Страница:
что со вчерашнего дня он ничего не ел. Он поднял апельсин и с наслаждением
стал есть его сладкую, сочную, душистую мякоть. Обезьяна что-то закричала
ему вслед на своем языке.
Он невольно улыбнулся, кивнул обезьяне головой. Она приветливо закивала
в ответ. И странно: ему стало как-то легче на душе.
Он подошел к мраморному водоему, снял с себя тяжелые доспехи и вымылся
холодной ключевой водой. Оставшись в короткой черной тунике жреца с
расшитым на груди золотыми нитками диском солнца, он почувствовал себя
легко и свободно. С удовольствием он растянулся на зеленой траве,
расправляя усталые члены.
"Если бы не болели раны, было бы совсем хорошо", - подумал он. Сладкая
истома сковывала тело. Он невольно закрыл глаза и стал погружаться в
дремоту.
Вдруг словно какой-то толчок разбудил его. Он быстро сел. Ата! Что с
ней?.. Как мог он так долго не думать о ней! Ата умоляла его позволить ей
сражаться вместе с ним.
- Многие наши женщины-рабыни вооружаются и идут на Священный Холм,
чтобы умереть или победить... Я не могу остаться дома... Я сильна, и я
хочу быть с тобой...
Но он настоял на своем. Он убедил ее остаться, уверяя, что, если она
будет рядом с ним на поле сражения, опасения за ее жизнь будут отвлекать
его и это скорее может погубить их и повредить восстанию.
Со слезами на глазах она простилась с ним прошлой ночью на старых
шахтах...
"Что с нею?.. Не пошла ли она разыскивать меня и не убили ли ее воины
атлантов?"
Одним прыжком он поднялся на ноги и быстро пошел вниз по дорожке.
Перелез через стену и стал спускаться со Священного Холма.
Кратчайшая дорога вела мимо дворца его покойного отца.
Минуту Акса-Гуам колебался, но потом решительно зашагал по этой дороге.
Она уже вся была очищена от рабов. От времени до времени встречались
отряды воинов. О его участии в восстании знали немногие обитатели
Священного Холма. В своей одежде жреческой касты он беспрепятственно шел
вперед.
Подходя к дворцу отца, он невольно замедлил шаги. Дворец одной стороной
выходил на дорогу, поднимаясь своими тяжелыми колоннами над бронзовой
оградой.
Вдруг Акса-Гуам остановился. У него перехватило дыхание. В одном окне
стояла его мать с растрепанными, седыми космами волос и безумными глазами.
Она узнала его и, указывая на него пальцем протянутой руки, истерически
захохотала:
- Вот он!.. Вот он!.. - кричала она. - Змееныш! Змееныш! Где ты прячешь
голову твоего отца? Она нужна Агушатце... Он делает мумию. Разве бывают
мумии без головы?.. Отдай голову отца!.. Отдай голову!.. Две рабыни
подхватили ее под руки и силой оттянули от окна. Акса-Гуам зажал уши и
бросился бежать. Но крик матери стоял в его ушах:
- Отдай голову твоего отца!..
Только добежав до моста у канала, он несколько успокоился. Бедная
мать!.. Голова отца... Она на старых шахтах... Голова жреца... Акса-Гуам
даже не знает, закопали ли ее в землю...
В Черном городе еще не улеглось волнение. Толпы рабов наполняли улицы.
Воины атлантов не преследовали рабов. Священный Холм очищен, а от кары
рабам не убежать.
На широкой площади, где перекрещивались две дороги, какой-то раб узнал
его:
- Смотрите, он! Вот он! Вот Акса-Гуам, царь рабов!
- Предатель!
- Изменник!
Толпа окружила его. В него полетели камни.
Разъяренные женщины протягивали к нему кулаки и кричали:
- Отдай мне убитого мужа!
- Ты погубил моего сына!
- Где брат мой?
Какой-то раб-фракиец подскочил к нему и сбил его ударом на кучу щебня.
Потом посадил, нахлобучил ему на голову свой красный колпак и закричал:
- Коронование царя рабов!
Кольцо толпы сжималось все теснее. Град камней падал на Акса-Гуама.
Окровавленный и бледный, сидел он в красном колпаке и смотрел на толпу
невидящим взором.
- Что смотреть на него? - сказал раб-бербер с копьем в руках. - Разве в
нем не кровь врагов наших? Отойдите!
Рабы отошли в сторону, и раб-бербер пустил копье прямо в грудь
Акса-Гуама.
Но прежде чем оно вонзилось, из толпы раздался женский отчаянный крик,
чье-то тело метнулось между Акса-Гуамом и летящим копьем.
Копье пронзило насквозь грудь молодой женщины.
Это была Ата.
Она повернула голову к Акса-Гуаму и успела только сказать:
- Мою жизнь... - Кровь хлынула из горла и раны, и она замолчала, тяжело
хрипя.
- Ата! - крикнул Акса-Гуам. Но силы изменили ему. Он потерял сознание и
свалился с кучи камня к трупу Аты.
Толпа отхлынула и затихла, взволнованная неожиданной смертью Аты.
Но тот же раб-бербер, рассерженный тем, что ему испортили меткий удар,
которым он хотел похвастаться, закричал:
- Еще одну рабыню сгубил он! Смерть ему! - и бросился к Акса-Гуаму.
Несколько рабов последовали за ним.
- Стой, собака! - вдруг вырос как из-под земли старик Гуамф, заслоняя
собой тела Аты и Акса-Гуама.
Рабы остановились в смущении. Старика Гуамфа знали и уважали в Черном
городе.
- Уйди, старик! - понижая тон, сказал раб-бербер.
- Звери вы или люди? - накинулся на него Гуамф. - Вам мало крови? Так
убейте и меня, старика!
И, обратившись к рабу-берберу, Гуамф продолжал:
- Где ты был, Ширна, когда брали Священный Холм? Ни один из рабов,
которые бились там, не поднимет руку на Акса-Гуама: кто бы он ни был, он
бился вместе с нами и за нас отдавал жизнь, как последний из рабов. Где ты
достал копье, Ширна, которым хотел убить Акса-Гуама и убил мою внучку?
Поднял на дороге после сражения? Я знаю тебя и твою шайку! Когда нас
давят, вы подлизываетесь к надсмотрщикам и доносите на своих. Когда мы
воюем, вы подуськиваете других и выжидаете дома, кто победит, чтобы
лягнуть копытом побежденного. Нам всем жилось бы легче, если бы не было
таких, как ты. И ты смеешь судить побежденного?
Раб-бербер смутился и исчез в толпе.
- Слушайте, рабы! Акса-Гуам потерял отца, - продолжал старик. - Мать
его лишилась рассудка. Девушка, которую он любил, лежит перед вами с
копьем в груди. Ему нет дороги назад, на Священный Холм...
Не дослушав конца речи, толпа рабов вдруг отхлынула и побежала к
шахтам. По дороге, со стороны Священного Холма, медленно двигался отряд
конницы. Не прошло пяти минут, как площадь была пуста. Слышно было только
цоканье бронзовых подков по каменным плитам дороги да бряцание оружия.
Как победители, гордые и самоуверенные, воины атлантов медленно
проехали, не кинув даже взора на группу у каменной кучи: трупов валялось
слишком много на дороге, а дряхлый старик не стоил внимания.
Стало совсем тихо. Только жужжал рой синих мух, блестящих в закатных
лучах, собравшийся над зияющей раной Аты.
Гуамф оттащил Акса-Гуама от дороги и скрыл за кустом труп Аты.
Акса-Гуам пришел в себя.
Гуамф ласково положил ему руку на плечо:
- Ты не сердись очень на них. - Он махнул рукой в сторону шахт. -
Тяжело опять становиться в ярмо... Помнишь, как я сам рассердился на тебя,
когда ты заговорил об освобождении рабов? Когда это будет и будет ли?
Может быть, когда-нибудь, через тысячи лет, и взойдет наша звезда и
исцелит раны наши. Но только тогда уж нас не будет, а может быть, не
останется следа и от самой Атлантиды... И никто не будет знать, что и мы
боролись за дело рабов и через тысячелетия посылали привет тому, кто будет
счастливее нас...
- Пить... - хрипло прошептал Акса-Гуам и застонал от боли.
Заседание Верховного Совета открылось в Медном Зале царского дворца.
Стены зала были покрыты медными листами с барельефами, изображающими
подвиги царей Атлантиды. Развешанное внизу по стенам бронзовое оружие
атлантов, от древнейших, грубо отделанных секир до мечей и панцирей
последней отделки, полированных до зеркального блеска, придавало залу вид
музея. Все члены Верховного Совета были в сборе, кроме Верховного жреца
Ацро-Шану.
Но царь не стал ожидать его. Сидя на высоком бронзовом троне, в
полукруге кресел, занимаемых членами совета, царь открыл заседание.
- Именем Солнца и волею нашей...
В Атлантиде произошло неслыханное событие. Восставшие рабы посягнули на
мою священную жизнь. От руки презренной черни погибли все мои гости и
цари. Лишь царь Ашура избежал ужасной гибели, бежав вслед за мной, и
любезный брат мой, царь Атцора, - он не был во дворце по причине
недомогания.
В восстании - о великий позор! - принимал участие и один из сыновей
жрецов. Отец его поплатился своею головой за сына-изменника... Главные
зачинщики: Акса-Гуам-Итца, - пусть гнев богов падет на его голову, - и раб
Адиширна-Гуанч, - да разверзнется под ним земля, - до сих пор не
разысканы. Кто в этом повинен, Кетцаль-Коотль?
Военачальник склонил голову.
- Они будут разысканы, трижды великий...
- Если они не будут разысканы живыми или мертвыми, прежде чем солнце
трижды скроется за утесом Льва, ты не увидишь, Кетцаль, четвертого восхода
солнца. Но рабы... - и царь в гневе даже привстал с кресла, что было
совершенно необычайным нарушением этикета. - Гнев мой не имеет границ.
Пусть рабское племя помнит из поколения в поколение, что значит гнев царя
Атлантиды. Я истреблю их всех до единого. Я подвергну их таким пыткам, от
которых содрогнется сама земля. Повелеваю набрать в наших колониях новых
рабов! Рабы обречены. Все до единого...
Кетцаль-Коотль тяжело вздохнул.
- Не гневайся, трижды великий... Почти все рабы покинули Черный
город... Их бегство было столь поспешно, что в их квашнях остался
замешанный хлеб. Они укрылись в лесах... Остались лишь старики, старухи и
дети-сироты...
- И ты, старая собака, не сумел выследить дичь... Это измена. Все вы
изменники и заговорщики!.. Оцепить леса!..
- Сделано!
- Обыскать все тропинки с охотничьими собаками...
- Ищут, и многих уже поймали.
- Травить их, как диких зверей. Пусть вся Атлантида зальется их кровью.
В зале произошло движение.
На черных носилках четыре служителя храма осторожно внесли Ацро-Шану,
Верховного жреца.
Поддерживаемый под руку, жрец медленно сошел с носилок, благословил
царя, подошел к своему креслу и, не опускаясь в него, обратился к царю с
речью:
- Трижды великий, могучий, непобедимый, богами хранимый владыка
Атлантиды! Моя старая грудь разрывается от тоски, глаза источают слезы и
язык мой не повинуется мне... Но боги бессмертные повелели мне сообщить
тебе о великом бедствии, которое надвигается на Атлантиду. Увы, увы... Мы
все погрешили перед богами, и гнев их обрушился на нас...
Гуан-Атагуераган заметно побледнел.
- Говори скорее, в чем дело, - сказал он глухим голосом.
- Атлантида обречена... Атлантида должна погибнуть.., от страшного
землетрясения. Огонь пожрет ее. Боги открыли мне прошлой ночью, что гибель
Атлантиды неизбежна. Бог-Солнце, пылающий и грозный, явился мне в виде
воина. Одежды его были как расплавленная бронза, и свет лица его ослеплял.
И он сказал мне: "Спасайтесь!.. Спасайтесь, пока не поздно. Ибо не
останется камня на камне и не уцелеет ни одно живое существо. Огонь
истребит, океан поглотит Атлантиду. И там, где стояли высокие горы, только
волны морские будут вздымать гребни свои. И сама память об Атлантиде
сотрется в веках..."
Ацро-Шану говорил грозно, как пророк, и каждое слово его леденило
сердце...
Царь откинулся, судорожно сжал ручку трона и прикрыл глаза. По его лицу
прошла судорога.
- Ты лжешь, старик!.. Вы все лжете!.. Я не верю вам! Вы хотите запугать
меня. Не за то ль, что уменьшил ваши доходы?
- Ничто не спасет Атлантиду! Страшный день гнева близится! - воскликнул
Ацро-Шану.
И как бы в подтверждение этих слов, вдруг прокатился сильный
волнообразный подземный удар.
Со светильников сорвались языки пламени и некоторые из них погасли.
Бронзовое оружие со звоном и лязгом обрушилось на пол. Кресла и царский
престол покачнулись. С оглушительным треском расселась капитальная стена.
По всему мозаичному полу, от входных дверей, протянулась большая трещина.
Постепенно суживаясь, она доходила до самого подножия престола.
Царь с ужасом смотрел на эту трещину, как на подползавшую змею, которая
готова ужалить его.
Снаружи слышались крики и плач испуганных женщин и детей. Но в самом
зале стояла гнетущая тишина. В эти немногие мгновенья сознание людей
должно было примириться с мыслью, которая переворачивала всю их жизнь. Это
было так неожиданно, так необычайно странно и нелепо, что мозг отказывался
понять... И царь смотрел как загипнотизированный на зловещую трещину и не
мог произнести ни слова.
Раздался второй толчок.
Зазвенело оставшееся на стенах оружие и затрепетали хрустальные
подвески на бронзовых светильниках...
Царь встал с престола и, забыв об этикете, подошел к окну, чтобы
освежить голову. Ветер доносил сюда соленую свежеть океана.
Царь посмотрел вниз на огни Атлантиды, расстилавшейся у подножия
Священного Холма.
- Бедная Атлантида... - прошептал он, повторяя слова Ацро-Шану. Убитый,
растерянный, обернулся он к собравшимся. Хрустнул пальцами, унизанными
кольцами и перстнями, и, обводя взором жрецов, спросил:
- Что же делать теперь?..
Члены Верховного Совета поднялись со своих кресел и образовали шумную
толпу. От торжественности заседания не осталось и следа. Они говорили все
разом, не слушая друг друга и размахивая руками. Только Ацро-Шану сохранял
полное спокойствие.
- Тише! - сказал он. - Стыдно! Вы не рабы! Если потеряем спокойствие,
кто позаботится о нашем спасении? Наступило молчание. Все были смущены.
- С Атлантидой кончено, - продолжал Верховный жрец. - Надо подумать о
нашем спасении. А оно может быть только в одном - бегстве. Не теряя ни
одной минуты, мы должны собираться в путь; мы должны взять с собой наше
оружие, нашу армию - это первое и главнейшее, так как нужно будет заново
строить свое могущество... Многие друзья отвернутся от нас и станут
врагами. Нужно взять с собой наши драгоценности, наших животных, семена
наших хлебных растений. Наш флот может перевезти только армию... Для
жителей Священного Холма и свободных граждан должны быть построены новые
огромные корабли-ковчеги. Предстоят бури и ливни, и корабли должны быть
построены так, чтобы бороться с ними!.. Надо немедля браться за работу.
Каждая минута дорога...
- Но кто будет строить корабли? Кто возьмет на себя всю черную работу
по сборам в путь? Рабы бежали! - сказал Кунтинашар.
- Надо вернуть рабов, - ответил Ацро-Шану. - Надо объявить им
помилование и поставить на работы.
- Никогда! - гневно воскликнул царь. - Помиловать бунтовщиков?
Цареубийц? Никогда! Мы привлечем к работам воинов!
- У воинов будет достаточно своей работы! - осмелился возразить
Кетцаль-Коотль. - И потом... Мои воины? Какие же они столяры и плотники?
Воины умеют только владеть мечом! Их пришлось бы еще долго учить новому
ремеслу.
- Сейчас не время для мести... - сказал Ацро-Шану. - У нас нет выбора:
или помиловать рабов, или погибнуть вместе с ними.
- Лучше погибнуть, чем помиловать! - упрямо ответил царь.
- Ну что ж! Твоя воля священна. Будем готовиться к гибели, - сказал
Ацро-Шану, лукаво взглянув на царя из-под нависших бровей.
- Но.., я успею спастись! - смущенно произнес царь, помолчав.
- Да, ты можешь успеть. Но что будет с тобой, если при тебе не будет
армии, жрецов, оружия, всяческих запасов и золота? Ты будешь как тростник,
ветром колеблемый.
Царь колебался.
- Вот что... - продолжал Ацро-Шану с той же скрытой улыбкой. - Ты
жаждешь мести. Она не минует рабов. Мы можем пообещать им помилование. Но
ничто не помешает нам взять лишь столько рабов, сколько нам нужно для
путешествия и устройства на новом месте. Остальных мы оставим, в последний
момент пообещав вернуться за ними. Поверь, что гнев богов настигнет их
здесь вернее, чем меч Кетцаль-Коотля. Ни один не уцелеет... А когда
обживешься на новом месте и обзаведешься новыми рабами, можно будет
покончить с мятежниками, вывезенными из Атлантиды. Не так ли?..
Царь нахмурился и процедил сквозь зубы:
- Согласен!.. Кетцаль-Коотль! Разошли вестников по всем лесам. Объяви
им от моего имени о царской милости.
Во все города и селения Атлантиды были разосланы гонцы. На площади у
храмов звучали бронзовые трубы этих вестников несчастья. Глашатаи кричали
перед испуганной толпой:
- Гнев богов обрек Атлантиду на гибель!.. Все население волей царя
призывается на общественные работы... Мы должны спешно готовиться к
бегству!..
Посейдонис походил на встревоженный муравейник. Люди бегали по улицам
испуганные, бледные, как во время пожара. Общее несчастье сблизило людей и
нарушило кастовые преграды. Незнакомые люди различных каст окликали друг
друга:
- Слыхали?
- Да. Ужасно!.. - и разбегались в разные стороны.
Казалось, вся Атлантида потеряла голову. Люди перебирали свои вещи,
отбрасывая ценное, складывая ненужное, суетились без толку, забывая о сне
и еде. Некоторые впадали в странное оцепенение: сидели молча, ничего не
слыша, как статуи. Женщины плакали, прижимая детей к груди.
Так длилось несколько дней, пока Священный Холм не организовал
правильных работ.
Хмурые, плохо верящие в "царскую милость", возвращались рабы из лесов.
Другого выхода им не оставалось. Все же часть рабов не вернулась в Черный
город. Одни из них не верили в неизбежную гибель Атлантиды, другие
предпочитали лучше умереть свободными, чем вернуться к рабству.
Близкая опасность, казалось, удесятеряла силы людей. Работы шли днем и
ночью с короткими перерывами на сон и обед.
По горным дорогам из лесов тянулись беспрерывной лентой обозы,
снабжавшие доки и верфи строительными материалами. Люди и животные падали
замертво на дороге, их оттаскивали в сторону, очищали путь, и работа
продолжалась с тою же лихорадочной поспешностью.
Готовые корабли нагружались оружием, домашним скарбом, животными, не
только домашними, но и дикими: атланты хотели сохранить по возможности
все, что напоминало бы им на новых местах их солнечную родину. Каждому
свободному гражданину разрешалось взять по семи пар домашних животных и
птиц и по две пары диких.
Новые верфи покрывались тысячами строящихся судов; на судах были
сооружены крытые палубы на случай бурь и ливней.
При всей напряженности и лихорадочности работ скоро выяснилось, что с
первыми отходящими кораблями можно будет вывезти лишь ничтожную долю
накопленных тысячелетиями богатств Атлантиды. Царские и жреческие
сокровища казались неисчерпаемыми. Решено было взять в первую очередь
самое ценное и менее громоздкое. Если катастрофа замедлится, оставшееся
имущество можно будет вывезти постепенно. Однако на это было мало надежды.
Чтобы вывезти в первую очередь хотя бы часть несметных богатств правящих
каст, нужно было сознательно бросить почти на верную гибель не только
рабов, но и часть свободного населения Атлантиды. Однако, чтобы избежать
паники и восстаний. Священный Холм заверял население, что все оно, до
последнего раба, будет увезено до наступления катастрофы.
Наконец сборы царствующего дома были окончены. Все члены царской семьи
собрались во дворце царя перед тем, как отправиться на корабли. Не было
только Сель, находившейся еще в Соколином Гнезде. Послали за нею. Но
посланный вернулся в смущении: Сель не было в Соколином Гнезде.
Ее жених, царь Ашура, был огорчен этим известием, а Гуан-Атагуераган
разгневан. Он возлагал большие надежды на брак царя Ашура со своей
дочерью. Теперь царь Атлантиды особенно нуждался в дружбе и помощи
могучего подвластного царя! Увы! Останется ли он подвластным? Удастся ли
сохранить хотя бы дружбу его?..
Царь потребовал немедленно привести для допроса няньку Сель, старуху
Гу-Шур-Ца.
Она явилась перед грозные очи царя, низко кланяясь, всхлипывая и утирая
слезы краем плаща.
- Где Сель? - спросил сурово царь.
- Трижды великий!.. - И Ца упала на колени. - Не гневись на рабу
твою... Я не виновата... Я хранила ее как зеницу ока, но в прошлую ночь
крылатый змей спустился с горы... Крылья его были, как у летучей мыши, а
ноги, как у льва... Из ноздрей его шел дым, и огнем дышала пасть его...
Сель сидела на балконе и отдыхала в ночной прохладе. Вдруг змей схватил ее
в свои когти и взвился с ней на воздух... Я успела уцепиться за плащ Сель.
Змей и меня приподнял на воздух... Но плащ упал с плеча Сель, а вместе с
ним упала и я... Вот все, что осталось от Сель... - И Ца бросила к ногам
царя голубой шелковый плащ Сель, расшитый серебряными лилиями.
Все были поражены рассказом. Но царь подозрительно посмотрел на жрецов.
- Что ты скажешь, Кунтинашар?
- Трижды великий... Я не знаю, что сказать. Бежать Сель не могла...
Может быть, ее похитили... Царь глубоко задумался.
- Одно несчастье преследует его за другим... Неужели боги наказывают
его за ссору с жрецами?.. Гордость и страх боролись в его душе. Страх
победил.
- Да будет воля богов!.. - И обратившись к жрецам, он сказал:
- Молитесь богам, чтобы не до конца преследовал нас гнев их... А я.., я
сделаю все, что могу... Я восстанавливаю ваши права!.. Корабли ждут нас.
Но пусть продолжаются поиски Сель после нашего отъезда. Может быть, нам
удастся спасти ее...
И тяжело вздохнув, он обратился к рабам:
- Носилки!..
Последний царь Атлантиды, мерно колыхаясь на золотых носилках,
спускался со Священного Холма, чтобы никогда сюда не возвращаться...
Акса-Гуам поправлялся медленно. Он долго бредил восстанием. Наконец
лихорадка оставила его.
- Ну что, сынок, ожил? - ласково спросил его дедушка Гуамф. Акса-Гуам
посмотрел вокруг. Он лежал в старой шахте. Слабый свет виднелся со стороны
входа.
- Три недели я тебя берег в этой мышиной норе от ваших ищеек. Первое
время очень опасно было. Ну, теперь у них столько забот, что не до тебя.
Адиширна был. Тайком пробрался. Зовет в лес. Говорит, хорошо у них там!..
Акса-Гуам ушел к Адиширне, как только позволили силы. Гуамф проводил
его. Ночью, тайными тропами пробирались они среди гигантских стволов,
поднимавшихся ввысь, как колонны храма. Когда-то, в старину, эти стволы и
брали для колонн. Теперь они шли на постройку кораблей.
- Ну и проказник внук мой! Такую штуку выкинул, что... Да вот сам
увидишь! - болтал дедушка Гуамф и смеялся беззубым ртом.
Среди стволов, у пещеры, показалось пламя костра. Когда путники подошли
ближе, они увидели Адиширну, который жарил на вертеле горную серну.
- Ого-го! - закричал дедушка Гуамф.
Адиширна вскочил и схватился за меч. Но узнав Акса-Гуама и деда, он
бросился к ним навстречу.
Акса-Гуам дружески поздоровался с ним.
Вдруг, привлеченная их голосами, из пещеры вышла женщина.
Акса-Гуам взглянул на нее и отшатнулся, пораженный неожиданностью.
- Царевна!.. Сель!..
- Да, это она, - сказал Адиширна... - Моя жена!.. - прибавил он с
радостным смущением.
- Но почему ты здесь, Сель?..
Все расположились около костра, и Адиширна рассказал Дкса-Гуаму историю
похищения Сель "крылатым драконом". Этим "драконом" был сам Адиширна. Он
решил во что бы то ни стало похитить Сель. Проникнуть через дворец ему не
удалось. Тогда он рискнул на последнее средство. Достал канат, укрепил его
на вершине горы, над Соколиным Гнездом, и спустился по канату к балкону
Сель. -Канат оказался коротким: до балкона не хватало всего каких-нибудь
два локтя. Адиширна поднялся по канату, привязал конец его у ступни ноги и
бросился вниз головой. Протянутые руки достали до рук Сель. Привыкшая к
физическим упражнениям, сильная и ловкая, Сель сама поднялась по канату, а
вслед за ней и Адиширна. Чтобы избавить няньку от царского гнева, Адиширна
успел крикнуть ей о "крылатом драконе", который похитил царевну.
- Так удалось мне сорвать недоступную розу Золотых Садов, - закончил он
рассказ, весело взглянув на Сель.
Акса-Гуам не понял этих слов, но Сель ласково улыбнулась Адиширне в
ответ.
Дедушка Гуамф зашевелился.
- Ну, дети, мне пора... Цальна, наверно, давно уже ворчит. Навещайте
старика! А когда отчалят все корабли, спускайтесь с ваших гор. Здесь
хорошо, да больно холодно... Жрецы говорят, что Атлантида погибнет в огне.
А я так не очень им верю! Ну, погремит, потрясет, тем дело и кончится.
Мало я па своем веку этих подземных толчков пережил! Земля прочно
построена. Поверьте мне, старику!.. Да хранят вас боги!..
И он скрылся во мраке леса.
Акса-Гуам поселился в соседней пещере.
Но ему не легко было смотреть на счастливую пару. При виде Адиширны и
Сель его рана - потеря Аты - болела сильней.
И он старался забыться в движении, пропадая целыми днями на охоте.
Адиширна и Сель с эгоизмом влюбленных были очень довольны этим увлечением
Акса-Гуама охотой. Акса-Гуам обеспечивал их провизией, и они все время
могли проводить вместе. Они переживали "золотой век". Поглощенные своею
любовью, они не думали о катастрофе. Кругом был простор не тронутой
человеком природы. Далеко внизу, как игрушечный, виднелся великий
Посейдонис; еще дальше - голубая пелена океана. Чистый горный воздух был
наполнен ароматами горьких трав и хвои, близость пояса вечных снегов
умеряла зной.
Особенно радостны были восходы солнца. Разноголосый хор птиц, румянец
зари и разливающаяся по океану золотая река солнечных лучей приводили их в
такой восторг, что они падали на колени перед восходящим светилом,
воздевали руки и начинали петь гимн солнцу. Это было не религиозное
обожествление солнца, но чистый восторг перед великолепием мира...
Потом приходил Акса-Гуам, уставший, часто окровавленный, и приносил на
плече свежую дичь, горных коз, меха убитых зверей.
Пока аппетитно дымилось поджариваемое мясо, Акса-Гуам рассказывал о
своих охотничьих приключениях...
И дни проходили незаметно.
Казалось, их "золотой век" никогда не кончится.
Но катастрофа сама напомнила о себе.
стал есть его сладкую, сочную, душистую мякоть. Обезьяна что-то закричала
ему вслед на своем языке.
Он невольно улыбнулся, кивнул обезьяне головой. Она приветливо закивала
в ответ. И странно: ему стало как-то легче на душе.
Он подошел к мраморному водоему, снял с себя тяжелые доспехи и вымылся
холодной ключевой водой. Оставшись в короткой черной тунике жреца с
расшитым на груди золотыми нитками диском солнца, он почувствовал себя
легко и свободно. С удовольствием он растянулся на зеленой траве,
расправляя усталые члены.
"Если бы не болели раны, было бы совсем хорошо", - подумал он. Сладкая
истома сковывала тело. Он невольно закрыл глаза и стал погружаться в
дремоту.
Вдруг словно какой-то толчок разбудил его. Он быстро сел. Ата! Что с
ней?.. Как мог он так долго не думать о ней! Ата умоляла его позволить ей
сражаться вместе с ним.
- Многие наши женщины-рабыни вооружаются и идут на Священный Холм,
чтобы умереть или победить... Я не могу остаться дома... Я сильна, и я
хочу быть с тобой...
Но он настоял на своем. Он убедил ее остаться, уверяя, что, если она
будет рядом с ним на поле сражения, опасения за ее жизнь будут отвлекать
его и это скорее может погубить их и повредить восстанию.
Со слезами на глазах она простилась с ним прошлой ночью на старых
шахтах...
"Что с нею?.. Не пошла ли она разыскивать меня и не убили ли ее воины
атлантов?"
Одним прыжком он поднялся на ноги и быстро пошел вниз по дорожке.
Перелез через стену и стал спускаться со Священного Холма.
Кратчайшая дорога вела мимо дворца его покойного отца.
Минуту Акса-Гуам колебался, но потом решительно зашагал по этой дороге.
Она уже вся была очищена от рабов. От времени до времени встречались
отряды воинов. О его участии в восстании знали немногие обитатели
Священного Холма. В своей одежде жреческой касты он беспрепятственно шел
вперед.
Подходя к дворцу отца, он невольно замедлил шаги. Дворец одной стороной
выходил на дорогу, поднимаясь своими тяжелыми колоннами над бронзовой
оградой.
Вдруг Акса-Гуам остановился. У него перехватило дыхание. В одном окне
стояла его мать с растрепанными, седыми космами волос и безумными глазами.
Она узнала его и, указывая на него пальцем протянутой руки, истерически
захохотала:
- Вот он!.. Вот он!.. - кричала она. - Змееныш! Змееныш! Где ты прячешь
голову твоего отца? Она нужна Агушатце... Он делает мумию. Разве бывают
мумии без головы?.. Отдай голову отца!.. Отдай голову!.. Две рабыни
подхватили ее под руки и силой оттянули от окна. Акса-Гуам зажал уши и
бросился бежать. Но крик матери стоял в его ушах:
- Отдай голову твоего отца!..
Только добежав до моста у канала, он несколько успокоился. Бедная
мать!.. Голова отца... Она на старых шахтах... Голова жреца... Акса-Гуам
даже не знает, закопали ли ее в землю...
В Черном городе еще не улеглось волнение. Толпы рабов наполняли улицы.
Воины атлантов не преследовали рабов. Священный Холм очищен, а от кары
рабам не убежать.
На широкой площади, где перекрещивались две дороги, какой-то раб узнал
его:
- Смотрите, он! Вот он! Вот Акса-Гуам, царь рабов!
- Предатель!
- Изменник!
Толпа окружила его. В него полетели камни.
Разъяренные женщины протягивали к нему кулаки и кричали:
- Отдай мне убитого мужа!
- Ты погубил моего сына!
- Где брат мой?
Какой-то раб-фракиец подскочил к нему и сбил его ударом на кучу щебня.
Потом посадил, нахлобучил ему на голову свой красный колпак и закричал:
- Коронование царя рабов!
Кольцо толпы сжималось все теснее. Град камней падал на Акса-Гуама.
Окровавленный и бледный, сидел он в красном колпаке и смотрел на толпу
невидящим взором.
- Что смотреть на него? - сказал раб-бербер с копьем в руках. - Разве в
нем не кровь врагов наших? Отойдите!
Рабы отошли в сторону, и раб-бербер пустил копье прямо в грудь
Акса-Гуама.
Но прежде чем оно вонзилось, из толпы раздался женский отчаянный крик,
чье-то тело метнулось между Акса-Гуамом и летящим копьем.
Копье пронзило насквозь грудь молодой женщины.
Это была Ата.
Она повернула голову к Акса-Гуаму и успела только сказать:
- Мою жизнь... - Кровь хлынула из горла и раны, и она замолчала, тяжело
хрипя.
- Ата! - крикнул Акса-Гуам. Но силы изменили ему. Он потерял сознание и
свалился с кучи камня к трупу Аты.
Толпа отхлынула и затихла, взволнованная неожиданной смертью Аты.
Но тот же раб-бербер, рассерженный тем, что ему испортили меткий удар,
которым он хотел похвастаться, закричал:
- Еще одну рабыню сгубил он! Смерть ему! - и бросился к Акса-Гуаму.
Несколько рабов последовали за ним.
- Стой, собака! - вдруг вырос как из-под земли старик Гуамф, заслоняя
собой тела Аты и Акса-Гуама.
Рабы остановились в смущении. Старика Гуамфа знали и уважали в Черном
городе.
- Уйди, старик! - понижая тон, сказал раб-бербер.
- Звери вы или люди? - накинулся на него Гуамф. - Вам мало крови? Так
убейте и меня, старика!
И, обратившись к рабу-берберу, Гуамф продолжал:
- Где ты был, Ширна, когда брали Священный Холм? Ни один из рабов,
которые бились там, не поднимет руку на Акса-Гуама: кто бы он ни был, он
бился вместе с нами и за нас отдавал жизнь, как последний из рабов. Где ты
достал копье, Ширна, которым хотел убить Акса-Гуама и убил мою внучку?
Поднял на дороге после сражения? Я знаю тебя и твою шайку! Когда нас
давят, вы подлизываетесь к надсмотрщикам и доносите на своих. Когда мы
воюем, вы подуськиваете других и выжидаете дома, кто победит, чтобы
лягнуть копытом побежденного. Нам всем жилось бы легче, если бы не было
таких, как ты. И ты смеешь судить побежденного?
Раб-бербер смутился и исчез в толпе.
- Слушайте, рабы! Акса-Гуам потерял отца, - продолжал старик. - Мать
его лишилась рассудка. Девушка, которую он любил, лежит перед вами с
копьем в груди. Ему нет дороги назад, на Священный Холм...
Не дослушав конца речи, толпа рабов вдруг отхлынула и побежала к
шахтам. По дороге, со стороны Священного Холма, медленно двигался отряд
конницы. Не прошло пяти минут, как площадь была пуста. Слышно было только
цоканье бронзовых подков по каменным плитам дороги да бряцание оружия.
Как победители, гордые и самоуверенные, воины атлантов медленно
проехали, не кинув даже взора на группу у каменной кучи: трупов валялось
слишком много на дороге, а дряхлый старик не стоил внимания.
Стало совсем тихо. Только жужжал рой синих мух, блестящих в закатных
лучах, собравшийся над зияющей раной Аты.
Гуамф оттащил Акса-Гуама от дороги и скрыл за кустом труп Аты.
Акса-Гуам пришел в себя.
Гуамф ласково положил ему руку на плечо:
- Ты не сердись очень на них. - Он махнул рукой в сторону шахт. -
Тяжело опять становиться в ярмо... Помнишь, как я сам рассердился на тебя,
когда ты заговорил об освобождении рабов? Когда это будет и будет ли?
Может быть, когда-нибудь, через тысячи лет, и взойдет наша звезда и
исцелит раны наши. Но только тогда уж нас не будет, а может быть, не
останется следа и от самой Атлантиды... И никто не будет знать, что и мы
боролись за дело рабов и через тысячелетия посылали привет тому, кто будет
счастливее нас...
- Пить... - хрипло прошептал Акса-Гуам и застонал от боли.
Заседание Верховного Совета открылось в Медном Зале царского дворца.
Стены зала были покрыты медными листами с барельефами, изображающими
подвиги царей Атлантиды. Развешанное внизу по стенам бронзовое оружие
атлантов, от древнейших, грубо отделанных секир до мечей и панцирей
последней отделки, полированных до зеркального блеска, придавало залу вид
музея. Все члены Верховного Совета были в сборе, кроме Верховного жреца
Ацро-Шану.
Но царь не стал ожидать его. Сидя на высоком бронзовом троне, в
полукруге кресел, занимаемых членами совета, царь открыл заседание.
- Именем Солнца и волею нашей...
В Атлантиде произошло неслыханное событие. Восставшие рабы посягнули на
мою священную жизнь. От руки презренной черни погибли все мои гости и
цари. Лишь царь Ашура избежал ужасной гибели, бежав вслед за мной, и
любезный брат мой, царь Атцора, - он не был во дворце по причине
недомогания.
В восстании - о великий позор! - принимал участие и один из сыновей
жрецов. Отец его поплатился своею головой за сына-изменника... Главные
зачинщики: Акса-Гуам-Итца, - пусть гнев богов падет на его голову, - и раб
Адиширна-Гуанч, - да разверзнется под ним земля, - до сих пор не
разысканы. Кто в этом повинен, Кетцаль-Коотль?
Военачальник склонил голову.
- Они будут разысканы, трижды великий...
- Если они не будут разысканы живыми или мертвыми, прежде чем солнце
трижды скроется за утесом Льва, ты не увидишь, Кетцаль, четвертого восхода
солнца. Но рабы... - и царь в гневе даже привстал с кресла, что было
совершенно необычайным нарушением этикета. - Гнев мой не имеет границ.
Пусть рабское племя помнит из поколения в поколение, что значит гнев царя
Атлантиды. Я истреблю их всех до единого. Я подвергну их таким пыткам, от
которых содрогнется сама земля. Повелеваю набрать в наших колониях новых
рабов! Рабы обречены. Все до единого...
Кетцаль-Коотль тяжело вздохнул.
- Не гневайся, трижды великий... Почти все рабы покинули Черный
город... Их бегство было столь поспешно, что в их квашнях остался
замешанный хлеб. Они укрылись в лесах... Остались лишь старики, старухи и
дети-сироты...
- И ты, старая собака, не сумел выследить дичь... Это измена. Все вы
изменники и заговорщики!.. Оцепить леса!..
- Сделано!
- Обыскать все тропинки с охотничьими собаками...
- Ищут, и многих уже поймали.
- Травить их, как диких зверей. Пусть вся Атлантида зальется их кровью.
В зале произошло движение.
На черных носилках четыре служителя храма осторожно внесли Ацро-Шану,
Верховного жреца.
Поддерживаемый под руку, жрец медленно сошел с носилок, благословил
царя, подошел к своему креслу и, не опускаясь в него, обратился к царю с
речью:
- Трижды великий, могучий, непобедимый, богами хранимый владыка
Атлантиды! Моя старая грудь разрывается от тоски, глаза источают слезы и
язык мой не повинуется мне... Но боги бессмертные повелели мне сообщить
тебе о великом бедствии, которое надвигается на Атлантиду. Увы, увы... Мы
все погрешили перед богами, и гнев их обрушился на нас...
Гуан-Атагуераган заметно побледнел.
- Говори скорее, в чем дело, - сказал он глухим голосом.
- Атлантида обречена... Атлантида должна погибнуть.., от страшного
землетрясения. Огонь пожрет ее. Боги открыли мне прошлой ночью, что гибель
Атлантиды неизбежна. Бог-Солнце, пылающий и грозный, явился мне в виде
воина. Одежды его были как расплавленная бронза, и свет лица его ослеплял.
И он сказал мне: "Спасайтесь!.. Спасайтесь, пока не поздно. Ибо не
останется камня на камне и не уцелеет ни одно живое существо. Огонь
истребит, океан поглотит Атлантиду. И там, где стояли высокие горы, только
волны морские будут вздымать гребни свои. И сама память об Атлантиде
сотрется в веках..."
Ацро-Шану говорил грозно, как пророк, и каждое слово его леденило
сердце...
Царь откинулся, судорожно сжал ручку трона и прикрыл глаза. По его лицу
прошла судорога.
- Ты лжешь, старик!.. Вы все лжете!.. Я не верю вам! Вы хотите запугать
меня. Не за то ль, что уменьшил ваши доходы?
- Ничто не спасет Атлантиду! Страшный день гнева близится! - воскликнул
Ацро-Шану.
И как бы в подтверждение этих слов, вдруг прокатился сильный
волнообразный подземный удар.
Со светильников сорвались языки пламени и некоторые из них погасли.
Бронзовое оружие со звоном и лязгом обрушилось на пол. Кресла и царский
престол покачнулись. С оглушительным треском расселась капитальная стена.
По всему мозаичному полу, от входных дверей, протянулась большая трещина.
Постепенно суживаясь, она доходила до самого подножия престола.
Царь с ужасом смотрел на эту трещину, как на подползавшую змею, которая
готова ужалить его.
Снаружи слышались крики и плач испуганных женщин и детей. Но в самом
зале стояла гнетущая тишина. В эти немногие мгновенья сознание людей
должно было примириться с мыслью, которая переворачивала всю их жизнь. Это
было так неожиданно, так необычайно странно и нелепо, что мозг отказывался
понять... И царь смотрел как загипнотизированный на зловещую трещину и не
мог произнести ни слова.
Раздался второй толчок.
Зазвенело оставшееся на стенах оружие и затрепетали хрустальные
подвески на бронзовых светильниках...
Царь встал с престола и, забыв об этикете, подошел к окну, чтобы
освежить голову. Ветер доносил сюда соленую свежеть океана.
Царь посмотрел вниз на огни Атлантиды, расстилавшейся у подножия
Священного Холма.
- Бедная Атлантида... - прошептал он, повторяя слова Ацро-Шану. Убитый,
растерянный, обернулся он к собравшимся. Хрустнул пальцами, унизанными
кольцами и перстнями, и, обводя взором жрецов, спросил:
- Что же делать теперь?..
Члены Верховного Совета поднялись со своих кресел и образовали шумную
толпу. От торжественности заседания не осталось и следа. Они говорили все
разом, не слушая друг друга и размахивая руками. Только Ацро-Шану сохранял
полное спокойствие.
- Тише! - сказал он. - Стыдно! Вы не рабы! Если потеряем спокойствие,
кто позаботится о нашем спасении? Наступило молчание. Все были смущены.
- С Атлантидой кончено, - продолжал Верховный жрец. - Надо подумать о
нашем спасении. А оно может быть только в одном - бегстве. Не теряя ни
одной минуты, мы должны собираться в путь; мы должны взять с собой наше
оружие, нашу армию - это первое и главнейшее, так как нужно будет заново
строить свое могущество... Многие друзья отвернутся от нас и станут
врагами. Нужно взять с собой наши драгоценности, наших животных, семена
наших хлебных растений. Наш флот может перевезти только армию... Для
жителей Священного Холма и свободных граждан должны быть построены новые
огромные корабли-ковчеги. Предстоят бури и ливни, и корабли должны быть
построены так, чтобы бороться с ними!.. Надо немедля браться за работу.
Каждая минута дорога...
- Но кто будет строить корабли? Кто возьмет на себя всю черную работу
по сборам в путь? Рабы бежали! - сказал Кунтинашар.
- Надо вернуть рабов, - ответил Ацро-Шану. - Надо объявить им
помилование и поставить на работы.
- Никогда! - гневно воскликнул царь. - Помиловать бунтовщиков?
Цареубийц? Никогда! Мы привлечем к работам воинов!
- У воинов будет достаточно своей работы! - осмелился возразить
Кетцаль-Коотль. - И потом... Мои воины? Какие же они столяры и плотники?
Воины умеют только владеть мечом! Их пришлось бы еще долго учить новому
ремеслу.
- Сейчас не время для мести... - сказал Ацро-Шану. - У нас нет выбора:
или помиловать рабов, или погибнуть вместе с ними.
- Лучше погибнуть, чем помиловать! - упрямо ответил царь.
- Ну что ж! Твоя воля священна. Будем готовиться к гибели, - сказал
Ацро-Шану, лукаво взглянув на царя из-под нависших бровей.
- Но.., я успею спастись! - смущенно произнес царь, помолчав.
- Да, ты можешь успеть. Но что будет с тобой, если при тебе не будет
армии, жрецов, оружия, всяческих запасов и золота? Ты будешь как тростник,
ветром колеблемый.
Царь колебался.
- Вот что... - продолжал Ацро-Шану с той же скрытой улыбкой. - Ты
жаждешь мести. Она не минует рабов. Мы можем пообещать им помилование. Но
ничто не помешает нам взять лишь столько рабов, сколько нам нужно для
путешествия и устройства на новом месте. Остальных мы оставим, в последний
момент пообещав вернуться за ними. Поверь, что гнев богов настигнет их
здесь вернее, чем меч Кетцаль-Коотля. Ни один не уцелеет... А когда
обживешься на новом месте и обзаведешься новыми рабами, можно будет
покончить с мятежниками, вывезенными из Атлантиды. Не так ли?..
Царь нахмурился и процедил сквозь зубы:
- Согласен!.. Кетцаль-Коотль! Разошли вестников по всем лесам. Объяви
им от моего имени о царской милости.
Во все города и селения Атлантиды были разосланы гонцы. На площади у
храмов звучали бронзовые трубы этих вестников несчастья. Глашатаи кричали
перед испуганной толпой:
- Гнев богов обрек Атлантиду на гибель!.. Все население волей царя
призывается на общественные работы... Мы должны спешно готовиться к
бегству!..
Посейдонис походил на встревоженный муравейник. Люди бегали по улицам
испуганные, бледные, как во время пожара. Общее несчастье сблизило людей и
нарушило кастовые преграды. Незнакомые люди различных каст окликали друг
друга:
- Слыхали?
- Да. Ужасно!.. - и разбегались в разные стороны.
Казалось, вся Атлантида потеряла голову. Люди перебирали свои вещи,
отбрасывая ценное, складывая ненужное, суетились без толку, забывая о сне
и еде. Некоторые впадали в странное оцепенение: сидели молча, ничего не
слыша, как статуи. Женщины плакали, прижимая детей к груди.
Так длилось несколько дней, пока Священный Холм не организовал
правильных работ.
Хмурые, плохо верящие в "царскую милость", возвращались рабы из лесов.
Другого выхода им не оставалось. Все же часть рабов не вернулась в Черный
город. Одни из них не верили в неизбежную гибель Атлантиды, другие
предпочитали лучше умереть свободными, чем вернуться к рабству.
Близкая опасность, казалось, удесятеряла силы людей. Работы шли днем и
ночью с короткими перерывами на сон и обед.
По горным дорогам из лесов тянулись беспрерывной лентой обозы,
снабжавшие доки и верфи строительными материалами. Люди и животные падали
замертво на дороге, их оттаскивали в сторону, очищали путь, и работа
продолжалась с тою же лихорадочной поспешностью.
Готовые корабли нагружались оружием, домашним скарбом, животными, не
только домашними, но и дикими: атланты хотели сохранить по возможности
все, что напоминало бы им на новых местах их солнечную родину. Каждому
свободному гражданину разрешалось взять по семи пар домашних животных и
птиц и по две пары диких.
Новые верфи покрывались тысячами строящихся судов; на судах были
сооружены крытые палубы на случай бурь и ливней.
При всей напряженности и лихорадочности работ скоро выяснилось, что с
первыми отходящими кораблями можно будет вывезти лишь ничтожную долю
накопленных тысячелетиями богатств Атлантиды. Царские и жреческие
сокровища казались неисчерпаемыми. Решено было взять в первую очередь
самое ценное и менее громоздкое. Если катастрофа замедлится, оставшееся
имущество можно будет вывезти постепенно. Однако на это было мало надежды.
Чтобы вывезти в первую очередь хотя бы часть несметных богатств правящих
каст, нужно было сознательно бросить почти на верную гибель не только
рабов, но и часть свободного населения Атлантиды. Однако, чтобы избежать
паники и восстаний. Священный Холм заверял население, что все оно, до
последнего раба, будет увезено до наступления катастрофы.
Наконец сборы царствующего дома были окончены. Все члены царской семьи
собрались во дворце царя перед тем, как отправиться на корабли. Не было
только Сель, находившейся еще в Соколином Гнезде. Послали за нею. Но
посланный вернулся в смущении: Сель не было в Соколином Гнезде.
Ее жених, царь Ашура, был огорчен этим известием, а Гуан-Атагуераган
разгневан. Он возлагал большие надежды на брак царя Ашура со своей
дочерью. Теперь царь Атлантиды особенно нуждался в дружбе и помощи
могучего подвластного царя! Увы! Останется ли он подвластным? Удастся ли
сохранить хотя бы дружбу его?..
Царь потребовал немедленно привести для допроса няньку Сель, старуху
Гу-Шур-Ца.
Она явилась перед грозные очи царя, низко кланяясь, всхлипывая и утирая
слезы краем плаща.
- Где Сель? - спросил сурово царь.
- Трижды великий!.. - И Ца упала на колени. - Не гневись на рабу
твою... Я не виновата... Я хранила ее как зеницу ока, но в прошлую ночь
крылатый змей спустился с горы... Крылья его были, как у летучей мыши, а
ноги, как у льва... Из ноздрей его шел дым, и огнем дышала пасть его...
Сель сидела на балконе и отдыхала в ночной прохладе. Вдруг змей схватил ее
в свои когти и взвился с ней на воздух... Я успела уцепиться за плащ Сель.
Змей и меня приподнял на воздух... Но плащ упал с плеча Сель, а вместе с
ним упала и я... Вот все, что осталось от Сель... - И Ца бросила к ногам
царя голубой шелковый плащ Сель, расшитый серебряными лилиями.
Все были поражены рассказом. Но царь подозрительно посмотрел на жрецов.
- Что ты скажешь, Кунтинашар?
- Трижды великий... Я не знаю, что сказать. Бежать Сель не могла...
Может быть, ее похитили... Царь глубоко задумался.
- Одно несчастье преследует его за другим... Неужели боги наказывают
его за ссору с жрецами?.. Гордость и страх боролись в его душе. Страх
победил.
- Да будет воля богов!.. - И обратившись к жрецам, он сказал:
- Молитесь богам, чтобы не до конца преследовал нас гнев их... А я.., я
сделаю все, что могу... Я восстанавливаю ваши права!.. Корабли ждут нас.
Но пусть продолжаются поиски Сель после нашего отъезда. Может быть, нам
удастся спасти ее...
И тяжело вздохнув, он обратился к рабам:
- Носилки!..
Последний царь Атлантиды, мерно колыхаясь на золотых носилках,
спускался со Священного Холма, чтобы никогда сюда не возвращаться...
Акса-Гуам поправлялся медленно. Он долго бредил восстанием. Наконец
лихорадка оставила его.
- Ну что, сынок, ожил? - ласково спросил его дедушка Гуамф. Акса-Гуам
посмотрел вокруг. Он лежал в старой шахте. Слабый свет виднелся со стороны
входа.
- Три недели я тебя берег в этой мышиной норе от ваших ищеек. Первое
время очень опасно было. Ну, теперь у них столько забот, что не до тебя.
Адиширна был. Тайком пробрался. Зовет в лес. Говорит, хорошо у них там!..
Акса-Гуам ушел к Адиширне, как только позволили силы. Гуамф проводил
его. Ночью, тайными тропами пробирались они среди гигантских стволов,
поднимавшихся ввысь, как колонны храма. Когда-то, в старину, эти стволы и
брали для колонн. Теперь они шли на постройку кораблей.
- Ну и проказник внук мой! Такую штуку выкинул, что... Да вот сам
увидишь! - болтал дедушка Гуамф и смеялся беззубым ртом.
Среди стволов, у пещеры, показалось пламя костра. Когда путники подошли
ближе, они увидели Адиширну, который жарил на вертеле горную серну.
- Ого-го! - закричал дедушка Гуамф.
Адиширна вскочил и схватился за меч. Но узнав Акса-Гуама и деда, он
бросился к ним навстречу.
Акса-Гуам дружески поздоровался с ним.
Вдруг, привлеченная их голосами, из пещеры вышла женщина.
Акса-Гуам взглянул на нее и отшатнулся, пораженный неожиданностью.
- Царевна!.. Сель!..
- Да, это она, - сказал Адиширна... - Моя жена!.. - прибавил он с
радостным смущением.
- Но почему ты здесь, Сель?..
Все расположились около костра, и Адиширна рассказал Дкса-Гуаму историю
похищения Сель "крылатым драконом". Этим "драконом" был сам Адиширна. Он
решил во что бы то ни стало похитить Сель. Проникнуть через дворец ему не
удалось. Тогда он рискнул на последнее средство. Достал канат, укрепил его
на вершине горы, над Соколиным Гнездом, и спустился по канату к балкону
Сель. -Канат оказался коротким: до балкона не хватало всего каких-нибудь
два локтя. Адиширна поднялся по канату, привязал конец его у ступни ноги и
бросился вниз головой. Протянутые руки достали до рук Сель. Привыкшая к
физическим упражнениям, сильная и ловкая, Сель сама поднялась по канату, а
вслед за ней и Адиширна. Чтобы избавить няньку от царского гнева, Адиширна
успел крикнуть ей о "крылатом драконе", который похитил царевну.
- Так удалось мне сорвать недоступную розу Золотых Садов, - закончил он
рассказ, весело взглянув на Сель.
Акса-Гуам не понял этих слов, но Сель ласково улыбнулась Адиширне в
ответ.
Дедушка Гуамф зашевелился.
- Ну, дети, мне пора... Цальна, наверно, давно уже ворчит. Навещайте
старика! А когда отчалят все корабли, спускайтесь с ваших гор. Здесь
хорошо, да больно холодно... Жрецы говорят, что Атлантида погибнет в огне.
А я так не очень им верю! Ну, погремит, потрясет, тем дело и кончится.
Мало я па своем веку этих подземных толчков пережил! Земля прочно
построена. Поверьте мне, старику!.. Да хранят вас боги!..
И он скрылся во мраке леса.
Акса-Гуам поселился в соседней пещере.
Но ему не легко было смотреть на счастливую пару. При виде Адиширны и
Сель его рана - потеря Аты - болела сильней.
И он старался забыться в движении, пропадая целыми днями на охоте.
Адиширна и Сель с эгоизмом влюбленных были очень довольны этим увлечением
Акса-Гуама охотой. Акса-Гуам обеспечивал их провизией, и они все время
могли проводить вместе. Они переживали "золотой век". Поглощенные своею
любовью, они не думали о катастрофе. Кругом был простор не тронутой
человеком природы. Далеко внизу, как игрушечный, виднелся великий
Посейдонис; еще дальше - голубая пелена океана. Чистый горный воздух был
наполнен ароматами горьких трав и хвои, близость пояса вечных снегов
умеряла зной.
Особенно радостны были восходы солнца. Разноголосый хор птиц, румянец
зари и разливающаяся по океану золотая река солнечных лучей приводили их в
такой восторг, что они падали на колени перед восходящим светилом,
воздевали руки и начинали петь гимн солнцу. Это было не религиозное
обожествление солнца, но чистый восторг перед великолепием мира...
Потом приходил Акса-Гуам, уставший, часто окровавленный, и приносил на
плече свежую дичь, горных коз, меха убитых зверей.
Пока аппетитно дымилось поджариваемое мясо, Акса-Гуам рассказывал о
своих охотничьих приключениях...
И дни проходили незаметно.
Казалось, их "золотой век" никогда не кончится.
Но катастрофа сама напомнила о себе.