- ...которая все же почти весь год имеет температуру выше нуля, -
подхватил Гузик. - Можно и деревянные, - согласился он. - Но прежде всего
надо железо для колпаков, много железа.
- А его достать труднее всего, - заметил Ванюшка. - Наши доменные печи
всегда голодны, как акулы. Сколько их ни корми железом, все мало. У них
отнимать нельзя. Надо бы как-нибудь самим разыскать
- Разыскать железные рудники и потом добывать руду? - спросил Волков. -
Долгая песня.
- Зачем рудники?
- Однако, - вставил Конобеев, раскуривая трубку, - на дне моря сколько
этого самого железа лежит! Ты щи пудов!
- Откуда? - спросил Ванюшка.
- То-то, откуда. Мал ты, молод. Наклали его туда, на дно, когда тебя
еще на свете не было. В девятьсот четвертом-пятом году, вот когда. Когда с
японцами воевали, и они нам наклали То то Вместе с косточками
вице-адмирала Макарова железо лежит. Я служил тогда во Владивостокской
эскадре, которой командовал Эссен. Чего только не насмотрелся, чего не
наслышался! Хорошего мало. Сколько кораблей, сколько людей погибло! На
одном "Петропавловске" семьсот человек, в Цусимское сражение семь тысяч:
"Варяг", "Кореец", "Енисей", "Боярин", "Стерегущий", "Страшный",
"Петропавловск"... У Цусимы целые две эскадры ко дну пошло. Пересчитать
невозможно Порт-артурский флот перед сдачей крепости почти весь уничтожен.
Железа-то, железа сколько!
- Да, но и Цусима и Порт-Артур не близко. Притом в Порт-Артуре многие
затонувшие суда уже давно подняты японцами.
- Многие, да не все. Есть, однако, и поближе Цусимы. Владивостокская
эскадра была слабенькая и больше охотилась за торговыми японскими судами.
Только один раз вступила в морское сражение у Ген... Гензана - городок
такой есть в Корее, и там даже потопила японский транспорт "Киншию-Мару".
А несколько торговых небольших судов были потоплены не очень далеко
отсюда. Я бы, пожалуй, и место нашел.
- А что же, это мысль, - сказал Гузик. - Почему нам не поискать этих
затонувших судов?
- Не легко их будет поднять, - заметил Волков.
- Мы и не станем поднимать их. Я сумею разрезать железный корпус под
водой, и мы перетащим его по частям. Только бы нам найти!
Решили, не откладывая, взяться за поиски "дефицитного товара" - железа
затонувших судов. Дело это было не из легких. Конобеев мог указать
местонахождение потонувших судов лишь очень приблизительно. Пользуясь
периодом затишья, друзья вчетвером выплыли на катере. Конобеев по каким-то
признакам узнал "дорогу" и указал место. Спустили лаг, который показал
двести метров На такой глубине можно было работать только в жестком
аппарате. Ванюшка, который никому не хотел уступать возможность первому
опуститься на такую глубину, надел с помощью других тяжелый водолазный
наряд и бросился в глубину. Там он зажег фонарь в тысячу свечей и начал
бродить по дну. Здесь росли неизвестные Ванюшке водоросли, стебли которых
были длиннее высочайших надземных деревьев. Жажда света вытянула эти
веревки-стебли, прикрепленные к глубокой почве среди вечного полумрака.
Стебли поддерживали специальные воздушные мешки на листьях. В одном месте
Ванюшка попал в густую заросль этих подводных лиан и едва выбрался из них
Их трудно было перервать, а оплетали они тело, как веревки. "Надо будет
брать с собой нож", - решил Ванюшка. И с той поры все опускающиеся на дно
океана брали с собою длинный кортик.
Морское дно было пустынно. Оно не пестрело мелкими веселыми рыбками,
как на поверхности. Иногда проплывали неведомые угрюмые тени, привлеченные
светом фонаря, - большие неповоротливые рыбы. Однажды свет фонаря, упавший
на каменистую почву, осветил человеческие кости: два полуразвалившихся
скелета. В ребрах одного из них поселился большой краб, который при свею
фонаря беспокойно заерзал. Продолжая поиски, Ванюшка набрел на затонувшую
рыбачью шхуну, деревянное двухмачтовое судно Ванюшка хотел проникнуть в
каюты, но его водолазный аппарат был слишком громоздок и не прошел бы в
люк.
Ванюшка осветил нос корабля и прочел на нем название, написанное
по-английски "Gay". Вот где на шел свой конец "Веселый". От такелажа и
парусов не осталось и следа. Корпус судна и даже уцелевшие мачты были
покрыты ракушками. Руль отломан, якорная цепь разорвана, якорь
отсутствовал. Ни одной шлюпки на палубе. Возможно, что люди оставили
тонувшее судно и спаслись на шлюпках. Ванюшка бродил по дну в продолжение
нескольких часов, но без успеха. Проголодавшийся и уставший, он надул
пневматический мешок кислородом и поднялся на поверхность, как на
воздушном шаре.
- Не нашел! - сказал он, когда с него сняли аппарат.
- Однако я маленько ошибся, - заметил Конобеев. - Надо больше на
полдень взять курс.
Волков, Ванюшка и Гузик по нескольку раз в день опускались на дно
океана. И только через несколько дней Гузику посчастливилось, наконец,
напасть на то, что он искал. На неглубоком месте, - на "банке", как
называют моряки морские мели, - недалеко друг от друга лежали два больших
коммерческих парохода. Один из них лежал боком, другой - вверх дном. У
первого была пробоина в борту, у второго не хватало носовой части, -
очевидно, он наткнулся на плавучую мину. Железа тут было более чем
достаточно. Гузик уселся на песок и начал обдумывать план автогенной резки
металлического судна под водой
Когда у Гузика начинала работать творческая мысль, он забывал, где он и
что с ним. Ученый-изобретатель просидел неподвижно на дне океана более
грех часов. Наверху, на палубе катера, начали уже беспокоиться, так как
перед погружением они условились, что Гузик пробудет под водой не более
часа. И Гузик очень удивился, когда увидел Ванюшку, шедшего к нему по дну
в "летнем" водолазном костюме, то есть в трусиках и в полумаске.
- Ты чего тут застрял? - спросил Ванюшка через слуховую трубку.
- Думал, - отвечал Гузик. - И уже придумал. Есть! Плывем на
поверхность.
Гузик придумал и осуществил очень остроумный аппарат для подводной
автогенной резки металла. Железный корпус парохода резался легко и быстро,
как бумага. Отдельные куски поднимались при помощи кранов на поверхность и
нагружались на шхуну. Работали попарно, чаще всего Гузик и Ванюшка. В
полдень, когда солнце стояло над головой, в воде было настолько светло,
что можно было работать без фонарей. На дне около пароходов виднелись
человеческие кости, полузанесенные песком и илом. По мере того, как
отнимался кусок за куском металлического корпуса, открывалась внутренность
затонувшего парохода, - каюты, наполненные человеческими скелетами, трюм,
где в полусгнивших ящиках оказался целый склад оружия, котельное
отделение...
Железных корпусов двух коммерческих пароходов было вполне достаточно
для изготовления колпаков, которые покрыли собою пять первых деревянных
избушек подводного поселения. Восторжествовала идея Волкова - обшить
железные колпаки изнутри деревом.
Постройка подводных жилищ не представляла особого труда. На дно был
уложен бетонный фундамент, деревянные дома доставлялись в сложенном
готовом виде на плотах к месту постройки, талями погружались в воду и
брались на причал при помощи якорей. Затем над ними возводили железные
купола, откачивали воду, внутренность куполов высушивали при помощи
электрических плит и снабжали дома необходимым оборудованием. Производство
всех этих работ значительно облегчалось тем, что в распоряжении строителей
были почти идеальные водолазные костюмы, которые не стесняли свободу
движений и не зависели от базы.
Ванюшка, опустившись впервые в подводное жилище, был в восторге. Он
ходил из "квартиры в квартиру" и повторял "Вот это фтука, фут возьми!" И
заявил, что больше не поднимется на поверхность и отныне превращается в
водяного жителя.
Макару Ивановичу Конобееву также очень понравился их новый "хутор". В
подводной долине меж гор всегда было тихо, - ни ветров, ни бурь, ни
дождей, ни метелей. Тихо колыхались водоросли, весело суетились рыбы,
важно восседали на дне большие крабы. Нравились Конобееву и "хоромы", -
ему еще не приходилось жить в таких светлых, чистых и теплых комнатах. Но
не этот уют и удобства тянули его, а сам океан - неведомый, необъятный,
полный своеобразной красоты.
- Однако тут не хуже тайги! - говорил Макар Иванович. На его языке это
был лучший комплимент.
- Вот и будем жить в подводной тайге, - отвечал Волков.
Жить под водой было удобно и нужно для дела. Теперь никакие бури,
никакие тайфуны не могли помешать выйти из дому и отправиться бродить по
подводным полям. Работы было много. Волков решил устроить совхоз по всем
правилам. Нужно было измерить подводные поля, нанести план, чтобы
правильно вести хозяйство: знать, сколько заготовить пучков, сколько
нанять рабочих, какой ожидать урожай. Волков, Ванюшка, Конобеев и Гузик
решили немедленно переселиться под воду. Все они, кроме Конобеева, были
людьми свободными, холостыми; один Макар Иванович был женат. Больших
затруднений старик не предвидел: ведь пропадал же он целыми месяцами на
охоте. Марфа Захаровна привыкла к одиночеству.
Так думал он и однажды вечером, сидя в своей фанзе за самоваром, сказал
ей:
- Однако завтра я переселяюсь на дно, в подводное жилище. - Марфа
Захаровна посмотрела на него с недоумением. Ее красное лицо стало еще
краснее.
- Как это переселяешься? - спросила она: - Куда это на дно? Ты в своем
уме?
- Ум не шапка, чужой не наденешь. Правду говорю. На дне моря-окияна
жить буду. Слыхала, небось, дом строили? Ну вот, и выстроили. Очень
хорошо.
- А я?
- А ты тоже пойдешь со мной.
- С тобой? Под воду? Я не русалка. Сама не пойду и тебя не пущу!
- Не хочешь, неволить не буду. Такое дело. А меня остановить не имеешь
права. Я сам себе волен.
Марфа Захаровна в слезы. И лицо ее стало совсем как спелая клюква.
Макар Иванович немного растерялся. Он не мог понять, что так взволновало
его старуху. Едва ли боязнь за него. В тайге было не меньше опасностей,
чем в воде. Притом опасность, риск были слишком обычными спутниками его
близкой к природе жизни почти первобытного человека. К опасностям охоты на
дикого зверя Марфа Захаровна относилась так же спокойно, как жена человека
каменного века. Голод страшнее зверя. Слабого, голодного человека одолеет
и малый зверек. Чтобы быть сильным, надо убивать крупных зверей; чтобы
жить, - надо рисковать жизнью. Эта философия крепко сидела в старухе и
помогала спокойно относиться к тому, что ее муж в одиночку выходил на
медведя. В чем же теперь дело? Ведь Макар Иванович обещал видеться с
Марфой Захаровной даже чаще, чем раньше; он будет жить под боком.
Марфа Захаровна, всхлипывая и беспрестанно сморкаясь в платочек,
объяснила ему свой взгляд на вещи. Макар Иванович мог уходить на охоту,
оставляя жену в китайской фанзе, купленной за медвежью шкуру, - этого
требовала суровая жизнь. Но он возвращался к ней в дом, у них был этот
самый общий дом, семейный очаг. А теперь Макар Иванович собирался
перебраться на жительство в другой дом, обзавестись каким-то своим углом.
Это было равносильно измене, было похоже на то, что старик бросал Марфу
Захаровну. Все это она изложила в таких туманных выражениях, что Макар
Иванович ничего не понял, кроме того, что старуха недовольна его
намерением уйти под воду.
- Однако пойдем вместе, - предложил он ей. Но тут она понесла такую
околесицу, что Макар Иванович даже поперхнулся чаем. Марфа Захаровна
решительно заявила, что жить под водой крещеному человеку грех, потому что
вода создана господом богом для рыб, а не для человека. И что такого
человека после смерти "земля не примет и вода изрыгнет" И откуда только
набралась такой премудрости! На верное, начетчик научил.
Макар Иванович, как всегда, поднялся из-за стола только после того, как
весь самовар был выпит.
- Однако ты некрещеную рыбу ешь! - выдвинул он неожиданный аргумент,
который так поразил старуху, что она замолчала. На этом разговор
закончился. А утром на другой день Конобеев, надевая водолазный костюм,
сказал:
- Прощай, старуха. Когда захочешь меня видеть. подойди к берегу, опусти
руки в воду и постучи камушком о камушек. В воде хорошо слышно. Я стук
твой услышу и вылезу.
Марфа Захаровна посмотрела на своего мужа с испугом. Он превращался в
ее глазах в водяного. Он уже знал, что делается у них там, под водой, как
слышно, как видно... И этот страшный большой черный нос, эти глаза-очки!..
- Когда же ты придешь? - спросила старуха, присмирев, дрогнувшим
голосом.
- Как справлюсь, - неопределенно ответил он и зашагал к берегу. Старуха
поплелась вперевалку за ним, а впереди бежал Хунгуз и тревожно лаял.
- Чувствует животная!.. - промолвила Марфа Захаровна, вздыхая.
- Ну, прощай, - еще раз сказал Конобеев. Марфа Захаровна посмотрела на
каучуковый нос, ровный и гладкий, без единого волосика, к виду которых на
мясистом носу мужа она так привыкла, и тяжко вздохнула.
- Прощай. Бог тебе судья.
Но Конобеев не слыхал последнего напутствия жены. Он смело вошел в воду
и зашагал, погружаясь все более. Волны шипели песком вокруг него, как бы
сердясь, что человек идет туда, куда ему нет доступа. Марфе Захаровне этот
"змеиный шип" казался дурным предзнаменованием. Хунгуз, видя "утопающею"
хозяина, завыл, заскакал на берегу, бросился в воду... Конобеев отогнал
собаку рукой и погрузился в волны с головой
Плакала старуха, выла собака.
Конобеев не раз выходил на берег, видался с женою, пил чай, уговаривал
опуститься вместе с ним на дно, но она упрямо отказывалась и бранила его,
называл водяным и безбожником. Макару Ивановичу было жалко старуху. Она
хоть и по глупости своей, а сильно страдала. Жили вместе тридцать лет и
три года, как в пушкинской сказке, да и разлучились... Конобеев нередко
думал об этом, когда ему не спалось, и не мог понять: оттого ли не спится,
что думы одолевают, или оттого, что сна ни в одном глазу. И вот однажды,
проворочавшись на кровати почти до утра, он явился к Волкову и скачал
- Семен Алексеевич! Однако помогите мне уломать старуху к нам переехать
жить. Оно бы ловчее было. Самоварчик бы ставила нам, уху, щи, кашу варила.
Надоели эти корейские кушанья, что Пунь нам готовит. Пунь была бы по
стирке, за чистотой смотрела, а моя старуха - за харчем.
Ванюша, присутствовавший во время этого разговора, сказал:
- Семен Алексеевич! Мы вот что сделаем - пойдем всем миром: вы, я,
Макар Иваныч, Гузик. Будем ее просить вроде как депутацией. Не откажется.
Волков безнадежно махнул рукой.
- Ничего не выйдет, - ответил он. - Я уже говорил с ней и убеждал ее.
Крепкая старуха. Стоит на своем - и баста!
- Тогда вот что: скажем, что Макар Иваныч помирает, она испугается и
придет...
- Однако она со страху и помереть может, - возразил Конобеев. - Уж
лучше без обману. Пойдем попросим всем миром, может, что и выйдет.
И, захватив на всякий случай водолазный костюм для Марфы Захаровны, все
отправились на берег.
Марфа Захаровна стирала белье у фанзы и была даже несколько напугана,
когда увидала, как из волн морских вышло четыре чудовища, - впереди них ее
муж-богатырь, как дядька Черномор, - и вся эта процессия двинулась к фанзе
Марфа Захаровна наспех вытерла руки, спустила фартук и в выжидательной
позе остановилась у двери. Хунгуз с радостным лаем бросился к хозяину.
Процессия людей с большими черными носами и огромными очками подошла к
фанзе Все сняли водолазные полумаски и с поклонами подошли к Марфе
Захаровне. От этой торжественности у Марфы Захаровны даже закололо в носу.
Волков произнес речь, в которой говорил о том, что Макар Иванович
заболел с тоски, что он не спит по ночам и что от всего этого и работа у
него не клеится, и если бы Марфа Захаровна согласилась жить в море, то она
очень помогла бы всем им. Ее можно было бы принять в штат служащих и
платить ей деньги... (Тут Марфа Захаровна отрицательно махнула рукой.) А
если и не из-за денег, то все же она должна согласиться ради того, чтобы
помочь им всем.
Потом говорил Ванюшка, потом Гузик. И все они просили ее Никогда еще
столько людей не просили Марфу Захаровну! Она была смущена, взволнована и
польщена. И неизвестно, что побудило ее решиться: то ли, что ее просят,
или, быть может, мимоходом брошенное Волковым упоминание о том, что ее
приглашают на службу и что ей будут платить жалованье... Она не была
корыстолюбива и не привыкла обращаться с деньгами. Муж доставлял ей
"натурой" все необходимое. Но у нее далеко отсюда был внучек, сын ее
дочери, в котором она души не чаяла. И теперь Марфа Захаровна получала
возможность делать ему подарки, а потом, собрав денег, даже поехать
повидаться с ним перед смертью. А может быть, и самолюбие ее было задето?
Ванюшка опять говорил о том, что Пунь не побоялась опуститься на дно.
Марфа Захаровна, выслушав все речи, обращенные к ней, ударила руками по
толстым бедрам и засмеялась.
- Ах вы, сукины коты! - неожиданно обратилась она к членам депутации. -
Что выдумали! Столько народу ко мне одной, будто я барыня какая. Ну, что
мне с вами делать? Возьму грех на душу. Ведите, топите меня, старую!
- Зачем топить, мамаша! - ответил повеселевший Ванюшка. - Представим в
лучшем виде. Примерьте носик, мамаша! - И Ванюшка протянул Марфе Захаровне
водолазную полумаску. Марфа Захаровна испуганно ахнула и отшатнулась.
- Не бойтесь, мамаша, не укусит, - продолжал Ванюшка. - Наденьте на
нос, а я помогу вам завязать. - Он взял из ее рук полумаску и начал
прилаживать на лице.
- В лучшем виде, мамаша. Теперь ранец. Вот так. Приподнимите ручки.
Ремни под мышки. Не тяжело? Ранец-то почти пустой, один воздух.
- К носу плотно пришлось? - спросил Гузик и взял Марфу Захаровну за
черный каучуковый нос. Она легонько взмахнула руками и снова опустила их:
делайте, мол, что хотите, ваша воля!
- Хорошо! Можно присоединить трубки с кислородом Пусть поучится дышать.
Вы, Марфа Захаровна, воздух в себя носом тяните, а из себя ртом
выпускайте.
- Да что вы, в самом деле, сейчас меня хотите под воду тянуть? А
собраться как же? Я так не могу! Я все свое хозяйство должна с собою
взять.
- Возьмем, возьмем, все возьмем, не волнуйтесь, мамаша, - сказал
Ванюшка. - Вы только дышите. Вот так. Ну, начинайте! Раз! Раз! Так,
хорошо. Идемте, мамаша. Вашу ручку. Гузик, бери за другую. - И в
сопровождении двух кавалеров, больше похожих на конвоиров, Марфа Захаровна
направилась к берегу океана.
- Ой, батюшки, боюсь! Ой, умру!
- Вот видите, Марфа Захаровна, я же говорил вам, что вы от страху в
море не хотите идти, - сказал Ванюшка. - А Пунь та не побоялась, так за
своим муженьком и зашагала.
Это подействовало. Марфа Захаровна сделала еще несколько шагов. Но,
когда волны начали обдавать подол длинной старомодной юбки, старуха вновь
остановилась.
- Позвольте, но как же это так? - сказала она. - Ведь я вымочусь, вся
вымочусь, и на полу у вас там наслежу. А переодеться я ничего не взяла с
собой.
- Не беспокойтесь, мамаша, - сказал Ванюшка. - Мы там вас живо
электричеством высушим, вам и переодеваться не надо будет. Прямо, можно
сказать, сухою из воды выйдете. Ну, смелее, крещается раба божия Марфа!..
- И он потащил ее в воду.
- Ах! Уф! - кричала Марфа Захаровна.
- Закройте ротик, Марфа Захаровна, захлебнетесь, мамаша! В воде ахать и
охать воспрещается! - строго сказал Ванюшка.
Когда вошли в воду до пояса, Гузик сказал, что пора надеть наушники.
Все плотнее натянули на уши аппарат и быстро вошли в воду. Марфа Захаровна
что-то еще кричала, но ее уже не слышали. Однако, когда она погрузилась в
воду с головой, то вдруг начала биться в руках, как пойманная рыба. Гузик
и Ванюшка пытались удержать ее, но подоспевший Конобеев вырвал свою
старуху из их рук и вынес на поверхность почти потерявшую сознание. Когда
она отдышалась, то объяснила, что без привычки наглоталась воды и едва не
захлебнулась.
Пришлось здесь же на берегу устроить совет.
- Это без привычки, мамаша, вы поучитесь немножко, - твердил Ванюшка.
Но Гузик убеждал, что гораздо проще принести зимний водолазный костюм со
скафандром. В таком аппарате Марфа Захаровна может дышать, как ей
заблагорассудится, - вода не вольется в рот. С этим все согласились. Пока
Марфа Захаровна переодевалась в сухое, Ванюшка "слетал" на дно и принес из
подводного жилища новенький водолазный костюм, в который и облачили Марфу
Захаровну. Теперь дело пошло легче.
Еще несколько шагов, и Марфа Захаровна спустилась под поверхность
океана и вступила в новый для нее, необычайный мир. Ее все пугало и
удивляло. И свет фонарей, внезапно загоревшийся на голове Гузика и
Ванюшки, и неожиданно громкий голос мужа, сказавшего ей через слуховую
трубу "Однако не робей, старуха!" - и рыбы, шнырявшие возле самой ее
головы.
Несмотря на тяжелые свинцовые подошвы, старуха чувствовала себя легче,
как будто она сразу стала сильнее, моложе. Это было довольно приятное,
новое ощущение. Но зато быстрота и резкость движений пропали Все шли
медленно, словно подражая плавности движений водорослей. Гузик и Ванюшка
уже не поддерживали Марфу Захаровну за руки. Она шла самостоятельно.
- Однако вот мы и дома! - услышала Марфа Захаровна голос мужа.
- Где? - Она ничего не видела. Свет фонаря, выхватывая круг из
зеленоватой мглы, освещал лишь два-три десятка метров водяного
пространства с бесконечным количеством водорослей. В силу причудливых
законов подводного видения Марфе Захаровне казалось, будто она идет в
глубину какой-то трубы, наполненной мохнатой бурой паутиной. Но вот за
длинными лентами и красивыми лапчатыми листьями она увидела что-то
большое, темное, круглое - слишком правильно округленное для того, чтобы
быть естественным созданием природы, которая умеет изготовлять круглые
предметы только слишком больших или очень маленьких размеров: солнца,
планеты, росинки, дождевые капли...
Когда подошли еще ближе, Марфа Захаровна увидала железную стену с
большой круглой "заплатой". Это был вход. Волков подошел к "заплате",
откатил вбок железную дверь и жестом пригласил Марфу Захаровну переступить
порог. Все вошли в камеру. Дверь задвинулась Вода начала быстро вытекать.
Скоро камера освободилась от воды. Над головой Марфы Захаровны загорелась
электрическая лампа. Гузик и Ванюшка погасили свои головные фонари,
подошли к Марфе Захаровне и помогли ей снять тяжелый водолазный костюм
- Поздравляю с прибытием! - сказал Ванюшка.
Волков, Конобеев, Гузик и Ванюшка быстро сбросили свои полумаски и
ранцы, спрятали водолазные костюмы в железный шкаф и явились перед Марфой
Захаровной в обыкновенном виде, который для нее, женщины старой и строгого
нрава, казался довольно неприличным. Она старалась не смотреть на
полуобнаженные тела мужчин. Один только Конобеев был приличен в своих
широких штанах и длинной рубахе.
- Ну, идем, старуха, - сказал он, взяв старуху за руки, чего раньше
никогда не делал. Это было непривычно и трогательно. - Покажу тебе, как
живут морские жители.
Марфу Захаровну ввели в восточный домик, где помещались Конобеев и
Гузик. По случаю прибытия гостьи Гузик переселился в лабораторию,
помещавшуюся в южном домике.
Когда Марфа Захаровна вошла в чистенькую комнатку подводной избушки,
она была чрезвычайно удивлена и даже поражена. Неизвестно, как
представляла она это подводное жилище Но, наверно, ей мерещились осклизлая
тина, копошащиеся в полутьме морские гады и ужасная сырость - как же может
быть иначе в воде! И когда она увидала толстые бревна стен, пахнущие
смолой ("совсем, как па земле!"), чистый белый пол, который можно мыть, не
боясь занозить руки (так хорошо были оструганы половицы), стол, табуреты,
кровати, дощатую перегородку, - все сухое, земное, настоящее, - она не
верила глазам своим Было тепло, даже жарко, - Гузик постарался.
Электрическая лампа светила ярко. Марфа Захаровна стояла посредине
комнаты, сложив руки на круглом животе, и вид у нее был такой, словно она
молится в храме. Конобеев наблюдал за нею, самодовольно улыбаясь.
- Однако ты боялась замочиться, отсыреть, замерзнуть, - сказал он. -
Тут тебе будет лучше, чем в китайской фанзе. Ну скажи, старуха, не плохо?
- Грех с вами! - неопределенно ответила Марфа Захаровна. - А окно-то
зачем? - вдруг заинтересовалась она, поднимая занавеску. - Тьма-то
какая!.. Нет, тут не то, что на земле. Ночь вечная! Затоскуешь без
солнышка.
- Эту ночь мы сейчас в день превратить можем, - ответил Конобеев. -
Сейчас, вишь ты, железный ставень закрыт, а вот мы откроем его да свету
пустим... - Конобеев повернул рычажок и выключатель. Железный засов
отодвинулся, яркий свет осветил пространство за стеклом, и Марфа Захаровна
увидала рыб, подплывших к стеклу. Через несколько минут их собралось
множество.
- Однако целая уха! - сказал Конобеев. - Если скучно станет, в окошко
погляди, что делается.
- А что тут делается? Все одно. Рыбы и рыбы.
- Однако ты приглядись и увидишь, что и тут разное бывает По рыбам ты
многое узнаешь: ночь или день, утро или вечер, солнце над головой или
тучи, тихая погода или буря. Я уже насквозь всю эту премудрость узнал Вот
тут и будешь жить со мной. А теперь пойдем, покажу тебе кухню и твою
помощницу.
Конобеев открыл деревянную и железную двери и провел Марфу Захаровну в
коридор с железными ставнями. После теплой и сухой избы здесь чувствовался
холодок и как будто тянуло сыростью. Марфа Захаровна поежилась
- Небось не отсыреешь. Вот и пришли, - сказал Конобеев. Они вошли под
крышу большого центрального купола, где помещались столовая,
подхватил Гузик. - Можно и деревянные, - согласился он. - Но прежде всего
надо железо для колпаков, много железа.
- А его достать труднее всего, - заметил Ванюшка. - Наши доменные печи
всегда голодны, как акулы. Сколько их ни корми железом, все мало. У них
отнимать нельзя. Надо бы как-нибудь самим разыскать
- Разыскать железные рудники и потом добывать руду? - спросил Волков. -
Долгая песня.
- Зачем рудники?
- Однако, - вставил Конобеев, раскуривая трубку, - на дне моря сколько
этого самого железа лежит! Ты щи пудов!
- Откуда? - спросил Ванюшка.
- То-то, откуда. Мал ты, молод. Наклали его туда, на дно, когда тебя
еще на свете не было. В девятьсот четвертом-пятом году, вот когда. Когда с
японцами воевали, и они нам наклали То то Вместе с косточками
вице-адмирала Макарова железо лежит. Я служил тогда во Владивостокской
эскадре, которой командовал Эссен. Чего только не насмотрелся, чего не
наслышался! Хорошего мало. Сколько кораблей, сколько людей погибло! На
одном "Петропавловске" семьсот человек, в Цусимское сражение семь тысяч:
"Варяг", "Кореец", "Енисей", "Боярин", "Стерегущий", "Страшный",
"Петропавловск"... У Цусимы целые две эскадры ко дну пошло. Пересчитать
невозможно Порт-артурский флот перед сдачей крепости почти весь уничтожен.
Железа-то, железа сколько!
- Да, но и Цусима и Порт-Артур не близко. Притом в Порт-Артуре многие
затонувшие суда уже давно подняты японцами.
- Многие, да не все. Есть, однако, и поближе Цусимы. Владивостокская
эскадра была слабенькая и больше охотилась за торговыми японскими судами.
Только один раз вступила в морское сражение у Ген... Гензана - городок
такой есть в Корее, и там даже потопила японский транспорт "Киншию-Мару".
А несколько торговых небольших судов были потоплены не очень далеко
отсюда. Я бы, пожалуй, и место нашел.
- А что же, это мысль, - сказал Гузик. - Почему нам не поискать этих
затонувших судов?
- Не легко их будет поднять, - заметил Волков.
- Мы и не станем поднимать их. Я сумею разрезать железный корпус под
водой, и мы перетащим его по частям. Только бы нам найти!
Решили, не откладывая, взяться за поиски "дефицитного товара" - железа
затонувших судов. Дело это было не из легких. Конобеев мог указать
местонахождение потонувших судов лишь очень приблизительно. Пользуясь
периодом затишья, друзья вчетвером выплыли на катере. Конобеев по каким-то
признакам узнал "дорогу" и указал место. Спустили лаг, который показал
двести метров На такой глубине можно было работать только в жестком
аппарате. Ванюшка, который никому не хотел уступать возможность первому
опуститься на такую глубину, надел с помощью других тяжелый водолазный
наряд и бросился в глубину. Там он зажег фонарь в тысячу свечей и начал
бродить по дну. Здесь росли неизвестные Ванюшке водоросли, стебли которых
были длиннее высочайших надземных деревьев. Жажда света вытянула эти
веревки-стебли, прикрепленные к глубокой почве среди вечного полумрака.
Стебли поддерживали специальные воздушные мешки на листьях. В одном месте
Ванюшка попал в густую заросль этих подводных лиан и едва выбрался из них
Их трудно было перервать, а оплетали они тело, как веревки. "Надо будет
брать с собой нож", - решил Ванюшка. И с той поры все опускающиеся на дно
океана брали с собою длинный кортик.
Морское дно было пустынно. Оно не пестрело мелкими веселыми рыбками,
как на поверхности. Иногда проплывали неведомые угрюмые тени, привлеченные
светом фонаря, - большие неповоротливые рыбы. Однажды свет фонаря, упавший
на каменистую почву, осветил человеческие кости: два полуразвалившихся
скелета. В ребрах одного из них поселился большой краб, который при свею
фонаря беспокойно заерзал. Продолжая поиски, Ванюшка набрел на затонувшую
рыбачью шхуну, деревянное двухмачтовое судно Ванюшка хотел проникнуть в
каюты, но его водолазный аппарат был слишком громоздок и не прошел бы в
люк.
Ванюшка осветил нос корабля и прочел на нем название, написанное
по-английски "Gay". Вот где на шел свой конец "Веселый". От такелажа и
парусов не осталось и следа. Корпус судна и даже уцелевшие мачты были
покрыты ракушками. Руль отломан, якорная цепь разорвана, якорь
отсутствовал. Ни одной шлюпки на палубе. Возможно, что люди оставили
тонувшее судно и спаслись на шлюпках. Ванюшка бродил по дну в продолжение
нескольких часов, но без успеха. Проголодавшийся и уставший, он надул
пневматический мешок кислородом и поднялся на поверхность, как на
воздушном шаре.
- Не нашел! - сказал он, когда с него сняли аппарат.
- Однако я маленько ошибся, - заметил Конобеев. - Надо больше на
полдень взять курс.
Волков, Ванюшка и Гузик по нескольку раз в день опускались на дно
океана. И только через несколько дней Гузику посчастливилось, наконец,
напасть на то, что он искал. На неглубоком месте, - на "банке", как
называют моряки морские мели, - недалеко друг от друга лежали два больших
коммерческих парохода. Один из них лежал боком, другой - вверх дном. У
первого была пробоина в борту, у второго не хватало носовой части, -
очевидно, он наткнулся на плавучую мину. Железа тут было более чем
достаточно. Гузик уселся на песок и начал обдумывать план автогенной резки
металлического судна под водой
Когда у Гузика начинала работать творческая мысль, он забывал, где он и
что с ним. Ученый-изобретатель просидел неподвижно на дне океана более
грех часов. Наверху, на палубе катера, начали уже беспокоиться, так как
перед погружением они условились, что Гузик пробудет под водой не более
часа. И Гузик очень удивился, когда увидел Ванюшку, шедшего к нему по дну
в "летнем" водолазном костюме, то есть в трусиках и в полумаске.
- Ты чего тут застрял? - спросил Ванюшка через слуховую трубку.
- Думал, - отвечал Гузик. - И уже придумал. Есть! Плывем на
поверхность.
Гузик придумал и осуществил очень остроумный аппарат для подводной
автогенной резки металла. Железный корпус парохода резался легко и быстро,
как бумага. Отдельные куски поднимались при помощи кранов на поверхность и
нагружались на шхуну. Работали попарно, чаще всего Гузик и Ванюшка. В
полдень, когда солнце стояло над головой, в воде было настолько светло,
что можно было работать без фонарей. На дне около пароходов виднелись
человеческие кости, полузанесенные песком и илом. По мере того, как
отнимался кусок за куском металлического корпуса, открывалась внутренность
затонувшего парохода, - каюты, наполненные человеческими скелетами, трюм,
где в полусгнивших ящиках оказался целый склад оружия, котельное
отделение...
Железных корпусов двух коммерческих пароходов было вполне достаточно
для изготовления колпаков, которые покрыли собою пять первых деревянных
избушек подводного поселения. Восторжествовала идея Волкова - обшить
железные колпаки изнутри деревом.
Постройка подводных жилищ не представляла особого труда. На дно был
уложен бетонный фундамент, деревянные дома доставлялись в сложенном
готовом виде на плотах к месту постройки, талями погружались в воду и
брались на причал при помощи якорей. Затем над ними возводили железные
купола, откачивали воду, внутренность куполов высушивали при помощи
электрических плит и снабжали дома необходимым оборудованием. Производство
всех этих работ значительно облегчалось тем, что в распоряжении строителей
были почти идеальные водолазные костюмы, которые не стесняли свободу
движений и не зависели от базы.
Ванюшка, опустившись впервые в подводное жилище, был в восторге. Он
ходил из "квартиры в квартиру" и повторял "Вот это фтука, фут возьми!" И
заявил, что больше не поднимется на поверхность и отныне превращается в
водяного жителя.
Макару Ивановичу Конобееву также очень понравился их новый "хутор". В
подводной долине меж гор всегда было тихо, - ни ветров, ни бурь, ни
дождей, ни метелей. Тихо колыхались водоросли, весело суетились рыбы,
важно восседали на дне большие крабы. Нравились Конобееву и "хоромы", -
ему еще не приходилось жить в таких светлых, чистых и теплых комнатах. Но
не этот уют и удобства тянули его, а сам океан - неведомый, необъятный,
полный своеобразной красоты.
- Однако тут не хуже тайги! - говорил Макар Иванович. На его языке это
был лучший комплимент.
- Вот и будем жить в подводной тайге, - отвечал Волков.
Жить под водой было удобно и нужно для дела. Теперь никакие бури,
никакие тайфуны не могли помешать выйти из дому и отправиться бродить по
подводным полям. Работы было много. Волков решил устроить совхоз по всем
правилам. Нужно было измерить подводные поля, нанести план, чтобы
правильно вести хозяйство: знать, сколько заготовить пучков, сколько
нанять рабочих, какой ожидать урожай. Волков, Ванюшка, Конобеев и Гузик
решили немедленно переселиться под воду. Все они, кроме Конобеева, были
людьми свободными, холостыми; один Макар Иванович был женат. Больших
затруднений старик не предвидел: ведь пропадал же он целыми месяцами на
охоте. Марфа Захаровна привыкла к одиночеству.
Так думал он и однажды вечером, сидя в своей фанзе за самоваром, сказал
ей:
- Однако завтра я переселяюсь на дно, в подводное жилище. - Марфа
Захаровна посмотрела на него с недоумением. Ее красное лицо стало еще
краснее.
- Как это переселяешься? - спросила она: - Куда это на дно? Ты в своем
уме?
- Ум не шапка, чужой не наденешь. Правду говорю. На дне моря-окияна
жить буду. Слыхала, небось, дом строили? Ну вот, и выстроили. Очень
хорошо.
- А я?
- А ты тоже пойдешь со мной.
- С тобой? Под воду? Я не русалка. Сама не пойду и тебя не пущу!
- Не хочешь, неволить не буду. Такое дело. А меня остановить не имеешь
права. Я сам себе волен.
Марфа Захаровна в слезы. И лицо ее стало совсем как спелая клюква.
Макар Иванович немного растерялся. Он не мог понять, что так взволновало
его старуху. Едва ли боязнь за него. В тайге было не меньше опасностей,
чем в воде. Притом опасность, риск были слишком обычными спутниками его
близкой к природе жизни почти первобытного человека. К опасностям охоты на
дикого зверя Марфа Захаровна относилась так же спокойно, как жена человека
каменного века. Голод страшнее зверя. Слабого, голодного человека одолеет
и малый зверек. Чтобы быть сильным, надо убивать крупных зверей; чтобы
жить, - надо рисковать жизнью. Эта философия крепко сидела в старухе и
помогала спокойно относиться к тому, что ее муж в одиночку выходил на
медведя. В чем же теперь дело? Ведь Макар Иванович обещал видеться с
Марфой Захаровной даже чаще, чем раньше; он будет жить под боком.
Марфа Захаровна, всхлипывая и беспрестанно сморкаясь в платочек,
объяснила ему свой взгляд на вещи. Макар Иванович мог уходить на охоту,
оставляя жену в китайской фанзе, купленной за медвежью шкуру, - этого
требовала суровая жизнь. Но он возвращался к ней в дом, у них был этот
самый общий дом, семейный очаг. А теперь Макар Иванович собирался
перебраться на жительство в другой дом, обзавестись каким-то своим углом.
Это было равносильно измене, было похоже на то, что старик бросал Марфу
Захаровну. Все это она изложила в таких туманных выражениях, что Макар
Иванович ничего не понял, кроме того, что старуха недовольна его
намерением уйти под воду.
- Однако пойдем вместе, - предложил он ей. Но тут она понесла такую
околесицу, что Макар Иванович даже поперхнулся чаем. Марфа Захаровна
решительно заявила, что жить под водой крещеному человеку грех, потому что
вода создана господом богом для рыб, а не для человека. И что такого
человека после смерти "земля не примет и вода изрыгнет" И откуда только
набралась такой премудрости! На верное, начетчик научил.
Макар Иванович, как всегда, поднялся из-за стола только после того, как
весь самовар был выпит.
- Однако ты некрещеную рыбу ешь! - выдвинул он неожиданный аргумент,
который так поразил старуху, что она замолчала. На этом разговор
закончился. А утром на другой день Конобеев, надевая водолазный костюм,
сказал:
- Прощай, старуха. Когда захочешь меня видеть. подойди к берегу, опусти
руки в воду и постучи камушком о камушек. В воде хорошо слышно. Я стук
твой услышу и вылезу.
Марфа Захаровна посмотрела на своего мужа с испугом. Он превращался в
ее глазах в водяного. Он уже знал, что делается у них там, под водой, как
слышно, как видно... И этот страшный большой черный нос, эти глаза-очки!..
- Когда же ты придешь? - спросила старуха, присмирев, дрогнувшим
голосом.
- Как справлюсь, - неопределенно ответил он и зашагал к берегу. Старуха
поплелась вперевалку за ним, а впереди бежал Хунгуз и тревожно лаял.
- Чувствует животная!.. - промолвила Марфа Захаровна, вздыхая.
- Ну, прощай, - еще раз сказал Конобеев. Марфа Захаровна посмотрела на
каучуковый нос, ровный и гладкий, без единого волосика, к виду которых на
мясистом носу мужа она так привыкла, и тяжко вздохнула.
- Прощай. Бог тебе судья.
Но Конобеев не слыхал последнего напутствия жены. Он смело вошел в воду
и зашагал, погружаясь все более. Волны шипели песком вокруг него, как бы
сердясь, что человек идет туда, куда ему нет доступа. Марфе Захаровне этот
"змеиный шип" казался дурным предзнаменованием. Хунгуз, видя "утопающею"
хозяина, завыл, заскакал на берегу, бросился в воду... Конобеев отогнал
собаку рукой и погрузился в волны с головой
Плакала старуха, выла собака.
Конобеев не раз выходил на берег, видался с женою, пил чай, уговаривал
опуститься вместе с ним на дно, но она упрямо отказывалась и бранила его,
называл водяным и безбожником. Макару Ивановичу было жалко старуху. Она
хоть и по глупости своей, а сильно страдала. Жили вместе тридцать лет и
три года, как в пушкинской сказке, да и разлучились... Конобеев нередко
думал об этом, когда ему не спалось, и не мог понять: оттого ли не спится,
что думы одолевают, или оттого, что сна ни в одном глазу. И вот однажды,
проворочавшись на кровати почти до утра, он явился к Волкову и скачал
- Семен Алексеевич! Однако помогите мне уломать старуху к нам переехать
жить. Оно бы ловчее было. Самоварчик бы ставила нам, уху, щи, кашу варила.
Надоели эти корейские кушанья, что Пунь нам готовит. Пунь была бы по
стирке, за чистотой смотрела, а моя старуха - за харчем.
Ванюша, присутствовавший во время этого разговора, сказал:
- Семен Алексеевич! Мы вот что сделаем - пойдем всем миром: вы, я,
Макар Иваныч, Гузик. Будем ее просить вроде как депутацией. Не откажется.
Волков безнадежно махнул рукой.
- Ничего не выйдет, - ответил он. - Я уже говорил с ней и убеждал ее.
Крепкая старуха. Стоит на своем - и баста!
- Тогда вот что: скажем, что Макар Иваныч помирает, она испугается и
придет...
- Однако она со страху и помереть может, - возразил Конобеев. - Уж
лучше без обману. Пойдем попросим всем миром, может, что и выйдет.
И, захватив на всякий случай водолазный костюм для Марфы Захаровны, все
отправились на берег.
Марфа Захаровна стирала белье у фанзы и была даже несколько напугана,
когда увидала, как из волн морских вышло четыре чудовища, - впереди них ее
муж-богатырь, как дядька Черномор, - и вся эта процессия двинулась к фанзе
Марфа Захаровна наспех вытерла руки, спустила фартук и в выжидательной
позе остановилась у двери. Хунгуз с радостным лаем бросился к хозяину.
Процессия людей с большими черными носами и огромными очками подошла к
фанзе Все сняли водолазные полумаски и с поклонами подошли к Марфе
Захаровне. От этой торжественности у Марфы Захаровны даже закололо в носу.
Волков произнес речь, в которой говорил о том, что Макар Иванович
заболел с тоски, что он не спит по ночам и что от всего этого и работа у
него не клеится, и если бы Марфа Захаровна согласилась жить в море, то она
очень помогла бы всем им. Ее можно было бы принять в штат служащих и
платить ей деньги... (Тут Марфа Захаровна отрицательно махнула рукой.) А
если и не из-за денег, то все же она должна согласиться ради того, чтобы
помочь им всем.
Потом говорил Ванюшка, потом Гузик. И все они просили ее Никогда еще
столько людей не просили Марфу Захаровну! Она была смущена, взволнована и
польщена. И неизвестно, что побудило ее решиться: то ли, что ее просят,
или, быть может, мимоходом брошенное Волковым упоминание о том, что ее
приглашают на службу и что ей будут платить жалованье... Она не была
корыстолюбива и не привыкла обращаться с деньгами. Муж доставлял ей
"натурой" все необходимое. Но у нее далеко отсюда был внучек, сын ее
дочери, в котором она души не чаяла. И теперь Марфа Захаровна получала
возможность делать ему подарки, а потом, собрав денег, даже поехать
повидаться с ним перед смертью. А может быть, и самолюбие ее было задето?
Ванюшка опять говорил о том, что Пунь не побоялась опуститься на дно.
Марфа Захаровна, выслушав все речи, обращенные к ней, ударила руками по
толстым бедрам и засмеялась.
- Ах вы, сукины коты! - неожиданно обратилась она к членам депутации. -
Что выдумали! Столько народу ко мне одной, будто я барыня какая. Ну, что
мне с вами делать? Возьму грех на душу. Ведите, топите меня, старую!
- Зачем топить, мамаша! - ответил повеселевший Ванюшка. - Представим в
лучшем виде. Примерьте носик, мамаша! - И Ванюшка протянул Марфе Захаровне
водолазную полумаску. Марфа Захаровна испуганно ахнула и отшатнулась.
- Не бойтесь, мамаша, не укусит, - продолжал Ванюшка. - Наденьте на
нос, а я помогу вам завязать. - Он взял из ее рук полумаску и начал
прилаживать на лице.
- В лучшем виде, мамаша. Теперь ранец. Вот так. Приподнимите ручки.
Ремни под мышки. Не тяжело? Ранец-то почти пустой, один воздух.
- К носу плотно пришлось? - спросил Гузик и взял Марфу Захаровну за
черный каучуковый нос. Она легонько взмахнула руками и снова опустила их:
делайте, мол, что хотите, ваша воля!
- Хорошо! Можно присоединить трубки с кислородом Пусть поучится дышать.
Вы, Марфа Захаровна, воздух в себя носом тяните, а из себя ртом
выпускайте.
- Да что вы, в самом деле, сейчас меня хотите под воду тянуть? А
собраться как же? Я так не могу! Я все свое хозяйство должна с собою
взять.
- Возьмем, возьмем, все возьмем, не волнуйтесь, мамаша, - сказал
Ванюшка. - Вы только дышите. Вот так. Ну, начинайте! Раз! Раз! Так,
хорошо. Идемте, мамаша. Вашу ручку. Гузик, бери за другую. - И в
сопровождении двух кавалеров, больше похожих на конвоиров, Марфа Захаровна
направилась к берегу океана.
- Ой, батюшки, боюсь! Ой, умру!
- Вот видите, Марфа Захаровна, я же говорил вам, что вы от страху в
море не хотите идти, - сказал Ванюшка. - А Пунь та не побоялась, так за
своим муженьком и зашагала.
Это подействовало. Марфа Захаровна сделала еще несколько шагов. Но,
когда волны начали обдавать подол длинной старомодной юбки, старуха вновь
остановилась.
- Позвольте, но как же это так? - сказала она. - Ведь я вымочусь, вся
вымочусь, и на полу у вас там наслежу. А переодеться я ничего не взяла с
собой.
- Не беспокойтесь, мамаша, - сказал Ванюшка. - Мы там вас живо
электричеством высушим, вам и переодеваться не надо будет. Прямо, можно
сказать, сухою из воды выйдете. Ну, смелее, крещается раба божия Марфа!..
- И он потащил ее в воду.
- Ах! Уф! - кричала Марфа Захаровна.
- Закройте ротик, Марфа Захаровна, захлебнетесь, мамаша! В воде ахать и
охать воспрещается! - строго сказал Ванюшка.
Когда вошли в воду до пояса, Гузик сказал, что пора надеть наушники.
Все плотнее натянули на уши аппарат и быстро вошли в воду. Марфа Захаровна
что-то еще кричала, но ее уже не слышали. Однако, когда она погрузилась в
воду с головой, то вдруг начала биться в руках, как пойманная рыба. Гузик
и Ванюшка пытались удержать ее, но подоспевший Конобеев вырвал свою
старуху из их рук и вынес на поверхность почти потерявшую сознание. Когда
она отдышалась, то объяснила, что без привычки наглоталась воды и едва не
захлебнулась.
Пришлось здесь же на берегу устроить совет.
- Это без привычки, мамаша, вы поучитесь немножко, - твердил Ванюшка.
Но Гузик убеждал, что гораздо проще принести зимний водолазный костюм со
скафандром. В таком аппарате Марфа Захаровна может дышать, как ей
заблагорассудится, - вода не вольется в рот. С этим все согласились. Пока
Марфа Захаровна переодевалась в сухое, Ванюшка "слетал" на дно и принес из
подводного жилища новенький водолазный костюм, в который и облачили Марфу
Захаровну. Теперь дело пошло легче.
Еще несколько шагов, и Марфа Захаровна спустилась под поверхность
океана и вступила в новый для нее, необычайный мир. Ее все пугало и
удивляло. И свет фонарей, внезапно загоревшийся на голове Гузика и
Ванюшки, и неожиданно громкий голос мужа, сказавшего ей через слуховую
трубу "Однако не робей, старуха!" - и рыбы, шнырявшие возле самой ее
головы.
Несмотря на тяжелые свинцовые подошвы, старуха чувствовала себя легче,
как будто она сразу стала сильнее, моложе. Это было довольно приятное,
новое ощущение. Но зато быстрота и резкость движений пропали Все шли
медленно, словно подражая плавности движений водорослей. Гузик и Ванюшка
уже не поддерживали Марфу Захаровну за руки. Она шла самостоятельно.
- Однако вот мы и дома! - услышала Марфа Захаровна голос мужа.
- Где? - Она ничего не видела. Свет фонаря, выхватывая круг из
зеленоватой мглы, освещал лишь два-три десятка метров водяного
пространства с бесконечным количеством водорослей. В силу причудливых
законов подводного видения Марфе Захаровне казалось, будто она идет в
глубину какой-то трубы, наполненной мохнатой бурой паутиной. Но вот за
длинными лентами и красивыми лапчатыми листьями она увидела что-то
большое, темное, круглое - слишком правильно округленное для того, чтобы
быть естественным созданием природы, которая умеет изготовлять круглые
предметы только слишком больших или очень маленьких размеров: солнца,
планеты, росинки, дождевые капли...
Когда подошли еще ближе, Марфа Захаровна увидала железную стену с
большой круглой "заплатой". Это был вход. Волков подошел к "заплате",
откатил вбок железную дверь и жестом пригласил Марфу Захаровну переступить
порог. Все вошли в камеру. Дверь задвинулась Вода начала быстро вытекать.
Скоро камера освободилась от воды. Над головой Марфы Захаровны загорелась
электрическая лампа. Гузик и Ванюшка погасили свои головные фонари,
подошли к Марфе Захаровне и помогли ей снять тяжелый водолазный костюм
- Поздравляю с прибытием! - сказал Ванюшка.
Волков, Конобеев, Гузик и Ванюшка быстро сбросили свои полумаски и
ранцы, спрятали водолазные костюмы в железный шкаф и явились перед Марфой
Захаровной в обыкновенном виде, который для нее, женщины старой и строгого
нрава, казался довольно неприличным. Она старалась не смотреть на
полуобнаженные тела мужчин. Один только Конобеев был приличен в своих
широких штанах и длинной рубахе.
- Ну, идем, старуха, - сказал он, взяв старуху за руки, чего раньше
никогда не делал. Это было непривычно и трогательно. - Покажу тебе, как
живут морские жители.
Марфу Захаровну ввели в восточный домик, где помещались Конобеев и
Гузик. По случаю прибытия гостьи Гузик переселился в лабораторию,
помещавшуюся в южном домике.
Когда Марфа Захаровна вошла в чистенькую комнатку подводной избушки,
она была чрезвычайно удивлена и даже поражена. Неизвестно, как
представляла она это подводное жилище Но, наверно, ей мерещились осклизлая
тина, копошащиеся в полутьме морские гады и ужасная сырость - как же может
быть иначе в воде! И когда она увидала толстые бревна стен, пахнущие
смолой ("совсем, как па земле!"), чистый белый пол, который можно мыть, не
боясь занозить руки (так хорошо были оструганы половицы), стол, табуреты,
кровати, дощатую перегородку, - все сухое, земное, настоящее, - она не
верила глазам своим Было тепло, даже жарко, - Гузик постарался.
Электрическая лампа светила ярко. Марфа Захаровна стояла посредине
комнаты, сложив руки на круглом животе, и вид у нее был такой, словно она
молится в храме. Конобеев наблюдал за нею, самодовольно улыбаясь.
- Однако ты боялась замочиться, отсыреть, замерзнуть, - сказал он. -
Тут тебе будет лучше, чем в китайской фанзе. Ну скажи, старуха, не плохо?
- Грех с вами! - неопределенно ответила Марфа Захаровна. - А окно-то
зачем? - вдруг заинтересовалась она, поднимая занавеску. - Тьма-то
какая!.. Нет, тут не то, что на земле. Ночь вечная! Затоскуешь без
солнышка.
- Эту ночь мы сейчас в день превратить можем, - ответил Конобеев. -
Сейчас, вишь ты, железный ставень закрыт, а вот мы откроем его да свету
пустим... - Конобеев повернул рычажок и выключатель. Железный засов
отодвинулся, яркий свет осветил пространство за стеклом, и Марфа Захаровна
увидала рыб, подплывших к стеклу. Через несколько минут их собралось
множество.
- Однако целая уха! - сказал Конобеев. - Если скучно станет, в окошко
погляди, что делается.
- А что тут делается? Все одно. Рыбы и рыбы.
- Однако ты приглядись и увидишь, что и тут разное бывает По рыбам ты
многое узнаешь: ночь или день, утро или вечер, солнце над головой или
тучи, тихая погода или буря. Я уже насквозь всю эту премудрость узнал Вот
тут и будешь жить со мной. А теперь пойдем, покажу тебе кухню и твою
помощницу.
Конобеев открыл деревянную и железную двери и провел Марфу Захаровну в
коридор с железными ставнями. После теплой и сухой избы здесь чувствовался
холодок и как будто тянуло сыростью. Марфа Захаровна поежилась
- Небось не отсыреешь. Вот и пришли, - сказал Конобеев. Они вошли под
крышу большого центрального купола, где помещались столовая,