Абрамов Сергей Александрович. Рыжий, Красный и человек опасный (Сказка-быль)

   А Геша в это время упорно думал о том, что проблема гласности так и не решена и это плохо, потому что спланированная операция может сорваться, по сути, из-за пустяка.
   "Ну да ладно, - наконец сдался он, - до вечера далеко, что-нибудь придумаю..."
   Глава восьмая
   КЕША, РЫЖИЙ И ВИТЬКА ТРЕШНИЦА
   Родители ушли в гости в восемь вечера. Оставили Кеше ужин на кухне и ушли. Предупредили, чтобы лег спать вовремя, чтобы не читал до полуночи, чтобы не смотрел на ночь телевизор, чтобы выпил кефир, чтобы спал спокойно и не ждал их прихода. Знали бы они, наивные люди, кто кого ждать будет... Впрочем, Кеша очень надеялся, что ждать все-таки будет он: ему не хотелось получать наказание за преступление, суть которого он все равно объяснить не сможет. Не должен объяснять. Да и не поймет никто.
   Телевизор Кеша не включал: Рыжий все равно болтался где-то во дворе, договаривался с Колесом. В ванной глухо урчали трубы. Они урчали как и прежде, но теперь Кеша предполагал, что урчит Водяной: волнуется. Кеша тоже волновался, каждые полчаса звонил Геше, но Геша не мог разговаривать: вернулась баба Вера, и следовало соблюдать конспирацию. Геша отделывался междометиями и туманными намеками. Но ровно в половине одиннадцатого он позвонил сам и сказал шепотом:
   - Пора. - А потом в полный голос - уже для бабы Веры: - Спокойной ночи, Кеша.
   Пожелание было достаточно бессмысленным, если учесть то, какая ожидалась ночь. До покоя ли будет?!
   Кеша молниеносно натянул джинсы со слоником (такие же, как у братьев), ковбойку и кеды, оставил на столе записку родителям - на всякий случай! - с туманной надписью: "Сейчас приду" - и выскочил за дверь.
   В половине одиннадцатого двор уже покинули чинно гуляющие пенсионеры, вернулись к своим субботним телепрограммам, к своим пасьянсам, к своим вечерним газетам, к вязанью и внукам. Внуков, в свою очередь, прогнала домой спустившаяся темнота, прервавшая игру в "чижика" на асфальте, в классики, в штандер, в пристеночку, в "третий лишний". А среднее поколение еще не возвращалось из театров, кино или теплых компаний, еще гуляло по улицам и площадям летней столицы, еще тянуло вверх рюмки и бокалы, произносило красивые тосты, еще наслаждалось игрой великих актеров на сценах и экранах. Словом, двор был относительно пуст в этот час. Достаточно пуст для того, чтобы не вызвал удивления странный отъезд слесаря Витьки за рулем казенного "пикапчика". Чтобы не вызвал удивления еще более странный отъезд "сопливых мальчишек" на мощном мотоцикле "Ява".
   Мотоцикл стоял за школой, у выезда на набережную Москвы-реки. Рядом с ним на теплом бордюрном камне тротуара сидели двое. Одного Кеша узнал сразу: это был Рыжий. Рыжий вскочил, подбежал к Кеше, заторопился:
   - Он еще не выходил. Ждем с минуты на минуту. Водяной передал, чтобы готовились...
   Они подошли к мотоциклу, около которого уже стоял напарник Рыжего. Вид он имел импозантный и броский: черная лоснящаяся кожанка, перечеркнутая стрелками застежек-молний, кожаные джинсы, вправленные в высокие шнурованные сапоги, огромные очки, висящие, впрочем, на шее, в руках - чемпионский шлем.
   Кожаный дух медленно стянул перчатку, протянул Кеше руку.
   Кеша поначалу даже оробел, увидев это кожаное блестящее создание, невысокое, правда, как и все духи, но солидное и уверенное. Наверняка имеющее за плечами сотни километров гонок по сложным трассам, десятки аварий и десятки побед. С таким просто познакомиться лестно было, не то чтобы на операцию идти. Оробел Кеша, пожал протянутую руку, сказал вежливо:
   - Меня Кешей зовут...
   - Меня Колесом... - Голосок у кожаного был ломким, мальчишеским, и Кеша понял мгновенно, что парень старается изо всех сил, хочет произвести впечатление и что, в сущности, он такой же мальчишка, как Рыжий и Красный, да и как сам Кеша, и не стоит всерьез принимать его супербравый вид.
   - Здорово, Колесо, - сказал Кеша, враз успокоившись. - А хозяин твой где?
   - На дачу укатил. Еще вчера. С компанией. - Колесо старался говорить коротко и резко, как мотоциклетный выхлоп: ему, видно, казалось, что так солиднее.
   - Как же мы втроем на мотоцикле уместимся? - поинтересовался Кеша.
   - Рыжий под сиденье спрячется.
   - Он же там не поместится.
   - Я уменьшусь, - сказал Рыжий, - ты не волнуйся.
   - А водительские права у тебя есть? - все еще волновался Кеша.
   - Зачем они мне? - презрительно сказал Колесо. - Я - так.
   - А если милиция остановит?
   - Меня? - И столько изумления было в его голосе, и презрения к Кеше, и превосходства, что Кеша промолчал и больше ни о каких профессиональных моментах Колеса не спрашивал: его дело привезти-увезти, от Витьки не отстать, а Кешино дело - общее руководство.
   Он огляделся по сторонам и нашел, что место для наблюдения выбрано превосходно. Отсюда одинаково хорошо просматривался и Витькин подъезд, и домоуправленческий "пикапчик", стоящий в другом конце двора.
   - Послушай-ка, Рыжий... - Кеше вдруг пришла в голову гениальная на первый взгляд мысль. - Из-за чего сыр-бор устраиваем? Разве дух в "пикапе" не сможет проследить за Витькой?
   Колесо хмыкнул презрительно, отвернулся, а Рыжий потупился, сказал смущенно:
   - Нету в "пикапе" духа...
   - Как нету?
   - Очень просто. Сначала машину кое-как собрали на заводе: торопились, видать, в конце квартала дело было или в конце года. А попала она к Витьке в лапы - так с ним никакой дух не уживается, с таким работничком...
   - Вообще удивляюсь, как она ездит, - с презрением сказал Колесо и поглядел на свой мотоцикл, любовно так поглядел, будто погладил.
   - Одно слово - без души вещь, - подвел итог Рыжий.
   А Кеша впервые со злостью подумал о тех, кто относится к делу равнодушно: тяп-ляп - и снимай пенки. Подумал так и застыдился, вспомнил, что сам не раз грешен был. Да что далеко за примерами ходить? Не далее как позавчера мама в поликлинику ушла, а Кеше наказала почистить картошку и в борщ бросить. Но Кеше некогда было. Кеша читал мировую книгу про пиратов Мексиканского залива. Кеша картошку чистить не стал, сполоснул ее под краном с мылом и утопил в кастрюле - все равно, решил, при кипячении бактерии погибают. И сам впоследствии пострадал: весь вечер животом маялся.
   Мелочь, конечно, а стыдно. И если припомнить, таких "мелочей" у Кешки в жизни наберется немало. Ай-яй-яй, как на душе пакостно... Кеша даже щеки потрогал: не горят ли? Хорошо, что темно... И мучила бы его совесть и дальше, но тут из подъезда вышел Витька. Вышел, посмотрел по сторонам, ничего подозрительного вроде не заметил, закинул на плечо синюю аэрофлотскую сумочку - инструменты у него там, что ли? - пошел вразвалочку, посвистывая, поплевывая сквозь зубы длинным замечательным плевком метра на четыре такого Кеше никогда не освоить, и пытаться нечего.
   - Внимание, - сказал Кеша. - Рыжий, уменьшайся.
   Рыжий пропал мгновенно, и только сиденье у мотоцикла приподнялось и вновь опустилось. Спрятался Рыжий.
   Колесо взялся за руль и поставил ногу в сапоге на стартер: приготовился, но шуметь, рычать двигателем раньше времени не стал. Пусть Витька тронется, а уж тогда и "Яву" завести недолго.
   Витька опять воровато огляделся - все-таки боялся, - нырнул в кабину "пикапа".
   - Давай, - махнул рукой Кеша.
   Колесо рванул стартер, поддал газку, мотоцикл взревел, Колесо сел за руль, Кешка - сзади, ухватился за кожаную куртку, и "Ява" плавно тронулась.
   Погоня началась, и Кеша даже забыл о том, что он сбежал из дома, что уже без десяти одиннадцать, а родители к двенадцати вернутся и что тогда будет - ах, что тогда будет!
   Но мотоцикл уже нырнул в черную арку ворот, выскочил на Кутузовский проспект, проехал перекресток на зеленый свет, пропустил вперед чью-то "Волгу" - из конспиративных соображений, - пошел на разворот. Витькин "пикап" маячил впереди, виден был хорошо, но Кеша спросил на всякий случай:
   - Он нас не заметит?
   Колесо и отвечать не стал на глупый вопрос, только мотнул головой в красном шлеме - не отвлекай, мол! - сидел впереди, влитый в мотоцикл. Не человек - мотокентавр. Это Кеша так подумал и засмеялся: конечно, не человек. Но со стороны все, наверно, выглядело благопристойно, потому что милиционеры не свистели, не требовали остановиться и предъявить права, не гнались за ними на желтой машине с сиреной и светящейся вертушкой на крыше, и Кеша успокоился, тихо наслаждался быстрой ездой по вечернему городу. Так поздно по Москве он не ездил: не приходилось как-то. А на мотоцикле и подавно.
   Витька на своем "пикапчике", видно, не волновался, ехал себе спокойненько - мимо кафе "Хрустальное", мимо Киевского вокзала, по Бородинскому мосту, мимо магазина "Руслан", где Кеша с мамой покупали папе костюм в прошлую субботу.
   Ах как далеко она была - прошлая суббота, так далеко, что Кеша даже засмеялся. Мог ли он предположить, что с нынешней субботы у него начнется новая жизнь, совсем новая, полная невероятных приключений, насыщенная опасностью. Короче, настоящая жизнь. А до нынешней субботы было детство. Вот она, жизнь: мчаться по освещенной вечерними огнями Москве на почти гоночном мотоцикле, ловить ртом влажный, теплый воздух, пахнущий летним дождем, душной пылью, бензином и острым запахом опасности, лучшим запахом в мире.
   Они свернули со Смоленской площади на Арбат, сбросили скорость. "Пикап" впереди тоже замедлил движение, прижался в правый ряд, держал на спидометре километров сорок, не больше. Вероятно, Витька смотрел в окошко на номера домов, искал нужный. Но вот нашел, резко свернул направо в какой-то переулочек - их на Арбате куча! Колесо совсем замедлил ход, поставил нейтральную передачу, ехал по инерции. Доехав до угла, притормозил. Они еще успели заметить зад Витькиной машины, завернувшей во двор дома. Отталкиваясь правой ногой от тротуара, Колесо проехал поворот во двор и остановился в переулке поодаль.
   - Ты почему за ним не свернул? - спросил Кеша.
   - Конспирация. Зачем глаза мозолить?
   И Кеша восхитился предусмотрительностью Колеса. Ведь он даже не включил передачу, когда по переулку ехали, ногой отталкивался, потому что шуму меньше. Умно!
   Из-под сиденья неизвестно каким образом появился Рыжий, о котором Кеша, честно говоря, забыл. А он просто возник ниоткуда, встряхнулся воробьем, сказал сердито:
   - Неудобно под сиденьем...
   - Катайся в такси, - склочно заметил Колесо. - Я тут побуду, а вы идите.
   Они на цыпочках - это уж был явный перебор: зачем на цыпочках-то? вошли во двор, встали у стенки, огляделись. Витька сидел на лавочке у подъезда, насвистывал "Подмосковные вечера", сумка рядом стояла. И вид у Витьки был такой незаинтересованный, такой праздный - дышит воздухом или девушку ждет, - что Кеша даже на секунду усомнился в его преступных намерениях. Но только на секунду, потому что тут же увидел он серую "Волгу" и номер ММФ 42-88. Именно этот номер называл Витьке Сомов.
   Рыжий потянул Кешу за рукав.
   - Куда ты?
   Рыжий прижал палец к губам, показал на маленький садик за низким зеленым заборчиком. И верно, там можно было неплохо спрятаться, а потом по газону среди кустов подобраться поближе к машине, все видеть, все подмечать. Они нырнули в кусты, бесшумно - по-индейски - пробрались почти к самой "Волге", залегли в траве. Двор был тих и пуст. Время катилось к полуночи. Час преступления близился.
   Витька встал, потянулся лениво, посмотрел наверх, видно, на профессорские окна, взял сумку, подошел к багажнику, поставил сумку на асфальт, порылся в ней, достал связку ключей. Покопался в ней, выбрал один, сунул в замок багажника. Ругнулся тихонько: не подошел ключ. Снова покопался в связке, выбрал еще один, попробовал, хмыкнул удовлетворенно. Замок мягко щелкнул, и крышка багажника поднялась.
   Витька нырнул в багажник, вытащил оттуда насос, потом домкрат, потом брезентовую сумку, в которой лежали все инструменты для автомобиля, тихо закрыл багажник и с независимым видом пошел к своему "пикапу". Он даже не торопился: был уверен в своей безнаказанности. Никто его не видел, никто ничего не знает, ищи-свищи, дорогой товарищ профессор.
   Дошел Витька до "пикапа", швырнул туда свою сумку, потом профессорское добро. И тут он поступил довольно странно. Вернулся к "Волге", присел у заднего колеса, поколдовал над чем-то. Послышался пронзительный свист, и машина заметно осела на правый бок.
   "Баллон спустил, - догадался Кеша, подумал еще: - Зачем ему это нужно?" И понял, удивившись Витькиной предусмотрительности: профессор утром выйдет, увидит спущенный баллон, полезет в багажник за насосом и обнаружит пропажу. А не будь спущенного баллона, так он, может, сто лет в багажник не поглядит. А Витьке с Сомовым это невыгодно. Это сильно оттягивает расплату. "Ну, Витька, ну, стратег чертов! Дождешься ты..."
   А Витька не знал об угрозе. Он сел в "пикап", включил зажигание, развернулся и выехал в переулок.
   - Скорее! - крикнул Кеша и побежал к мотоциклу.
   Рыжий бежал за ним, а Колесо уже ждал их, сидел в седле. Только приподнялся, пуская Рыжего под сиденье, потом сверху сел Кеша, и они рванули за Витькой, выскочили на Арбат, помчались по мостовой к Смоленской площади, где уже призывно горел зеленый свет светофора. И вдруг мотоцикл зачихал, зачихал и... заглох. Заглох, остановился посреди улицы, так и не доехав до перекрестка.
   - Что случилось?
   - Сейчас посмотрю, - торопливо сказал Колесо, откатил "Яву" к тротуару, присел на корточки.
   - Упустим Витьку! - застонал нервный Кеша.
   Рыжий возник рядом, сказал успокаивающе:
   - Не упустим. Красный свет на светофоре.
   - Его же переключат через несколько секунд.
   - Не переключат...
   Кеша взглянул на светофор: красный свет горел по-прежнему, и редкие машины уже начали гудеть, водители беспокоились. И Кеша понял, что все духи по пути к дому знают об их деле, знают и следят за ними. А если вдруг и случится что-то непредвиденное - вот как сейчас, - то любой из духов немедленно придет на помощь. А помощь его будет своевременной и полной.
   И в это время мотор мотоцикла застучал. Рыжий мгновенно юркнул под сиденье, Кеша прыгнул за спину Колесу, и на светофоре зажегся зеленый глазок. Наверное, милиционер не успел даже понять, в чем неполадка.
   Они проскочили Смоленскую площадь, почти догнали Витькин "пикап", оставив впереди себя пару посторонних автомобилей. Так они добрались до знакомой арки, свернули в нее, проехали по двору, остановившись на старом месте - у выезда на набережную.
   Колесо заглушил мотор, стащил с головы шлем, сел на тротуар.
   - Я свое дело сделал.
   - Погоди еще, - строго сказал Кеша.
   Он следил, куда пойдет Витька. А Витька тем временем шел к сомовскому подъезду.
   - Что будем делать? - Кеша обернулся к Рыжему.
   - Там Водяной и Говорун. Подождем.
   Кеша сел рядом с Рыжим и Колесом на тротуар. О времени думать не хотелось. О возвращении домой - тоже. И он стал думать о том, что Витька сейчас поднимается на лифте, звонит в сомовскую дверь, передает ему инструмент, хвастается, как он все ловко обделал, ловко и без свидетелей чистая работа! А Сомов прячет под вешалкой украденные инструменты и идет спать, чтобы хорошо выспаться, потому что профессор позвонит утром, пожалуется на пропажу и надо будет делать вид, что достать инструмент трудно, почти невозможно, но для профессора он, Сомов, расстарается, достанет и привезет. А потом надо будет ехать на Арбат, и облагодетельствовать наивного профессора, и брать у него плату за "тяжкий труд", и все-таки бояться: а вдруг профессор узнает свой инструмент?
   - А где был дух профессорской "Волги"? - спросил Кеша Рыжего.
   - Как где? - удивился тот. - На месте, где ж еще?
   - А почему мы его не видели?
   - Ты что, хочешь со всеми духами Москвы перезнакомиться? Дохлый номер... И потом, не будет же он при Витьке вылезать, это невозможно...
   Витька вышел из сомовского подъезда, закинул свою сумочку за спину, пошел домой. Рыжий нагнулся к водопроводному крану у стены, к которому дворники присоединяли рукав шланга для поливки газона, послушал что-то. Потом выпрямился, улыбнулся во весь рот:
   - Порядок! Сомов Витьку поблагодарил, инструмент осмотрел и в шкафчик сунул. Сейчас его пометят.
   - Кто пометит? - спросил Кеша.
   - Надым. Дух системы газоснабжения.
   Кеша усмехнулся: видно, молод был газовый дух, молод и тщеславен, если взял себе имя городка в Тюменской области, выросшего рядом с газовым месторождением Медвежье. Кеша видел фотографии этого городка и месторождения: его отец там был и написал большой очерк о строителях газопровода Надым-Пунга. А месторождение это новое, не так давно открытое, значит, и дух работает недавно.
   - Как он их пометит?
   - Водяной посоветовался с Кинескопом, а тот с Гешей. И Геша сказал: пусть на каждом инструменте будет мелко-мелко написано, что "этот инструмент украден у профессора Пичугина". Надым надпись газом выжжет - вовек не содрать.
   Кеша даже засмеялся: молодец Гешка, здорово придумал!.. А завтра, когда Сомов будет передавать инструмент профессору, тот заметит надпись, и преступление раскроется. Хотя... Тут Кеша сообразил, что Сомов может раньше профессора увидеть эту надпись. И тогда весь план рушится. Он сказал об этом Рыжему.
   - Не заметит, - успокоил его Рыжий. - Водяной сказал, Сомов инструмент осмотрел внимательно, ключи из сумки вытащил и в другой мешочек положил. А профессорскую сумку отдал Витьке. Сказал, пусть сожжет или хорошенько спрячет. Зачем ему еще раз их осматривать?
   Рыжий рассуждал логично. Но элемент риска все-таки оставался. Хотя как же без риска? Без риска ни одно серьезное дело не делается. Тем более раскрытие преступления.
   И еще Кеша подумал, что завтра утром надо будет все-таки рассказать Ивану Николаевичу. Он как раз в воскресенье приходит в специальную комнатку у лифта в седьмом подъезде. Там - штаб дружины, а по воскресеньям районный уполномоченный Иван Николаевич принимает жалобы от населения. Вот они с Гешей и пожалуются. Вернее, сообщат все, что надо. Тем более что теперь у них доказательства есть: метка на инструменте. В том, что она будет, Кеша не сомневался: духи не подводят. Даже если это молодой выпендрюга по имени Надым. Кеша сомневался в другом: сможет ли он сам завтра пойти с Гешей к Ивану Николаевичу? Часы на здании школы показывали десять минут первого. Родители, наверно, уже дома и сходят с ума - пропал ребенок.
   Кеша поднялся и сказал мужественно:
   - Ну, я пошел. До завтра. Связь через Кинескопа.
   - До завтра, - сказал Рыжий, а Колесо помахал рукой, затянутой в кожаную перчатку.
   Родители действительно были дома. И чтобы не показывать Кешу не в самом лучшем виде, стоит опустить сцену его встречи с родителями. Тем более что каждый легко может себе ее представить.
   Глава девятая
   ГЕША И ИВАН НИКОЛАЕВИЧ
   Утром баба Вера опять уехала в Коньково-Деревлево.
   И как только она ушла, Геша бросился к себе в комнату, постучал по телевизору:
   - Кинескоп, вылезай.
   Бах, трах, оглянуться не успеешь - а он уже стоит рядом, глазами моргает, нос трет, говорит недовольным тоном:
   - Поспать не дал усталому духу... Что стряслось?
   - Ничего страшного, не волнуйся, - заторопился Геша, - Кинескопчик, милый, узнай, как там Сомов.
   - А что Сомов? Сомов - нормально... Сидит небось, звонка ждет. Кинескоп подошел к телефону, снял трубку: - Говорун? Опять гудок не отключил, конспиратор чертов... Ну, я это, Кинескоп... Как ситуация?.. Сидит, значит? Я так и думал... Витька звонил? И что? Тоже ситуацией интересовался? Волнуются, ворюги! А профессор - молчок?.. Спит небось. А куда профессору торопиться? Торопись не торопись, а инструментик не вернешь. Хе-хе. Это я шучу... Подумаешь, дурацкая шутка! Придумай лучше. Где Водяной? У Сомова? А кто же у Витька? Ага, Надым, значит. Он метки сделал? Надежные? Как договорились?.. Ну, ладно, если что - сразу звони. Привет. - Кинескоп повесил трубку, сказал задумчиво: - Хороший дух Говорун, только робкий какой-то. А ведь не меньше моего служит... Разговор слышал?
   - Слышал, - сказал Геша.
   - Выводы делаешь?
   - Делаю.
   - Как сделаешь, сообщи.
   - Где братья?
   - Зачем они тебе? Спят небось, намаялись вчера. Проснутся - объявятся.
   - Тогда надо Кеше позвонить...
   О вчерашних похождениях друга Геша знал все из рассказа Рыжего. Рыжий вечером к ним примчался и, когда баба Вера легла спать, в красках описал и погоню, и слежки. Нужно было сообщить Кеше о принятом накануне решении, а заодно узнать и о положении друга. Что у него - строгая изоляция или условное наказание? А может, и обошлось...
   Он быстро набрал номер Кешиного телефона.
   - Как ты?
   - Неважно, - сказал Кеша, и голос у него был грустный и безнадежный. Мертвая зыбь.
   - Был скандал?
   - Классическая сцена у фонтана. В центре ГУМа...
   - Макаренко в пример приводил?
   - Приводил.
   - Ну и что?
   - Говорят, у них другая система воспитания. Не по Макаренко. Домашний арест на одни сутки.
   - Как ты объяснил свое отсутствие?
   - Сказал: надо было... Не рассказывать же все...
   Конечно, Кеша мог бы соврать, придумать больного друга и неожиданный вызов "скорой помощи" или еще какое-нибудь чрезвычайное событие, но это было бы вранье, а Кеша, повторяем, врать не умел. Как и Геша. В критической ситуации они предпочитали сказать правду или, в крайнем случае, смолчать, когда раскрывать правду нельзя. Сейчас и был тот самый крайний случай. Тайна принадлежала духам, а выдавать чужие тайны... Ну, это уж совсем позорное дело! И Геша по достоинству оценил стойкость друга, не утешал его пустыми словами, не охал, не причитал, сказал просто:
   - Не дрейфь, Кешка. Потом все расскажем, и они поймут, что жестоко ошиблись.
   - Но будет поздно, - добавил Кеша, - а пока...
   - А пока надо заявить Ивану Николаевичу.
   Как мы помним, Кеша еще вечером решил все рассказать Ивану Николаевичу. Причем решил это сам, не советуясь с Гешей. Но факт телепатии между друзьями был ими давно осознан и признан, поэтому Кеша ничуть не удивился, только уточнил:
   - Ты когда задумал это?
   - Вчера.
   - И я вчера.
   И Геша тоже не удивился такому совпадению мыслей, совпадению и в сути, и во времени. Между ними это было в порядке вещей.
   - Придется идти одному, - вздохнул Геша.
   - Валяй. Потом позвонишь. А как наши подопечные?
   Тут Геша пересказал Кеше содержание разговора между Кинескопом и Говоруном, сообщил, что наблюдение за преступником ведется по-прежнему, и с чистой совестью повесил трубку.
   Вот и сейчас в разговоре с районным оперуполномоченным Иваном Николаевичем Геша не мог рассказывать всю правду. Не мог, потому что вся правда касалась мира духов, о котором никому знать не полагалось. И никто не давал Геше права трепаться о духах почем зря. Это была чужая тайна. Но рассказать часть правды Геша был просто обязан. Во-первых, потому, что без помощи милиции обезвредить Сомова с Витькой невозможно. Во-вторых, потому, что скрывать от милиции то, что ее непосредственно интересует, просто нечестно. А милицию духи не интересуют. Она в духов не верит. Милиция верит в реальные преступления, которые совершают реальные люди. И которые раскрывают реальные люди. В данном случае - Кеша и Геша. Одни. Без всякой помощи. Случайно.
   Именно в таком ключе Геша и решил построить свою беседу с Иваном Николаевичем.
   Он заглянул в комнату народной дружины. Иван Николаевич сидел в одиночестве и ждал посетителей. Посетителей пока не было. Геша кашлянул тихонько, спросил:
   - Можно?
   - А, пионер! - обрадовался Иван Николаевич. И было не очень понятно, чему он так рад: тому, что кто-то пришел, или тому, что этот "кто-то" пионер. - Заходи, заходи. Что там у тебя?
   Геша подошел к столу, пожал протянутую руку, сел, сказал серьезно:
   - У меня к вам дело, Иван Николаевич. Речь пойдет о преступлении.
   Тут Иван Николаевич еще больше обрадовался. Казалось, что он просто мечтает узнать о новом преступлении, что он соскучился без преступления и Геша подоспел как раз вовремя.
   - Ну-ка, ну-ка, - радостно потер руки Иван Николаевич, - что ты раскрыл? Убийство? Ограбление банка?
   - Попроще. - Геша понимал серьезность разговора. Он ожидал конкретных действий со стороны Ивана Николаевича и поэтому решил никак не реагировать на его неуместную и обидную иронию. - Мне с другом - это Кеша, Иннокентий Лавров, вы его знаете - удалось случайно подслушать беседу двух человек, которые вчера собирались совершить кражу.
   - Ага, кражу, - разочарованно протянул Иван Николаевич. - Жалко... Я уж было на убийство нацелился... И кто эти двое?
   - Жители нашего дома. Один из них - слесарь домоуправления Витька, по кличке Трешница, фамилии его не знаю. А второй - некто Сомов, по профессии автомеханик.
   Иван Николаевич неожиданно посерьезнел, даже встал, прошелся по комнатушке, остановился перед Гешей:
   - Когда вы подслушали беседу?
   - Вчера днем.
   - Как это вам удалось?
   Это был очень трудный вопрос. Как известно, беседу Сомова с Витькой подслушал Говорун. Называть его Ивану Николаевичу - значит вызвать недоверие ко всей истории. Посудите сами: вас спрашивают о том, кто слышал разговор. А вы отвечаете: "Его слышал дух телефонной сети". Ну как к вам отнесутся? Как к сумасшедшему в худшем случае. А скорее всего, как к идиоту-шутнику. Ни то ни другое Гешу не устраивало. А врать он не хотел. Поэтому сказал так:
   - Это произошло совершенно случайно, во дворе. Позвольте подробности вам не рассказывать.
   - Ну-ну, - удивленно сказал Иван Николаевич. - Ладно... А о чем они говорили?