На тротуаре ледяной ветер снова обжег ему лицо. Володя подумал: «А, собственно, что мне там надо, на рынке?» Может быть, он решил полюбоваться на Семенова? Или потолкаться у пивной, среди Сенькиных приятелей? Володя пожал плечами и улыбнулся…
На рынке народу было уже совсем мало. За длинными опустевшими рядами кое-где еще торговали картошкой, виднелись золотистые горки лука и красная россыпь клюквы. Грязный, истоптанный снег хрустел под ногами.
Володя уже миновал бесконечные серые ряды под навесами, когда вдруг заметил впереди девушку в светлой беличьей шубке и стал невольно следить за ней глазами. Просто он не мог уже пропустить ни одной беличьей шубки. А потом увидел того самого журналиста, Урманского. Этот длинный парень, безусловно, следил за девушкой, причем делал это так неумело, что Володя даже улыбнулся. Ситуация, однако, его заинтересовала.
Когда же девушка уверенно пересекла небольшую площадь за рядами и направилась к палатке, где торговал Семенов, Володя окончательно насторожился. Девушка не подошла к прилавку, у которого толпились покупательницы, а обошла палатку и исчезла за ней. Неужели это та самая девушка?
Он заметил, что Урманский, потоптавшись в отдалении, вдруг резко повернулся и чуть не бегом направился к выходу из рынка. Вид у него был одновременно встревоженный и растерянный.
Володя решил подождать. При этом он не стоял на месте, а переходил от палатки к палатке, разглядывал выставленные там товары и даже приценивался к некоторым. Но мысль его напряженно работала, отталкиваясь от уже известных ему деталей и фактов.
Да, скорей всего, это та самая девушка, о которой говорил Коршунов. Ведь они ее уже видели здесь однажды, у палатки Семенова. То есть ее видел тогда один Коршунов, а потом она вдруг исчезла, сколько они ее ни искали. Вероятно, она в тот раз тоже зашла в палатку. Но куда же она потом делась?
На всякий случай Володя заглянул за одну из палаток невдалеке от той, где торговал Семенов. Он увидел длинный и узкий проход между линией палаток и ветхим забором, отделявшим рынок от улицы, и в этом заборе еле заметную, небольшую калитку.
Володя огляделся. С того места, где он стоял, хорошо были видны и весь проход вдоль забора от палатки Семенова к этой калиточке, и площадь перед палаткой, а за ней и широкий прямой проход между рядами, тянувшийся к выходу из рынка. Словом, удобнее места для наблюдения выбрать было невозможно. Но и стоять здесь, не вызвав подозрений, было немыслимо.
В этот самый момент кто-то стукнул его по плечу. Володя обернулся. Перед ним стоял, слегка покачиваясь, худой, небритый человек. На лице его между багровыми скулами пролегал длинный и белый, словно отмороженный, нос, припухшие глаза слезились. Верхние пуговицы обшарпанного, с какими-то затеками пальто были оторваны, и виднелось грязное, потерявшее все свои первоначальные краски кашне. Человек мутно посмотрел на Володю и с усилием произнес:
– Сообразим? Твой рубль с полтиной… моя посуда… И Колька кинет рубль… А? О… о… и о… – Загнув три пальца, он большим и мизинцем нетвердо отмерил в воз духе три разных расстояния, долженствующих соответствовать доле каждого из участников предлагаемого мероприятия.
И тут же, как из-под земли, появился упомянутый им Колька в виде низенького усатого человека со сбитой набок коричневой цигейковой «москвичкой» и болезненно выпученными глазами на толстом, отечном лице.
«Вот это случай»; – подумал Володя и торопливо сказал:
– Скинулись, братцы. Ты валяй неси. А мы тут с Колей обождем.
И он полез в карман за деньгами. У толстяка в грязном кулаке был уже зажат рубль. Длинный, забрав деньги, мгновенно исчез, а толстяк, вздохнув, туманно пояснил:
– Если б не эта вошь, так я бы… супротив него-то ого!..
В этот момент Володя увидел, как из палатки Семенова в узкий проход у забора выскользнула девушка в беличьей шубке. Он поспешно обнял толстяка за плечи и, пригнувшись, так же сбивчиво сказал ему в самое ухо:
– Все они… сам знаешь небось… ого!..
Девушка между тем пробежала вдоль забора к калитке, мельком взглянула на две шатающиеся фигуры невдалеке и выскользнула на улицу.
В тот же момент Володя выпрямился и торопливо сказал растерявшемуся толстяку:
– Ну, будь здоров, Коля. Привет супруге…
И вслед за девушкой устремился к калитке. «А зовут ее Тамара, – подумал он. – И она подруга этой самой Горлиной, которая исчезла. Ну и повезло же…»
Следить за девушкой не составило большого труда. Она шла не оглядываясь, чем-то, видимо, взволнованная, лотом, торопясь, села в троллейбус. Володя сел вслед за ней.
Ехали долго, затем снова шли уже по тихой заснеженной окраинной улице с маленькими домиками за низкими заборчиками. Девушка свернула к одному из таких домиков и поднялась на крыльцо рядом с застекленной террасой.
Володя, не дожидаясь, пока она войдет в дом, с озабоченным видом миновал забор и, скрытый от девушки выступом террасы, свернул в узкий проулок. Дом оказался угловым.
Ждать Володе пришлось недолго. Вскоре он услышал, как хлопнула дверь, по ступенькам крыльца простучали высокие каблучки меховых сапожек и через двор к калитке торопливо прошла девушка в знакомой шубке. Становилось темно, и лица ее Володя различить не мог.
Затем снова ехали через весь город, но на этот раз девушка привела Володю уже по знакомому адресу, на Луговую улицу, к дому, в котором жил Семенов, и своим ключом отперла входную дверь. При этом она, видимо, сильно нервничала и не сразу попала ключом в замочную скважину.
В пустой квартире Семенова – а Володя твердо знал, что квартира пустая, – Тамара пробыла недолго. Затем она поехала на автобусе снова в центр города. «Долго она будет еще бегать?» – устало подумал Володя.
Наконец девушка свернула с большой оживленной улицы в какой-то переулок и, пройдя два или три дома, зашла в большой темный двор. Володя последовал за ней. По уверенным шагам девушки, по тому, как она уже на ходу стала расстегивать шубку, как потом привычно стряхнула снег в подъезде, Володя понял, что она наконец пришла домой. Секундой позже он услышал дробный стук каблучков, замерший на втором этаже, потом звук быстро открываемой и захлопнувшейся двери.
Облегченно вздохнув, Володя еще с минуту постоял в темном подъезде, затем вышел во двор. Кажется, можно и ему теперь отправиться домой. Только сейчас Володя почувствовал, до чего же он устал, замерз и проголодался за этот бесконечно длинный, напряженный день. О, сейчас он приедет домой и навернет сразу и обед, и ужин, и еще крепкого горячего чая стаканов пять, не меньше. А потом ляжет на диван и будет читать. Столько накопилось книг… Но тут его обожгла новая мысль: «А что, если она пришла не домой? Что, если она сейчас снова выйдет?» Нет, уйти было невозможно, просто невозможно. Эта девушка им нужна до зарезу, сколько раз об этом говорил Коршунов!
Выйдя во двор, Володя огляделся. В сгустившейся, непроглядной тьме лишь тускло горели одинокие лампочки у подъездов. В желтом свете одной из них Володя разглядел скамейку и чью-то сутулую фигуру на ней. Человек курил. Огонек его папиросы то вспыхивал, когда тот затягивался, то, описав дугу, мерк в невидимой, опустившейся руке.
Володя устало направился в ту сторону, на ходу вытаскивая негнувшимися, замерзшими пальцами сигарету.
– Разрешите прикурить?
И тут он разглядел, что на скамейке сидел пожилой бородатый дворник в фартуке, надетом поверх полушубка, и в стоптанных подшитых валенках, неровно загнутых у колен. Рядом к стене была прислонена широкая металлическая лопата на длинной ручке.
– Кури, милый, – старик протянул ему папиросу. – Чего дожидаешься-то?
Володя прикурил и, опустившись рядом, смущенно сказал:
– Девушка тут одна у вас живет…
– Тамарка-то? – не задумываясь, со скрытой усмешкой спросил дворник. – И-их, милый… Несамостоятельный ты, я гляжу, вот что…
Через минуту Володя уже знал все о жиличке из седьмой квартиры. При этом никаких подозрений у старика дворника он не вызвал, ибо был далеко не первым из тех, кто интересуется легкомысленной Тамаркой.
Докурив, Володя все так же смущенно распрощался.
Вот теперь можно было наконец идти домой, и Володя, не чувствуя под собой ног от усталости, поплелся к остановке троллейбуса.
Итак, он узнал два новых адреса. Они, конечно, пригодятся, не могут не пригодиться, хотя бы потому, что Володя потратил на это столько сил.
Еще не рассвело, когда Сергей, наскоро одевшись, выбежал из гостиницы. В ушах стоял тревожный голос дежурного: «Отравление. Снотворное». Черт возьми, что же происходит?
В это воскресное утро улица была, как обычно, тиха и пустынна. Снежно-белый ее простор тонул в предрассветном, хрустальном сумраке. Кругом спали дома.
У подъезда гостиницы пофыркивала знакомая зеленоватая «Волга», загадочно светились, словно щурясь, два желтых глаза ее подфарников.
Улаживаясь рядом с водителем, Сергей еще осипшим от сна голосом сказал:
– Давайте сразу на Луговую… – и досадливо закурил.
Натощак он это не любил делать.
Машина помчалась по пустынным и от этого казавшимся шире улицам, обгоняя редкие, только выползшие после сна, умытые троллейбусы.
Около домика на Луговой уже стоял квадратный зеленый пикап с красной милицейской полосой и длинной антенной. К нему, урча, пятилась серая лобановская «Волга». «Только что приехал», – подумал Сергей.
Окна домика ярко светились, точно там шла киносъемка.
Сергей взбежал на крыльцо и рванул незапертую дверь. В передней снимал пальто Лобанов.
– Прибыл, – удовлетворенно констатировал он, увидев входящего Сергея. – Видал, что творится, а?
– Сейчас увидим… Ты хоть перекусил чего-нибудь?
Лобанов только махнул рукой. Из комнаты вышел сотрудник и коротко доложил:
– Прибыли двадцать минут назад. Обстановка не нарушена. Проводник с собакой работает вокруг дома. Эксперт и фотограф здесь.
– Кто сегодня из экспертов дежурит? – спросил Лобанов, приглаживая ладонью светлые волосы.
– Соколов.
– А-а… Хорошо. Следователь прокуратуры здесь?
– Сейчас будет.
– Так. Ну пошли.
В просторной, хорошо обставленной комнате было нестерпимо светло и жарко. Горели сильные переносные лампы на раздвижных штативах. Молоденький паренек-фотограф делал снимки. Он то приседал, то вставал на стул, аккуратно постелив на него газету.
Над металлической ручкой двери, ведущей в следующую комнату, склонился толстый пожилой эксперт, лысина его и складки шеи побагровели от напряжения.
У круглого стола посередине комнаты расположился еще один сотрудник и неловко, на самом краю его, что-то писал, стараясь не задеть стоявшие рядом стакан, тарелки и рюмку.
– Викентий Иванович, – окликнул Лобанов эксперта.
Тот с усилием выпрямился и, отдуваясь, поправил сползшие на нос очки с сильными стеклами.
– Что успели установить? – спросил его Саша.
– Да пока немного. Дверной замок, изволите ли видеть, в абсолютном порядке. Ну, пальчики кое-где…
– Не бедно жил гражданин Семенов, – иронически заметил Сергей, оглядывая комнату. – Совсем не бедно. – И, обращаясь к Лобанову, предложил: – Начнем с пистолета?
И все бывшие в комнате удивленно насторожились при этих словах.
– Можно, – согласился Лобанов и спросил у фотографа: – Вы закончили?
– Последний снимочек, – торопливо ответил тот, опускаясь на одно колено. – И перейду в спальню.
– Только сначала, – вмешался Сергей, – снимите отдельно и покрупнее вон те два подоконника.
– Сию минуту…
– А где понятые? – обернулся Лобанов к одному из сотрудников.
– Ребята уже пошли за ними.
– Тогда подождем. И следователя тоже.
Сергей подошел к столу и придирчиво его осмотрел,
– А закусывал и выпивал тут всего один. Очевидно, Семенов.
– На всех предметах пальцы одного человека, – добавил эксперт, близоруко щурясь и протирая платком снятые очки. – Кроме вон того графинчика. На нем, мне кажется, еще какие-то следы. Попробуем идентифицировать.
– Это очень важно, – задумчиво произнес Сергей. – Снотворное было подсыпано, скорей всего, туда. И это сделал, конечно, не Семенов.
Вскоре приехал следователь прокуратуры, пришли понятые – мужчина и женщина из соседнего домика, заспанные, торопливо одетые.
– Господи, да чего же тут случилось? – испуганно проговорила женщина, оглядываясь по сторонам.
В глазах мужчины светилось любопытство.
Начался обыск.
Сергей подошел к одному из подоконников. Он уже давно заметил, что тот явно сдвинут и на полу под ним виднелись следы ссыпавшейся штукатурки.
– Что-то больно уж небрежно обращается гражданин Семенов со своим тайником, – усмехнулся Сергей.
– Гм… Да… – покачал головой Лобанов. – Странно…
Сергей ухватился руками за края подоконника и с силой рванул его на себя. Толстая доска с хрустом вылезла из боковых пазов в стене. Под доской, в кирпичной кладке, оказалось довольно большое неровное углубление. И все увидели на дне его пистолет.
Старик эксперт осторожно, двумя пальцами, взял его, фугой рукой вытаскивая из кармана пиджака большую лупу на тонкой черной ручке. Подойдя поближе к ярко горевшей в углу переносной лампе, он стал внимательно исследовать находку.
Осмотр квартиры тем временем продолжался.
В спальне, под подушкой неразобранной постели, обнаружили коробочку с порошками снотворного, половины порошков там не хватало.
А за широким полированным платяным шкафом, неровно придвинутым к стене, обои оказались разорванными, и за ними виднелось большое пустое пространство.
– Весьма… странно… – пропыхтел старик эксперт, обследуя края обоев около пола. – Они легко и аккуратно… приподнимались… Зачем надо было их рвать?..
– Значит, лазил туда не хозяин, – опускаясь на корточки, заметил Сергей. – Посмотрите, что-то, мне кажется, там просыпано…
Эксперт, держа в руке лупу, кряхтя просунулся за свисавшие края обоев. При этом складки шеи и затылок его снова побагровели. Из столовой на длинном шнуре принесли яркую лампу. Через минуту старик, отдуваясь, поднялся и отряхнул колени.
– Гашиш… – запыхавшись, сообщил он.
Потом так же тщательно и методично были осмотрены кухня, коридор, ванна, все двери и окна, каждая половица на полу, каждый сантиметр стены.
Любой предмет, даже любая соринка, комочек грязи, обрывок бумаги – все могло нести на себе след разыгравшихся тут ночью событий, послужить единственной, может быть, ниточкой, ведущей к разгадке того, что произошло.
Такой осмотр требовал времени и сил, но главное – он требовал нервов, требовал непрерывного напряжения. Только бы ничего не пропустить, даже самого малого и на первый взгляд не стоящего беглого, мимолетного внимания.
Даже Сергей – уж на что он, кажется, привык к такому осмотру! – и тот ловил себя порой на невольном, желании что-то, совсем пустяковое, пропустить.
Ну, подумаешь, в конце концов, край окантовки какой-то фотографии заклеен свежей полоской. Отклей! Ничего? Ну, вот теперь иди дальше. Полка с книгами? Посмотри книги. Нет, каждую в отдельности. Перелистай. И не спеши, не спеши… А вдруг между страницами… Ничего? Вот теперь иди дальше. Строго по часовой стрелке иди. Что там за веником, у стены? Кучка мусору? Нагнись, нагнись…
Вот так каждую минуту командовал себе Сергей и при этом зорко следил за другими.
В конце концов общая картина происшествия стала ясна. Она постепенно проступила, как на переводной картинке, после того как по ней осторожно поводили смоченным в воде пальцем.
Итак, Семенов вечером вернулся домой. Он пришел один. Голодный. На кухне приготовил ужин, расположился за столом в комнате. Сначала, не утерпев, съел немного картошки с салом. Потом из графина налил себе водки, отравленной кем-то водки, выпил и тут же закусил шпротиной прямо из банки. Но больше ничего съесть не успел… Позже появился кто-то еще. Открыл наружную дверь ключом: никаких следов отмычки на вполне исправном замке не обнаружено. Пришедший или пришедшие очень торопились, и они знали, что им нужно. Они ничего не искали, не выдвинули ни одного ящика в серванте или в письменном столе, не притронулись к постели, не открыли шкаф, они сразу отодвинули его и торопливо выволокли что-то тяжелое из тайника в стене. В тайнике был гашиш, скорей всего – чемодан с гашишем. Но самые интересные данные принес осмотр пистолета. На нем были обнаружены отпечатки пальцев, по-видимому, разных людей. Разных! Это было очень важно.
Оперативная группа работала в доме Семенова несколько часов.
Когда он открывал глаза, то видел стоявший рядом с диваном, на котором спал, низенький столик, лампочку а нем, как изогнутый на стебле цветок, строгий квадратик будильника, а рядом пепельницу и пачку сигарет.
А в другой раз, приоткрыв глаза, он видел стоявший стороне журнальный столик, заваленный пестрыми номерами «Смены», «Науки и жизни», «Юности», «Экрана»… Чего он только не выписывал! А на ковре, под стоиком, высовывались из-за ножек кресла черные шары гантелей… Письменного стола видно не было, роскошного, светлого финского стола с красивыми, разной глубины ящиками, с выдвижной доской для пишущей машинки, который он привез в прошлом году из Москвы. Одно наслаждение работать за таким столом…
Георгий сладко потянулся и снова прикрыл глаза… Нет, сон внезапно пропал. Какое-то неясное, тревожное чувство заставило окончательно пробудиться и посмотреть на часы. Ого! Одиннадцатый час!
Георгий решительно откинул одеяло и, продев ноги в шлепанцы, в трусах и майке побежал в переднюю, к почтовому ящику. Вернулся он с узкой пачкой газет и немедленно развернул первую из них, жадно проглядывая заголовки статей и телеграмм. Увлекшись, он так и стоял посреди комнаты, пока не проглядел все газеты. Потом он нагнулся за гантелями и принялся крутить их, приседая, сгибаясь, выкидывая руки то вверх, то в стороны, пока бисеренки пота не проступили на лбу и не сбилось дыхание.
В комнату заглянул отец.
– Газеты ты уже, конечно, утянул? – спросил он.
Георгий, с усилием выжимая гантели, кивнул в сторону стола. И отец, тоже высокий, в полосатой пижаме, неторопливо забрал газеты.
Завтракали все на кухне – мать, отец и Георгий, завтракали неторопливо, по-воскресному, обмениваясь всякими новостями.
Потом Георгий, закурив, ушел к себе. Надо было закончить рецензию для своей газеты на книгу одного местного автора.
Георгий не спеша разложил на столе бумаги, придвинул к себе рецензируемую книгу с многочисленными закладками и. вдруг почувствовал, что ощущение тревоги и беспокойства, заставившее его проснуться, не проходит. Оно стало даже определеннее и острее. Нахмурившись, Георгий заставил себя не думать об этом и стал, просматривать начатую вчера рецензию. Потом быстро и, как ему показалось, эффектно закончил абзац: «…Но недостатки эти не могут заслонить главных достоинств повести – ее серьезности, искренности и взволнованности». Дальше следовало, пожалуй, вернуться к этим достоинствам. Так, так, значит, «серьезность» или даже лучше написать «проблемность»…
Но тут вдруг он снова подумал о Марине, представил себе ее вьющиеся светлые локоны, глаза, такие глубокие, чистые и почему-то очень грустные, даже испуганные, представил всю ее легкую, изящную фигурку в простеньком сером платьице с красными карманами и отворотами на рукавах. Сердце его учащенно забилось, и он подумал: «Ну куда же ты делась? И что вообще у тебя происходит?» Георгий вдруг ощутил нестерпимое желание бежать куда-то, что-то делать, с кем-то немедленно поделиться своей тревогой.
Он раздраженно отодвинул наполовину исписанный лист бумаги и, снова закурив, откинулся на спинку кресла.
Ну что делать? Может быть, пойти к этому Семенову и потребовать… Или позвонить Коршунову? Неудобно. Воскресенье все-таки. Человек должен ведь когда-нибудь отдохнуть. Тогда что же делать? Ведь так тоже нет сил сидеть сложа руки!.. И все-таки, придется. Сейчас ничего, решительно ничего нельзя предпринять.
Вздохнув, Георгий снова принялся за работу. Некоторое время он сосредоточенно смотрел на лист бумаги перед собой, машинально пробегая глазами только что написанные строчки, потом вычеркнул какое-то слово, вписал другое, и постепенно работа пошла.
Неожиданно зазвонил телефон в передней, и Георгий, выскочив из-за стола, побежал к двери.
– Слушаю, – нетерпеливо сказал он в трубку.
– Это… Георгий? – раздался в ответ робкий девичий голос, заставивший его вздрогнуть.
– Да, да! Это я! А это кто? Марина?
– Да…
– Мариночка! Где вы? – срывающимся голосом за кричал Георгий.
– Я… я получила вашу записку. И хотела…
– Сначала скажите, где вы! Откуда вы звоните?..
– Я не знаю… – еле слышно прошептала девушка.
– То есть как не знаете?!
– Я в одном доме… Адреса я не знаю… Я вам хотела сказать…
– Постойте, постойте! Сначала приезжайте скорее домой! Мы вас так ищем!
– Нет, нет, я не могу приехать! – испуганно воскликнула она.
– Ну хорошо. А к вам можно позвонить? Туда, где вы сейчас? Какой у вас номер?
– Я же не знаю, – с каким-то отчаянием ответила девушка и вдруг торопливо добавила: – Ой, идут!.. А я вам хотела сказать, чтобы вы меня не искали…
– Марина! – вдруг закричал Георгий. – Что вы видите в окно?
Он сам не понял, почему задал этот нелепый вопрос.
– Я?.. – В голосе девушки прозвучало удивление. – Маленький зеленый домик… А за ним церковь… – И она прошептала, очевидно прикрыв ладонью трубку: – Прощайте, Георгий… Больше нельзя говорить…
Послышались короткие гудки отбоя.
Георгий машинально повесил трубку и потер лоб. Рука дрожала. Он отсутствующим взглядом окинул переднюю, стараясь собраться с мыслями, прийти в себя от этого разговора. Что же происходит с Мариной? Где она? Как ее найти?.. Ну нет! К черту! Подумаешь, воскресенье!..
Внезапно разозлившись, он снова сорвал трубку и поспешно набрал номер. Раздались длинные гудки. Георгий нетерпеливо ждал, барабаня рукой по стене. «Так и есть, ушел, – раздраженно думал он. – Гуляет себе, а тут…» Он нажал на рычаг и тут же набрал новый номер. Но и на этот раз никто ему не ответил. «Ну вот и на работе нет. Конечно, гуляет, – со злорадным удовлетворением констатировал Георгий. – А может быть, позвонить Александру Матвеевичу?» И он в третий раз стал торопливо крутить диск.
Ему ответили почти мгновенно.
– Александр Матвеевич? – обрадованно закричал Георгий.
– Нет. Кто говорит?
– Урманский говорит!
– Позвоните позже. Идет совещание. Извините.
– Но мне…
– Извините, – решительно повторил незнакомый голос.
Разговор оборвался.
Ах, у них совещание! Тут такое происходит, а у них совещание! Ну хорошо же!..
Георгий яростно бросил трубку и кинулся к себе в комнату. У него продолжали дрожать руки, пока он одевался. Уже в передней, натягивая пальто, он приоткрыл дверь в комнату родителей и увидел их напряженные, взволнованные лица.
– Я скоро приду! – торопливо сказал он. – То есть нет. Не знаю, когда приду!
И, схватив шапку, он выскочил на лестницу, громко хлопнув дверью.
Лобанов махнул рукой:
– Скажи, совещание. Пусть позже позвонит.
Володя Жаткин доложил о своих вчерашних открытиях.
О встрече с Тамарой рассказал Коршунов.
– Кажется мне, что снотворное… – сказал Лобанов.
Тут его и прервал телефонный звонок Урманского. Он нетерпеливо отмахнулся от него и закончил:
– …подсыпала ему эта самая Тамара.
– Днем мог прийти и еще кто-нибудь, – как всегда, невозмутимо произнес со своего места Храмов.
И Сергей невольно отметил про себя, что тот, оказывается, может и поспорить с начальством.
– Не всякому он ключ от дома дает, – упрямо возразил Лобанов. – Ей вот доверял.
– А ночью тоже с ключом пришли, – не сдавался Храмов.
– Она и отдала, раз уж снотворное подсыпала, – стоял на своем Лобанов.
Но тут вмешался Жаткин.
– Одна интересная деталь! – нетерпеливо воскликнул он. – Разрешите, Александр Матвеевич?
– Ну давай, давай, какая там деталь?
– Вот вы послушайте. Коробочка со снотворным лежала под подушкой. Так? Почему под подушкой? Он что, на ночь его принимал? Но на ночь принимают нембутал, димедрол, барбамил, мединал, наконец, люминал. Но…
Его прервал общий смех.
– Да ты кому это все прописываешь? – изумленно спросил Лобанов. – Кого сам-то усыпляешь?
– Просто я в аптекоуправлении недавно побывал. Интересовался, – без тени улыбки объяснил Жаткин, – раз уж такое дело нам попалось, со снотворным. Вот я и говорю, – снова увлекаясь, продолжал он, – это снотворное Семенов не мог принимать. Понимаете? Значит, подложили коробочку. Ручаюсь, подложили. И второпях, не подумав. И еще знали, что спать он уже не ляжет. Значит, подложили не ему, а нам. Чтоб с толку сбить.
– Выходит, Тамара эта говорила Сергею Павловичу про снотворное не случайно, – вставил кто-то из сотрудников.
– Вот именно! – азартно подхватил Жаткин. – И вообще… – он на секунду запнулся, – это свидание мне очень подозрительно…
На рынке народу было уже совсем мало. За длинными опустевшими рядами кое-где еще торговали картошкой, виднелись золотистые горки лука и красная россыпь клюквы. Грязный, истоптанный снег хрустел под ногами.
Володя уже миновал бесконечные серые ряды под навесами, когда вдруг заметил впереди девушку в светлой беличьей шубке и стал невольно следить за ней глазами. Просто он не мог уже пропустить ни одной беличьей шубки. А потом увидел того самого журналиста, Урманского. Этот длинный парень, безусловно, следил за девушкой, причем делал это так неумело, что Володя даже улыбнулся. Ситуация, однако, его заинтересовала.
Когда же девушка уверенно пересекла небольшую площадь за рядами и направилась к палатке, где торговал Семенов, Володя окончательно насторожился. Девушка не подошла к прилавку, у которого толпились покупательницы, а обошла палатку и исчезла за ней. Неужели это та самая девушка?
Он заметил, что Урманский, потоптавшись в отдалении, вдруг резко повернулся и чуть не бегом направился к выходу из рынка. Вид у него был одновременно встревоженный и растерянный.
Володя решил подождать. При этом он не стоял на месте, а переходил от палатки к палатке, разглядывал выставленные там товары и даже приценивался к некоторым. Но мысль его напряженно работала, отталкиваясь от уже известных ему деталей и фактов.
Да, скорей всего, это та самая девушка, о которой говорил Коршунов. Ведь они ее уже видели здесь однажды, у палатки Семенова. То есть ее видел тогда один Коршунов, а потом она вдруг исчезла, сколько они ее ни искали. Вероятно, она в тот раз тоже зашла в палатку. Но куда же она потом делась?
На всякий случай Володя заглянул за одну из палаток невдалеке от той, где торговал Семенов. Он увидел длинный и узкий проход между линией палаток и ветхим забором, отделявшим рынок от улицы, и в этом заборе еле заметную, небольшую калитку.
Володя огляделся. С того места, где он стоял, хорошо были видны и весь проход вдоль забора от палатки Семенова к этой калиточке, и площадь перед палаткой, а за ней и широкий прямой проход между рядами, тянувшийся к выходу из рынка. Словом, удобнее места для наблюдения выбрать было невозможно. Но и стоять здесь, не вызвав подозрений, было немыслимо.
В этот самый момент кто-то стукнул его по плечу. Володя обернулся. Перед ним стоял, слегка покачиваясь, худой, небритый человек. На лице его между багровыми скулами пролегал длинный и белый, словно отмороженный, нос, припухшие глаза слезились. Верхние пуговицы обшарпанного, с какими-то затеками пальто были оторваны, и виднелось грязное, потерявшее все свои первоначальные краски кашне. Человек мутно посмотрел на Володю и с усилием произнес:
– Сообразим? Твой рубль с полтиной… моя посуда… И Колька кинет рубль… А? О… о… и о… – Загнув три пальца, он большим и мизинцем нетвердо отмерил в воз духе три разных расстояния, долженствующих соответствовать доле каждого из участников предлагаемого мероприятия.
И тут же, как из-под земли, появился упомянутый им Колька в виде низенького усатого человека со сбитой набок коричневой цигейковой «москвичкой» и болезненно выпученными глазами на толстом, отечном лице.
«Вот это случай»; – подумал Володя и торопливо сказал:
– Скинулись, братцы. Ты валяй неси. А мы тут с Колей обождем.
И он полез в карман за деньгами. У толстяка в грязном кулаке был уже зажат рубль. Длинный, забрав деньги, мгновенно исчез, а толстяк, вздохнув, туманно пояснил:
– Если б не эта вошь, так я бы… супротив него-то ого!..
В этот момент Володя увидел, как из палатки Семенова в узкий проход у забора выскользнула девушка в беличьей шубке. Он поспешно обнял толстяка за плечи и, пригнувшись, так же сбивчиво сказал ему в самое ухо:
– Все они… сам знаешь небось… ого!..
Девушка между тем пробежала вдоль забора к калитке, мельком взглянула на две шатающиеся фигуры невдалеке и выскользнула на улицу.
В тот же момент Володя выпрямился и торопливо сказал растерявшемуся толстяку:
– Ну, будь здоров, Коля. Привет супруге…
И вслед за девушкой устремился к калитке. «А зовут ее Тамара, – подумал он. – И она подруга этой самой Горлиной, которая исчезла. Ну и повезло же…»
Следить за девушкой не составило большого труда. Она шла не оглядываясь, чем-то, видимо, взволнованная, лотом, торопясь, села в троллейбус. Володя сел вслед за ней.
Ехали долго, затем снова шли уже по тихой заснеженной окраинной улице с маленькими домиками за низкими заборчиками. Девушка свернула к одному из таких домиков и поднялась на крыльцо рядом с застекленной террасой.
Володя, не дожидаясь, пока она войдет в дом, с озабоченным видом миновал забор и, скрытый от девушки выступом террасы, свернул в узкий проулок. Дом оказался угловым.
Ждать Володе пришлось недолго. Вскоре он услышал, как хлопнула дверь, по ступенькам крыльца простучали высокие каблучки меховых сапожек и через двор к калитке торопливо прошла девушка в знакомой шубке. Становилось темно, и лица ее Володя различить не мог.
Затем снова ехали через весь город, но на этот раз девушка привела Володю уже по знакомому адресу, на Луговую улицу, к дому, в котором жил Семенов, и своим ключом отперла входную дверь. При этом она, видимо, сильно нервничала и не сразу попала ключом в замочную скважину.
В пустой квартире Семенова – а Володя твердо знал, что квартира пустая, – Тамара пробыла недолго. Затем она поехала на автобусе снова в центр города. «Долго она будет еще бегать?» – устало подумал Володя.
Наконец девушка свернула с большой оживленной улицы в какой-то переулок и, пройдя два или три дома, зашла в большой темный двор. Володя последовал за ней. По уверенным шагам девушки, по тому, как она уже на ходу стала расстегивать шубку, как потом привычно стряхнула снег в подъезде, Володя понял, что она наконец пришла домой. Секундой позже он услышал дробный стук каблучков, замерший на втором этаже, потом звук быстро открываемой и захлопнувшейся двери.
Облегченно вздохнув, Володя еще с минуту постоял в темном подъезде, затем вышел во двор. Кажется, можно и ему теперь отправиться домой. Только сейчас Володя почувствовал, до чего же он устал, замерз и проголодался за этот бесконечно длинный, напряженный день. О, сейчас он приедет домой и навернет сразу и обед, и ужин, и еще крепкого горячего чая стаканов пять, не меньше. А потом ляжет на диван и будет читать. Столько накопилось книг… Но тут его обожгла новая мысль: «А что, если она пришла не домой? Что, если она сейчас снова выйдет?» Нет, уйти было невозможно, просто невозможно. Эта девушка им нужна до зарезу, сколько раз об этом говорил Коршунов!
Выйдя во двор, Володя огляделся. В сгустившейся, непроглядной тьме лишь тускло горели одинокие лампочки у подъездов. В желтом свете одной из них Володя разглядел скамейку и чью-то сутулую фигуру на ней. Человек курил. Огонек его папиросы то вспыхивал, когда тот затягивался, то, описав дугу, мерк в невидимой, опустившейся руке.
Володя устало направился в ту сторону, на ходу вытаскивая негнувшимися, замерзшими пальцами сигарету.
– Разрешите прикурить?
И тут он разглядел, что на скамейке сидел пожилой бородатый дворник в фартуке, надетом поверх полушубка, и в стоптанных подшитых валенках, неровно загнутых у колен. Рядом к стене была прислонена широкая металлическая лопата на длинной ручке.
– Кури, милый, – старик протянул ему папиросу. – Чего дожидаешься-то?
Володя прикурил и, опустившись рядом, смущенно сказал:
– Девушка тут одна у вас живет…
– Тамарка-то? – не задумываясь, со скрытой усмешкой спросил дворник. – И-их, милый… Несамостоятельный ты, я гляжу, вот что…
Через минуту Володя уже знал все о жиличке из седьмой квартиры. При этом никаких подозрений у старика дворника он не вызвал, ибо был далеко не первым из тех, кто интересуется легкомысленной Тамаркой.
Докурив, Володя все так же смущенно распрощался.
Вот теперь можно было наконец идти домой, и Володя, не чувствуя под собой ног от усталости, поплелся к остановке троллейбуса.
Итак, он узнал два новых адреса. Они, конечно, пригодятся, не могут не пригодиться, хотя бы потому, что Володя потратил на это столько сил.
Еще не рассвело, когда Сергей, наскоро одевшись, выбежал из гостиницы. В ушах стоял тревожный голос дежурного: «Отравление. Снотворное». Черт возьми, что же происходит?
В это воскресное утро улица была, как обычно, тиха и пустынна. Снежно-белый ее простор тонул в предрассветном, хрустальном сумраке. Кругом спали дома.
У подъезда гостиницы пофыркивала знакомая зеленоватая «Волга», загадочно светились, словно щурясь, два желтых глаза ее подфарников.
Улаживаясь рядом с водителем, Сергей еще осипшим от сна голосом сказал:
– Давайте сразу на Луговую… – и досадливо закурил.
Натощак он это не любил делать.
Машина помчалась по пустынным и от этого казавшимся шире улицам, обгоняя редкие, только выползшие после сна, умытые троллейбусы.
Около домика на Луговой уже стоял квадратный зеленый пикап с красной милицейской полосой и длинной антенной. К нему, урча, пятилась серая лобановская «Волга». «Только что приехал», – подумал Сергей.
Окна домика ярко светились, точно там шла киносъемка.
Сергей взбежал на крыльцо и рванул незапертую дверь. В передней снимал пальто Лобанов.
– Прибыл, – удовлетворенно констатировал он, увидев входящего Сергея. – Видал, что творится, а?
– Сейчас увидим… Ты хоть перекусил чего-нибудь?
Лобанов только махнул рукой. Из комнаты вышел сотрудник и коротко доложил:
– Прибыли двадцать минут назад. Обстановка не нарушена. Проводник с собакой работает вокруг дома. Эксперт и фотограф здесь.
– Кто сегодня из экспертов дежурит? – спросил Лобанов, приглаживая ладонью светлые волосы.
– Соколов.
– А-а… Хорошо. Следователь прокуратуры здесь?
– Сейчас будет.
– Так. Ну пошли.
В просторной, хорошо обставленной комнате было нестерпимо светло и жарко. Горели сильные переносные лампы на раздвижных штативах. Молоденький паренек-фотограф делал снимки. Он то приседал, то вставал на стул, аккуратно постелив на него газету.
Над металлической ручкой двери, ведущей в следующую комнату, склонился толстый пожилой эксперт, лысина его и складки шеи побагровели от напряжения.
У круглого стола посередине комнаты расположился еще один сотрудник и неловко, на самом краю его, что-то писал, стараясь не задеть стоявшие рядом стакан, тарелки и рюмку.
– Викентий Иванович, – окликнул Лобанов эксперта.
Тот с усилием выпрямился и, отдуваясь, поправил сползшие на нос очки с сильными стеклами.
– Что успели установить? – спросил его Саша.
– Да пока немного. Дверной замок, изволите ли видеть, в абсолютном порядке. Ну, пальчики кое-где…
– Не бедно жил гражданин Семенов, – иронически заметил Сергей, оглядывая комнату. – Совсем не бедно. – И, обращаясь к Лобанову, предложил: – Начнем с пистолета?
И все бывшие в комнате удивленно насторожились при этих словах.
– Можно, – согласился Лобанов и спросил у фотографа: – Вы закончили?
– Последний снимочек, – торопливо ответил тот, опускаясь на одно колено. – И перейду в спальню.
– Только сначала, – вмешался Сергей, – снимите отдельно и покрупнее вон те два подоконника.
– Сию минуту…
– А где понятые? – обернулся Лобанов к одному из сотрудников.
– Ребята уже пошли за ними.
– Тогда подождем. И следователя тоже.
Сергей подошел к столу и придирчиво его осмотрел,
– А закусывал и выпивал тут всего один. Очевидно, Семенов.
– На всех предметах пальцы одного человека, – добавил эксперт, близоруко щурясь и протирая платком снятые очки. – Кроме вон того графинчика. На нем, мне кажется, еще какие-то следы. Попробуем идентифицировать.
– Это очень важно, – задумчиво произнес Сергей. – Снотворное было подсыпано, скорей всего, туда. И это сделал, конечно, не Семенов.
Вскоре приехал следователь прокуратуры, пришли понятые – мужчина и женщина из соседнего домика, заспанные, торопливо одетые.
– Господи, да чего же тут случилось? – испуганно проговорила женщина, оглядываясь по сторонам.
В глазах мужчины светилось любопытство.
Начался обыск.
Сергей подошел к одному из подоконников. Он уже давно заметил, что тот явно сдвинут и на полу под ним виднелись следы ссыпавшейся штукатурки.
– Что-то больно уж небрежно обращается гражданин Семенов со своим тайником, – усмехнулся Сергей.
– Гм… Да… – покачал головой Лобанов. – Странно…
Сергей ухватился руками за края подоконника и с силой рванул его на себя. Толстая доска с хрустом вылезла из боковых пазов в стене. Под доской, в кирпичной кладке, оказалось довольно большое неровное углубление. И все увидели на дне его пистолет.
Старик эксперт осторожно, двумя пальцами, взял его, фугой рукой вытаскивая из кармана пиджака большую лупу на тонкой черной ручке. Подойдя поближе к ярко горевшей в углу переносной лампе, он стал внимательно исследовать находку.
Осмотр квартиры тем временем продолжался.
В спальне, под подушкой неразобранной постели, обнаружили коробочку с порошками снотворного, половины порошков там не хватало.
А за широким полированным платяным шкафом, неровно придвинутым к стене, обои оказались разорванными, и за ними виднелось большое пустое пространство.
– Весьма… странно… – пропыхтел старик эксперт, обследуя края обоев около пола. – Они легко и аккуратно… приподнимались… Зачем надо было их рвать?..
– Значит, лазил туда не хозяин, – опускаясь на корточки, заметил Сергей. – Посмотрите, что-то, мне кажется, там просыпано…
Эксперт, держа в руке лупу, кряхтя просунулся за свисавшие края обоев. При этом складки шеи и затылок его снова побагровели. Из столовой на длинном шнуре принесли яркую лампу. Через минуту старик, отдуваясь, поднялся и отряхнул колени.
– Гашиш… – запыхавшись, сообщил он.
Потом так же тщательно и методично были осмотрены кухня, коридор, ванна, все двери и окна, каждая половица на полу, каждый сантиметр стены.
Любой предмет, даже любая соринка, комочек грязи, обрывок бумаги – все могло нести на себе след разыгравшихся тут ночью событий, послужить единственной, может быть, ниточкой, ведущей к разгадке того, что произошло.
Такой осмотр требовал времени и сил, но главное – он требовал нервов, требовал непрерывного напряжения. Только бы ничего не пропустить, даже самого малого и на первый взгляд не стоящего беглого, мимолетного внимания.
Даже Сергей – уж на что он, кажется, привык к такому осмотру! – и тот ловил себя порой на невольном, желании что-то, совсем пустяковое, пропустить.
Ну, подумаешь, в конце концов, край окантовки какой-то фотографии заклеен свежей полоской. Отклей! Ничего? Ну, вот теперь иди дальше. Полка с книгами? Посмотри книги. Нет, каждую в отдельности. Перелистай. И не спеши, не спеши… А вдруг между страницами… Ничего? Вот теперь иди дальше. Строго по часовой стрелке иди. Что там за веником, у стены? Кучка мусору? Нагнись, нагнись…
Вот так каждую минуту командовал себе Сергей и при этом зорко следил за другими.
В конце концов общая картина происшествия стала ясна. Она постепенно проступила, как на переводной картинке, после того как по ней осторожно поводили смоченным в воде пальцем.
Итак, Семенов вечером вернулся домой. Он пришел один. Голодный. На кухне приготовил ужин, расположился за столом в комнате. Сначала, не утерпев, съел немного картошки с салом. Потом из графина налил себе водки, отравленной кем-то водки, выпил и тут же закусил шпротиной прямо из банки. Но больше ничего съесть не успел… Позже появился кто-то еще. Открыл наружную дверь ключом: никаких следов отмычки на вполне исправном замке не обнаружено. Пришедший или пришедшие очень торопились, и они знали, что им нужно. Они ничего не искали, не выдвинули ни одного ящика в серванте или в письменном столе, не притронулись к постели, не открыли шкаф, они сразу отодвинули его и торопливо выволокли что-то тяжелое из тайника в стене. В тайнике был гашиш, скорей всего – чемодан с гашишем. Но самые интересные данные принес осмотр пистолета. На нем были обнаружены отпечатки пальцев, по-видимому, разных людей. Разных! Это было очень важно.
Оперативная группа работала в доме Семенова несколько часов.
* * *
В то воскресное утро Георгий Урманский позволил себе спать сколько душе угодно. Ленивая дрема смыкала веки. Он то просыпался, то снова блаженно засыпал. Неспешно и путано возникали какие-то мысли, текли, обрывались, наплывали другие…Когда он открывал глаза, то видел стоявший рядом с диваном, на котором спал, низенький столик, лампочку а нем, как изогнутый на стебле цветок, строгий квадратик будильника, а рядом пепельницу и пачку сигарет.
А в другой раз, приоткрыв глаза, он видел стоявший стороне журнальный столик, заваленный пестрыми номерами «Смены», «Науки и жизни», «Юности», «Экрана»… Чего он только не выписывал! А на ковре, под стоиком, высовывались из-за ножек кресла черные шары гантелей… Письменного стола видно не было, роскошного, светлого финского стола с красивыми, разной глубины ящиками, с выдвижной доской для пишущей машинки, который он привез в прошлом году из Москвы. Одно наслаждение работать за таким столом…
Георгий сладко потянулся и снова прикрыл глаза… Нет, сон внезапно пропал. Какое-то неясное, тревожное чувство заставило окончательно пробудиться и посмотреть на часы. Ого! Одиннадцатый час!
Георгий решительно откинул одеяло и, продев ноги в шлепанцы, в трусах и майке побежал в переднюю, к почтовому ящику. Вернулся он с узкой пачкой газет и немедленно развернул первую из них, жадно проглядывая заголовки статей и телеграмм. Увлекшись, он так и стоял посреди комнаты, пока не проглядел все газеты. Потом он нагнулся за гантелями и принялся крутить их, приседая, сгибаясь, выкидывая руки то вверх, то в стороны, пока бисеренки пота не проступили на лбу и не сбилось дыхание.
В комнату заглянул отец.
– Газеты ты уже, конечно, утянул? – спросил он.
Георгий, с усилием выжимая гантели, кивнул в сторону стола. И отец, тоже высокий, в полосатой пижаме, неторопливо забрал газеты.
Завтракали все на кухне – мать, отец и Георгий, завтракали неторопливо, по-воскресному, обмениваясь всякими новостями.
Потом Георгий, закурив, ушел к себе. Надо было закончить рецензию для своей газеты на книгу одного местного автора.
Георгий не спеша разложил на столе бумаги, придвинул к себе рецензируемую книгу с многочисленными закладками и. вдруг почувствовал, что ощущение тревоги и беспокойства, заставившее его проснуться, не проходит. Оно стало даже определеннее и острее. Нахмурившись, Георгий заставил себя не думать об этом и стал, просматривать начатую вчера рецензию. Потом быстро и, как ему показалось, эффектно закончил абзац: «…Но недостатки эти не могут заслонить главных достоинств повести – ее серьезности, искренности и взволнованности». Дальше следовало, пожалуй, вернуться к этим достоинствам. Так, так, значит, «серьезность» или даже лучше написать «проблемность»…
Но тут вдруг он снова подумал о Марине, представил себе ее вьющиеся светлые локоны, глаза, такие глубокие, чистые и почему-то очень грустные, даже испуганные, представил всю ее легкую, изящную фигурку в простеньком сером платьице с красными карманами и отворотами на рукавах. Сердце его учащенно забилось, и он подумал: «Ну куда же ты делась? И что вообще у тебя происходит?» Георгий вдруг ощутил нестерпимое желание бежать куда-то, что-то делать, с кем-то немедленно поделиться своей тревогой.
Он раздраженно отодвинул наполовину исписанный лист бумаги и, снова закурив, откинулся на спинку кресла.
Ну что делать? Может быть, пойти к этому Семенову и потребовать… Или позвонить Коршунову? Неудобно. Воскресенье все-таки. Человек должен ведь когда-нибудь отдохнуть. Тогда что же делать? Ведь так тоже нет сил сидеть сложа руки!.. И все-таки, придется. Сейчас ничего, решительно ничего нельзя предпринять.
Вздохнув, Георгий снова принялся за работу. Некоторое время он сосредоточенно смотрел на лист бумаги перед собой, машинально пробегая глазами только что написанные строчки, потом вычеркнул какое-то слово, вписал другое, и постепенно работа пошла.
Неожиданно зазвонил телефон в передней, и Георгий, выскочив из-за стола, побежал к двери.
– Слушаю, – нетерпеливо сказал он в трубку.
– Это… Георгий? – раздался в ответ робкий девичий голос, заставивший его вздрогнуть.
– Да, да! Это я! А это кто? Марина?
– Да…
– Мариночка! Где вы? – срывающимся голосом за кричал Георгий.
– Я… я получила вашу записку. И хотела…
– Сначала скажите, где вы! Откуда вы звоните?..
– Я не знаю… – еле слышно прошептала девушка.
– То есть как не знаете?!
– Я в одном доме… Адреса я не знаю… Я вам хотела сказать…
– Постойте, постойте! Сначала приезжайте скорее домой! Мы вас так ищем!
– Нет, нет, я не могу приехать! – испуганно воскликнула она.
– Ну хорошо. А к вам можно позвонить? Туда, где вы сейчас? Какой у вас номер?
– Я же не знаю, – с каким-то отчаянием ответила девушка и вдруг торопливо добавила: – Ой, идут!.. А я вам хотела сказать, чтобы вы меня не искали…
– Марина! – вдруг закричал Георгий. – Что вы видите в окно?
Он сам не понял, почему задал этот нелепый вопрос.
– Я?.. – В голосе девушки прозвучало удивление. – Маленький зеленый домик… А за ним церковь… – И она прошептала, очевидно прикрыв ладонью трубку: – Прощайте, Георгий… Больше нельзя говорить…
Послышались короткие гудки отбоя.
Георгий машинально повесил трубку и потер лоб. Рука дрожала. Он отсутствующим взглядом окинул переднюю, стараясь собраться с мыслями, прийти в себя от этого разговора. Что же происходит с Мариной? Где она? Как ее найти?.. Ну нет! К черту! Подумаешь, воскресенье!..
Внезапно разозлившись, он снова сорвал трубку и поспешно набрал номер. Раздались длинные гудки. Георгий нетерпеливо ждал, барабаня рукой по стене. «Так и есть, ушел, – раздраженно думал он. – Гуляет себе, а тут…» Он нажал на рычаг и тут же набрал новый номер. Но и на этот раз никто ему не ответил. «Ну вот и на работе нет. Конечно, гуляет, – со злорадным удовлетворением констатировал Георгий. – А может быть, позвонить Александру Матвеевичу?» И он в третий раз стал торопливо крутить диск.
Ему ответили почти мгновенно.
– Александр Матвеевич? – обрадованно закричал Георгий.
– Нет. Кто говорит?
– Урманский говорит!
– Позвоните позже. Идет совещание. Извините.
– Но мне…
– Извините, – решительно повторил незнакомый голос.
Разговор оборвался.
Ах, у них совещание! Тут такое происходит, а у них совещание! Ну хорошо же!..
Георгий яростно бросил трубку и кинулся к себе в комнату. У него продолжали дрожать руки, пока он одевался. Уже в передней, натягивая пальто, он приоткрыл дверь в комнату родителей и увидел их напряженные, взволнованные лица.
– Я скоро приду! – торопливо сказал он. – То есть нет. Не знаю, когда приду!
И, схватив шапку, он выскочил на лестницу, громко хлопнув дверью.
* * *
– Звонит какой-то Урманский, – доложил сотрудник, прикрыв ладонью трубку.Лобанов махнул рукой:
– Скажи, совещание. Пусть позже позвонит.
Володя Жаткин доложил о своих вчерашних открытиях.
О встрече с Тамарой рассказал Коршунов.
– Кажется мне, что снотворное… – сказал Лобанов.
Тут его и прервал телефонный звонок Урманского. Он нетерпеливо отмахнулся от него и закончил:
– …подсыпала ему эта самая Тамара.
– Днем мог прийти и еще кто-нибудь, – как всегда, невозмутимо произнес со своего места Храмов.
И Сергей невольно отметил про себя, что тот, оказывается, может и поспорить с начальством.
– Не всякому он ключ от дома дает, – упрямо возразил Лобанов. – Ей вот доверял.
– А ночью тоже с ключом пришли, – не сдавался Храмов.
– Она и отдала, раз уж снотворное подсыпала, – стоял на своем Лобанов.
Но тут вмешался Жаткин.
– Одна интересная деталь! – нетерпеливо воскликнул он. – Разрешите, Александр Матвеевич?
– Ну давай, давай, какая там деталь?
– Вот вы послушайте. Коробочка со снотворным лежала под подушкой. Так? Почему под подушкой? Он что, на ночь его принимал? Но на ночь принимают нембутал, димедрол, барбамил, мединал, наконец, люминал. Но…
Его прервал общий смех.
– Да ты кому это все прописываешь? – изумленно спросил Лобанов. – Кого сам-то усыпляешь?
– Просто я в аптекоуправлении недавно побывал. Интересовался, – без тени улыбки объяснил Жаткин, – раз уж такое дело нам попалось, со снотворным. Вот я и говорю, – снова увлекаясь, продолжал он, – это снотворное Семенов не мог принимать. Понимаете? Значит, подложили коробочку. Ручаюсь, подложили. И второпях, не подумав. И еще знали, что спать он уже не ляжет. Значит, подложили не ему, а нам. Чтоб с толку сбить.
– Выходит, Тамара эта говорила Сергею Павловичу про снотворное не случайно, – вставил кто-то из сотрудников.
– Вот именно! – азартно подхватил Жаткин. – И вообще… – он на секунду запнулся, – это свидание мне очень подозрительно…