Александр Абашели
Женщина в зеркале
Перед вами – огромное, во всю стену, зеркало. Изумленный, вы всматриваетесь в него. Ваше имя – Гурген, фамилия – Камарели.
Инженер Гурген Камарели.
Вы молоды.
Вы хороший знаток своего дела. Любите физику и с успехом прокладываете новые пути в науке. Вы чуточку поэт (ибо вы – грузин) и безмерно увлечены изучением космоса.
Вы поглощены разработкой электронной теории. В сердце вашем горит светоч философии, и он ярко освещает даже самые узкие тропы, которые ведут ко все более глубокому познанию мира. К тому же. вы умеете точно различать крохотные одноцветные, почти одинаковые кирпичики, из которых-то и сложен этот многокрасочный необъятный мир.
И вот стоите вы перед огромным зеркалом и с изумлением глядите в него. Вы немало удивлены, увидев в зеркале вместо столь хорошо знакомого вам носа с горбинкой прекрасное лицо совершенно незнакомой женщины.
Я, к сожалению, пока не могу сказать вам, кто она, – вы сами должны будете раскрыть эту тайну.
Есть в нашем повествовании еще и другое действующее лицо: инженер Густав Вайсман.
Кажется, он немец. Но почему же тогда он говорит по-английски?.. Глаза свои он прикрывает, словно маской, большими черными очками.
Откровенно говоря, я не люблю черные очки: человек в черных очках заглядывает вам в глаза, а его глаз вы не видите, не знаете, улыбаются ли они вам или угрожают. Быть может, он даже заберется ночью в ваш дом, ограбит и уйдет. А во дворе снимет очки, выбросит их в мусорный ящик и исчезнет во мраке ночи. И у него будет уже совсем другое лицо…
А может быть, напротив, обладатель черных очков окажется очень полезным для вас человеком.
Посмотрим.
А пока вы, Гурген Камарели, должны благодарить меня за то, что я отвел вам почетное место в романе. Ведь мог же я забросить вас в какой-нибудь закоулок сюжета? Но я поставил вас перед волшебным зеркалом, я зажег ваши глаза, как рассветным лучом, огнем творчества. Я наделил вас такой силой, что побледневшая луна в страхе взирает на вас из-за клочковатых туч и не знает, куда ей спрятаться.
Впрочем, вся эта история, конечно, – фантазия от начала до конца.
И все же это – чистая правда.
Потому что повествует она о событиях завтрашнего дня. А это – большая реальность, нежели события, уже прошедшие.
Потому что вчерашнее было и исчезло. А завтрашнее грядет…
Мне очень приятна беседа с вами, но… я слышу за окном уверенные шаги инженера Густава Вайсмана.
Сейчас же отправляйтесь в свой кабинет, Гурген Камарели, и ждите: он идет к вам.
Инженер Гурген Камарели.
Вы молоды.
Вы хороший знаток своего дела. Любите физику и с успехом прокладываете новые пути в науке. Вы чуточку поэт (ибо вы – грузин) и безмерно увлечены изучением космоса.
Вы поглощены разработкой электронной теории. В сердце вашем горит светоч философии, и он ярко освещает даже самые узкие тропы, которые ведут ко все более глубокому познанию мира. К тому же. вы умеете точно различать крохотные одноцветные, почти одинаковые кирпичики, из которых-то и сложен этот многокрасочный необъятный мир.
И вот стоите вы перед огромным зеркалом и с изумлением глядите в него. Вы немало удивлены, увидев в зеркале вместо столь хорошо знакомого вам носа с горбинкой прекрасное лицо совершенно незнакомой женщины.
Я, к сожалению, пока не могу сказать вам, кто она, – вы сами должны будете раскрыть эту тайну.
Есть в нашем повествовании еще и другое действующее лицо: инженер Густав Вайсман.
Кажется, он немец. Но почему же тогда он говорит по-английски?.. Глаза свои он прикрывает, словно маской, большими черными очками.
Откровенно говоря, я не люблю черные очки: человек в черных очках заглядывает вам в глаза, а его глаз вы не видите, не знаете, улыбаются ли они вам или угрожают. Быть может, он даже заберется ночью в ваш дом, ограбит и уйдет. А во дворе снимет очки, выбросит их в мусорный ящик и исчезнет во мраке ночи. И у него будет уже совсем другое лицо…
А может быть, напротив, обладатель черных очков окажется очень полезным для вас человеком.
Посмотрим.
А пока вы, Гурген Камарели, должны благодарить меня за то, что я отвел вам почетное место в романе. Ведь мог же я забросить вас в какой-нибудь закоулок сюжета? Но я поставил вас перед волшебным зеркалом, я зажег ваши глаза, как рассветным лучом, огнем творчества. Я наделил вас такой силой, что побледневшая луна в страхе взирает на вас из-за клочковатых туч и не знает, куда ей спрятаться.
Впрочем, вся эта история, конечно, – фантазия от начала до конца.
И все же это – чистая правда.
Потому что повествует она о событиях завтрашнего дня. А это – большая реальность, нежели события, уже прошедшие.
Потому что вчерашнее было и исчезло. А завтрашнее грядет…
Мне очень приятна беседа с вами, но… я слышу за окном уверенные шаги инженера Густава Вайсмана.
Сейчас же отправляйтесь в свой кабинет, Гурген Камарели, и ждите: он идет к вам.
Глава первая
ИНЖЕНЕР ВАЙСМАН
– До десяти не пускайте ко мне никого.
– Слушаюсь.
Инженер Гурген Камарели входит в свой рабочий кабинет и, распахнув окно, садится за письменный стол. Вынимает из портфеля бумаги.
Вместе с шелестом едва распустившейся изумрудной листвы в комнату из небольшого дворика врывается солнечное тбилисское утро.
Найдя нужную бумагу, Камарели откладывает портфель в сторону, разворачивает вчетверо сложенный блестящий листок и кладет его перед собой.
Английский текст, отпечатанный на пишущей машинке, гласит:
14 апреля, вторник.
Смотрит на ручные часы: без двадцати девять.
В половине десятого он должен был осмотреть Дидубийский трансформатор, но теперь поездку придется отложить: он не успеет вовремя вернуться.
– Интересно, кто он, этот Вайсман? – размышляет Камарели, потирая пальцами лоб. – Голова болит от бессонной ночи – до 6 часов утра он работал в лаборатории. Камарели слегка откидывается на мягкую покатую спинку кресла и, закрыв глаза, задумывается.
Вайсман!.. Безусловно, он молод. Это имя Камарели ни разу не встречал в научной литературе. Что ж, он с удовольствием выслушает то, чем Вайсман найдет нужным поделиться…
Но, как знать, может быть… "Timeo Danaos et alona ferentes".[1]
Да, необходима осторожность!
Теплый весенний воздух наполняет комнату, со двора доносится отдаленное жужжание золотистых шмелей, словно чьи-то невидимые пальцы перебирают струны чонгури… Камарели подают визитную карточку:
В кабинет входит невысокий худощавый человек. Серый френч плотно облегает его маленькую фигуру. Почти половину лица закрывают черные очки.
– Вайсман. Очень рад знакомству с вами, – низким голосом со странным акцентом произносит он по-английски.
"Какое неприятное лицо", – думает Камарели, любезно приветствуя гостя.
Оба садятся.
– Я – ваш неизвестный ученик, – продолжает по-английски иностранец. – Ваше исследование о материальности эфира произвело на меня колоссальное впечатление. Ведь оно указывает путь к новым открытиям в области изучения электромагнитных волн. Мне известна также ваша смелая гипотеза о движении комет. Но должен признаться, что совершенно изумила меня ваша теория беспроводного освещения.
– Мне чрезвычайно приятно познакомиться с вами, – произносит Камарели.
– Вы не должны удивляться моему приезду. Я, конечно, мог бы работать и в Америке, но предпочитаю сотрудничать с вами.
После непродолжительной паузы иностранец продолжает:
– Конечно, все, что мы делаем, будет направлено на благо человечества, а потому мы не должны и не будем оглядываться на золотое мерило, которым ныне измеряется все – и научное, и поэтическое вдохновение. В нашей лаборатории не должно быть места золотому божку.
Иностранец умолк.
Камарели ощущает необъяснимую тяжесть, в глубине сердца чувствуя, что этими словами иностранец прикрывает самое главное, сокровенное. К чему все эти экивоки? Пусть говорит прямо: товарищ, я социалист, сочувствую стране социализма, хочу работать в Грузинской Социалистической Республике.
– В Грузинской Социалистической Республике, – неожиданно прорезает тишину голос Вайсмана, словно подслушивавшего мысли Камарели, – положение совершенно иное. Кроме того, вы – мой учитель, и мне хочется внести и свою лепту в наш общий труд. Надеюсь, что смогу оказать некоторую помощь в достижении ваших больших целей.
– Мне будет крайне приятно работать с вами, – словно про себя говорит Камарели. – Наша страна стоит на пороге великих свершений. Сделать предстоит многое, но и препятствия придется преодолеть немалые. Что и говорить, двери для верных друзей и хороших работников всегда, а в такое время в особенности, открыты широко…
Иностранец, неподвижно сидя в кресле и не отрывая взгляда от плиток паркета, внимательно слушает Камарели.
– Я читал вашу диссертацию "Об изменяемости электрической энергии", опубликованную в Бельгии, – внезапно поднимает он голову, обратив на Камарели два большие черные блюдца своих очков. – Французский я знаю слабо, поэтому я читал вашу работу в английском переводе, который тогда же вышел в Нью-Йорке. Вайсман добавляет с улыбкой: – Правда, по-английски я говорю тоже не блестяще, но в этом уж повинно мое немецкое происхождение… Меня заинтересовала ваша теория, и с тех пор – это было год назад – я работаю в намеченном вами направлении. Я должен вас поблагодарить – ваша книга навела меня на верный путь, ей я обязан своими скромными достижениями. И я просто считаю себя обязанным поделиться прежде всего с вами всеми моими выводами и заключениями.
Упоминание о диссертации явно смягчило Камарели, и он уже более любезно, почти дружески обращается к гостю:
– С моей стороны было бы неблагодарностью не оценить ваш благородный шаг. Вы найдете во мне радушного хозяина и признательного сотрудника. Мы не избалованы бескорыстным отношением иностранных специалистов, а потому ваше предложение особенно ценно.
– Я хотел бы поселиться у вас и работать под вашим руководством, – говорит Вайсман. – В настоящее время я проживаю в «Орианте», но для работы мне необходима лаборатория. Выдвинутая вами проблема беспроводного освещения. мне кажется, достаточно разработана теоретически. У меня есть лишь незначительные коррективы, которые нуждаются в проверке лабораторными опытами.
Когда беседа, обретя конкретные рамки, коснулась последнего открытия Камарели, в нем проснулся ученый-энтузиаст, безмерно увлеченный своей новой идеей, такой близкой, что, кажется, ее можно коснуться рукой, а она все не дается, ускользает.
Камарели резко поднялся с кресла и принялся расхаживать по комнате.
– Теоретически обосновав свой метод, я пока не смог претворить его на практике. Для применения беспроводного освещения необходим приемный аппарат столь сложного устройства, что это практически обесценивает значение моего открытия. Принцип радио здесь неприложим: чтобы достичь каких-то незначительных результатов, нужно было бы потратить колоссальное количество энергии. Сейчас я ставлю задачей передачу энергии не волнообразно, а прерывистым пучком.[2]
– Вот-вот, именно сюда я вношу коррективы, – оживился иностранец. – Именно для практического применения необходимо передавать энергию, подобно радиоволнам, чтобы иметь возможность сконцентрировать ее в определенной зоне.
– Это было бы бесполезным опытом обогревания неопределенного пространства, – возразил Камарели.
– Вам хорошо известно, – спокойно развивает гость свою мысль, – что теория распространения электромагнитных волн господствовала в науке давно. Но после Максвелла и Фарадея она была видоизменена. Оба ученых установили, что свойства электромагнитной волны определяются той средой, в которой распространяются волны. От плотности распределения силовых линий электромагнитного поля зависит и энергия этого поля, которая в конечном счете и обусловливает притяжение и отталкивание тел.
– Совершенно верно, – подтверждает Камарели.
– Прибавьте к этому, – продолжает гость, – открытый Лоренцем закон деления линий спектра, который связан с величиной напряженности магнитного поля, и аномальную дисперсию электромагнитных волн. Согласно природе электромагнитных волн, источником света являются заключенные в атоме свободные электроны. Как вам известно, электрические и магнитные поля находятся в определенной взаимосвязи. Но здесь совершенно неожиданно обнаружился новый закон, который был открыт опять-таки благодаря вашей теории: нет кажущейся деградации движения электронных волн.
Камарели, слегка побледнев, с безграничным удивлением слушает гостя. Ему кажется, что иностранец невидимым скальпелем вскрывает каждый атом его мозга и с поразительной четкостью освещает таящиеся в подсознании идеи.
– Согласно этому закону, – звучит голос Вайсмана, – электрическая волна проявляет в магнитном поле удивительное свойство: она переходит в невидимую энергию. Я долго работал в этом направлении и получил формулу, которая дает возможность концентрировать электромагнитную энергию в пространстве светопроводного эфира определенного радиуса. Эти волны пребывают в эфире в нейтральном состоянии и не склонны распространяться вне того пространства, куда они направлены. В пассивном состоянии эта энергия совершенно незаметна. Запас ее всегда инертен – до тех пор, пока специальный аппарат не приведет ее в направленное движение.
– А как вы получаете эту энергию? – прервал его Камарели.
– Энергию дают обыкновенная электростанция и присоединенная к ней машина магнитного бассейна.[3] Эта машина собирает распыленные в атмосфере запасы энергии и концентрирует их в бассейне, где создается, так сказать, консервированная молния. Электростанция может прекратить работу, а эта, собранная в эфире, энергия будет действовать, пока полностью не истощится ее запас. Это – радикальное решение выдвинутой вами проблемы беспроводного освещения. Центральная электростанция снабжает энергией определенное пространство. Специальным электрометром измеряется интенсивность и радиус насыщения эфира энергией. Всякие непредвиденные повреждения, которые являются бичом всех современных электростанций, здесь не представляют никакой опасности. Станция может работать и не работать, главное, чтобы в эфире был потенциальный запас энергии. Совершенно безвредная и незаметная, так сказать, «спящая» электроэнергия может быть переведена в кинетическую форму только при помощи специального аппарата. Этот аппарат очень прост и сконструировать его легко.
– То, что мне неопределенно и расплывчато рисовалось лишь в мечтах, вы сделали совершенной явью! – восклицает потрясенный Камарели.
– Дело в том, что в силу одного оригинального свойства магнитной ассимиляции, о котором я вам расскажу позднее, «спящая» энергия теряет направленность движения.[4] В таком состоянии она абсолютно нейтральна. Но едва лишь энергия соприкоснется с электрическим сигналом, вызывающим направленность движения, вся она устремляется в заданном направлении. Аппарат может иметь различные размеры и формы – все зависит от рода работы, которую он должен производить: освещение ли, отопление или движение. В частности, для освещения достаточно каждую осветительную точку снабдить маленьким аппаратом, величиной с ручные часы. Можно поступить и иначе: для освещения всего дома или даже целого города изготовить один большой аппарат. Но в таком случае аппарат должен быть соединен проводкой со всеми осветительными точками.
Камарели, искренне восхищенный, стоит перед иностранцем. Ведь то, о чем так просто рассказывает этот человек, – потрясающее открытие, возвещающее величайшую революцию не только в технике, но и во взаимоотношениях людей всего мира. Это было лишь предметом мечтаний Камарели, казалось делом грядущих поколений. Да, его собственная работа над проблемой беспроводного освещения робкие, неуверенные шаги ребенка по сравнению с тем гигантским скачком, который сулит науке Вайсман.
– Вы понимаете, сколько возможностей таит в себе ваше открытие? спрашивает Камарели. Его возбужденное лицо бледно, глаза ярко горят.
– Все, о чем я говорю, уже есть в вашей книге, – невозмутимо отвечает Вайсман и добавляет:
– Если можно без проводки передавать энергию в безвоздушном пространстве для освещения, то почему нельзя использовать ту же энергию для движения?
– Если ваша формула оправдает себя… это потрясет мир…
Камарели восторженными глазами смотрит на иностранца и вдруг замечает, что кожа на лице его гостя удивительно гладкая, без следа волос, хотя по виду ему нельзя дать меньше двадцати пяти лет.
– Я не сомневаюсь в правильности формулы, – уверенно говорит Вайсман. Правда, опыты еще не проводились, но надеюсь, что под вашим руководством они увенчаются успехом.
Камарели удивлен и озадачен необычайной вежливостью гостя, его неслыханным пренебрежением к собственным заслугам. Во имя чего так щедро дарит он советскому инженеру приоритет счастливой догадки? Не скрывается ли завеем этим какой-нибудь тщательно продуманный коварный план?
Но Камарели не неопытный юнец, обманчивым блеском ложного честолюбия его не ослепишь. Его научное мышление весьма остро и целенаправлено. Да и охватить мысленным взором невидимые силы природы трудно лишь в первый раз, лишь в первый раз трудно приподнять темный полог над неизвестными закоулками мироздания, но если счастливый случай поможет разглядеть тайный шов этого полога, то его легко сорвать…
Иностранец не лжет. "Спящая"[5] энергия – это то же, что и дремлющая в камне потенциальная энергия, что заключенный в атоме ураган… Нужно лишь пробудить, оживить ее. Взаимозависимость между массой тела и содержащейся в нем полной энергией подчеркнул и Эйнштейн…
– Гениальная идея Эйнштейна,[6] – вновь подхватил его мысль иностранец, – о взаимозависимости массы и движения…
"Да он читает мои мысли!" – мелькает в сознании Камарели.
– …полностью совпадает с моей формулой. Магнитный бассейн, через который должна пройти на своем пути в эфир электроэнергия, наделяет ее способностью «дремать», а это ведь и необходимо для ее сохранения. Вы, безусловно, знаете, что «уснувшая» энергия пребывает, говоря условно, в состоянии летаргии до тех пор, пока та же магнитная молния не выведет ее из подобного состояния.
Камарели садится к столу.
– Это сулит тысячи возможностей, – мечтает он вслух. – Одна большая электростанция… Или комбинация нескольких электростанций, наполняющих все просторы республики «спящей» энергией…
Во всем мире курсируют самолеты, пароходы, мчатся экспрессы, автомобили, работают фабрики, заводы, гудят тракторы на полях… Не нужно никакого топлива… Самолет, если это понадобится, может годами находиться в воздухе… Преобразится вся жизнь человечества…
– Я рад, – говорит иностранец, – что это открытие будет принадлежать стране социализма.
– И в том будет ваша личная заслуга перед человечеством, – заключает Камарели, протягивая гостю руку.
– В награду за заслугу, – вкрадчиво продолжает иностранец, не выпуская руки Камарели, – я попрошу, если вы не будете возражать, об одном небольшом одолжении.
– Слушаю вас!
– Все, что будет сделано нами, вы должны взять на себя, мое имя не должно фигурировать нигде.
Камарели молчит. Он не знает, что думать и что отвечать.
– Нет, я не могу принять ваше условие, – произносит он наконец и шутливо добавляет: – Я не привык к плагиату.
– Плагиат был бы в том случае, если бы вы без моего ведома и согласия просто присвоили бы мои труды. А здесь положение иное: во-первых, вся моя работа теоретически вытекает из вашего открытия, и, по существу, вы являетесь автором всех опирающихся на него изобретений; во-вторых, – если и есть в этой работе что-то мое собственное, какие-то мои идеи, то я по собственной воле передаю их вам. Где же здесь плагиат? К тому же, должен вам сказать, что просить вас об этой услуге меня вынуждают вполне определенные обстоятельства. Придет время, и они станут вам понятны. Только, поверьте, здесь нет ничего недостойного.
Камарели все больше кажется, что иностранец является какой-то загадкой во плоти, что его окутанный тайной визит – лишь вступление к необыкновенной истории, которую невозможно предугадать. Он уступает гостю, соглашается исполнить его просьбу.
– Но при одном условии, – добавляет он в свою очередь, – когда отпадут эти «особые» обстоятельства, то должна быть исправлена несправедливость, которую вы вынудили меня совершить.
– Если мы сочтем это необходимым, – иностранец, кажется, улыбается, но глаза его скрыты от собеседника за черными стеклами, и поэтому улыбка какая-то странная: змеей скользнув по губам, она застывает где-то у крыльев небольшого прямого носа.
– Слушаюсь.
Инженер Гурген Камарели входит в свой рабочий кабинет и, распахнув окно, садится за письменный стол. Вынимает из портфеля бумаги.
Вместе с шелестом едва распустившейся изумрудной листвы в комнату из небольшого дворика врывается солнечное тбилисское утро.
Найдя нужную бумагу, Камарели откладывает портфель в сторону, разворачивает вчетверо сложенный блестящий листок и кладет его перед собой.
Английский текст, отпечатанный на пишущей машинке, гласит:
"Заведующему электростанциями Грузинской ССР инженеру Камарели.Затем – приписка:
В журнале «Electricity» я читал о Вашем труде. Так как я тоже работаю в этой области и интересуюсь затронутой Вами проблемой, прошу Вас ознакомиться с моими наблюдениями и теми скромными выводами, к которым я пришел.
Инженер Густав Вайсман,
член Чикагской Ассоциации электроинженеров.
12 апреля 1931 года.
Тбилиси".
"Уже неделя, как я в Тбилиси, приехал в составе делегации американских инженеров. Рассчитываю на встречу у Вас в доме 14 апреля в 10 часов утра".Камарели смотрит на перекидной календарь.
14 апреля, вторник.
Смотрит на ручные часы: без двадцати девять.
В половине десятого он должен был осмотреть Дидубийский трансформатор, но теперь поездку придется отложить: он не успеет вовремя вернуться.
– Интересно, кто он, этот Вайсман? – размышляет Камарели, потирая пальцами лоб. – Голова болит от бессонной ночи – до 6 часов утра он работал в лаборатории. Камарели слегка откидывается на мягкую покатую спинку кресла и, закрыв глаза, задумывается.
Вайсман!.. Безусловно, он молод. Это имя Камарели ни разу не встречал в научной литературе. Что ж, он с удовольствием выслушает то, чем Вайсман найдет нужным поделиться…
Но, как знать, может быть… "Timeo Danaos et alona ferentes".[1]
Да, необходима осторожность!
Теплый весенний воздух наполняет комнату, со двора доносится отдаленное жужжание золотистых шмелей, словно чьи-то невидимые пальцы перебирают струны чонгури… Камарели подают визитную карточку:
Gustav Weismann, MEEA. Engineer, Chikago– Просите.
В кабинет входит невысокий худощавый человек. Серый френч плотно облегает его маленькую фигуру. Почти половину лица закрывают черные очки.
– Вайсман. Очень рад знакомству с вами, – низким голосом со странным акцентом произносит он по-английски.
"Какое неприятное лицо", – думает Камарели, любезно приветствуя гостя.
Оба садятся.
– Я – ваш неизвестный ученик, – продолжает по-английски иностранец. – Ваше исследование о материальности эфира произвело на меня колоссальное впечатление. Ведь оно указывает путь к новым открытиям в области изучения электромагнитных волн. Мне известна также ваша смелая гипотеза о движении комет. Но должен признаться, что совершенно изумила меня ваша теория беспроводного освещения.
– Мне чрезвычайно приятно познакомиться с вами, – произносит Камарели.
– Вы не должны удивляться моему приезду. Я, конечно, мог бы работать и в Америке, но предпочитаю сотрудничать с вами.
После непродолжительной паузы иностранец продолжает:
– Конечно, все, что мы делаем, будет направлено на благо человечества, а потому мы не должны и не будем оглядываться на золотое мерило, которым ныне измеряется все – и научное, и поэтическое вдохновение. В нашей лаборатории не должно быть места золотому божку.
Иностранец умолк.
Камарели ощущает необъяснимую тяжесть, в глубине сердца чувствуя, что этими словами иностранец прикрывает самое главное, сокровенное. К чему все эти экивоки? Пусть говорит прямо: товарищ, я социалист, сочувствую стране социализма, хочу работать в Грузинской Социалистической Республике.
– В Грузинской Социалистической Республике, – неожиданно прорезает тишину голос Вайсмана, словно подслушивавшего мысли Камарели, – положение совершенно иное. Кроме того, вы – мой учитель, и мне хочется внести и свою лепту в наш общий труд. Надеюсь, что смогу оказать некоторую помощь в достижении ваших больших целей.
– Мне будет крайне приятно работать с вами, – словно про себя говорит Камарели. – Наша страна стоит на пороге великих свершений. Сделать предстоит многое, но и препятствия придется преодолеть немалые. Что и говорить, двери для верных друзей и хороших работников всегда, а в такое время в особенности, открыты широко…
Иностранец, неподвижно сидя в кресле и не отрывая взгляда от плиток паркета, внимательно слушает Камарели.
– Я читал вашу диссертацию "Об изменяемости электрической энергии", опубликованную в Бельгии, – внезапно поднимает он голову, обратив на Камарели два большие черные блюдца своих очков. – Французский я знаю слабо, поэтому я читал вашу работу в английском переводе, который тогда же вышел в Нью-Йорке. Вайсман добавляет с улыбкой: – Правда, по-английски я говорю тоже не блестяще, но в этом уж повинно мое немецкое происхождение… Меня заинтересовала ваша теория, и с тех пор – это было год назад – я работаю в намеченном вами направлении. Я должен вас поблагодарить – ваша книга навела меня на верный путь, ей я обязан своими скромными достижениями. И я просто считаю себя обязанным поделиться прежде всего с вами всеми моими выводами и заключениями.
Упоминание о диссертации явно смягчило Камарели, и он уже более любезно, почти дружески обращается к гостю:
– С моей стороны было бы неблагодарностью не оценить ваш благородный шаг. Вы найдете во мне радушного хозяина и признательного сотрудника. Мы не избалованы бескорыстным отношением иностранных специалистов, а потому ваше предложение особенно ценно.
– Я хотел бы поселиться у вас и работать под вашим руководством, – говорит Вайсман. – В настоящее время я проживаю в «Орианте», но для работы мне необходима лаборатория. Выдвинутая вами проблема беспроводного освещения. мне кажется, достаточно разработана теоретически. У меня есть лишь незначительные коррективы, которые нуждаются в проверке лабораторными опытами.
Когда беседа, обретя конкретные рамки, коснулась последнего открытия Камарели, в нем проснулся ученый-энтузиаст, безмерно увлеченный своей новой идеей, такой близкой, что, кажется, ее можно коснуться рукой, а она все не дается, ускользает.
Камарели резко поднялся с кресла и принялся расхаживать по комнате.
– Теоретически обосновав свой метод, я пока не смог претворить его на практике. Для применения беспроводного освещения необходим приемный аппарат столь сложного устройства, что это практически обесценивает значение моего открытия. Принцип радио здесь неприложим: чтобы достичь каких-то незначительных результатов, нужно было бы потратить колоссальное количество энергии. Сейчас я ставлю задачей передачу энергии не волнообразно, а прерывистым пучком.[2]
– Вот-вот, именно сюда я вношу коррективы, – оживился иностранец. – Именно для практического применения необходимо передавать энергию, подобно радиоволнам, чтобы иметь возможность сконцентрировать ее в определенной зоне.
– Это было бы бесполезным опытом обогревания неопределенного пространства, – возразил Камарели.
– Вам хорошо известно, – спокойно развивает гость свою мысль, – что теория распространения электромагнитных волн господствовала в науке давно. Но после Максвелла и Фарадея она была видоизменена. Оба ученых установили, что свойства электромагнитной волны определяются той средой, в которой распространяются волны. От плотности распределения силовых линий электромагнитного поля зависит и энергия этого поля, которая в конечном счете и обусловливает притяжение и отталкивание тел.
– Совершенно верно, – подтверждает Камарели.
– Прибавьте к этому, – продолжает гость, – открытый Лоренцем закон деления линий спектра, который связан с величиной напряженности магнитного поля, и аномальную дисперсию электромагнитных волн. Согласно природе электромагнитных волн, источником света являются заключенные в атоме свободные электроны. Как вам известно, электрические и магнитные поля находятся в определенной взаимосвязи. Но здесь совершенно неожиданно обнаружился новый закон, который был открыт опять-таки благодаря вашей теории: нет кажущейся деградации движения электронных волн.
Камарели, слегка побледнев, с безграничным удивлением слушает гостя. Ему кажется, что иностранец невидимым скальпелем вскрывает каждый атом его мозга и с поразительной четкостью освещает таящиеся в подсознании идеи.
– Согласно этому закону, – звучит голос Вайсмана, – электрическая волна проявляет в магнитном поле удивительное свойство: она переходит в невидимую энергию. Я долго работал в этом направлении и получил формулу, которая дает возможность концентрировать электромагнитную энергию в пространстве светопроводного эфира определенного радиуса. Эти волны пребывают в эфире в нейтральном состоянии и не склонны распространяться вне того пространства, куда они направлены. В пассивном состоянии эта энергия совершенно незаметна. Запас ее всегда инертен – до тех пор, пока специальный аппарат не приведет ее в направленное движение.
– А как вы получаете эту энергию? – прервал его Камарели.
– Энергию дают обыкновенная электростанция и присоединенная к ней машина магнитного бассейна.[3] Эта машина собирает распыленные в атмосфере запасы энергии и концентрирует их в бассейне, где создается, так сказать, консервированная молния. Электростанция может прекратить работу, а эта, собранная в эфире, энергия будет действовать, пока полностью не истощится ее запас. Это – радикальное решение выдвинутой вами проблемы беспроводного освещения. Центральная электростанция снабжает энергией определенное пространство. Специальным электрометром измеряется интенсивность и радиус насыщения эфира энергией. Всякие непредвиденные повреждения, которые являются бичом всех современных электростанций, здесь не представляют никакой опасности. Станция может работать и не работать, главное, чтобы в эфире был потенциальный запас энергии. Совершенно безвредная и незаметная, так сказать, «спящая» электроэнергия может быть переведена в кинетическую форму только при помощи специального аппарата. Этот аппарат очень прост и сконструировать его легко.
– То, что мне неопределенно и расплывчато рисовалось лишь в мечтах, вы сделали совершенной явью! – восклицает потрясенный Камарели.
– Дело в том, что в силу одного оригинального свойства магнитной ассимиляции, о котором я вам расскажу позднее, «спящая» энергия теряет направленность движения.[4] В таком состоянии она абсолютно нейтральна. Но едва лишь энергия соприкоснется с электрическим сигналом, вызывающим направленность движения, вся она устремляется в заданном направлении. Аппарат может иметь различные размеры и формы – все зависит от рода работы, которую он должен производить: освещение ли, отопление или движение. В частности, для освещения достаточно каждую осветительную точку снабдить маленьким аппаратом, величиной с ручные часы. Можно поступить и иначе: для освещения всего дома или даже целого города изготовить один большой аппарат. Но в таком случае аппарат должен быть соединен проводкой со всеми осветительными точками.
Камарели, искренне восхищенный, стоит перед иностранцем. Ведь то, о чем так просто рассказывает этот человек, – потрясающее открытие, возвещающее величайшую революцию не только в технике, но и во взаимоотношениях людей всего мира. Это было лишь предметом мечтаний Камарели, казалось делом грядущих поколений. Да, его собственная работа над проблемой беспроводного освещения робкие, неуверенные шаги ребенка по сравнению с тем гигантским скачком, который сулит науке Вайсман.
– Вы понимаете, сколько возможностей таит в себе ваше открытие? спрашивает Камарели. Его возбужденное лицо бледно, глаза ярко горят.
– Все, о чем я говорю, уже есть в вашей книге, – невозмутимо отвечает Вайсман и добавляет:
– Если можно без проводки передавать энергию в безвоздушном пространстве для освещения, то почему нельзя использовать ту же энергию для движения?
– Если ваша формула оправдает себя… это потрясет мир…
Камарели восторженными глазами смотрит на иностранца и вдруг замечает, что кожа на лице его гостя удивительно гладкая, без следа волос, хотя по виду ему нельзя дать меньше двадцати пяти лет.
– Я не сомневаюсь в правильности формулы, – уверенно говорит Вайсман. Правда, опыты еще не проводились, но надеюсь, что под вашим руководством они увенчаются успехом.
Камарели удивлен и озадачен необычайной вежливостью гостя, его неслыханным пренебрежением к собственным заслугам. Во имя чего так щедро дарит он советскому инженеру приоритет счастливой догадки? Не скрывается ли завеем этим какой-нибудь тщательно продуманный коварный план?
Но Камарели не неопытный юнец, обманчивым блеском ложного честолюбия его не ослепишь. Его научное мышление весьма остро и целенаправлено. Да и охватить мысленным взором невидимые силы природы трудно лишь в первый раз, лишь в первый раз трудно приподнять темный полог над неизвестными закоулками мироздания, но если счастливый случай поможет разглядеть тайный шов этого полога, то его легко сорвать…
Иностранец не лжет. "Спящая"[5] энергия – это то же, что и дремлющая в камне потенциальная энергия, что заключенный в атоме ураган… Нужно лишь пробудить, оживить ее. Взаимозависимость между массой тела и содержащейся в нем полной энергией подчеркнул и Эйнштейн…
– Гениальная идея Эйнштейна,[6] – вновь подхватил его мысль иностранец, – о взаимозависимости массы и движения…
"Да он читает мои мысли!" – мелькает в сознании Камарели.
– …полностью совпадает с моей формулой. Магнитный бассейн, через который должна пройти на своем пути в эфир электроэнергия, наделяет ее способностью «дремать», а это ведь и необходимо для ее сохранения. Вы, безусловно, знаете, что «уснувшая» энергия пребывает, говоря условно, в состоянии летаргии до тех пор, пока та же магнитная молния не выведет ее из подобного состояния.
Камарели садится к столу.
– Это сулит тысячи возможностей, – мечтает он вслух. – Одна большая электростанция… Или комбинация нескольких электростанций, наполняющих все просторы республики «спящей» энергией…
Во всем мире курсируют самолеты, пароходы, мчатся экспрессы, автомобили, работают фабрики, заводы, гудят тракторы на полях… Не нужно никакого топлива… Самолет, если это понадобится, может годами находиться в воздухе… Преобразится вся жизнь человечества…
– Я рад, – говорит иностранец, – что это открытие будет принадлежать стране социализма.
– И в том будет ваша личная заслуга перед человечеством, – заключает Камарели, протягивая гостю руку.
– В награду за заслугу, – вкрадчиво продолжает иностранец, не выпуская руки Камарели, – я попрошу, если вы не будете возражать, об одном небольшом одолжении.
– Слушаю вас!
– Все, что будет сделано нами, вы должны взять на себя, мое имя не должно фигурировать нигде.
Камарели молчит. Он не знает, что думать и что отвечать.
– Нет, я не могу принять ваше условие, – произносит он наконец и шутливо добавляет: – Я не привык к плагиату.
– Плагиат был бы в том случае, если бы вы без моего ведома и согласия просто присвоили бы мои труды. А здесь положение иное: во-первых, вся моя работа теоретически вытекает из вашего открытия, и, по существу, вы являетесь автором всех опирающихся на него изобретений; во-вторых, – если и есть в этой работе что-то мое собственное, какие-то мои идеи, то я по собственной воле передаю их вам. Где же здесь плагиат? К тому же, должен вам сказать, что просить вас об этой услуге меня вынуждают вполне определенные обстоятельства. Придет время, и они станут вам понятны. Только, поверьте, здесь нет ничего недостойного.
Камарели все больше кажется, что иностранец является какой-то загадкой во плоти, что его окутанный тайной визит – лишь вступление к необыкновенной истории, которую невозможно предугадать. Он уступает гостю, соглашается исполнить его просьбу.
– Но при одном условии, – добавляет он в свою очередь, – когда отпадут эти «особые» обстоятельства, то должна быть исправлена несправедливость, которую вы вынудили меня совершить.
– Если мы сочтем это необходимым, – иностранец, кажется, улыбается, но глаза его скрыты от собеседника за черными стеклами, и поэтому улыбка какая-то странная: змеей скользнув по губам, она застывает где-то у крыльев небольшого прямого носа.
Глава вторая
"ЛЕТАРГИН"
Инженер Вайсман переселился к Камарели, в тихую квартиру на Трибунальной улице, где ему была отведена под лабораторию просторная светлая комната.
Перенеся сюда весь свой багаж, он в течение двух недель работал с тремя инженерами, рекомендованными Камарели. В лабораторию от центральной магистрали Загэса провели электролинию. По чертежам Вайсмана Камарели заказал множество различных инструментов и машин. Во дворе вырыли глубокий колодец, в который Вайсман опустил какую-то медную трубку, наполненную темной вязкой жидкостью. Из лаборатории к трубке протянули покрытую свинцом серебряную проволоку. На крыше дома соорудили семиметровую башню, увенчанную объективом телескопа.
Спустя две недели Вайсман отпустил инженеров и принялся за оборудование лаборатории.
15 мая все было готово. В 11 часов утра Вайсман пригласил Камарели. Войдя в лабораторию, Камарели сначала ничего не мог разглядеть: в комнате было темно, как в рентгеновском кабинете. Но постепенно он освоился с темнотой и увидел в углу комнаты Вайсмана, перед которым стояла лампа, прикрытая абажуром и отбрасывавшая маленький кружок фиолетового света.
– Пожалуйте! – пригласил его Вайсман, и комната вдруг озарилась неизвестно откуда хлынувшим дневным сиянием.
Камарели обратил внимание на то, что в комнате не было окон: там, где прежде выходили в сад два окна, теперь была глухая стена, а на ней – громадная черная, хорошо отполированная доска.
Камарели осмотрелся, пытаясь найти источник света, но так и не смог понять, откуда он лился.
– Для лаборатории непригоден ни солнечный свет, ни обыкновенное электрическое освещение, – любезно начал объяснять Вайсман. – Пожалуйста, присаживайтесь, приступим к работе. Прежде всего, мы должны остановиться на одном до сих пор незамеченном свойстве дисперсии электромагнитных волн…
В два часа дня лаборатория была полностью подготовлена. Камарели уже детально ознакомился с формулой Вайсмана и теперь с нескрываемым нетерпением ждал результатов опыта.
Впрочем, несмотря на то, что Камарели был всецело поглощен предстоящим исследованием, он не мог не заметить странного поведения Вайсмана: объясняя каждую часть формулы, он все время стремился к тому, чтобы заключение, окончательный вывод был бы сделан Камарели. Получалось, что не Вайсман раскрывал формулу, а он, Камарели. Подлинный же автор формулы лишь задавал вопросы, но так, что Камарели тотчас же находил нужный ответ, – словно это была его собственная формула.
Заработал маленький мотор, который должен был заполнить «спящей» энергией – летаргином – пространство радиусом в 10 метров. На столе в углу лаборатории стояла маленькая лампа без проводов, с необходимым оборудованием,
В три часа электрометр показал достаточное насыщение эфира.[7]
Мотор остановился.
Камарели подсел к лампе. Вайсман погасил в комнате свет. Лаборатория погрузилась в полный мрак.
Камарели нажал на включатель, и лампа загорелась белым светом….
Затем он передвинул рычаг стоящего там же маленького двигателя, и тотчас же бесшумно заработал мотор, завертелось колесо. Опыт завершился полным успехом. Камарели. вскочил со стула, крепко обнял Вайсмана.
На следующий день Камарели выступил с докладом в Академии наук Грузинской ССР. Академия поручила ему без промедления провести все необходимые для подготовки опытов работы.
Грузинское телеграфное агентство известило весь мир о новом научном открытии.
Для опытов Камарели был выделен один из генераторов Загэса. Неподалеку от генератора вскоре появилось каменное здание в виде башни и магнитный бассейн. Башня соединялась с магистралью генератора. Между башней и генератором поставили трансформатор, где электрический ток подвергался необходимым изменениям. Выходящий из магнитной башни ток посылался в особый аппарат, где и происходила реализация формулы Вайсмана. Этот аппарат находился рядом с главным зданием Загэса, в особом тоннеле, совершенно неприметном для непосвященного глаза. Отсюда к главному зданию протянули медный провод, который шел на крышу и соединялся там с высокой мачтой. Мачта посылала в пространство летаргин.
Камарели заказал семь двигателей для самолетов и десять – для автомобилей. Для проведения показательных опытов беспроводного освещения решили соорудить от Загэса до Тбилиси, да и в самом городе, вплоть до Навтлуги,[8] 1.500 лампионов, каждый мощностью в 10.000 ватт.
К пятому июня были готовы один самолет, один автомобиль и три лампиона. Назначили демонстрацию опыта для узкого круга специалистов. Были приглашены три английских инженера, которые только накануне прибыли в Тбилиси в составе делегации манчестерских текстильщиков.
В 12 часов дня специалисты осмотрели двигатели машин и лампионы. Объяснения давал инженер Камарели.
В половине первого в кабину самолета поднялся Вайсман. Он взял с собой трех пассажиров, в том числе одного англичанина. В автомобиле, вмешавшем пять человек, уселись два других англичанина. Камарели подал знак-самолет плавно и бесшумно поднялся в воздух, а автомобиль покатил по шоссе. Ярким заревом зажглись лампионы. Их сияние спорило с солнечным светом. Удивлению – и восторгу присутствующих не было конца.
Грянул оркестр, раздались крики "ура!", рукоплескания.
Самолет, покружив над окрестностями Тбилиси, вернулся к Загэсу и начал медленно приземляться.
Перенеся сюда весь свой багаж, он в течение двух недель работал с тремя инженерами, рекомендованными Камарели. В лабораторию от центральной магистрали Загэса провели электролинию. По чертежам Вайсмана Камарели заказал множество различных инструментов и машин. Во дворе вырыли глубокий колодец, в который Вайсман опустил какую-то медную трубку, наполненную темной вязкой жидкостью. Из лаборатории к трубке протянули покрытую свинцом серебряную проволоку. На крыше дома соорудили семиметровую башню, увенчанную объективом телескопа.
Спустя две недели Вайсман отпустил инженеров и принялся за оборудование лаборатории.
15 мая все было готово. В 11 часов утра Вайсман пригласил Камарели. Войдя в лабораторию, Камарели сначала ничего не мог разглядеть: в комнате было темно, как в рентгеновском кабинете. Но постепенно он освоился с темнотой и увидел в углу комнаты Вайсмана, перед которым стояла лампа, прикрытая абажуром и отбрасывавшая маленький кружок фиолетового света.
– Пожалуйте! – пригласил его Вайсман, и комната вдруг озарилась неизвестно откуда хлынувшим дневным сиянием.
Камарели обратил внимание на то, что в комнате не было окон: там, где прежде выходили в сад два окна, теперь была глухая стена, а на ней – громадная черная, хорошо отполированная доска.
Камарели осмотрелся, пытаясь найти источник света, но так и не смог понять, откуда он лился.
– Для лаборатории непригоден ни солнечный свет, ни обыкновенное электрическое освещение, – любезно начал объяснять Вайсман. – Пожалуйста, присаживайтесь, приступим к работе. Прежде всего, мы должны остановиться на одном до сих пор незамеченном свойстве дисперсии электромагнитных волн…
В два часа дня лаборатория была полностью подготовлена. Камарели уже детально ознакомился с формулой Вайсмана и теперь с нескрываемым нетерпением ждал результатов опыта.
Впрочем, несмотря на то, что Камарели был всецело поглощен предстоящим исследованием, он не мог не заметить странного поведения Вайсмана: объясняя каждую часть формулы, он все время стремился к тому, чтобы заключение, окончательный вывод был бы сделан Камарели. Получалось, что не Вайсман раскрывал формулу, а он, Камарели. Подлинный же автор формулы лишь задавал вопросы, но так, что Камарели тотчас же находил нужный ответ, – словно это была его собственная формула.
Заработал маленький мотор, который должен был заполнить «спящей» энергией – летаргином – пространство радиусом в 10 метров. На столе в углу лаборатории стояла маленькая лампа без проводов, с необходимым оборудованием,
В три часа электрометр показал достаточное насыщение эфира.[7]
Мотор остановился.
Камарели подсел к лампе. Вайсман погасил в комнате свет. Лаборатория погрузилась в полный мрак.
Камарели нажал на включатель, и лампа загорелась белым светом….
Затем он передвинул рычаг стоящего там же маленького двигателя, и тотчас же бесшумно заработал мотор, завертелось колесо. Опыт завершился полным успехом. Камарели. вскочил со стула, крепко обнял Вайсмана.
На следующий день Камарели выступил с докладом в Академии наук Грузинской ССР. Академия поручила ему без промедления провести все необходимые для подготовки опытов работы.
Грузинское телеграфное агентство известило весь мир о новом научном открытии.
Для опытов Камарели был выделен один из генераторов Загэса. Неподалеку от генератора вскоре появилось каменное здание в виде башни и магнитный бассейн. Башня соединялась с магистралью генератора. Между башней и генератором поставили трансформатор, где электрический ток подвергался необходимым изменениям. Выходящий из магнитной башни ток посылался в особый аппарат, где и происходила реализация формулы Вайсмана. Этот аппарат находился рядом с главным зданием Загэса, в особом тоннеле, совершенно неприметном для непосвященного глаза. Отсюда к главному зданию протянули медный провод, который шел на крышу и соединялся там с высокой мачтой. Мачта посылала в пространство летаргин.
Камарели заказал семь двигателей для самолетов и десять – для автомобилей. Для проведения показательных опытов беспроводного освещения решили соорудить от Загэса до Тбилиси, да и в самом городе, вплоть до Навтлуги,[8] 1.500 лампионов, каждый мощностью в 10.000 ватт.
К пятому июня были готовы один самолет, один автомобиль и три лампиона. Назначили демонстрацию опыта для узкого круга специалистов. Были приглашены три английских инженера, которые только накануне прибыли в Тбилиси в составе делегации манчестерских текстильщиков.
В 12 часов дня специалисты осмотрели двигатели машин и лампионы. Объяснения давал инженер Камарели.
В половине первого в кабину самолета поднялся Вайсман. Он взял с собой трех пассажиров, в том числе одного англичанина. В автомобиле, вмешавшем пять человек, уселись два других англичанина. Камарели подал знак-самолет плавно и бесшумно поднялся в воздух, а автомобиль покатил по шоссе. Ярким заревом зажглись лампионы. Их сияние спорило с солнечным светом. Удивлению – и восторгу присутствующих не было конца.
Грянул оркестр, раздались крики "ура!", рукоплескания.
Самолет, покружив над окрестностями Тбилиси, вернулся к Загэсу и начал медленно приземляться.