– Ах! Монсеньор, не заставляйте меня плакать! – заскулил трактирщик.
   Он и вправду отер рукой увлажнившиеся глаза, что не помешало ему тотчас выполнить приказание вспыльчивого господина. Мэтр Люро, прихватив жену, поспешно покинул свои владения… Но не прошел он и пятидесяти шагов, как внезапно вспомнил, что в гостинице, которую он целиком сдал незнакомому дворянину, остался Коголен, тоже заплативший вперед за пустую комнату. Люро решил было вернуться обратно и выставить Коголена, но опасаясь, что суровый сеньор спустит с него, нерадивого хозяина, шкуру, махнул на все рукой и продолжил свой путь.
   А оставшийся в гостинице дворянин, убежденный, что в доме никого нет, забросил связку ключей в угол, вынув из нее только один – от наружной двери; эту дверь нарядный господин старательно запер и зашагал прочь. Люро перед уходом позакрывал ставни на окнах, и гостиница выглядела теперь заброшенной и необитаемой. И тем не менее в ней был один обитатель – Коголен; притаившись на верхней ступеньке лестницы, он присутствовал при сделке, которую незнакомый дворянин заключил с мэтром Люро. Сперва оруженосец, не на шутку расстроившись, проклинал нового соседа на чем свет стоит, но, поразмыслив хорошенько, решил, что господин столь важного вида вряд ли станет жить в такой никудышней гостинице; незнакомец наверняка снял ее, чтобы устроить склад какой-нибудь контрабанды. Эта мысль успокоила Коголена, и он отправился в свою клетушку.
   Наступила ночь. Коголен, прикинув, что хозяину самое время вернуться, спустился по наружной лестнице во двор, вышел через ворота и принялся расхаживать по дороге. Оруженосец уже начал опасаться, что шевалье не появится этой ночью, но тут различил в темноте его силуэт.
   Бросившись к хозяину, Коголен поведал ему о печальной судьбе «Генриха Великого».
   – Ничего страшного, – успокоил слугу шевалье, – седлай лошадей, и мы поищем более достойное жилье. Можно остановиться в «Золотой ветви», что около Лувра, скоро мне наверняка придется часто заглядывать во дворец к королю. К тому же мы теперь богаты, у нас в кошельке сто восемьдесят пистолей.
   – Нет, – возразил Коголен, – эту ночь лучше провести на старом месте. Тут спокойнее… Из сена и соломы я устроил на чердаке такую спальню, какой вы нигде не найдете. Ого! – внезапно вздрогнул слуга. – Неужели за нами следят? Там кто-то есть!
   – Где? – спросил шевалье, хватаясь за шпагу.
   – Вон там! – прошептал оруженосец. – Скользнула какая-то тень! Берегитесь!
   Капестан посмотрел в указанном направлении и тоже явственно различил во тьме какую-то фигуру. Он бросился во мрак, но никого не обнаружил. Кто бы ни прятался в ночи – человек, зверь или призрак – он бесследно исчез.
   – Ба! – воскликнул Капестан. – Похоже, мы спугнули какого-то заплутавшего голодного бедолагу!
   И шевалье со слугой пошли к воротам. Когда шаги двух мужчин затихли, из темноты на дорогу выбрался человек, только что лежавший ничком на обочине; он облегченно вздохнул.
   «Уф! Я думал, пришел мой последний час! Дальше идти не стоит, он возвращается в гостиницу, это ясно. Но что он делал в доме Мари Туше? И как туда проник? Ладно, скоро узнаем, этой ночью его собираются арестовать люди Кончини. Во всяком случае, надо немедленно доложить обо всем Ришелье.»
   И Лаффема удалился.
   У шевалье де Капестана не было на свете никого, кроме Коголена; тот значил для юноши куда больше, чем просто преданный слуга. В этот вечер молодому человеку непременно надо было рассказать кому-нибудь о своем счастье, и он изливал душу Коголену. Капестан говорил, Коголен слушал. Шевалье уже собрался в деталях расписать свои планы на будущее, как вдруг раздался громкий храп, прояснивший причину загадочного молчания единственного слушателя. Капестан не стал обижаться, а хорошенько встряхнул своего нерадивого конфидента.
   – Коголен! – строго произнес шевалье. – Или ты будешь слушать, или я вышвырну тебя в окошко прямо на дорогу!
   – Что вы, сударь! Я ловлю каждое ваше слово! – заверил хозяина сразу же проснувшийся Коголен.
   – Ты не ловишь, а испускаешь, и не слова, а звуки. И звуки эти называются храпом! – обличительным тоном заявил юноша.
   Тут внимание шевалье привлек подозрительный шум. Перед дверью гостиницы кто-то остановился… Коголен тоже вскочил на ноги. Они приблизились к чердачному оконцу и в свете фонаря, который держал в руках топтавшийся внизу мужчина, увидели большую, прикрытую холстиной повозку; вокруг нее суетилось несколько человек. Вскоре эти люди начали сгружать поклажу на землю.
   – Побыстрее! – подгонял их мужчина с фонарем.
   – Надо же! – пробурчал Коголен. – Так я и думал. Тот самый сеньор, который снял гостиницу!
   – Какой сеньор? – удивился Капестан. Коголен рассказал о последней сделке мэтра Люро.
   – Я полагаю, – добавил оруженосец, – что этот сеньор хочет устроить тут склад контрабанды. Поглядите-ка, они уже перетаскивают в большой зал свое добро.
   И правда, ночные труженики усердно сбрасывали с повозки и переносили в дом какие-то тюки. Через двадцать минут дело было сделано и руководивший операцией человек запер дверь гостиницы. Вскоре послышался шум отъезжавшей повозки, гулко подпрыгивавшей на ухабах, хотя Капестан успел заметить, что колеса ее были заботливо обернуты соломой.
   – Пошли полюбуемся на контрабанду, – предложил шевалье.
   Они спустились по лестнице. Уже начинало светать, но большой зал все еще был погружен во тьму. Коголен зажег фонарь. Прислонившись к стене, в зале выстроились в ряд пятьдесят аркебуз и пятьдесят пик; на древке каждой пики висел солидный кинжал, а к аркебузам были привязаны пистолеты.
   – Вот это да! – изумился Капестан. – Контрабандное оружие!
   На расстеленном в углу полотне лежала груда одежды, похожей на обмундирование королевской гвардии. Капестан протянул руку и наугад выхватил из кучи первую попавшуюся вещь – это оказалась кожаная кираса, которую носили поверх колета.
   – Кто-то готовится к уличным боям! – шевалье даже побледнел.
   На груди и на спине кирасы была вышита буква Л – инициал Людовика XIII – увенчанная короной и обрамленная лаврами.
   – Королевский вензель! – прошептал шевалье. Капестан пересчитал костюмы, затем пики и аркебузы.
   – Пятьдесят! Здесь могут экипироваться пятьдесят гвардейцев!
   Шевалье принялся взволнованно расхаживать по залу. Иногда он что-то бормотал. Глаза его сверкали. Наконец юноша воскликнул:
   – Нет! Я их задержу! Мы поднимемся на наш чердак и будем караулить, ни на минуту не покидая своего поста. Кони? Надо их спрятать. Ты отведешь лошадей в ближайшую гостиницу и поставишь их там на неделю. Коголен! Мое счастье – в моих руках! Фортуна мне улыбнулась!
   – Сударь! – простонал верный слуга. – Мы же хотели перебраться в «Золотую Ветвь» по соседству с Лувром. Мне говорили, что там отменная кухня! Раз фортуна вам улыбнулась…
   – Замолчи! – приказал Капестан.
   Все получилось так, как шевалье и задумал. Лошади были пристроены в стойла гостиницы «Славная встреча», расположенной неподалеку. Коголен выходил из «Генриха» только по ночам, чтобы раздобыть еды.
   Прошло пять суток. Капестан тысячу раз гнал от себя мысль прекратить бесполезную слежку. Но к вечеру пятого дня юноша не выдержал и твердо решил с первыми лучами солнца покинуть проклятый чердак. Ночью молодому человеку не спалось…
   «Пять потерянных дней!» – расстраивался шевалье.
   Он готов был локти кусать от злости. Было уже одиннадцать вечера. Вокруг – абсолютная тишь. Шевалье растолкал Коголена и сердитым голосом скомандовал:
   – Немедленно отправляйся на конюшню и приведи лошадей! Я не выдержу здесь до утра!
   И в этот миг ему показалось, что внизу скрипнула дверь. Капестан прислушался, затаив дыхание. Так и есть! Кто-то проник в гостиницу!
   – Наконец-то! – обрадовался шевалье. – Явились!
   – Поднимаются на чердак! – прошептал Коголен.
   Они стояли, пригнувшись, отчаянно напрягая слух. Точно! Кто-то шел по лестнице!
   Коголен выхватил кинжал, но Капестан, отрицательно покачав головой, схватил слугу за шиворот и потащил в самый дальний угол чердака. Там, прижавшись к полу, они спрятались за большим ворохом соломы. Чердак слабо осветился. Капестан осторожно поднял голову и увидел чей-то силуэт на фоне выходившего во двор оконца, через которое можно было выбраться на наружную лестницу.
   Лестница эта начиналась во дворе, проходила вдоль окна общего зала и упиралась в галерею второго этажа. Оттуда она взбегала вверх, к следующей галерее, и заканчивалась окошком чердака.
   Человек, которого только что заметил Капестан, сделал несколько шагов, приподняв фонарь.
   «Тем хуже для него! – подумал шевалье. – Если он меня обнаружит, то отправится на тот свет.»
   Но человек его не обнаружил. Поводив фонарем по сторонам, незваный гость удалился со словами:
   – Все в порядке! Никого нет!
   Капестан тут же подполз к окошку, зажав кинжал в зубах. Выглянув во двор, шевалье увидел там мужчину и сразу узнал в нем сеньора, сопровождавшего повозку. Перед ним стояли четыре человека; каждый держал в руке фонарь.
   – На конюшне? – отрывисто спросил сеньор.
   – Никого! – ответил один из четверых.
   – В комнатах? На чердаке?
   – Пусто! – откликнулись второй и третий.
   – Хорошо! – промолвил сеньор и распорядился: – Зажгите факелы в большом зале. Проверьте ставни. Один из вас встанет на страже возле двери. Трое других отправятся на дорогу: доберетесь до поворота на улицу Турнон, встретите там монсеньора и приведете его сюда.
   Суровый господин и сам вышел на дорогу – видимо, для того, чтобы приветствовать ту важную персону, появления которой он ожидал.
   Капестан начал осторожно спускаться по внутренней лестнице, Коголен следовал за ним. В самом низу шевалье остановился, и Коголен понял, что они попали на кухню, отделенную застекленной дверью от ярко освещенного зала, в котором собралось уже человек десять. С каждой секундой людей становилось все больше, вскоре их было уже около тридцати, а через несколько минут зал был заполнен до отказа. Капестан заметил, что один из заговорщиков, забравшись на длинный стол, на который водрузили три стула, прикрепил к стене полотнище с изображением герба Конде-Бурбонов: лилии, пересеченные перекладиной.
   Еще два сеньора влезли на длинный стол и сели на стулья. Один из почетной троицы был тот самый человек, что арендовал гостиницу и завез в нее оружие и мундиры. Второй был Капестану неизвестен, зато шевалье сразу же узнал третьего: он уже видел этого мужчину в Медоне, в гостинице «Сорока-воровка».
   «Принц Конде! – изумился юноша. – А где же господин де Гиз? Странно! Герцога Ангулемского тоже нет!»
   – Друзья мои! – заговорил принц Конде, – господин де Роган объяснит вам, в каком мы находимся положении.
   Человек, арендовавший гостиницу, поднялся и властным голосом произнес:
   – Господа! Поскольку мы не можем больше рас считывать на герцога Ангулемского (Капестан вздрогнул: неужели Карл Ангулемский отказался от своих претензий?) и поскольку мы очень хорошо знаем, что герцог Гиз хочет обойти нас, действуя исподтишка, вполне законно и справедливо будет, если мы со своей стороны предпримем ряд решительных шагов.
   – Верно! Верно! – раздались со всех сторон одобрительные возгласы.
   Среди всеобщего воодушевления лишь бледный принц Конде оставался совершенно бесстрастным.
   – Господа! – продолжал свою речь Роган. – Задумайтесь, почему герцог Гиз хочет оттеснить нас? Потому что Он глава католической партии, а все мы, тут собравшиеся, все еще остаемся гугенотами, и неважно, отреклись ли мы публично от своей веры или нет.
   – Верно! – дружно прогремел зал.
   – Нынешние наши разногласия – всего лишь новое обличье старой распри, завершившейся Варфоломеевской ночью! – вскричал Роган. – Если во Франции воцарятся приверженцы католической церкви Гизы, то гугенотов – и явных, и тайных – ждет погибель!
   Собравшиеся содрогнулись от ненависти к своим гонителям.
   – Господа! – продолжал Роган. – Борьба между Гизом и Конде не прекращалась. Для укрепления прав сеньоров, на которые посягнул монарх, сторон ники Гиза и сторонники Конде временно объедини лись. По совету старого маркиза Сен-Мара, в качестве кандидата на престол был выдвинут герцог Ангулем ский – как фигура, приемлемая для обеих партий. Но теперь, когда Карл Ангулемский отпал, когда перемирие между Гизом и Конде нарушено, вперед, черт возьми! Готовьте шпаги, господа! Атакуем первыми, оттесним Гиза, и Франция будет наша!
   «Почему это отец Жизели вдруг отпал?» – удивленно подумал Капестан.
   Собравшиеся встретили слова Рогана громкими криками:
   – Долой перекладину[17]! Долой перекладину!
   – Господа… – залепетал смертельно побледневший принц Конде.
   – Перекладину долой! – неистовствовал зал.
   – Да! – зычным голосом рявкнул Роган. – Перекладину долой! Да здравствует король!
   С этими словами он схватил висевшее на стене полотнище с гербом Конде и, перевернув его, водрузил на прежнее место: эмблема осталась прежней, но перекладины больше не было видно. Поперечная полоса, отличавшая ветвь Конде от королевской ветви, исчезла. На стене висел королевский герб!
   – Да здравствует король! – дружно отозвался зал.
   «Ого! – изумился шевалье. – Да здравствует король! Какой? Ясно, что не Карл Десятый, раз герцог Ангулемский отпал. И не Людовик Тринадцатый. Так кто же? Ведь я же рыцарь короля! Однако, Капестан, внимание: быть может, вот он – случай завоевать Жизель!»
   В зале снова воцарилось молчание, и Роган закончил свою речь:
   – Принцу Конде надлежит сейчас решиться. Что касается меня и моих друзей, мы покинем Париж за втра же, если за нашим собранием не последует молниеносного удара, который разнесет трон в щепки!
   Взгляды присутствующих устремились на принца Конде.
   – Господа, – заговорил он, – мы с герцогом Ангулемским и герцогом де Гизом разработали план, который можно теперь считать недействительным из-за предательства Кончини. Если герцог де Роган докажет нам, что у нас есть шансы на успех, я готов рискнуть своей жизнью.
   Роган, улыбаясь, отвесил принцу Конде поклон.
   – Сир! Завтра же с утра на улицы выйдут наши отряды…
   – Уже завтра? – с сомнением переспросил принц.
   – А зачем откладывать? – пожал плечами Роган. – Момент подходящий, все готово… Отряды организованы, у каждого – свой начальник и свой пароль. За несколько часов наше войско резко увеличится – в Париже много недовольных, которые не замедлят к нам примкнуть. Наши возросшие силы бурными потоками растекутся по всему городу и затопят очаги сопротивления, в которых сосредоточена гвардия короля: Тампль, Бастилию, Арсенал, Шатле и все другие. Как только мы займем эти крепости, Лувр останется без всякой поддержки и окажется в нашей власти. С наступлением ночи взбунтуется весь город, и королевские войска не смогут прорваться во дворец, который охраняет лишь горстка швейцарцев. И представьте себе, что именно в этот момент целый отряд королевских гвардейцев оказывается здесь, с нами. Отряд из пятидесяти отборных бойцов! Они идут в Лувр, без труда проникают во дворец, расставляют свои посты и проходят в покои короля. Мы, явившиеся вместе с этим отрядом, становимся хозяевами Лувра и хозяевами королевства! Что вы скажете на это, монсеньор?
   – Я согласен, если на нашей стороне и правда будет действовать отряд из пятидесяти гвардейцев, который не дрогнет в последнюю минуту.
   – Отряд уже здесь! – с победным видом воскликнул Роган. – В этом зале наверняка наберется пятьдесят отважных воинов, для которых я приготовил гвардейские кирасы – их точно пятьдесят! – с королевским вензелем, и оружие, положенное по уставу.
   Конде протянул руку Рогану, который, почтительно склонившись, поцеловал ее.
   – В самом деле, – сказал Конде, – форма королевских гвардейцев позволит нам беспрепятственно подойти к воротам Лувра. Но, чтобы проникнуть внутрь, нам нужно знать пароль.
   – Монсеньор, – ответил Роган, – в Лувре нас ждут. Что же касается пароля, который завтра сообщат всем постам, то я его уже знаю. Этот пароль: Капестан. Господа, завтра все собираемся здесь, в пять часов, чтобы переодеться в костюмы королевских гвардейцев. Вас, монсеньор, я жду в четыре, чтобы получить ваши последние указания.
   В зале установилось напряженное молчание. Конде преодолел последние колебания и, подняв руку, сказал:
   – Завтра, в четыре часа, я буду здесь. Мы пойдем на Лувр.

Глава 11

   Уже десять минут, как гостиницу покинули последние заговорщики и воцарилась глубокая тишина, а Капестан так и не двинулся с места. Он был горд и растроган до глубины души: грозная сцена, свидетелем которой он стал, все еще отзывалась в его душе одной-единственной фразой: пароль – Капестан. Значит, маленький король не забыл своего рыцаря и в минуту опасности повторял его имя!
   «Ну и ну! – возмущался молодой человек. – Против короля ополчились все, а у короля нет никого, кроме шевалье Капестана. Что ж, придется схватиться со всеми, черт возьми!»
   С трех часов, устроившись вместе с Коголеном на своем боевом посту – на чердаке, с которого ему открывался только один путь – к славе, шевалье начал ждать… Наконец в дверь гостиницы проскользнул человек, вслед за ним – другой… Герцог Роган и принц Конде явились в условленное время.
   Вельможи прошли в маленький кабинет, прилегавший к большому залу.
   – Герцог, – величественно произнес принц. – Извините меня за вчерашние колебания. Они вполне естественны. Я – Бурбон, как и царствующий король, мы – близкие родственники… Однако оставим это. Вы просили меня прийти раньше, чтобы выслушать мои указания. Но прежде чем вы получите инструкции, я желал бы знать, что вы хотите для себя лично.
   – Лично для себя, монсеньор? – вскинул брови Роган. – Ничего!
   – Через два часа я стану королем и буду завален кучей прошений, – вздохнул Конде. – Все наши сотоварищи уже рассказали мне, о каких наградах они мечтают. И только вы, герцог, отказываетесь, надо полагать, из гордости. Так слушайте же мое первое повеление: я желаю знать, кем вы хотите стать, когда возведете меня на трон.
   – Я не ищу личной выгоды, сир! – заявил Роган.
   – Вы что, хотите меня покинуть? – ужаснулся принц. – Я назначаю вас начальником королевской охоты и даю вам маршальский чин. Если вы согласны, я буду бороться до конца. Если вы отказываетесь, я немедленно удаляюсь.
   – Я согласен, сир! – поклонившись, ответил Роган. – Ваш маршал ждет ваших приказаний!
   – Действовать будем так, – распорядился Конде, – отправимся в Лувр и во главе отряда гвардейцев войдем во дворец. Свергнутого короля вы отвезете в Венсен и займете главные стратегические пункты Парижа. Люина и Орнано препроводить в Бастилию, Кончини – в Тампль.
   – От улицы Турнон до Тампля, пожалуй, далековато! – заметил Роган.
   – Вот именно, – зловеще улыбнулся Конде. – Для сопровождения пленника выделить человек восемь, и если по дороге народ захочет немножко позабавиться с ненавистным итальянцем… что ж, пускай!
   – Хорошо, сир! – невольно содрогнувшись, ответил Роган.
   – Это самое главное, – продолжал Коне. – Завтра вы станете маршалом, как я и обещал, а пока превратимся ненадолго в королевских гвардейцев. Об остальном я позабочусь в Лувре.
   Они направились в большой зал. Войдя, герцог окинул помещение быстрым взглядом и побледнел. Глаза его растерянно обшаривали углы, на лице отразилось смятение. Роган обернулся к принцу – и с губ герцога сорвался хриплый стон.
   – Где же они? – воскликнул встревоженный принц. – Где гвардейские кирасы? Где аркебузы, пики и пистолеты?
   – Ничего нет! Все исчезло! – в бешенстве прорычал Роган.
   Принц Конде побледнел.
   – Надо искать! – предложил он. – Может, кто-нибудь из наших перенес все в другой зал?..
   – Действительно, может быть и так, – согласился Роган. – Ключи… ключи от дома… я бросил их вон туда, в угол… Куда они подевались? Проклятье! Монсеньор, нас предали! – взревел герцог.
   – Господа! – раздался вдруг чей-то голос. – Ключи можете не искать, все равно вы их не найдете…
   Оба заговорщика, одновременно вскинули головы – по внутренней лестнице в зал спокойно спускался какой-то человек.
   – О! – воскликнул принц. – Я его уже где-то видел… Вспомнил! Это тот самый человек, что проник в подземелье герцога Ангулемского, чтобы выведать наши секреты.
   – Капестан! – напомнил ему шевалье, ставя ногу на последнюю ступеньку. – Пароль, который должен открыть вам дорогу в Лувр.
   – Ага! – крикнул Роган. – Так вот он где, этот Капестан! Попался Капитан! Это будет твоя последняя подлость! Отсюда тебе живым не уйти!
   И, выхватив шпагу, Роган бросился на шевалье с криком:
   – Вперед, монсеньор! Сейчас мы его прикончим! Ага!
   Но тут герцог испустил бешеный вопль досады и боли: шпага выскочила у него из рук. Капестан же, сделав молниеносный выпад, встал в боевую стойку.
   – Сударь, – промолвил он, подкидывая шпагу противнику, – напрасно вы говорите о подлости – я ведь никого не предавал… Вы собираетесь низвергнуть короля – а я его защищаю! Если бы я воспользовался теми секретами, которые узнал, ваши головы давно уже слетели бы с плеч!
   Роган уже успел подобрать свою шпагу и снова кинулся на врага. Конде же прямиком двинулся к двери, через которую недавно попал в кабинет. Заперта! Принц метнулся к двери, выходившей на крыльцо. Заперта! Что оставалось делать? Вне себя от ярости и стыда, принц обнажил свою шпагу и тоже ринулся на Капестана. Как раз в этот момент герцог де Роган, раненый в плечо, рухнул на пол.
   Конде, увидев, что герцог сражен, остановился как вкопанный.
   – Монсеньор! – предложил Капестан. – Давайте не будем! Вам ли тягаться с Капитаном?!
   Взбешенный нанесенным оскорблением, принц приготовился к поединку.
   – Надо же! – удивился шевалье. – Не хотите сдаваться?!
   Конде бросился на противника, но тот без труда отбил атаку.
   – В таком случае, монсеньор, – провозгласил юноша, – я вас… внимание! Я вас разоружу!
   И через полминуты шевалье выбил шпагу из рук принца.
   – Вы… побеждены, монсеньор! – вскричал молодой человек.
   С этими словами он схватил Конде за плечо и приставил острие клинка к горлу принца. Тот дернулся, стальной клинок царапнул кожу, а шевалье с лицом еще более угрожающим, чем его поза, холодно произнес:
   – Монсеньор, не вынуждайте меня убивать вас!
   – Ваша взяла, я безоружен – и сдаюсь, – прошептал принц.
   – Коголен, приглядывай за монсеньором, – распорядился Капестан. – И если что – прикончи его!
   Шевалье взял Конде за руку и вывел из гостиницы. Коголен двигался вплотную за принцем. Втроем они зашагали по улице Вожирар, повернувшись спинами к улице Турнон в тот самый момент, когда на ней появилось человек пятнадцать дворян-заговорщиков: было самое время скрыться!
   Капестан пошел по улице По-де-Фер, упиравшейся в перекресток Вье-Коломбье. Из городских глубин поднимался какой-то зловещий гул, раздавались звуки набата… Услышав рев мятежа, принц Конде вздрогнул, но Капестан распахнул свой плащ и показал пленнику пистолет.
   – Монсеньор, – предупредил шевалье, – нам придется пробираться сквозь самое пекло. Не вздумайте звать на помощь. Вас сразу же бросятся спасать и меня убьют. Но первым умрете вы: при малейшей попытке кричать я пристрелю вас вот из этого пистолета.
   – Хорошо, – угрюмо согласился Конде, – я буду молчать. Скажите только: куда вы меня ведете?
   – В Лувр, – заявил Капестан и уверенным тоном добавил: – Не бойтесь, монсеньор, я за вас отвечаю.
   Подавленный Конде не произнес больше ни одного слова. Капестан крепко держал принца за руку.
   Отряды вооруженных горожан стекались ко дворцу.
   – Да здравствует принц Конде! – вопили они.
   Конде дрожал. Капестан улыбался.
   Через несколько минут они вышли к Новому мосту. Путь им преградила толпа вооруженных людей, воодушевленно кричавших:
   – Пора! Сейчас появится отряд гвардейцев! Пора идти на Лувр! Да здравствует Конде!
   Капестан двинулся к мосту.
   – Стой! – закричали вокруг. – Кто таков? Капестан с проклятиями отступил.
   – Отвечай! – настаивали горожане. – Чьи вы люди?
   – Конде! – прорычал в ответ Капестан.
   Одно только слово слетело со стиснутых губ шевалье; юноша произнес его точно под влиянием внезапного озарения. Слово это, все время вертевшееся в голове у Капестана, вырвалось почти непроизвольно, но он тут же еще крепче сжал руку ошеломленного принца, шепотом напомнил ему о пистолете и повлек вперед. Толпа расступилась, послышались одобрительные крики:
   – Проходите, храбрые господа! Да здравствует Конде!
   Вдруг в толпе послышался громкий вопль:
   – Принц! Да ведь это же принц! Да здравствует Конде!
   – В Лувр! – громовым голосом возвестил Капестан.
   – В Лувр! В Лувр! – заорали все вокруг. – Да здравствует принц Конде!
   Горожане узнали Конде. К нему кинулся один, другой, третий – и вскоре за спиной у Капестана стояла уже целая вооруженная толпа. Шевалье, склонившись к принцу, тихо шепнул:
   – Монсеньор, если вам угодно, мы оба можем сложить здесь свои головы. Только помните – вы будете первым… А теперь, если вам дорога жизнь, извольте крикнуть: «Друзья мои, на Лувр!»