Локен шагнул вперед. Солдат попытался загородить ему путь, но Локен одной рукой схватил его запястье и аккуратно повернул, так что локоть оказался вывернутым и лишил солдата возможности сопротивляться.
   – Никогда больше так не делай, – посоветовал ему Локен и отпустил беднягу, добавив небрежный толчок, от которого тот упал на четвереньки.
   Комната оказалась маленькой и сильно загроможденной. На полу валялись разбросанные предметы одежды и смятые постельные принадлежности, настенные полки и низкий столик были заполнены пустыми бутылками и грязной посудой.
   Киилер стояла в дальнем углу, позади неубранной постели. Она обернула простыню вокруг худенького тела и с презрением смотрела на Локена. Эуфратия выглядела больной и слабой; волосы потускнели и спутались, под глазами залегли темные тени.
   – Все в порядке, Лииф, – сказала она солдату. – Встретимся позже.
   Мужчина все еще настороженно обошел Локена, надел рубашку и сапоги, подхватил куртку и вышел, бросив напоследок на Локена сердитый взгляд.
   – Он хороший человек, – сказала Киилер. – Заботится обо мне.
   – Армия?
   – Да. Это называется братание. А Игнацию обязательно здесь оставаться?
   Каркази остался у входа и стоял, прислонившись к дверному косяку. Локен обернулся к нему.
   – Спасибо за помощь, – сказал он. – Увидимся завтра.
   Каркази кивнул.
   – Хорошо, – произнес он и с явной неохотой вышел из комнаты.
   Локен прикрыл дверь и снова повернулся к Киилер. Она уже наливала из фляжки неразбавленную выпивку и небольшой стакан.
   – Могу я вам предложить? – спросила она, приподнимая фляжку. – В знак гостеприимства.
   Локен покачал головой.
   – А, полагаю, Астартес не пьют спиртного. Еще одна биологическая несовместимость?
   – Мы можем выпить достаточно, но при более подходящих обстоятельствах.
   – А сейчас, надо полагать, они неподходящие?
   Киилер поставила фляжку и взяла в руку стакан.
   Придерживая одной рукой простыню и отхлебывая на ходу из стакана, она прошла к кушетке. Затем уселась, подобрав ноги, и, не переставая пить, стыдливо подтянула простыню.
   – Кажется, я догадываюсь, почему вы оказались здесь, капитан, – сказала она. – Но я удивлена. Я ожидала вашего появления пару недель назад.
   – Я должен извиниться. Второй файл я обнаружил только сегодня вечером. До сих пор я, видимо, не очень внимательно просматривал пикты.
   – И что вы думаете о моей работе?
   – Превосходно. Снимки с десантной палубы на удивление хороши. Я хотел отправить вам записку с благодарностью за присланные копии. И снова должен извиниться. Но вот второй файл…
   – Проблематичен? – закончила за него Киилер.
   – Это еще мягко сказано, – кивнул Локен.
   – Почему бы вам не присесть? – предложила она.
   Локен сбросил свой балахон и осторожно уселся на металлический стул рядом с заставленным посудой столиком.
   – Я даже не знала, что сделала эти пикты, – продолжила Киилер, не переставая отпивать из стакана. – Наверно, просто забыла о них. Когда Первый капитан меня спросил, я ответила, что никаких снимков не делала. Я обнаружила их позже. И очень удивилась.
   – А почему вы послали их мне? – спросил Локен.
   Киилер пожала плечами:
   – Даже не знаю. Сэр, вы должны понять, что я была… травмирована. Какое-то время мне было совсем скверно. Я испытала шок. Я была слишком растеряна, но постепенно справилась. Теперь я спокойна, сосредоточенна и могу сконцентрироваться. Друзья помогли мне справиться. Игнаций, Сади и многие другие. Они были ко мне очень добры. Не позволили себе навредить.
   – Навредить себе?
   Киилер, опустив голову, нерешительно повертела и пальцах стакан.
   – Кошмары, капитан Локен. Ужасные видения не покидали меня во сне и наяву. Я стала плакать безо всяких на то причин. Слишком много пила. Приобрела маленький пистолет и долгие часы размышляла, хватит ли у меня силы использовать его. – Киилер подняла глаза и посмотрела на Локена. – Вот в этот… мрачный период отчаяния я и послала вам пикты. Наверно, это был крик о помощи, впрочем, не знаю. Не могу вспомнить. Но, как я уже говорила, я справилась. Теперь чувствую себя прекрасно и немного стыжусь, что побеспокоила вас, тем более что моему посланию потребовалось несколько недель, чтобы достичь цели. Вы зря потратили время на встречу со мной.
   – Я рад, что вам лучше, – сказал Локен. – Но время потрачено не впустую. Нам необходимо поговорить об этих пиктах. Кто еще их видел?
   – Никто. Только вы и я. И больше никто.
   – А вы не думали, что надо бы показать их Первому капитану?
   Киилер решительно тряхнула головой:
   – Нет. Ни за что. Особенно теперь. Если дело дойдет до командования, они конфискуют снимки… Возможно, уничтожат их и расскажут мне сказку о диком хищнике. Первый капитан безо всяких колебаний сообщил, что это было местное животное, какой-то ксе-пос. И без обиняков заявил, что я должна держать рот на замке. Из соображений морали. В то время эти пикты стали для меня спасительным тросом. Они служили доказательством, что я не сошла с ума. Вот потому я и послала их вам.
   – А разве я не часть командования?
   Киилер рассмеялась.
   – Локен, вы были там. Вы все это видели. Я воспользовалась случаем. Думала, что вы отреагируете и…
   – И что?
   – Расскажете мне правду.
   Локен нерешительно молчал.
   – О, не тревожьтесь, – успокоила она его и встала, чтобы снова наполнить опустевший стакан. – Теперь я не хочу знать правду. Дикий зверь. Дикий зверь. Я справилась с этим. Капитан, сейчас, когда все позади, я не хочу, чтобы вы нарушали клятву и рассказывали мне то, о чем обещали молчать. Это была глупая идея, и я уже жалею, что высказала ее. Теперь моя очередь извиняться.
   Она подтянула сползшую на грудь простыню и посмотрела на Локена:
   – Я уничтожила свои копии. Абсолютно все. Даю слово. Остались только те, что я отослала вам.
   Локен вытащил электронный блокнот и положил его на стол. Для этого пришлось сбросить на пол пару немытых чашек. Киилер долгое время созерцала аппарат, потом залпом осушила стакан и снова наполнила.
   – Представьте себе, – заговорила она, ставя фляжку внезапно задрожавшей рукой. – Я ощутила ужас даже сейчас, когда пикты снова оказались в комнате.
   – Мне кажется, вы не настолько оправились, как вам кажется, – заметил Локен.
   – Вот как? – фыркнула она и запустила пальцы в нечесаные светлые волосы. – Ну и ладно, раз вы здесь. Пропади оно все пропадом!
   Она подошла к столику и схватила блокнот.
   – Дикий зверь, да? Дикий зверь?
   – Одна из форм опасного хищника, обитающего только в этом горном районе…
   – Простите, но с меня достаточно этого дерьма! – воскликнула Киилер.
   Резким движением она вставила блокнот в разъем компактного электронного редактора, стоявшего в углу комнаты. На скамье рядом с устройством валялись несколько ее пиктов и запасные линзы для объектива. Редактор, включившись в работу, негромко загудел, и вскоре ожил холодный белый экран.
   – А как вы объясните некоторые несовпадения?
   – Несовпадения? – переспросил Локен.
   – Да.
   Киилер привычно ввела команды на панели устройства и выбрала файл. Прикосновением указательного пальца вывела на экран первый пикт, и он появился на экране.
   – Терра, я не могу на них смотреть! – воскликнула она и отвернулась.
   – Выключите их, Киилер.
   – Нет, смотреть будете вы. Посмотрите на визуальные искажения. Уверена, вы их уже заметили. Такое впечатление, что он здесь присутствует и в то же время не совсем. Словно на какие-то мгновения выпадает из реальности.
   – Ошибка сигнала. Слабое освещение и климатические условия нарушили настройки пиктера и…
   – Капитан, я знаю, как пользоваться пиктером, и знаю, что такое слабая выдержка, блики линз и цифровое искажение. Это все не то. Смотрите.
   Она вызвала на экран второй кадр и вполглаза посмотрела на него.
   – Обратите внимание на задний план. И на капли крови на переднем плане. Великолепная четкость. Кроме самого существа. Я не могу сказать, что могло вызвать эффект излишнего увеличения. Этот «дикий зверь» выпал из пространства синхронизации, в то время как все остальные предметы получились превосходно. Именно так я его и видела, капитан. Вы ведь внимательно изучали пикты?
   – Нет, – признался Локен.
   Киилер сменила снимок на экране. Теперь она смогла довольно долго смотреть на изображение, но потом все же отвернулась.
   – А здесь, видите? Остаточное изображение? Это явление прослеживается на всех снимках, но здесь особенно ярко.
   – Я не…
   – Я сейчас увеличу контрастность и немного уберу размытость движения. – Киилер ввела в устройство новую серию команд. – Ну, теперь видите?
   Локен остолбенел. То, что раньше виделось размытым и нечетким ореолом, окружавшим существо из ночного кошмара, теперь благодаря манипуляциям Киилер исчезло. На фоне отвратительного чудовища появился почти человеческий силуэт, повторяющий позу и движение зверя. Хоть изображение и не было особенно четким, не оставалось сомнений, что это искаженное гримасой лицо и израненное тело Ксавье Джубала.
   – Он вам знаком? – спросила Киилер. – Я его не знаю, но, когда увидела, смогла распознать физиогномику и строение тела, характерные для Астартес. И как мог мой пиктер такое запечатлеть…
   Локен ничего не ответил.
   Киилер отключила аппарат редактора, вытащила блокнот и бросила его Локену. Он машинально подхватил вещицу. Киилер вернулась к кушетке и плюхнулась на сиденье.
   – Вот я и хотела, чтобы вы мне это объяснили, – сказала она. – Вот почему послала вам пикты. Когда я была в самой глубокой и мрачной бездне отчаяния, я надеялась, что вы придете и все мне объясните. Но не беспокойтесь. Я уже прошла через это. Все в порядке. Дикий зверь, вот и все. Дикий зверь.
   Локен посмотрел на электронный блокнот в своей руке. Вряд ли он может представить, через что пришлось пройти Киилер. Потрясение было достаточно тяжелым даже для него, но ему самому, Неро и Зиндерманну помогло испытанное средство: они знали правду. А Киилер ее не знала. Она обладала достаточной проницательностью и умом, чтобы видеть прорехи в сочиненной легенде, заметить несообразности в словах Первого капитана и понять, что в основе этой истории лежит нечто ужасное. И с этим знанием она в одиночку смогла справиться со своими эмоциями.
   – Как вы думаете, что это было? – спросил он.
   – Что-то ужасное, о чем нам лучше никогда не знать, – ответила она. – Бросьте, Локен. И пожалуйста, не надо сейчас меня жалеть. И не вздумайте рассказывать правду.
   – Не буду, – ответил он. – Не могу. Это был дикий зверь, Эуфратия. Но как вы смогли с этим справиться?
   – Что вы имеете в виду?
   – Вы сказали, что чувствуете себя хорошо. Насколько хорошо?
   – Мои друзья помогли мне справиться с потрясением. Я вам уже говорила.
   Локен поднялся со стула, взял фляжку и подошел к кушетке. Он присел на краешек постели и наполнил протянутый стакан.
   – Спасибо, – кивнула Киилер. – Я нашла в себе силы. Я обрела…
   На мгновение Локену показалось, что она скажет «религию».
   – Обрели – что?
   – Веру. Веру в Империум. В Императора. В вас.
   – В меня?
   – Не в вас лично. В Астартес, в Имперскую армию, в любую военную силу человечества, которая призвана защищать нас, простых смертных. – Она сделала глоток и усмехнулась. – Понимаете, Император нас защищает.
   – Конечно, он защищает, – согласился Локен.
   – Нет, вы не понимаете, – сказала Киилер, обхватывая руками закрытые простыней колени. – Он в самом деле защищает. Он оберегает человечество при помощи Легионов, вооруженных отрядов, при помощи военных машин механикумов. Он сознает опасность. Видит противоречия. И использует все орудия, вроде вас, чтобы уберечь нас от зла. Защитить наши физические тела от повреждений и гибели, а наш разум – от безумия, чтобы спасти наши души. Вот что я смогла понять. Вот чему научило меня перенесенное потрясение, и я благодарна за это. В космосе существуют невообразимые опасности, живет зло, которое человечество не в силах даже осознать, не то, что с ним бороться. А Император нас защищает. Есть ужасные истины, способные свести нас с ума при первой же встрече с ними. И Император уберегает нас от них. Вот для этого он вас и создал.
   – Это великолепная концепция, – признал Локен.
   – Тогда, в Шепчущих Вершинах… вы спасли меня, не так ли? Вы поразили это чудовище. А теперь вы снова спасаете меня, уберегая от правды. Она причиняет вам боль?
   – Что «причиняет боль»?
   – Правда, которой вы не можете поделиться?
   – Иногда, – ответил Локен.
   – Не забывайте, Гарвель, Император – наша надежда и наш свет. Если мы верим в него, он защитит нас.
   – Откуда у вас такие мысли? – поинтересовался Локен.
   – От друзей, Гарвель. Меня беспокоит только один вопрос. Постоянная тревога, не дающая успокоиться моим мыслям. Вы, Астартес, преданны до мозга костей. Вы верны друг другу и никогда не сомневаетесь.
   – И что?
   – Сегодня я почти поверила, что вы что-то мне расскажете, но из верности долгу вы остались верны своим братьям. Я восхищена вашей твердостью, но ответьте на один вопрос: как далеко распространяется ваша преданность? Что бы ни произошло там, в Шепчущих Вершинах, я уверена, что один из братьев Астартес был частью этого происшествия. Но вы сомкнули ряды. Что должно произойти, чтобы вы пожертвовали вашей верностью Легиону ради верности нам, простым смертным?
   – Я не понимаю, о чем вы говорите.
   – Вы понимаете. Если один из братьев снова нападет на своих, вы тоже это скроете? Сколько должно произойти таких случаев, прежде чем вы начнете действовать? Один? Сто? Тысяча? Как долго вы намерены хранить свои секреты? Что должно произойти, чтобы вы сбросили братские узы верности Легиону и закричали: «Остановитесь! Это неправильно!»?
   – Ваши предположения нереальны…
   – Неправда. Вы знаете, что такое может быть. Вы все так совершенны, идеальны и одинаковы. Вы маршируете в ногу и выполняете любые приказы. Локен, вы знаете хоть одного Астартес, кто осмелился бы нарушить строй? Может, это вы?
   – Я…
   – Вы посмеете? Если обнаружите гниль, признаки разложения, посмеете ли вы нарушить корпоративную верность и выступить против? Ради общего блага всего остального человечества?
   – Этого никогда не случится, – твердо сказал Локен. – Это невозможно. Вы предполагаете разделение общества. Гражданскую войну. Это противно самим устоям Империума, каким его создал Император. С Воителем Хорусом, направляющим нас, словно путеводная звезда, такая вероятность абсолютно исключена. Империум велик и крепок и стремится к единой цели. Конечно, Эуфратия, есть какие-то противоречия, как есть войны, бедствия и эпидемии. Они причиняют нам горе, но не убивают. Мы боремся со злом и движемся вперед.
   – Это зависит от того, – заметила Киилер, – откуда берутся эти напасти.
   Внезапно раздался негромкий сигнал – ожил вокс-браслет Локена. Локен поднял запястье, включил передатчик.
   – Я уже иду, – сказал он и снова повернулся к Эуфратии. – Давайте как-нибудь встретимся и еще побеседуем, – предложил он.
   Киилер кивнула. Локен нагнулся и поцеловал ее в лоб.
   – Выздоравливайте. И побольше общайтесь с друзьями, – сказал он.
   – А вы друг мне? – спросила Эуфратия.
   – Вы и сами это знаете, – ответил Локен.
   Он встал с кровати и поднял с пола свой балахон.
   – Гарвель, – окликнула он.
   – Да?
   – Уничтожьте эти снимки, прошу вас. Ради меня. Они не должны существовать.
   Локен кивнул, отворил дверь и вышел в прохладный коридор.
   Едва за ним закрылась дверь, Киилер поднялась с кровати и позволила простыне соскользнуть на пол. Оставшись обнаженной, она подошла к небольшому буфету, опустилась на колени и открыла нижние дверцы. Оттуда Эуфратия достала две свечи и маленькую статуэтку Императора. Все это она расположила на крышке буфета и маленькой зажигалкой зажгла свечи. Порывшись в верхнем ящике, она вытащила изрядно потрепанную брошюру, принесенную Лиифом. Это было дешевое, плохое издание, небрежно отпечатанное на портативном механическом принтере. На полях осталось несколько чернильных разводов, а текст изобиловал ошибками.
   Киилер это не беспокоило. Она открыла первую страницу и, склонившись перед импровизированным алтарем, начала читать:
   – «Император человечества есть Свет и Путь, и все его действия направлены на благо людей, на благо его народа. Император есть Бог, и Бог есть Император, так учит нас Божественное Откровение, и, кроме всего прочего, Император защитит нас…»
 
   Локен бегом несся по переходам отсека летописцев, и капюшон развевался за его плечами. Раздался вой сирен. Мужчины и женщины, выходя из комнат узнать, что случилось, провожали его изумленными взглядами.
   Он поднял вокс к лицу.
   – Неро! Докладывай! Это Тарик? Что-нибудь случилось?
   Из устройства послышался треск, потом из динамика зазвучал слегка искаженный голос Випуса:
   – Да, Гарвель, кое-что происходит, но все в порядке. Возвращайся сюда.
   – Что? Что произошло?
   – Корабль, вот что. Только что вслед за нами из перехода в систему вошла боевая баржа. Это Сангвиний. Сангвиний собственной персоной.

17

ЛОРД АНГЕЛОВ
БРАТСТВО В ПАУЧЬЕМ ЦАРСТВЕ
ОТЛУЧЕНИЕ
 
   За неделю или около того до этих событий, во время одной из регулярных встреч, Локен все же рассказал Мерсади Олитон о Великом Триумфе Императора после Улланора.
   – Ты не можешь себе этого представить, – сказал он.
   – Я могу попробовать.
   Локен усмехнулся.
   – Для этого события механикумы разгладили поверхность целого континента, чтобы сделать сцену.
   – Разгладили? Как это?
   – Промышленными плавильными установками и геоформерами. Горы раздробили, а образовавшимся материалом засыпали низкие места. Поверхность стала ровной и бесконечной, превратилась в гигантский стол, покрытый слоем сухой щебенки. На это ушло несколько месяцев.
   – Это могло занять несколько столетий!
   – Ты недооцениваешь мощь наших механикумов. Для осуществления проекта были высланы четыре рабочие флотилии. Они соорудили достойную Императора сцену, такую обширную, что на одном ее конце начиналось утро, а на другом уже наступал вечер.
   – Ты преувеличиваешь! – восхищенно воскликнула она.
   – Может, и так. Ты замечала за мной такое раньше?
   Олитон покачала головой.
   – Ты должна понять: это было исключительное событие. Это торжество должно было ознаменовать наступление новой эры, и Император это знал. Он понимал, что событие должно остаться в памяти. Это было окончание улланорской кампании, окончание похода, коронация Воителя. Для Астартес это была возможность попрощаться с Императором перед тем, как после двух столетий личного командования он вернется на Терру. После того как он объявил о своем уходе с военной сцены, мы плакали. Ты можешь себе это вообразить, Мерсади? Сто тысяч плачущих воинов?
   Она кивнула:
   – Мне кажется, непростительно было не пригласить туда летописцев. Такое событие происходит не больше одного раза в эпоху.
   – Это было приватное событие.
   Она рассмеялась:
   – В присутствии сотни тысяч воинов, на сцене, сотворенной из целого континента? И ты говоришь о приватном торжестве?
   Локен посмотрел ей в глаза.
   – Ты и теперь не можешь нас до конца понять, правда? Ты все еще меришь нас по человеческим меркам.
   – Я стараюсь исправиться, – ответила Мерсади.
   – Я не хотел тебя обидеть, – произнес Локен, уловив ее выражение. – И все же это было частное торжество. Церемония. Сто тысяч Астартес. Восемь миллионов регулярной армии. Легионы титанов, целый лес из стали. Сотни отрядов оружейников, дивизии танков, тысячи и тысячи машин. Вся орбита была занята военными кораблями, а вокруг них летали бесконечные эскадрильи истребителей и транспортов. Знамена и штандарты, множество знамен и штандартов.
   Некоторое время он помолчал, погрузившись в воспоминания.
   – Механикумы проложили там дорогу. В полкилометра шириной и пятьсот километров длиной – прямой тракт, проходивший через всю огромную сцену. С обеих сторон от дороги через каждые пять метров стоял железный шест с черепом зеленокожего, это были трофеи улланорской войны. Вторым рядом от дороги были бетонные емкости, наполненные горящим топливом. И так на протяжении всех пятисот километров. Жара стояла ужасная. Мы прошли по этому тракту в парадном строю и миновали помост, на котором под навесом из стальных пластин стоял Император. Помост представлял собой основание одной древней вершины, и это было единственное сооружение, поднятое над площадкой. Мы прошли парадом, а затем собрались на обширном плато перед помостом.
   – Кто маршировал?
   – Все мы. Были представлены все четырнадцать Легионов, или целиком, или поротно. Некоторые Легионы в то время вели войны в таких далеких регионах, что им не позволили прибыть в полном составе. Но Лунные Волки, конечно же, присутствовали все до единого. Мерсади, там были девять примархов. Девять. Хорус, Дорн, Ангрон, Фулгрим, Лоргар, Мортарион, Сангвиний, Магнус, Хан. Остальные прислали своих представителей. Такой вот спектакль. Нет, ты не можешь себе это представить.
   – Я все еще пытаюсь.
   Локен покачал головой.
   – Я и сам с трудом верю, что был там.
   – А как они выглядели?
   – Ты думаешь, я с ними общался? Я был просто одним из братьев в парадном строю. Леди, за свою жизнь я в разное время повидал почти всех примархов, хотя и издали. С двумя из них я разговаривал лично. До избрания в Морниваль я не общался в столь высоких кругах. Я знаю примархов только издали. А во время Триумфа я едва мог поверить, что их собралось так много в одном месте.
   – Но у тебя все-таки остались какие-то впечатления о них?
   – Незабываемые впечатления. Все они казались огромными, гордыми и могучими. Но и в них можно было угадать человеческие черты. Ангрон – краснолицый и злой; Дорн – твердый и непоколебимый; Магнус окутан тайной. И конечно, Сангвиний. Такой безупречный, такой обаятельный.
   – Я тоже слышала о нем нечто подобное.
   – Значит, ты слышала правду.
 
   Его длинные черные волосы были прижаты к голове толстой золотой цепью, застегнутой надо лбом. Концы цепи обрамляли черты печального лица. В знак скорби на щеках пролегли две серые полоски.
   Слуга с кисточкой и краской в руках застыл рядом, готовый нарисовать ритуальные слезы, но примарх Сангвиний покачал головой, отчего цепь тихонько звякнула.
   – У меня найдутся настоящие слезы, – сказал он.
   Примарх повернулся, но не к своему брату Хорусу, а к Торгаддону.
   – Тарик, покажи мне, – попросил он.
   Торгаддон кивнул. Ветер со стоном обдувал неподвижные фигуры, стоящие на пустынном горном склоне, и дождь стекал по их бронированным доспехам. Торгаддон подал знак рукой, и Тарвиц, Балли и Люций выступили вперед, держа в руках запыленные реликвии.
   – Вот эти воины, мой господин, – произнес Торгаддон неожиданно дрогнувшим голосом. – Эти Дети Императора самоотверженно разыскивали останки, им и предстоит лично передать их вам.
   – Вы совершили этот подвиг? – спросил Сангвиний, обращаясь к Тарвицу.
   – Да, мой господин.
   Сангвиний взял из рук Тарвица пробитый шлем Астартес и вгляделся в него. Он намного превосходил капитана ростом, а доспехи примарха ослепляли блеском рубинов и изумрудов. На груди, как и у Воителя, сияло немигающее Око Терры. Широкие крылья Сангвиния, как крылья гигантского орла, были сложены за спиной и перевиты серебряными нитями с нанизанными на них жемчужинами.
   Сангвиний перевернул шлем и на изнанке увидел метку оружейника.
   – Восемь рыцарских леопардов, – сказал он.
   Ралдорон, магистр ордена, стоящий рядом с ним, заглянул в списки.
   – Не стоит беспокоиться, Рал, – остановил его Сангвиний. – Я знаю эту метку. Капитан Торос. Нам будет его не хватать.
   Сангвиний передал шлем Ралдорону и кивнул Тарвицу.
   – Благодарю за ваше участие, капитан, – сказал он и перевел взгляд на Эйдолона: – А вас, сэр, благодарю за то, что так быстро выступили на помощь капитану Фрому.
   Эйдолон поклонился, словно не замечая мрачного взгляда Воителя, брошенного в его сторону. Сангвиний опять повернулся к Торгаддону.
   – А тебе, Тарик, моя особая благодарность. За то, что разрушил этот кошмар.
   – Я только выполнял инструкции, данные мне Воителем, – ответил Торгаддон.
   Сангвиний взглянул на Хоруса:
   – Это правда?
   – Тарик воспользовался некоторой свободой выбора, – улыбнулся Хорус.
   Он шагнул вперед и прижал Сангвиния к своей груди. Никто из примархов не был так близко связан, как Воитель и Ангел. С момента прибытия Сангвиния они почти не расставались.
   Великолепный командир Кровавых Ангелов, Девятого Легиона, отступил на шаг и окинул взглядом унылый пейзаж. Вокруг основания выветренной скалы застыли в молчании сотни вооруженных солдат. Большинство из них были или в чисто-белых доспехах Лунных Волков, или в кроваво-красных цветах Ангелов, лишь изредка виднелись пурпурные с золотом костюмы Детей Императора. Позади Астартес под дождем замерли военные машины – блестящие, черные и тихие, словно призрачные плакальщики. Дальше в траурном молчании замерли отряды Имперской армии, лишь развернутые знамена хлопали на холодном ветру. Их транспортные и боевые машины вытянулись эшелоном, и некоторые из солдат забрались на крыши, чтобы лучше видеть происходящее.