделать это.
Я должен сделать это.
Я должен сделать это"
Очевидно, что надписи делались не одновременно, а в разное время, в разном душевном состоянии. Отдам, конечно, графологам, но это и мне видно.
А перед тем на странице - почему-то пустой, и почему-то в самом центре - стояло следующее:
"Спящий проснулся".
В общем, конечно, Тиэла Лойра обратилась по верному адресу. Увидев такие записи, я бы и сам взялся за проверку.
На обыск мы поехали с Беном. Комната погибшего была опечатана. Местный дектор Легиона пропустил нас в блок.
— Здесь ничего не трогали, - пояснил он, - но вынесли тело и убрали ванную.
Ну что ж, рассчитывать на то, что удастся осмотреть труп и место происшествия - конечно, бессмысленно. Прошло уже два дня. Хорошо, что еще комнату не распотрошили. С результатами судмедэксперта я уже ознакомился - вскрыты вены, смерть от кровопотери, умеренное алкогольное опьянение, больше ничего не обнаружено.
Игнатис Лойра уже и по дневнику показался мне личностью незаурядной. Жилище подтверждало это впечатление. Две джангарские маски на стенах - кажется, изображения духов Нижнего Мира. Библиотека - много поэзии, хавены, 2й век, переводные романы в стиле "текучего реализма", несколько самиздатовских аккуратно переплетенных пособий на темы лечебного голодания, гимнастики, аутотренинга. Кровати в комнате нет, парень спал на циновке. Техники - тоже нет. Никакой. Даже самого заурядного циллоса. Даже стационарного дискона. Курительная чаша, в ней две трубки. Странно, не мог же он курить при всем этом. Пепла в чаше нет, видимо, вещь декоративная. На одной из стен - объемная картина - пейзаж. Водопад, джунгли, косо падающие лучи солнца. Очень приятная вещь. Я просмотрел ящики письменного стола. Несколько дневников, похожих на тот, что уже приложен к делу. Записи, похоже, рабочие, что-то о гидравлике, формулы. Все - от руки. Очень полезная вещь - адресная книжка. Тетради, вроде бы, еще школьных времен. Перепечатки по оздоровительным системам. Все это я аккуратно уложил в кейс - посмотрим потом более тщательно. Бен тем временем занимался планомерным обыском. Вряд ли, конечно, что-то удастся найти, но сделать надо.