Страница:
— Старость, моя дорогая, имеет свои преимущества, — насмешливо говорила бабушка, когда Элли сердито упрекала ее в притворстве. — После гибели Романи воспитанием внучки, то есть тебя, занималась я. По-моему, с этой задачей мне удалось справиться должным образом. Теперь ты покинула гнездо, так что я свободна. И больше в этом мире у меня нет никаких забот.
Элли мечтала, чтобы сказанное бабушкой было правдой. Между тем движение на шоссе становилось все интенсивнее, и она начинала опаздывать. Как всегда.
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Элли мечтала, чтобы сказанное бабушкой было правдой. Между тем движение на шоссе становилось все интенсивнее, и она начинала опаздывать. Как всегда.
Глава 3
Особняк Лотти Парриш вместе с участком в двадцать акров находился в богатом курортном пригороде Монтесито. В десяти минутах езды дальше на север начинается Санта-Барбара, то есть старая испанская миссия, за ней студенческий городок отделения Калифорнийского университета и так далее. А если проехать на юг чуть больше часа, то можно попасть в совершенно другой мир — в иссушенный смогом, стихийно разросшийся мегаполис Лос-Анджелес.
Около бухты под пальмами, апельсиновыми, лимонными и инжирными деревьями теснятся домики, среди которых преобладают испанские «каситас». Бугенвиллеи разрослись, как в тропиках, их полно в каждом саду, а рестораны и бутики на улице Кост-Виллидж постоянно заполнены многочисленными туристами. Но если подняться вверх по улице Хот-Спрингс, то зевак уже не встретишь. Здесь жизнь какой была в тридцатые годы, такой и осталась. Именно тогда отец Шарлотты Парриш построил в Монтесито большой особняк в итальянском стиле.
Бостонский янки Уолдо Стамфорд просто влюбился в этот маленький, утопающий в зелени и цветах прибрежный поселок. Сразу, как только увидел. Он возвел дом из импортного известняка кремового цвета с опирающейся на колонны сводчатой галереей, высокими застекленными дверьми, выходящими в тенистые внутренние дворики, с фонтанами и парком, точной копией парка виллы Палладии, что неподалеку от Венеции. В каждом из двенадцати апартаментов (спальня и гостиная, окна которых в полдень закрывались от жаркого солнца деревянными ставнями, выкрашенными в зеленый цвет) обязательно имелась ванная, мебель и все прочее поражали роскошью. Европейский антиквариат, бесценные ковры, золотые водопроводные краны в форме дельфинов. Постельное белье самое лучшее, ирландское. В те времена аккуратные горничные меняли его каждое утро и отправляли в прачечную, которая размешалась в специальном здании за березовой рощицей неподалеку от задних ворот.
Уолдо и его юная дочь Лотти принимали гостей на широкую ногу. У них бывало буквально все калифорнийское высшее общество, финансовые магнаты, видные политики, кинозвезды, разнообразные «забавные чудики». Теперь Мисс Лотти — так ее звали с незапамятных времен — гостей редко приглашала.
В данный момент Мисс Лотти находилась у себя. Вот-вот должна была подъехать Элли, следовало переодеться к ее приходу, но она все медлила, сидя за антикварным, богато инкрустированным венецианским столом. Глаза прикрывал старый зеленый целлулоидный козырек, который еще ее отец надевал для игры в покер. Престарелая леди работала на компьютере. У нее была своя страничка в Интернете (для интересующихся сообщаем адрес: http:/www.misslottie@aol.com), и она связывалась по электронной почте с огромным количеством корреспондентов, некоторые из них даже стали ее приятелями, в частности рабби Альтман из Англии, которому Мисс Лотти особенно симпатизировала. К собственному восторгу, она стала кем-то вроде советчицы по житейским вопросам.
«Дорогой Эл, — печатала Мисс Лотти, причем довольно быстро, если учесть, что работала только двумя пальцами, да и то пораженными артритом, — Ваше последнее письмо по E-mail я получила. Спасибо. Внимательно обдумала проблему, и вот вам мои соображения. Женитесь на вашей любовнице незамедлительно. Сделайте из нее порядочную женщину. Остепенитесь, заведите детей. Именно для этого и следует жить, поверьте мне, я знаю. Искренне ваша, Лотти Парриш. — Она несколько секунд подумала и добавила: — Шалом».
Как объяснил ей когда-то рабби, (шалом означает мир вам), и ей нравилось использовать это слово в переписке с людьми, которых она никогда не видела (и не увидит), но которые доверяли ей свои самые заветные секреты.
«Может быть, это потому, что я старуха, — думала она, наблюдая за манипуляциями на экране монитора, — но они, кажется, верят, что я наделена особой мудростью, хотя на самом деле просто взываю к здравому смыслу. Боже, как удивительно мало в наши дни здравого смысла! Одна сплошная техника и психология, и ничего больше».
Мисс Лотти купила компьютер, когда умер ее старый адвокат. С новым она поладить не смогла и потому решила заниматься собственными финансами сама. Очень приятный молодой человек, разбирающийся в компьютерах и, главное, умный, приходил учить ее целую неделю. И ей, представьте, понравилось. Правда, на состоянии финансов это отразилось самым пагубным образом.
Апартаменты мисс Лотти располагались на втором этаже, куда вела главная лестница. Стены комнат были обшиты деревянными панелями, которые прежде украшали интерьер французского замка. Высокие застекленные двери вели на мраморный балкон, а кровать с зеленым парчовым балдахином оставалась с тех времен, когда
она молоденькой девушкой вошла в этот дом. Да, все было точно так же, как при жизни отца, как при жизни дочери, Романи, и ее мужа, Рори Дювена. Конечно, обстановка изрядно обветшала, тем не менее дороже дома для Мисс Лотти ничего не было. Дом — он и есть дом. По-прежнему, на ее взгляд, уютный.
Вздохнув о прошлом, она пошла одеваться, опираясь на трость.
Спустя полчаса Мисс Лотти, поджидая Элли, сидела на выложенной мрамором террасе в плетеном кресле с высокой спинкой, наверное, таком же древнем, как и она сама. Спину она держала прямо, точно по спинке кресла, седые волосы были безукоризненно зачесаны в шиньон, а шелковое голубое платье тщательно выбрано — как раз для послеобеденного чаепития в «Билтморе». Кокетливый шелковый шарф на шее маскировал, как она надеялась, неприятную обвислость кожи, которая не исчезала, сколько бы крема Мисс Лотти ни накладывала.
«Женщина обязана быть немного тщеславной, — отвечала она своей экономке и старой приятельнице Марии Новалес, когда та упрекала ее в расточительстве, дескать, зачем тратиться на кремы. — Это хорошо. В конце концов, тщеславие — единственное, что у меня осталось. Кроме того, женщина не должна оставлять попыток выглядеть как можно лучше. Никогда».
Мисс Лотти жалела, что ее дух больше не поспевает за телом. Порой она не могла сказать, чем занималась вчера, тем паче на прошлой неделе, хотя прекрасно помнила, как строили этот дом и как они с отцом сюда въезжали.
Все, кто работал на строительстве, собрались на большой террасе — там, где она сейчас сидит. Подали шампанское в широких хрустальных бокалах, затем отец роздал щедрые премиальные вознаграждения, и все выпили за процветание нового дома. Они назвали его «Приют странника», и Мисс Лотти всегда полагала, что именно здесь и закончит свое путешествие по жизни. Впрочем, несколько недель назад кое-что существенно изменилось. Ей позвонил адвокат и сообщил, что ее средства на исходе.
Потом он явился к ней с пухлыми папками и в сопровождении бухгалтера и потряс, объявив по пунктам одну статью расходов за другой.
В тот день Элли, как обычно, позвонила, что опаздывает. Когда она наконец прибыла с румяными of спешки щеками и развевающимися волосами, Мисс Лотти уже отменила те выплаты, которые не диктовались абсолютной необходимостью. Это касалось прежде всего милой ее сердцу благотворительности. Старые приятели, переживающие трудные времена, ушедшие на пенсию слуги, чьи расходы на лечение она компенсировала, дети-сироты — их образы вспыхнули перед ее глазами и померкли. Она с сожалением согласилась, что так дальше продолжаться не может.
— Мисс Лотти, — серьезно сказал адвокат, — сейчас вы должны подумать о себе. Дай вам Бог прожить еще сто лет. Деньги, которые нам удастся спасти, вам понадобятся. Привыкайте к мысли, что вы больше не богачка.
Мария принесла на подносе бокалы и кувшин холодного лимонада. Обута она была в легкие шлепанцы, и потому Мисс Лотти не услышала ее приближения. Мария задумчиво понаблюдала за хозяйкой, отметив, что выглядит она сегодня совсем неплохо. Впрочем, Мисс Лотти к приезду Элли всегда приободрялась.
Хозяйка была одета, как всегда, безукоризненно. На тонких пальцах посверкивала пара старомодных бриллиантовых колец. Благородная седина отливала на солнце серебром. Вот только опять этот глупый козырек! Она его надевает, когда садится за компьютер. Чертов компьютер привел ее к разорению, а она его по-прежнему любит. Правда, ночью, когда не спится, есть чем развлечься. «И на том спасибо», — подумала Мария.
В решительной позе Мисс Лотти, в том, как она держала спину, проглядывало нечто неукротимое. Да, порой хозяйка была вздорной и раздражительной. Привередливой и придирчивой. Даже эксцентричной.
«Ну и ладно, — подумала Мария, — такая леди, как Мисс Лотти, может себе позволить и чудаковатость, и капризность, и язвительность, и глупость. Это все не всерьез. Там, ив душе», она добрая, мягкая и нежная".
— Вам бы снять этот глупый козырек. — Мария поставила поднос на столик. — Пока Элли не приехала. Иначе она узнает, что вы опять сидели за компьютером.
— Надо же! А я думала, это шляпа. — Мисс Лотти виновато сорвала козырек.
— Вот она. — Мария протянула ей шляпу. — Элли опаздывает, как всегда, — сказала она через секунду.
— Не беспокойся. Скоро будет.
Мария отправилась на кухню. Она знала Элли с пеленок. Так вот, и на свет это существо появилось с опозданием. С тех пор девочка ни разу не изменила своей привычке. Опоздание было у нее в крови.
«Постарела Мария», — подумала Мисс Лотти, глядя экономке вслед. Невысокая, пухленькая, всегда улыбающаяся, с густыми темными волосами, сияющими карими глазами и золотистой кожей — такой Мария была прежде. А теперь, как и сама Мисс Лотти, стала костлявой и седой.
После катастрофы Мария помогала ей поставить Элли на ноги. И этого Мисс Лотти никогда не забудет. Тот злосчастный день по-прежнему жил в ее слабеющей памяти. Мноroe стерлось, а тот день мгновенно, без всяких усилий, вставал перед глазами, как четкая фотография. День, когда погибла ее красавица дочь, неугомонная и бесконечно дорогая. Вместе с зятем.
Глотнув холодного лимонада, Мисс Лотти напомнила себе, что счастлива. Вот, например, нынче ласково греет солнышко, небо безоблачное, голубое. У фонтана разлегся любимый золотистый Лабрадор Бруно, наверное, во сне охотится на зайцев. «При мне моя дорогая Мария, у которой тоже все, слава Богу, хорошо. И Элли появится с минуты на минуту. Спрашивается, что еще нужно для полного счастья? А если финансы поют романсы, так это не важно. Вряд ли мое путешествие по жизни сильно изменится. В конце концов, за шестьдесят лет не изменилось — почему сейчас должно?»
Около бухты под пальмами, апельсиновыми, лимонными и инжирными деревьями теснятся домики, среди которых преобладают испанские «каситас». Бугенвиллеи разрослись, как в тропиках, их полно в каждом саду, а рестораны и бутики на улице Кост-Виллидж постоянно заполнены многочисленными туристами. Но если подняться вверх по улице Хот-Спрингс, то зевак уже не встретишь. Здесь жизнь какой была в тридцатые годы, такой и осталась. Именно тогда отец Шарлотты Парриш построил в Монтесито большой особняк в итальянском стиле.
Бостонский янки Уолдо Стамфорд просто влюбился в этот маленький, утопающий в зелени и цветах прибрежный поселок. Сразу, как только увидел. Он возвел дом из импортного известняка кремового цвета с опирающейся на колонны сводчатой галереей, высокими застекленными дверьми, выходящими в тенистые внутренние дворики, с фонтанами и парком, точной копией парка виллы Палладии, что неподалеку от Венеции. В каждом из двенадцати апартаментов (спальня и гостиная, окна которых в полдень закрывались от жаркого солнца деревянными ставнями, выкрашенными в зеленый цвет) обязательно имелась ванная, мебель и все прочее поражали роскошью. Европейский антиквариат, бесценные ковры, золотые водопроводные краны в форме дельфинов. Постельное белье самое лучшее, ирландское. В те времена аккуратные горничные меняли его каждое утро и отправляли в прачечную, которая размешалась в специальном здании за березовой рощицей неподалеку от задних ворот.
Уолдо и его юная дочь Лотти принимали гостей на широкую ногу. У них бывало буквально все калифорнийское высшее общество, финансовые магнаты, видные политики, кинозвезды, разнообразные «забавные чудики». Теперь Мисс Лотти — так ее звали с незапамятных времен — гостей редко приглашала.
В данный момент Мисс Лотти находилась у себя. Вот-вот должна была подъехать Элли, следовало переодеться к ее приходу, но она все медлила, сидя за антикварным, богато инкрустированным венецианским столом. Глаза прикрывал старый зеленый целлулоидный козырек, который еще ее отец надевал для игры в покер. Престарелая леди работала на компьютере. У нее была своя страничка в Интернете (для интересующихся сообщаем адрес: http:/www.misslottie@aol.com), и она связывалась по электронной почте с огромным количеством корреспондентов, некоторые из них даже стали ее приятелями, в частности рабби Альтман из Англии, которому Мисс Лотти особенно симпатизировала. К собственному восторгу, она стала кем-то вроде советчицы по житейским вопросам.
«Дорогой Эл, — печатала Мисс Лотти, причем довольно быстро, если учесть, что работала только двумя пальцами, да и то пораженными артритом, — Ваше последнее письмо по E-mail я получила. Спасибо. Внимательно обдумала проблему, и вот вам мои соображения. Женитесь на вашей любовнице незамедлительно. Сделайте из нее порядочную женщину. Остепенитесь, заведите детей. Именно для этого и следует жить, поверьте мне, я знаю. Искренне ваша, Лотти Парриш. — Она несколько секунд подумала и добавила: — Шалом».
Как объяснил ей когда-то рабби, (шалом означает мир вам), и ей нравилось использовать это слово в переписке с людьми, которых она никогда не видела (и не увидит), но которые доверяли ей свои самые заветные секреты.
«Может быть, это потому, что я старуха, — думала она, наблюдая за манипуляциями на экране монитора, — но они, кажется, верят, что я наделена особой мудростью, хотя на самом деле просто взываю к здравому смыслу. Боже, как удивительно мало в наши дни здравого смысла! Одна сплошная техника и психология, и ничего больше».
Мисс Лотти купила компьютер, когда умер ее старый адвокат. С новым она поладить не смогла и потому решила заниматься собственными финансами сама. Очень приятный молодой человек, разбирающийся в компьютерах и, главное, умный, приходил учить ее целую неделю. И ей, представьте, понравилось. Правда, на состоянии финансов это отразилось самым пагубным образом.
Апартаменты мисс Лотти располагались на втором этаже, куда вела главная лестница. Стены комнат были обшиты деревянными панелями, которые прежде украшали интерьер французского замка. Высокие застекленные двери вели на мраморный балкон, а кровать с зеленым парчовым балдахином оставалась с тех времен, когда
она молоденькой девушкой вошла в этот дом. Да, все было точно так же, как при жизни отца, как при жизни дочери, Романи, и ее мужа, Рори Дювена. Конечно, обстановка изрядно обветшала, тем не менее дороже дома для Мисс Лотти ничего не было. Дом — он и есть дом. По-прежнему, на ее взгляд, уютный.
Вздохнув о прошлом, она пошла одеваться, опираясь на трость.
Спустя полчаса Мисс Лотти, поджидая Элли, сидела на выложенной мрамором террасе в плетеном кресле с высокой спинкой, наверное, таком же древнем, как и она сама. Спину она держала прямо, точно по спинке кресла, седые волосы были безукоризненно зачесаны в шиньон, а шелковое голубое платье тщательно выбрано — как раз для послеобеденного чаепития в «Билтморе». Кокетливый шелковый шарф на шее маскировал, как она надеялась, неприятную обвислость кожи, которая не исчезала, сколько бы крема Мисс Лотти ни накладывала.
«Женщина обязана быть немного тщеславной, — отвечала она своей экономке и старой приятельнице Марии Новалес, когда та упрекала ее в расточительстве, дескать, зачем тратиться на кремы. — Это хорошо. В конце концов, тщеславие — единственное, что у меня осталось. Кроме того, женщина не должна оставлять попыток выглядеть как можно лучше. Никогда».
Мисс Лотти жалела, что ее дух больше не поспевает за телом. Порой она не могла сказать, чем занималась вчера, тем паче на прошлой неделе, хотя прекрасно помнила, как строили этот дом и как они с отцом сюда въезжали.
Все, кто работал на строительстве, собрались на большой террасе — там, где она сейчас сидит. Подали шампанское в широких хрустальных бокалах, затем отец роздал щедрые премиальные вознаграждения, и все выпили за процветание нового дома. Они назвали его «Приют странника», и Мисс Лотти всегда полагала, что именно здесь и закончит свое путешествие по жизни. Впрочем, несколько недель назад кое-что существенно изменилось. Ей позвонил адвокат и сообщил, что ее средства на исходе.
Потом он явился к ней с пухлыми папками и в сопровождении бухгалтера и потряс, объявив по пунктам одну статью расходов за другой.
В тот день Элли, как обычно, позвонила, что опаздывает. Когда она наконец прибыла с румяными of спешки щеками и развевающимися волосами, Мисс Лотти уже отменила те выплаты, которые не диктовались абсолютной необходимостью. Это касалось прежде всего милой ее сердцу благотворительности. Старые приятели, переживающие трудные времена, ушедшие на пенсию слуги, чьи расходы на лечение она компенсировала, дети-сироты — их образы вспыхнули перед ее глазами и померкли. Она с сожалением согласилась, что так дальше продолжаться не может.
— Мисс Лотти, — серьезно сказал адвокат, — сейчас вы должны подумать о себе. Дай вам Бог прожить еще сто лет. Деньги, которые нам удастся спасти, вам понадобятся. Привыкайте к мысли, что вы больше не богачка.
Мария принесла на подносе бокалы и кувшин холодного лимонада. Обута она была в легкие шлепанцы, и потому Мисс Лотти не услышала ее приближения. Мария задумчиво понаблюдала за хозяйкой, отметив, что выглядит она сегодня совсем неплохо. Впрочем, Мисс Лотти к приезду Элли всегда приободрялась.
Хозяйка была одета, как всегда, безукоризненно. На тонких пальцах посверкивала пара старомодных бриллиантовых колец. Благородная седина отливала на солнце серебром. Вот только опять этот глупый козырек! Она его надевает, когда садится за компьютер. Чертов компьютер привел ее к разорению, а она его по-прежнему любит. Правда, ночью, когда не спится, есть чем развлечься. «И на том спасибо», — подумала Мария.
В решительной позе Мисс Лотти, в том, как она держала спину, проглядывало нечто неукротимое. Да, порой хозяйка была вздорной и раздражительной. Привередливой и придирчивой. Даже эксцентричной.
«Ну и ладно, — подумала Мария, — такая леди, как Мисс Лотти, может себе позволить и чудаковатость, и капризность, и язвительность, и глупость. Это все не всерьез. Там, ив душе», она добрая, мягкая и нежная".
— Вам бы снять этот глупый козырек. — Мария поставила поднос на столик. — Пока Элли не приехала. Иначе она узнает, что вы опять сидели за компьютером.
— Надо же! А я думала, это шляпа. — Мисс Лотти виновато сорвала козырек.
— Вот она. — Мария протянула ей шляпу. — Элли опаздывает, как всегда, — сказала она через секунду.
— Не беспокойся. Скоро будет.
Мария отправилась на кухню. Она знала Элли с пеленок. Так вот, и на свет это существо появилось с опозданием. С тех пор девочка ни разу не изменила своей привычке. Опоздание было у нее в крови.
«Постарела Мария», — подумала Мисс Лотти, глядя экономке вслед. Невысокая, пухленькая, всегда улыбающаяся, с густыми темными волосами, сияющими карими глазами и золотистой кожей — такой Мария была прежде. А теперь, как и сама Мисс Лотти, стала костлявой и седой.
После катастрофы Мария помогала ей поставить Элли на ноги. И этого Мисс Лотти никогда не забудет. Тот злосчастный день по-прежнему жил в ее слабеющей памяти. Мноroe стерлось, а тот день мгновенно, без всяких усилий, вставал перед глазами, как четкая фотография. День, когда погибла ее красавица дочь, неугомонная и бесконечно дорогая. Вместе с зятем.
Глотнув холодного лимонада, Мисс Лотти напомнила себе, что счастлива. Вот, например, нынче ласково греет солнышко, небо безоблачное, голубое. У фонтана разлегся любимый золотистый Лабрадор Бруно, наверное, во сне охотится на зайцев. «При мне моя дорогая Мария, у которой тоже все, слава Богу, хорошо. И Элли появится с минуты на минуту. Спрашивается, что еще нужно для полного счастья? А если финансы поют романсы, так это не важно. Вряд ли мое путешествие по жизни сильно изменится. В конце концов, за шестьдесят лет не изменилось — почему сейчас должно?»
Глава 4
Разумеется, Элли давно знала, что бабушка обеднела, но деньги в семье Парриш всегда водились. По крайней мере до тех пор, пока Мисс Лотти не решила сама заняться ими. Она купила компьютер, пригласила знающего молодого человека, обучилась пользованию, надвинула на глаза дедушкин козырек и, взяв в руки телефонную трубку, принялась за дело. В первую очередь она перевела все свои ценные бумаги в режим ежедневного управления. Иными словами, начала играть на бирже. Иногда выигрывала, но чаще проигрывала. Как потом оказалось, слишком часто.
Когда адвокат Майкл Мейджорз сообщил о катастрофе, каковая постигла Мисс Лотти на бирже, Элли пришла в ужас.
Он рассказал о том, что удалось сделать, и предупредил: денег осталось только на то, чтобы поддерживать нормальный уровень жизни бабушки. О каком-либо расточительстве придется забыть. Если только Мисс Лотти не решит продать недвижимость.
— Сам по себе разваливающийся особняк стоит не очень дорого, — сообщил он. — Но главное не дом, а двадцать акров ценнейшей земли в Монтесито. Это уже кое-что. Вы получите столько, что сможете жить без всяких забот до конца ваших дней. Не говоря уже о бабушке.
Однако Элли и слышать о продаже дома не хотела. «Мисс Лотти живет в особняке „Приют странника“ больше шестидесяти лет, — говорила она. — Именно здесь она и должна закончить свой жизненный путь, даже если для этого мне придется работать вдвое больше. Она вырастила меня, отдала мне столько сил и энергии, не говоря уже о средствах. Теперь моя очередь заботиться о ней».
Высокие дубовые двери были открыты, приглашая войти, и Элли двинулась по мраморным плиткам, которыми был выложен большой холл, озабоченно покачивая головой: «Как это бабушка и Мария не понимают, что в наши дни опасно вот так оставлять двери нараспашку? Мало ли кому что взбредет в голову! Грабители, маньяки разные. Боже мой…»
Появилась Мария, вытирая руки о салфетку.
— Ну что, Элли, снова опоздала?
— Думаешь, у меня такая привычка? — Элли обняла служанку. — Ах, Мария, если бы ты знала, как я по тебе соскучилась! И пахнешь ты здорово: ванилью и сладостями.
— Это пахнет моя душа, потому что добрая. — Лицо Марии порозовело от удовольствия. — Но кое-что я, конечно, испекла для тебя.
— Ты меня балуешь, Мария.
— Элли, ты почему такая усталая?
— Опять за свое? Ничего я не усталая. Просто волосы растрепались, вот и все. А что мне с ними делать, если ветер? Только не заводи, пожалуйста, про аккуратность.
Пригладив волосы, Элли наклонилась и приласкала Бруно. Тот неуклюже поднялся.
— Милый мой, славный старый песик!
— Это ты? — подала голос Мисс Лотти. — Я тебя жду.
— Извини, Мисс Лотти. На дорогах сплошные пробки. — Элли обняла бабушку.
Мисс Лотти скептически оглядела внучку. Та рассмеялась:
— Ну хорошо, хорошо, я действительно опоздала! Но пробки на дороге были. К тому же мне пришлось заехать в кафе. Кое-какие дела.
— Никаких изменений, — насмешливо сказала бабушка. — Подозреваю, у тебя никогда ничего не изменится.
— Хватит обо мне, Мисс Лотти. Идем лучше в «Билтмор». Умираю с голоду, да и ты, наверное, тоже. Там поговорим.
— Слава Богу, я еще помню, где «Билтмор». — Мисс Лотти поправила на голове широкополую соломенную шляпу, украшенную алыми розами. — Кстати, я прекрасно помню, откуда у меня эта шляпа. Я купила ее в Париже в 1939 году, перед самой войной. Задолго до твоего рождения.
Опираясь на руку Элли, она начала медленно спускаться по лестнице и снова, кажется, в сотый раз, принялась описывать подробности тогдашней поездки в Европу:
— Я купила ее у мадам Петипа в предместье Сент-Оноре. Шляпа стоила пятьдесят пять долларов. Между прочим, тогда это были немалые деньги.
— Видишь, Мисс Лотти, ты все помнишь, когда хочешь. — Элли помогла бабушке сесть в белый «кадиллак», сделанный на заказ в 1972 году, сейчас на нем они выезжали только в «Билтмор». Покупать «роллс-ройс» Мисс Лотти решительно отказывалась Шляпы она всегда брала в Париже, шерстяные вещи — в Англии, но автомобили предпочитала американские.
«Нужно всячески поддерживать экономику своей страны», — цитировала она своего отца. Правда, американская экономика давно обходилась без ее поддержки: Мисс Лотти последний автомобиль приобрела двадцать пять лет назад. "Следует выбирать вещи только отличного качества, и они будут служить вам долгов — еще один ее девиз, и старый «кадди» — ему подтверждение. Правда, за двадцать пять лет он прошел всего двенадцать тысяч миль. Машина плавно двинулась к воротам.
— Нас, конечно, ждут, — сказала Элли. — Небось для тебя раскатали красную ковровую дорожку.
— Чепуха, Элли. Они видят нас каждый понедельник. Кроме того, прекрасно осведомлены, что я не люблю суеты.
Мисс Лотти посмотрелась в зеркало, с достоинством поправила поля шляпы, льняным носовым платком потерла бриллиантовую брошь, которая была у нее с незапамятных времен. Она спросила себя, откуда у нее эта брошь, но, к сожалению, ничего не вспомнила.
Мисс Лотти втайне наслаждалась суетой, сопровождающей ее прибытие в «Билтмор». А как же иначе? Ведь она посещает данное заведение больше полувека.
«Как хорошо, — подумала Мисс Лотти, — что Элли приехала и мы опять попьем вместе чай с пирожными. Мне так с ней приятно. Наверное, и ей со мной тоже. Может быть, удастся уговорить ее остаться ночевать. Тогда вообще все будет замечательно, как в старые добрые времена».
Когда адвокат Майкл Мейджорз сообщил о катастрофе, каковая постигла Мисс Лотти на бирже, Элли пришла в ужас.
Он рассказал о том, что удалось сделать, и предупредил: денег осталось только на то, чтобы поддерживать нормальный уровень жизни бабушки. О каком-либо расточительстве придется забыть. Если только Мисс Лотти не решит продать недвижимость.
— Сам по себе разваливающийся особняк стоит не очень дорого, — сообщил он. — Но главное не дом, а двадцать акров ценнейшей земли в Монтесито. Это уже кое-что. Вы получите столько, что сможете жить без всяких забот до конца ваших дней. Не говоря уже о бабушке.
Однако Элли и слышать о продаже дома не хотела. «Мисс Лотти живет в особняке „Приют странника“ больше шестидесяти лет, — говорила она. — Именно здесь она и должна закончить свой жизненный путь, даже если для этого мне придется работать вдвое больше. Она вырастила меня, отдала мне столько сил и энергии, не говоря уже о средствах. Теперь моя очередь заботиться о ней».
Высокие дубовые двери были открыты, приглашая войти, и Элли двинулась по мраморным плиткам, которыми был выложен большой холл, озабоченно покачивая головой: «Как это бабушка и Мария не понимают, что в наши дни опасно вот так оставлять двери нараспашку? Мало ли кому что взбредет в голову! Грабители, маньяки разные. Боже мой…»
Появилась Мария, вытирая руки о салфетку.
— Ну что, Элли, снова опоздала?
— Думаешь, у меня такая привычка? — Элли обняла служанку. — Ах, Мария, если бы ты знала, как я по тебе соскучилась! И пахнешь ты здорово: ванилью и сладостями.
— Это пахнет моя душа, потому что добрая. — Лицо Марии порозовело от удовольствия. — Но кое-что я, конечно, испекла для тебя.
— Ты меня балуешь, Мария.
— Элли, ты почему такая усталая?
— Опять за свое? Ничего я не усталая. Просто волосы растрепались, вот и все. А что мне с ними делать, если ветер? Только не заводи, пожалуйста, про аккуратность.
Пригладив волосы, Элли наклонилась и приласкала Бруно. Тот неуклюже поднялся.
— Милый мой, славный старый песик!
— Это ты? — подала голос Мисс Лотти. — Я тебя жду.
— Извини, Мисс Лотти. На дорогах сплошные пробки. — Элли обняла бабушку.
Мисс Лотти скептически оглядела внучку. Та рассмеялась:
— Ну хорошо, хорошо, я действительно опоздала! Но пробки на дороге были. К тому же мне пришлось заехать в кафе. Кое-какие дела.
— Никаких изменений, — насмешливо сказала бабушка. — Подозреваю, у тебя никогда ничего не изменится.
— Хватит обо мне, Мисс Лотти. Идем лучше в «Билтмор». Умираю с голоду, да и ты, наверное, тоже. Там поговорим.
— Слава Богу, я еще помню, где «Билтмор». — Мисс Лотти поправила на голове широкополую соломенную шляпу, украшенную алыми розами. — Кстати, я прекрасно помню, откуда у меня эта шляпа. Я купила ее в Париже в 1939 году, перед самой войной. Задолго до твоего рождения.
Опираясь на руку Элли, она начала медленно спускаться по лестнице и снова, кажется, в сотый раз, принялась описывать подробности тогдашней поездки в Европу:
— Я купила ее у мадам Петипа в предместье Сент-Оноре. Шляпа стоила пятьдесят пять долларов. Между прочим, тогда это были немалые деньги.
— Видишь, Мисс Лотти, ты все помнишь, когда хочешь. — Элли помогла бабушке сесть в белый «кадиллак», сделанный на заказ в 1972 году, сейчас на нем они выезжали только в «Билтмор». Покупать «роллс-ройс» Мисс Лотти решительно отказывалась Шляпы она всегда брала в Париже, шерстяные вещи — в Англии, но автомобили предпочитала американские.
«Нужно всячески поддерживать экономику своей страны», — цитировала она своего отца. Правда, американская экономика давно обходилась без ее поддержки: Мисс Лотти последний автомобиль приобрела двадцать пять лет назад. "Следует выбирать вещи только отличного качества, и они будут служить вам долгов — еще один ее девиз, и старый «кадди» — ему подтверждение. Правда, за двадцать пять лет он прошел всего двенадцать тысяч миль. Машина плавно двинулась к воротам.
— Нас, конечно, ждут, — сказала Элли. — Небось для тебя раскатали красную ковровую дорожку.
— Чепуха, Элли. Они видят нас каждый понедельник. Кроме того, прекрасно осведомлены, что я не люблю суеты.
Мисс Лотти посмотрелась в зеркало, с достоинством поправила поля шляпы, льняным носовым платком потерла бриллиантовую брошь, которая была у нее с незапамятных времен. Она спросила себя, откуда у нее эта брошь, но, к сожалению, ничего не вспомнила.
Мисс Лотти втайне наслаждалась суетой, сопровождающей ее прибытие в «Билтмор». А как же иначе? Ведь она посещает данное заведение больше полувека.
«Как хорошо, — подумала Мисс Лотти, — что Элли приехала и мы опять попьем вместе чай с пирожными. Мне так с ней приятно. Наверное, и ей со мной тоже. Может быть, удастся уговорить ее остаться ночевать. Тогда вообще все будет замечательно, как в старые добрые времена».
Глава 5
Бак Дювен купил на станции газету и пачку «Кэмел» без фильтра. Как странно — иметь деньги, брать сдачу с двадцатки, входить в ожидающий поезд… Он оглянулся. Если бы сзади оказался вооруженный охранник и объявил, что все это шутка, что сейчас его отправят назад, в палату номер двадцать семь, он бы ничуть he удивился. Но за ним по вагону шла молодая женщина в голубом костюме.
Бак вежливо пропустил женщину вперед, и она ему улыбнулась. Обычная улыбка, ничего больше, зато ноги очень красивые. Зло скривив губы, он последовал за незнакомкой. Настоящей, полноценной женщины он не видел многие годы. Амазонки из санатория «Гудзон» не в счет, хотя и они сошли бы на худой конец, изловчись он и оглуши какую-нибудь настолько, чтобы успеть залезть под юбку. Теперь Бак едва сдерживался, наблюдая за покачиванием небольших упругих ягодиц.
Она остановилась у пустого сиденья, сняла жакет и повесила на крючок. Он помедлил. Ему, конечно, приходилось видеть девушек по телевизору, но наблюдать за этой, не виртуальной, было совсем другое дело. Все равно что самому заниматься сексом или любоваться процессом, перелистывая порножурнал.
Поразмыслив несколько секунд, он решил начать с другой, выбрал место напротив женщины постарше, где-то за сорок, но привлекательной. Короткие черные пружинистые волосы, карие глаза, полный чувственный рот. Ногти темно-красные, очень длинные, прямоугольной формы. Он подумал, что они похожи на когти хищной птицы, и вообразил, как она впивается ими ему в спину. Однако женщина залезла ногтями в сумку и извлекла хлеб с ветчиной.
Она вела себя так, будто его рядом не было. Открыла книгу и углубилась в чтение, время от времени откусывая от бутерброда. Бак положил газету на столик, вытряхнул из пачки сигарету. Женщина бросила на него недовольный взгляд:
— Здесь не курят.
— Извините, не знал. — Он был вежлив, как настоящий джентльмен. Убрал сигареты и бросил в рот мятную конфетку, из тех, что освежают дыхание. Женщина продолжила чтение.
Бак и не подумал раскрыть газету. Он сидел, устремив взгляд на женщину. Начиналась его любимая игра, и весь вопрос состоял в том, как долго красотка выдержит.
Женщина, разумеется, почувствовала взгляд. Еще бы! Его глаза опаляли не хуже огня. Она подняла ресницы и снова углубилась в чтение. Затем меньше чем через минуту заерзала и прикрыла обложкой лицо.
Дювен улыбнулся. Той самой понимающей улыбкой, которую подарил секретарше в санатории «Гудзон», когда получал документы и деньги. Он ощутил необыкновенный прилив силы. Давно не испытанное чувство. Многие годы Бак был лишен возможности приносить человеческие жертвы. Теперь он осознал, что снова в форме.
Женщина захлопнула книгу. Сунула в сумку вместе с остатками бутерброда и поспешно протиснулась боком к проходу. Он удовлетворенно наблюдал за ней.
— Извращенец, — пробормотала она и решительно зашагала прочь по покачивающемуся коридору.
Дювен вздохнул умиротворенно. Он снова был при деле.
На Манхэттене он поселился в дешевом отеле рядом с Таймс-сквер. Вышел купить на ужин стейк, затем в одном из переулков зашел в бар, где водился довольно сносный бурбон. И начал готовиться к выполнению своей миссии.
Поднабравшись спиртного и вздрагивая от напряжения, Бак Дювен отправился искать проститутку. Нашел, завел в темный переулок и прижал к стене возле большого мусоросборника «Дампстер». Быстренько кончив, взял ее за горло и начал сжимать, ничуть не беспокоясь о свидетелях, ибо знал, что непобедим.
Женщина, задыхаясь, попробовала вырваться, пришлось ее стукнуть. Она отключилась, он хладнокровно задушил ее и дал соскользнуть на землю. Вынул из кармана нож и аккуратно вырезал на лбу глубокий крест. От виска до виска, от темени до переносицы. Вот оно, его личное клеймо. Момент истинного кайфа. Ему очень нравилось этим заниматься.
Легко приподняв сильными руками обмякшее тело, Бак швырнул его в мусоросборник, вынул из кармана бутылку бурбона и облил. Поправил галстук, вынул сигарету, прикурил, бросил горящую спичку в контейнер и, тихо насвистывая «Дикси», удалился в сторону Таймс-сквер. Обновленный.
Сворачивая за угол, он услышал шипение пламени и криво улыбнулся. Огонь — это замечательно!
Некоторое время Дювен слонялся по улицам, смешавшись с толпой. Глазел на витрины секс-шопов, пару раз останавливался у входа то в один, то в другой кинотеатрик для гомосексуалистов будто в раздумье: зайти или не надо? Минут через десять — пятнадцать услышал вой сирен пожарных машин.
Бак Дювен среди прочих зевак понаблюдал, как тушат огонь, и преисполнился восторга от собственной мощи. Ведь это он устроил маленький бесплатный спектакль для публики. Сирены, проблесковые маячки, пламя. Крики, суета и страх. Это вам не кино и не телевизор, это реальная жизнь.
Наконец он направил стопы к своему отелю. Пустячок, разогрев перед настоящим делом, но после двадцатилетнего перерыва совсем недурно.
Бак вежливо пропустил женщину вперед, и она ему улыбнулась. Обычная улыбка, ничего больше, зато ноги очень красивые. Зло скривив губы, он последовал за незнакомкой. Настоящей, полноценной женщины он не видел многие годы. Амазонки из санатория «Гудзон» не в счет, хотя и они сошли бы на худой конец, изловчись он и оглуши какую-нибудь настолько, чтобы успеть залезть под юбку. Теперь Бак едва сдерживался, наблюдая за покачиванием небольших упругих ягодиц.
Она остановилась у пустого сиденья, сняла жакет и повесила на крючок. Он помедлил. Ему, конечно, приходилось видеть девушек по телевизору, но наблюдать за этой, не виртуальной, было совсем другое дело. Все равно что самому заниматься сексом или любоваться процессом, перелистывая порножурнал.
Поразмыслив несколько секунд, он решил начать с другой, выбрал место напротив женщины постарше, где-то за сорок, но привлекательной. Короткие черные пружинистые волосы, карие глаза, полный чувственный рот. Ногти темно-красные, очень длинные, прямоугольной формы. Он подумал, что они похожи на когти хищной птицы, и вообразил, как она впивается ими ему в спину. Однако женщина залезла ногтями в сумку и извлекла хлеб с ветчиной.
Она вела себя так, будто его рядом не было. Открыла книгу и углубилась в чтение, время от времени откусывая от бутерброда. Бак положил газету на столик, вытряхнул из пачки сигарету. Женщина бросила на него недовольный взгляд:
— Здесь не курят.
— Извините, не знал. — Он был вежлив, как настоящий джентльмен. Убрал сигареты и бросил в рот мятную конфетку, из тех, что освежают дыхание. Женщина продолжила чтение.
Бак и не подумал раскрыть газету. Он сидел, устремив взгляд на женщину. Начиналась его любимая игра, и весь вопрос состоял в том, как долго красотка выдержит.
Женщина, разумеется, почувствовала взгляд. Еще бы! Его глаза опаляли не хуже огня. Она подняла ресницы и снова углубилась в чтение. Затем меньше чем через минуту заерзала и прикрыла обложкой лицо.
Дювен улыбнулся. Той самой понимающей улыбкой, которую подарил секретарше в санатории «Гудзон», когда получал документы и деньги. Он ощутил необыкновенный прилив силы. Давно не испытанное чувство. Многие годы Бак был лишен возможности приносить человеческие жертвы. Теперь он осознал, что снова в форме.
Женщина захлопнула книгу. Сунула в сумку вместе с остатками бутерброда и поспешно протиснулась боком к проходу. Он удовлетворенно наблюдал за ней.
— Извращенец, — пробормотала она и решительно зашагала прочь по покачивающемуся коридору.
Дювен вздохнул умиротворенно. Он снова был при деле.
На Манхэттене он поселился в дешевом отеле рядом с Таймс-сквер. Вышел купить на ужин стейк, затем в одном из переулков зашел в бар, где водился довольно сносный бурбон. И начал готовиться к выполнению своей миссии.
Поднабравшись спиртного и вздрагивая от напряжения, Бак Дювен отправился искать проститутку. Нашел, завел в темный переулок и прижал к стене возле большого мусоросборника «Дампстер». Быстренько кончив, взял ее за горло и начал сжимать, ничуть не беспокоясь о свидетелях, ибо знал, что непобедим.
Женщина, задыхаясь, попробовала вырваться, пришлось ее стукнуть. Она отключилась, он хладнокровно задушил ее и дал соскользнуть на землю. Вынул из кармана нож и аккуратно вырезал на лбу глубокий крест. От виска до виска, от темени до переносицы. Вот оно, его личное клеймо. Момент истинного кайфа. Ему очень нравилось этим заниматься.
Легко приподняв сильными руками обмякшее тело, Бак швырнул его в мусоросборник, вынул из кармана бутылку бурбона и облил. Поправил галстук, вынул сигарету, прикурил, бросил горящую спичку в контейнер и, тихо насвистывая «Дикси», удалился в сторону Таймс-сквер. Обновленный.
Сворачивая за угол, он услышал шипение пламени и криво улыбнулся. Огонь — это замечательно!
Некоторое время Дювен слонялся по улицам, смешавшись с толпой. Глазел на витрины секс-шопов, пару раз останавливался у входа то в один, то в другой кинотеатрик для гомосексуалистов будто в раздумье: зайти или не надо? Минут через десять — пятнадцать услышал вой сирен пожарных машин.
Бак Дювен среди прочих зевак понаблюдал, как тушат огонь, и преисполнился восторга от собственной мощи. Ведь это он устроил маленький бесплатный спектакль для публики. Сирены, проблесковые маячки, пламя. Крики, суета и страх. Это вам не кино и не телевизор, это реальная жизнь.
Наконец он направил стопы к своему отелю. Пустячок, разогрев перед настоящим делом, но после двадцатилетнего перерыва совсем недурно.
Глава 6
Дэн Кэссиди сидел за компьютером в общей комнате полицейского участка Среднего Манхэттена. Коротал время, потому что заняться было нечем. Все записи приведены в порядок. Выключив компьютер, он посмотрел на папки. Они тоже были в полном порядке. Дэн принялся по очереди открывать и закрывать ящики стола. Скучно.
Встав с кресла, он уныло двинулся по коридору к автомату и налил пятую за вечер чашку кофе. Прислонившись к стене, глотнул густоватую коричневую жидкость и в очередной раз спросил себя, правильно ли поступает, пытаясь начать жизнь с нуля. Раздраженно передернул плечами. Хватит! Поздно сомневаться.
Дэн был темноволосый и голубоглазый, как его ирландские предки с отцовской стороны. Высокий рост, худощавость и мускулистость он получил от мужчин по материнской линии. Вырос Дэн в Санта-Барбаре — значит, калифорниец. В школе был чемпионом по плаванию, в колледже входил в сборную команду гребцов. Любил серфинг и рыбную ловлю. Имел от роду тридцать девять лет, был хорош собой и разведен. Бывшая супруга жила в Лос-Анджелесе.
Они поженились, когда Дэн еще учился в колледже. Разрыв произошел пару лет спустя, и он, чтобы как можно дальше уйти от прошлого, отправился в Нью-Йорк, где стал полицейским. И никогда об этом не жалел. Среди коллег Дэн Кэссиди слыл надежным детективом с хорошей интуицией, человеком, которому небезразличны жертвы преступлений. «Наш Дэн все время пытается в одиночку изменить мир к лучшему. Правда, пока это ему не удается», — с улыбкой ворчал шеф.
Два года назад во время ареста убийцы Дэн получил серьезное ранение в грудь. Он бы наверняка погиб, если бы не быстрые и компетентные действия его напарника и друга детектива Пита Пятовски.
Выписавшись из госпиталя, Дэн продолжил работу, но сравнительно недавно при очередном медосмотре у него обнаружили остаточные явления после ранения — некоторое ограничение подвижности правого предплечья, что снижало скорость выхватывания пистолета. Дэн считал, что это пустяки, а вот полицейская медицинская комиссия с ним не согласилась и предписала ему отныне заниматься только бумажной работой.
Прозябание за письменным столом Дэну решительно не подходило. Одно дело — работать детективом Управления полиции Нью-Йорка, очищать город от преступников, и совсем другое — быть клерком. Вот почему Дэн Кэссиди принял решение подать в отставку. Завтра он улетает в Калифорнию, чтобы вступить во владение небольшой винодельней, расположенной недалеко от города его детства и юности.
Дэн говорил себе: «Довольно с меня убийств и увечий. Насмотрелся я на них по гроб жизни. Не пора ли переменить обстановку?»
А тут еще умер отец, и Дэн решил купить виноградник. Решение пришло случайно, когда однажды он вернулся мыслями к своему детству. Бывало, он спохватывался и думал, что идея с винодельней обречена на провал, но проходили дни, и ему начинало казаться, будто идея отнюдь не плоха. Дэн вспоминал, какой он сообразительный, и надеялся, что, приложив усилия, время и деньги — все, что у него осталось — будет однажды вознагражден большим успехом.
Правда, он так и не удосужился съездить на виноградник. Просто, наткнувшись в Интернете на объявление о продаже участка, вспомнил места, где вырос. И пошло-поехало. Да и полным профаном он все же не был. За год до окончания колледжа Дэн Кэссиди добывал деньги на обучение, трудясь летом на винограднике в долине Напа. Ему приходилось выполнять все работы, включая самые тяжелые, полевые. Он участвовал в сборе урожая, давил виноград. Удалось поработать и в цехе розлива. Это было интересно. Он постоянно крутился возле винодела, наблюдая за процессом получения вина. В общем, приобрел кое-какой опыт. Дэн, например, знал, что внезапно нагрянувшие заморозки, если не предпринять решительных действий, могут уничтожить урожай за одну ночь. Виноградины помутнеют, и пиши пропало. Он видел больной виноград, увядший, сморщенный, превратившийся в пупырышки. Понимал значение орошения. И самое главное, он узнал, насколько винодел зависит от погоды. Добрый урожай обеспечивается крепкой лозой и хорошей погодой. И то и другое равноценно. Оставалось только надеяться, что он сможет со всеми трудностями справиться.
Встав с кресла, он уныло двинулся по коридору к автомату и налил пятую за вечер чашку кофе. Прислонившись к стене, глотнул густоватую коричневую жидкость и в очередной раз спросил себя, правильно ли поступает, пытаясь начать жизнь с нуля. Раздраженно передернул плечами. Хватит! Поздно сомневаться.
Дэн был темноволосый и голубоглазый, как его ирландские предки с отцовской стороны. Высокий рост, худощавость и мускулистость он получил от мужчин по материнской линии. Вырос Дэн в Санта-Барбаре — значит, калифорниец. В школе был чемпионом по плаванию, в колледже входил в сборную команду гребцов. Любил серфинг и рыбную ловлю. Имел от роду тридцать девять лет, был хорош собой и разведен. Бывшая супруга жила в Лос-Анджелесе.
Они поженились, когда Дэн еще учился в колледже. Разрыв произошел пару лет спустя, и он, чтобы как можно дальше уйти от прошлого, отправился в Нью-Йорк, где стал полицейским. И никогда об этом не жалел. Среди коллег Дэн Кэссиди слыл надежным детективом с хорошей интуицией, человеком, которому небезразличны жертвы преступлений. «Наш Дэн все время пытается в одиночку изменить мир к лучшему. Правда, пока это ему не удается», — с улыбкой ворчал шеф.
Два года назад во время ареста убийцы Дэн получил серьезное ранение в грудь. Он бы наверняка погиб, если бы не быстрые и компетентные действия его напарника и друга детектива Пита Пятовски.
Выписавшись из госпиталя, Дэн продолжил работу, но сравнительно недавно при очередном медосмотре у него обнаружили остаточные явления после ранения — некоторое ограничение подвижности правого предплечья, что снижало скорость выхватывания пистолета. Дэн считал, что это пустяки, а вот полицейская медицинская комиссия с ним не согласилась и предписала ему отныне заниматься только бумажной работой.
Прозябание за письменным столом Дэну решительно не подходило. Одно дело — работать детективом Управления полиции Нью-Йорка, очищать город от преступников, и совсем другое — быть клерком. Вот почему Дэн Кэссиди принял решение подать в отставку. Завтра он улетает в Калифорнию, чтобы вступить во владение небольшой винодельней, расположенной недалеко от города его детства и юности.
Дэн говорил себе: «Довольно с меня убийств и увечий. Насмотрелся я на них по гроб жизни. Не пора ли переменить обстановку?»
А тут еще умер отец, и Дэн решил купить виноградник. Решение пришло случайно, когда однажды он вернулся мыслями к своему детству. Бывало, он спохватывался и думал, что идея с винодельней обречена на провал, но проходили дни, и ему начинало казаться, будто идея отнюдь не плоха. Дэн вспоминал, какой он сообразительный, и надеялся, что, приложив усилия, время и деньги — все, что у него осталось — будет однажды вознагражден большим успехом.
Правда, он так и не удосужился съездить на виноградник. Просто, наткнувшись в Интернете на объявление о продаже участка, вспомнил места, где вырос. И пошло-поехало. Да и полным профаном он все же не был. За год до окончания колледжа Дэн Кэссиди добывал деньги на обучение, трудясь летом на винограднике в долине Напа. Ему приходилось выполнять все работы, включая самые тяжелые, полевые. Он участвовал в сборе урожая, давил виноград. Удалось поработать и в цехе розлива. Это было интересно. Он постоянно крутился возле винодела, наблюдая за процессом получения вина. В общем, приобрел кое-какой опыт. Дэн, например, знал, что внезапно нагрянувшие заморозки, если не предпринять решительных действий, могут уничтожить урожай за одну ночь. Виноградины помутнеют, и пиши пропало. Он видел больной виноград, увядший, сморщенный, превратившийся в пупырышки. Понимал значение орошения. И самое главное, он узнал, насколько винодел зависит от погоды. Добрый урожай обеспечивается крепкой лозой и хорошей погодой. И то и другое равноценно. Оставалось только надеяться, что он сможет со всеми трудностями справиться.