Страница:
ногами! Мало того что неприлично, это почти противоестественно.
- Советую и вам, мадам, сделать то же.
- То же? - с негодованием восклицает леди.
- Да, то же. Здесь не до этикета. Мы и так отстали и рискуем
заблудиться. Нас никто не видит.
Нет, нет. Идем, - решительно отвечает леди Хинтон. Епископ кряхтит,
поднимает узлы. Плетутся дальше.
- Эй, эй, епископ! Хинтон!
Что за непочтительность! Это голос, кажется, мясника Стормера. Леди
наступает на подол, падает. Уэллеру с трудом удается поддержать ее грузное
тело. Он измучен, зол. Говорит грубо, повелительно:
- Я же говорил вам. Из-за вас мы отстаем.
- И это лорд епископ! Что делает с людьми Венера! От обиды, усталости,
оскорбления, досады леди Хинтон готова заплакать. Где ее выезды,
вымуштрованные лакеи, понимающие ее с одного взгляда?..
- Да ползите же, черт возьми, иначе мы не будем ждать вас! - кричит
Стормер.
Леди Хинтон вздыхает. Поистине скорбный путь.
Ганс идет впереди, осматривает почву. Вот здесь были найдены перья и
лужа крови. Их теперь нет, смыли дожди.
А вот и выход самоцветов. Ну, здесь уж, наверно, будет остановка.
- Ппомогите мне фвстать. Я уппал и лежу, кажется, на пбриллиан-тах..,
колются... - раздается в тумане голос барона.
- Ого! Вот они, россыпи! Ффу! Даже в жар бросает! - рычал Стормер.
Леди Хинтон почувствовала неожиданный прилив сил. Уже не думая о
приличиях, она высоко подоткнула платье и потянула за собой епископа.
- Скорей! Скорей! - задыхаясь, говорила она. - Иначе нам ничего не
останется.
Барон, Стормер, Уэллер, Пинч, Делькро развязали мешки и начали
наполнять их драгоценными камнями, выбрасывая одежду и белье. Никогда еще
они не богатели с такой быстротой. Одно лишь движение руки приносило сотни
тысяч - так им казалось. В мешки сыпалось многомиллионное состояние.
Ганс смотрел на эту сцену с улыбкой, отдыхая под откосом скалы. Встав,
он свистнул: пора отправляться в путь.
"Миллионеры" взвалили на спины мешки. Тяжелый груз! Пошли. Камни
невыносимо давили на плечи. Кряхтели, тяжело дышали, но несли.
Внизу, когда редел туман, виднелось темное пятно залива.
Вдруг почва заколебалась под ногами. Все упали, содержимое мешков
рассыпалось. Глухой подземный гул нарастал, переходил в громовые раскаты и
разразился ударом чудовищной силы. Со скал полетели камни. С правой
стороны туман налился багровым светом, ослепительно вспыхнуло пламя. Клубы
черного дыма заволокли все кругом. Молнии бороздили этот первобытный хаос
стихий. На голову сыпался пепел, мелкие камни. Укрыться под скалой? Скала
дрожала как в лихорадке и могла обрушиться. Всеми овладела паника. Ганс
пытался установить порядок, но его голоса не было слышно. Побросав
окончательно свои мешки, пассажиры, как обезумевшее стадо, бросились вниз
по отлогому склону. Справа, через утесы, стремительно текла огненная река,
ярко освещая окрестности. С Гансом остались только Винклер, Мэри и Жак.
Они намотали свои мешки на головы и побежали.
Подземные силы, прорвавшись наружу, успокоились. Почва еще дрожала, но
сильные толчки больше не повторялись. Тяжело было только дышать от паров
серы. К счастью, ущелье кончилось и за ним начиналась открытая долина -
пологий спуск к подошве горы. Здесь всегда был сильный ветер. Он относил
туман, серные пары и пепел в сторону. Стало легче дышать.
Вскоре собрались остальные. Все были налицо и целы, если не считать
ссадин.
Узкий полуостров, вдававшийся в залив, был уже хорошо виден. Полуостров
начинался у отвесной скалы красного песчаника. От дождей и выветривания в
этой скале должны образоваться пещеры. Туда и направил Ганс своих
измученных спутников.
Птицы и животные попрятались, спасаясь от бушующих сил. Не видно было
даже птиц-шаров на "хвощах".
Вот и залив. С левой стороны на полуостров набегают валы прибоя высотою
с многоэтажный дом. На Земле не бывает таких высоких волн. Только
необычайные бури здешних мест способны так раскачивать воды океана. Каждые
двадцать секунд на полуостров низвергается водопад в несколько километров
длины. Неистовый шум, от которого дрожат почва и скалы, ритмически
наполняет воздух.
Поток, черный поток преграждает дорогу. Пахнет чем-то знакомым. Ну
конечно, это нефть! Сколько горючего, сколько энергии сконденсировано на
Венере! Эти горные водопады, прибои, ветер, нефти... Есть, вероятно, и
уголь. Венерианские богатства ждут своей очереди, когда земные запасы
истощатся...
С левой стороны полуострова - бешеный прибой, с правой - тихая заводь,
поросшая деревьями. Они несколько напоминают мангровые деревья Индии и
Южной Америки, растущие на залитых водой площадях. Но здесь воздушные
корни достигают гигантских размеров, сам же ствол и ветви по сравнению с
корнями - карликовые. Так приспосабливаются растения к сильнейшим ветрам,
дующим над этой долиной. Как когти, запускает дерево в воду и илистое дно
свои далеко разветвляющиеся корни.
На карликовой, корнеобразной кроне дерева кривые, изогнутые ветви
оканчиваются кисточками. Ганс подумал, что по этим переплетающимся
воздушным корням очень легко перебраться на другую сторону через Тихую
заводь, как он мысленно назвал эту часть залива.
Меж корнями и у самого берега из воды поднимаются болотные растения в
три-четыре метра вышиной. Каждый стебель имеет вид вопросительного знака.
Много таких вопросительных знаков для пытливого ума расставлено на
Венере...
На полуострове, покрытом буро-зеленой травой, достаточная площадь для
посева и огорода. Но почва неодинаковая: есть заболоченные места, есть
песчаные дюны, выход гранита. Однако есть и жирный чернозем.
Закатное солнце выглянуло сквозь тучи, осветив группу людей на фоне
красноватых скал.
Какой жалкий вид имеют эти миллионеры, мечтающие стать королями на
новой земле!
По-королевски величественная на Земле, леди Хинтон, с подоткнутым
мокрым платьем, грязными, распухшими красными ногами, осевшая, с
взлохмаченными седыми волосами, похожа на базарную торговку. Лорд епископ
словно прилетел на Венеру прямым сообщением из лондонских трущоб. Ему под
пару барон.
- Надо подумать о ночлеге, граждане, и выбрать пещеру, - сказал Ганс.
- Пппе.., пе.., пещерные люди!.. Ддошли!..
Заглянули в одну пещеру. Сыро, мокро, журчит вода. Мимо! В другой
посуше, но она мала. Третья - того и гляди обвалится, над ней нависла
целая глыба мокрого, источенного подпочвенными водами песчаника. Четвертая
хороша. Большая, прочная, удобная. От нее отходит несколько боковых пещер,
ниш, ходов.
- Надо исследовать эти ходы: не живут ли в них какие-либо обитатели, -
говорит Ганс. - Винклер, зажги фонарь, идем.
Едва свет фонаря проник в пещеру, как оттуда с сухим шуршаньем выбежало
нечто отдаленно напоминающее земную сороконожку. Она была почти белая и
немногим тоньше телеграфного столба. С необычайным проворством гигантская
сколопендра промчалась через большую пещеру и исчезла в боковом проходе.
Следом за нею проследовал десяток пятиметровых "малышей". Женщины
вскрикнули и отбежали подальше от пещеры. Свет фонаря упал на "таракана" с
двухметровыми мохнатыми коричневыми лапами. "Таракан" шевелил
полуметровыми усами, уставившись на Ганса черными, величиною с яблоко,
глазами. При этом он тихо свистел. Винклер тронул Ганса.
- Не лучше ли нам уйти? Видно, на Венере ни одна пещера и ни одна нора
не пустует.
Во мраке во всех углах пещеры что-то шевелилось, шуршало. Сыпались
мелкие камни. Из боковых пещер слышались звуки, напоминавшие лошадиный
кашель и коровьи тяжкие вздохи.
- Да, - согласился Ганс. - Первую ночь нам придется провести под
дождем. Это хотя и тяжело, но зато безопасно. А завтра примемся за
выселение всех многоногих жильцов.
К счастью, ночь выдалась на редкость тихая. Только вдали шумел
неумолчный прибой. Томительно душно, жарко. Воздух густой и такой плотный,
что трудно дышать. Голову кружит. Полыхают зарева вулканов. Горячая,
багровая ночь...
Ганс спит чутко. Прислушивается к малейшим шорохам и звукам. В мозгу
пробуждаются древние инстинкты первобытного человека, которого ночь
подстерегала тысячею опасностей... Сквозь полузакрытые глаза Ганс видит
свет. Приоткрывает веки... В воздухе носятся ослепительно яркие шары. Все
новые и новые шары величиною с яблоко, с арбуз рождаются из ночной
темноты. Беззвучно парят, опускаются, поднимаются.
И вдруг один шар разрывается с оглушительным треском. Все просыпаются,
вскрикивают. Игра сверкающих шаров продолжается. Словно кто-то невидимый
перебрасывается ими.
- Что это?..
- По-видимому, шаровидные молнии, - говорит Текер. - Воздух здесь
слишком насыщен электричеством.
Песчинки сухо трещат, будто пересыпаются, хотя лежат неподвижно. Со
стволов ружей срываются с тихим треском синие искры. Как в охлажденном,
перенасыщенном влагой воздухе выделяются водяные пары, так в этой
перенасыщенной электричеством атмосфере рождаются искры, шаровидные
молнии. Ганс поднял вверх руку, расставил пальцы, и на их концах
заструились огоньки. Красиво, но жутко! Волосы на голове топорщатся и
потрескивают, словно их расчесывают невидимым каучуковым гребнем.
В горах текут потоки раскаленной лавы. Она постепенно застывает, горит
тусклым багровым пламенем.
В воздухе бесшумно летают рои больших насекомых. Над ними так же
бесшумно реют, словно черные покрывала в воздушном вихре, ночные хищники,
- быть может, здешние "летучие мыши". Все незнакомо, необычно, пугает
новизной...
Крик в горах. Похож на человеческий. Ему отзывается звериный рев в
лесах, по ту сторону залива...
Исчезли шаровидные молнии. Улетели насекомые, птицы. Светает...
Вздыхает барон, леди Хинтон вторит ему, шумно зевает Стормер. Сон бежит
от глаз. Никому не спится... Ганс и Винклер тихо беседуют, составляя план
выселения "нечистых".
С рассветом взялись за работу.
Входы в малые пещеры, трещины, лазы заделали - замуровали гадов. А из
больших боковых пещер начали выкуривать обитателей. Посреди главной пещеры
вырыли яму, наполнили ее нефтью, подожгли. Пассажиров предупредили -
повыше на скалы взобраться: сейчас изо всех щелей поползут "выселяемые".
И точно - поползли. Тараканы с добрую овцу. Многоножки со сплющенными,
как у змей, головами и с клешнями, горбатые пауки, четырехногие прыгуны,
желтые, как янтарь, прозрачные, с глазами, как у рыб-телескопов, змеи...
Вылезли крупные гады, расползлись по соседним пещерам, потом поползла
мелочь: сизые мокрицы ростом с кролика, красные черви, катившиеся колесом;
мордастые "рыбы" на ластах, вихляющиеся, как морские львы... Казалось, не
будет конца этому шествию, будто рожденному кошмарами ночи. Какая силища
творческих замыслов природы! Сколько проб, экспериментов! Какая
неистощимая фантазия в поисках лучших форм, наиболее приспособленных к
существованию!..
Люди сидели на камнях, не двигаясь, затаив дыхание. Что это? Сон или
бред расстроенного воображения?
Отгремела гроза. День давно настал. Воздух разрядился от электричества.
Только к полудню прекратилось шествие гадов. Догорела и нефть. Яма едва
курилась. Винклер, Ганс, Текер и Пинч осторожно вошли в пещеру. Всюду
трупы гадов и насекомых. Некоторые еще извивались, корчились, шевелили
усами, дрыгали ножками, а "ножка" иного паука подлиннее ноги человеческой.
Неприятная работа, но кое-как вычистили пещеру, сволокли трупы
подальше, нефтяную яму засыпали. Теперь можно жить в пещере.
Но женщины не соглашаются.
- Лучше под открытым небом, под дождем ночевать, чем в пещере. Там
уснешь, а ночью новые гады вползут.
- Не вползут, - успокаивал Ганс. - Мы вокруг пещеры ям накопаем, нефтью
наполним и по ночам зажигать будем. Все гады огня боятся, близко не
подползут.
Женщины продолжали отказываться. Однако когда ночью пошел неистовый
ливень, они также вошли в пещеру.
Покончив с жильем, стали думать о пище. Есть больше нечего. Надо идти
промышлять на берег.
- Сильный прибой, - говорил Текер, - должен выбрасывать на берег много
рыбы, моллюсков. Нам, полагаю, удастся найти съедобных.
Пинч смастерил удочки.
На промысел пошли Пинч, Ганс, Винклер и Текер. Женщинам поручили
изготовить постели из мягких мхов и лишайников. Их много росло на склонах
гор. Эластичные, мягкие, теплые, не хуже перин. От почвы легко отрываются.
Только края неровные; обрезать, придать форму - и готова постель. Стормера
и Уэллера оставили в помощь женщинам и для охраны, вооружив ружьями и
ножами.
Ловить рыбу удочкой Пинчу не пришлось. На берегу рыб, ракообразных,
мягкотелых улиток было бесконечное множество. Оставалось одно - выбирать
все, что не успело испортиться. Гниение здесь происходило очень быстро.
Запах падали встретил путников еще за километр от берега. Вдоль линии
прибоя ходили стаи бескрылых птиц, похожих на пингвинов. Их можно было
принять издали за людей - они и ростом были не ниже человека, ходили,
важно переваливаясь, и громко кричали. Ганс заметил, что и птицы избегают
падали - выбирают свежих, еще трепещущих рыб. Птицы оказались очень
мирными и совсем не трусливыми. Люди подходили к "пингвинам", гладили их.
Птицы с интересом осматривали людей. Скоро птицы и люди ходили рядом,
толкаясь, как на базаре.
За огромной стеной прибоя, разбивавшегося о гряду прибрежных скал,
океан почти не виден. Изредка только возвышалась над гребнем прибоя
гигантская голова какого-то "завра".
Трудно было дышать от трупного запаха.
Вот на берег выбросило плоскую раковину величиной с лодку. Эту не
донести. Вот вторая - с чайный поднос. Оттащили в сторону. Огромная
панцирная рыба едва не сбила с ног Пинча. Она еще судорожно билась.
Оттащили и ее. Эта-то уж, наверное, свежая. Велика, килограммов на
двести... Нет, не донести... Пришлось остановить выбор на меньшей. Винклер
и Ганс взвалили на плечи рыбу, Пинч и Текер понесли "устрицу".
- Сегодня на обед будет осетрина и устрицы, - заявил Ганс, подходя к
пещере. - Грейте скорее в котле воду.
Котел был поставлен на "керосинку" - яму с зажженной нефтью. Вода уже
кипела, а "повара" все еще возились с продуктами: "устрица" не хотела
раскрываться. Створки ее были так плотно закрыты, что Ганс не смог открыть
их даже топором. Панцирная же рыба оказалась настолько прочно
забронированной, что разрубить ее никто не мог. Решили "устрицу" облить
кипятком. Это помогло: створки наконец раскрылись, показалось очень нежное
бледно-розовое мясо.
Стормер положил "осетра" на землю вверх брюхом и рубил с ожесточением
голодного человека. Брюхо панцирной рыбы имело более мелкие чешуйки,
которые, по расчету Стормера, должны скорее поддаться ударам топора. И ему
наконец удалось разрубить рыбу. Он осторожно понюхал. Ничего. Пахнет
рыбой, как полагается.
- Придется мясо по частям вырубать.
- Ас устрицей как? - спросил барон.
- Варится. Вареных устриц еще не ели, барон?
- Ук.., уксусу бы!..
- Перцу, лаврового листу да бутылку вина. Вот это обед был бы! С вином
и устрицами. Но чего нет, того нет, барон.
От котла пахло очень аппетитно. Но когда мясо было разложено по
блестящим створкам захваченных Гансом плоских раковин, все переглянулись.
- Ккушайте, пожалуйста! - любезно предложил Маршаль.
- Вы, барон, старше, предоставляю вам честь отведать первое блюдо, -
ответил Стормер.
- Выходит так, что самый старший должен помереть раньше других? Начался
спор.
- В конце концов это же не гриб, а рыба, и рыба свежая, - подбодрил сам
себя Ганс и первым взял кусок в рот. Все смотрели на него, как на
человека, принявшего яд. Ганс спокойно жевал.
- Ввкусно?
- Изумительно! - отвечал Ганс с набитым ртом.
Барон был очень голоден. Но он терпел: ведь яд мог действовать не
сразу. Однако когда Ганс отправил в рот второй аппетитный кусок, барон не
выдержал и взял маленький кусочек, за ним епископ, Стормер и другие. Скоро
все ели с аппетитом пещерных людей. Мясо устрицы оказалось нежным и
вкусным.
Приятное чувство сытости подняло настроение. Снабжение, по крайней мере
на весь летний период, было обеспечено.
- Надо научиться сушить и вялить рыбу, чтобы сделать запасы на зиму, -
сказал Ганс. - Цандеру также надо будет заготовлять сушеную рыбу. Сегодня
я отнесу ему свеженькой.
И Ганс, отрезав большой кусок, отправился в обратный путь в горы, к
ракете.
Вернувшись на другой день под вечер, он застал всех спящими.
Утром проснулись в опаловом тумане.
- Пахнет духами! - воскликнула Делькро, вдыхая воздух. - Не разлили ль
вы духи, Эллен?..
- У меня нет духов...
- Может быть, вы, Амели?.. Откуда же такой сильный запах? Ветер
разорвал завесу тумана. Полуостров, вчера серо-желтый, сегодня принял
яркую окраску.
- Это цветы. Конечно, цветы так пахнут. Цветы выросли и расцвели за
одну ночь. Разве это не изумительно?
- В такой теплице - нет ничего удивительного.
- Удивительно другое, - задумчиво сказал Ганс. - Наши земные ученые
предполагали, что на Венере должен быть примерно каменноугольный период. А
между тем здесь столько цветов.
- Ученые могли ошибиться, - заметил Текер. - Если даже Венера моложе
Земли, процессы развития здесь могут идти быстрее, чем это было на Земле.
Мы уже видели немало растений и животных, которые можно отнести к
каменноугольному периоду. Этот период на Венере еще не прошел. Но эволюция
пошла дальше. Ведь один период не сменяется другим внезапно. Эти хвощи,
"птеродактили", панцирные рыбы и прочие представители карбона будут
существовать еще многие тысячи лет наравне с позднейшими, более
совершенными представителями растительного и животного царства.
- Да, весна в полном разгаре, и нам не надо терять ни одного дня. От
пещер до наших будущих плантаций далеко. Нам придется на время полевых
работ переселиться на полуостров. Построим там шалаши. После обеда
двинемся в путь.
Ганс шел к Тихой гавани - подальше от громового прибоя и тяжелого
запаха разлагающихся морских животных.
Как только прибыли на место, между "пассажирами" начались споры из-за
лучших участков. Каждому хотелось захватить прибрежную полосу тучного ила.
Притом здесь, в выходе гранита, был большой естественный водоем, постоянно
наполняемый дождями. В пресной воде недостатка не было.
Между бароном и Стормером разгорелась ссора. На Венеде была готова
вспыхнуть первая война. Гансу и Винклеру пришлось вмешаться, чтобы
ликвидировать этот конфликт. Но вслед за ним возникли новые конфликты.
Стормер поссорился с Уэллером, Пинч - с бароном... Каждому хотелось,
поменьше работая, побольше собрать плодов.
- Мне надоели эти бесконечные ссоры, - сказал Ганс Винклеру. - Это надо
кончить раз навсегда.
- Вы жалуетесь на мой деспотизм? - обратился он к "пассажирам". -
Хорошо. Живите как хотите, но и не рассчитывайте на нашу помощь, на наши
запасы и урожай. Винклер, Мэри, Жак! Мы будем работать отдельно. Идем!
Барон и леди Хинтон протестовали против того, что уводят их слуг. Но на
Венере уже не было больше слуг, так же как не было и господ.
"Пассажиры" приуныли, но скоро успокоились: пищи, воды вдоволь. Тепло.
Что же еще нужной Вот только бы шалаш устроить, чтобы хоть во время сна
укрываться от дождей.
Стормер презрительно назвал группу товарищей Ганса "плебсом".
"Пассажиры" издали наблюдали, как "плебсы" строят шалаши, стали
подражать им и кое-как выстроили свой шалаш. Затем потребовали у "плебсов"
семян, так как свои они быстро съели.
Один лишь Шнирер приберег семена. Исполнялась его мечта о новой жизни
на новой земле. И он серьезно принялся за хозяйство. Но в первый же день
он убедился, что изобретать философские системы для него много легче, чем
копать грядки. После первого же часа физической работы он начал стонать,
охать, не мог уснуть и размышлял. В его философской системе была какая-то
ошибка, которую он не мог найти. И нашел только к утру: для счастливого
существования на новой земле ему не хватало.., рабов, которые бы все
делали за него в то время, как он предавался бы высоким философским
размышлениям. Увы, Ганс безнадежно испортил философскую систему. И наутро
философ мрачно сказал своей дочери:
- Высуши посевное зерно на солнце, истолки на камнях и испеки лепешки.
- А осенью чем будем питаться, папа? - спросила она.
- "Посмотрите на птиц небесных - они не сеют, не жнут, а собирают в
житницы. Не заботьтесь о завтрашнем дне", - сказал он в ответ.
Сам епископ Уэллер не мог бы ответить лучше.
Не удались и шниреровские "хутора", где "фермеры", как кроты, сидели бы
по своим норам. Сама жизнь заставила пойти по социально опасному пути
концентрации населения: даже "извечные враги" - Англия и Франция - в лице
Маршаля и Стормера поселились в одном шалаше. Леди Хинтон поселилась с
Эллен, Шнирер - с дочерью. Ганс и Винклер - с Жаком. Мэри - в шалаше
посредине. У "пассажиров" был свой поселок, у "плебсов" - свой. Но в
каждом поселке шалаши стояли вплотную друг к другу.
Ганс, Винклер, Мэри и Жак работали и в дождь и в полуденную жару:
возделывали тучную почву, оградили тыном свои шалаши от непрошеных гостей:
зверей, гадов, насекомых.
Гансу пришла в голову остроумная мысль: сделать "пингвинов" домашними
животными. Он привязал к самодельной сохе - причудливой формы корню - двух
"пингвинов". Они оказались сильными и послушными и очень помогали.
Женская половина "пассажиров" оказалась более трудоспособной, чем
мужская. Тяжелее всех приходилось леди Хинтон и Эллен, совершенно
незнакомым с физической работой. Но Эллен понемногу привыкла. Женщины
приносили рыбу, "устриц", готовили пищу, стирали белье и одежду, которые
все более превращались в жалкие рубища.
Ганс реквизировал у Уэллера его рясу для ребенка Текера, и епископ
принял вид мирянина. С длинной одеждой с него словно спали и последние
силы его духовного сана. Он уже не вел душеспасительных бесед с леди
Хинтон, избегая ее укоризненных взглядов. Однажды она не выдержала:
- Я не узнаю вас, мой старый друг. Мне кажется, вы начинаете забывать
бога.
- Я вовсе не старый, - возразил он, покручивая отросшие усы. - А что
касается бога, то на каждой планете свой бог.
- Или богиня? - ядовито спросила Хинтон.
- Вы совершенно правы. Венера - богиня любви.
- И вы очень ревностно начинаете служить ей...
После таких богохульственных и неприличных слов Уэллера леди Хинтон
поняла, что бог навеки потерял епископа, а епископ - бога, а она, леди
Хинтон, - друга...
Пинч кружил возле Амели. Стормер все чаще и многозначительнее
поглядывал на Мэри, которая, однако, не обращала на него никакого
внимания.
Леди Хинтон пыталась поделиться своими сетованиями хотя бы с Эллен, но
и племянница изменилась, отвечала грубо, да и не до разговоров ей было. Ее
миниатюрные пальцы давно огрубели от работы. Она была зла на всех.
Стормер и Маршаль все еще мечтали о возвращении на Землю. Они часто о
чем-то шептались и каждое утро уходили в горы.
Однажды Ганс случайно, совершая очередной визит к Цандеру, услыхал в
горах, в тумане голоса барона и Стормера. Они говорили о том, какими
богачами вернутся на Землю.
Ганс понял. Маршаль и Стормер ходили собирать золото и драгоценные
камни и складывали их, очевидно, где-либо недалеко от ракеты.
При встрече Ганс и Цандер обменивались новостями.
- Изобилие влаги, тепла, углекислоты, плодороднейшая почва, -
рассказывал Ганс Цандеру, - делают чудеса. Овощи растут как на дрожжах,
достигая чудовищных размеров. Картофель - с огромную дыню, капуста - выше
роста человеческого, пшеница - как бамбуковая роща. Здесь, несмотря на
короткое лето, можно собрать три-четыре урожая. Вялится и сушится рыба.
Продовольствия хватит на зиму, хватит и на обратный полет... А что радио,
молчит?
- Молчит, - огорченно отвечал Цандер. - Земля, быть может, и получает
наши радиосигналы, но я не слышу ответов.
Однажды ночью случилось неприятное происшествие. Из Тихой гавани
выползли на берег студенистые, бесформенные существа, похожие на
гигантских амеб. И движения их напоминали движения амеб: из
киселеобразного, студенистого сгустка формировались отростки, которыми
"амебы" перебирали, как ногами... Сгусток то растягивался в червя, то
вновь собирался в бесформенный комок. Скользкие, холодные, безротые,
безглазые, бескостные существа.
Один такой комок живого теста залез в женский шалаш, вызвав там
страшный переполох. Вреда он не причинил, только до смерти перепугал леди
Хинтон своим холодным, осклизлым прикосновением.
Этот случай заставил задуматься о том, что в Тихой гавани могут
водиться и более опасные существа.
Винклер предложил устроить жилище на воздушных корнях надводных
деревьев.
- На этих готовых сваях для построек, - говорил он, - надо сделать лишь
помост да крышу над головой.
Мысль была одобрена. Началось переселение на деревья. Барон ворчал:
- Ммы ррегрессируем. Из каюты ссзвездолета - в пещеры, из пещер - на
деревья... Скоро станем голыми, на чет.., чет...
- ..четвереньках лазить! - докончил нетерпеливый Стормер. - Вам это
очень пойдет, барон.
Леди Хинтон дрожала день и ночь: она боялась в бурю упасть вместе с
шалашом в Тихую гавань, "где ее, конечно, растерзают крокодилы".
Ганс часто поглядывал на полосу леса по ту сторону залива. Перелезть
туда по переплетающимся воздушным корням очень легко. В лесу могут найтись
съедобные плоды, быть может, птицы. На "поле" было время тихое: прополка
кончена. Почему бы не совершить экспедицию?
На другой день, вооружившись ружьями, револьверами и ножами, Ганс,
Винклер, Текер, Амели и "ее тень" Пинч полезли по корням и веткам, как
- Советую и вам, мадам, сделать то же.
- То же? - с негодованием восклицает леди.
- Да, то же. Здесь не до этикета. Мы и так отстали и рискуем
заблудиться. Нас никто не видит.
Нет, нет. Идем, - решительно отвечает леди Хинтон. Епископ кряхтит,
поднимает узлы. Плетутся дальше.
- Эй, эй, епископ! Хинтон!
Что за непочтительность! Это голос, кажется, мясника Стормера. Леди
наступает на подол, падает. Уэллеру с трудом удается поддержать ее грузное
тело. Он измучен, зол. Говорит грубо, повелительно:
- Я же говорил вам. Из-за вас мы отстаем.
- И это лорд епископ! Что делает с людьми Венера! От обиды, усталости,
оскорбления, досады леди Хинтон готова заплакать. Где ее выезды,
вымуштрованные лакеи, понимающие ее с одного взгляда?..
- Да ползите же, черт возьми, иначе мы не будем ждать вас! - кричит
Стормер.
Леди Хинтон вздыхает. Поистине скорбный путь.
Ганс идет впереди, осматривает почву. Вот здесь были найдены перья и
лужа крови. Их теперь нет, смыли дожди.
А вот и выход самоцветов. Ну, здесь уж, наверно, будет остановка.
- Ппомогите мне фвстать. Я уппал и лежу, кажется, на пбриллиан-тах..,
колются... - раздается в тумане голос барона.
- Ого! Вот они, россыпи! Ффу! Даже в жар бросает! - рычал Стормер.
Леди Хинтон почувствовала неожиданный прилив сил. Уже не думая о
приличиях, она высоко подоткнула платье и потянула за собой епископа.
- Скорей! Скорей! - задыхаясь, говорила она. - Иначе нам ничего не
останется.
Барон, Стормер, Уэллер, Пинч, Делькро развязали мешки и начали
наполнять их драгоценными камнями, выбрасывая одежду и белье. Никогда еще
они не богатели с такой быстротой. Одно лишь движение руки приносило сотни
тысяч - так им казалось. В мешки сыпалось многомиллионное состояние.
Ганс смотрел на эту сцену с улыбкой, отдыхая под откосом скалы. Встав,
он свистнул: пора отправляться в путь.
"Миллионеры" взвалили на спины мешки. Тяжелый груз! Пошли. Камни
невыносимо давили на плечи. Кряхтели, тяжело дышали, но несли.
Внизу, когда редел туман, виднелось темное пятно залива.
Вдруг почва заколебалась под ногами. Все упали, содержимое мешков
рассыпалось. Глухой подземный гул нарастал, переходил в громовые раскаты и
разразился ударом чудовищной силы. Со скал полетели камни. С правой
стороны туман налился багровым светом, ослепительно вспыхнуло пламя. Клубы
черного дыма заволокли все кругом. Молнии бороздили этот первобытный хаос
стихий. На голову сыпался пепел, мелкие камни. Укрыться под скалой? Скала
дрожала как в лихорадке и могла обрушиться. Всеми овладела паника. Ганс
пытался установить порядок, но его голоса не было слышно. Побросав
окончательно свои мешки, пассажиры, как обезумевшее стадо, бросились вниз
по отлогому склону. Справа, через утесы, стремительно текла огненная река,
ярко освещая окрестности. С Гансом остались только Винклер, Мэри и Жак.
Они намотали свои мешки на головы и побежали.
Подземные силы, прорвавшись наружу, успокоились. Почва еще дрожала, но
сильные толчки больше не повторялись. Тяжело было только дышать от паров
серы. К счастью, ущелье кончилось и за ним начиналась открытая долина -
пологий спуск к подошве горы. Здесь всегда был сильный ветер. Он относил
туман, серные пары и пепел в сторону. Стало легче дышать.
Вскоре собрались остальные. Все были налицо и целы, если не считать
ссадин.
Узкий полуостров, вдававшийся в залив, был уже хорошо виден. Полуостров
начинался у отвесной скалы красного песчаника. От дождей и выветривания в
этой скале должны образоваться пещеры. Туда и направил Ганс своих
измученных спутников.
Птицы и животные попрятались, спасаясь от бушующих сил. Не видно было
даже птиц-шаров на "хвощах".
Вот и залив. С левой стороны на полуостров набегают валы прибоя высотою
с многоэтажный дом. На Земле не бывает таких высоких волн. Только
необычайные бури здешних мест способны так раскачивать воды океана. Каждые
двадцать секунд на полуостров низвергается водопад в несколько километров
длины. Неистовый шум, от которого дрожат почва и скалы, ритмически
наполняет воздух.
Поток, черный поток преграждает дорогу. Пахнет чем-то знакомым. Ну
конечно, это нефть! Сколько горючего, сколько энергии сконденсировано на
Венере! Эти горные водопады, прибои, ветер, нефти... Есть, вероятно, и
уголь. Венерианские богатства ждут своей очереди, когда земные запасы
истощатся...
С левой стороны полуострова - бешеный прибой, с правой - тихая заводь,
поросшая деревьями. Они несколько напоминают мангровые деревья Индии и
Южной Америки, растущие на залитых водой площадях. Но здесь воздушные
корни достигают гигантских размеров, сам же ствол и ветви по сравнению с
корнями - карликовые. Так приспосабливаются растения к сильнейшим ветрам,
дующим над этой долиной. Как когти, запускает дерево в воду и илистое дно
свои далеко разветвляющиеся корни.
На карликовой, корнеобразной кроне дерева кривые, изогнутые ветви
оканчиваются кисточками. Ганс подумал, что по этим переплетающимся
воздушным корням очень легко перебраться на другую сторону через Тихую
заводь, как он мысленно назвал эту часть залива.
Меж корнями и у самого берега из воды поднимаются болотные растения в
три-четыре метра вышиной. Каждый стебель имеет вид вопросительного знака.
Много таких вопросительных знаков для пытливого ума расставлено на
Венере...
На полуострове, покрытом буро-зеленой травой, достаточная площадь для
посева и огорода. Но почва неодинаковая: есть заболоченные места, есть
песчаные дюны, выход гранита. Однако есть и жирный чернозем.
Закатное солнце выглянуло сквозь тучи, осветив группу людей на фоне
красноватых скал.
Какой жалкий вид имеют эти миллионеры, мечтающие стать королями на
новой земле!
По-королевски величественная на Земле, леди Хинтон, с подоткнутым
мокрым платьем, грязными, распухшими красными ногами, осевшая, с
взлохмаченными седыми волосами, похожа на базарную торговку. Лорд епископ
словно прилетел на Венеру прямым сообщением из лондонских трущоб. Ему под
пару барон.
- Надо подумать о ночлеге, граждане, и выбрать пещеру, - сказал Ганс.
- Пппе.., пе.., пещерные люди!.. Ддошли!..
Заглянули в одну пещеру. Сыро, мокро, журчит вода. Мимо! В другой
посуше, но она мала. Третья - того и гляди обвалится, над ней нависла
целая глыба мокрого, источенного подпочвенными водами песчаника. Четвертая
хороша. Большая, прочная, удобная. От нее отходит несколько боковых пещер,
ниш, ходов.
- Надо исследовать эти ходы: не живут ли в них какие-либо обитатели, -
говорит Ганс. - Винклер, зажги фонарь, идем.
Едва свет фонаря проник в пещеру, как оттуда с сухим шуршаньем выбежало
нечто отдаленно напоминающее земную сороконожку. Она была почти белая и
немногим тоньше телеграфного столба. С необычайным проворством гигантская
сколопендра промчалась через большую пещеру и исчезла в боковом проходе.
Следом за нею проследовал десяток пятиметровых "малышей". Женщины
вскрикнули и отбежали подальше от пещеры. Свет фонаря упал на "таракана" с
двухметровыми мохнатыми коричневыми лапами. "Таракан" шевелил
полуметровыми усами, уставившись на Ганса черными, величиною с яблоко,
глазами. При этом он тихо свистел. Винклер тронул Ганса.
- Не лучше ли нам уйти? Видно, на Венере ни одна пещера и ни одна нора
не пустует.
Во мраке во всех углах пещеры что-то шевелилось, шуршало. Сыпались
мелкие камни. Из боковых пещер слышались звуки, напоминавшие лошадиный
кашель и коровьи тяжкие вздохи.
- Да, - согласился Ганс. - Первую ночь нам придется провести под
дождем. Это хотя и тяжело, но зато безопасно. А завтра примемся за
выселение всех многоногих жильцов.
К счастью, ночь выдалась на редкость тихая. Только вдали шумел
неумолчный прибой. Томительно душно, жарко. Воздух густой и такой плотный,
что трудно дышать. Голову кружит. Полыхают зарева вулканов. Горячая,
багровая ночь...
Ганс спит чутко. Прислушивается к малейшим шорохам и звукам. В мозгу
пробуждаются древние инстинкты первобытного человека, которого ночь
подстерегала тысячею опасностей... Сквозь полузакрытые глаза Ганс видит
свет. Приоткрывает веки... В воздухе носятся ослепительно яркие шары. Все
новые и новые шары величиною с яблоко, с арбуз рождаются из ночной
темноты. Беззвучно парят, опускаются, поднимаются.
И вдруг один шар разрывается с оглушительным треском. Все просыпаются,
вскрикивают. Игра сверкающих шаров продолжается. Словно кто-то невидимый
перебрасывается ими.
- Что это?..
- По-видимому, шаровидные молнии, - говорит Текер. - Воздух здесь
слишком насыщен электричеством.
Песчинки сухо трещат, будто пересыпаются, хотя лежат неподвижно. Со
стволов ружей срываются с тихим треском синие искры. Как в охлажденном,
перенасыщенном влагой воздухе выделяются водяные пары, так в этой
перенасыщенной электричеством атмосфере рождаются искры, шаровидные
молнии. Ганс поднял вверх руку, расставил пальцы, и на их концах
заструились огоньки. Красиво, но жутко! Волосы на голове топорщатся и
потрескивают, словно их расчесывают невидимым каучуковым гребнем.
В горах текут потоки раскаленной лавы. Она постепенно застывает, горит
тусклым багровым пламенем.
В воздухе бесшумно летают рои больших насекомых. Над ними так же
бесшумно реют, словно черные покрывала в воздушном вихре, ночные хищники,
- быть может, здешние "летучие мыши". Все незнакомо, необычно, пугает
новизной...
Крик в горах. Похож на человеческий. Ему отзывается звериный рев в
лесах, по ту сторону залива...
Исчезли шаровидные молнии. Улетели насекомые, птицы. Светает...
Вздыхает барон, леди Хинтон вторит ему, шумно зевает Стормер. Сон бежит
от глаз. Никому не спится... Ганс и Винклер тихо беседуют, составляя план
выселения "нечистых".
С рассветом взялись за работу.
Входы в малые пещеры, трещины, лазы заделали - замуровали гадов. А из
больших боковых пещер начали выкуривать обитателей. Посреди главной пещеры
вырыли яму, наполнили ее нефтью, подожгли. Пассажиров предупредили -
повыше на скалы взобраться: сейчас изо всех щелей поползут "выселяемые".
И точно - поползли. Тараканы с добрую овцу. Многоножки со сплющенными,
как у змей, головами и с клешнями, горбатые пауки, четырехногие прыгуны,
желтые, как янтарь, прозрачные, с глазами, как у рыб-телескопов, змеи...
Вылезли крупные гады, расползлись по соседним пещерам, потом поползла
мелочь: сизые мокрицы ростом с кролика, красные черви, катившиеся колесом;
мордастые "рыбы" на ластах, вихляющиеся, как морские львы... Казалось, не
будет конца этому шествию, будто рожденному кошмарами ночи. Какая силища
творческих замыслов природы! Сколько проб, экспериментов! Какая
неистощимая фантазия в поисках лучших форм, наиболее приспособленных к
существованию!..
Люди сидели на камнях, не двигаясь, затаив дыхание. Что это? Сон или
бред расстроенного воображения?
Отгремела гроза. День давно настал. Воздух разрядился от электричества.
Только к полудню прекратилось шествие гадов. Догорела и нефть. Яма едва
курилась. Винклер, Ганс, Текер и Пинч осторожно вошли в пещеру. Всюду
трупы гадов и насекомых. Некоторые еще извивались, корчились, шевелили
усами, дрыгали ножками, а "ножка" иного паука подлиннее ноги человеческой.
Неприятная работа, но кое-как вычистили пещеру, сволокли трупы
подальше, нефтяную яму засыпали. Теперь можно жить в пещере.
Но женщины не соглашаются.
- Лучше под открытым небом, под дождем ночевать, чем в пещере. Там
уснешь, а ночью новые гады вползут.
- Не вползут, - успокаивал Ганс. - Мы вокруг пещеры ям накопаем, нефтью
наполним и по ночам зажигать будем. Все гады огня боятся, близко не
подползут.
Женщины продолжали отказываться. Однако когда ночью пошел неистовый
ливень, они также вошли в пещеру.
Покончив с жильем, стали думать о пище. Есть больше нечего. Надо идти
промышлять на берег.
- Сильный прибой, - говорил Текер, - должен выбрасывать на берег много
рыбы, моллюсков. Нам, полагаю, удастся найти съедобных.
Пинч смастерил удочки.
На промысел пошли Пинч, Ганс, Винклер и Текер. Женщинам поручили
изготовить постели из мягких мхов и лишайников. Их много росло на склонах
гор. Эластичные, мягкие, теплые, не хуже перин. От почвы легко отрываются.
Только края неровные; обрезать, придать форму - и готова постель. Стормера
и Уэллера оставили в помощь женщинам и для охраны, вооружив ружьями и
ножами.
Ловить рыбу удочкой Пинчу не пришлось. На берегу рыб, ракообразных,
мягкотелых улиток было бесконечное множество. Оставалось одно - выбирать
все, что не успело испортиться. Гниение здесь происходило очень быстро.
Запах падали встретил путников еще за километр от берега. Вдоль линии
прибоя ходили стаи бескрылых птиц, похожих на пингвинов. Их можно было
принять издали за людей - они и ростом были не ниже человека, ходили,
важно переваливаясь, и громко кричали. Ганс заметил, что и птицы избегают
падали - выбирают свежих, еще трепещущих рыб. Птицы оказались очень
мирными и совсем не трусливыми. Люди подходили к "пингвинам", гладили их.
Птицы с интересом осматривали людей. Скоро птицы и люди ходили рядом,
толкаясь, как на базаре.
За огромной стеной прибоя, разбивавшегося о гряду прибрежных скал,
океан почти не виден. Изредка только возвышалась над гребнем прибоя
гигантская голова какого-то "завра".
Трудно было дышать от трупного запаха.
Вот на берег выбросило плоскую раковину величиной с лодку. Эту не
донести. Вот вторая - с чайный поднос. Оттащили в сторону. Огромная
панцирная рыба едва не сбила с ног Пинча. Она еще судорожно билась.
Оттащили и ее. Эта-то уж, наверное, свежая. Велика, килограммов на
двести... Нет, не донести... Пришлось остановить выбор на меньшей. Винклер
и Ганс взвалили на плечи рыбу, Пинч и Текер понесли "устрицу".
- Сегодня на обед будет осетрина и устрицы, - заявил Ганс, подходя к
пещере. - Грейте скорее в котле воду.
Котел был поставлен на "керосинку" - яму с зажженной нефтью. Вода уже
кипела, а "повара" все еще возились с продуктами: "устрица" не хотела
раскрываться. Створки ее были так плотно закрыты, что Ганс не смог открыть
их даже топором. Панцирная же рыба оказалась настолько прочно
забронированной, что разрубить ее никто не мог. Решили "устрицу" облить
кипятком. Это помогло: створки наконец раскрылись, показалось очень нежное
бледно-розовое мясо.
Стормер положил "осетра" на землю вверх брюхом и рубил с ожесточением
голодного человека. Брюхо панцирной рыбы имело более мелкие чешуйки,
которые, по расчету Стормера, должны скорее поддаться ударам топора. И ему
наконец удалось разрубить рыбу. Он осторожно понюхал. Ничего. Пахнет
рыбой, как полагается.
- Придется мясо по частям вырубать.
- Ас устрицей как? - спросил барон.
- Варится. Вареных устриц еще не ели, барон?
- Ук.., уксусу бы!..
- Перцу, лаврового листу да бутылку вина. Вот это обед был бы! С вином
и устрицами. Но чего нет, того нет, барон.
От котла пахло очень аппетитно. Но когда мясо было разложено по
блестящим створкам захваченных Гансом плоских раковин, все переглянулись.
- Ккушайте, пожалуйста! - любезно предложил Маршаль.
- Вы, барон, старше, предоставляю вам честь отведать первое блюдо, -
ответил Стормер.
- Выходит так, что самый старший должен помереть раньше других? Начался
спор.
- В конце концов это же не гриб, а рыба, и рыба свежая, - подбодрил сам
себя Ганс и первым взял кусок в рот. Все смотрели на него, как на
человека, принявшего яд. Ганс спокойно жевал.
- Ввкусно?
- Изумительно! - отвечал Ганс с набитым ртом.
Барон был очень голоден. Но он терпел: ведь яд мог действовать не
сразу. Однако когда Ганс отправил в рот второй аппетитный кусок, барон не
выдержал и взял маленький кусочек, за ним епископ, Стормер и другие. Скоро
все ели с аппетитом пещерных людей. Мясо устрицы оказалось нежным и
вкусным.
Приятное чувство сытости подняло настроение. Снабжение, по крайней мере
на весь летний период, было обеспечено.
- Надо научиться сушить и вялить рыбу, чтобы сделать запасы на зиму, -
сказал Ганс. - Цандеру также надо будет заготовлять сушеную рыбу. Сегодня
я отнесу ему свеженькой.
И Ганс, отрезав большой кусок, отправился в обратный путь в горы, к
ракете.
Вернувшись на другой день под вечер, он застал всех спящими.
Утром проснулись в опаловом тумане.
- Пахнет духами! - воскликнула Делькро, вдыхая воздух. - Не разлили ль
вы духи, Эллен?..
- У меня нет духов...
- Может быть, вы, Амели?.. Откуда же такой сильный запах? Ветер
разорвал завесу тумана. Полуостров, вчера серо-желтый, сегодня принял
яркую окраску.
- Это цветы. Конечно, цветы так пахнут. Цветы выросли и расцвели за
одну ночь. Разве это не изумительно?
- В такой теплице - нет ничего удивительного.
- Удивительно другое, - задумчиво сказал Ганс. - Наши земные ученые
предполагали, что на Венере должен быть примерно каменноугольный период. А
между тем здесь столько цветов.
- Ученые могли ошибиться, - заметил Текер. - Если даже Венера моложе
Земли, процессы развития здесь могут идти быстрее, чем это было на Земле.
Мы уже видели немало растений и животных, которые можно отнести к
каменноугольному периоду. Этот период на Венере еще не прошел. Но эволюция
пошла дальше. Ведь один период не сменяется другим внезапно. Эти хвощи,
"птеродактили", панцирные рыбы и прочие представители карбона будут
существовать еще многие тысячи лет наравне с позднейшими, более
совершенными представителями растительного и животного царства.
- Да, весна в полном разгаре, и нам не надо терять ни одного дня. От
пещер до наших будущих плантаций далеко. Нам придется на время полевых
работ переселиться на полуостров. Построим там шалаши. После обеда
двинемся в путь.
Ганс шел к Тихой гавани - подальше от громового прибоя и тяжелого
запаха разлагающихся морских животных.
Как только прибыли на место, между "пассажирами" начались споры из-за
лучших участков. Каждому хотелось захватить прибрежную полосу тучного ила.
Притом здесь, в выходе гранита, был большой естественный водоем, постоянно
наполняемый дождями. В пресной воде недостатка не было.
Между бароном и Стормером разгорелась ссора. На Венеде была готова
вспыхнуть первая война. Гансу и Винклеру пришлось вмешаться, чтобы
ликвидировать этот конфликт. Но вслед за ним возникли новые конфликты.
Стормер поссорился с Уэллером, Пинч - с бароном... Каждому хотелось,
поменьше работая, побольше собрать плодов.
- Мне надоели эти бесконечные ссоры, - сказал Ганс Винклеру. - Это надо
кончить раз навсегда.
- Вы жалуетесь на мой деспотизм? - обратился он к "пассажирам". -
Хорошо. Живите как хотите, но и не рассчитывайте на нашу помощь, на наши
запасы и урожай. Винклер, Мэри, Жак! Мы будем работать отдельно. Идем!
Барон и леди Хинтон протестовали против того, что уводят их слуг. Но на
Венере уже не было больше слуг, так же как не было и господ.
"Пассажиры" приуныли, но скоро успокоились: пищи, воды вдоволь. Тепло.
Что же еще нужной Вот только бы шалаш устроить, чтобы хоть во время сна
укрываться от дождей.
Стормер презрительно назвал группу товарищей Ганса "плебсом".
"Пассажиры" издали наблюдали, как "плебсы" строят шалаши, стали
подражать им и кое-как выстроили свой шалаш. Затем потребовали у "плебсов"
семян, так как свои они быстро съели.
Один лишь Шнирер приберег семена. Исполнялась его мечта о новой жизни
на новой земле. И он серьезно принялся за хозяйство. Но в первый же день
он убедился, что изобретать философские системы для него много легче, чем
копать грядки. После первого же часа физической работы он начал стонать,
охать, не мог уснуть и размышлял. В его философской системе была какая-то
ошибка, которую он не мог найти. И нашел только к утру: для счастливого
существования на новой земле ему не хватало.., рабов, которые бы все
делали за него в то время, как он предавался бы высоким философским
размышлениям. Увы, Ганс безнадежно испортил философскую систему. И наутро
философ мрачно сказал своей дочери:
- Высуши посевное зерно на солнце, истолки на камнях и испеки лепешки.
- А осенью чем будем питаться, папа? - спросила она.
- "Посмотрите на птиц небесных - они не сеют, не жнут, а собирают в
житницы. Не заботьтесь о завтрашнем дне", - сказал он в ответ.
Сам епископ Уэллер не мог бы ответить лучше.
Не удались и шниреровские "хутора", где "фермеры", как кроты, сидели бы
по своим норам. Сама жизнь заставила пойти по социально опасному пути
концентрации населения: даже "извечные враги" - Англия и Франция - в лице
Маршаля и Стормера поселились в одном шалаше. Леди Хинтон поселилась с
Эллен, Шнирер - с дочерью. Ганс и Винклер - с Жаком. Мэри - в шалаше
посредине. У "пассажиров" был свой поселок, у "плебсов" - свой. Но в
каждом поселке шалаши стояли вплотную друг к другу.
Ганс, Винклер, Мэри и Жак работали и в дождь и в полуденную жару:
возделывали тучную почву, оградили тыном свои шалаши от непрошеных гостей:
зверей, гадов, насекомых.
Гансу пришла в голову остроумная мысль: сделать "пингвинов" домашними
животными. Он привязал к самодельной сохе - причудливой формы корню - двух
"пингвинов". Они оказались сильными и послушными и очень помогали.
Женская половина "пассажиров" оказалась более трудоспособной, чем
мужская. Тяжелее всех приходилось леди Хинтон и Эллен, совершенно
незнакомым с физической работой. Но Эллен понемногу привыкла. Женщины
приносили рыбу, "устриц", готовили пищу, стирали белье и одежду, которые
все более превращались в жалкие рубища.
Ганс реквизировал у Уэллера его рясу для ребенка Текера, и епископ
принял вид мирянина. С длинной одеждой с него словно спали и последние
силы его духовного сана. Он уже не вел душеспасительных бесед с леди
Хинтон, избегая ее укоризненных взглядов. Однажды она не выдержала:
- Я не узнаю вас, мой старый друг. Мне кажется, вы начинаете забывать
бога.
- Я вовсе не старый, - возразил он, покручивая отросшие усы. - А что
касается бога, то на каждой планете свой бог.
- Или богиня? - ядовито спросила Хинтон.
- Вы совершенно правы. Венера - богиня любви.
- И вы очень ревностно начинаете служить ей...
После таких богохульственных и неприличных слов Уэллера леди Хинтон
поняла, что бог навеки потерял епископа, а епископ - бога, а она, леди
Хинтон, - друга...
Пинч кружил возле Амели. Стормер все чаще и многозначительнее
поглядывал на Мэри, которая, однако, не обращала на него никакого
внимания.
Леди Хинтон пыталась поделиться своими сетованиями хотя бы с Эллен, но
и племянница изменилась, отвечала грубо, да и не до разговоров ей было. Ее
миниатюрные пальцы давно огрубели от работы. Она была зла на всех.
Стормер и Маршаль все еще мечтали о возвращении на Землю. Они часто о
чем-то шептались и каждое утро уходили в горы.
Однажды Ганс случайно, совершая очередной визит к Цандеру, услыхал в
горах, в тумане голоса барона и Стормера. Они говорили о том, какими
богачами вернутся на Землю.
Ганс понял. Маршаль и Стормер ходили собирать золото и драгоценные
камни и складывали их, очевидно, где-либо недалеко от ракеты.
При встрече Ганс и Цандер обменивались новостями.
- Изобилие влаги, тепла, углекислоты, плодороднейшая почва, -
рассказывал Ганс Цандеру, - делают чудеса. Овощи растут как на дрожжах,
достигая чудовищных размеров. Картофель - с огромную дыню, капуста - выше
роста человеческого, пшеница - как бамбуковая роща. Здесь, несмотря на
короткое лето, можно собрать три-четыре урожая. Вялится и сушится рыба.
Продовольствия хватит на зиму, хватит и на обратный полет... А что радио,
молчит?
- Молчит, - огорченно отвечал Цандер. - Земля, быть может, и получает
наши радиосигналы, но я не слышу ответов.
Однажды ночью случилось неприятное происшествие. Из Тихой гавани
выползли на берег студенистые, бесформенные существа, похожие на
гигантских амеб. И движения их напоминали движения амеб: из
киселеобразного, студенистого сгустка формировались отростки, которыми
"амебы" перебирали, как ногами... Сгусток то растягивался в червя, то
вновь собирался в бесформенный комок. Скользкие, холодные, безротые,
безглазые, бескостные существа.
Один такой комок живого теста залез в женский шалаш, вызвав там
страшный переполох. Вреда он не причинил, только до смерти перепугал леди
Хинтон своим холодным, осклизлым прикосновением.
Этот случай заставил задуматься о том, что в Тихой гавани могут
водиться и более опасные существа.
Винклер предложил устроить жилище на воздушных корнях надводных
деревьев.
- На этих готовых сваях для построек, - говорил он, - надо сделать лишь
помост да крышу над головой.
Мысль была одобрена. Началось переселение на деревья. Барон ворчал:
- Ммы ррегрессируем. Из каюты ссзвездолета - в пещеры, из пещер - на
деревья... Скоро станем голыми, на чет.., чет...
- ..четвереньках лазить! - докончил нетерпеливый Стормер. - Вам это
очень пойдет, барон.
Леди Хинтон дрожала день и ночь: она боялась в бурю упасть вместе с
шалашом в Тихую гавань, "где ее, конечно, растерзают крокодилы".
Ганс часто поглядывал на полосу леса по ту сторону залива. Перелезть
туда по переплетающимся воздушным корням очень легко. В лесу могут найтись
съедобные плоды, быть может, птицы. На "поле" было время тихое: прополка
кончена. Почему бы не совершить экспедицию?
На другой день, вооружившись ружьями, револьверами и ножами, Ганс,
Винклер, Текер, Амели и "ее тень" Пинч полезли по корням и веткам, как