- Что Сомов? - спросил Кеша.
- Ждет Сомов, - сказал Кинескоп. - Нервничает.
И в этот момент звякнул телефон.
- Это Говорун. - Кинескоп поднял трубку и послушал, потом переспросил: - На когда?.. Понятно. Спасибо.
- Ну что? - в один голос спросили Кеша и Геша.
- Выезжает Сомов. Через полчаса, сказал, выезжает. Мол, повезло профессору: как раз есть у него инструмент для "Волги". И недорого: за двойную цену отдаст.
- А профессор что?
- Профессор ждет.
- Поехали, - решительно сказал Кеша.
Но Кинескоп задержал его:
- Поедете сами. Колесо днем не сможет: заметят, да и хозяин вот-вот вернется.
- И братья не поедут?
- Мы тоже не можем днем, - грустно сказали братья.
- Надо позвонить Ивану Николаевичу, - нерешительно заметил Геша. Он хотя сначала и не собирался предупреждать оперуполномоченного - все-таки обиделся на него, - теперь мучился угрызениями совести: как же без милиции?
- Позвони, - решил Кеша.
Он тоже понимал, что без милиции будет трудно.
Геша набрал номер телефона народной дружины, долго слушал длинные гудки.
- Никто не подходит.
- А ты в отделение милиции позвони, - посоветовал Кеша.
Отделение милиции откликнулось мгновенно:
- Дежурный слушает...
- Будьте добры, позовите Ивана Николаевича, если можно, - вежливо попросил Геша.
- Кто его спрашивает? - поинтересовался дежурный.
- Это говорит Геннадий Седых. Я сегодня уже беседовал с Иваном Николаевичем и хочу еще что-то ему сообщить...
- Нет его, Геннадий Седых, - ответил дежурный. - Уехал на задание. Но я ему передам, что ты звонил.
- Спасибо, - сказал Геша. - До свидания. - И повесил трубку. - Нет его. На какое-то задание уехал.
- Что же, - решил Кеша, - будем действовать сами. Пошли, Гешка.
- Ни пуха ни пера! - крикнули вдогонку близнецы.
И Кешка с чистым сердцем отозвался:
- К черту!
Глава одиннадцатая
КЕША, ГЕША И СОМОВ
Кеша и Геша рассудили верно: нечего ждать Сомова во дворе, а потом гнаться за ним на троллейбусе. А если он вздумает поехать к профессору на такси, то дело совсем швах. Нет, лучше махнуть на Арбат заранее и дождаться Сомова у профессорского дома. Например, в том садике, где они с Рыжим подсматривали за Витькой.
Так и сделали. На троллейбусе добрались до Плотникова переулка, свернули направо и осторожно вошли в знакомый двор. Правда, знаком он был только Кеше, а Геша представлял его себе лишь по рассказам друга. Но это не помешало ему сразу обнаружить место, где Рыжий с Гешей таились в кустах. Оно и в самом деле было лучшим для тайного наблюдательного пункта: высокие густые кусты шиповника около профессорской "Волги". Она стояла все так же накренившись на правый бок, смяв своей тяжестью резину на спущенном баллоне.
Друзьям везло: двор был пуст и никто не помешал им прокрасться в кусты и занять наблюдательную позицию. Неудобно было лишь то, что шиповник отчаянно кололся, но если замереть и не двигаться - разведчик должен уметь замереть и не двигаться! - то можно терпеть. Даже привыкаешь. Как к крапиве, если в ней долго лежать. Кеша однажды на спор пролежал в крапиве целый час и ничего. Чесался только потом по-страшному. А шиповник - не крапива, хотя, скорее всего, часом здесь не отделаешься.
Они лежали, молчали, вели непрерывное наблюдение в четыре глаза. Наблюдать было не за чем. Вот вышла тетка с авоськой. В авоське пустые бутылки из-под молока. Вывод: пошла в магазин. Въехал во двор на велосипеде какой-то парень в трусах и майке. Взял велосипед на плечо, вошел в профессорский подъезд. Вывод: покатался, устал, вернулся домой. А велосипед, между прочим, гоночный. Кеша даже хотел такой, но родители на этот счет имели другое мнение. Почему-то... Из того же подъезда выбежал мальчишка лет девяти с игрушечным пистолетом в ручонке. Постоял, прицелился куда-то, потом посмотрел на кусты и пошел к ним. Вывод: сейчас обнаружит наблюдательный пункт... Так и есть, обнаружил. Остановился у зеленого заборчика, уставился на разведчиков круглыми глазами.
- А чего вы здесь делаете? - спросил он, как один отрицательный герой из кинофильма "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен".
Кеша даже не стал искать вариант ответа, бросил:
- Иди, иди отсюда...
Мальчишка не ушел, заканючил:
- Нет, правда, чего вы здесь высматриваете?
Это был уже нестандартный вопрос, и отвечать на него следовало нестандартно:
- Не уйдешь немедленно - получишь по шее.
Кеша просто попугал мальчишку. Не стал бы он, в самом деле, бить маленького, это нечестно... Но угроза подействовала. Мальчишка ушел с независимым видом: мол, я вас совсем не испугался, просто мне по делам надо.
Наблюдение продолжалось. Становилось скучно. Кроме того, шиповник все-таки кололся, потому что долго лежать неподвижно нельзя - немеет рука или нога. Или рука и нога вместе. Но тут во двор вошел новый объект наблюдения, и Кеша с Гешей мгновенно забыли о неудобствах: это был Сомов.
Сомов подошел к профессорской машине, постучал ногой по спущенному колесу, присвистнул, сказал вслух:
- Как тебя, бедолагу...
Потом поставил свой кожаный саквояж на асфальт, сложил руки рупором, крикнул:
- Федор Петрович! - Потом подождал чуть-чуть, опять крикнул: - Федор Петрович!
На третьем этаже в открытом окне появилась голова в огромных очках. Человек посмотрел сквозь очки во двор, сказал приветливо:
- Ах, это вы, Алеша... Я сейчас спускаюсь, - и исчез из окна.
Судя по очкам, это была профессорская голова. По Гешиному и Кешиному разумению, каждый порядочный профессор должен носить очки. Это солидно. Это свидетельствует о научном складе ума. А Сомова, оказывается, зовут Алешей... Смешно: взрослый дядька, а зовут Алешей. Не Алексеем Сарафановичем, к примеру, а как мальчишку - Алешей. Это уж никак не свидетельствует о его научном складе ума...
Но и профессор, когда вышел из подъезда, оказался каким-то нетипичным. Только очки у него от профессора, а все остальное от кого-то другого. Ни тебе бородки-эспаньолки, ни тебе животика, ни тебе обычной профессорской рассеянности. И молод он, не старше Кешиного отца. И одет в тренировочный костюм. Он подошел к Сомову, заулыбался, руку ему пожал.
- Жду вас, Алеша, как вечного избавителя...
Это ворюга-то - вечный избавитель!
- Принесли, Алеша?
- Как обещал, Федор Петрович. Вам просто повезло, что у меня инструменты как раз завалялись.
- Повезло, говорите? Ну, это как посмотреть...
И оба смеются. Сомов тихонечко, вежливенько подхихикивает. А профессор - во весь голос. Смешно ему, видите ли...
- Покажите, Алеша.
- Подождите, Федор Петрович, давайте сначала колесо посмотрим. Где это вас угораздило?
- Даже не знаю. Вчера приехал, все было нормально.
Сомов сел на корточки около колеса, поколдовал там над чем-то, выпрямился:
- Над вами подшутил кто-то, просто выпустил воздух. Накачаем - и порядок.
- Хороши шутки: вместе с воздухом инструменты улетучились.
- Выходит, они легче воздуха.
И опять смеются. Над чем? Сомовская шутка копейки не стоит. А профессору весело. Как будто не Сомов это, а народный артист Аркадий Райкин.
- Сейчас мы вам инструментики отдадим, колесико накачаем. - Сомов говорил с профессором, как с балованным ребенком, открыл саквояж, достал оттуда брезентовую сумку с ключами. - Проверьте, все ли здесь.
- Сейчас проверим. - Профессор обернулся к подъезду и позвал кого-то: Иван Николаевич, помогите мне.
И вот вам сюрприз: из подъезда спокойно вышел районный уполномоченный Иван Николаевич - в полной форме капитана милиции, - подошел к машине, взял у профессора инструменты, сказал солидно:
- Отчего же не помочь...
Кеша с Гешей изумленно переглянулись: вот, оказывается, на какое задание уехал Иван Николаевич! Нет, не зря он тогда предупредил Гешу, чтобы тот не волновался. Мол, все будет в порядке. Позвонил профессору, рассказал про Сомова и про Витьку, потом приехал к нему и дождался Сомова. Не в кустах шиповника, заметьте, а в удобном кресле в профессорской квартире. Вот в чем преимущество милиции над частным сыском.
А бедный Сомов просто обмер. Вероятно, появись сейчас дух пичугинской "Волги", Сомов меньше бы испугался. Он даже осел как-то, а может, это у него коленки подогнулись от неожиданности. Но надо отдать ему должное: быстро пришел в себя. Подтянулся, выдавил улыбочку:
- Здрасьте, Иван Николаевич. А вы, оказывается, знакомы?
- Благодаря тебе, - сказал Иван Николаевич.
- Это как же?
- А вот так. Попался ты, Сомов, как кур в ощип. - Иван Николаевич употребил поговорку из лексикона бабы Веры. - А ведь предупреждал я тебя: не воруй...
- О чем вы, Иван Николаевич? - Ну прямо ангел с крылышками: глаза вытаращил, вроде бы ничего не понимает.
- Откуда взял инструменты?
- Купил.
- У кого?
- У спекулянта какого-то. Разве их всех запомнишь...
- И давно купил?
- С неделю будет.
- Врешь ты, Сомов, нагло и беспардонно. Не купил ты эти инструменты, а упер их из машины Федора Петровича.
- Я?! - Ну просто актер Смоктуновский, а не Сомов: какая гамма переживаний!
- Витька-слесарь для тебя их упер. По твоему поручению. Ты и навел его на машину.
Тут Сомов перестал изумляться и сыграл негодование: махнул рукой в досаде, сказал веско и решительно:
- Прежде чем зря обвинять, вы бы доказательства предъявили.
- Пожалуйста. - Тут Иван Николаевич вытащил из брезентовой сумки ключи - целую охапку! - и показал Сомову: - Ключи-то профессорские.
- Написано на них, что ли? - огрызнулся Сомов.
- Написано. - И Иван Николаевич протянул ключи Сомову.
Тот взял один с презрительным видом, посмотрел и от неожиданности выронил. Ключ упал на асфальт, глухо звякнул.
Геша чуть слышно хихикнул в кустах, и Кеша гневно взглянул на него. Геша зажал рот ладошкой, уткнулся лицом в траву.
Профессор взял один из ключей, внимательно рассмотрел надпись.
- "Этот инструмент украден у профессора Пичугина", - громко прочитал он. - И вправду убедительно. Добавить нечего.
Сомов сунул руки в карманы, сгорбился, как-то сразу постарел - добила его таки надпись, сделанная Надымом.
- Когда вы успели? - спокойно спросил он. Не заламывал руки, не форсировал голос - просто спросил, как человек, который смирился с проигрышем.
- Это не мы, - сказал Иван Николаевич. - Это наши помощники.
И Кеша с Гешей подумали, что Иван Николаевич поступает даже чересчур честно: Сомову он мог бы и не говорить всей правды.
- Какие помощники?
- Вот эти. - Иван Николаевич обошел машину, раздвинул кусты: Вылезайте, герои.
Как он узнал, что Кеша и Геша спрятались в профессорском дворе? И как он узнал, что спрятались они именно в этих кустах - не в подъезде, не за баками с мусором, а в кустах? Всевидящий он, что ли? Или на него тоже духи работают? Кеша на секунду допустил такую мысль, но тут же ее с негодованием отбросил. Не могли духи открыться взрослому человеку! Просто это у Ивана Николаевича профессиональный нюх.
Кеша, как мы уже знаем, был увлекающийся и восторженный мальчик. А Геша - рациональный и логичный. У него возникла другая мысль по поводу всеведения Ивана Николаевича, но он приберег ее на потом.
Тут Иван Николаевич заметил Гешин распухший нос и Кешин заплывший глаз:
- Кто это вас так разукрасил?
- Витькины дружки, - злорадно сказал Кеша. - Но мы им тоже дали как следует!
- Не сомневаюсь, - согласился Иван Николаевич и спросил у Сомова: - Что ж твой напарник с детьми воюет?
- Я о его делах знать не знаю, - нагло заявил Сомов. Он во все глаза смотрел на Кешу и Гешу, не мог поверить, что эти юнцы были виновниками провала его во всем продуманной системы. Он, десяток собак съевший на автомобильных махинациях, проиграл не милиции, а желторотым пионерам! С этой мыслью Сомов смириться не мог. - Заливаете, Иван Николаевич, - сказал он. При чем здесь мальчишки?
- А при том, что мы тебя и Витьку ловили, а поймали - они. И ключи они пометили.
- Как это им удалось?
- Профессиональная тайна, - улыбнулся Иван Николаевич. - Важно, что удалось, а, Сомов?
- На этот раз ваша взяла, - сказал Сомов и отвернулся, стал на небо глядеть.
Он все-таки умел проигрывать, этот тихий человечек, - не шельмовал, не пытался разжалобить начальство. Он помнил старый закон карточной игры: проиграл - плати. Придется платить...
Иван Николаевич вынул из кармана свисток на длинной цепочке и коротко свистнул. Из переулка во двор въехал желтый милицейский "газик" с синей полосой на боку и надписью: "Милиция".
- Все у вас продумано, - со злостью сказал Сомов. - Вон и "канарейку" запасли.
- А как же ты думал? - удивился Иван Николаевич. - Что я, на свидание с тобой пришел? Я тебя, милый, брать пришел.
Из "газика" вышли два милиционера, взяли Сомова под белы руки и повели к машине. Один из них подхватил инструменты, другой - сомовский саквояж.
- Иван Николаевич, вы с нами? - спросил шофер "газика".
- Езжайте, - сказал Иван Николаевич, - я с ребятами прогуляюсь. - И подмигнул Кеше с Гешей: - Согласны?
- Согласны, - сказали хором Кеша и Геша.
У них и раньше иногда так получалось, а теперь, когда они с братьями-близнецами Рыжим и Красным познакомились, совсем часто стали хором говорить.
- Ну, тогда прощайтесь с профессором - и в путь.
Профессор, похожий на тренера по боксу, пожал руку сначала Кеше - тот ближе стоял, - а потом Геше, сказал серьезно:
- Спасибо, ребята, - помахал им и побежал в подъезд, а Геша спросил у Ивана Николаевича:
- Он и вправду профессор?
- Еще какой! - заверил Иван Николаевич. - Самый знаменитый.
Они втроем вышли на Арбат, и Иван Николаевич купил всем мороженое шоколадную трубочку за двадцать восемь копеек. Каждому по трубочке. И себе тоже. И все они ели его прямо на улице, и Иван Николаевич ел, несмотря на то что был в полной форме капитана милиции. Ел и не смущался. А Кеша с Гешей подавно.
- Как вы узнали, что мы в кустах? - спросил Кеша.
Иван Николаевич хмыкнул:
- Пусть тебе Геша объяснит. Он у нас владеет дедуктивным методом мышления.
Геша мороженое уже доел, он вообще быстро съедал любое мороженое, а за двадцать восемь копеек особенно быстро, потому что оно вкусное и с орехами. И ему ничто не мешало говорить.
- Вы позвонили в отделение, и дежурный вам сказал, что я звонил. А зачем я мог звонить? По делу Сомова. Что могло появиться нового в этом деле? Только то, что Сомов едет к профессору. Могли мы не воспользоваться возможностью лично уличить Сомова? Нет, не могли. Значит, мы во дворе. Логично?
- Логично, - согласился Иван Николаевич. - Ну а как же я вас обнаружил? Ведь двор-то велик...
Тут Геша помялся и честно признал:
- Этого я не понимаю.
- Эх, Геша, - вздохнул Иван Николаевич, - самое сложное ты понимаешь. Ишь какую стройную цепь ассоциаций вытянул! А где просто - пасуешь. Я же вас в окно увидел. Ждал Сомова в квартире Федора Петровича и сначала вас углядел. И видел, куда вы спрятались.
Геше стало стыдно, но не очень. Все-таки самое сложное он понимает это Иван Николаевич признал. А простое можно и не заметить - дело обычное.
- Ну а все же - как вы сумели пометить инструмент? - поинтересовался Иван Николаевич.
- Извините нас, - сказал Кеша, - но это не наша тайна.
И сказал он это так серьезно, что Иван Николаевич понял: нельзя тайну раскрыть. Все-таки он был понятливый человек, хотя и взрослый.
- Ладно, храните вашу тайну. А родителям можете рассказать, в каком деле вы участвовали. Но под большим секретом. - Он усмехнулся: - Небось донимали они тебя вчера, а, Кеша?
- Донимали, - признался Кеша.
- Вот и расскажи. Пусть поахают, поудивляются. А я в свою очередь о вас тоже кое-где расскажу.
И шли они так, разговаривали, потом еще раз мороженое ели и простились уже у самого дома как лучшие друзья.
Глава двенадцатая
КЕША, ГЕША И ДУХИ
Первым делом надо было обо всем рассказать Кинескопу и братьям, а уж потом - родителям и бабе Вере. Тем более что баба Вера собиралась вернуться из Конькова-Деревлева часов в восемь, а то и в девять вечера. А электрические часы над входом в школу показывали только шесть. Впрочем, школьным часам верить не стоило. Они вели себя как киплинговский кот: ходили без всякой системы. Вероятно, дух в них жил захудалый и неопытный. А скорее, и вовсе духа не было...
Кинескоп ждал Кешу и Гешу. И братья тоже ждали. Они уже привычно сидели вдвоем на Гешином столе, сдвинув радиодетали, помалкивали. И Кинескоп на диване помалкивал, сидел грустный и нахмуренный.
- Вы чего, ребяточки? - спросил Кеша. - Радоваться надо: тю-тю Сомов. И Витька тю-тю.
- Растютюкался, - мрачно сказал Кинескоп, а братья-близнецы осуждающе посмотрели на Кешу.
- Чего-нибудь не так? - заволновался Кеша.
- Все так.
- В чем дело? Великая миссия завершилась полным триумфом! Подробности нужны?
- Не нужны, - сказал Кинескоп, - знаем уже.
- От кого?
- Разведка донесла. У нас разведка хорошо поставлена.
Как-то все обидно выглядело: и мрачное настроение духов, и нежелание выслушать захватывающий рассказ, в котором были риск и напряженная борьба умов, люди хорошие и люди скверные, победа добродетели и, естественно, поражение зла.
- Смотрю я на тебя, Кешка, - раздумчиво проговорил Кинескоп, - и мыслю: чего это я к тебе привязался? Даже, можно сказать, полюбил. Ну, с Гешей все ясно: я его давно знаю. Заочно, правда. И люблю давно. Серьезный он и вдумчивый, не в пример тебе, шалопуту. И брательники тоже к вам привязались. Верно?
- Ага! - сказали брательники. - Еще как!
- Слыхали?
- Мы тоже к вам привязались, - сказал Геша, и это не была его обычная вежливость. Геша говорил искренне.
А Кеша ничего не сказал, только кивнул растерянно: он не понимал, зачем Кинескоп затеял этот разговор.
- Так чего ж тогда радуетесь? - спросил Кинескоп и передразнил Кешу: "Великая миссия завершилась полным триумфом"!
И тут Геша понял причину дурного настроения духов. Понял и похолодел...
- Не может быть... - только и вымолвил он.
- Может, - грустно сказал Кинескоп.
- Но почему? Почему?
- Приказ. У людей и духов есть общее правило: приказы не обсуждать.
- В армии не обсуждают! - закричал Геша.
- Мы и есть армия... Тоже армия...
Кеша счел нужным вмешаться, потому что он сидел дурак дураком и ровным счетом ничего не понимал.
- Что происходит? Почему вопли?
И даже Геша не выдержал:
- Дуб ты, Кешка! Неужели не понял: прощаются с нами.
- Кто прощается?
- Мы, - сказал Кинескоп.
- Но зачем? - это уже Кеша закричал.
А Кинескоп повторил:
- Приказ.
- Чей?
Кинескоп показал пальцем на потолок: мол, свыше...
- Не навсегда же прощаться? - упорствовал Кеша.
- Не знаю, - покачал головой Кинескоп. - Наверно, навсегда.
- Так, - сказал Кеша и встал. - А почему?
- Потому что кончается на "у", - буркнул грубый Кинескоп и вытер глаза тыльной стороной ладошки: попало, видно, что-то.
- Та-ак, - снова протянул Кеша и заходил по комнате, заложив руки за спину, совсем как папа, когда он обдумывает статью. - Не вижу никакого смысла в расставании. Во-первых, мы о вас уже все знаем...
- Не все, - быстро перебил его Кинескоп и даже повторил для пущей убедительности: - Не все.
Как будто подслушивал кто-то их разговор и Кинескоп никак не мог допустить, чтобы этот неведомый кто-то заподозрил духов в излишней болтливости, так сказать, в утечке информации. Кеша даже огляделся кругом: нет, никого не видать, перестраховывается Кинескоп.
- Ну, все не все, а так, кое-что... - Кеша вроде бы даже прикинул про себя, что же это за кое-что.
Кинескоп сухо посмеялся, будто двумя деревянными дощечками постучал, и братья хмыкнули.
- Кое-что... - сказал Кинескоп. - Знаете вы, что мы существуем. Знаете, для чего существуем. А что мы умеем - это знаете? Чем владеем? Силу нашу знаете?
- Знаем, - сказал Кеша, осторожно потрогав синяк под глазом.
- Я за эту историю Водяному еще всыплю, - мстительно пообещал Кинескоп.
- Почему? Он же нам помогал.
- Я не о драке. Я о домино. Кто ему позволил раскрывать себя перед людьми?
- Никто ж не догадался.
- Витька догадался.
- Ну и что страшного?
- Хороший аналитический ум, все сопоставив, мог бы прийти к мысли о нашем существовании.
- Не пришел бы, - заявил до сих пор мрачно молчавший Геша. - Это значит признать потусторонние силы. Ненаучно.
- Какие же мы потусторонние? - возмутился Кинескоп. - Потусторонние силы - бред собачий. Это только церковники да сектанты всякие в них верят. А мы - души вещей, я вам о том тыщу раз втолковывал. Самые что ни на есть реальные силы. Другое дело, что прав ты... К сожалению, не поверят в нас люди, рано еще.
- Мы же поверили.
- Вы еще можете верить в то, что есть. Но пройдет год-другой, и вы тоже будете верить только в то, что должно быть. А мы, по вашему разумению, быть не должны. Хотя именно вы, люди, создали нас. Придумали нас и создали силой воображения, силой любви к своему делу, к созданному руками своими. А потом мы сами жить стали рядом с вами. И без вас не можем, как и вы без нас. Трудно человеку, когда его окружают вещи, сделанные без души. Трудно ему, и когда он сам без души относится к вещам. Много пока таких людей, ох как много! Потому и прячемся мы от вас, не показываемся - рано... И поверить в нас трудно... Барьер здравомыслия не пустит. Вот потому и прощаемся мы с вами, дорогие вы ребяточки...
- Но с нами-то зачем? - закричал Кеша. - Мы верим в вас!
- Сегодня верите, это конечно. А завтра? А через пять лет?
- Что прошло, то прошло, не зачеркнешь, - сказал рассудительный Геша. Выходит, больше не увидимся...
- С вами - нет. Но дела наши этой историей не кончаются. Дел у нас, сами знаете, ох как много! И помощники нам нужны будут.
- Малышня? - презрительно спросил Кеша.
- Сейчас - да. Но завтра-то им как раз тринадцать исполнится. Как вам сейчас... - Тут он помолчал и вдруг сказал сердито: - Ладно, ребяточки, долгие проводы - лишние слезы. Лучше взгляните, что за окном делается, страсти-то какие! - Он всплеснул руками, глаза в ужасе закатил, и Кеша с Гешей невольно шагнули к окну.
Однако ничего особенного за окном не происходило. Двор был пуст, лишь две девчонки выгуливали своих собачек около песочницы. Одна собачка болонка, другая - спаниель. Вряд ли они вызвали у Кинескопа такой ужас.
- Что ты здесь увидел, Кинескоп?
Кеша обернулся и осекся на полуслове: в комнате никого не было. На диване лежал аккуратно сложенный плед, словно Кинескоп успел его сложить. Только груда радиодеталей на столе сдвинута к стене: там, на краю, прежде сидели братья.
- Финита, - сказал Геша, подошел к телевизору, погладил его по ободранному боку. - Прощай, Кинескоп. - Посмотрел на магнитофон. - Прощайте, Рыжий и Красный.
Ответа, естественно, не последовало. Да Геша и не ждал ответа. И Кеша не ждал. Время, отпущенное на сказку, закончилось. Ни охами, ни всхлипами вспять его не повернешь. Это еще Альберт Эйнштейн доказал. Или Нильс Бор. Или еще кто-то. Впрочем, простительно не знать - кто. В шестом классе этого не проходят.
Эпилог
КЕША, ГЕША И КГ-1
Вот и все. Осталось поведать лишь одну странную историю, случившуюся днем позже, часов эдак в десять утра, на баскетбольной площадке средней школы No 711. То есть на сторонний взгляд ничего необычного в этой истории не проглядывалось, но причастные великой тайне Кеша и Геша были прямо-таки поражены случившимся.
Вкратце так. Обстановка на испытаниях, как водится, деловая, никаких фанфар, никаких речей. Зрителей - минимум, знакомые всё лица: отец Кеши, директор школы Петр Сергеевич и капитан милиции Иван Николаевич, хороший человек. Кеша, гордый доверием друга, яростно покрутил винт, и крохотный моторчик ровно заработал (отлажен был на совесть), а Геша аккуратно потянул корд, и сверкающий лаком и эмалевой краской аэроплан взмыл в воздух и пошел по кругу над головами зрителей, над стеклянной крышей теплицы, над зеленью газона, над горячим асфальтом, и, быть может, дай ему волю, отпусти Геша проволочный корд, полетит замечательный аппарат тяжелее воздуха над Москвой-рекой, над павильоном международной выставки, над новостройками, "над полями да над чистыми", как поется в старой красивой песне.
Но Геша крепко держал деревянную ручку, прикрученную к проволоке, топтался на площадке, поворачиваясь следом за моделью, и она, послушная его руке, выделывала хитрые фигуры самого наивысшего пилотажа: штопоры, бочки, иммельманы всякие, петли. А потом, когда кончился бензин и двигатель замолчал, Геша плавно опустил модель на площадку, и она покатилась детскими колесиками по асфальту, подпрыгивая на неровностях, замерла как раз около изумленной публики.
Публика поаплодировала, и началось обсуждение. Так сказать, подведение итогов эксперимента.
Отец Кеши сказал:
- По-моему, славная работа. От души потрудились.
А директор школы Петр Сергеевич сказал:
- Молодцы, молодцы. И не стать ли вашей модели первой в целой серии, которую начнет создавать секция авиамоделизма?
А Геша сказал:
- Не слышал про такую секцию.
А Петр Сергеевич засмеялся и сказал:
- Вот ты ее в школе и организуешь. Идет?
А Кеша хлопнул друга по спине и сказал:
- В самом деле, Гешка, соглашайся!
И Геше ничего не оставалось, как согласиться.
Кешин отец и Петр Сергеевич пошли с площадки, что-то на ходу обсуждая, а Иван Николаевич присел на корточки рядом с ребятами, молча смотрел, как они накручивают проволочный корд на катушку, влажной тряпкой протирают модель.
- Как вам наш самолет, Иван Николаевич? - спросил Кеша, который был несколько удивлен тем, что хороший человек капитан милиции мнения своего на открытом обсуждении не высказал.
- Как? - Иван Николаевич секунду подумал, пожал плечами. - Коротко и не ответишь. Красиво, удачно, здорово - все правильно, но суть не в том.
- А в чем же?
- Душа есть в вашей модели.
Вот тебе и раз! Во-первых, ни Кеша ни Геша не задумывались над тем, что в их КГ-1 может поселиться дух. Во-вторых, откуда Иван Николаевич про него знает?
- С чего вы взяли? - хрипло спросил Кеша, и по его не слишком вежливому тону Геша понял, что друг растерян.
- Видно, - объяснил Иван Николаевич. - Если с душой работать, то и останется она в твоем деле навсегда. В каждой вещи душа должна быть, да не в каждой есть. Бойтесь вещей без души, ребятки... - И ушел. Потрепал Кешу и Гешу по вихрам, будто они совсем махонькие, поспешил догнать директора и Кешиного отца.
- Не может быть, - сказал Кеша. - Он же взрослый. Как он узнал про духов?
Геша пожал плечами:
- Сам недоумеваю. Слушай, а вдруг не все взрослые окончательно потеряны?
- Похоже на то, - согласился Кеша.
И тут они, не сговариваясь, посмотрели на модель КГ-1, уже закутанную в простыню: обоим показалось, что под простыней что-то шевельнулось. Или кто-то. Посмотрели и вздохнули, разочарованные: смирнехонько лежала простыня. Выходит, и вправду показалось. А жаль.
Казалось бы, никак не повлияла на друзей странная и увлекательнейшая история, приключившаяся с ними в первые дни жарких летних каникул. Ну вот ничуточки не повлияла.
Разве только баба Вера как-то пожаловалась Кешиной маме: мол, Геша изменился, аккуратным стал, ничего теперь не разбрасывает, все за собой прибирает, отцовский магнитофон тряпочкой ежедневно полирует, а на телевизор старенький вовсе не надышится, и хорошо бы так, чего бы лучше, да только сам с собой разговаривать начал, с телевизором возится и приговаривает: "Кинескоп, Кинескоп, как ты там живешь? Запылился ты, а вот я тебе лампу заменю..." - и дальше в том же духе:
- Не заболел ли ребенок? Скорей бы родители приезжали.
А Кешина мама тогда бабе Вере ответила: "Кеша тоже изменился здорово вероятно, повлияла на него положительно эта история с кражей автодеталей, просто ужас, ужас что за история, а Иван Николаевич очень хвалил и Кешу, и Гешу, взрослеют мальчики, акселерация - и в то же время дети. Кеша ни с того ни с сего значки стал собирать, и не себе, а кому-то, недавно принесла я ему значок Республики Куба, он поблагодарил, положил на телевизор, цветной, у нас прекрасно, знаете ли, работает, а вечером смотрю: опять нет значка. Я не выдержала, поинтересовалась, куда он их девает, а он смеется, говорит: "Рыжий забирает". "Какой такой Рыжий?" - спрашиваю. А он: "Это я пошутил, мамочка..."
Вот так: пошутил. Хотя признаемся, что Геша, узнав о шутке, не одобрил приятеля, сказал:
- Шути-шути, да знай меру.
Это, пожалуй, он зря: Кинескоп уверял, что взрослым никогда не перейти барьера здравомыслия. А Кеша, когда о Рыжем вспоминал, всегда находился с ним по разные стороны барьера.
Ну вот, теперь действительно все.
- Ждет Сомов, - сказал Кинескоп. - Нервничает.
И в этот момент звякнул телефон.
- Это Говорун. - Кинескоп поднял трубку и послушал, потом переспросил: - На когда?.. Понятно. Спасибо.
- Ну что? - в один голос спросили Кеша и Геша.
- Выезжает Сомов. Через полчаса, сказал, выезжает. Мол, повезло профессору: как раз есть у него инструмент для "Волги". И недорого: за двойную цену отдаст.
- А профессор что?
- Профессор ждет.
- Поехали, - решительно сказал Кеша.
Но Кинескоп задержал его:
- Поедете сами. Колесо днем не сможет: заметят, да и хозяин вот-вот вернется.
- И братья не поедут?
- Мы тоже не можем днем, - грустно сказали братья.
- Надо позвонить Ивану Николаевичу, - нерешительно заметил Геша. Он хотя сначала и не собирался предупреждать оперуполномоченного - все-таки обиделся на него, - теперь мучился угрызениями совести: как же без милиции?
- Позвони, - решил Кеша.
Он тоже понимал, что без милиции будет трудно.
Геша набрал номер телефона народной дружины, долго слушал длинные гудки.
- Никто не подходит.
- А ты в отделение милиции позвони, - посоветовал Кеша.
Отделение милиции откликнулось мгновенно:
- Дежурный слушает...
- Будьте добры, позовите Ивана Николаевича, если можно, - вежливо попросил Геша.
- Кто его спрашивает? - поинтересовался дежурный.
- Это говорит Геннадий Седых. Я сегодня уже беседовал с Иваном Николаевичем и хочу еще что-то ему сообщить...
- Нет его, Геннадий Седых, - ответил дежурный. - Уехал на задание. Но я ему передам, что ты звонил.
- Спасибо, - сказал Геша. - До свидания. - И повесил трубку. - Нет его. На какое-то задание уехал.
- Что же, - решил Кеша, - будем действовать сами. Пошли, Гешка.
- Ни пуха ни пера! - крикнули вдогонку близнецы.
И Кешка с чистым сердцем отозвался:
- К черту!
Глава одиннадцатая
КЕША, ГЕША И СОМОВ
Кеша и Геша рассудили верно: нечего ждать Сомова во дворе, а потом гнаться за ним на троллейбусе. А если он вздумает поехать к профессору на такси, то дело совсем швах. Нет, лучше махнуть на Арбат заранее и дождаться Сомова у профессорского дома. Например, в том садике, где они с Рыжим подсматривали за Витькой.
Так и сделали. На троллейбусе добрались до Плотникова переулка, свернули направо и осторожно вошли в знакомый двор. Правда, знаком он был только Кеше, а Геша представлял его себе лишь по рассказам друга. Но это не помешало ему сразу обнаружить место, где Рыжий с Гешей таились в кустах. Оно и в самом деле было лучшим для тайного наблюдательного пункта: высокие густые кусты шиповника около профессорской "Волги". Она стояла все так же накренившись на правый бок, смяв своей тяжестью резину на спущенном баллоне.
Друзьям везло: двор был пуст и никто не помешал им прокрасться в кусты и занять наблюдательную позицию. Неудобно было лишь то, что шиповник отчаянно кололся, но если замереть и не двигаться - разведчик должен уметь замереть и не двигаться! - то можно терпеть. Даже привыкаешь. Как к крапиве, если в ней долго лежать. Кеша однажды на спор пролежал в крапиве целый час и ничего. Чесался только потом по-страшному. А шиповник - не крапива, хотя, скорее всего, часом здесь не отделаешься.
Они лежали, молчали, вели непрерывное наблюдение в четыре глаза. Наблюдать было не за чем. Вот вышла тетка с авоськой. В авоське пустые бутылки из-под молока. Вывод: пошла в магазин. Въехал во двор на велосипеде какой-то парень в трусах и майке. Взял велосипед на плечо, вошел в профессорский подъезд. Вывод: покатался, устал, вернулся домой. А велосипед, между прочим, гоночный. Кеша даже хотел такой, но родители на этот счет имели другое мнение. Почему-то... Из того же подъезда выбежал мальчишка лет девяти с игрушечным пистолетом в ручонке. Постоял, прицелился куда-то, потом посмотрел на кусты и пошел к ним. Вывод: сейчас обнаружит наблюдательный пункт... Так и есть, обнаружил. Остановился у зеленого заборчика, уставился на разведчиков круглыми глазами.
- А чего вы здесь делаете? - спросил он, как один отрицательный герой из кинофильма "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен".
Кеша даже не стал искать вариант ответа, бросил:
- Иди, иди отсюда...
Мальчишка не ушел, заканючил:
- Нет, правда, чего вы здесь высматриваете?
Это был уже нестандартный вопрос, и отвечать на него следовало нестандартно:
- Не уйдешь немедленно - получишь по шее.
Кеша просто попугал мальчишку. Не стал бы он, в самом деле, бить маленького, это нечестно... Но угроза подействовала. Мальчишка ушел с независимым видом: мол, я вас совсем не испугался, просто мне по делам надо.
Наблюдение продолжалось. Становилось скучно. Кроме того, шиповник все-таки кололся, потому что долго лежать неподвижно нельзя - немеет рука или нога. Или рука и нога вместе. Но тут во двор вошел новый объект наблюдения, и Кеша с Гешей мгновенно забыли о неудобствах: это был Сомов.
Сомов подошел к профессорской машине, постучал ногой по спущенному колесу, присвистнул, сказал вслух:
- Как тебя, бедолагу...
Потом поставил свой кожаный саквояж на асфальт, сложил руки рупором, крикнул:
- Федор Петрович! - Потом подождал чуть-чуть, опять крикнул: - Федор Петрович!
На третьем этаже в открытом окне появилась голова в огромных очках. Человек посмотрел сквозь очки во двор, сказал приветливо:
- Ах, это вы, Алеша... Я сейчас спускаюсь, - и исчез из окна.
Судя по очкам, это была профессорская голова. По Гешиному и Кешиному разумению, каждый порядочный профессор должен носить очки. Это солидно. Это свидетельствует о научном складе ума. А Сомова, оказывается, зовут Алешей... Смешно: взрослый дядька, а зовут Алешей. Не Алексеем Сарафановичем, к примеру, а как мальчишку - Алешей. Это уж никак не свидетельствует о его научном складе ума...
Но и профессор, когда вышел из подъезда, оказался каким-то нетипичным. Только очки у него от профессора, а все остальное от кого-то другого. Ни тебе бородки-эспаньолки, ни тебе животика, ни тебе обычной профессорской рассеянности. И молод он, не старше Кешиного отца. И одет в тренировочный костюм. Он подошел к Сомову, заулыбался, руку ему пожал.
- Жду вас, Алеша, как вечного избавителя...
Это ворюга-то - вечный избавитель!
- Принесли, Алеша?
- Как обещал, Федор Петрович. Вам просто повезло, что у меня инструменты как раз завалялись.
- Повезло, говорите? Ну, это как посмотреть...
И оба смеются. Сомов тихонечко, вежливенько подхихикивает. А профессор - во весь голос. Смешно ему, видите ли...
- Покажите, Алеша.
- Подождите, Федор Петрович, давайте сначала колесо посмотрим. Где это вас угораздило?
- Даже не знаю. Вчера приехал, все было нормально.
Сомов сел на корточки около колеса, поколдовал там над чем-то, выпрямился:
- Над вами подшутил кто-то, просто выпустил воздух. Накачаем - и порядок.
- Хороши шутки: вместе с воздухом инструменты улетучились.
- Выходит, они легче воздуха.
И опять смеются. Над чем? Сомовская шутка копейки не стоит. А профессору весело. Как будто не Сомов это, а народный артист Аркадий Райкин.
- Сейчас мы вам инструментики отдадим, колесико накачаем. - Сомов говорил с профессором, как с балованным ребенком, открыл саквояж, достал оттуда брезентовую сумку с ключами. - Проверьте, все ли здесь.
- Сейчас проверим. - Профессор обернулся к подъезду и позвал кого-то: Иван Николаевич, помогите мне.
И вот вам сюрприз: из подъезда спокойно вышел районный уполномоченный Иван Николаевич - в полной форме капитана милиции, - подошел к машине, взял у профессора инструменты, сказал солидно:
- Отчего же не помочь...
Кеша с Гешей изумленно переглянулись: вот, оказывается, на какое задание уехал Иван Николаевич! Нет, не зря он тогда предупредил Гешу, чтобы тот не волновался. Мол, все будет в порядке. Позвонил профессору, рассказал про Сомова и про Витьку, потом приехал к нему и дождался Сомова. Не в кустах шиповника, заметьте, а в удобном кресле в профессорской квартире. Вот в чем преимущество милиции над частным сыском.
А бедный Сомов просто обмер. Вероятно, появись сейчас дух пичугинской "Волги", Сомов меньше бы испугался. Он даже осел как-то, а может, это у него коленки подогнулись от неожиданности. Но надо отдать ему должное: быстро пришел в себя. Подтянулся, выдавил улыбочку:
- Здрасьте, Иван Николаевич. А вы, оказывается, знакомы?
- Благодаря тебе, - сказал Иван Николаевич.
- Это как же?
- А вот так. Попался ты, Сомов, как кур в ощип. - Иван Николаевич употребил поговорку из лексикона бабы Веры. - А ведь предупреждал я тебя: не воруй...
- О чем вы, Иван Николаевич? - Ну прямо ангел с крылышками: глаза вытаращил, вроде бы ничего не понимает.
- Откуда взял инструменты?
- Купил.
- У кого?
- У спекулянта какого-то. Разве их всех запомнишь...
- И давно купил?
- С неделю будет.
- Врешь ты, Сомов, нагло и беспардонно. Не купил ты эти инструменты, а упер их из машины Федора Петровича.
- Я?! - Ну просто актер Смоктуновский, а не Сомов: какая гамма переживаний!
- Витька-слесарь для тебя их упер. По твоему поручению. Ты и навел его на машину.
Тут Сомов перестал изумляться и сыграл негодование: махнул рукой в досаде, сказал веско и решительно:
- Прежде чем зря обвинять, вы бы доказательства предъявили.
- Пожалуйста. - Тут Иван Николаевич вытащил из брезентовой сумки ключи - целую охапку! - и показал Сомову: - Ключи-то профессорские.
- Написано на них, что ли? - огрызнулся Сомов.
- Написано. - И Иван Николаевич протянул ключи Сомову.
Тот взял один с презрительным видом, посмотрел и от неожиданности выронил. Ключ упал на асфальт, глухо звякнул.
Геша чуть слышно хихикнул в кустах, и Кеша гневно взглянул на него. Геша зажал рот ладошкой, уткнулся лицом в траву.
Профессор взял один из ключей, внимательно рассмотрел надпись.
- "Этот инструмент украден у профессора Пичугина", - громко прочитал он. - И вправду убедительно. Добавить нечего.
Сомов сунул руки в карманы, сгорбился, как-то сразу постарел - добила его таки надпись, сделанная Надымом.
- Когда вы успели? - спокойно спросил он. Не заламывал руки, не форсировал голос - просто спросил, как человек, который смирился с проигрышем.
- Это не мы, - сказал Иван Николаевич. - Это наши помощники.
И Кеша с Гешей подумали, что Иван Николаевич поступает даже чересчур честно: Сомову он мог бы и не говорить всей правды.
- Какие помощники?
- Вот эти. - Иван Николаевич обошел машину, раздвинул кусты: Вылезайте, герои.
Как он узнал, что Кеша и Геша спрятались в профессорском дворе? И как он узнал, что спрятались они именно в этих кустах - не в подъезде, не за баками с мусором, а в кустах? Всевидящий он, что ли? Или на него тоже духи работают? Кеша на секунду допустил такую мысль, но тут же ее с негодованием отбросил. Не могли духи открыться взрослому человеку! Просто это у Ивана Николаевича профессиональный нюх.
Кеша, как мы уже знаем, был увлекающийся и восторженный мальчик. А Геша - рациональный и логичный. У него возникла другая мысль по поводу всеведения Ивана Николаевича, но он приберег ее на потом.
Тут Иван Николаевич заметил Гешин распухший нос и Кешин заплывший глаз:
- Кто это вас так разукрасил?
- Витькины дружки, - злорадно сказал Кеша. - Но мы им тоже дали как следует!
- Не сомневаюсь, - согласился Иван Николаевич и спросил у Сомова: - Что ж твой напарник с детьми воюет?
- Я о его делах знать не знаю, - нагло заявил Сомов. Он во все глаза смотрел на Кешу и Гешу, не мог поверить, что эти юнцы были виновниками провала его во всем продуманной системы. Он, десяток собак съевший на автомобильных махинациях, проиграл не милиции, а желторотым пионерам! С этой мыслью Сомов смириться не мог. - Заливаете, Иван Николаевич, - сказал он. При чем здесь мальчишки?
- А при том, что мы тебя и Витьку ловили, а поймали - они. И ключи они пометили.
- Как это им удалось?
- Профессиональная тайна, - улыбнулся Иван Николаевич. - Важно, что удалось, а, Сомов?
- На этот раз ваша взяла, - сказал Сомов и отвернулся, стал на небо глядеть.
Он все-таки умел проигрывать, этот тихий человечек, - не шельмовал, не пытался разжалобить начальство. Он помнил старый закон карточной игры: проиграл - плати. Придется платить...
Иван Николаевич вынул из кармана свисток на длинной цепочке и коротко свистнул. Из переулка во двор въехал желтый милицейский "газик" с синей полосой на боку и надписью: "Милиция".
- Все у вас продумано, - со злостью сказал Сомов. - Вон и "канарейку" запасли.
- А как же ты думал? - удивился Иван Николаевич. - Что я, на свидание с тобой пришел? Я тебя, милый, брать пришел.
Из "газика" вышли два милиционера, взяли Сомова под белы руки и повели к машине. Один из них подхватил инструменты, другой - сомовский саквояж.
- Иван Николаевич, вы с нами? - спросил шофер "газика".
- Езжайте, - сказал Иван Николаевич, - я с ребятами прогуляюсь. - И подмигнул Кеше с Гешей: - Согласны?
- Согласны, - сказали хором Кеша и Геша.
У них и раньше иногда так получалось, а теперь, когда они с братьями-близнецами Рыжим и Красным познакомились, совсем часто стали хором говорить.
- Ну, тогда прощайтесь с профессором - и в путь.
Профессор, похожий на тренера по боксу, пожал руку сначала Кеше - тот ближе стоял, - а потом Геше, сказал серьезно:
- Спасибо, ребята, - помахал им и побежал в подъезд, а Геша спросил у Ивана Николаевича:
- Он и вправду профессор?
- Еще какой! - заверил Иван Николаевич. - Самый знаменитый.
Они втроем вышли на Арбат, и Иван Николаевич купил всем мороженое шоколадную трубочку за двадцать восемь копеек. Каждому по трубочке. И себе тоже. И все они ели его прямо на улице, и Иван Николаевич ел, несмотря на то что был в полной форме капитана милиции. Ел и не смущался. А Кеша с Гешей подавно.
- Как вы узнали, что мы в кустах? - спросил Кеша.
Иван Николаевич хмыкнул:
- Пусть тебе Геша объяснит. Он у нас владеет дедуктивным методом мышления.
Геша мороженое уже доел, он вообще быстро съедал любое мороженое, а за двадцать восемь копеек особенно быстро, потому что оно вкусное и с орехами. И ему ничто не мешало говорить.
- Вы позвонили в отделение, и дежурный вам сказал, что я звонил. А зачем я мог звонить? По делу Сомова. Что могло появиться нового в этом деле? Только то, что Сомов едет к профессору. Могли мы не воспользоваться возможностью лично уличить Сомова? Нет, не могли. Значит, мы во дворе. Логично?
- Логично, - согласился Иван Николаевич. - Ну а как же я вас обнаружил? Ведь двор-то велик...
Тут Геша помялся и честно признал:
- Этого я не понимаю.
- Эх, Геша, - вздохнул Иван Николаевич, - самое сложное ты понимаешь. Ишь какую стройную цепь ассоциаций вытянул! А где просто - пасуешь. Я же вас в окно увидел. Ждал Сомова в квартире Федора Петровича и сначала вас углядел. И видел, куда вы спрятались.
Геше стало стыдно, но не очень. Все-таки самое сложное он понимает это Иван Николаевич признал. А простое можно и не заметить - дело обычное.
- Ну а все же - как вы сумели пометить инструмент? - поинтересовался Иван Николаевич.
- Извините нас, - сказал Кеша, - но это не наша тайна.
И сказал он это так серьезно, что Иван Николаевич понял: нельзя тайну раскрыть. Все-таки он был понятливый человек, хотя и взрослый.
- Ладно, храните вашу тайну. А родителям можете рассказать, в каком деле вы участвовали. Но под большим секретом. - Он усмехнулся: - Небось донимали они тебя вчера, а, Кеша?
- Донимали, - признался Кеша.
- Вот и расскажи. Пусть поахают, поудивляются. А я в свою очередь о вас тоже кое-где расскажу.
И шли они так, разговаривали, потом еще раз мороженое ели и простились уже у самого дома как лучшие друзья.
Глава двенадцатая
КЕША, ГЕША И ДУХИ
Первым делом надо было обо всем рассказать Кинескопу и братьям, а уж потом - родителям и бабе Вере. Тем более что баба Вера собиралась вернуться из Конькова-Деревлева часов в восемь, а то и в девять вечера. А электрические часы над входом в школу показывали только шесть. Впрочем, школьным часам верить не стоило. Они вели себя как киплинговский кот: ходили без всякой системы. Вероятно, дух в них жил захудалый и неопытный. А скорее, и вовсе духа не было...
Кинескоп ждал Кешу и Гешу. И братья тоже ждали. Они уже привычно сидели вдвоем на Гешином столе, сдвинув радиодетали, помалкивали. И Кинескоп на диване помалкивал, сидел грустный и нахмуренный.
- Вы чего, ребяточки? - спросил Кеша. - Радоваться надо: тю-тю Сомов. И Витька тю-тю.
- Растютюкался, - мрачно сказал Кинескоп, а братья-близнецы осуждающе посмотрели на Кешу.
- Чего-нибудь не так? - заволновался Кеша.
- Все так.
- В чем дело? Великая миссия завершилась полным триумфом! Подробности нужны?
- Не нужны, - сказал Кинескоп, - знаем уже.
- От кого?
- Разведка донесла. У нас разведка хорошо поставлена.
Как-то все обидно выглядело: и мрачное настроение духов, и нежелание выслушать захватывающий рассказ, в котором были риск и напряженная борьба умов, люди хорошие и люди скверные, победа добродетели и, естественно, поражение зла.
- Смотрю я на тебя, Кешка, - раздумчиво проговорил Кинескоп, - и мыслю: чего это я к тебе привязался? Даже, можно сказать, полюбил. Ну, с Гешей все ясно: я его давно знаю. Заочно, правда. И люблю давно. Серьезный он и вдумчивый, не в пример тебе, шалопуту. И брательники тоже к вам привязались. Верно?
- Ага! - сказали брательники. - Еще как!
- Слыхали?
- Мы тоже к вам привязались, - сказал Геша, и это не была его обычная вежливость. Геша говорил искренне.
А Кеша ничего не сказал, только кивнул растерянно: он не понимал, зачем Кинескоп затеял этот разговор.
- Так чего ж тогда радуетесь? - спросил Кинескоп и передразнил Кешу: "Великая миссия завершилась полным триумфом"!
И тут Геша понял причину дурного настроения духов. Понял и похолодел...
- Не может быть... - только и вымолвил он.
- Может, - грустно сказал Кинескоп.
- Но почему? Почему?
- Приказ. У людей и духов есть общее правило: приказы не обсуждать.
- В армии не обсуждают! - закричал Геша.
- Мы и есть армия... Тоже армия...
Кеша счел нужным вмешаться, потому что он сидел дурак дураком и ровным счетом ничего не понимал.
- Что происходит? Почему вопли?
И даже Геша не выдержал:
- Дуб ты, Кешка! Неужели не понял: прощаются с нами.
- Кто прощается?
- Мы, - сказал Кинескоп.
- Но зачем? - это уже Кеша закричал.
А Кинескоп повторил:
- Приказ.
- Чей?
Кинескоп показал пальцем на потолок: мол, свыше...
- Не навсегда же прощаться? - упорствовал Кеша.
- Не знаю, - покачал головой Кинескоп. - Наверно, навсегда.
- Так, - сказал Кеша и встал. - А почему?
- Потому что кончается на "у", - буркнул грубый Кинескоп и вытер глаза тыльной стороной ладошки: попало, видно, что-то.
- Та-ак, - снова протянул Кеша и заходил по комнате, заложив руки за спину, совсем как папа, когда он обдумывает статью. - Не вижу никакого смысла в расставании. Во-первых, мы о вас уже все знаем...
- Не все, - быстро перебил его Кинескоп и даже повторил для пущей убедительности: - Не все.
Как будто подслушивал кто-то их разговор и Кинескоп никак не мог допустить, чтобы этот неведомый кто-то заподозрил духов в излишней болтливости, так сказать, в утечке информации. Кеша даже огляделся кругом: нет, никого не видать, перестраховывается Кинескоп.
- Ну, все не все, а так, кое-что... - Кеша вроде бы даже прикинул про себя, что же это за кое-что.
Кинескоп сухо посмеялся, будто двумя деревянными дощечками постучал, и братья хмыкнули.
- Кое-что... - сказал Кинескоп. - Знаете вы, что мы существуем. Знаете, для чего существуем. А что мы умеем - это знаете? Чем владеем? Силу нашу знаете?
- Знаем, - сказал Кеша, осторожно потрогав синяк под глазом.
- Я за эту историю Водяному еще всыплю, - мстительно пообещал Кинескоп.
- Почему? Он же нам помогал.
- Я не о драке. Я о домино. Кто ему позволил раскрывать себя перед людьми?
- Никто ж не догадался.
- Витька догадался.
- Ну и что страшного?
- Хороший аналитический ум, все сопоставив, мог бы прийти к мысли о нашем существовании.
- Не пришел бы, - заявил до сих пор мрачно молчавший Геша. - Это значит признать потусторонние силы. Ненаучно.
- Какие же мы потусторонние? - возмутился Кинескоп. - Потусторонние силы - бред собачий. Это только церковники да сектанты всякие в них верят. А мы - души вещей, я вам о том тыщу раз втолковывал. Самые что ни на есть реальные силы. Другое дело, что прав ты... К сожалению, не поверят в нас люди, рано еще.
- Мы же поверили.
- Вы еще можете верить в то, что есть. Но пройдет год-другой, и вы тоже будете верить только в то, что должно быть. А мы, по вашему разумению, быть не должны. Хотя именно вы, люди, создали нас. Придумали нас и создали силой воображения, силой любви к своему делу, к созданному руками своими. А потом мы сами жить стали рядом с вами. И без вас не можем, как и вы без нас. Трудно человеку, когда его окружают вещи, сделанные без души. Трудно ему, и когда он сам без души относится к вещам. Много пока таких людей, ох как много! Потому и прячемся мы от вас, не показываемся - рано... И поверить в нас трудно... Барьер здравомыслия не пустит. Вот потому и прощаемся мы с вами, дорогие вы ребяточки...
- Но с нами-то зачем? - закричал Кеша. - Мы верим в вас!
- Сегодня верите, это конечно. А завтра? А через пять лет?
- Что прошло, то прошло, не зачеркнешь, - сказал рассудительный Геша. Выходит, больше не увидимся...
- С вами - нет. Но дела наши этой историей не кончаются. Дел у нас, сами знаете, ох как много! И помощники нам нужны будут.
- Малышня? - презрительно спросил Кеша.
- Сейчас - да. Но завтра-то им как раз тринадцать исполнится. Как вам сейчас... - Тут он помолчал и вдруг сказал сердито: - Ладно, ребяточки, долгие проводы - лишние слезы. Лучше взгляните, что за окном делается, страсти-то какие! - Он всплеснул руками, глаза в ужасе закатил, и Кеша с Гешей невольно шагнули к окну.
Однако ничего особенного за окном не происходило. Двор был пуст, лишь две девчонки выгуливали своих собачек около песочницы. Одна собачка болонка, другая - спаниель. Вряд ли они вызвали у Кинескопа такой ужас.
- Что ты здесь увидел, Кинескоп?
Кеша обернулся и осекся на полуслове: в комнате никого не было. На диване лежал аккуратно сложенный плед, словно Кинескоп успел его сложить. Только груда радиодеталей на столе сдвинута к стене: там, на краю, прежде сидели братья.
- Финита, - сказал Геша, подошел к телевизору, погладил его по ободранному боку. - Прощай, Кинескоп. - Посмотрел на магнитофон. - Прощайте, Рыжий и Красный.
Ответа, естественно, не последовало. Да Геша и не ждал ответа. И Кеша не ждал. Время, отпущенное на сказку, закончилось. Ни охами, ни всхлипами вспять его не повернешь. Это еще Альберт Эйнштейн доказал. Или Нильс Бор. Или еще кто-то. Впрочем, простительно не знать - кто. В шестом классе этого не проходят.
Эпилог
КЕША, ГЕША И КГ-1
Вот и все. Осталось поведать лишь одну странную историю, случившуюся днем позже, часов эдак в десять утра, на баскетбольной площадке средней школы No 711. То есть на сторонний взгляд ничего необычного в этой истории не проглядывалось, но причастные великой тайне Кеша и Геша были прямо-таки поражены случившимся.
Вкратце так. Обстановка на испытаниях, как водится, деловая, никаких фанфар, никаких речей. Зрителей - минимум, знакомые всё лица: отец Кеши, директор школы Петр Сергеевич и капитан милиции Иван Николаевич, хороший человек. Кеша, гордый доверием друга, яростно покрутил винт, и крохотный моторчик ровно заработал (отлажен был на совесть), а Геша аккуратно потянул корд, и сверкающий лаком и эмалевой краской аэроплан взмыл в воздух и пошел по кругу над головами зрителей, над стеклянной крышей теплицы, над зеленью газона, над горячим асфальтом, и, быть может, дай ему волю, отпусти Геша проволочный корд, полетит замечательный аппарат тяжелее воздуха над Москвой-рекой, над павильоном международной выставки, над новостройками, "над полями да над чистыми", как поется в старой красивой песне.
Но Геша крепко держал деревянную ручку, прикрученную к проволоке, топтался на площадке, поворачиваясь следом за моделью, и она, послушная его руке, выделывала хитрые фигуры самого наивысшего пилотажа: штопоры, бочки, иммельманы всякие, петли. А потом, когда кончился бензин и двигатель замолчал, Геша плавно опустил модель на площадку, и она покатилась детскими колесиками по асфальту, подпрыгивая на неровностях, замерла как раз около изумленной публики.
Публика поаплодировала, и началось обсуждение. Так сказать, подведение итогов эксперимента.
Отец Кеши сказал:
- По-моему, славная работа. От души потрудились.
А директор школы Петр Сергеевич сказал:
- Молодцы, молодцы. И не стать ли вашей модели первой в целой серии, которую начнет создавать секция авиамоделизма?
А Геша сказал:
- Не слышал про такую секцию.
А Петр Сергеевич засмеялся и сказал:
- Вот ты ее в школе и организуешь. Идет?
А Кеша хлопнул друга по спине и сказал:
- В самом деле, Гешка, соглашайся!
И Геше ничего не оставалось, как согласиться.
Кешин отец и Петр Сергеевич пошли с площадки, что-то на ходу обсуждая, а Иван Николаевич присел на корточки рядом с ребятами, молча смотрел, как они накручивают проволочный корд на катушку, влажной тряпкой протирают модель.
- Как вам наш самолет, Иван Николаевич? - спросил Кеша, который был несколько удивлен тем, что хороший человек капитан милиции мнения своего на открытом обсуждении не высказал.
- Как? - Иван Николаевич секунду подумал, пожал плечами. - Коротко и не ответишь. Красиво, удачно, здорово - все правильно, но суть не в том.
- А в чем же?
- Душа есть в вашей модели.
Вот тебе и раз! Во-первых, ни Кеша ни Геша не задумывались над тем, что в их КГ-1 может поселиться дух. Во-вторых, откуда Иван Николаевич про него знает?
- С чего вы взяли? - хрипло спросил Кеша, и по его не слишком вежливому тону Геша понял, что друг растерян.
- Видно, - объяснил Иван Николаевич. - Если с душой работать, то и останется она в твоем деле навсегда. В каждой вещи душа должна быть, да не в каждой есть. Бойтесь вещей без души, ребятки... - И ушел. Потрепал Кешу и Гешу по вихрам, будто они совсем махонькие, поспешил догнать директора и Кешиного отца.
- Не может быть, - сказал Кеша. - Он же взрослый. Как он узнал про духов?
Геша пожал плечами:
- Сам недоумеваю. Слушай, а вдруг не все взрослые окончательно потеряны?
- Похоже на то, - согласился Кеша.
И тут они, не сговариваясь, посмотрели на модель КГ-1, уже закутанную в простыню: обоим показалось, что под простыней что-то шевельнулось. Или кто-то. Посмотрели и вздохнули, разочарованные: смирнехонько лежала простыня. Выходит, и вправду показалось. А жаль.
Казалось бы, никак не повлияла на друзей странная и увлекательнейшая история, приключившаяся с ними в первые дни жарких летних каникул. Ну вот ничуточки не повлияла.
Разве только баба Вера как-то пожаловалась Кешиной маме: мол, Геша изменился, аккуратным стал, ничего теперь не разбрасывает, все за собой прибирает, отцовский магнитофон тряпочкой ежедневно полирует, а на телевизор старенький вовсе не надышится, и хорошо бы так, чего бы лучше, да только сам с собой разговаривать начал, с телевизором возится и приговаривает: "Кинескоп, Кинескоп, как ты там живешь? Запылился ты, а вот я тебе лампу заменю..." - и дальше в том же духе:
- Не заболел ли ребенок? Скорей бы родители приезжали.
А Кешина мама тогда бабе Вере ответила: "Кеша тоже изменился здорово вероятно, повлияла на него положительно эта история с кражей автодеталей, просто ужас, ужас что за история, а Иван Николаевич очень хвалил и Кешу, и Гешу, взрослеют мальчики, акселерация - и в то же время дети. Кеша ни с того ни с сего значки стал собирать, и не себе, а кому-то, недавно принесла я ему значок Республики Куба, он поблагодарил, положил на телевизор, цветной, у нас прекрасно, знаете ли, работает, а вечером смотрю: опять нет значка. Я не выдержала, поинтересовалась, куда он их девает, а он смеется, говорит: "Рыжий забирает". "Какой такой Рыжий?" - спрашиваю. А он: "Это я пошутил, мамочка..."
Вот так: пошутил. Хотя признаемся, что Геша, узнав о шутке, не одобрил приятеля, сказал:
- Шути-шути, да знай меру.
Это, пожалуй, он зря: Кинескоп уверял, что взрослым никогда не перейти барьера здравомыслия. А Кеша, когда о Рыжем вспоминал, всегда находился с ним по разные стороны барьера.
Ну вот, теперь действительно все.