Страница:
Сомов к Гешиному отцу не пойдёт. Сомов пойдёт к наивному автомобилисту, который примет на веру все технические замечания этого скромного, интеллигентного мастера. А скромный, интеллигентный мастер ищет именно таких доверчивых неумеек. С ними легко. С ними даже неинтересно, настолько всё просто. Но профессия есть профессия. А по профессии Сомов, как уже Кинескопом сказано, жулик!
– Не совсем так, – поправил Кинескоп. – Он не сам жулик. У него есть помощник. Тот – жулик. Но и сам Сомов всё-таки тоже жулик…
Тут Кинескоп вконец запутался в своих «жулик – не жулик» и умолк.
– Не части, Кинескоп, – сказал Геша. – Давай по порядку. Кто, что, как, где и когда?
Кинескоп вздохнул поглубже и «дал по порядку». Вот что он поведал изумлённым слушателям.
Фирма «Сомов и K°» работает продуманно и осторожно. В её деятельности почти исключён элемент риска. Конечно, совсем без риска невозможно, но для жулика – чем его меньше, тем спокойнее. Истина общеизвестная. И поэтому Сомов работает в паре с Витькой Трёшницей. Схема работы вкратце такова, как её пересказал не очень-то разбирающийся в автоделе Кинескоп. У Сомова – а механик он известный и добросовестный! – есть определённая клиентура. Сомов в поте лица весь день бегает по клиентам, чинит, заменяет, поправляет, налаживает именно то, что накануне было сломано, подменено, нарушено или просто украдено Витькой.
К примеру, просыпается утром известный киноактёр, бреется, завтракает, выходит на улицу к своему «Жигулёнку», любуется им, тряпочкой из замши стекло протирает, и вдруг – о ужас! – колпаков-то на колёсах нет. Тю-тю колпаки. Спёрли. «Кто спёр? – предполагает артист. – Или просто ворюга, или свой брат-автомобилист, у которого такие же колпаки днём раньше увели?» Ну, заявляет артист о пропаже в милицию. Там, конечно, дело заводят, обещают найти. А это почти безнадёжно. Потому что в Москве автомобилей миллионы и колпаки одного ничем не отличаются от колпаков другого. Спросят артиста: а особые приметы у колпаков были? Что он ответит? Ничего не ответит, потому что особых примет у них не было. Автографа своего он на них не ставил и портрета любимой женщины с внутренней стороны не приклеивал. Нет примет, и точка. Как в таком случае их искать? Очень трудно…
И такая же история может произойти с любой другой деталью любого другого автомобиля. Потому что ночью Витька подошёл к нему и спёр эту деталь. Автомобиль угонять хлопотно – найдут и посадят. На автомобиль секретки всякие ставят, сигналы оглушительные, даже волчьи капканы, как в кинофильме «Берегись автомобиля». А что ты на колпак поставишь? Или, допустим, карбюратор? Или на запасное колесо в багажнике? Правда, багажник хитро запереть можно. Но Витька – слесарь. Ему любой замок нипочём.
Но милиция милицией, а колпаки артисту нужны. Без колпаков колёса его машины имеют какой-то неприглядный вид. Жалкий, надо сказать, вид. Он звонит обаятельному мастеру, чудо-человеку товарищу Сомову и говорит ему о своей беде. А тот его успокаивает: не беда, мол, достанем колпаки, только подороже магазинных. Тем более они в магазине всё равно редко бывают. И ставит Сомов артисту его же собственные колпаки за двойную цену. А потом делится с Витькой хорошей прибавочной стоимостью, и оба хохочут над простофилей актёром. Вот такие пироги.
История, рассказанная Кинескопом, неприятно поразила Кешу и Гешу. И даже не потому, что ворами оказались люди из их двора, а потому, что история выглядела больно грязной.
И Кеша и Геша росли в семьях, где никто никого не обманывал даже в мелочах. Ни Кеша ни Геша представить себе не могли, что возможно утаить от родителей или от бабы Веры сдачу от молока или хлеба, взять без спроса отцовский фотоаппарат или залезть в ящик буфета, где бабушка хранит деньги. Когда Кешка выбил в физкультурном зале стекло, он так прямо и пошёл к директору и всё рассказал. Хотя ему очень не хотелось идти. Тем более, кроме Геши, этого никто не видел. Или когда Геша прогулял урок – потому что Леха из дома, где кино «Призыв», ждал его с замечательным электропаяльником, который надо было поменять на кляссер с марками, – он мог бы сказаться больным. Он мог бы заохать, залечь в постель, и баба Вера пошла бы в школу и всё объяснила классной руководительнице Алле Петровне. Но Геша не стал обманывать ни бабу Веру, ни Аллу Петровну: он честно сознался, что урок прогулял, за что получил в дневник не слишком приятную запись.
Конечно, можно сказать, что всё это мелочи, рядовые примеры, которые и в расчёт принимать нельзя. Подумаешь, преступление: стекло разбил! Или урок прогулял! Кешкин отец не скрывает от сына, что сам в детстве бил стёкла не однажды, но говорит о том с осуждением – из педагогических соображений, конечно, и Кеша отца здесь вполне понимает. Но разговор-то не о преступлении, а об отношении к нему. О людской честности, которая складывается именно из мелочей. И если нет её, нет и не предвидится, то из таких мелочей когда-нибудь может сложиться настоящее преступление. А Сомов или Витька в детстве стёкол не били? Ох-ох-ох, ещё как били! Но вряд ли сознавались в этом. То есть наверняка не сознавались. Кеша в том был уверен. И потом, между «нечаянно» и «нарочно» – огромная разница. Но от «нечаянно» до «нарочно» совсем недалеко. Всё зависит от отношения человека к «нечаянно» и «нарочно»…
Кеша и Геша были пионерами. Они уже давно были пионерами и готовились на будущий год вступить в комсомол. Вот почему они не просто возмутились тем, что Сомов и Витька оказались ворами. Они горели желанием разоблачить их.
– Ну, Сомов, – сказал изумлённо Кеша, – ну, тихоня…
– А Витька? – подхватил Геша. – Чем он лучше?
– Ничем не лучше. Давай подумаем, что делать. Кстати… – Тут он повернулся к Кинескопу. – А при чём здесь духи?
Кинескоп даже застонал от досады: битый час вдалбливать прописные истины и ничего не вдолбить. Нет, люди не оправдывают уважительного к ним отношения…
– У тебя в школе какие отметки? – язвительно спросил он Кешу.
– Хорошие, хорошие. Ты, Кинескоп, не язви, а объясни лучше. Не теряй времени.
Совет был разумен. Кинескоп успокоился и сказал, хотя и не без раздражения:
– В автомобилях духи есть? Есть. Опытные духи, квалифицированные. Технику знают, любят. Думаешь, им приятно, когда на их глазах её разрушают? Их технику?..
– Почему же они бездействуют?
– А что им делать?
– Ну, не знаю… Вдарить Витьке. Током дёрнуть. Или ещё чего…
Кинескоп вздохнул: трудно разговаривать с непосвящёнными.
– Дух не может, не имеет права причинить человеку ощутимый вред: ранить его или там покалечить…
– А неощутимый?
– А неощутимый не поможет. Того же Витьку током саданёшь – он выругается и аккумулятор отключит. Двенадцать вольт – слону дробина…
– Какие-то у вас принципы строгие. Он же вор…
– А разве он не человек? Морально, может, и не человек. А биологически? То-то и оно… Я зачем в телевизоре сижу? Удовольствие, что ли, от «Артлото» получаю? Я в нём сижу, чтобы человеку, то есть Геше, легче было. Чтобы не чинил он бездушную технику по сто раз на дню. А когда ты будешь лампы из телевизора выбрасывать на свалку, так это ты от меня часть души заберёшь, понял?
– Я же не вырываю, – обиделся Геша.
– Не о тебе речь. Это я к примеру. Думаешь, автомобильным духам легко всё это переживать?
– Думаю, нелегко, – согласился Геша, а Кеша добавил:
– Тут и думать нечего. Надо обезвредить Сомова с Витькой.
– Правильно, – согласился Кинескоп, а близнецы на столе закивали в такт.
– Только как обезвредить? – задумался Кеша, а близнецы повторили эхом:
– Только как обезвредить?
– Надо подумать…
И опять близнецы повторили:
– Надо подумать…
Кеша обозлился:
– Кончите дразниться? А то – в ухо…
– Мы не дразнимся, – зарделись близнецы. – Мы волнуемся.
– Волнуйтесь как-нибудь иначе. Про себя. – И Кеша задумался.
Геша тоже задумался, но только для приличия, потому что у него уже сформировался план, гениальный план, призванный расстроить замыслы преступников, помочь обезвредить их и выдать доблестной милиции, которая будет вести следствие, как знатоки из многосерийного телевизионного фильма.
Так думал он про себя, а Кинескоп сидел тихонько, ждал решения и мурлыкал под нос песню из того же телефильма – что, мол, «наша служба и опасна и трудна»…
– Ладно. – Кеша встал и прошёлся по комнате. – Есть план.
У Геши, как сказано, тоже был план, но он не сомневался, что между его планом и Кешиным разницы особой нет. Может быть, в мелочах, так они их потом скорректируют.
– Духи нам помогут? – спросил Кеша.
– Ясное дело, – сказал Кинескоп. – Для чего же мы вам открывались?
– Нужен дух телефонной сети.
– Говорун-то? Этот будет… А зачем?
– Нам надо подслушивать сомовский телефон, чтобы узнать, когда они с Витькой замышляют новое преступление.
У Геши этого в плане не было. И Геше это не понравилось.
– Кеша, – сказал он укоризненно, – чужие телефонные разговоры подслушивать нехорошо. Неэтично.
– Это разговоры врага! – закричал Кеша. – Этично – неэтично. А на фронте, когда наши радисты ловили разговоры фашистов? Тоже неэтично?
– Так то на фронте…
– Считай, что мы тоже на фронте!
А Кинескоп добавил:
– Незримый фронт. Незримый бой. Так назначено судьбой для нас с тобой… Подслушать можно. Я Говоруна вызову.
– Позже, – сказал Кеша. Он расхаживал по комнате, как по командному блиндажу, по землянке в три наката, а наверху рвались бомбы, стреляли «катюши», дробно тарахтел станковый пулемёт. – И когда мы узнаем их замысел – ближайший, конечно, то проследим за ними. А для начала пометим ту деталь на автомобиле, которую Витька сопрёт.
Геша усомнился:
– Откуда ты будешь знать, что он сопрёт? И с какого автомобиля?
– А Говорун на что? Сомов назовёт Витьке автомобиль, а мы будем там раньше преступника.
– Автомобиль-то он, может, и назовёт. А деталь?
Кеша был непреклонен:
– И деталь назовёт. Скажет, сопри то-то и то-то.
– А если Витька не сможет спереть то-то и то-то?
– Как так не сможет?
– Ну, заперто будет то-то и то-то. Или его уже спёрли до Витьки.
– Кто спёр?
– Не знаю. Какой-нибудь другой вор.
– Ты что, считаешь, у нас мильен воров?
– Нет, я так не считаю. Я просто хочу взвесить все возможные варианты.
Кинескоп вмешался в разговор:
– Геша дело говорит. Надо взвесить.
– Ладно, – нехотя согласился Кеша: ему очень не хотелось отступать от такого стройного, придуманного им плана. – Будь по-вашему. Не знаем мы, что он сопрёт. Что тогда?
– Тогда мы внимательно следим за Витькой, – объяснил Геша, – узнаем, куда он прячет украденную деталь или детали, и там их метим.
– А если он их домой унесёт? Или к Сомову? Что ж, мы в чужую квартиру полезем?
– Мы – нет, – спокойно сказал Геша. – Но ты забыл о духах.
И Кеша опять – в который раз! – поразился уверенной логике друга: всё у него учтено, всё продумано, тёмных мест нет. Сам-то он тоже не промах. План разоблачения Сомова и K° составлен им почти досконально. И в том, что план этот ничем не отличается от Гешиного, уверен. Почти ничем. Но в это «почти» входили мелкие, казалось бы несущественные детали, которые Геша продумал, а он не успел. А эти несущественные детали влияли на план в целом. Нет, Гешка – молоток, это ясно. С таким не пропадёшь…
– Давай, Кинескоп, – сказал Кеша, – звони Говоруну, пусть подключается. А может, сам сюда придёт?
– Не придёт он, – заявил Кинескоп, вылезая из-под пледа и шлёпая к телефону. – Он у нас стеснительный. Да я ему всё так скажу, а про дело он знает.
– Все духи об этом деле знают? – удивился Кеша.
– А как ты думал? Конечно, все. И домашние, и уличные…
– Есть и уличные? Это кто же?
– Познакомишься ещё, – сварливо сказал Кинескоп, снял телефонную трубку, подул в неё: – Говорун, ты? Да отключи ты этот гудок, мешает ведь… Ты вот что, работать начинай. Ну да, по тому делу. Послушать этих хануриков надо. Почему одного? Ах, у Витьки телефона нет… Значит, тебе полегче. И так не тяжело? Знаю, знаю, не для себя работаешь… Только непрерывно слушай. Сейчас-то он дома? Ага, дома, говоришь… Ну, вот и слушай. Как что услышишь, тут же сообщи… Правильно, подключи Водяного. Ну, звони… Да я подойду, я, не бойся ты… Привет. – Кинескоп аккуратно, тихонько так опустил трубку на рычаг, обернулся: – Порядок. Ни одного разговора не пропустит.
– А если Витька не станет звонить? – заволновался Геша. – Если он так к нему придёт, в гости?
Кинескоп усмехнулся хитренько:
– Всё продумано. Говорун Водяного к делу подключил.
– Кто это – Водяной?
– Дух водопровода. Он на Витьку давно зуб имеет. Халтурщик ваш Витька. Водопроводную систему в полном беспорядке содержит. Водяной еле-еле справляется.
– Витьке не до того, – сказал Рыжий, и на этот раз именно Рыжий, потому что с клубничкой. – Витька у Сомова деньги зашибает.
А Красный, с вишенками, ничего не сказал, а только захихикал.
Кеша подумал, что Витька может не позвонить Сомову сегодня. И завтра может не позвонить. И вообще всю неделю.
– А если… – начал он, но Кинескоп уже всё понял.
– Не боись, – сказал он. – Позвонит или зайдёт всенепременно. Они сегодня после домино сговаривались созвониться. Может, сейчас и позвонит.
И они стали ждать.
– Не совсем так, – поправил Кинескоп. – Он не сам жулик. У него есть помощник. Тот – жулик. Но и сам Сомов всё-таки тоже жулик…
Тут Кинескоп вконец запутался в своих «жулик – не жулик» и умолк.
– Не части, Кинескоп, – сказал Геша. – Давай по порядку. Кто, что, как, где и когда?
Кинескоп вздохнул поглубже и «дал по порядку». Вот что он поведал изумлённым слушателям.
Фирма «Сомов и K°» работает продуманно и осторожно. В её деятельности почти исключён элемент риска. Конечно, совсем без риска невозможно, но для жулика – чем его меньше, тем спокойнее. Истина общеизвестная. И поэтому Сомов работает в паре с Витькой Трёшницей. Схема работы вкратце такова, как её пересказал не очень-то разбирающийся в автоделе Кинескоп. У Сомова – а механик он известный и добросовестный! – есть определённая клиентура. Сомов в поте лица весь день бегает по клиентам, чинит, заменяет, поправляет, налаживает именно то, что накануне было сломано, подменено, нарушено или просто украдено Витькой.
К примеру, просыпается утром известный киноактёр, бреется, завтракает, выходит на улицу к своему «Жигулёнку», любуется им, тряпочкой из замши стекло протирает, и вдруг – о ужас! – колпаков-то на колёсах нет. Тю-тю колпаки. Спёрли. «Кто спёр? – предполагает артист. – Или просто ворюга, или свой брат-автомобилист, у которого такие же колпаки днём раньше увели?» Ну, заявляет артист о пропаже в милицию. Там, конечно, дело заводят, обещают найти. А это почти безнадёжно. Потому что в Москве автомобилей миллионы и колпаки одного ничем не отличаются от колпаков другого. Спросят артиста: а особые приметы у колпаков были? Что он ответит? Ничего не ответит, потому что особых примет у них не было. Автографа своего он на них не ставил и портрета любимой женщины с внутренней стороны не приклеивал. Нет примет, и точка. Как в таком случае их искать? Очень трудно…
И такая же история может произойти с любой другой деталью любого другого автомобиля. Потому что ночью Витька подошёл к нему и спёр эту деталь. Автомобиль угонять хлопотно – найдут и посадят. На автомобиль секретки всякие ставят, сигналы оглушительные, даже волчьи капканы, как в кинофильме «Берегись автомобиля». А что ты на колпак поставишь? Или, допустим, карбюратор? Или на запасное колесо в багажнике? Правда, багажник хитро запереть можно. Но Витька – слесарь. Ему любой замок нипочём.
Но милиция милицией, а колпаки артисту нужны. Без колпаков колёса его машины имеют какой-то неприглядный вид. Жалкий, надо сказать, вид. Он звонит обаятельному мастеру, чудо-человеку товарищу Сомову и говорит ему о своей беде. А тот его успокаивает: не беда, мол, достанем колпаки, только подороже магазинных. Тем более они в магазине всё равно редко бывают. И ставит Сомов артисту его же собственные колпаки за двойную цену. А потом делится с Витькой хорошей прибавочной стоимостью, и оба хохочут над простофилей актёром. Вот такие пироги.
История, рассказанная Кинескопом, неприятно поразила Кешу и Гешу. И даже не потому, что ворами оказались люди из их двора, а потому, что история выглядела больно грязной.
И Кеша и Геша росли в семьях, где никто никого не обманывал даже в мелочах. Ни Кеша ни Геша представить себе не могли, что возможно утаить от родителей или от бабы Веры сдачу от молока или хлеба, взять без спроса отцовский фотоаппарат или залезть в ящик буфета, где бабушка хранит деньги. Когда Кешка выбил в физкультурном зале стекло, он так прямо и пошёл к директору и всё рассказал. Хотя ему очень не хотелось идти. Тем более, кроме Геши, этого никто не видел. Или когда Геша прогулял урок – потому что Леха из дома, где кино «Призыв», ждал его с замечательным электропаяльником, который надо было поменять на кляссер с марками, – он мог бы сказаться больным. Он мог бы заохать, залечь в постель, и баба Вера пошла бы в школу и всё объяснила классной руководительнице Алле Петровне. Но Геша не стал обманывать ни бабу Веру, ни Аллу Петровну: он честно сознался, что урок прогулял, за что получил в дневник не слишком приятную запись.
Конечно, можно сказать, что всё это мелочи, рядовые примеры, которые и в расчёт принимать нельзя. Подумаешь, преступление: стекло разбил! Или урок прогулял! Кешкин отец не скрывает от сына, что сам в детстве бил стёкла не однажды, но говорит о том с осуждением – из педагогических соображений, конечно, и Кеша отца здесь вполне понимает. Но разговор-то не о преступлении, а об отношении к нему. О людской честности, которая складывается именно из мелочей. И если нет её, нет и не предвидится, то из таких мелочей когда-нибудь может сложиться настоящее преступление. А Сомов или Витька в детстве стёкол не били? Ох-ох-ох, ещё как били! Но вряд ли сознавались в этом. То есть наверняка не сознавались. Кеша в том был уверен. И потом, между «нечаянно» и «нарочно» – огромная разница. Но от «нечаянно» до «нарочно» совсем недалеко. Всё зависит от отношения человека к «нечаянно» и «нарочно»…
Кеша и Геша были пионерами. Они уже давно были пионерами и готовились на будущий год вступить в комсомол. Вот почему они не просто возмутились тем, что Сомов и Витька оказались ворами. Они горели желанием разоблачить их.
– Ну, Сомов, – сказал изумлённо Кеша, – ну, тихоня…
– А Витька? – подхватил Геша. – Чем он лучше?
– Ничем не лучше. Давай подумаем, что делать. Кстати… – Тут он повернулся к Кинескопу. – А при чём здесь духи?
Кинескоп даже застонал от досады: битый час вдалбливать прописные истины и ничего не вдолбить. Нет, люди не оправдывают уважительного к ним отношения…
– У тебя в школе какие отметки? – язвительно спросил он Кешу.
– Хорошие, хорошие. Ты, Кинескоп, не язви, а объясни лучше. Не теряй времени.
Совет был разумен. Кинескоп успокоился и сказал, хотя и не без раздражения:
– В автомобилях духи есть? Есть. Опытные духи, квалифицированные. Технику знают, любят. Думаешь, им приятно, когда на их глазах её разрушают? Их технику?..
– Почему же они бездействуют?
– А что им делать?
– Ну, не знаю… Вдарить Витьке. Током дёрнуть. Или ещё чего…
Кинескоп вздохнул: трудно разговаривать с непосвящёнными.
– Дух не может, не имеет права причинить человеку ощутимый вред: ранить его или там покалечить…
– А неощутимый?
– А неощутимый не поможет. Того же Витьку током саданёшь – он выругается и аккумулятор отключит. Двенадцать вольт – слону дробина…
– Какие-то у вас принципы строгие. Он же вор…
– А разве он не человек? Морально, может, и не человек. А биологически? То-то и оно… Я зачем в телевизоре сижу? Удовольствие, что ли, от «Артлото» получаю? Я в нём сижу, чтобы человеку, то есть Геше, легче было. Чтобы не чинил он бездушную технику по сто раз на дню. А когда ты будешь лампы из телевизора выбрасывать на свалку, так это ты от меня часть души заберёшь, понял?
– Я же не вырываю, – обиделся Геша.
– Не о тебе речь. Это я к примеру. Думаешь, автомобильным духам легко всё это переживать?
– Думаю, нелегко, – согласился Геша, а Кеша добавил:
– Тут и думать нечего. Надо обезвредить Сомова с Витькой.
– Правильно, – согласился Кинескоп, а близнецы на столе закивали в такт.
– Только как обезвредить? – задумался Кеша, а близнецы повторили эхом:
– Только как обезвредить?
– Надо подумать…
И опять близнецы повторили:
– Надо подумать…
Кеша обозлился:
– Кончите дразниться? А то – в ухо…
– Мы не дразнимся, – зарделись близнецы. – Мы волнуемся.
– Волнуйтесь как-нибудь иначе. Про себя. – И Кеша задумался.
Геша тоже задумался, но только для приличия, потому что у него уже сформировался план, гениальный план, призванный расстроить замыслы преступников, помочь обезвредить их и выдать доблестной милиции, которая будет вести следствие, как знатоки из многосерийного телевизионного фильма.
Так думал он про себя, а Кинескоп сидел тихонько, ждал решения и мурлыкал под нос песню из того же телефильма – что, мол, «наша служба и опасна и трудна»…
– Ладно. – Кеша встал и прошёлся по комнате. – Есть план.
У Геши, как сказано, тоже был план, но он не сомневался, что между его планом и Кешиным разницы особой нет. Может быть, в мелочах, так они их потом скорректируют.
– Духи нам помогут? – спросил Кеша.
– Ясное дело, – сказал Кинескоп. – Для чего же мы вам открывались?
– Нужен дух телефонной сети.
– Говорун-то? Этот будет… А зачем?
– Нам надо подслушивать сомовский телефон, чтобы узнать, когда они с Витькой замышляют новое преступление.
У Геши этого в плане не было. И Геше это не понравилось.
– Кеша, – сказал он укоризненно, – чужие телефонные разговоры подслушивать нехорошо. Неэтично.
– Это разговоры врага! – закричал Кеша. – Этично – неэтично. А на фронте, когда наши радисты ловили разговоры фашистов? Тоже неэтично?
– Так то на фронте…
– Считай, что мы тоже на фронте!
А Кинескоп добавил:
– Незримый фронт. Незримый бой. Так назначено судьбой для нас с тобой… Подслушать можно. Я Говоруна вызову.
– Позже, – сказал Кеша. Он расхаживал по комнате, как по командному блиндажу, по землянке в три наката, а наверху рвались бомбы, стреляли «катюши», дробно тарахтел станковый пулемёт. – И когда мы узнаем их замысел – ближайший, конечно, то проследим за ними. А для начала пометим ту деталь на автомобиле, которую Витька сопрёт.
Геша усомнился:
– Откуда ты будешь знать, что он сопрёт? И с какого автомобиля?
– А Говорун на что? Сомов назовёт Витьке автомобиль, а мы будем там раньше преступника.
– Автомобиль-то он, может, и назовёт. А деталь?
Кеша был непреклонен:
– И деталь назовёт. Скажет, сопри то-то и то-то.
– А если Витька не сможет спереть то-то и то-то?
– Как так не сможет?
– Ну, заперто будет то-то и то-то. Или его уже спёрли до Витьки.
– Кто спёр?
– Не знаю. Какой-нибудь другой вор.
– Ты что, считаешь, у нас мильен воров?
– Нет, я так не считаю. Я просто хочу взвесить все возможные варианты.
Кинескоп вмешался в разговор:
– Геша дело говорит. Надо взвесить.
– Ладно, – нехотя согласился Кеша: ему очень не хотелось отступать от такого стройного, придуманного им плана. – Будь по-вашему. Не знаем мы, что он сопрёт. Что тогда?
– Тогда мы внимательно следим за Витькой, – объяснил Геша, – узнаем, куда он прячет украденную деталь или детали, и там их метим.
– А если он их домой унесёт? Или к Сомову? Что ж, мы в чужую квартиру полезем?
– Мы – нет, – спокойно сказал Геша. – Но ты забыл о духах.
И Кеша опять – в который раз! – поразился уверенной логике друга: всё у него учтено, всё продумано, тёмных мест нет. Сам-то он тоже не промах. План разоблачения Сомова и K° составлен им почти досконально. И в том, что план этот ничем не отличается от Гешиного, уверен. Почти ничем. Но в это «почти» входили мелкие, казалось бы несущественные детали, которые Геша продумал, а он не успел. А эти несущественные детали влияли на план в целом. Нет, Гешка – молоток, это ясно. С таким не пропадёшь…
– Давай, Кинескоп, – сказал Кеша, – звони Говоруну, пусть подключается. А может, сам сюда придёт?
– Не придёт он, – заявил Кинескоп, вылезая из-под пледа и шлёпая к телефону. – Он у нас стеснительный. Да я ему всё так скажу, а про дело он знает.
– Все духи об этом деле знают? – удивился Кеша.
– А как ты думал? Конечно, все. И домашние, и уличные…
– Есть и уличные? Это кто же?
– Познакомишься ещё, – сварливо сказал Кинескоп, снял телефонную трубку, подул в неё: – Говорун, ты? Да отключи ты этот гудок, мешает ведь… Ты вот что, работать начинай. Ну да, по тому делу. Послушать этих хануриков надо. Почему одного? Ах, у Витьки телефона нет… Значит, тебе полегче. И так не тяжело? Знаю, знаю, не для себя работаешь… Только непрерывно слушай. Сейчас-то он дома? Ага, дома, говоришь… Ну, вот и слушай. Как что услышишь, тут же сообщи… Правильно, подключи Водяного. Ну, звони… Да я подойду, я, не бойся ты… Привет. – Кинескоп аккуратно, тихонько так опустил трубку на рычаг, обернулся: – Порядок. Ни одного разговора не пропустит.
– А если Витька не станет звонить? – заволновался Геша. – Если он так к нему придёт, в гости?
Кинескоп усмехнулся хитренько:
– Всё продумано. Говорун Водяного к делу подключил.
– Кто это – Водяной?
– Дух водопровода. Он на Витьку давно зуб имеет. Халтурщик ваш Витька. Водопроводную систему в полном беспорядке содержит. Водяной еле-еле справляется.
– Витьке не до того, – сказал Рыжий, и на этот раз именно Рыжий, потому что с клубничкой. – Витька у Сомова деньги зашибает.
А Красный, с вишенками, ничего не сказал, а только захихикал.
Кеша подумал, что Витька может не позвонить Сомову сегодня. И завтра может не позвонить. И вообще всю неделю.
– А если… – начал он, но Кинескоп уже всё понял.
– Не боись, – сказал он. – Позвонит или зайдёт всенепременно. Они сегодня после домино сговаривались созвониться. Может, сейчас и позвонит.
И они стали ждать.
Глава седьмая
КЕША, ГЕША И ВЕЛИКАЯ ТАЙНА (Продолжение)
Каждый ждал звонка Говоруна по-своему. То есть думал о своём. Кинескоп, например, думал о возвышенном. Он думал, как ему повезло, что именно он облечён высоким доверием координировать действия людей и духов на данном этапе. Именно такими формулировками и мыслил: «облечён доверием», «на данном этапе»… Что поделаешь, влияние телепередач…
Братья-близнецы Рыжий и Красный сидели на столе и хором думали о том, что Кеша и Геша оказались хорошими парнями и, может, зря духи так боятся людей; неплохие существа эти люди – вот значки подарили, вещь ценная, а если подружиться покрепче, ещё что-нибудь братьям перепадёт. И не то чтобы братья были жадюгами – просто они любили подарки. А в их недолгой (по масштабам духов) жизни им мало кто делал подарки. Можно сказать, никто не делал… Нет, в самом деле, отличные ребята эти Кешка с Гешкой!
Геша ещё и ещё раз продумывал детали своего плана. В нём, как ему казалось, была одна существенная неувязка: не решена проблема гласности. Ну, узнают они, что спёр Витька. Ну, пометят как-нибудь. Или не они пометят – духи. А дальше что? Подождать, пока Сомов поставит украденную деталь на место, возьмёт за неё куш, а потом прийти к хозяину автомобиля и заявить: так, мол, и так, украли у вас то-то и то-то, а вернули то же самое, украденное, только деньги как за новое взяли. А хозяин вполне справедливо спросит: «А где ж вы раньше были?» – «А раньше мы помечали то-то и то-то специальными тайными знаками». – «Ну и что? – спросит хозяин. – Как вы докажете, что то-то и то-то украдено, а не куплено Сомовым на какой-нибудь автобазе?» – «А наша метка?» – скажем мы. Но Сомов заявит, что это он сам метил. И спор зайдёт в тупик… Да-а, гласность необходима на более раннем этапе расследования. Надо с Кешкой посоветоваться…
А Кеша в это время думал про всякую всячину. Про то, что история с духами, в сущности, невероятна. И если рассказать о ней на пионерском сборе, то Алла Петровна мягко улыбнётся и предложит написать обо всём в стенгазету, где Кеша – редактор и что хочет, то и пишет. В рамках пионерской жизни, конечно.
А Юрка Томашевский выкатит свои голубые глаза-шарики и скажет: «Ну, ты даёшь, Лавров, ну, совести у тебя нет». И всё будет именно так вовсе не потому, что одноклассники не могут поверить в существование духов, а потому, что привыкли они считать Кешу с Гешей выдумщиками, фантазёрами. Иной раз на переменку соберутся и прямо так и заявляют: «Ну-ка, КЕШАИГЕША, загните что-нибудь позаковыристей». И Кеша с Гешей загибают. Их два раза просить не нужно…
Ещё Кеша думал о Кинескопе. Ему очень нравился старичок в чесучовых брючках. Кеша даже старичком его не считал, хотя и помнил об огромной – иного слова не подобрать! – разнице в возрасте. Но было и в облике и в поведении Кинескопа столько мальчишеского, что Кеше совсем не хотелось замечать эту грустную разницу. Да и кто сказал, что она мешает дружбе? Повесить того немедля на крепостной стене, как писалось в любимых Кешей рыцарских романах.
Но некого было вешать, никто крамольной мысли не высказывал, а добрые и лёгкие отношения между Кешей, Гешей и Кинескопом (надо было подчеркнуть – истинно приятельские отношения) доказывали непреложно, что возраст тут ни при чём. Так считал Кеша. Так, по-видимому, считал и Кинескоп.
Правда, Кешу несколько удивляла склонность Кинескопа к «высокому штилю». Ну, в самом деле: души у него непременно загубленные, страдания непомерные, тайны великие. Получается, что в мире духов все дела, чувства или помыслы носят характер экстремальный, как бы определил научно подкованный Геша. Так ли это? Нет, конечно, мудрит Кинескоп. Ох и влияют же на него телепередачи! И на характер влияют, и на речь! И заметим к слову, не самые лучшие телепередачи…
Кстати, у него – работа, а у Тольки Баранова что? Его мать Кешиной жаловалась, что ребёнка от телевизора за уши не оттащишь. Уши у Тольки – как два репродуктора. Только репродукторы передают, а Баранов принимает. А потом уже передаёт одноклассникам, сразу готовыми блоками передаёт – как услышал. Во дворе, на перемене, даже у доски на уроке. Так что Кинескоп – невинная жертва, нечего его зря осуждать…
Но всё-таки почему тайна обязательно великая? Кеша думал о том изо всех сил, но ничего придумать не смог. И решил спросить Кинескопа.
– Кинескоп, – сказал он, и все даже вздрогнули, потому что молчали, сидели тихонько, ждали телефонного звонка, боялись нарушить тишину. А Кешка не забоялся. И правильно сделал: как будто они и так звонка не услышат… – Кинескоп, – повторил Кешка, – а почему тайна – великая?
– Все тайны духов – великие, – отрезал Кинескоп, но Кеша этим объяснением не удовлетворился.
– Так-таки все?
– Так-таки все.
– И нет более великих и менее великих?
– Нет.
– А то, что ты от бабы Вериной пыли кашляешь – тайна?
Тут Кинескоп не сразу ответил, а сначала поразмыслил немного. Но потом сказал уверенно:
– Тайна.
– Почему?
– Дух не должен обращать внимание на мелочи жизни. Тем более человеческие. Плохой пример для других.
– А раз тайна, то великая?
– Великая, – отрезал Кинескоп, – но частного порядка.
– Ага, – сказал дотошный Кеша, – есть великие тайны частного порядка, а есть общечеловеческие. То есть общедуховные. Так?
– Так, – сказал Кинескоп.
– А как разделить тайны на частные и общие? Это же всё субъективно…
– Отстань от меня, – рассвирепел Кинескоп. – Мне сказали, что это великая тайна, а сам я – дух маленький, ничего решать не могу.
– Кто же тебе сказал про тайну?
Кинескоп огляделся по сторонам, будто искал кого-то постороннего в комнате, не нашёл, конечно, прошептал значительно:
– Он…
– Итэдэ-Итэпэ? – спросил Кеша.
И тут же, как и раньше, мелькнула в воздухе синяя молния, мелькнула и пропала, оставив после себя кисловатый запах озона. Кинескоп закрылся пледом с головой, поджал ноги. А братья-близнецы задрожали у себя на столе, зажмурились, и даже волосы у них дыбом встали.
Кинескоп выглянул из-под пледа, осмотрелся и прошипел:
– Трепло! Я тебе что говорил? Не повторяй это имя.
– В самом деле, Кешка, – сказал Геша, – ты же видишь, что происходит?
– Ничего не происходит, – хорохорился Кеша, – обыкновенные физические явления.
– Не очень-то они обыкновенные, – заметил Геша и, переводя разговор с неприятной для духов темы, спросил: – Как ты думаешь, может, стоит в милицию сообщить?
– О чём? – не понял Кеша.
– О Сомове с Витькой.
– Ты что? Они там над тобой посмеются, и только.
– Иван Николаевич не будет смеяться.
Иван Николаевич был оперативным уполномоченным отделения милиции и часто заходил к ним во двор, разговаривал с жильцами, интересовался житьём-бытьём. Он и Кешу с Гешей знал, всегда здоровался с ними, как со взрослыми – за руку, про отметки спрашивал. Хороший был мужик Иван Николаевич.
– Смеяться он не будет, – согласился Кеша, – но дело у нас заберёт.
Он так и сказал – «дело», как будто был следователем прокуратуры или инспектором уголовного розыска.
– Заберёт, – грустно подтвердил Геша. – А будем самовольничать – нам же попадёт.
– Нет, брат, – сказал Кеша, – мы это дело доведём до конца и преподнесём его Ивану Николаевичу на блюдечке с голубой каёмочкой.
– Как это – на блюдечке? – не поняли братья.
– Цитата, – отмахнулся Кеша, – из «Золотого телёнка». Книги надо читать.
– У нас нету, – грустно сказали братья.
– У меня есть. Возьмите. Но только аккуратно!
– Мы аккуратно, – расцвели братья. – Мы её в газету завернём.
И в это время звякнул телефон.
Он звякнул так же коротко и тихо, как тогда – у Кеши в квартире. Кинескоп встрепенулся, отбросил плед, подбежал к телефону.
– Алё, – сказал он в трубку. – Ну, я, я, кто же ещё… Звонил, говоришь? И что говорил?.. Ага… Ага… Ага… Понял тебя. Молодец, Говорун… Нет, не бросай. Продолжай слушать… Если что услышишь, тут же сообщай… Я буду дежурить у телефона… Да никто больше не подойдёт, трус ты несчастный!.. И Водяному передай: пусть далеко не отлучается. Всё. – И Кинескоп повесил трубку.
– Ну что? – в один голос спросили Кеша и Геша, подражая близнецам.
– Звонил Витька. Сомов назвал ему адрес и номер автомобиля. Адрес такой: Арбат, дом номер семь. Автомобиль «Волга» ММФ 42–88. Запишите…
Геша схватил со стола лист бумаги и шариковую ручку.
– Чья машина? – спросил он.
– Профессора Пичугина.
– А дух в ней есть?
– Есть, вестимо. У хорошей вещи и дух хорошо себя чувствует. А профессор к машине с заботой относится, вот духу и привольно: есть где развернуться.
– Привольно ему будет, когда Витька какой-нибудь жиклёр сопрёт, – мрачно сказал Кеша.
А Геша вздохнул безнадёжно: ничем не помочь технически безграмотному другу.
– Что за чушь ты несёшь, Кешка? Какой жиклёр? Его и украсть-то нельзя, надо двигатель разбирать.
– А что именно Витька сопрёт?
– Сомов сказал: «На твоё усмотрение, подороже».
– И когда Витька пойдёт на дело?
– В двадцать три ноль-ноль.
– Ужасно! – воскликнул Геша.
И Кеша тоже воскликнул:
– Ужасно!
– Почему? – удивился Кинескоп.
– Кто же отпустит нас из дому в двадцать три ноль-ноль?
И все замолчали. Все молча переживали огромное несчастье, неожиданно перечеркнувшее так хорошо придуманный план. Своеволие родителей и бабы Веры Геша не учёл. И зря.
Все молчали обречённо и даже не искали выхода из создавшегося положения. Выхода не было.
И тогда встал Кеша и сказал:
– Я пойду.
– А родители? – спросил Геша.
– Родители сегодня уходят в гости к журналисту Баташёву. У него день рождения. И придут они не раньше двенадцати. А может, позже.
– А если Витька не успеет до двенадцати?
– Риск – благородное дело, – красиво заявил Кеша, и близнецы зааплодировали ему.
Он поклонился им, как кланяется артист после выступления, и сказал строго:
– Мне нужен помощник. Кто из вас пойдёт со мной?
– Я, – сказал Рыжий.
– Я, – сказал Красный.
– Не все сразу. Со мной пойдёт Рыжий.
– А как же я? – расстроился Красный.
– Ты пойдёшь с Гешей.
– Когда?
– Когда на дело выйдет Сомов.
– Так Сомов поедет к профессору днём, – напомнил Геша, – или утром. Все вместе и будем следить.
Кеша потупился:
– Я, наверное, не смогу…
– Почему?
– Я не исключаю вариант, что родители узнают о моём ночном исчезновении. И тогда они меня накажут…
Геша с восхищением смотрел на товарища. Он сознательно шёл на риск быть наказанным, запертым дома на всё воскресенье! Героический человек!
– Нет, – сказал Геша, – ночью пойду я…
Это тоже был героический поступок, и Кеша не мог не оценить его. Он подошёл к Геше и с чувством пожал ему руку.
– Спасибо, друг. (Так говорили все герои книг и фильмов, рассказывающих про суровую мужскую дружбу, и Кеша не стал менять привычной литературно-кинематографической формулы.) Ты не можешь волновать бабу Веру. Она уже старенькая. Пойду я. И не спорь.
Решение было принято, и теперь нужно было обсудить кое-какие детали ночного похода.
– Как Витька собирается на дело? – спросил Кеша. – Пешком или на машине?
– Он возьмёт домоуправленческий «пикап», – сообщил Кинескоп.
– Кто же ему разрешит?
– Говорун передал, что Сомов тоже об этом спросил. А Витька сказал, что это его дело.
– Плохо, – подвёл итог Кеша. – Раз он с машиной, нам с Рыжим за ним не угнаться. Что делать будем?
Кинескоп повспоминал что-то, губами пожевал, загнул три пальца на левой руке, опять губами пожевал, спросил Рыжего:
– Ты кого-нибудь со двора знаешь?
– Рычага знаю, – сказал Рыжий. – И ещё Колесо.
– Колесо – это кто?
– Из «Явы» парень.
– А «Ява» чья?
– Мотогонщика из шестого подъезда.
– Поговоришь с Колесом. Рычаг здесь не подойдёт. У него работа нервная: хозяин – врач, по ночам часто на вызовы ездит. А мотогонщик – это хорошо. Мотогонщики по ночам спят. У них режим.
Братья-близнецы Рыжий и Красный сидели на столе и хором думали о том, что Кеша и Геша оказались хорошими парнями и, может, зря духи так боятся людей; неплохие существа эти люди – вот значки подарили, вещь ценная, а если подружиться покрепче, ещё что-нибудь братьям перепадёт. И не то чтобы братья были жадюгами – просто они любили подарки. А в их недолгой (по масштабам духов) жизни им мало кто делал подарки. Можно сказать, никто не делал… Нет, в самом деле, отличные ребята эти Кешка с Гешкой!
Геша ещё и ещё раз продумывал детали своего плана. В нём, как ему казалось, была одна существенная неувязка: не решена проблема гласности. Ну, узнают они, что спёр Витька. Ну, пометят как-нибудь. Или не они пометят – духи. А дальше что? Подождать, пока Сомов поставит украденную деталь на место, возьмёт за неё куш, а потом прийти к хозяину автомобиля и заявить: так, мол, и так, украли у вас то-то и то-то, а вернули то же самое, украденное, только деньги как за новое взяли. А хозяин вполне справедливо спросит: «А где ж вы раньше были?» – «А раньше мы помечали то-то и то-то специальными тайными знаками». – «Ну и что? – спросит хозяин. – Как вы докажете, что то-то и то-то украдено, а не куплено Сомовым на какой-нибудь автобазе?» – «А наша метка?» – скажем мы. Но Сомов заявит, что это он сам метил. И спор зайдёт в тупик… Да-а, гласность необходима на более раннем этапе расследования. Надо с Кешкой посоветоваться…
А Кеша в это время думал про всякую всячину. Про то, что история с духами, в сущности, невероятна. И если рассказать о ней на пионерском сборе, то Алла Петровна мягко улыбнётся и предложит написать обо всём в стенгазету, где Кеша – редактор и что хочет, то и пишет. В рамках пионерской жизни, конечно.
А Юрка Томашевский выкатит свои голубые глаза-шарики и скажет: «Ну, ты даёшь, Лавров, ну, совести у тебя нет». И всё будет именно так вовсе не потому, что одноклассники не могут поверить в существование духов, а потому, что привыкли они считать Кешу с Гешей выдумщиками, фантазёрами. Иной раз на переменку соберутся и прямо так и заявляют: «Ну-ка, КЕШАИГЕША, загните что-нибудь позаковыристей». И Кеша с Гешей загибают. Их два раза просить не нужно…
Ещё Кеша думал о Кинескопе. Ему очень нравился старичок в чесучовых брючках. Кеша даже старичком его не считал, хотя и помнил об огромной – иного слова не подобрать! – разнице в возрасте. Но было и в облике и в поведении Кинескопа столько мальчишеского, что Кеше совсем не хотелось замечать эту грустную разницу. Да и кто сказал, что она мешает дружбе? Повесить того немедля на крепостной стене, как писалось в любимых Кешей рыцарских романах.
Но некого было вешать, никто крамольной мысли не высказывал, а добрые и лёгкие отношения между Кешей, Гешей и Кинескопом (надо было подчеркнуть – истинно приятельские отношения) доказывали непреложно, что возраст тут ни при чём. Так считал Кеша. Так, по-видимому, считал и Кинескоп.
Правда, Кешу несколько удивляла склонность Кинескопа к «высокому штилю». Ну, в самом деле: души у него непременно загубленные, страдания непомерные, тайны великие. Получается, что в мире духов все дела, чувства или помыслы носят характер экстремальный, как бы определил научно подкованный Геша. Так ли это? Нет, конечно, мудрит Кинескоп. Ох и влияют же на него телепередачи! И на характер влияют, и на речь! И заметим к слову, не самые лучшие телепередачи…
Кстати, у него – работа, а у Тольки Баранова что? Его мать Кешиной жаловалась, что ребёнка от телевизора за уши не оттащишь. Уши у Тольки – как два репродуктора. Только репродукторы передают, а Баранов принимает. А потом уже передаёт одноклассникам, сразу готовыми блоками передаёт – как услышал. Во дворе, на перемене, даже у доски на уроке. Так что Кинескоп – невинная жертва, нечего его зря осуждать…
Но всё-таки почему тайна обязательно великая? Кеша думал о том изо всех сил, но ничего придумать не смог. И решил спросить Кинескопа.
– Кинескоп, – сказал он, и все даже вздрогнули, потому что молчали, сидели тихонько, ждали телефонного звонка, боялись нарушить тишину. А Кешка не забоялся. И правильно сделал: как будто они и так звонка не услышат… – Кинескоп, – повторил Кешка, – а почему тайна – великая?
– Все тайны духов – великие, – отрезал Кинескоп, но Кеша этим объяснением не удовлетворился.
– Так-таки все?
– Так-таки все.
– И нет более великих и менее великих?
– Нет.
– А то, что ты от бабы Вериной пыли кашляешь – тайна?
Тут Кинескоп не сразу ответил, а сначала поразмыслил немного. Но потом сказал уверенно:
– Тайна.
– Почему?
– Дух не должен обращать внимание на мелочи жизни. Тем более человеческие. Плохой пример для других.
– А раз тайна, то великая?
– Великая, – отрезал Кинескоп, – но частного порядка.
– Ага, – сказал дотошный Кеша, – есть великие тайны частного порядка, а есть общечеловеческие. То есть общедуховные. Так?
– Так, – сказал Кинескоп.
– А как разделить тайны на частные и общие? Это же всё субъективно…
– Отстань от меня, – рассвирепел Кинескоп. – Мне сказали, что это великая тайна, а сам я – дух маленький, ничего решать не могу.
– Кто же тебе сказал про тайну?
Кинескоп огляделся по сторонам, будто искал кого-то постороннего в комнате, не нашёл, конечно, прошептал значительно:
– Он…
– Итэдэ-Итэпэ? – спросил Кеша.
И тут же, как и раньше, мелькнула в воздухе синяя молния, мелькнула и пропала, оставив после себя кисловатый запах озона. Кинескоп закрылся пледом с головой, поджал ноги. А братья-близнецы задрожали у себя на столе, зажмурились, и даже волосы у них дыбом встали.
Кинескоп выглянул из-под пледа, осмотрелся и прошипел:
– Трепло! Я тебе что говорил? Не повторяй это имя.
– В самом деле, Кешка, – сказал Геша, – ты же видишь, что происходит?
– Ничего не происходит, – хорохорился Кеша, – обыкновенные физические явления.
– Не очень-то они обыкновенные, – заметил Геша и, переводя разговор с неприятной для духов темы, спросил: – Как ты думаешь, может, стоит в милицию сообщить?
– О чём? – не понял Кеша.
– О Сомове с Витькой.
– Ты что? Они там над тобой посмеются, и только.
– Иван Николаевич не будет смеяться.
Иван Николаевич был оперативным уполномоченным отделения милиции и часто заходил к ним во двор, разговаривал с жильцами, интересовался житьём-бытьём. Он и Кешу с Гешей знал, всегда здоровался с ними, как со взрослыми – за руку, про отметки спрашивал. Хороший был мужик Иван Николаевич.
– Смеяться он не будет, – согласился Кеша, – но дело у нас заберёт.
Он так и сказал – «дело», как будто был следователем прокуратуры или инспектором уголовного розыска.
– Заберёт, – грустно подтвердил Геша. – А будем самовольничать – нам же попадёт.
– Нет, брат, – сказал Кеша, – мы это дело доведём до конца и преподнесём его Ивану Николаевичу на блюдечке с голубой каёмочкой.
– Как это – на блюдечке? – не поняли братья.
– Цитата, – отмахнулся Кеша, – из «Золотого телёнка». Книги надо читать.
– У нас нету, – грустно сказали братья.
– У меня есть. Возьмите. Но только аккуратно!
– Мы аккуратно, – расцвели братья. – Мы её в газету завернём.
И в это время звякнул телефон.
Он звякнул так же коротко и тихо, как тогда – у Кеши в квартире. Кинескоп встрепенулся, отбросил плед, подбежал к телефону.
– Алё, – сказал он в трубку. – Ну, я, я, кто же ещё… Звонил, говоришь? И что говорил?.. Ага… Ага… Ага… Понял тебя. Молодец, Говорун… Нет, не бросай. Продолжай слушать… Если что услышишь, тут же сообщай… Я буду дежурить у телефона… Да никто больше не подойдёт, трус ты несчастный!.. И Водяному передай: пусть далеко не отлучается. Всё. – И Кинескоп повесил трубку.
– Ну что? – в один голос спросили Кеша и Геша, подражая близнецам.
– Звонил Витька. Сомов назвал ему адрес и номер автомобиля. Адрес такой: Арбат, дом номер семь. Автомобиль «Волга» ММФ 42–88. Запишите…
Геша схватил со стола лист бумаги и шариковую ручку.
– Чья машина? – спросил он.
– Профессора Пичугина.
– А дух в ней есть?
– Есть, вестимо. У хорошей вещи и дух хорошо себя чувствует. А профессор к машине с заботой относится, вот духу и привольно: есть где развернуться.
– Привольно ему будет, когда Витька какой-нибудь жиклёр сопрёт, – мрачно сказал Кеша.
А Геша вздохнул безнадёжно: ничем не помочь технически безграмотному другу.
– Что за чушь ты несёшь, Кешка? Какой жиклёр? Его и украсть-то нельзя, надо двигатель разбирать.
– А что именно Витька сопрёт?
– Сомов сказал: «На твоё усмотрение, подороже».
– И когда Витька пойдёт на дело?
– В двадцать три ноль-ноль.
– Ужасно! – воскликнул Геша.
И Кеша тоже воскликнул:
– Ужасно!
– Почему? – удивился Кинескоп.
– Кто же отпустит нас из дому в двадцать три ноль-ноль?
И все замолчали. Все молча переживали огромное несчастье, неожиданно перечеркнувшее так хорошо придуманный план. Своеволие родителей и бабы Веры Геша не учёл. И зря.
Все молчали обречённо и даже не искали выхода из создавшегося положения. Выхода не было.
И тогда встал Кеша и сказал:
– Я пойду.
– А родители? – спросил Геша.
– Родители сегодня уходят в гости к журналисту Баташёву. У него день рождения. И придут они не раньше двенадцати. А может, позже.
– А если Витька не успеет до двенадцати?
– Риск – благородное дело, – красиво заявил Кеша, и близнецы зааплодировали ему.
Он поклонился им, как кланяется артист после выступления, и сказал строго:
– Мне нужен помощник. Кто из вас пойдёт со мной?
– Я, – сказал Рыжий.
– Я, – сказал Красный.
– Не все сразу. Со мной пойдёт Рыжий.
– А как же я? – расстроился Красный.
– Ты пойдёшь с Гешей.
– Когда?
– Когда на дело выйдет Сомов.
– Так Сомов поедет к профессору днём, – напомнил Геша, – или утром. Все вместе и будем следить.
Кеша потупился:
– Я, наверное, не смогу…
– Почему?
– Я не исключаю вариант, что родители узнают о моём ночном исчезновении. И тогда они меня накажут…
Геша с восхищением смотрел на товарища. Он сознательно шёл на риск быть наказанным, запертым дома на всё воскресенье! Героический человек!
– Нет, – сказал Геша, – ночью пойду я…
Это тоже был героический поступок, и Кеша не мог не оценить его. Он подошёл к Геше и с чувством пожал ему руку.
– Спасибо, друг. (Так говорили все герои книг и фильмов, рассказывающих про суровую мужскую дружбу, и Кеша не стал менять привычной литературно-кинематографической формулы.) Ты не можешь волновать бабу Веру. Она уже старенькая. Пойду я. И не спорь.
Решение было принято, и теперь нужно было обсудить кое-какие детали ночного похода.
– Как Витька собирается на дело? – спросил Кеша. – Пешком или на машине?
– Он возьмёт домоуправленческий «пикап», – сообщил Кинескоп.
– Кто же ему разрешит?
– Говорун передал, что Сомов тоже об этом спросил. А Витька сказал, что это его дело.
– Плохо, – подвёл итог Кеша. – Раз он с машиной, нам с Рыжим за ним не угнаться. Что делать будем?
Кинескоп повспоминал что-то, губами пожевал, загнул три пальца на левой руке, опять губами пожевал, спросил Рыжего:
– Ты кого-нибудь со двора знаешь?
– Рычага знаю, – сказал Рыжий. – И ещё Колесо.
– Колесо – это кто?
– Из «Явы» парень.
– А «Ява» чья?
– Мотогонщика из шестого подъезда.
– Поговоришь с Колесом. Рычаг здесь не подойдёт. У него работа нервная: хозяин – врач, по ночам часто на вызовы ездит. А мотогонщик – это хорошо. Мотогонщики по ночам спят. У них режим.