Страница:
Рослов передохнул и вдруг услышал собственный голос, только без интонационной окраски:
– Я думаю. Уходи.
Селеста не повторялся, выбирая каналы связи, и Рослов знал, чьи слова выдавили его пересохшие губы. Не заходя к радисту, он спустился к яхточке и, не боясь магнитных ловушек, включил мотор и вышел на темный простор океана. Только сейчас он почувствовал, как холодные капельки пота стекают со лба по небритым щекам. Рослов вытянул руку – она дрожала.
– Я думаю. Уходи.
Селеста не повторялся, выбирая каналы связи, и Рослов знал, чьи слова выдавили его пересохшие губы. Не заходя к радисту, он спустился к яхточке и, не боясь магнитных ловушек, включил мотор и вышел на темный простор океана. Только сейчас он почувствовал, как холодные капельки пота стекают со лба по небритым щекам. Рослов вытянул руку – она дрожала.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЛИЧНОСТЬ СЕЛЕСТЫ
– Да, – сказал Маленький Клаус. – Мой колдун может суметь все, что я захочу.
Г.-Х. Андерсен. Сказки
23. ШАХМАТНЫЙ ЭТЮД ТРЭСИ
В Санта-Барбару Джино ехал с неприятным ощущением невесомости. Оно возникает в опускающемся лифте, когда желудок прилипает к позвоночнику, а во рту скапливается солоноватая и липкая слюна. Проще говоря, Джино трусил. Он вообще не отличался особой храбростью: боялся собак, зубной боли и наведенного на него дула пистолета. Но больше всего Джино боялся шефа, его издевательского тона, его тяжелой руки, его игривых шуток, предвещающих множество разных санкций, из которых экономические можно было считать наиболее легкими.
Угнетенное состояние Джино усиливал и элегантный кровоподтек на скуле, оставленный увесистым кулачищем Смайли.
«Ублюдок! – бесился Джино. – Жаль, времени не было, а то устроил бы я тебе мартышкино житье!» Но Смайли был вне досягаемости Джино, а встреча с шефом не предвещала ничего доброго. «Что это у тебя за украшение? – спросит он и, узнав о причине, язвительно усмехнется: – А ты, я думаю, здорово отделал этого Смайли!» Словом, для плохого настроения у Джино были достаточно веские основания. И оно ухудшалось с каждой минутой, приближавшей итальянца к двухэтажной вилле шефа, названной по имени тихого калифорнийского городка Санта-Барбары, на окраине которого она и укрывалась за высокой чугунной оградой.
В Калифорнии, как нигде в Соединенных Штатах, города крестили именами любимых святых. Санта-Барбара, Санта-Анна, Сан-Диего, Сан-Роберто, Санта-Моника, Сан-Хосе и, наконец, Сан-Франциско – их было много, маленьких и больших, шумных и тихих, знаменитых и безвестных. И вовсе не обязательно, чтобы жители этих «святых» городков отличались особенной святостью. Джошуа Игер-Райт при всей снисходительности характеристики не мог претендовать на нимб святости ни по своей внешности, ни по делам, ибо всю зрелую жизнь посвятил нарушению шестой и восьмой заповедей. Конечно, сам он не крал и не убивал, а методистская церковь Санта-Барбары неустанно восхваляла его благочестие и непорочность, выражавшиеся, должно быть, в немалых подношениях наличными и в банковских чеках.
Но зато его помощники не брезговали никакими средствами для достижения поставленных Трэси целей и в игорном бизнесе в соседнем с Калифорнией штате Невада, и в других не менее прибыльных авантюрах, требовавших подчас и выстрелов и взрывчатки. Джошуа Игер-Райт, владелец вилл, яхт, частных самолетов и автомашин, член десятка аристократических и деловых клубов, именно этот вид не поощряемых законом доходов больше всего и любил. И любил, может быть, потому, что жила в нем память веселой и бурной молодости, когда он сам стрелял из пистолета без промаха, водил автомашину, как профессиональный гонщик, и скакал верхом не хуже голливудских ковбоев. Поговаривали, что в годы «сухого закона» он был связан с самим Костелло и другими боссами подпольной американской мафии, зарабатывавшей миллионы на контрабандном ввозе спиртного, что знаменитое ограбление чикагского экспресса в тридцатых годах было делом его рук, что его имя не раз и не два упоминалось в полицейских архивах Америки. Но о бурной молодости Трэси предпочитали не помнить. Сейчас его имя фигурировало не в полицейских досье, а в сборниках «Кто есть кто», перечислявших всех самых известных, богатых и модных людей страны.
Во время Второй мировой войны Трэси вспомнил о своем национальном долге и здорово нажился на военных поставках, а после войны значительно расширил список своих интересов от урановых рудников в Африке до игорных домов, процветавших с разрешения и без разрешения полиции. В его резиденцию в Санта-Барбаре стекались и сведения о других прибыльных предприятиях вроде тайной скупки родезийских алмазов или контрабандного золота из Бразилии. Айсберг Игер-Райта прочно держался на воде финансовых рынков, и его подводная часть была значительно массивнее надводной, а проще говоря, секретные ведомости Трэси таили суммы куда большие, чем те, с которых взимался подоходный налог. Правда, злые языки поговаривали, что под водой айсберг Игер-Райта поддерживали и другие скрытые силы и что не всегда мультимиллионер действовал только в своих интересах, да и в финансовых джунглях Америки давно уже привыкли к тому, что за любым, даже очень крупным хищником скалят зубы другие – еще крупнее. К тому же дальновидный Игер-Райт предпочитал не связывать себя правами подданного Соединенных Штатов.
Его вполне устраивало респектабельное гражданство одной из скромных латиноамериканских республик. И не так уж важно, что он ни разу не побывал на гостеприимной «родине»: ностальгия его не мучила, а свои обязанности гражданина он выполнял раз в году, посещая посольство пригревшей его республики. А чаще сам посол навещал резиденцию мультимиллионера, иногда подолгу просиживая в приемной двухэтажной виллы, у ворот которой остановил свою машину сицилианец Джино.
Он легонько нажал кнопку звонка, и тотчас же над ней вспыхнул глазок телекамеры. Джино бодро прикрыл его ладонью и услышал из динамика голос охранника:
– Не валяй дурака, Джино. Лучше поспеши. Шеф ждет.
– Как его настроение? – осведомился Джино.
– Спокоен.
«То-то и худо, – подумал Джино, – уж лучше бесился бы. Покричит и утихнет. А если спокоен, значит, что-то придумал. Ох и боюсь же я этого „что-то“».
– Кто у него? – спросил он у секретарши, входя в приемную.
– Кордона.
«Совсем плохо, – невесело усмехнулся Джино. Он терпеть не мог этого специалиста по наркотикам, псевдосупермена и любимчика шефа. – А, будь что будет!»
Вопреки сообщению охранника, шеф не был спокоен. Он мрачно взглянул на вошедшего Джино и промолчал. Кордона, напротив, дружественно кивнул Джино и указал на кресло у стола. Джино робко уселся на край кресла и кашлянул.
– Простудился? – Шеф удивленно поднял брови. – С чего бы это? В такую жару.
– Это у него нервное, – ввернул Кордона, но шеф взглядом осадил его.
– Ладно, – сказал он примирительно. – Как я понимаю, Смайли слинял?
– Слинял, – радостно подтвердил Джино.
Гроза, кажется, проходила.
– Плакать не будем, – отрезал Трэси. – Я на него и не рассчитывал. Так, прикинул. Ведь деньги взял тогда ты, а не он. Думаешь, я не знал об этом?
Джино побагровел, нервно скомкал так и не зажженную сигарету и молча опустил голову.
– Когда-нибудь я у тебя их вычту с процентами, а пока…
Шеф произнес это не угрожая, с такой ласковой задумчивостью, что Джино осмелел и даже рискнул продолжить:
– Может быть, пощупать Смайли легонько?
– А потом что? Пострадает Смайли – Селеста для нас закрыт.
– Он и так для нас закрыт.
– Это еще неизвестно, – протянул Трэси. – Пока Смайли в порядке, ваш разговор с ним никого не встревожит. Ну, усилят охрану, поставят еще двух часовых. А у нас есть кое-какие комбинации… В шахматы играешь?
– Нет, а что? – Джино выпучил глаза: о чем шеф думает, за кого его принимает?
– Многое ты не умеешь, Джино. А ведь можно разыграть изящный этюдик в духе Ласкера.
Джино по-прежнему глядел растерянно, не успевая следить за игрой мысли шефа. Ему, простому смертному, это было невмоготу. А Трэси резво подошел к стеллажам с книгами, нажал скрытую кнопку. Часть стеллажей неслышно поползла в сторону, обнаружив нишу, в которой висела большая, пятитысячного масштаба карта Калифорнии из цветного пластика. Трэси повернул тумблер, и карта ожила: побежали светящимися змейками дороги, зажглись и замигали огоньки городов, выросли и грозно нависли над дорогами темные уступы гор.
– Прикинем, что мы знаем, – начал Трэси, взяв указку и ткнув ею в желтый глазок на берегу Тихого океана. – В порт Фриско прибывает военный корабль. Когда? Ориентировочно – в конце месяца. Откуда? Из Рио. Груз? Золото в слитках, предназначенное Национальному банку в Сакраменто. Стоимость груза? Тоже ориентировочно – от десяти до пятнадцати миллионов долларов. Ясно?
– Ясно, – сказал Кордона.
А что было ясно, Джино не понимал. Золото всегда привозят в слитках, и всегда оно предназначается банкам, и стоимость всегда миллионная. Может быть, шеф собирается его перекупить? Но в таких случаях он прибегает к другой агентуре. Ни Джино, ни Кордона для этого не годятся. Не в силах расшифровать шахматный этюдик шефа, Джино сказал, чтобы что-нибудь сказать:
– Приятная сумма.
– Я тоже так думаю, – подтвердил Трэси, – потому я и хочу, чтобы она стала нашей.
– А вы не шутите? – тихо спросил Кордона.
Шеф не ответил. Ответили его глаза, холодные и стальные. У Джино захватило дух. Десять или пятнадцать миллионов долларов! Украсть! Запросто смахнуть, как пачку сигарет с прилавка табачника! Много качеств было у шефа, но одно Джино боготворил: шеф никогда ничего не начинал без уверенности в выигрыше и ни разу, на памяти Джино, не ошибся. Кажется, на них действительно может хлынуть золотой дождь, хотя туча еще не прибыла из Бразилии. Но Джино уже ощущал на ладони сладостный холодок желтых пирамидальных слитков, которые будут потом распилены, расплавлены и переброшены на рынки Индии и Гонконга, где за кило золота платят в полтора раза дороже, чем в Америке или в Европе.
Трэси снисходительно наблюдал за реакцией Джино и, довольный произведенным эффектом, весело подмигнул Кордоне. Тот ухмыльнулся, в его черных глазах-маслинах уже прыгал хмельной отблеск бразильского золота.
– Хорошая идея, шеф, – почтительно произнес он. – А как к ней отнесется правление Национального банка?
– Я не поставил его в известность о моих планах. Впрочем, мы квиты: они тоже не торопятся снабдить меня информацией. Например, о дне прибытия судна.
– Вряд ли кто-нибудь знает об этом.
– Кто-то знает, – подчеркнул Трэси, – а вот я пока еще нет.
– Уравнение со многими неизвестными… – задумался вслух Кордона. – Икс – день прибытия корабля. Игрек – транспортировка. Зет…
– Тебе не хватит и половины азбуки. – Трэси снова подошел к карте и провел указкой по извилистой линии, соединяющей Сан-Франциско со столицей штата. – От Фриско до Сакраменто около двухсот миль. Золото повезут в автофургонах. Загружать их начнут сразу же по прибытии военной калоши. Полиции нагонят – не подступишься. Ясно, что брать золото надо не здесь. А где? – Указка Трэси уперлась в грудь Джино. Тот недоуменно пожал плечами.
– Не знаю.
– Плохо, – поморщился шеф. – А ты?
Кордона неторопливо подошел к карте и ткнул пальцем в светящуюся ленту дороги.
– На восемьдесят четвертой миле шоссе сужается. В горловине может пройти только одна машина. Мы перекрываем дорогу и перегружаем золото. Легко и просто.
– Просто, но не легко, – сказал Трэси. – Идея верна, но разработка примитивна. Ты забыл о конвое.
– Почему забыл? Не забыл. Но сколько их будет: десять, двадцать? Не сотня же.
– Точно знает только начальник полиции.
– А разве Джошуа Игер-Райт не может побеспокоить начальника полиции?
– А тот спросит, откуда почтенному Джошуа Игер-Райту известно о золоте из Бразилии? После этого можно ставить на операции крест: я не могу рисковать своей репутацией.
– Численность конвоя можно предугадать, – не сдавался Кордона.
– А его оснащенность? Оружие? Транспорт? А сколько человек мы сможем занять в операции?
– Дюжина у меня есть.
– А если в конвое будут две дюжины?
– На нашей стороне неожиданность.
– Что она даст? Ты же сам сказал, что дорога сужается. Значит, мотоциклисты пойдут цепочкой. Неожиданно ты убьешь четверых, а остальные двадцать прикончат тебя и твоих парней. Нет, так работать нельзя. Мы можем придумать сотню планов, но все они полетят к дьяволу, если не знать дня, часа и сил противника. Конечно, тактику можно продумать и сейчас. Например, так: перекрываем дорогу и движение по ней ремонтными работами.
– Липа?
– Зачем? Вполне легальный маневр. Я же ничего не знаю о золоте, поэтому провожу поверхностную обработку участка шоссе от девяносто второй до девяносто четвертой мили.
– Это вызовет подозрения.
– Какие? Дорожная одежда действительно требует обработки: за последний месяц там сорвалось шесть или семь машин. Я уже взял подряд в муниципалитете.
– Значит, с одной стороны свидетелей не будет, – задумчиво сказал Кордона.
– С другой – тоже. Полиция задержит попутное движение минут на сорок, чтобы колонна шла в одиночестве. Сорок минут – это шестьдесят миль. Вряд ли кто сможет догнать фургоны.
– Вероятно, большинство конвойных пойдет впереди колонны, – предположил Джино.
Шеф ласково потрепал его по щеке:
– Соображаешь, мальчик. На это я и рассчитываю. Тяжелый грузовик, выскочивший из-за поворота, собьет в пропасть по крайней мере четверых и загородит дорогу. Шофер разыграет комедию: отчаяние, страх, слезу пустить может. Есть такой?
– Найдется, – сказал Джино. – Бывший актер.
– Тем лучше. Убедительнее сыграет.
– Пожертвуем?
– Зачем? Во время перестрелки, когда появятся парни Кордоны, пусть прячется под машиной. А потом его заберем с собой. Чек в зубы и билет на самолет куда-нибудь в Чили.
– Как будет развиваться операция после этой истории с грузовиком? – вмешался Кордона.
– Примерно так… – Игер-Райт взял лист бумаги, но тут же его отбросил.
– Не будем оставлять документов. Давайте на словах. Полицейские потребуют, чтобы шофер убрал грузовик с дороги. Но разве он сможет? Он почти невменяем от страха и горя. Конвоирам самим придется убрать с дороги машину. Конечно, это потребует времени: надо будет слезть с мотоциклов, покричать, потрудиться. Начнется, естественно, суматоха. А возней вокруг машины, я думаю, заинтересуются и сопровождающие груз банковские служащие, и водители автофургонов. Любопытство, друзья, безотказная черта. Она лишает человека бдительности.
Трэси положил указку, выключил карту. Массивный стеллаж бесшумно вернулся на место, и строгие ряды словарей, справочников и журналов скрыли разноцветные огни пластмассовой Калифорнии. Трэси достал из бара бутылку скотча и три пузатых стакана с кубиками льда на дне.
– Выпьем за нашего главного консультанта, – сказал он.
Его собеседники удивленно переглянулись: за кого?
– За Селесту.
При чем здесь Селеста, никто так и не понял, но прямо спросить не рискнул. Только Джино осмелился робко напомнить:
– С Селестой не выгорело. Вы забыли о Смайли, шеф.
– Обойдемся без Смайли.
– И без Селесты, – обрадовался Джино, но шеф отрицательно покачал головой.
– Без Селесты не обойтись. Наш план страдает одним дефектом: он абстрактен. Для того чтобы он стал реальным, необходимо знать, – он принялся загибать пальцы, – день прибытия судна с золотом – раз, час разгрузки – два, время начала движения колонны – три, состав конвоя – четыре, вооружение – пять, число и объем фургонов – шесть, непредвиденные обстоятельства, наконец, – семь. Где мы можем получить самые точные сведения? У Селесты.
– А почему вы так уверены, что Селеста знает?
– Селеста запоминает стабильную информацию. Записанную, закодированную, документированную. Все, что нам нужно, отражено в документах – телеграммах, списках, квитанциях. Соответственно этому мы и предложим Селесте всего семь вопросов.
– Через комитет Мак-Кэрри? – усмехнулся Кордона.
– Не остри. Мы сделаем это при личном свидании.
Джино свистнул.
– Значит, захват острова?
– Тебя это пугает?
– Но остров охраняется, и охрана сейчас будет усилена.
– Не думаю, – опять вмешался Кордона. – У них нет людей.
– Откуда ты знаешь?
– Я только что вернулся из Гамильтона.
«Трэси даром времени не теряет, – отметил про себя Джино. – Я в Нью-Йорке, Кордона на Бермудах, а кто-нибудь уже гоняет сейчас с кинокамерой по шоссе Фриско – Сакраменто. Нет, пожалуй, и на этот раз у шефа ошибок не будет».
Это подтвердил и рассказ Кордоны. Гамильтон до отказа набит туристами. Номер в отеле снять невозможно. Полиция не справляется с карманниками и шулерами. Все катера, яхты и каботажные суда не могут выйти в море без разрешения властей, а для охраны порта нанимаются добровольцы.
– Смайли не сможет усилить охрану рифа. Корнхилл просил увеличить штаты полиции, но безрезультатно.
– Сколько людей на острове? – спросил Трэси.
– Немного. Попасть туда можно только с юга. Там бухточка и вырубленная в обрыве лестница на берег. С других сторон остров недоступен: или отвесный подъем, или скат, непосредственно за которым подводные рифы. Лодку вдребезги расшибет. Поэтому охраняется только бухта: четверо часовых, прожектор и два пулемета. А в бараке на острове радист и дежурный связной для переговоров с Селестой.
– Координаты острова?
– Записаны. – Кордона бросил на стол записную книжку. – Кружным путем от Норфолка день ходу.
– Ночные условия учел?
– Обязательно.
Трэси довольно потер руки; сейчас он напоминал боксера-тяжеловеса, готовящегося нанести нокаутирующий удар противнику.
– Сколько человек пойдет на яхте?
– Хватит десяти и Джино. – Кордона подвинул к себе лист бумаги и нарисовал посреди неровный кружок. – Это остров. Яхта бросит якорь в трех километрах к северу. Первыми к острову пойдут аквалангисты. Они снимут охрану и просигналят на яхту. После этого обезвредят радиста и подготовят дежурного для связи с Селестой.
– Как подготовят?
Кордона криво усмехнулся:
– Есть препараты, парализующие волевые центры. Один укол – и человек превращается в робота.
– Ну нет. – Трэси раздумчиво остановил собеседника. – Я не позволю рисковать операцией. Селеста может не войти в контакт с обезволенным человеком. Есть ведь и другой препарат, универсальный.
– Что вы имеете в виду, шеф?
– Деньги. Во все времена они убеждали лучше угроз и пыток. Я еще не встречал человека, который отказался бы от хорошего заработка. Только считай правильно: одному достаточно десяти долларов, другому не хватит и десяти тысяч. Цифру мы определим на месте. Я сам займусь этим.
– Нет, шеф, – не согласился Кордона, – вам небезопасно появляться на острове.
– Кто меня узнает? – самоуверенно отмахнулся Трэси. – Полицейские? Радист? Но их не воскресит даже Селеста. Дежурный? Он промолчит, естественно: купленные не проговариваются. Правда, остается еще свидетель, самый для нас опасный. Но его не вызовешь в суд, и ни один прокурор не возбудит дело на основании показаний свидетеля-невидимки.
– А шум скандала, шеф?
– И для него есть глушители.
Но Кордона и Джино все еще сомневались.
– Можно заткнуть рот газетчикам. Сговориться с телевизионными компаниями. А запросы в Конгрессе? Вас это не пугает?
Но Джошуа Игер-Райт уже подсчитал все прибыли и убытки.
– Не будем заглядывать так далеко, – сказал он. – Сейчас я еще не вижу просчетов в этюде гроссмейстера Игер-Райта. По-моему, он безупречен. Черные начинают и выигрывают.
– А почему черные? – не понял Кордона.
Трэси поднялся, оскалив собственные, пока еще не вставные зубы.
– Я не претендую на белый цвет добродетели, – резюмировал он.
Угнетенное состояние Джино усиливал и элегантный кровоподтек на скуле, оставленный увесистым кулачищем Смайли.
«Ублюдок! – бесился Джино. – Жаль, времени не было, а то устроил бы я тебе мартышкино житье!» Но Смайли был вне досягаемости Джино, а встреча с шефом не предвещала ничего доброго. «Что это у тебя за украшение? – спросит он и, узнав о причине, язвительно усмехнется: – А ты, я думаю, здорово отделал этого Смайли!» Словом, для плохого настроения у Джино были достаточно веские основания. И оно ухудшалось с каждой минутой, приближавшей итальянца к двухэтажной вилле шефа, названной по имени тихого калифорнийского городка Санта-Барбары, на окраине которого она и укрывалась за высокой чугунной оградой.
В Калифорнии, как нигде в Соединенных Штатах, города крестили именами любимых святых. Санта-Барбара, Санта-Анна, Сан-Диего, Сан-Роберто, Санта-Моника, Сан-Хосе и, наконец, Сан-Франциско – их было много, маленьких и больших, шумных и тихих, знаменитых и безвестных. И вовсе не обязательно, чтобы жители этих «святых» городков отличались особенной святостью. Джошуа Игер-Райт при всей снисходительности характеристики не мог претендовать на нимб святости ни по своей внешности, ни по делам, ибо всю зрелую жизнь посвятил нарушению шестой и восьмой заповедей. Конечно, сам он не крал и не убивал, а методистская церковь Санта-Барбары неустанно восхваляла его благочестие и непорочность, выражавшиеся, должно быть, в немалых подношениях наличными и в банковских чеках.
Но зато его помощники не брезговали никакими средствами для достижения поставленных Трэси целей и в игорном бизнесе в соседнем с Калифорнией штате Невада, и в других не менее прибыльных авантюрах, требовавших подчас и выстрелов и взрывчатки. Джошуа Игер-Райт, владелец вилл, яхт, частных самолетов и автомашин, член десятка аристократических и деловых клубов, именно этот вид не поощряемых законом доходов больше всего и любил. И любил, может быть, потому, что жила в нем память веселой и бурной молодости, когда он сам стрелял из пистолета без промаха, водил автомашину, как профессиональный гонщик, и скакал верхом не хуже голливудских ковбоев. Поговаривали, что в годы «сухого закона» он был связан с самим Костелло и другими боссами подпольной американской мафии, зарабатывавшей миллионы на контрабандном ввозе спиртного, что знаменитое ограбление чикагского экспресса в тридцатых годах было делом его рук, что его имя не раз и не два упоминалось в полицейских архивах Америки. Но о бурной молодости Трэси предпочитали не помнить. Сейчас его имя фигурировало не в полицейских досье, а в сборниках «Кто есть кто», перечислявших всех самых известных, богатых и модных людей страны.
Во время Второй мировой войны Трэси вспомнил о своем национальном долге и здорово нажился на военных поставках, а после войны значительно расширил список своих интересов от урановых рудников в Африке до игорных домов, процветавших с разрешения и без разрешения полиции. В его резиденцию в Санта-Барбаре стекались и сведения о других прибыльных предприятиях вроде тайной скупки родезийских алмазов или контрабандного золота из Бразилии. Айсберг Игер-Райта прочно держался на воде финансовых рынков, и его подводная часть была значительно массивнее надводной, а проще говоря, секретные ведомости Трэси таили суммы куда большие, чем те, с которых взимался подоходный налог. Правда, злые языки поговаривали, что под водой айсберг Игер-Райта поддерживали и другие скрытые силы и что не всегда мультимиллионер действовал только в своих интересах, да и в финансовых джунглях Америки давно уже привыкли к тому, что за любым, даже очень крупным хищником скалят зубы другие – еще крупнее. К тому же дальновидный Игер-Райт предпочитал не связывать себя правами подданного Соединенных Штатов.
Его вполне устраивало респектабельное гражданство одной из скромных латиноамериканских республик. И не так уж важно, что он ни разу не побывал на гостеприимной «родине»: ностальгия его не мучила, а свои обязанности гражданина он выполнял раз в году, посещая посольство пригревшей его республики. А чаще сам посол навещал резиденцию мультимиллионера, иногда подолгу просиживая в приемной двухэтажной виллы, у ворот которой остановил свою машину сицилианец Джино.
Он легонько нажал кнопку звонка, и тотчас же над ней вспыхнул глазок телекамеры. Джино бодро прикрыл его ладонью и услышал из динамика голос охранника:
– Не валяй дурака, Джино. Лучше поспеши. Шеф ждет.
– Как его настроение? – осведомился Джино.
– Спокоен.
«То-то и худо, – подумал Джино, – уж лучше бесился бы. Покричит и утихнет. А если спокоен, значит, что-то придумал. Ох и боюсь же я этого „что-то“».
– Кто у него? – спросил он у секретарши, входя в приемную.
– Кордона.
«Совсем плохо, – невесело усмехнулся Джино. Он терпеть не мог этого специалиста по наркотикам, псевдосупермена и любимчика шефа. – А, будь что будет!»
Вопреки сообщению охранника, шеф не был спокоен. Он мрачно взглянул на вошедшего Джино и промолчал. Кордона, напротив, дружественно кивнул Джино и указал на кресло у стола. Джино робко уселся на край кресла и кашлянул.
– Простудился? – Шеф удивленно поднял брови. – С чего бы это? В такую жару.
– Это у него нервное, – ввернул Кордона, но шеф взглядом осадил его.
– Ладно, – сказал он примирительно. – Как я понимаю, Смайли слинял?
– Слинял, – радостно подтвердил Джино.
Гроза, кажется, проходила.
– Плакать не будем, – отрезал Трэси. – Я на него и не рассчитывал. Так, прикинул. Ведь деньги взял тогда ты, а не он. Думаешь, я не знал об этом?
Джино побагровел, нервно скомкал так и не зажженную сигарету и молча опустил голову.
– Когда-нибудь я у тебя их вычту с процентами, а пока…
Шеф произнес это не угрожая, с такой ласковой задумчивостью, что Джино осмелел и даже рискнул продолжить:
– Может быть, пощупать Смайли легонько?
– А потом что? Пострадает Смайли – Селеста для нас закрыт.
– Он и так для нас закрыт.
– Это еще неизвестно, – протянул Трэси. – Пока Смайли в порядке, ваш разговор с ним никого не встревожит. Ну, усилят охрану, поставят еще двух часовых. А у нас есть кое-какие комбинации… В шахматы играешь?
– Нет, а что? – Джино выпучил глаза: о чем шеф думает, за кого его принимает?
– Многое ты не умеешь, Джино. А ведь можно разыграть изящный этюдик в духе Ласкера.
Джино по-прежнему глядел растерянно, не успевая следить за игрой мысли шефа. Ему, простому смертному, это было невмоготу. А Трэси резво подошел к стеллажам с книгами, нажал скрытую кнопку. Часть стеллажей неслышно поползла в сторону, обнаружив нишу, в которой висела большая, пятитысячного масштаба карта Калифорнии из цветного пластика. Трэси повернул тумблер, и карта ожила: побежали светящимися змейками дороги, зажглись и замигали огоньки городов, выросли и грозно нависли над дорогами темные уступы гор.
– Прикинем, что мы знаем, – начал Трэси, взяв указку и ткнув ею в желтый глазок на берегу Тихого океана. – В порт Фриско прибывает военный корабль. Когда? Ориентировочно – в конце месяца. Откуда? Из Рио. Груз? Золото в слитках, предназначенное Национальному банку в Сакраменто. Стоимость груза? Тоже ориентировочно – от десяти до пятнадцати миллионов долларов. Ясно?
– Ясно, – сказал Кордона.
А что было ясно, Джино не понимал. Золото всегда привозят в слитках, и всегда оно предназначается банкам, и стоимость всегда миллионная. Может быть, шеф собирается его перекупить? Но в таких случаях он прибегает к другой агентуре. Ни Джино, ни Кордона для этого не годятся. Не в силах расшифровать шахматный этюдик шефа, Джино сказал, чтобы что-нибудь сказать:
– Приятная сумма.
– Я тоже так думаю, – подтвердил Трэси, – потому я и хочу, чтобы она стала нашей.
– А вы не шутите? – тихо спросил Кордона.
Шеф не ответил. Ответили его глаза, холодные и стальные. У Джино захватило дух. Десять или пятнадцать миллионов долларов! Украсть! Запросто смахнуть, как пачку сигарет с прилавка табачника! Много качеств было у шефа, но одно Джино боготворил: шеф никогда ничего не начинал без уверенности в выигрыше и ни разу, на памяти Джино, не ошибся. Кажется, на них действительно может хлынуть золотой дождь, хотя туча еще не прибыла из Бразилии. Но Джино уже ощущал на ладони сладостный холодок желтых пирамидальных слитков, которые будут потом распилены, расплавлены и переброшены на рынки Индии и Гонконга, где за кило золота платят в полтора раза дороже, чем в Америке или в Европе.
Трэси снисходительно наблюдал за реакцией Джино и, довольный произведенным эффектом, весело подмигнул Кордоне. Тот ухмыльнулся, в его черных глазах-маслинах уже прыгал хмельной отблеск бразильского золота.
– Хорошая идея, шеф, – почтительно произнес он. – А как к ней отнесется правление Национального банка?
– Я не поставил его в известность о моих планах. Впрочем, мы квиты: они тоже не торопятся снабдить меня информацией. Например, о дне прибытия судна.
– Вряд ли кто-нибудь знает об этом.
– Кто-то знает, – подчеркнул Трэси, – а вот я пока еще нет.
– Уравнение со многими неизвестными… – задумался вслух Кордона. – Икс – день прибытия корабля. Игрек – транспортировка. Зет…
– Тебе не хватит и половины азбуки. – Трэси снова подошел к карте и провел указкой по извилистой линии, соединяющей Сан-Франциско со столицей штата. – От Фриско до Сакраменто около двухсот миль. Золото повезут в автофургонах. Загружать их начнут сразу же по прибытии военной калоши. Полиции нагонят – не подступишься. Ясно, что брать золото надо не здесь. А где? – Указка Трэси уперлась в грудь Джино. Тот недоуменно пожал плечами.
– Не знаю.
– Плохо, – поморщился шеф. – А ты?
Кордона неторопливо подошел к карте и ткнул пальцем в светящуюся ленту дороги.
– На восемьдесят четвертой миле шоссе сужается. В горловине может пройти только одна машина. Мы перекрываем дорогу и перегружаем золото. Легко и просто.
– Просто, но не легко, – сказал Трэси. – Идея верна, но разработка примитивна. Ты забыл о конвое.
– Почему забыл? Не забыл. Но сколько их будет: десять, двадцать? Не сотня же.
– Точно знает только начальник полиции.
– А разве Джошуа Игер-Райт не может побеспокоить начальника полиции?
– А тот спросит, откуда почтенному Джошуа Игер-Райту известно о золоте из Бразилии? После этого можно ставить на операции крест: я не могу рисковать своей репутацией.
– Численность конвоя можно предугадать, – не сдавался Кордона.
– А его оснащенность? Оружие? Транспорт? А сколько человек мы сможем занять в операции?
– Дюжина у меня есть.
– А если в конвое будут две дюжины?
– На нашей стороне неожиданность.
– Что она даст? Ты же сам сказал, что дорога сужается. Значит, мотоциклисты пойдут цепочкой. Неожиданно ты убьешь четверых, а остальные двадцать прикончат тебя и твоих парней. Нет, так работать нельзя. Мы можем придумать сотню планов, но все они полетят к дьяволу, если не знать дня, часа и сил противника. Конечно, тактику можно продумать и сейчас. Например, так: перекрываем дорогу и движение по ней ремонтными работами.
– Липа?
– Зачем? Вполне легальный маневр. Я же ничего не знаю о золоте, поэтому провожу поверхностную обработку участка шоссе от девяносто второй до девяносто четвертой мили.
– Это вызовет подозрения.
– Какие? Дорожная одежда действительно требует обработки: за последний месяц там сорвалось шесть или семь машин. Я уже взял подряд в муниципалитете.
– Значит, с одной стороны свидетелей не будет, – задумчиво сказал Кордона.
– С другой – тоже. Полиция задержит попутное движение минут на сорок, чтобы колонна шла в одиночестве. Сорок минут – это шестьдесят миль. Вряд ли кто сможет догнать фургоны.
– Вероятно, большинство конвойных пойдет впереди колонны, – предположил Джино.
Шеф ласково потрепал его по щеке:
– Соображаешь, мальчик. На это я и рассчитываю. Тяжелый грузовик, выскочивший из-за поворота, собьет в пропасть по крайней мере четверых и загородит дорогу. Шофер разыграет комедию: отчаяние, страх, слезу пустить может. Есть такой?
– Найдется, – сказал Джино. – Бывший актер.
– Тем лучше. Убедительнее сыграет.
– Пожертвуем?
– Зачем? Во время перестрелки, когда появятся парни Кордоны, пусть прячется под машиной. А потом его заберем с собой. Чек в зубы и билет на самолет куда-нибудь в Чили.
– Как будет развиваться операция после этой истории с грузовиком? – вмешался Кордона.
– Примерно так… – Игер-Райт взял лист бумаги, но тут же его отбросил.
– Не будем оставлять документов. Давайте на словах. Полицейские потребуют, чтобы шофер убрал грузовик с дороги. Но разве он сможет? Он почти невменяем от страха и горя. Конвоирам самим придется убрать с дороги машину. Конечно, это потребует времени: надо будет слезть с мотоциклов, покричать, потрудиться. Начнется, естественно, суматоха. А возней вокруг машины, я думаю, заинтересуются и сопровождающие груз банковские служащие, и водители автофургонов. Любопытство, друзья, безотказная черта. Она лишает человека бдительности.
Трэси положил указку, выключил карту. Массивный стеллаж бесшумно вернулся на место, и строгие ряды словарей, справочников и журналов скрыли разноцветные огни пластмассовой Калифорнии. Трэси достал из бара бутылку скотча и три пузатых стакана с кубиками льда на дне.
– Выпьем за нашего главного консультанта, – сказал он.
Его собеседники удивленно переглянулись: за кого?
– За Селесту.
При чем здесь Селеста, никто так и не понял, но прямо спросить не рискнул. Только Джино осмелился робко напомнить:
– С Селестой не выгорело. Вы забыли о Смайли, шеф.
– Обойдемся без Смайли.
– И без Селесты, – обрадовался Джино, но шеф отрицательно покачал головой.
– Без Селесты не обойтись. Наш план страдает одним дефектом: он абстрактен. Для того чтобы он стал реальным, необходимо знать, – он принялся загибать пальцы, – день прибытия судна с золотом – раз, час разгрузки – два, время начала движения колонны – три, состав конвоя – четыре, вооружение – пять, число и объем фургонов – шесть, непредвиденные обстоятельства, наконец, – семь. Где мы можем получить самые точные сведения? У Селесты.
– А почему вы так уверены, что Селеста знает?
– Селеста запоминает стабильную информацию. Записанную, закодированную, документированную. Все, что нам нужно, отражено в документах – телеграммах, списках, квитанциях. Соответственно этому мы и предложим Селесте всего семь вопросов.
– Через комитет Мак-Кэрри? – усмехнулся Кордона.
– Не остри. Мы сделаем это при личном свидании.
Джино свистнул.
– Значит, захват острова?
– Тебя это пугает?
– Но остров охраняется, и охрана сейчас будет усилена.
– Не думаю, – опять вмешался Кордона. – У них нет людей.
– Откуда ты знаешь?
– Я только что вернулся из Гамильтона.
«Трэси даром времени не теряет, – отметил про себя Джино. – Я в Нью-Йорке, Кордона на Бермудах, а кто-нибудь уже гоняет сейчас с кинокамерой по шоссе Фриско – Сакраменто. Нет, пожалуй, и на этот раз у шефа ошибок не будет».
Это подтвердил и рассказ Кордоны. Гамильтон до отказа набит туристами. Номер в отеле снять невозможно. Полиция не справляется с карманниками и шулерами. Все катера, яхты и каботажные суда не могут выйти в море без разрешения властей, а для охраны порта нанимаются добровольцы.
– Смайли не сможет усилить охрану рифа. Корнхилл просил увеличить штаты полиции, но безрезультатно.
– Сколько людей на острове? – спросил Трэси.
– Немного. Попасть туда можно только с юга. Там бухточка и вырубленная в обрыве лестница на берег. С других сторон остров недоступен: или отвесный подъем, или скат, непосредственно за которым подводные рифы. Лодку вдребезги расшибет. Поэтому охраняется только бухта: четверо часовых, прожектор и два пулемета. А в бараке на острове радист и дежурный связной для переговоров с Селестой.
– Координаты острова?
– Записаны. – Кордона бросил на стол записную книжку. – Кружным путем от Норфолка день ходу.
– Ночные условия учел?
– Обязательно.
Трэси довольно потер руки; сейчас он напоминал боксера-тяжеловеса, готовящегося нанести нокаутирующий удар противнику.
– Сколько человек пойдет на яхте?
– Хватит десяти и Джино. – Кордона подвинул к себе лист бумаги и нарисовал посреди неровный кружок. – Это остров. Яхта бросит якорь в трех километрах к северу. Первыми к острову пойдут аквалангисты. Они снимут охрану и просигналят на яхту. После этого обезвредят радиста и подготовят дежурного для связи с Селестой.
– Как подготовят?
Кордона криво усмехнулся:
– Есть препараты, парализующие волевые центры. Один укол – и человек превращается в робота.
– Ну нет. – Трэси раздумчиво остановил собеседника. – Я не позволю рисковать операцией. Селеста может не войти в контакт с обезволенным человеком. Есть ведь и другой препарат, универсальный.
– Что вы имеете в виду, шеф?
– Деньги. Во все времена они убеждали лучше угроз и пыток. Я еще не встречал человека, который отказался бы от хорошего заработка. Только считай правильно: одному достаточно десяти долларов, другому не хватит и десяти тысяч. Цифру мы определим на месте. Я сам займусь этим.
– Нет, шеф, – не согласился Кордона, – вам небезопасно появляться на острове.
– Кто меня узнает? – самоуверенно отмахнулся Трэси. – Полицейские? Радист? Но их не воскресит даже Селеста. Дежурный? Он промолчит, естественно: купленные не проговариваются. Правда, остается еще свидетель, самый для нас опасный. Но его не вызовешь в суд, и ни один прокурор не возбудит дело на основании показаний свидетеля-невидимки.
– А шум скандала, шеф?
– И для него есть глушители.
Но Кордона и Джино все еще сомневались.
– Можно заткнуть рот газетчикам. Сговориться с телевизионными компаниями. А запросы в Конгрессе? Вас это не пугает?
Но Джошуа Игер-Райт уже подсчитал все прибыли и убытки.
– Не будем заглядывать так далеко, – сказал он. – Сейчас я еще не вижу просчетов в этюде гроссмейстера Игер-Райта. По-моему, он безупречен. Черные начинают и выигрывают.
– А почему черные? – не понял Кордона.
Трэси поднялся, оскалив собственные, пока еще не вставные зубы.
– Я не претендую на белый цвет добродетели, – резюмировал он.
24. ЧЕРНЫЕ НАЧИНАЮТ…
Подготовка операции, по мнению Джино, могла быть закончена в несколько дней, но Трэси отпустил на нее три недели. Во-первых, он не любил спешки и добивался от помощников скрупулезной отработки мельчайших деталей, а во-вторых, и спешить было незачем. По сведениям, полученным от «своего» человека в столице штата, прибытие золота ожидалось не раньше чем через месяц. Преждевременный захват острова ничего бы не дал: глупо задавать Селесте вопросы, на которые еще нет ответов. Такие подробности, как час разгрузки или состав конвоя, выясняются всего за два-три дня до прибытия судна.
– Но мы все равно не узнаем точно, когда эта чертова калоша придет во Фриско, – горячился Джино, на что Трэси отвечал с неизменной уверенностью:
– Точно я узнаю у Селесты. А пока меня не пугают погрешности в день или два.
Видимо, шеф всецело доверял своему агенту в Сакраменто. Поэтому в конце трехнедельной подготовки Джино ничуть не удивился, когда ему позвонил Кордона.
– Через два часа вылетаем в Норфолк. Билеты у меня.
К вечеру они уже были на яхте Трэси, а с наступлением темноты на борту появился и шеф. Он коротко поздоровался с командой, еще раз проинструктировал аквалангистов, лично проверил снаряжение: акваланги, широкие, обоюдоострые кинжалы в твердых пластмассовых ножнах, короткоствольные автоматы типа «стэн», не боящиеся воды, бортовые крупнокалиберные пулеметы, установленные на случай нежелательной встречи с таможенным катером, а в баре кают-компании набор разноцветных бутылок, тщательно подобранных Джино.
Результатом осмотра Трэси остался доволен, вышел на палубу и зычно скомандовал отплытие. Кордона отметил про себя, что, будь у шефа золотая серьга в ухе и черная повязка на глазу, а вместо элегантного пиджака с эмблемой Ротари-клуба полосатый застиранный тельник, он вполне соответствовал бы облику карибских пиратов, бороздивших когда-то здешние воды. Возможно, кто-то из английских предков Трэси и промышлял разбоем на голубых дорогах Атлантики, во всяком случае их вероятный потомок не покинул капитанского мостика, пока штурман не доложил ему, что они у цели.
– До острова три километра. Пора глушить двигатель.
Трэси всмотрелся в черную тушь ночи: где-то далеко, почти у самого горизонта, родился расплывчатый светлый луч, задрожал, качнулся вверх и пропал, словно нырнул в бездонную отвесную пропасть, начинавшуюся за чертой горизонта.
– Прожектор на острове, – произнес неслышно подошедший Кордона.
– Шлюпку на воду! – приказал Трэси.
С чуть слышным скрипом заработал кабестан, опуская якорь. Яхта дернулась и встала, прикованная к мягкому грунту. У ее правого борта закачалась на волнах шлюпка, которую легко удерживали на месте четверо гребцов.
– Далеко не отходить, – бросил им Трэси. – Спустить десант – и назад!
Пятерка аквалангистов во главе с Кордоной, в черных резиновых костюмах, с желтыми баллонами на спине, кинжалами у бедра и автоматами на груди, спустилась в шлюпку. Через несколько минут Кордона, оглянувшись назад, уже еле-еле различил силуэт судна, настолько густой была окружающая ночная темь. Острова впереди по курсу тоже не было видно, и только по светящейся стрелке компаса Кордона определил его местоположение.
– Суши весла! – скомандовал Кордона. – Десант в воду!
Он подождал, пока последний аквалангист покинул шлюпку, размашисто перекрестился и нырнул в холодную черную воду, плотно охватившую тело. Впереди заплясали тусклые огоньки – фонарики на груди у десантников. Включив свой фонарь, Кордона подплыл к ним и показал рукой: вперед! Он любил плавать ночью, когда вода кажется непрозрачной и вязкой. Он знал это море, как свою квартиру на Ист-Лэгмур-стрит в Лос-Анджелесе, гонял здесь на скутерах и ставил рекорды в многочасовом плавании до того, как попал к Трэси. Он знал, что не ошибется, не собьется с азимута, и поэтому ничуть не удивился, когда верхний пласт неожиданно засветился. Точно плывут, прямо по лучу прожектора.
Он подождал, пока прожектор погас, и вынырнул на поверхность. В сотне метров от него белел коралловый каравай острова с аккуратно вырезанным ломтем – бухточкой. Можно было уже начинать штурм. Кордона снова нырнул и через две-три минуты очутился в бухте. Здесь было совсем спокойно, движение воды даже не ощущалось, а сама вода была настолько прозрачной, что Кордона поспешил погасить фонарь на груди.
Но часовые не видели света из-под воды. Не видели они и того, как шесть черных теней веером раскинулись по периметру бухты. Часовых было только два – больше Корнхилл не выделил, да еще двое ожидали своей вахты, должно быть, мирно похрапывая в деревянной пристройке к «переговорной».
«Нам чертовски везет, – думал Кордона, вылезая из воды и отстегивая ласты. – Это дурачье загипнотизировано уверенностью в своей безопасности». Пригнувшись, он перебежал к погашенному прожектору и вытащил из ножен кинжал. Ничего не подозревавший часовой, что-то беспечно напевая, медленно прошел мимо. В два прыжка Кордона догнал его и сильным, отработанным ударом оборвал песенку. Часовой не успел даже вскрикнуть. Кордона подхватил его уже в падении и тихонько опустил на коралловый скат. Вокруг было по-прежнему тихо, и только ленивые океанские волны, сердито, урча, разбивались у рифа.
Кордона тихо свистнул, и тотчас же с противоположного конца бухты послышался приглушенный голос:
– Порядок, Кордона. Мой готов.
– К бараку, быстро!
– Но мы все равно не узнаем точно, когда эта чертова калоша придет во Фриско, – горячился Джино, на что Трэси отвечал с неизменной уверенностью:
– Точно я узнаю у Селесты. А пока меня не пугают погрешности в день или два.
Видимо, шеф всецело доверял своему агенту в Сакраменто. Поэтому в конце трехнедельной подготовки Джино ничуть не удивился, когда ему позвонил Кордона.
– Через два часа вылетаем в Норфолк. Билеты у меня.
К вечеру они уже были на яхте Трэси, а с наступлением темноты на борту появился и шеф. Он коротко поздоровался с командой, еще раз проинструктировал аквалангистов, лично проверил снаряжение: акваланги, широкие, обоюдоострые кинжалы в твердых пластмассовых ножнах, короткоствольные автоматы типа «стэн», не боящиеся воды, бортовые крупнокалиберные пулеметы, установленные на случай нежелательной встречи с таможенным катером, а в баре кают-компании набор разноцветных бутылок, тщательно подобранных Джино.
Результатом осмотра Трэси остался доволен, вышел на палубу и зычно скомандовал отплытие. Кордона отметил про себя, что, будь у шефа золотая серьга в ухе и черная повязка на глазу, а вместо элегантного пиджака с эмблемой Ротари-клуба полосатый застиранный тельник, он вполне соответствовал бы облику карибских пиратов, бороздивших когда-то здешние воды. Возможно, кто-то из английских предков Трэси и промышлял разбоем на голубых дорогах Атлантики, во всяком случае их вероятный потомок не покинул капитанского мостика, пока штурман не доложил ему, что они у цели.
– До острова три километра. Пора глушить двигатель.
Трэси всмотрелся в черную тушь ночи: где-то далеко, почти у самого горизонта, родился расплывчатый светлый луч, задрожал, качнулся вверх и пропал, словно нырнул в бездонную отвесную пропасть, начинавшуюся за чертой горизонта.
– Прожектор на острове, – произнес неслышно подошедший Кордона.
– Шлюпку на воду! – приказал Трэси.
С чуть слышным скрипом заработал кабестан, опуская якорь. Яхта дернулась и встала, прикованная к мягкому грунту. У ее правого борта закачалась на волнах шлюпка, которую легко удерживали на месте четверо гребцов.
– Далеко не отходить, – бросил им Трэси. – Спустить десант – и назад!
Пятерка аквалангистов во главе с Кордоной, в черных резиновых костюмах, с желтыми баллонами на спине, кинжалами у бедра и автоматами на груди, спустилась в шлюпку. Через несколько минут Кордона, оглянувшись назад, уже еле-еле различил силуэт судна, настолько густой была окружающая ночная темь. Острова впереди по курсу тоже не было видно, и только по светящейся стрелке компаса Кордона определил его местоположение.
– Суши весла! – скомандовал Кордона. – Десант в воду!
Он подождал, пока последний аквалангист покинул шлюпку, размашисто перекрестился и нырнул в холодную черную воду, плотно охватившую тело. Впереди заплясали тусклые огоньки – фонарики на груди у десантников. Включив свой фонарь, Кордона подплыл к ним и показал рукой: вперед! Он любил плавать ночью, когда вода кажется непрозрачной и вязкой. Он знал это море, как свою квартиру на Ист-Лэгмур-стрит в Лос-Анджелесе, гонял здесь на скутерах и ставил рекорды в многочасовом плавании до того, как попал к Трэси. Он знал, что не ошибется, не собьется с азимута, и поэтому ничуть не удивился, когда верхний пласт неожиданно засветился. Точно плывут, прямо по лучу прожектора.
Он подождал, пока прожектор погас, и вынырнул на поверхность. В сотне метров от него белел коралловый каравай острова с аккуратно вырезанным ломтем – бухточкой. Можно было уже начинать штурм. Кордона снова нырнул и через две-три минуты очутился в бухте. Здесь было совсем спокойно, движение воды даже не ощущалось, а сама вода была настолько прозрачной, что Кордона поспешил погасить фонарь на груди.
Но часовые не видели света из-под воды. Не видели они и того, как шесть черных теней веером раскинулись по периметру бухты. Часовых было только два – больше Корнхилл не выделил, да еще двое ожидали своей вахты, должно быть, мирно похрапывая в деревянной пристройке к «переговорной».
«Нам чертовски везет, – думал Кордона, вылезая из воды и отстегивая ласты. – Это дурачье загипнотизировано уверенностью в своей безопасности». Пригнувшись, он перебежал к погашенному прожектору и вытащил из ножен кинжал. Ничего не подозревавший часовой, что-то беспечно напевая, медленно прошел мимо. В два прыжка Кордона догнал его и сильным, отработанным ударом оборвал песенку. Часовой не успел даже вскрикнуть. Кордона подхватил его уже в падении и тихонько опустил на коралловый скат. Вокруг было по-прежнему тихо, и только ленивые океанские волны, сердито, урча, разбивались у рифа.
Кордона тихо свистнул, и тотчас же с противоположного конца бухты послышался приглушенный голос:
– Порядок, Кордона. Мой готов.
– К бараку, быстро!