Страница:
- на чистейшем монгольском. Я там служил, ты ж знаешь. Не бери в голову,
командир, знатоков монгольского, могу спорить, тут отродясь не было и не
будет еще долго...
- Ну подожди, - с садистской мечтательностью сказал майор. - Когда
выйдем, я тебя построю в две шеренги, в три ряда, и долго ты у меня будешь
маршировать рассыпным строем...
- Да ну...
- Р-разговорчики...
За следующим поворотом открылось село - большое, обширное, вольно
разбросанные дома еще издали выглядели иными, чужими. Солидные,
обстоятельные кирпичные особняки, молча рапортовавшие об устоявшемся
процветании. Кое-где вырыты окопы довольно грамотно, именно там, где майор
сам бы их отрыл для толковой обороны. Справа, на протяженном склоне, -
двухэтажное здание без крыши, с незастекленными окнами. Неподалеку от него -
блокпост: три выцветших палатки, "бэха", развернутая башенным орудием к
большой дороге, два низких строеньица из неизбежных бетонных блоков,
пулеметное гнездо, часовой у шлагбаума из стального троса, сейчас лежавшего
на земле. Обычная картинка.
- Двинулись, - приказал майор.
- Идет передача. Они навели справки на блокпосту и малость успокоились.
- Мелочь, а приятно...
Шагая по выщербленному временем асфальту, майор повторял в памяти
кое-какие наставления, написанные серьезными людьми очень давно, но
актуальности ничуть не утратившие.
"Крестьяне не так просты, как кажется. Они свободолюбивы,
трудноуправляемы, хитры и изворотливы. Первейшая жизненная задача
крестьянина любой национальности - выжить. Выжить при любом политическом
процессе. Власть меняется, а крестьяне остаются. Крестьяне инстинктивно и
постоянно собирают абсолютно всю жизненную информацию, из которой делают
быстрые и безошибочные выводы. Они наблюдательны от природы, обладают
способностью быстро сопоставлять факты и мгновенно просчитывать ситуацию.
Нельзя играть с крестьянином в психологические игры, особенно если
инициатива исходит с его стороны.
Психологически переиграть крестьянина невозможно - его мышление
происходит не столько на логическом, сколько на психоэнергетическом уровне.
Крестьянина можно обмануть, но провести - никогда.
Слабое место крестьянина - страх. Именно страх перед равнодушной
жестокостью обстоятельств делает крестьянина сговорчивым, очень сговорчивым.
Его разрушает страх перед реальной силой, непреклонной и не приемлющей
психологических провокаций. И чем больше гонора у крестьянина снаружи, тем
больше животного и парализующего сознание страха внутри. Заскорузлое
мышление жадноватого от природы крестьянина определяется текущим моментом -
выгодно ему или нет. Властям помогают недовольные и обиженные, а также из
чувства мести, былой зависти, просто из пакости - крестьянин обидчив,
злопамятен и мелочен".
За свою службу майор не раз успел убедиться, что подобные наставления
писаны людьми, прекрасно знавшими свое ремесло. И пользу приносят
нешуточную.
Беда только, что в конкретном случае у майора не было рычагов
воздействия, вызвавших бы страх. Наоборот, ему категорически предписано,
несмотря ни на что, оставаться сраным дипломатом во фраке. А это плохо,
между нами говоря. В иных ситуациях лучшее оружие как раз и есть внушаемый
другой стороне страх...
- Стой, кто идет? - молодцевато выкрикнул часовой.
- Скажи пехоте по-монгольски, - усмехнулся майор.
Доктор Айболит обрадованно отбарабанил:
- Улсыг аюулаас хамгаалах байгууллага! -И, видя, как у часового на лице
изобразилось тупое удивление, осклабился:
- Проще говоря, группа "Георгин". Предупреждал тебя командир про такую?
Вот и вызови командира, боец, шустренько!
...Здешний командир, старлей с ухоженными светлыми усами, был совсем
молодой, но на вид расторопный. Особист оказался постарше, уже малость
провяленный жизнью" почти ровесник майора. Он пока что молчал, неслышно
передвигаясь за ними по склону, а старлей говорил и говорил, показывая
сигнальные растяжки, характеризуя местность, кратко и емко вводя майора в
курс того необходимого минимума, что в данной ситуации полагался. Все было
дельно и правильно, но понемногу майор стал отмечать, что здешний комендант
чересчур уж упирает на нейтралитет села, на сложившиеся, знаете ли,
традиционные отношения мирного сосуществования, всецело одобренного
командованием, а через него - и теми, кто повыше...
Он ничего не сказал вслух. Хотя выводы для себя сделал. Что поделать,
такова се ля ви. Старлею очень нравилось стоять именно здесь, где
практически не стреляют, где лишь изредка замаячит на горизонте разведка
душков, которую в первую очередь постараются отогнать сами обитатели
кишлака. Уютное местечко посреди войны, где этой самой войны словно бы и
нет.
И глупо было бы ставить старлею в вину эту потаенную радость - инстинкт
самосохранения человеку свойствен даже сильнее всех прочих инстинктов, дело
житейское. И все же был тот легонький страх, что прочитывался где-то под
поверхностью, - опасался старлей, что появление загадочной группы может,
чего доброго, нарушить прежнюю идиллию, опасался, что уж там.
А потому вызывал у майора чувства сложные и отнюдь не благостные: от
легкой неприязни до разочарования непонятно чем и кем...
Он покосился через плечо. Метрах в ста от них, у ветхого заборчика,
торчала стайка местных пацанов, открыто наблюдавших за новоприбывшими.
Хорошо еще, от этих не приходилось ждать пули в спину или брошенной гранаты,
как случалось в иных местах, но все равно, ручаться можно, они тут торчали
не просто так. Юные друзья пограничников - с учетом местной специфики. Глаза
и уши местной контрразведки, как ее ни именуй. Не мешает учесть, что
доморощенная ГБ, пожалуй что, работает в десять раз эффективнее и ревностнее
любой аналогичной государственной службы, потому что лишено и тени
бюрократии, являет собою плоть от плоти и кровь от крови села, скорее уж
деталь живого организма даже.
Бактериофаги, мать их так...
- Обстановка в последние два дня несколько напряженная, - хмуро сообщил
старлей. - Позавчера на одном из дальних пастбищ исчезли трое местных. По
всем признакам, похищены. Двое - молодняк безусый, а вот третий - человек в
селе авторитетный, справный хозяин. Местные в округе рыщут группами, ищут
следы...
- Мы встретили дозор.
- Ага. Их там столько... В местной самообороне стволов двести.
- Конкретные подозрения на кого-то есть? - Вопрос был обращен
непосредственно к особисту Михалычу.
- Трудно сказать, - подумав, ответил тот предельно взвешенно. -
Агентуры у меня в селе нет, а всю исходящую от них официальную информацию
сто раз профильтровать следует... Вроде бы совершенно немотивированная
акция.
- А... этот? - спросил майор.
- У него нет задачи освещать село, - ответил особист.
Перехватив их взгляды, старлей словно бы оживился:
- Я вам больше не нужен, товарищ майор, такое впечатление? У вас свои
дела пошли...
- Да, вот именно. Можете идти.
- Есть! - браво воскликнул старлей и, четко повернувшись через левое
плечо, направился к блокпосту.
- Нравится ему здесь, а? - не глядя на собеседника, спросил майор.
- А кому бы не нравилось? - без выражения ответил Михалыч. - Место
тихое...
- Значит, у этого, вашего, нет задачи освещать село?
- Ага. Он, вообще-то, не здешний, не того тейпа, просто прижился
как-то...
- Да, я знаю. Вы мне расскажите немножко подробнее, что за человек.
- Кура Абалиев, шестьдесят пятого года рождения. "Кура" - по-местному
"ястреб". - Он усмехнулся, слегка отступив от официального тона. - Очень
удобно, и оперативного псевдонима искать не надо, вот он, готовый... Бывший
лейтенант Советской армии, танковые войска. В восемьдесят девятом, так
сказать, самодемобилизовался. Семья была здесь, в Чечне, но куда-то пропала
во всей этой каше. Дальнейшая биография - темный лес. Вроде бы в
"незаконных" не числился, ихний тейп из Надтеречного района, с дудаевцами
всегда был в контрах. Но почему он обретается здесь, а не в местах
компактного проживания тейпа, непонятно.
Ссылается на личные причины. Никаких счетов с однотейповцами у него
нет, это-то как раз проверке поддавалось...
- А все остальное?
- То, что он на самом деле Кура Абалиев, лейтенант и танкист, уже
проверено конкретно. С остальным - полный мрак, и тут уж ничего не поделать,
не от меня зависит. Сам понимаешь, майор, - агентурная сеть давным-давно
разрушена, восстанавливается с превеликими усилиями, документов нет, да и не
везде они остаются... Что тебе объяснять? Работает он, во всяком случае,
нормально. Все разы, что водил оперов на рандеву, обходилось гладко. Ваши
так сами говорили. К кому вы там ходите, мне знать не полагается, а значит,
и не стремлюсь знать.
Главное, не было до сих пор накладок и жалоб. У тебя что, есть на него
какая-то компра?
- Да нет, - ответил майор не раздумывая. - Просто хочу еще раз все сам
обнюхать... Фиксируют, а? - показал он подбородком в сторону младого
поколения.
- Уж это точно...
- А местные засекают выходы на встречу?
- Боюсь, что да, - признался Михалыч. - Даже наверняка. И ничего тут не
поделаешь - наблюдение у них отлично поставлено, а окрестности знают лучше
любого из нас. Или из вас. Я в свое время докладывал эти обстоятельства,
майор.
Со мной согласились, что ничего тут не поделать... В любом случае,
работать не мешали. Потому, надо полагать, что никакого вреда для них от
этого пока что не было. Они тут прагматики по жизни, как крестьянам и
положено. Не помогают и не мешают.
- А эта недавняя история с похищением может что-то изменить?
- Трудно сказать, майор. Трудно... Непонятная история. О выкупе, во
всяком случае, вроде бы никто пока не заикался. Уж такое до меня дошло бы...
Непонятно, - повторил он со вздохом. - Этот ихний Алхазаров, которого
сцапали с сыном и племянником, - мужик битый, кому попало не поддался бы,
вовремя заметил бы и отбился. Он у них тут числится среди местных крутых, не
в смысле криминала, а в рассуждении жизненного опыта, зажиточности и
ловкости... И вроде бы нет в окрестностях бандочек, которым он что-то мог
задолжать, на хвост наступить... Непонятно.
"Еще бы, - мысленно продолжил майор. - Нет в округе других банд, кроме
Джинна с братией. А Джинн с этим кишлаком никак не повязан - ни старыми
счетами, ни кровной местью. Да и какая может быть кровная месть, если
чеченцев у него - процентов десять от общего количества? Разве что
самодеятельность чья... нет, не допустит Джинн никакой самодеятельности в
ущерб делу. Р-раз и на манер того, что было под Бихи-Юртом..."
Ну, там было немного по-другому, правда. Там Джинн самолично положил из
ручника восемь человек казанских, выпускничков подпольного ваххабитского
заведения, обучавшего не только теории, но и практике - с упором на
подрывное дело и диверсии. Он искал агента, подозревал, что агент среди этих
восьми. Вот только ирония судьбы в том, что все восемь были честнейшими
ваххабитами, а тот, искомый, по имени Каюм, как раз и наблюдал это
поучительное зрелище, стоя среди тех, кто был вне всяких подозрений...
- Вообще, нам бы усиление не помешало, - прервал его размышления
Михалыч. - Тут по автостраде в последнее время повадился муфтий Мадуров
ездить, со свитою.
А он, сам знаешь, тоже проходит как "социально близкий", меня
задергали, настрого требуют обеспечить безопасность... а с кем? Мне
всего-навсего два срочника приданы, у старлея тоже не рота... Ты не подумай,
что я тебя своими проблемами гружу, просто обстановку обрисовываю как можно
выпуклее...
- Да я понимаю, - сказал майор. - И спецтехники у тебя нема? Для
перехватов, скажем?
- Откуда спецтехника? - грустно сказал Михалыч. - Рация есть, но
обыкновенная. Хорошая, правда, со скрэмблером. А так... Мне ж тут особых
задач не ставят, но спрашивают, как водится, за все сразу... - Он помялся и
все же предложил:
- Может, по стопарю? В малой пропорции?
- Чуть погодя, - сказал майор. Подошел Доктор Айболит и, поощренный
взглядом отца-командира, доложил:
- Разместились. Все обустроено. Там вас, товарищ майор, какой-то
аксакал добивается...
- Какой еще аксакал?
- Авторитетный такой, - сообщил Доктор Айболит. - С приличным
иконостасом.
Весь из себя такой бывший советисы зэвсэгт хучин <Советские Вооруженные
силы (монгольск ).>, я бы выразился...
- Ладно, шагай, - хмуро приказал майор. Глядя вслед удалявшемуся
Доктору, Михалыч поинтересовался:
- Слушай, а что это у тебя этот бородатый все время на каком-то
непонятном языке изъясняется?
- Потому что раздолбай, - вздохнул майор.
- Нерусский?
- Да если бы... Ну, я пошел. Встретимся попозже, если что...
Он кивнул особисту и быстрыми шагами направился к дому без крыши - как
оказалось, недостроенному районному Дому культуры, начатому еще в советские
времена, а потом, как нетрудно догадаться, из-за всех последующих событий
оставшемуся бесхозным. Остается только удивляться, почему хозяйственные
крестьяне до сих пор не растащили его по кирпичику - здесь столько полезного
в справном хозяйстве...
Там уже все было обустроено, как надлежит: пулемет у крыльца, часовой,
костерок под чайником на треноге, в одной комнате - судя по обширности,
предназначавшейся на роль актового зала - развернули аппаратуру рэбовцы, в
другой аккуратно сложены рюкзаки и боеприпасы. В третьей на покрытом
брезентом ящике восседал сухонький старикан в темном костюме и белой
капроновой шляпе времен Хрущева.
Возраст горского народа не всегда и определишь, но тут с одного взгляда
ясно, что старик, пожалуй что, разменял восьмой десяток, - маленький,
сухопарый, весь в глубоких складках морщин, но еще пытается смотреть
соколом. А на черном пиджаке - действительно иконостас, и какой...
Старик прихлебывал чаек - Курловский постарался, выступая как в
качестве дежурного по гарнизону, так и гостеприимного хозяина. Остальные
четверо, свободные в данный момент от дел, разместились поодаль.
- Вот вам и командир, уважаемый, - сказал Курловский с видимым
облегчением и что-то чересчур уж быстро ретировался.
- Ты командир? - клекотнул старик. - Я, - со вздохом признался майор,
присев на корточки напротив.
- А почему погон нет? - въедливо поинтересовался старикан, делая мелкие
птичьи глоточки. - Ты армия или кто? Почему погоны не носишь?
- Форма теперь такая, почтенный, - осторожно поведал майор.
- Дурная форма, - заключил старик. - Слов нет, до чего дурная. Вот ты
кто?
Звание у тебя какое?
- Майор.
- А откуда это видно? - воинственно наседал старикан. - Кто по тебе
скажет, майор ты или ефрейтор? Тебе самому разве не стыдно вот так ходить?
Как непонятно кто? Что молчишь?
- Начальство решает, - выдал майор чистую правду.
- Начальство, ва! Тогда получается, что глупое у тебя начальство,
товарищ майор. Если у вашего нового русского орла целых две головы, почему
хоть одной не думает? Вот скажи ты мне, почему не думает? Раньше сразу было
видно, кто ты такой и из каких войск. Майор, фэ... - он яростно фыркнул.
- Вы, отец, не старшиной ли служили? - со всей предписанной
дипломатичностью осведомился майор. - Очень уж вы... боевой.
- Зачем старшиной? Младшим лейтенантом, в конце концов! Взводом
командовал. И порядок тогда был настоящий. Попробовал бы кто-то болтаться
без погон в расположении части...
- У вас какое-то дело ко мне, отец?
- Дело! Дело... Ты мне скажи, товарищ майор, когда это все кончится?
- Что?
- Вот все это! - старик широко развел руки, ухитрившись при этом не
расплескать ни капли дымящегося крепкого чая. - Все это безобразие! Десять
лет нет уже людям настоящей, спокойной жизни! Дудаев-Мудаев, ваххабиты-не
ваххабиты... По-твоему, это жизнь? Разве так можно жить? Я на старости лет
должен брать автомат и садиться в окоп, никто меня туда не гонит, но надо же
показать молодым, как нужно с этими бандитами разговаривать... Почему я,
участник Великой Отечественной, должен старыми руками автомат чистить?
Почему молодые не занимаются делом? Почему вы нас вдобавок бандитами
называете, всех подряд? Я бандит, да? Потому что вайнах? Тогда возьми меня и
застрели, вот из этого большого пистолета...
- Да кто ж вас, скажите на милость, бандитом-то называет, отец... -
устало сказал майор, гадая, как отделаться от гостя.
- Вот эти, молодые, у шлагбаума! За спиной говорят! Думают, я русского
не знаю? Я на русском четыре года командовал, сначала сержантом, потом
младшим лейтенантом!
- Хватает дураков...
- Почему же вы умных дома держите, а к нам дураков посылаете? -
Старикан, похоже, выпустил пар и немного присмирел. - Ты мне скажи все же,
товарищ майор, когда это кончится?
Майор смотрел на него устало и беспомощно. Дело даже не в предписанной
дипломатии - и без приказа не станешь грубить человеку, у которого на старом
черном пиджаке висят две "Славы", две "Отваги", "За взятие Берлина" да
вдобавок Красная Звезда, - ну, и все сопутствующие медальки, автоматически
полагающиеся с бегом лет... Но как быть, если сказать нечего?
В конце концов он, кажется, придумал... Вздохнул:
- Отец, а если бы у вас какой-нибудь заезжий англичанин спросил году в
сорок третьем:
"Когда все это кончится, младший лейтенант?" Что бы вы ему ответили?
Какое-то время старик, потерявши воинственный напор, обдумывал то ли
его слова, то ли свой ответ. Потом понурился:
- Что бы я ему сказал, интересно знать? Что я - не Иосиф Бесарион
Сталин, а младший лейтенант...
- Вот и я - майор... - развел руками Влад. - Всего-то... С вопросами
нужно к большим генералам обращаться...
- Где я тебе возьму большого генерала? - вздохнул старик. - И кто меня
к нему пустит? Еще побоятся, что я ему палкой по шее дам... и правильно
побоятся... Ты зачем приехал? Будешь ловить тех, кто похитил Алхазаровых?
- А вы знаете, кто их похитил?
- Знал бы - давно бы повел следом отряд... Алхазаровы мне родственники.
Не знаю, - вздохнул он с сожалением. - Нынче по горам бродит столько
непонятного народа... Мой внук своими глазами видел негров. Сразу двух. Что
негры-то у нас потеряли? Или они тоже за ислам? Мусульмане нашлись, ва!
Майор насторожился - у Джинна в отряде как раз имелась парочка
чернокожих суданцев - и спросил осторожно:
- А где он видел негров?
- В горах, - отрезал старик. - Как тут точно объяснить, если ты гор не
знаешь? По горам бродили, дня три назад. - Он допил чай и с некоторым трудом
поднялся, взял предупредительно протянутую Курловским узловатую палку. -
Если ты их поймаешь - спасибо скажу. Только негров мне тут не хватало... Не
Африка, слава аллаху...
И вышел, держа спину прямо. Майор остался стоять, глядя себе под ноги,
ощущая лишь тоскливое раздражение, не имевшее конкретного адресата.
Слава кашлянул за спиной:
- Влад, только что сообщили по тэвэ... Уже впихнули в текущие новости
по основным каналам: мол, героическое подразделение внутренних войск
разнесло к чертовой матери караван злых ваххабитов... Даже кадрики показали,
и про блядюгу Нидерхольма помянули оперативно. Внутренние войска,
понимаешь...
- Ну и правильно, - устало сказал майор. - Будем скромными, скромность,
она, знаешь ли, украшает человека...
Отсюда, из широкого окна несостоявшегося Дома культуры, село
просматривалось отлично; правда, оно тонуло во мраке, лишь кое-где светили
редкие окна, за которыми протекала чужая, непонятная, марсианская жизнь.
Минарет довольно красиво вырисовывался на фоне звездного неба, что,
впрочем, с циничной армейской точки зрения, делало его хорошим ориентиром
для самых разных надобностей. Как в любой обычной деревне, то там, то здесь
лениво побрехивали собаки. А иногда начинали гавкать по-другому -
протяженно, целеустремленно, работали по конкретным объектам, говоря
профессиональным языком. Ясно было, что это болтаются по улицам местные
патрули.
Все долетавшие звуки были насквозь гражданскими, мирными. Пробормотав
под нос что-то нечленораздельное, майор перешел в другую комнату,
оборудованную под примитивный штаб, единственное окно надежно занавешано
раздобытым здесь брезентом, на полу горит тусклый фонарь.
Он присел на корточки рядом с Токаревым и Самедом, еще раз присмотрелся
к карте. В общем, ничего особенно сложного. Отойти от села километра на три
примерно половину пути по равнине, а остальное отмахать по предгорьям. Выйти
в условленную точку, получить донесение - неизвестно заранее, будет ли на
сей раз оно устным или письменной шифровкой - и вернуться по тому же
маршруту.
Всего делов. Однако сколько народу свернуло себе шеи даже на
значительно менее сложных маршрутах...
- Да не вертись ты так, - сказал Токарев. - Не первый раз. И место
знакомое.
- Сплюнь через левое плечо.
- Плюю каждый раз, аккуратно. Самед тоже, по-своему...
Самед, блеснув в полумраке великолепными зубами, нараспев
продекламировал:
- Аузу биллахи миншайтан ир-радюим...
- Это как? - хмуро спросил майор.
- Заклинательные слова против Иблиса, то есть шайтана. "Прибегая к
Аллаху за помощью от шайтана, побиваемого камнями", - охотно пояснил Самед.
- Говорят, помогает.
- Вы еще Айболита разбудите, - сказал майор. - Он вам что-нибудь
по-монгольски добавит. Однако пора бы проводнику...
- Чу! Слышно движенье...
Майор выглянул в дверной проем. И точно: снаружи послышалась тихая
перекличка:
- Семь!
- Одиннадцать!
Все верно, шли свои: пароль был примитивный, но надежный - еще с
афганских времен, арифметический.
Михалыч вошел первым, остановился в стороне. Майор взял фонарь с пола,
высоко поднял, освещая лицо второго.
Тот стоял спокойно - в камуфляжной куртке, с коротким автоматом под
полой, ростом не уступавший майору, - только глаза чуть сузил от бьющего в
лицо света.
Произнес без выражения:
- Здорово, командир.
- Здравствуй, лейтенант, коли не шутишь, - сказал майор.
- Был лейтенант...
- А потом?
- А потом слишком многое развалилось... Начиная с одного-единственного
захолустного танкового полка и кончая... - он махнул рукой. - К чему нам,
командир, вечер воспоминаний? У нас работа, пора идти... Время поджимает.
Вас предупредили насчет условий? Твои за мной идут только до горушки и там
остаются ждать. Не хочу я таскать по тропкам целую орду...
- Резонно, - сказал майор, пытливо в него всматриваясь.
А что тут, собственно, можно было определить за считанные минуты, в
какие глубины сознания проникнуть? Человек как человек, неразговорчив разве
что. Не выглядит ни моложе, ни старше своих лет, полное соответствие
возрасту, усы аккуратно подстрижены, в глазах некая отрешенность, но это
выражение глаз здесь слишком часто встречается и никого уже давно не
удивляет...
- Местные за вами не ходят, Абалиев? - поинтересовался майор.
- Восток - дело тонкое, командир. Всех деревенских будней вам все равно
не понять. Ходят-не ходят... Какая разница? Главное, чтобы то, что ты
делаешь, никому не мешало. Тогда и не будет ничего, то есть никто никому
мешать не станет... Ну, двинулись?
Токарев с Самедом направились к выходу. Майор смотрел им вслед, как
будто это могло чему-то помочь и что-то изменить, пока вся троица, миновав
Краба, не растворилась в темноте.
Потом вышел наружу. Краб сидел на удобном штабельке слежавшегося
кирпича, примостив рядом автомат. В окрестностях ничегошеньки не изменилось
- все так же побрехивали собаки, временами яростным гавканьем отмечая
перемещение по деревне невидимых отсюда патрулей. Звезд над головой было
несчитанно - как всегда вдали от городов.
- Курловский с Сережей аккуратненько пошли следом, - сообщил Краб. -
Вокруг вроде бы не было постороннего шевеления.
- А им и нет нужды дышать в затылок, - поразмыслив, заключил майор. -
Они окрестности знают лучше нас. Проще засесть на ключевых точках в
отдалении, там, где заведомо мимо не пройдешь.
- До сих пор ведь не мешали?
- Да не мешали вроде... Зачем ему рюкзачок, интересно?
- Этому Ястребу?
- Ага. Заметил?
- Что же тут незаметного? - пожал плечами Краб. - Хороший рюкзачок, с
пропиткой, определенно пустой. Мало ли... Вряд ли он только на оперов
работает, здесь еще и что-то другое подмешивается: Восток, как неоднократно
поминалось - дело тонкое...
- Майор! - тихо позвали сзади, из дома.
- Ну ладно, зри тут в оба... - кивнул майор и направился в "штаб",
пройдя для этого через большую комнату, где подремывали все, свободные от
конкретных поручений, один Костя, дневальный, сидел у окна в настороженной
позе.
- Что?
- Была передача, Влад, - сказал Слава, поднимаясь с корточек от одного
из своих секретных ящиков, подмигивавшего тремя разноцветными огоньками,
временами загадочно потрескивавшего и попискивавшего. - Портативная рация
без скрэмблера, совсем близко, не далее километра.
- И?
- Ответила примерно такая же, но находившаяся чуть подальше - километра
полтора-два. Мункар - он ближе - вызывал Накира - тот, соответственно,
дальше.
Установили связь, потом Мункар сказал, что свои дела сделал. Попрощался
и попросил не запороть своей части дела.
- Именно в такой последовательности, а не наоборот?
- Вот то-то, что - ага. Так и сказал: "Прощай, Накир". И только потом
попросил не запороть... Интересная передачка, а? Чего-то в ней как бы...
- Пока только явствует, что на обычную перекличку патрулей не похоже...
- А я ничего другого и не утверждаю...
- Ладно, слушай дальше, - распорядился майор.
командир, знатоков монгольского, могу спорить, тут отродясь не было и не
будет еще долго...
- Ну подожди, - с садистской мечтательностью сказал майор. - Когда
выйдем, я тебя построю в две шеренги, в три ряда, и долго ты у меня будешь
маршировать рассыпным строем...
- Да ну...
- Р-разговорчики...
За следующим поворотом открылось село - большое, обширное, вольно
разбросанные дома еще издали выглядели иными, чужими. Солидные,
обстоятельные кирпичные особняки, молча рапортовавшие об устоявшемся
процветании. Кое-где вырыты окопы довольно грамотно, именно там, где майор
сам бы их отрыл для толковой обороны. Справа, на протяженном склоне, -
двухэтажное здание без крыши, с незастекленными окнами. Неподалеку от него -
блокпост: три выцветших палатки, "бэха", развернутая башенным орудием к
большой дороге, два низких строеньица из неизбежных бетонных блоков,
пулеметное гнездо, часовой у шлагбаума из стального троса, сейчас лежавшего
на земле. Обычная картинка.
- Двинулись, - приказал майор.
- Идет передача. Они навели справки на блокпосту и малость успокоились.
- Мелочь, а приятно...
Шагая по выщербленному временем асфальту, майор повторял в памяти
кое-какие наставления, написанные серьезными людьми очень давно, но
актуальности ничуть не утратившие.
"Крестьяне не так просты, как кажется. Они свободолюбивы,
трудноуправляемы, хитры и изворотливы. Первейшая жизненная задача
крестьянина любой национальности - выжить. Выжить при любом политическом
процессе. Власть меняется, а крестьяне остаются. Крестьяне инстинктивно и
постоянно собирают абсолютно всю жизненную информацию, из которой делают
быстрые и безошибочные выводы. Они наблюдательны от природы, обладают
способностью быстро сопоставлять факты и мгновенно просчитывать ситуацию.
Нельзя играть с крестьянином в психологические игры, особенно если
инициатива исходит с его стороны.
Психологически переиграть крестьянина невозможно - его мышление
происходит не столько на логическом, сколько на психоэнергетическом уровне.
Крестьянина можно обмануть, но провести - никогда.
Слабое место крестьянина - страх. Именно страх перед равнодушной
жестокостью обстоятельств делает крестьянина сговорчивым, очень сговорчивым.
Его разрушает страх перед реальной силой, непреклонной и не приемлющей
психологических провокаций. И чем больше гонора у крестьянина снаружи, тем
больше животного и парализующего сознание страха внутри. Заскорузлое
мышление жадноватого от природы крестьянина определяется текущим моментом -
выгодно ему или нет. Властям помогают недовольные и обиженные, а также из
чувства мести, былой зависти, просто из пакости - крестьянин обидчив,
злопамятен и мелочен".
За свою службу майор не раз успел убедиться, что подобные наставления
писаны людьми, прекрасно знавшими свое ремесло. И пользу приносят
нешуточную.
Беда только, что в конкретном случае у майора не было рычагов
воздействия, вызвавших бы страх. Наоборот, ему категорически предписано,
несмотря ни на что, оставаться сраным дипломатом во фраке. А это плохо,
между нами говоря. В иных ситуациях лучшее оружие как раз и есть внушаемый
другой стороне страх...
- Стой, кто идет? - молодцевато выкрикнул часовой.
- Скажи пехоте по-монгольски, - усмехнулся майор.
Доктор Айболит обрадованно отбарабанил:
- Улсыг аюулаас хамгаалах байгууллага! -И, видя, как у часового на лице
изобразилось тупое удивление, осклабился:
- Проще говоря, группа "Георгин". Предупреждал тебя командир про такую?
Вот и вызови командира, боец, шустренько!
...Здешний командир, старлей с ухоженными светлыми усами, был совсем
молодой, но на вид расторопный. Особист оказался постарше, уже малость
провяленный жизнью" почти ровесник майора. Он пока что молчал, неслышно
передвигаясь за ними по склону, а старлей говорил и говорил, показывая
сигнальные растяжки, характеризуя местность, кратко и емко вводя майора в
курс того необходимого минимума, что в данной ситуации полагался. Все было
дельно и правильно, но понемногу майор стал отмечать, что здешний комендант
чересчур уж упирает на нейтралитет села, на сложившиеся, знаете ли,
традиционные отношения мирного сосуществования, всецело одобренного
командованием, а через него - и теми, кто повыше...
Он ничего не сказал вслух. Хотя выводы для себя сделал. Что поделать,
такова се ля ви. Старлею очень нравилось стоять именно здесь, где
практически не стреляют, где лишь изредка замаячит на горизонте разведка
душков, которую в первую очередь постараются отогнать сами обитатели
кишлака. Уютное местечко посреди войны, где этой самой войны словно бы и
нет.
И глупо было бы ставить старлею в вину эту потаенную радость - инстинкт
самосохранения человеку свойствен даже сильнее всех прочих инстинктов, дело
житейское. И все же был тот легонький страх, что прочитывался где-то под
поверхностью, - опасался старлей, что появление загадочной группы может,
чего доброго, нарушить прежнюю идиллию, опасался, что уж там.
А потому вызывал у майора чувства сложные и отнюдь не благостные: от
легкой неприязни до разочарования непонятно чем и кем...
Он покосился через плечо. Метрах в ста от них, у ветхого заборчика,
торчала стайка местных пацанов, открыто наблюдавших за новоприбывшими.
Хорошо еще, от этих не приходилось ждать пули в спину или брошенной гранаты,
как случалось в иных местах, но все равно, ручаться можно, они тут торчали
не просто так. Юные друзья пограничников - с учетом местной специфики. Глаза
и уши местной контрразведки, как ее ни именуй. Не мешает учесть, что
доморощенная ГБ, пожалуй что, работает в десять раз эффективнее и ревностнее
любой аналогичной государственной службы, потому что лишено и тени
бюрократии, являет собою плоть от плоти и кровь от крови села, скорее уж
деталь живого организма даже.
Бактериофаги, мать их так...
- Обстановка в последние два дня несколько напряженная, - хмуро сообщил
старлей. - Позавчера на одном из дальних пастбищ исчезли трое местных. По
всем признакам, похищены. Двое - молодняк безусый, а вот третий - человек в
селе авторитетный, справный хозяин. Местные в округе рыщут группами, ищут
следы...
- Мы встретили дозор.
- Ага. Их там столько... В местной самообороне стволов двести.
- Конкретные подозрения на кого-то есть? - Вопрос был обращен
непосредственно к особисту Михалычу.
- Трудно сказать, - подумав, ответил тот предельно взвешенно. -
Агентуры у меня в селе нет, а всю исходящую от них официальную информацию
сто раз профильтровать следует... Вроде бы совершенно немотивированная
акция.
- А... этот? - спросил майор.
- У него нет задачи освещать село, - ответил особист.
Перехватив их взгляды, старлей словно бы оживился:
- Я вам больше не нужен, товарищ майор, такое впечатление? У вас свои
дела пошли...
- Да, вот именно. Можете идти.
- Есть! - браво воскликнул старлей и, четко повернувшись через левое
плечо, направился к блокпосту.
- Нравится ему здесь, а? - не глядя на собеседника, спросил майор.
- А кому бы не нравилось? - без выражения ответил Михалыч. - Место
тихое...
- Значит, у этого, вашего, нет задачи освещать село?
- Ага. Он, вообще-то, не здешний, не того тейпа, просто прижился
как-то...
- Да, я знаю. Вы мне расскажите немножко подробнее, что за человек.
- Кура Абалиев, шестьдесят пятого года рождения. "Кура" - по-местному
"ястреб". - Он усмехнулся, слегка отступив от официального тона. - Очень
удобно, и оперативного псевдонима искать не надо, вот он, готовый... Бывший
лейтенант Советской армии, танковые войска. В восемьдесят девятом, так
сказать, самодемобилизовался. Семья была здесь, в Чечне, но куда-то пропала
во всей этой каше. Дальнейшая биография - темный лес. Вроде бы в
"незаконных" не числился, ихний тейп из Надтеречного района, с дудаевцами
всегда был в контрах. Но почему он обретается здесь, а не в местах
компактного проживания тейпа, непонятно.
Ссылается на личные причины. Никаких счетов с однотейповцами у него
нет, это-то как раз проверке поддавалось...
- А все остальное?
- То, что он на самом деле Кура Абалиев, лейтенант и танкист, уже
проверено конкретно. С остальным - полный мрак, и тут уж ничего не поделать,
не от меня зависит. Сам понимаешь, майор, - агентурная сеть давным-давно
разрушена, восстанавливается с превеликими усилиями, документов нет, да и не
везде они остаются... Что тебе объяснять? Работает он, во всяком случае,
нормально. Все разы, что водил оперов на рандеву, обходилось гладко. Ваши
так сами говорили. К кому вы там ходите, мне знать не полагается, а значит,
и не стремлюсь знать.
Главное, не было до сих пор накладок и жалоб. У тебя что, есть на него
какая-то компра?
- Да нет, - ответил майор не раздумывая. - Просто хочу еще раз все сам
обнюхать... Фиксируют, а? - показал он подбородком в сторону младого
поколения.
- Уж это точно...
- А местные засекают выходы на встречу?
- Боюсь, что да, - признался Михалыч. - Даже наверняка. И ничего тут не
поделаешь - наблюдение у них отлично поставлено, а окрестности знают лучше
любого из нас. Или из вас. Я в свое время докладывал эти обстоятельства,
майор.
Со мной согласились, что ничего тут не поделать... В любом случае,
работать не мешали. Потому, надо полагать, что никакого вреда для них от
этого пока что не было. Они тут прагматики по жизни, как крестьянам и
положено. Не помогают и не мешают.
- А эта недавняя история с похищением может что-то изменить?
- Трудно сказать, майор. Трудно... Непонятная история. О выкупе, во
всяком случае, вроде бы никто пока не заикался. Уж такое до меня дошло бы...
Непонятно, - повторил он со вздохом. - Этот ихний Алхазаров, которого
сцапали с сыном и племянником, - мужик битый, кому попало не поддался бы,
вовремя заметил бы и отбился. Он у них тут числится среди местных крутых, не
в смысле криминала, а в рассуждении жизненного опыта, зажиточности и
ловкости... И вроде бы нет в окрестностях бандочек, которым он что-то мог
задолжать, на хвост наступить... Непонятно.
"Еще бы, - мысленно продолжил майор. - Нет в округе других банд, кроме
Джинна с братией. А Джинн с этим кишлаком никак не повязан - ни старыми
счетами, ни кровной местью. Да и какая может быть кровная месть, если
чеченцев у него - процентов десять от общего количества? Разве что
самодеятельность чья... нет, не допустит Джинн никакой самодеятельности в
ущерб делу. Р-раз и на манер того, что было под Бихи-Юртом..."
Ну, там было немного по-другому, правда. Там Джинн самолично положил из
ручника восемь человек казанских, выпускничков подпольного ваххабитского
заведения, обучавшего не только теории, но и практике - с упором на
подрывное дело и диверсии. Он искал агента, подозревал, что агент среди этих
восьми. Вот только ирония судьбы в том, что все восемь были честнейшими
ваххабитами, а тот, искомый, по имени Каюм, как раз и наблюдал это
поучительное зрелище, стоя среди тех, кто был вне всяких подозрений...
- Вообще, нам бы усиление не помешало, - прервал его размышления
Михалыч. - Тут по автостраде в последнее время повадился муфтий Мадуров
ездить, со свитою.
А он, сам знаешь, тоже проходит как "социально близкий", меня
задергали, настрого требуют обеспечить безопасность... а с кем? Мне
всего-навсего два срочника приданы, у старлея тоже не рота... Ты не подумай,
что я тебя своими проблемами гружу, просто обстановку обрисовываю как можно
выпуклее...
- Да я понимаю, - сказал майор. - И спецтехники у тебя нема? Для
перехватов, скажем?
- Откуда спецтехника? - грустно сказал Михалыч. - Рация есть, но
обыкновенная. Хорошая, правда, со скрэмблером. А так... Мне ж тут особых
задач не ставят, но спрашивают, как водится, за все сразу... - Он помялся и
все же предложил:
- Может, по стопарю? В малой пропорции?
- Чуть погодя, - сказал майор. Подошел Доктор Айболит и, поощренный
взглядом отца-командира, доложил:
- Разместились. Все обустроено. Там вас, товарищ майор, какой-то
аксакал добивается...
- Какой еще аксакал?
- Авторитетный такой, - сообщил Доктор Айболит. - С приличным
иконостасом.
Весь из себя такой бывший советисы зэвсэгт хучин <Советские Вооруженные
силы (монгольск ).>, я бы выразился...
- Ладно, шагай, - хмуро приказал майор. Глядя вслед удалявшемуся
Доктору, Михалыч поинтересовался:
- Слушай, а что это у тебя этот бородатый все время на каком-то
непонятном языке изъясняется?
- Потому что раздолбай, - вздохнул майор.
- Нерусский?
- Да если бы... Ну, я пошел. Встретимся попозже, если что...
Он кивнул особисту и быстрыми шагами направился к дому без крыши - как
оказалось, недостроенному районному Дому культуры, начатому еще в советские
времена, а потом, как нетрудно догадаться, из-за всех последующих событий
оставшемуся бесхозным. Остается только удивляться, почему хозяйственные
крестьяне до сих пор не растащили его по кирпичику - здесь столько полезного
в справном хозяйстве...
Там уже все было обустроено, как надлежит: пулемет у крыльца, часовой,
костерок под чайником на треноге, в одной комнате - судя по обширности,
предназначавшейся на роль актового зала - развернули аппаратуру рэбовцы, в
другой аккуратно сложены рюкзаки и боеприпасы. В третьей на покрытом
брезентом ящике восседал сухонький старикан в темном костюме и белой
капроновой шляпе времен Хрущева.
Возраст горского народа не всегда и определишь, но тут с одного взгляда
ясно, что старик, пожалуй что, разменял восьмой десяток, - маленький,
сухопарый, весь в глубоких складках морщин, но еще пытается смотреть
соколом. А на черном пиджаке - действительно иконостас, и какой...
Старик прихлебывал чаек - Курловский постарался, выступая как в
качестве дежурного по гарнизону, так и гостеприимного хозяина. Остальные
четверо, свободные в данный момент от дел, разместились поодаль.
- Вот вам и командир, уважаемый, - сказал Курловский с видимым
облегчением и что-то чересчур уж быстро ретировался.
- Ты командир? - клекотнул старик. - Я, - со вздохом признался майор,
присев на корточки напротив.
- А почему погон нет? - въедливо поинтересовался старикан, делая мелкие
птичьи глоточки. - Ты армия или кто? Почему погоны не носишь?
- Форма теперь такая, почтенный, - осторожно поведал майор.
- Дурная форма, - заключил старик. - Слов нет, до чего дурная. Вот ты
кто?
Звание у тебя какое?
- Майор.
- А откуда это видно? - воинственно наседал старикан. - Кто по тебе
скажет, майор ты или ефрейтор? Тебе самому разве не стыдно вот так ходить?
Как непонятно кто? Что молчишь?
- Начальство решает, - выдал майор чистую правду.
- Начальство, ва! Тогда получается, что глупое у тебя начальство,
товарищ майор. Если у вашего нового русского орла целых две головы, почему
хоть одной не думает? Вот скажи ты мне, почему не думает? Раньше сразу было
видно, кто ты такой и из каких войск. Майор, фэ... - он яростно фыркнул.
- Вы, отец, не старшиной ли служили? - со всей предписанной
дипломатичностью осведомился майор. - Очень уж вы... боевой.
- Зачем старшиной? Младшим лейтенантом, в конце концов! Взводом
командовал. И порядок тогда был настоящий. Попробовал бы кто-то болтаться
без погон в расположении части...
- У вас какое-то дело ко мне, отец?
- Дело! Дело... Ты мне скажи, товарищ майор, когда это все кончится?
- Что?
- Вот все это! - старик широко развел руки, ухитрившись при этом не
расплескать ни капли дымящегося крепкого чая. - Все это безобразие! Десять
лет нет уже людям настоящей, спокойной жизни! Дудаев-Мудаев, ваххабиты-не
ваххабиты... По-твоему, это жизнь? Разве так можно жить? Я на старости лет
должен брать автомат и садиться в окоп, никто меня туда не гонит, но надо же
показать молодым, как нужно с этими бандитами разговаривать... Почему я,
участник Великой Отечественной, должен старыми руками автомат чистить?
Почему молодые не занимаются делом? Почему вы нас вдобавок бандитами
называете, всех подряд? Я бандит, да? Потому что вайнах? Тогда возьми меня и
застрели, вот из этого большого пистолета...
- Да кто ж вас, скажите на милость, бандитом-то называет, отец... -
устало сказал майор, гадая, как отделаться от гостя.
- Вот эти, молодые, у шлагбаума! За спиной говорят! Думают, я русского
не знаю? Я на русском четыре года командовал, сначала сержантом, потом
младшим лейтенантом!
- Хватает дураков...
- Почему же вы умных дома держите, а к нам дураков посылаете? -
Старикан, похоже, выпустил пар и немного присмирел. - Ты мне скажи все же,
товарищ майор, когда это кончится?
Майор смотрел на него устало и беспомощно. Дело даже не в предписанной
дипломатии - и без приказа не станешь грубить человеку, у которого на старом
черном пиджаке висят две "Славы", две "Отваги", "За взятие Берлина" да
вдобавок Красная Звезда, - ну, и все сопутствующие медальки, автоматически
полагающиеся с бегом лет... Но как быть, если сказать нечего?
В конце концов он, кажется, придумал... Вздохнул:
- Отец, а если бы у вас какой-нибудь заезжий англичанин спросил году в
сорок третьем:
"Когда все это кончится, младший лейтенант?" Что бы вы ему ответили?
Какое-то время старик, потерявши воинственный напор, обдумывал то ли
его слова, то ли свой ответ. Потом понурился:
- Что бы я ему сказал, интересно знать? Что я - не Иосиф Бесарион
Сталин, а младший лейтенант...
- Вот и я - майор... - развел руками Влад. - Всего-то... С вопросами
нужно к большим генералам обращаться...
- Где я тебе возьму большого генерала? - вздохнул старик. - И кто меня
к нему пустит? Еще побоятся, что я ему палкой по шее дам... и правильно
побоятся... Ты зачем приехал? Будешь ловить тех, кто похитил Алхазаровых?
- А вы знаете, кто их похитил?
- Знал бы - давно бы повел следом отряд... Алхазаровы мне родственники.
Не знаю, - вздохнул он с сожалением. - Нынче по горам бродит столько
непонятного народа... Мой внук своими глазами видел негров. Сразу двух. Что
негры-то у нас потеряли? Или они тоже за ислам? Мусульмане нашлись, ва!
Майор насторожился - у Джинна в отряде как раз имелась парочка
чернокожих суданцев - и спросил осторожно:
- А где он видел негров?
- В горах, - отрезал старик. - Как тут точно объяснить, если ты гор не
знаешь? По горам бродили, дня три назад. - Он допил чай и с некоторым трудом
поднялся, взял предупредительно протянутую Курловским узловатую палку. -
Если ты их поймаешь - спасибо скажу. Только негров мне тут не хватало... Не
Африка, слава аллаху...
И вышел, держа спину прямо. Майор остался стоять, глядя себе под ноги,
ощущая лишь тоскливое раздражение, не имевшее конкретного адресата.
Слава кашлянул за спиной:
- Влад, только что сообщили по тэвэ... Уже впихнули в текущие новости
по основным каналам: мол, героическое подразделение внутренних войск
разнесло к чертовой матери караван злых ваххабитов... Даже кадрики показали,
и про блядюгу Нидерхольма помянули оперативно. Внутренние войска,
понимаешь...
- Ну и правильно, - устало сказал майор. - Будем скромными, скромность,
она, знаешь ли, украшает человека...
Отсюда, из широкого окна несостоявшегося Дома культуры, село
просматривалось отлично; правда, оно тонуло во мраке, лишь кое-где светили
редкие окна, за которыми протекала чужая, непонятная, марсианская жизнь.
Минарет довольно красиво вырисовывался на фоне звездного неба, что,
впрочем, с циничной армейской точки зрения, делало его хорошим ориентиром
для самых разных надобностей. Как в любой обычной деревне, то там, то здесь
лениво побрехивали собаки. А иногда начинали гавкать по-другому -
протяженно, целеустремленно, работали по конкретным объектам, говоря
профессиональным языком. Ясно было, что это болтаются по улицам местные
патрули.
Все долетавшие звуки были насквозь гражданскими, мирными. Пробормотав
под нос что-то нечленораздельное, майор перешел в другую комнату,
оборудованную под примитивный штаб, единственное окно надежно занавешано
раздобытым здесь брезентом, на полу горит тусклый фонарь.
Он присел на корточки рядом с Токаревым и Самедом, еще раз присмотрелся
к карте. В общем, ничего особенно сложного. Отойти от села километра на три
примерно половину пути по равнине, а остальное отмахать по предгорьям. Выйти
в условленную точку, получить донесение - неизвестно заранее, будет ли на
сей раз оно устным или письменной шифровкой - и вернуться по тому же
маршруту.
Всего делов. Однако сколько народу свернуло себе шеи даже на
значительно менее сложных маршрутах...
- Да не вертись ты так, - сказал Токарев. - Не первый раз. И место
знакомое.
- Сплюнь через левое плечо.
- Плюю каждый раз, аккуратно. Самед тоже, по-своему...
Самед, блеснув в полумраке великолепными зубами, нараспев
продекламировал:
- Аузу биллахи миншайтан ир-радюим...
- Это как? - хмуро спросил майор.
- Заклинательные слова против Иблиса, то есть шайтана. "Прибегая к
Аллаху за помощью от шайтана, побиваемого камнями", - охотно пояснил Самед.
- Говорят, помогает.
- Вы еще Айболита разбудите, - сказал майор. - Он вам что-нибудь
по-монгольски добавит. Однако пора бы проводнику...
- Чу! Слышно движенье...
Майор выглянул в дверной проем. И точно: снаружи послышалась тихая
перекличка:
- Семь!
- Одиннадцать!
Все верно, шли свои: пароль был примитивный, но надежный - еще с
афганских времен, арифметический.
Михалыч вошел первым, остановился в стороне. Майор взял фонарь с пола,
высоко поднял, освещая лицо второго.
Тот стоял спокойно - в камуфляжной куртке, с коротким автоматом под
полой, ростом не уступавший майору, - только глаза чуть сузил от бьющего в
лицо света.
Произнес без выражения:
- Здорово, командир.
- Здравствуй, лейтенант, коли не шутишь, - сказал майор.
- Был лейтенант...
- А потом?
- А потом слишком многое развалилось... Начиная с одного-единственного
захолустного танкового полка и кончая... - он махнул рукой. - К чему нам,
командир, вечер воспоминаний? У нас работа, пора идти... Время поджимает.
Вас предупредили насчет условий? Твои за мной идут только до горушки и там
остаются ждать. Не хочу я таскать по тропкам целую орду...
- Резонно, - сказал майор, пытливо в него всматриваясь.
А что тут, собственно, можно было определить за считанные минуты, в
какие глубины сознания проникнуть? Человек как человек, неразговорчив разве
что. Не выглядит ни моложе, ни старше своих лет, полное соответствие
возрасту, усы аккуратно подстрижены, в глазах некая отрешенность, но это
выражение глаз здесь слишком часто встречается и никого уже давно не
удивляет...
- Местные за вами не ходят, Абалиев? - поинтересовался майор.
- Восток - дело тонкое, командир. Всех деревенских будней вам все равно
не понять. Ходят-не ходят... Какая разница? Главное, чтобы то, что ты
делаешь, никому не мешало. Тогда и не будет ничего, то есть никто никому
мешать не станет... Ну, двинулись?
Токарев с Самедом направились к выходу. Майор смотрел им вслед, как
будто это могло чему-то помочь и что-то изменить, пока вся троица, миновав
Краба, не растворилась в темноте.
Потом вышел наружу. Краб сидел на удобном штабельке слежавшегося
кирпича, примостив рядом автомат. В окрестностях ничегошеньки не изменилось
- все так же побрехивали собаки, временами яростным гавканьем отмечая
перемещение по деревне невидимых отсюда патрулей. Звезд над головой было
несчитанно - как всегда вдали от городов.
- Курловский с Сережей аккуратненько пошли следом, - сообщил Краб. -
Вокруг вроде бы не было постороннего шевеления.
- А им и нет нужды дышать в затылок, - поразмыслив, заключил майор. -
Они окрестности знают лучше нас. Проще засесть на ключевых точках в
отдалении, там, где заведомо мимо не пройдешь.
- До сих пор ведь не мешали?
- Да не мешали вроде... Зачем ему рюкзачок, интересно?
- Этому Ястребу?
- Ага. Заметил?
- Что же тут незаметного? - пожал плечами Краб. - Хороший рюкзачок, с
пропиткой, определенно пустой. Мало ли... Вряд ли он только на оперов
работает, здесь еще и что-то другое подмешивается: Восток, как неоднократно
поминалось - дело тонкое...
- Майор! - тихо позвали сзади, из дома.
- Ну ладно, зри тут в оба... - кивнул майор и направился в "штаб",
пройдя для этого через большую комнату, где подремывали все, свободные от
конкретных поручений, один Костя, дневальный, сидел у окна в настороженной
позе.
- Что?
- Была передача, Влад, - сказал Слава, поднимаясь с корточек от одного
из своих секретных ящиков, подмигивавшего тремя разноцветными огоньками,
временами загадочно потрескивавшего и попискивавшего. - Портативная рация
без скрэмблера, совсем близко, не далее километра.
- И?
- Ответила примерно такая же, но находившаяся чуть подальше - километра
полтора-два. Мункар - он ближе - вызывал Накира - тот, соответственно,
дальше.
Установили связь, потом Мункар сказал, что свои дела сделал. Попрощался
и попросил не запороть своей части дела.
- Именно в такой последовательности, а не наоборот?
- Вот то-то, что - ага. Так и сказал: "Прощай, Накир". И только потом
попросил не запороть... Интересная передачка, а? Чего-то в ней как бы...
- Пока только явствует, что на обычную перекличку патрулей не похоже...
- А я ничего другого и не утверждаю...
- Ладно, слушай дальше, - распорядился майор.