Страница:
Следует отметить, что, прежде чем мы сможем приступить к криоконсервации, смерть пациента должна быть зарегистрирована по существующим медицинским и юридическим правилам. К сожалению, это означает…
Последние слова пропали. Но я и не читая догадывался, что это означает. Сложив бумагу, я спрятал ее взадний карман, проглотил остаток «Семи Блаженств» и достал бумажник. Бармен меня остановил.
– У вашего друга есть счет, – сказал он.
Будь это в моей власти, в этот самый момент вошел бы мой друг Такэси. Он бы подсел ко мне, а я бы не сразу заметил. Я бы показал ему обрывки брошюр «Общества Феникса», а он бы рассказал, что нарыл в отеле «Шарм». Мы бы поели досыта, выпили допьяна, семижды семь умножая лики блаженства у стойки бара и изумляясь всей этой безумной истории. И лишь когда мы, шатаясь, выбрались бы из Голден-Гай, я бы повернулся к нему и спросил в упор, почему он в тот раз говорил, будто Сара и я созданы друг для друга.
Но это не в моей власти.
Такэси не вошел в этот момент. И в следующий, и потом. Я заказал еще два раза по «Семь Ликов» и выпил один, а второй оставил нетронутым на стойке. Тот же самый кот, что и в прошлый раз, сидел на своей жердочке и поглядывал на все происходящее.
– Вы близко знакомы с Такэси? – спросил я бармена.
– Довольно близко, – ответил он так, будто давно ожидал этого вопроса.
– Он ведь не такой человек, чтобы сбежать, задолжав кому-то деньги?
– Нет. Не думаю. Я бы сказал – он категорически не такой человек.
Я вынужден был согласиться. В соседней кабинке кто-то закончил свой рассказ взрывом ругательств, и слушатели расхохотались. Потом снова наступила тишина.
– Это вы обратились в полицию, верно? Вы меня опознали?
Бармен кивнул:
– Извините, что пришлось вовлечь полицейских. Но я волнуюсь за господина Такэси Исикаву. Он хороший человек. И единственный мой постоянный клиент. Вот уже много лет – единственный.
Мне стало еще хуже, и даже «Семь Ликов Блаженства» не помогли. Народ потихоньку расходился из Голден-Гай. Я глянул, что там делает кот, – а он тоже ушел. Последние глотки я растягивал, убеждая себя, что инспектор Арадзиро мог найти Такэси. Я придумывал немыслимые ситуации, даже внушал себе, что токийские полицейские свое дело знают. Я пытался уговорить себя: сейчас, сию минуту, инспектора обрабатывают Такэси. Может, лично «ОВОЛиП» среди них. Или Такэси сидит в пентхаузе в Эбису и его жена, министерство финансов, последними словами ругает его за то, что сбежал от долгов. Однако с тем же успехом я мог бы пожелать, чтобы Ночной Портье не умер в моем номере, чтобы я не взялся за статью о пси, чтобы я не позвонил Такэси, не наткнулся на «Мощный аккорд Японии». Столько всего – раз начав переделывать прошлое, на чем бы я остановился?
– Значит, вы с Такэси – друзья?
– Он мне нравится, – ответил бармен. – Редкий человек.
– Мне он тоже нравился, – тихо отозвался я.
Лунообразное лицо бармена чуть заметно дрогнуло. Такой парень должен был обратить внимание и на грамматическую поправку и на ее смысл. Я снова полез за деньгами.
– Счет… – начал было он.
– Прошу вас. Я уплачу.
Он пристально поглядел на меня, и я ответил ему таким же пристальным взглядом, а сам выкладывал купюру за купюрой все содержимое бумажника. Форму лица бармен поменять не мог, но веки его отяжелели. Когда пачка денег почти сравнялась высотой с рюмкой, бармен запротестовал, но я жестом остановил его. Он знал. Мы оба знали: Такэси не вернется в «Последний клич».
Мне оставалось одно только дело в Токио. Выходя из проулка, я попрощался с Голден-Гай. Я всегда прощаюсь. Кто знает – приедешь, а его уже нет.
Сибуя ночью так красива, что я чуть не позабыл мрачное дело, приведшее меня в этот район. У самого выхода со станции я окунулся в сверкающий мир, чистый, лучезарный, непрошибаемо оптимистичный. Над статуей Хатико, где поджидали друг друга по-зимнему одетые люди, протянулись гирлянды новогодних огоньков. Люди явно радовались тому, что пришли сюда, радовались, что живы, что они – люди.
На гигантском видеоэкране напротив станции красотка Юки Ёмада исполняла искаженную до неузнаваемости версию «Деда Мороза». Юки – не человек, а виртуальный кумир, видео-образ, порожденный компьютерными технологиями. Нестареющая красотка, не толстеет, не теряет голос перед ответственным выступлением, не диктует менеджерам свои условия. И уж тем более не принимает наркотики, не пытается разорвать контракт с фирмой, не говоря уж о том, что ее никто не убьет. Прибавьте к этому, что и денег ей не причитается. Дельцы от шоу-бизнеса надеялись, что Юки воплощает будущее музыки и, учитывая хаос, вызванный смертью Ёси, трудно упрекнуть их за такие мечты.
В считаные минуты я мог бы добраться до лав-отеля «Челси», второго отеля, где Ёси побывал в ту роковую ночь, где, как я теперь понимал, он и умер. Но не лав-отель был целью моего пути. Я прошел по Бунка-мура-дори, мимо здания 109, и вошел на подземную парковку. Поднялся по лестнице, досчитав до седьмого этажа, а потом подлинному коридору с приглушенным освещением – до «Взлетной Полосы Талантов Продакшнз».
Стеклянная дверь отворилась, и я вошел в темную комнату, прикидывая: если Санты не окажется на месте – подожду, делать нечего. Очень уж много вопросов требовалось ему задать, в том числе – узнать, где та камера, ключ от которой отдала мне Ольга. Как я ни ломал голову, так и не вспомнил песню, которую играли в тот вечер в «Дикой клубнике», а прежде чем я уеду из Токио, мне требовалось непременно узнать, что в камере, и тогда, может быть, удастся, благодаря нелепому и дикому наитию, связать все события воедино.
Но ждать Санту не пришлось. Он заранее явился в свой импровизированный кабинет и уселся в кресло перед окном. Я остановился футах в шести от него.
– Неплохой вид, а? – заговорил я. – Понятно, почему вы так цеплялись за это место, хоть оно вам и не по карману. Вы бы на все пошли, чтобы сохранить свой маленький бизнес. Вот почему вы согласились убить Ёси, да? Кидзугути предложил вам столько, что можно было оставить торговлю наркотиками и по-настоящему вернуться в шоу-бизнес. Попробовать запустить «Хамских Тигров». Но план не сработал.
Санта не отвечал, но ведь я пока не задавал вопросов. Я сделал шаг вперед, а он так и сидел в кресле, застыл, боялся даже пальцем шевельнуть.
– Вы отвезли Ёси в отель «Шарм» и оставили там наедине с его драгоценным героином. Однако на обратном пути в «Краденого котенка» вы получили от Кидзу-гути новый приказ: он отменил прежний план, велел предотвратить убийство. Тогда вы позвонили в службу спасения и сообщили о передозировке. Теперь вы изо всех сил пытались спасти того, кого только что пытались убить. Но Ёси уже не было в отеле «Шарм». Он оказался на другом краю города, в лав-отеле «Челси». Потерпите минутку, я вам расскажу, как это случилось, но сперва давайте с остальным разберемся. Поправьте меня, если я в чем-то ошибусь.
Санта по-прежнему держал язык за зубами. Я набрал в грудь побольше воздуха, мысленно перебрал все факты, прежде чем их выложить. Я чувствовал, что слишком много болтаю, но какая разница? Выпивка ли тому виной, или пустой желудок, или все, что обрушилось на меня с тех пор, как я приземлился в Токио, с тех пор, как меня отправили в принудительный отпуск, с начала времен? Мне было плевать, что там Санта знает и чего не знает. Плевать, даже если сейчас он развернется в кресле и направит мне в грудь револьвер. Плевать, если нажмет на курок. Ничто меня не остановит.
– Когда вы облажались с убийство Ёси, Кидзугути отказался платить. Нужно было добывать деньги както иначе. Откуда-то вам стало известно, что Ёси надул «Сэппуку» и не отослал им демоверсию. Вы сообразили, что потому-то Кидзугути и передумал его убивать, и вы решили: если удастся найти пропавшие записи прежде, чем они окажутся в «Сэппуку», вы снова в деле. Вы и ваш диджей Това окажетесь… а где же ваш Това?
Санта не отвечал, и только тут до меня дошло, какой я идиот. Меня так очаровал собственный умный голос, разъясняющий бездарное и бессмысленное убийство, что я до сих пор не заметил другого убийства. Обойдя кресло, я убедился в том, что должен был понять сразу, как только вошел в комнату и не застал Санту на ногах – живой Санта бегал бы по кабинету, непрерывно болтая сам с собой.
Хидзимэ «Санта» Сампо больше не будет болтать. Кто-то об этом позаботился. Глаза толстяка закатились, грудь красного свитера окрасилась другим оттенком красного – темнее и страшнее. Раскрытый рот запекся кровью. На полу у ног Санты лежал маленький, скомканный кусок почерневшего мяса. Я не сразу догадался, что это такое.
Подавляя рвотный позыв, спотыкаясь, я бежал прочь из офиса Санты, вниз по ступенькам, через гараж и на улицу. В этих местах спотыкаться не рекомендуется, тротуар качался из стороны в сторону, люди неслись о всех направлениях, тошнотворное коловращение волос и кожи, зубов и языков. Языки лизали губы, языки подпирали изнутри щеки, языки перекатывали во рту резинку, языки вопили, языки болтали, миллионы зыков, все говорили одновременно, все хотели быть услышаны. Языки говорили столько слов, слова сливались воедино, накладывались друг на друга, разрывались, превращались в бессмысленные звуки: помидор слесарь секс вешался вершина четверг дружок посудомойка распродажа история кошка фуясу акэдо мацугэ ясуи кокиороситэ якимоти гакувари пансутотёбо гутимотэмотэанатаносиндзинрукэкконситайяйгантавагототаваготосаннансимаидэтёдзёноатасидакэгамадэурэнокоринаноёимотогаватасинофукуоёкумудандэкитэикунодэараматаатарасиифукуокаттанотоатэкосуттэяттаанофуфуваисакаигатаэнаикарэнитаисурукимотивасуккарисаматэсиматаайцуноканодзёкаоватинкусядакэдосэйкакуватотэмоиикодэкаваииндадзибуннодэппагасоннанииянарахайсядэкёсэйсурэабаииноникарэвадзибунгасаботтэбакариитакусэниракудаисасэтагакконисакаура миоскитэхокоситафусигифусигифусигифусиги…
Я успел только завернуть за угол, и меня вырвало.
Когда приступ закончился, я выпрямился и понемногу окружающий пейзаж вновь обрел отчетливые очертания. Я глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Огни все мелькали, громкоговорители орали, люди проносились мимо, отворачиваясь от меня, притворяясь, будто не видят ни меня, потного и бледного, ни произведенного мной безобразия. И каким-то образом даже сейчас Сибуя оставалась прекрасной.
ТРЕТИЙ КУПЛЕТ (совпадает с первым)
25
Последние слова пропали. Но я и не читая догадывался, что это означает. Сложив бумагу, я спрятал ее взадний карман, проглотил остаток «Семи Блаженств» и достал бумажник. Бармен меня остановил.
– У вашего друга есть счет, – сказал он.
Будь это в моей власти, в этот самый момент вошел бы мой друг Такэси. Он бы подсел ко мне, а я бы не сразу заметил. Я бы показал ему обрывки брошюр «Общества Феникса», а он бы рассказал, что нарыл в отеле «Шарм». Мы бы поели досыта, выпили допьяна, семижды семь умножая лики блаженства у стойки бара и изумляясь всей этой безумной истории. И лишь когда мы, шатаясь, выбрались бы из Голден-Гай, я бы повернулся к нему и спросил в упор, почему он в тот раз говорил, будто Сара и я созданы друг для друга.
Но это не в моей власти.
Такэси не вошел в этот момент. И в следующий, и потом. Я заказал еще два раза по «Семь Ликов» и выпил один, а второй оставил нетронутым на стойке. Тот же самый кот, что и в прошлый раз, сидел на своей жердочке и поглядывал на все происходящее.
– Вы близко знакомы с Такэси? – спросил я бармена.
– Довольно близко, – ответил он так, будто давно ожидал этого вопроса.
– Он ведь не такой человек, чтобы сбежать, задолжав кому-то деньги?
– Нет. Не думаю. Я бы сказал – он категорически не такой человек.
Я вынужден был согласиться. В соседней кабинке кто-то закончил свой рассказ взрывом ругательств, и слушатели расхохотались. Потом снова наступила тишина.
– Это вы обратились в полицию, верно? Вы меня опознали?
Бармен кивнул:
– Извините, что пришлось вовлечь полицейских. Но я волнуюсь за господина Такэси Исикаву. Он хороший человек. И единственный мой постоянный клиент. Вот уже много лет – единственный.
Мне стало еще хуже, и даже «Семь Ликов Блаженства» не помогли. Народ потихоньку расходился из Голден-Гай. Я глянул, что там делает кот, – а он тоже ушел. Последние глотки я растягивал, убеждая себя, что инспектор Арадзиро мог найти Такэси. Я придумывал немыслимые ситуации, даже внушал себе, что токийские полицейские свое дело знают. Я пытался уговорить себя: сейчас, сию минуту, инспектора обрабатывают Такэси. Может, лично «ОВОЛиП» среди них. Или Такэси сидит в пентхаузе в Эбису и его жена, министерство финансов, последними словами ругает его за то, что сбежал от долгов. Однако с тем же успехом я мог бы пожелать, чтобы Ночной Портье не умер в моем номере, чтобы я не взялся за статью о пси, чтобы я не позвонил Такэси, не наткнулся на «Мощный аккорд Японии». Столько всего – раз начав переделывать прошлое, на чем бы я остановился?
– Значит, вы с Такэси – друзья?
– Он мне нравится, – ответил бармен. – Редкий человек.
– Мне он тоже нравился, – тихо отозвался я.
Лунообразное лицо бармена чуть заметно дрогнуло. Такой парень должен был обратить внимание и на грамматическую поправку и на ее смысл. Я снова полез за деньгами.
– Счет… – начал было он.
– Прошу вас. Я уплачу.
Он пристально поглядел на меня, и я ответил ему таким же пристальным взглядом, а сам выкладывал купюру за купюрой все содержимое бумажника. Форму лица бармен поменять не мог, но веки его отяжелели. Когда пачка денег почти сравнялась высотой с рюмкой, бармен запротестовал, но я жестом остановил его. Он знал. Мы оба знали: Такэси не вернется в «Последний клич».
Мне оставалось одно только дело в Токио. Выходя из проулка, я попрощался с Голден-Гай. Я всегда прощаюсь. Кто знает – приедешь, а его уже нет.
Сибуя ночью так красива, что я чуть не позабыл мрачное дело, приведшее меня в этот район. У самого выхода со станции я окунулся в сверкающий мир, чистый, лучезарный, непрошибаемо оптимистичный. Над статуей Хатико, где поджидали друг друга по-зимнему одетые люди, протянулись гирлянды новогодних огоньков. Люди явно радовались тому, что пришли сюда, радовались, что живы, что они – люди.
На гигантском видеоэкране напротив станции красотка Юки Ёмада исполняла искаженную до неузнаваемости версию «Деда Мороза». Юки – не человек, а виртуальный кумир, видео-образ, порожденный компьютерными технологиями. Нестареющая красотка, не толстеет, не теряет голос перед ответственным выступлением, не диктует менеджерам свои условия. И уж тем более не принимает наркотики, не пытается разорвать контракт с фирмой, не говоря уж о том, что ее никто не убьет. Прибавьте к этому, что и денег ей не причитается. Дельцы от шоу-бизнеса надеялись, что Юки воплощает будущее музыки и, учитывая хаос, вызванный смертью Ёси, трудно упрекнуть их за такие мечты.
В считаные минуты я мог бы добраться до лав-отеля «Челси», второго отеля, где Ёси побывал в ту роковую ночь, где, как я теперь понимал, он и умер. Но не лав-отель был целью моего пути. Я прошел по Бунка-мура-дори, мимо здания 109, и вошел на подземную парковку. Поднялся по лестнице, досчитав до седьмого этажа, а потом подлинному коридору с приглушенным освещением – до «Взлетной Полосы Талантов Продакшнз».
Стеклянная дверь отворилась, и я вошел в темную комнату, прикидывая: если Санты не окажется на месте – подожду, делать нечего. Очень уж много вопросов требовалось ему задать, в том числе – узнать, где та камера, ключ от которой отдала мне Ольга. Как я ни ломал голову, так и не вспомнил песню, которую играли в тот вечер в «Дикой клубнике», а прежде чем я уеду из Токио, мне требовалось непременно узнать, что в камере, и тогда, может быть, удастся, благодаря нелепому и дикому наитию, связать все события воедино.
Но ждать Санту не пришлось. Он заранее явился в свой импровизированный кабинет и уселся в кресло перед окном. Я остановился футах в шести от него.
– Неплохой вид, а? – заговорил я. – Понятно, почему вы так цеплялись за это место, хоть оно вам и не по карману. Вы бы на все пошли, чтобы сохранить свой маленький бизнес. Вот почему вы согласились убить Ёси, да? Кидзугути предложил вам столько, что можно было оставить торговлю наркотиками и по-настоящему вернуться в шоу-бизнес. Попробовать запустить «Хамских Тигров». Но план не сработал.
Санта не отвечал, но ведь я пока не задавал вопросов. Я сделал шаг вперед, а он так и сидел в кресле, застыл, боялся даже пальцем шевельнуть.
– Вы отвезли Ёси в отель «Шарм» и оставили там наедине с его драгоценным героином. Однако на обратном пути в «Краденого котенка» вы получили от Кидзу-гути новый приказ: он отменил прежний план, велел предотвратить убийство. Тогда вы позвонили в службу спасения и сообщили о передозировке. Теперь вы изо всех сил пытались спасти того, кого только что пытались убить. Но Ёси уже не было в отеле «Шарм». Он оказался на другом краю города, в лав-отеле «Челси». Потерпите минутку, я вам расскажу, как это случилось, но сперва давайте с остальным разберемся. Поправьте меня, если я в чем-то ошибусь.
Санта по-прежнему держал язык за зубами. Я набрал в грудь побольше воздуха, мысленно перебрал все факты, прежде чем их выложить. Я чувствовал, что слишком много болтаю, но какая разница? Выпивка ли тому виной, или пустой желудок, или все, что обрушилось на меня с тех пор, как я приземлился в Токио, с тех пор, как меня отправили в принудительный отпуск, с начала времен? Мне было плевать, что там Санта знает и чего не знает. Плевать, даже если сейчас он развернется в кресле и направит мне в грудь револьвер. Плевать, если нажмет на курок. Ничто меня не остановит.
– Когда вы облажались с убийство Ёси, Кидзугути отказался платить. Нужно было добывать деньги както иначе. Откуда-то вам стало известно, что Ёси надул «Сэппуку» и не отослал им демоверсию. Вы сообразили, что потому-то Кидзугути и передумал его убивать, и вы решили: если удастся найти пропавшие записи прежде, чем они окажутся в «Сэппуку», вы снова в деле. Вы и ваш диджей Това окажетесь… а где же ваш Това?
Санта не отвечал, и только тут до меня дошло, какой я идиот. Меня так очаровал собственный умный голос, разъясняющий бездарное и бессмысленное убийство, что я до сих пор не заметил другого убийства. Обойдя кресло, я убедился в том, что должен был понять сразу, как только вошел в комнату и не застал Санту на ногах – живой Санта бегал бы по кабинету, непрерывно болтая сам с собой.
Хидзимэ «Санта» Сампо больше не будет болтать. Кто-то об этом позаботился. Глаза толстяка закатились, грудь красного свитера окрасилась другим оттенком красного – темнее и страшнее. Раскрытый рот запекся кровью. На полу у ног Санты лежал маленький, скомканный кусок почерневшего мяса. Я не сразу догадался, что это такое.
Подавляя рвотный позыв, спотыкаясь, я бежал прочь из офиса Санты, вниз по ступенькам, через гараж и на улицу. В этих местах спотыкаться не рекомендуется, тротуар качался из стороны в сторону, люди неслись о всех направлениях, тошнотворное коловращение волос и кожи, зубов и языков. Языки лизали губы, языки подпирали изнутри щеки, языки перекатывали во рту резинку, языки вопили, языки болтали, миллионы зыков, все говорили одновременно, все хотели быть услышаны. Языки говорили столько слов, слова сливались воедино, накладывались друг на друга, разрывались, превращались в бессмысленные звуки: помидор слесарь секс вешался вершина четверг дружок посудомойка распродажа история кошка фуясу акэдо мацугэ ясуи кокиороситэ якимоти гакувари пансутотёбо гутимотэмотэанатаносиндзинрукэкконситайяйгантавагототаваготосаннансимаидэтёдзёноатасидакэгамадэурэнокоринаноёимотогаватасинофукуоёкумудандэкитэикунодэараматаатарасиифукуокаттанотоатэкосуттэяттаанофуфуваисакаигатаэнаикарэнитаисурукимотивасуккарисаматэсиматаайцуноканодзёкаоватинкусядакэдосэйкакуватотэмоиикодэкаваииндадзибуннодэппагасоннанииянарахайсядэкёсэйсурэабаииноникарэвадзибунгасаботтэбакариитакусэниракудаисасэтагакконисакаура миоскитэхокоситафусигифусигифусигифусиги…
Я успел только завернуть за угол, и меня вырвало.
Когда приступ закончился, я выпрямился и понемногу окружающий пейзаж вновь обрел отчетливые очертания. Я глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Огни все мелькали, громкоговорители орали, люди проносились мимо, отворачиваясь от меня, притворяясь, будто не видят ни меня, потного и бледного, ни произведенного мной безобразия. И каким-то образом даже сейчас Сибуя оставалась прекрасной.
ТРЕТИЙ КУПЛЕТ (совпадает с первым)
Кошачья мята – наркотик для киски
Один вдох, второй вдох —
Взлетел на облаке сна
Сёнэн Нож («Мятный сон»)
25
Проходка за кулисы с тура «Молот Вестготов» 1986 года болталась на шоферской рации. Грузовик мчался по шоссе к северу от Саппоро. Я проехал с Кэндзи около пятнадцати миль, но слух у меня до сих пор не приспособился.
– Вижу, вы стоите там в футболке «Мерцбоу», задницу отмораживаете, и говорю себе: какого хрена, Кэндзи? Подвези человека! – Посмеиваясь, Кэндзи пихнул меня в плечо. Здоровенный медведь с широкими сутулыми плечами. Судя по густой трехдневной щетине, в жилах его текла кровь айну.
Хорошо, что он мне встретился. Я приземлился в аэропорту Саппоро безо всякого багажа, не считая похмелья, на спине кожаная курточка, а в кармане – десять тысяч йен и три мятые листовки «Общества Феникса». Я не собирался арендовать машину и оставлять за собой бумажный след, но кто бы предсказал, что наследство Ёси, футболка «Мерцбоу», спасет меня от ледяной гибели на обочине. Еще несколько минут – и я бы выглядел в точности как Джек Николсон в финале «Сияния»[145].
Дорога шла в гору, мы с Кэндзи обсуждали лучших металлистов всех времен и народов. Разговор в основном вел Кэндзи, рассказывал, что был настоящий гарибэн[146], пока не услышал выступление какой-то местной группы. С того дня он перестал быть правильным парнем, а два года спустя бросил школу и сел за баранку.
– Ем, когда хочу, ношу, что хочу, слушаю любимую музыку – жизнь прекрасна! – рассуждал он. – И вот еще что, друг. Я имел баб отсюда до Кагосимы и на всех промежуточных стоянках. На каждой стоянке отсюда и дотуда.
Пока он болтал, взошло солнце, но я почти не слушал. Между небом и землей постепенно проступал горизонт. Определились очертания гор. Появились новые детали – тут дерево, там валун, на склонах гор стал лучше виден снег. В утреннем свете – идеально выписанная гора, будто на открытке «Восход солнца».
Разговор постепенно сникал, провалился в молчание, как день проваливается в ночь. Мили оставались за спиной, и часы тоже. Дорога карабкалась в гору, а я все сидел в грузовике, и ни одной мысли в голове.
На горизонте вечерело. Линия между небом и землей вновь начала размываться. Меня загипнотизировал танец снежинок, летевших через дорогу, змейками вившихся в свете фар. Так бы и смотрел вечность. Поинтереснее лампы «Лава».
В темноте мы добрались до города Ничто на шоссе посреди Нигде, то бишь Хоккайдо. Я попросил Кэндзи притормозить.
– Здесь выходите? – спросил он удивленно и озабоченно. – Что тут есть, кроме снежных заносов да пары мужиков?
– Еще кошки, – сказал я и предложил водителю денег, но он отказался. Мы пожелали друг другу удачи и всего такого, а потом он захлопнул дверь кабины и поехал дальше по крутому шоссе в горы.
Я повернулся и пошел по дороге в сторону от шоссе. Щеки тут же закаменели, ноздри слиплись. Нос распух и стал вдвое больше прежнего – надо полагать, оттого ему и вдвое холоднее. Но я упорно шагал вперед, к огням отеля «Кис-Кис», мягко мерцавшим на дальнем краю долины.
Вывеска на двери была написана жизнерадостным почерком Дневного Менеджера. За дверью кошка лапой била по стеклу, разевая пасть в беззвучном «мяу». Я прижался к стеклу лицом и заглянул внутрь.
Кое-где горел свет, но никого ие было на месте.
Прежде чем пуститься вокруг здания в поисках другого входа, я на всякий случай толкнул дверь. Она нехотя подалась, и я вошел в отель «Кис-Кис».
Холл вонял, как давно не чищенный кошачий туалет. Не успел я войти, пятеро или шестеро котят подкатились к моим ногам, вопя, словно родная мамочка вернулась. Когда глаза приспособились к скудному освещению, я увидел, что кошки повсюду. Одни съежились по углам, поникли усталыми тенями, сливаясь с темнотой, другие атаковали искусственные цветы в горшках, третьи развалились и дрыхли на дорогой мебели. Одна кошка прыгнула под кресло, вторая вылетела из-под кресла. Либер и Штоллер точили когти о две колонны возле стойки регистратора, не обращая внимания на трех котят, которые дрались на мраморном полу у самых их лап.
Полномасштабный кошачий дурдом. Пройти по вестибюлю, не наступив на котенка, – все равно что проехать на велосипеде по горам Камбоджи, не налетев на мину. Котята сбивались бандами по трое и четверо и набрасывались на мои ботинки. Я начал понимать, каково приходилось Годзилле.
Вдруг луч света ударил в окно, и сотни глаз блеснули из темноты. Светили фары белого фургона, притормозившего у главного входа. В окно я разглядел фигуру, громоздко вылезавшую из машины – Дневной Менеджер в полном зимнем снаряжении. Он сделал несколько шагов, остановился и посмотрел под ноги.
На снегу остались мои следы.
Я помчался к лестнице. На двери все еще висела надпись: «Лестницы не пользовать. Сломано. Мы чинить. Персонал отеля «Кис-Кис» благодарит вас».
Я взаимно поблагодарил отель «Кис-Кис» и толкнул дверь.
На лестнице оказалось существенно прохладнее, чем в холле, и чем ближе к подвалу, тем холоднее, но по мне лучше холод, чем кошачья вонь. Я остановился и прислушался, однако сверху не доносилось ни звука, и я продолжал путь.
Ступеньки привели меня в узкий белый коридор, безукоризненно чистый, а уж длинный, словно пьеса Но[147]. Я с трудом различал какое-то сияние в другом конце, пресловутый свет в конце тоннеля. Тут кошек не было и в помине, даже кошачий мотив исчез. Ни картин, ни отпечатков лап на полу. Совершенно бескошачья зона. Может, по здешним понятиям это и означало, что лестница сломана.
Я пошел вперед. Каждый шаг разносился по коридору, отражаясь от дальнего конца, и секунд пять спустя мимо меня в другом направлении проносилось эхо, сопровождаемое странным посвистыванием. А я и не догадывался, что насвистываю, пока песенка не вернулась ко мне, нота за нотой. Тут я свистеть перестал. Иногда я останавливался и прислушивался, чтобы вовремя отличить эхо от чужих шагов.
Я шел и шел, а конец тоннеля все не приближался. Мне казалось, я прошел уже всю дорогу под проливом Цугару, обратно на главный остров Хонсю.
И внезапно, совершенно того не ожидая, я уперся в конец пути.
Написанный от руки приказ был приклеен под кнопкой точно посреди большой двери из нержавеющей стали. Большая красная кнопка с успехом заменила бы клоунский нос. Или, если уж на то пошло, мой.
Как преданный читатель комиксов, я хорошо знаю: стоит нажать кнопку, под которой написано «Нажми эту кнопку», и на голову обрушится ведро воды или выскочит боксерская перчатка на пружине и даст тебе по носу. Дневного Менеджера на такое не хватит, подумал я. Заманить человека в длиннющий коридор только затем, чтобы в итоге дать по носу – это граничило бы с гениальностью.
Но на всякий случай, ткнув пальцем в кнопку, я пригнулся.
Подземная комната размерами не уступала гостиничному холлу, но заметно проигрывала в очаровании. Вместо кошек, цветов и удобной мебели – пустые носилки, электронная аппаратура на тележках, умывальник с капающим краном, две ванны из нержавеющей стали и сложная паутина блестящих металлических труб и электрических кабелей под потолком. Трубы, насколько я понял, тянулись к четырем здоровенным стальным бакам в глубине. Гигантские термосы, составленные рядком, чтобы удержать холод.
Я узнал картинку с листовки «Общества Феникса»: алюминиевые сосуды Дьюара, криотермостаты для долговременного хранения, заполненные жидким азотом с температурой – 196°С.
Я спустился по низкой металлической лесенке, чтобы рассмотреть получше. На фоне электрического гудения мощных вентиляторов контрапунктом плюм-кал капающий кран. Я словно попал внутрь огромного холодильника. Чего еще и ждать от Криотория.
Подойдя к сосудам Дьюара, я разглядел на стене подвесной планшет. Снял его и прочел:
Знакомых нет. Я перелистнул страницу.
Мое имя было вписано, зачеркнуто, и вписано снова. Для кого-то моя будущность оставалась неопределенной, как и для меня самого. Насчет Исикавы Такэси я был прав, но правота меня не порадовала. С другой стороны, сам я пока в криобаллон не попал. Может быть, четвертый криобаллон – запасной вариант. Резерв Проекта 2099, на случай, если главные провидцы откажутся от бессмертия.
Дверь внезапно приотворилась.
Я прыжком укрылся за гигантским стальным сосудом. Шаги прогромыхали по металлической лесенке и через подвал. Свернули в противоположную от меня сторону, потом сделали петлю и вернулись. Замерли.
Судя по этим звукам, вновь прибывший остановился по другую сторону от моего термоса. Я услышал вздох и негромкое попискивание – набор номера.
– Я здесь, – произнес женский голос, эхом отражавшийся от стен.
Сэцуко? Голос вроде бы не ее. Я вспомнил девушку из бара отеля «Кис-Кис» – как она прижимала к груди фотографию Ёси, узнав о его смерти. Ее голоса я припомнить не мог.
– Ничего, – сказал этот голос. Женщина говорила по телефону. – Уверены, что не ваши? Ладно. Я иду в бар. Проверьте бассейн. Даю вам десять минут.
И снова шаги – сначала через хранилище, потом по лестнице. Я высунул голову, но углядел только спинку белого жакета и короткие темные волосы. Дверь захлопнулась.
Я выждал минутку, а потом выбрался из Криотория. Торчать в этом помещении стал бы разве что фанатик гудящих мониторов и прочего медицинского оборудования. Мне как-то не улыбалось провести там ближайшую сотню лет.
Обратно к лестнице я добежал куда быстрее. Решил: за три минуты успею сломать белый фургон. Потом позвоню в Токио инспектору Арадзиро. Будем надеяться, у него есть свои люди на севере. Дальше я план пока не продумывал.
Дверь в холл я приоткрывал потихоньку, по дюйму, проверяя, не поджидает ли кто в засаде. Но кошки меня выдали: очередной котячий приплод с воплями бросился под ноги. Сморщенная, точно на старой груше, кожа, обиженные складчатые морды, а хвосты длинные
эскимо с хоккайдо 339
и тонкие, как недокормленные змеи. Вытянутые тощие тельца – хорьки, не кошки, – а между когтями проросли толстые пучки волос. Таких уродов мне еще встречать не доводилось. Хорошо, что они сами этого не понимали. Знай себе играли, как положено прелестным маленьким кискам, мяукали и терлись о ноги.
С другой стороны комнаты тоже послышалось мяуканье: Дневной Менеджер выступил из густой тени у той двери, что вела к пруду. Он тащил два тяжелых чемодана.
– Скорей, скорей! Я боюсь, это тот журналист. Нужно быстрее уходить…
И тут он узнал меня. Выронил чемоданы.
– МЯЯЯЯААААУУУУУ!
Чемодан прищемил хвост любимой твари. Когти кота бессильно скребли мраморный пол, он дико завывал, пытаясь вырваться.
– Боже! – задохнулся Дневной Менеджер. Подхватил чемодан, но кот, не дожидаясь извинений, отбежал в сторону зализывать раны.
– Слоны правят цирком, а? – поддел я.
– Господин Чака, мне так жаль, – приятным голоском отельного служащего заворковал Дневной Менеджер. – Как видите, мы закрылись на зиму. Произошла… да, иначе не скажешь: произошла катастрофа.
Он встряхнул левой ногой, и с полдюжины котят перекувырнулось в воздухе. Они проворно вскочили и возобновили атаку на отвороты его брюк. Один котенок добрался до колена, прежде чем котофил успел его согнать.
– Каким-то образом один самец сумел ускользнуть из номера. До сих пор не понимаю, как это могло произойти. Почти все наши кошки понесли от Лотарио.
Жестом он указал на валявшийся в углу комок шерсти – воплощенное истощение сил. Тощий кот ориентальной породы приподнял с земли львиную голову, покосился лениво, навострив уши, лысые, как у летучей мыши. Уронил голову и вновь растянулся на полу. Вот так Лотарио.
– Надо было его сразу кастрировать, – посоветовал я. – С такой-то рожей. Да еще с именем Лотарио…
– Боже! – всполошился менеджер. – Какая неслыханная жестокость! Лотарио – редчайший представитель ориентальной породы! Шубка серебристая, словно у шиншиллы, глаза как у рыси. Он бы стоил многие тысячи йен в качестве производителя. Но он предпочел внепородное скрещивание. Он все загубил!
Теперь стало ясно, откуда взялись котята-гидроцефалы, с перекрученными хвостами, обвисшими ушами, как у дворняг, короткими носами и курчавой, свалявшейся шерстью. Что касается расцветки – чистая психоделика. Ориентальный Лотарио понапрасну загубил свой талант производителя и породил ярмарку кошачьих уродов.
Даже романтично. Лотарио – борец против навязанной отелю «Кис-Кис» тирании внутривидового спаривания.
Неподалеку от нас две кошки зашипели друг на друга, воинственно выгибая спины.
– Прекратите немедленно! – велел Дневной Менеджер. Они послушно прекратили шипеть и набросились друг на друга, слились в вихре зубов и когтей. Шерсть полетела клочьями. Три секунды – и кошки, приземлившись, разошлись, как ни в чем не бывало.
– Надеюсь, вы не рассчитывали остановиться в гостинице, – продолжал Дневной Менеджер. – Я могу зарезервировать вам номер в отеле в нескольких милях отсюда. Замечательный рекан[148], где…
– Куда подевалась Сэцуко Нисимура? – перебил я.
– Кто?
– Внучка Ночного Портье.
– Но здесь никого нет, кроме меня. Все служащие уже покинули отель. Я кормлю кошек и присматриваю за…
– За большими термосами в подвале?
Дневной Менеджер странно поморщился, будто не понял, о чем идет речь. Потом с грацией моржа, танцующего танго, сунул руку в карман толстой куртки и принялся что-то там нащупывать.
Наконец извлек – потешный маленький пистолетик. Знаете, такие – с рукоятью из слоновой кости, накрашенные дамочки и денди в стиле «янки-дудл» таскают их в старых вестернах. Вспомнил: «дерринджер». Я чуть было не расхохотался, но сообразил, что из такого пистолетика меня тоже вполне можно продырявить.
– Вижу, вы стоите там в футболке «Мерцбоу», задницу отмораживаете, и говорю себе: какого хрена, Кэндзи? Подвези человека! – Посмеиваясь, Кэндзи пихнул меня в плечо. Здоровенный медведь с широкими сутулыми плечами. Судя по густой трехдневной щетине, в жилах его текла кровь айну.
Хорошо, что он мне встретился. Я приземлился в аэропорту Саппоро безо всякого багажа, не считая похмелья, на спине кожаная курточка, а в кармане – десять тысяч йен и три мятые листовки «Общества Феникса». Я не собирался арендовать машину и оставлять за собой бумажный след, но кто бы предсказал, что наследство Ёси, футболка «Мерцбоу», спасет меня от ледяной гибели на обочине. Еще несколько минут – и я бы выглядел в точности как Джек Николсон в финале «Сияния»[145].
Дорога шла в гору, мы с Кэндзи обсуждали лучших металлистов всех времен и народов. Разговор в основном вел Кэндзи, рассказывал, что был настоящий гарибэн[146], пока не услышал выступление какой-то местной группы. С того дня он перестал быть правильным парнем, а два года спустя бросил школу и сел за баранку.
– Ем, когда хочу, ношу, что хочу, слушаю любимую музыку – жизнь прекрасна! – рассуждал он. – И вот еще что, друг. Я имел баб отсюда до Кагосимы и на всех промежуточных стоянках. На каждой стоянке отсюда и дотуда.
Пока он болтал, взошло солнце, но я почти не слушал. Между небом и землей постепенно проступал горизонт. Определились очертания гор. Появились новые детали – тут дерево, там валун, на склонах гор стал лучше виден снег. В утреннем свете – идеально выписанная гора, будто на открытке «Восход солнца».
Разговор постепенно сникал, провалился в молчание, как день проваливается в ночь. Мили оставались за спиной, и часы тоже. Дорога карабкалась в гору, а я все сидел в грузовике, и ни одной мысли в голове.
На горизонте вечерело. Линия между небом и землей вновь начала размываться. Меня загипнотизировал танец снежинок, летевших через дорогу, змейками вившихся в свете фар. Так бы и смотрел вечность. Поинтереснее лампы «Лава».
В темноте мы добрались до города Ничто на шоссе посреди Нигде, то бишь Хоккайдо. Я попросил Кэндзи притормозить.
– Здесь выходите? – спросил он удивленно и озабоченно. – Что тут есть, кроме снежных заносов да пары мужиков?
– Еще кошки, – сказал я и предложил водителю денег, но он отказался. Мы пожелали друг другу удачи и всего такого, а потом он захлопнул дверь кабины и поехал дальше по крутому шоссе в горы.
Я повернулся и пошел по дороге в сторону от шоссе. Щеки тут же закаменели, ноздри слиплись. Нос распух и стал вдвое больше прежнего – надо полагать, оттого ему и вдвое холоднее. Но я упорно шагал вперед, к огням отеля «Кис-Кис», мягко мерцавшим на дальнем краю долины.
ЗАКРЫТО НА ЗИМУ.
СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА И СЧАСТЛИВОГО НОВОГО ГОДА ВАМ.
УВИДИМСЯ ВЕСНОЙ!!
Вывеска на двери была написана жизнерадостным почерком Дневного Менеджера. За дверью кошка лапой била по стеклу, разевая пасть в беззвучном «мяу». Я прижался к стеклу лицом и заглянул внутрь.
Кое-где горел свет, но никого ие было на месте.
Прежде чем пуститься вокруг здания в поисках другого входа, я на всякий случай толкнул дверь. Она нехотя подалась, и я вошел в отель «Кис-Кис».
Холл вонял, как давно не чищенный кошачий туалет. Не успел я войти, пятеро или шестеро котят подкатились к моим ногам, вопя, словно родная мамочка вернулась. Когда глаза приспособились к скудному освещению, я увидел, что кошки повсюду. Одни съежились по углам, поникли усталыми тенями, сливаясь с темнотой, другие атаковали искусственные цветы в горшках, третьи развалились и дрыхли на дорогой мебели. Одна кошка прыгнула под кресло, вторая вылетела из-под кресла. Либер и Штоллер точили когти о две колонны возле стойки регистратора, не обращая внимания на трех котят, которые дрались на мраморном полу у самых их лап.
Полномасштабный кошачий дурдом. Пройти по вестибюлю, не наступив на котенка, – все равно что проехать на велосипеде по горам Камбоджи, не налетев на мину. Котята сбивались бандами по трое и четверо и набрасывались на мои ботинки. Я начал понимать, каково приходилось Годзилле.
Вдруг луч света ударил в окно, и сотни глаз блеснули из темноты. Светили фары белого фургона, притормозившего у главного входа. В окно я разглядел фигуру, громоздко вылезавшую из машины – Дневной Менеджер в полном зимнем снаряжении. Он сделал несколько шагов, остановился и посмотрел под ноги.
На снегу остались мои следы.
Я помчался к лестнице. На двери все еще висела надпись: «Лестницы не пользовать. Сломано. Мы чинить. Персонал отеля «Кис-Кис» благодарит вас».
Я взаимно поблагодарил отель «Кис-Кис» и толкнул дверь.
На лестнице оказалось существенно прохладнее, чем в холле, и чем ближе к подвалу, тем холоднее, но по мне лучше холод, чем кошачья вонь. Я остановился и прислушался, однако сверху не доносилось ни звука, и я продолжал путь.
Ступеньки привели меня в узкий белый коридор, безукоризненно чистый, а уж длинный, словно пьеса Но[147]. Я с трудом различал какое-то сияние в другом конце, пресловутый свет в конце тоннеля. Тут кошек не было и в помине, даже кошачий мотив исчез. Ни картин, ни отпечатков лап на полу. Совершенно бескошачья зона. Может, по здешним понятиям это и означало, что лестница сломана.
Я пошел вперед. Каждый шаг разносился по коридору, отражаясь от дальнего конца, и секунд пять спустя мимо меня в другом направлении проносилось эхо, сопровождаемое странным посвистыванием. А я и не догадывался, что насвистываю, пока песенка не вернулась ко мне, нота за нотой. Тут я свистеть перестал. Иногда я останавливался и прислушивался, чтобы вовремя отличить эхо от чужих шагов.
Я шел и шел, а конец тоннеля все не приближался. Мне казалось, я прошел уже всю дорогу под проливом Цугару, обратно на главный остров Хонсю.
И внезапно, совершенно того не ожидая, я уперся в конец пути.
НАЖМИ ЭТУ КНОПКУ!
Написанный от руки приказ был приклеен под кнопкой точно посреди большой двери из нержавеющей стали. Большая красная кнопка с успехом заменила бы клоунский нос. Или, если уж на то пошло, мой.
Как преданный читатель комиксов, я хорошо знаю: стоит нажать кнопку, под которой написано «Нажми эту кнопку», и на голову обрушится ведро воды или выскочит боксерская перчатка на пружине и даст тебе по носу. Дневного Менеджера на такое не хватит, подумал я. Заманить человека в длиннющий коридор только затем, чтобы в итоге дать по носу – это граничило бы с гениальностью.
Но на всякий случай, ткнув пальцем в кнопку, я пригнулся.
Подземная комната размерами не уступала гостиничному холлу, но заметно проигрывала в очаровании. Вместо кошек, цветов и удобной мебели – пустые носилки, электронная аппаратура на тележках, умывальник с капающим краном, две ванны из нержавеющей стали и сложная паутина блестящих металлических труб и электрических кабелей под потолком. Трубы, насколько я понял, тянулись к четырем здоровенным стальным бакам в глубине. Гигантские термосы, составленные рядком, чтобы удержать холод.
Я узнал картинку с листовки «Общества Феникса»: алюминиевые сосуды Дьюара, криотермостаты для долговременного хранения, заполненные жидким азотом с температурой – 196°С.
Я спустился по низкой металлической лесенке, чтобы рассмотреть получше. На фоне электрического гудения мощных вентиляторов контрапунктом плюм-кал капающий кран. Я словно попал внутрь огромного холодильника. Чего еще и ждать от Криотория.
Подойдя к сосудам Дьюара, я разглядел на стене подвесной планшет. Снял его и прочел:
Криобаллон № 1
112805 – Сано Хироси
112806 – Ватанабэ Акира
112807 – Сакамаки Нобуру
Криобаллон № 2
212808 – Дисэни Варута
212809 – МацудаРю
212810 – ТакахараАкио
212811 – СиготоМэй
Знакомых нет. Я перелистнул страницу.
Криобаллон № 3
312805 – Араки Тодзи
312806 – Ивацуки Кэко
312807 – Окомото Ясудзи
Криобаллон № 4
412808 – Хирохито Нэкомо
412809 – Тёнэко Ёё
412810 – Исикава Такэси
412811 – Чака Билли (зачеркнуто) Чака Билли
Мое имя было вписано, зачеркнуто, и вписано снова. Для кого-то моя будущность оставалась неопределенной, как и для меня самого. Насчет Исикавы Такэси я был прав, но правота меня не порадовала. С другой стороны, сам я пока в криобаллон не попал. Может быть, четвертый криобаллон – запасной вариант. Резерв Проекта 2099, на случай, если главные провидцы откажутся от бессмертия.
Дверь внезапно приотворилась.
Я прыжком укрылся за гигантским стальным сосудом. Шаги прогромыхали по металлической лесенке и через подвал. Свернули в противоположную от меня сторону, потом сделали петлю и вернулись. Замерли.
Судя по этим звукам, вновь прибывший остановился по другую сторону от моего термоса. Я услышал вздох и негромкое попискивание – набор номера.
– Я здесь, – произнес женский голос, эхом отражавшийся от стен.
Сэцуко? Голос вроде бы не ее. Я вспомнил девушку из бара отеля «Кис-Кис» – как она прижимала к груди фотографию Ёси, узнав о его смерти. Ее голоса я припомнить не мог.
– Ничего, – сказал этот голос. Женщина говорила по телефону. – Уверены, что не ваши? Ладно. Я иду в бар. Проверьте бассейн. Даю вам десять минут.
И снова шаги – сначала через хранилище, потом по лестнице. Я высунул голову, но углядел только спинку белого жакета и короткие темные волосы. Дверь захлопнулась.
Я выждал минутку, а потом выбрался из Криотория. Торчать в этом помещении стал бы разве что фанатик гудящих мониторов и прочего медицинского оборудования. Мне как-то не улыбалось провести там ближайшую сотню лет.
Обратно к лестнице я добежал куда быстрее. Решил: за три минуты успею сломать белый фургон. Потом позвоню в Токио инспектору Арадзиро. Будем надеяться, у него есть свои люди на севере. Дальше я план пока не продумывал.
Дверь в холл я приоткрывал потихоньку, по дюйму, проверяя, не поджидает ли кто в засаде. Но кошки меня выдали: очередной котячий приплод с воплями бросился под ноги. Сморщенная, точно на старой груше, кожа, обиженные складчатые морды, а хвосты длинные
эскимо с хоккайдо 339
и тонкие, как недокормленные змеи. Вытянутые тощие тельца – хорьки, не кошки, – а между когтями проросли толстые пучки волос. Таких уродов мне еще встречать не доводилось. Хорошо, что они сами этого не понимали. Знай себе играли, как положено прелестным маленьким кискам, мяукали и терлись о ноги.
С другой стороны комнаты тоже послышалось мяуканье: Дневной Менеджер выступил из густой тени у той двери, что вела к пруду. Он тащил два тяжелых чемодана.
– Скорей, скорей! Я боюсь, это тот журналист. Нужно быстрее уходить…
И тут он узнал меня. Выронил чемоданы.
– МЯЯЯЯААААУУУУУ!
Чемодан прищемил хвост любимой твари. Когти кота бессильно скребли мраморный пол, он дико завывал, пытаясь вырваться.
– Боже! – задохнулся Дневной Менеджер. Подхватил чемодан, но кот, не дожидаясь извинений, отбежал в сторону зализывать раны.
– Слоны правят цирком, а? – поддел я.
– Господин Чака, мне так жаль, – приятным голоском отельного служащего заворковал Дневной Менеджер. – Как видите, мы закрылись на зиму. Произошла… да, иначе не скажешь: произошла катастрофа.
Он встряхнул левой ногой, и с полдюжины котят перекувырнулось в воздухе. Они проворно вскочили и возобновили атаку на отвороты его брюк. Один котенок добрался до колена, прежде чем котофил успел его согнать.
– Каким-то образом один самец сумел ускользнуть из номера. До сих пор не понимаю, как это могло произойти. Почти все наши кошки понесли от Лотарио.
Жестом он указал на валявшийся в углу комок шерсти – воплощенное истощение сил. Тощий кот ориентальной породы приподнял с земли львиную голову, покосился лениво, навострив уши, лысые, как у летучей мыши. Уронил голову и вновь растянулся на полу. Вот так Лотарио.
– Надо было его сразу кастрировать, – посоветовал я. – С такой-то рожей. Да еще с именем Лотарио…
– Боже! – всполошился менеджер. – Какая неслыханная жестокость! Лотарио – редчайший представитель ориентальной породы! Шубка серебристая, словно у шиншиллы, глаза как у рыси. Он бы стоил многие тысячи йен в качестве производителя. Но он предпочел внепородное скрещивание. Он все загубил!
Теперь стало ясно, откуда взялись котята-гидроцефалы, с перекрученными хвостами, обвисшими ушами, как у дворняг, короткими носами и курчавой, свалявшейся шерстью. Что касается расцветки – чистая психоделика. Ориентальный Лотарио понапрасну загубил свой талант производителя и породил ярмарку кошачьих уродов.
Даже романтично. Лотарио – борец против навязанной отелю «Кис-Кис» тирании внутривидового спаривания.
Неподалеку от нас две кошки зашипели друг на друга, воинственно выгибая спины.
– Прекратите немедленно! – велел Дневной Менеджер. Они послушно прекратили шипеть и набросились друг на друга, слились в вихре зубов и когтей. Шерсть полетела клочьями. Три секунды – и кошки, приземлившись, разошлись, как ни в чем не бывало.
– Надеюсь, вы не рассчитывали остановиться в гостинице, – продолжал Дневной Менеджер. – Я могу зарезервировать вам номер в отеле в нескольких милях отсюда. Замечательный рекан[148], где…
– Куда подевалась Сэцуко Нисимура? – перебил я.
– Кто?
– Внучка Ночного Портье.
– Но здесь никого нет, кроме меня. Все служащие уже покинули отель. Я кормлю кошек и присматриваю за…
– За большими термосами в подвале?
Дневной Менеджер странно поморщился, будто не понял, о чем идет речь. Потом с грацией моржа, танцующего танго, сунул руку в карман толстой куртки и принялся что-то там нащупывать.
Наконец извлек – потешный маленький пистолетик. Знаете, такие – с рукоятью из слоновой кости, накрашенные дамочки и денди в стиле «янки-дудл» таскают их в старых вестернах. Вспомнил: «дерринджер». Я чуть было не расхохотался, но сообразил, что из такого пистолетика меня тоже вполне можно продырявить.