Страница:
предупреждение? Почему смерть угрожает мне, если я пойду туда, куда дует
ветер? В этом предупреждении тоже скрывается какая-то тайна. Но он не
запугает меня! "Идти по ветру" - задача нашей экспедиции.
Как бы то ни было, мне необходимо быть осторожным. Благоразумие
подсказывало, что мне следует вернуться в Верхоянск и идти на исследование
со всей экспедицией. И если бы я послушался этого голоса благоразумия,
многое вышло бы иначе. Однако мое любопытство и неспокойный дух
исследователя неудержимо влекли меня вперед. Обманывая собственную
осторожность, я уверял себя, что пойду вперед еще несколько километров,
чтобы посмотреть, какая опасность может подстерегать меня.
- Чай готов, - сказал Никола, снимая с огня кипевший чайник.
"НОЗДРЯ" АЙ-ТОЙОНА
Утомленные путешествием, мы крепко уснули, укутав головы от комаров.
Когда Никола разбудил меня, незаходящее солнце передвинулось на восток. Было
утро. Ветер, несколько утихавший ночью, начал опять свою работу. Он дул
равномерно, без порывов, все более усиливаясь.
- Идем туда, - сказал я, указывая Николе направление по ветру.
Перед нами поднималась горная гряда.
- Опять туда? - спросил Никола, видимо несколько встревоженный. - Надо
назад. Дальше я не пойду.
Этот ответ удивил меня. Никола, бесстрашный и исполнительный Никола
отказывался продолжать со мною путь! Может быть, его напугали слова
англичанина?
- Почему ты не пойдешь туда? - спросил я его.
- Один мой товарищ и еще один товарищ шли, и они не вернулись, -
ответил Никола, нахмурясь. - Оттуда никто не возвращается. Там ноздря
Ай-Тойона.
Я уже знал, что Ай-Тойон - "священный старик" - верховное божество
якутов. Но мне никогда не приходилось слышать о ноздре Ай-Тойона.
- Неужели ты еще веришь бабьим сказкам о тойонах и ерах? И как ты
можешь бояться, если я иду с тобою?
- Я знаю, ты сильно большой человек. Большевик ты. Но оттуда никто не
возвращался.
Никола не льстил мне, называя меня "сильно большим человеком" -
большевиком. (Для него все городские жители, приехавшие из больших городов
России, были большевиками.) Его похвала была искренна. Якторг освободил его,
как и других якутов, от эксплуатации прасолов, покупавших за бесценок
пушнину и спаивавших якутов водкой; его дети учились в школе, а жена была
вылечена от болезни, насланной злым духом - ером. Все это была "агитация
фактами", понятными Николе. Там, где является сомнение в могуществе богов,
колеблется и вера в них. И мне казалось, что Никола уже терял эту живую веру
в богов и относился к ним как к поэтическому вымыслу, обобщающему те или
иные явления, - так, как мы иногда говорим о "фортуне", о "карающей
Немезиде", забывая о религиозном происхождении этих слов и передавая ими
только известные понятия. Боги Николы явно подгнивали, но не умерли еще
совершенно в его сознании. Они оживали тогда, когда он встречался с
каким-нибудь непонятным и страшным явлением. Так было с ним на пароходе
мертвецов, так, очевидно, было с ним и теперь. Страх заглушал голос разума и
пробуждал первобытные верования в злых духов...
- Что же это такое, ноздря Ай-Тойона?
- Обыкновенная ноздря. Ай-Тойон дышит. А там, - Никола показал на гору,
- его ноздря.
- Но почему же он дышит только в себя? Видишь, ветер дует все время в
одну сторону? - спросил я Николу.
- Ай-Тойон сильно большой. Тысячу лет, однако, он может брать воздух в
себя и тысячу лет выпускать...
Очевидно, я присутствовал при рождении новой легенды.
- Глупости все это! Идем со мной, Никола, и ты сам убедишься, что нет
никакой ноздри Тойона.
Но Никола не двигался с места и отрицательно качал головой.
- Идешь?
- Сильно боюсь. Однако, и ты не ходи! - сказал он. Я колебался. Идти
одному было рискованно. Слова англичанина были брошены неспроста. Меня
действительно могли ожидать непредвиденные опасности. Но во мне вдруг
заговорило самолюбие. Мой отказ Никола мог понять так, будто и я поверил в
эту глупую ноздрю.
- Если ты отказываешься, я иду один! - решительно сказал я и направился
вверх по склону горы. Ветер дул мне в спину, облегчая путь.
- Не ходи! - закричал мне Никола. - Не ходи!
Я, не оглядываясь, продолжал путь.
Скалы поднимались все выше и круче. Скоро я начал уставать и пошел
медленнее. Перед крутым подъемом я остановился, чтобы перевести дух, и вдруг
услышал за спиною чье-то сопенье. Я оглянулся. Передо мной стоял Никола. Он
улыбался своим широким ртом, скаля кривые зубы.
- Однако, ты пошел, и я пошел, - сказал он, видя мое недоумение.
- Молодец, Никола! - радостно сказал я. Мне приходилось кричать. Ветер
выл и свистал так, что мы с трудом слышали друг друга.
- Ты не боишься, Никола?
- Сильно боюсь, однако. Пойдем!
Мы начали карабкаться по скалам. Скоро ветер сорвал мой походный
флюгер, висевший у меня за спиною. Никола бросился было за ним, но я
остановил его. Ветер дул с таким постоянством, что флюгера не нужно было.
Никола же рисковал сорваться в пропасть, гонимый этим сумасшедшим ветром.
- Иди сюда! Держись за меня! Пойдем вместе! - крикнул я якуту.
Мы уцепились друг за друга и, помогая один другому, продолжали путь.
Нам приходилось сильно откидываться назад, и все же мы не всегда могли
удержаться на ногах. Мы падали на землю и с трудом поднимались. Ветер, как
тяжелые мешки с песком, давил нам на спину. Мы обливались потом и выбивались
из сил. Я уже начал сожалеть о своем опрометчивом поступке, но возвращаться
не хотелось. Мы были недалеко от вершины, и я дал себе слово только
заглянуть, что делается по ту сторону каменной гряды, и вернуться назад, не
искушая больше судьбы. Это небольшое расстояние до вершины горы нам пришлось
ползти по земле. Ветер, казалось, готов был раздавить нас, как слизней. Он
был плотный и тяжелый. Можно было подумать, что мы находимся на большой
глубине океана и сотни тонн воды давят нас своею тяжестью. Нам приходилось
закрывать рот и нос, чтобы задерживать воздух, который душил нас; выдыхали
же мы с большим трудом, как это бывает с больными астмой.
Я знал, что на самом гребне горы ветер будет свирепствовать еще больше.
Чтобы нас не снесло в какую-нибудь пропасть, я принял меры предосторожности,
высмотрел расщелину меж скал и направил наш путь туда, чтобы можно было
двигаться, укрываясь за гранитными выступами.
Мы благополучно проползли по узкой расщелине, загибавшейся на середине
углом, и, наконец, подползли к самому гребню. Я наклонил голову и посмотрел
вниз. Открывшееся зрелище изумило меня.
Я увидал огромный отлогий кратер, подобный лунному. Но что меня
особенно удивило - скат этого огромного кратера был как будто отшлифован. Ни
камня, ни выступа. Совершенно гладкая, пологая воронка, а глубоко внизу, в
центре ее, виднелась круглая дыра чудовищного, как мне показалось, диаметра.
Неужели шлифованная воронка и геометрически правильная дыра на дне кратера
естественного происхождения? Трудно было допустить это.
Крепко уцепившись за острый выступ скалы, Никола махнул рукой, что-то
показывая мне, и крикнул, но я не расслышал, что он сказал, и посмотрел по
направлению его руки. Я увидел в воздухе дерево, которое неслось вдоль
окружности кратера, описывая огромный круг, как будто его кружил смерч. Мы
стали наблюдать за деревом. Оно продолжало описывать правильные круги,
вернее - двигаться по спирали: каждый круг становился уже и проходил ниже
предыдущего, причем движение дерева все ускорялось. Это был какой-то
воздушный Мальштрем!.. * Вот дерево сделало еще несколько кругов и скрылось
в черном колодце на дне кратера.
Я стоял перед новой загадкой. Было очевидно, что ветер направлялся
куда-то под землю. Это было непонятно и бессмысленно, как "ноздря"
Ай-Тойона.
"Но где же другая "ноздря", из которой воздух должен выходить
обратно?.."
Мои размышления были прерваны новым явлением. Огромный камень, весом с
добрую тонну, сорвался вдруг с вершины скалы. Но он не полетел вниз, как
было бы естественно. Он пролетел в воздухе по спирали почти две трети
окружности кратера, прежде чем достиг дна и скрылся в круглом колодце.
"Какова же должна быть сила ветра!" - подумал я и невольно вздрогнул,
вообразив себя на месте камня.
-------------------------------------------------
* Мальштрем (Мальстром, Москестром) - бурное морское течение у
Лофотенских островов (близ северо-западных берегов Норвегии), опасное
водоворотом, яростно бушующим во время северо-западных бурь.
-------------------------------------------------
Мы стояли перед совершенно исключительным, загадочным явлением природы,
и хотя я не верил в божественную "ноздрю", все же я уже с большим уважением
вспомнил мифотворчество Николы: в его вымысле была доля правды; мы открыли
какую-то чудовищную "ноздрю" в коре земного шара, втягивающую воздух с
поверхности земли.
"Это сообщение произведет в научном мире сенсацию!" - мелькнула
тщеславная мысль. Однако теперь не время и не место предаваться таким
мыслям. Надо подумать о том, как выбраться из этого воздушного водоворота. С
величайшими предосторожностями освободив одну руку, я тронул Николу за плечо
и кивнул ему головой, приглашая вернуться.
"Но почему не засоряется эта дыра?" - подумал я... И в этот самый
момент произошло нечто такое, что сразу вымело все мысли из моей головы.
Никола слишком поспешно и неосторожно отнял обе руки, и вдруг его тело
под давлением плотных масс воздуха начало быстро соскальзывать с площадки,
на которой мы лежали. Я едва успел ухватить Николу за ноги, но с ужасом
почувствовал, что и мое тело движется к краю обрыва. Я начал цепляться
носками сапог за выбоины, чтобы задержать наше продвижение, но все было
напрасно: мы медленно, неуклонно продвигались к краю пропасти. Тело Николы
уже наполовину висело в воздухе. Ветер сдул мешок, висевший на его спине.
Мешок еще держался на ремнях и висел горизонтально впереди головы Николы.
Еще мгновение - и уже все тело Николы висело над пропастью. Вдруг я
почувствовал, что Никола дергает меня ногами, как бы желая освободить их. Я
не мог понять этого поступка. Никола с трудом повернул ко мне голову и
крикнул:
- Брось!
Он был верный товарищ и настоящий мужчина. Видя неизбежную гибель, он
хотел по крайней мере спасти меня. Я не мог принять этой жертвы и продолжал
крепко держать его ноги. Тело Николы вытянулось в струну. Мешок с провизией,
чайником и инструментами оторвался и помчался влево, вдоль края гигантской
воронки. В ту же секунду Никола так сильно дернул ногами, что я невольно
выпустил их. И Никола с бешеной скоростью помчался вслед за мешком, как бы
догоняя его. Еще мгновение - и мое тело последовало за Николой...
Ужасные, незабываемые минуты! Первое ощущение, которое я вслед за тем
испытал, было то, что ветер будто утих: теперь мы летели в его потоке.
Вместе с тем я чувствовал необычайное уплотнение окружающей меня среды, как
будто я находился на большой глубине океана. С большим трудом мог я отвести
в сторону руку, желая ухватиться за край кратера. Я летел всего в
каком-нибудь метре от скал. Но дышать мне было как будто немного легче.
Повернув голову, я посмотрел на Николу, летевшего впереди меня. Он,
видимо, также пытался зацепиться за стену кратера. Несмотря на свое
неуклюжее тело, он изгибался дугою, как червяк, протягивая свои длинные руки
и раскидывая ноги. На одно мгновение ему удалось коснуться ногой каменной
стены. Но это не остановило, а только несколько задержало его полет. Его
тело перевернулось и немного приблизилось к моему. Он опять вытянулся
пластом, а я протянул руки вперед, желая ухватить его. Но если бы даже всего
один сантиметр отделял нас, я не в силах был бы достать его, так как
расстояние между нами оставалось неизменным. Мы были бессильны предпринять
что-либо.
Мешок уже сделал полный круг и летел теперь немного ниже места нашего
падения. Вслед за мешком это место пролетел Никола, а потом и я. Вблизи
стена кратера не казалась уже так отшлифованной, как издали. В ней кое-где
виднелись трещины, выбоины, выступы скал. Но зацепиться за них было
немыслимо. Если бы даже это и удалось, рука была бы оторвана бешеным
потоком, как мушиная ножка. Приходилось подчиниться своей участи и ждать,
что будет.
Вероятно, Никола одновременно со мной заглянул вниз, чтобы посмотреть,
что нас ожидает. Там виднелась черная круглая дыра, все увеличивавшаяся по
мере того, как мы приближались к ней воздушной винтовой дорогой, летя все
суживающимися кругами все скорее и скорее...
У меня начало мутиться сознание. Круги становились все меньше, мы
опускались все глубже... Наш смертный час настал. Я не сомневался в том, что
гибель неизбежна. Я должен был упасть в бездну и разбиться насмерть о
каменное дно. Когда мы летели уже над самым колодцем, я нашел еще силу
заглянуть вниз, и - быть может, это был бред - мне показалось, что я вижу
свет огромных электрических ламп и решетку внизу. Эта решетка вдруг
завертелась, свет померк, я потерял сознание...
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Когда сознание начало возвращаться ко мне, я прежде всего почувствовал
свое тело: оно ныло и болело. Еще не открывая глаз, я ощутил чье-то
прикосновение. С трудом разомкнув веки, я увидел перед собой моего верного
спутника и друга Николу. Но я не узнал его сразу. Вместо обычной меховой
одежды из оленьей шкуры на нем был надет серый больничный халат.
Я лежал на чисто застланной кровати, покрытой серым пушистым одеялом, в
небольшой комнате без окон, освещенной электрической лампой, спускавшейся с
потолка.
- Приехали! - сказал Никола, приветствуя меня своей неизменной улыбкой.
- В ноздрю Ай-Тойона? - попробовал я пошутить. - Вот видишь, Никола,
никакой ноздри нет.
- А ты ее видел? Может быть, она как раз такая, - и Никола обвел рукою
комнату.
- С электрическим освещением?!
Наш разговор был прерван. Дверь открылась, и в комнату вошла молодая
девушка в белом халате - сестра милосердия, как решил я. Я уже не
сомневался, что нахожусь в больнице. Но долго ли я был без памяти, как
избежал смерти и как попал в эту больницу, я себе не уяснял.
Сестра обратилась ко мне с вопросом на неизвестном мне языке. Я жестами
дал понять, что не понимаю, и в то же время рассматривал девушку. Она была
молодая, краснощекая и очень здоровая. Русый локон выбивался из-под белой
косынки. Она улыбнулась, сверкнув белыми ровными зубами, и повторила вопрос
на английском языке. Этот язык мне был более знаком - я читал по-английски,
но говорить не умел. И я опять развел руками. Тогда девушка в третий раз
повторила свой вопрос по-немецки.
- Как вы себя чувствуете? - спросила она.
- Благодарю вас, хорошо, - ответил я, хотя, признаться, чувствовал себя
далеко не хорошо.
- У вас что-нибудь болит?
- Что у меня не болит! Я как будто прошел через мельничные жернова, -
ответил я.
- Могло быть хуже, - сказала девушка, добродушно улыбаясь.
- Где я нахожусь, не будете ли вы так добры объяснить мне? - спросил я.
- Вы это скоро узнаете. В состоянии ли вы подняться с кровати?
Я сделал попытку приподняться и закусил губу от боли.
- Лежите, я сейчас принесу вам завтрак. - И она ушла, беззвучно ступая
мягкими туфлями.
Никола чувствовал себя лучше. Правда, он потирал себе то бок, то спину,
однако уже был на ногах. Расхаживая по небольшой комнате, он кряхтел и
придерживал правое колено.
- Трубка пропал, табак пропал, курить хочется, - сказал он.
Вновь открылась дверь, и вошла сестра, на этот раз с человеком лет
тридцати, бритым, одетым в шерстяную фуфайку и в сары - сапоги из конской
кожи. Это напомнило мне, что я нахожусь в приполярных странах. Человек нес с
собой такую же, какая была надета на нем, одежду для меня и Николы, а сестра
принесла на подносе завтрак: яичницу, тартинки и чашки дымящегося какао.
- Кушайте, - сказала она приветливо, - а когда почувствуете себя в
силах подняться, наденьте костюм и позвоните в этот вот звонок.
Она кивнула головой человеку в фуфайке и вышла с ним из комнаты. Я
принялся за яичницу, поставленную на столик возле моей кровати. Несмотря на
перенесенные волнения, мы с Николой позавтракали с аппетитом. Какао
доставило Николе еще не испытанное им наслаждение. Он даже закрыл глаза и
причмокивал, втягивая большими глотками горячий напиток.
Однако в этой больнице, очевидно, залеживаться долго не полагалось.
Покончив с завтраком, я с трудом поднялся и осмотрел свое тело, вымытое
кем-то и одетое в чистое белье. По всему телу виднелись многочисленные
кровоподтеки, но кости были целы. Правое плечо вспухло и сильно болело.
Похоже было на то, что кость в плечевом суставе вывихнута и вправлена. Да,
могло быть и хуже...
Мы с Николой переоделись, помогая друг другу, и я нажал кнопку звонка,
находившуюся у двери. Скоро к нам в комнату вошел человек в фуфайке и знаком
предложил нам следовать за ним.
Мы вышли из комнаты и отправились по длинному загибающемуся коридору,
освещенному электрическими лампочками. По обеим сторонам в стенах мы видели
двери с крупными номерами: 32, 33, 34... и против них: 12, 13, 14... Как в
отеле или наркомате.
Мы шли довольно долго, все время заворачивая. Откуда-то доносился
ровный непрерывный гул. Где-то работали огромные машины. Нет, это скорее
похоже на завод!
Наш провожатый неожиданно остановился у двери No 1 и постучал. Мы вошли
в большой кабинет с прекрасной мебелью, устланный коврами. Я обратил
внимание на то, что и в этом кабинете не оказалось окон. Стены были
заставлены шкафами с книгами и увешаны техническими чертежами. В углу стоял
несгораемый шкаф, а возле большой шведской конторки - вращающаяся этажерка с
папками. У конторки, освещаемой лампой под зеленым абажуром, сидел бритый
человек и что-то писал. На столе затрещал телефон. Сидящий за столом взял
трубку.
- Алло! - и он отдал краткое приказание на неизвестном мне языке.
Потом он откинулся на спинку вращающегося кресла и повернулся к нам
лицом. На нем был серый пиджак и вместо жилета серая шерстяная фуфайка с
острым вырезом на груди, из которого выглядывал отложной воротничок и
клетчатый галстук. Можно было подумать, что мы находимся в кабинете
директора фабрики. Окончив осмотр костюма, я перевел глаза на лицо
иностранца и невольно вскрикнул от удивления. Перед нами был англичанин,
которого мы вытащили из болота.
Он также, по-видимому, был удивлен этой встречей.
- А, старые знакомцы! - сказал он. - Садитесь. Мы сели возле стола.
Минуту англичанин смотрел на нас, как бы раздумывая, потом неодобрительно
покачал головой и, постучав по столу чертежным угольником, сказал:
- А вы все-таки не послушались моего совета.
- И пока живы, - заметил я, стараясь держаться непринужденно.
- Пока! - многозначительно ответил англичанин. - Это чистая
случайность, что вы не разбились, как яичная скорлупа...
Он побарабанил пальцами по столу и вдруг быстро повернулся вместе с
сиденьем кресла и углубился в бумаги, как бы забыв о нас. Наступила довольно
томительная пауза. Потом он так же резко опять повернулся лицом к нам.
- Те, кто идет по ветру, не возвращаются! - отчеканил он, повторяя
слова Николы, сказанные мне. - Или они умирают прежде, или... теперь... Но
вы спасли мне жизнь. Я в долгу перед вами, и я не хочу вашей смерти. Но, -
англичанин поднял палец вверх. Потом опять повернулся вполоборота, что-то
быстро написал на листке бумаги и спросил: - Как вас зовут и кто вы?
- Клименко, Георгий Петрович. А его зовут Никола. Англичанин тщательно
записывал мои ответы, как судебный следователь. Он спросил меня о возрасте,
должности, образовании, цели путешествия (это последнее интересовало его
больше всего). Я не считал нужным скрывать что-либо от него.
- А можно узнать, с кем я имею честь говорить? - спросил я, чтобы
несколько уравнять наше положение. Англичанин как-то фыркнул и бросил:
- Можно. Вы имеете честь говорить с мистером Бэйли...
- Мистер Бэйли? - удивленно переспросил я. - Тот самый, который
снарядил экспедицию на "Арктике"? Значит, вы не погибли?
- Для всех, кто там, против ветра, я погиб. Но для вас, как видите...
Вот что, мистер... Калименко...
- Клименко, - поправил я.
Но мистеру Бэйли не давалась моя фамилия, и он повторил ее на свой лад:
- Вы, мистер Калименко, не уйдете отсюда. Вы тоже погибли для всех, кто
живет против ветра. Вы метеоролог, это хорошо. Вы мне будете полезен. Нужно
сделать, чтобы вас не искали вант... товарищи.
- Это невозможно. Как только обнаружится, что я пропал без вести, на
поиски будет снаряжена экспедиция.
- О, вы очень любите разыскивать пропавших людей! - с иронией сказал
Бэйли. - Своих и чужих: Нобиле, Кулик, Горский...
Это удивило меня. По-видимому, Бэйли знал все, что делается "против
ветра", то есть во всем мире. Очевидно, он имел радиостанцию.
- Да, мы не привыкли оставлять без помощи человека, нуждающегося в ней,
- ответил я с некоторой горячностью.
- Очень хорошо, - с той же иронией ответил Бэйли. - Но мы устроим так,
что вам не нужна будет никакая помощь. Не беспокойтесь. Я уже сказал, что
пощажу вашу жизнь. Но можно будет взять вашу одежду, в которой вы
путешествовали, разорвать, окровавить ее и бросить на пути тех, кто будет
искать вас. Вас разорвали звери. Кончено! Экспедиция вернется назад. Я не
хочу, чтобы сюда кто-нибудь приходил... Вы можете идти, - закончил Бэйли,
неожиданно обращаясь к Николе.
И когда Никола вышел из комнаты, мистер Бэйли поднялся, прошелся по
кабинету и сказал:
- Мне еще надо с вами поговорить.
- Мне также, - ответил я, все еще пытаясь "уравнивать положения", если
только можно уравнять положения пленника, каким я был, и человека, в руках
которого находилась моя жизнь.
И, не давая говорить Бэйли, я быстро продолжал;
- Вы говорите о том, что не желаете, чтобы кто-нибудь узнал о вашем
существовании и нашел дорогу сюда. Это невозможно. Допустим, что вам удастся
инсценировать мою гибель. Но научные исследования не будут приостановлены. Я
еще не знаю, что вы здесь делаете, но для меня уже вполне ясно, что это по
вашей вине изменилось направление ветров, а следовательно, изменился и
климат. Пока население еще не очень обеспокоено, но ученые всего мира уже
давно с тревогой следят за необычайными явлениями, происходящими в
атмосфере. Рано или поздно все почувствуют понижение атмосферного давления.
На смену нашей экспедиции пойдут "по ветру" другие, и ветер неизбежно
приведет их сюда.
- Я это знаю, - ответил Бэйли, с нетерпением выслушав меня. - Рано или
поздно это должно случиться. Они придут сюда, и... тем хуже для них! А вы...
вас я однажды уже предупреждал, но вы не послушались меня. Вот вам еще одно
предупреждение: не пытайтесь убежать отсюда. Это может вам стоить жизни.
Больше я не пощажу вас. Скажите это и вашему якуту. Поняли? Я предоставлю
вам некоторую свободу, если вы дадите мне слово... Впрочем, можете не
давать: вы сами увидите, что бежать отсюда немыслимо. У вас здесь будет
много работы. Теперь идите, мистер Калименко. Уильям покажет вам вашу
комнату.
Бэйли позвонил. Вошел слуга.
- Уильям, проводите мистера Калименко в комнату номер шестьдесят шесть.
До свиданья.
- Разрешите Николе поселиться в одной комнате со мной? - сказал я.
Мистер Бэйли подумал.
- Пожалуй, можно, - сказал он. - Но помните: никаких заговоров. До
свиданья.
Я откланялся, и мы с Уильямом отправились по длинному дугообразному
коридору, затем спустились этажом ниже и углубились в настоящий лабиринт.
Меня удивило то, что на всем пути мы не встретили ни одного человека. Я
спросил моего проводника, где же люди, но он ничего не ответил. Быть может,
он не знал ни русского, ни немецкого языка, а вернее - не хотел говорить.
С НЕБА НА ЛЕКЦИЮ
Я вошел в мою "камеру заключения". Комната имела около тридцати
квадратных метров, высота же едва ли достигала четырех метров. Стены были
покрыты фанерой. Одна лампочка на потолке, другая на письменном столе. Две
узкие кровати у стен и несколько простых стульев.
После роскошного кабинета мистера Бэйли эта комната показалась мне
более чем скромной. Но... "могло быть и хуже", - вспомнил я слова сестры
милосердия и потому не очень опечалился. Уильям ушел, и скоро мое внимание
было привлечено большим чертежом, закрывавшим половину стены.
На синей чертежной бумаге я увидел профиль подземного городка мистера
Бэйли, изображенного в разрезе, и отдельно планы каждого этажа. На чертежах
не имелось пояснительных надписей, но все же они давали общее представление
о всем сооружении. Центр городка занимала огромная труба, в которую мы
упали. Вокруг этой трубы шли пронумерованные помещения. Городок имел пять
этажей ниже уровня земли и три этажа в стенах кратера. Ниже восьмого этажа
виднелись две пещеры, по-видимому естественного происхождения.
Вправо от центральной трубы, вдоль пятого (считая сверху вниз) этажа
шла боковая труба, и оканчивалась она далеко за пределами комнат, выходя
наружу. Эта труба больше всего заинтересовала меня. Первою моей мыслью было,
что эта труба предназначена для отвода воздуха, входящего сверху. Однако
если бы через эту боковую трубу выходило столько же воздуха, сколько
входило, то на поверхности должно было бы существовать второе воздушное
течение - и убыли воздуха не замечалось бы, тогда как тщательно составленные
нами синоптические карты показывали, что воздушные течения со всех концов
земного шара направляются к одному месту, не встречая никакого обратного
ветер? В этом предупреждении тоже скрывается какая-то тайна. Но он не
запугает меня! "Идти по ветру" - задача нашей экспедиции.
Как бы то ни было, мне необходимо быть осторожным. Благоразумие
подсказывало, что мне следует вернуться в Верхоянск и идти на исследование
со всей экспедицией. И если бы я послушался этого голоса благоразумия,
многое вышло бы иначе. Однако мое любопытство и неспокойный дух
исследователя неудержимо влекли меня вперед. Обманывая собственную
осторожность, я уверял себя, что пойду вперед еще несколько километров,
чтобы посмотреть, какая опасность может подстерегать меня.
- Чай готов, - сказал Никола, снимая с огня кипевший чайник.
"НОЗДРЯ" АЙ-ТОЙОНА
Утомленные путешествием, мы крепко уснули, укутав головы от комаров.
Когда Никола разбудил меня, незаходящее солнце передвинулось на восток. Было
утро. Ветер, несколько утихавший ночью, начал опять свою работу. Он дул
равномерно, без порывов, все более усиливаясь.
- Идем туда, - сказал я, указывая Николе направление по ветру.
Перед нами поднималась горная гряда.
- Опять туда? - спросил Никола, видимо несколько встревоженный. - Надо
назад. Дальше я не пойду.
Этот ответ удивил меня. Никола, бесстрашный и исполнительный Никола
отказывался продолжать со мною путь! Может быть, его напугали слова
англичанина?
- Почему ты не пойдешь туда? - спросил я его.
- Один мой товарищ и еще один товарищ шли, и они не вернулись, -
ответил Никола, нахмурясь. - Оттуда никто не возвращается. Там ноздря
Ай-Тойона.
Я уже знал, что Ай-Тойон - "священный старик" - верховное божество
якутов. Но мне никогда не приходилось слышать о ноздре Ай-Тойона.
- Неужели ты еще веришь бабьим сказкам о тойонах и ерах? И как ты
можешь бояться, если я иду с тобою?
- Я знаю, ты сильно большой человек. Большевик ты. Но оттуда никто не
возвращался.
Никола не льстил мне, называя меня "сильно большим человеком" -
большевиком. (Для него все городские жители, приехавшие из больших городов
России, были большевиками.) Его похвала была искренна. Якторг освободил его,
как и других якутов, от эксплуатации прасолов, покупавших за бесценок
пушнину и спаивавших якутов водкой; его дети учились в школе, а жена была
вылечена от болезни, насланной злым духом - ером. Все это была "агитация
фактами", понятными Николе. Там, где является сомнение в могуществе богов,
колеблется и вера в них. И мне казалось, что Никола уже терял эту живую веру
в богов и относился к ним как к поэтическому вымыслу, обобщающему те или
иные явления, - так, как мы иногда говорим о "фортуне", о "карающей
Немезиде", забывая о религиозном происхождении этих слов и передавая ими
только известные понятия. Боги Николы явно подгнивали, но не умерли еще
совершенно в его сознании. Они оживали тогда, когда он встречался с
каким-нибудь непонятным и страшным явлением. Так было с ним на пароходе
мертвецов, так, очевидно, было с ним и теперь. Страх заглушал голос разума и
пробуждал первобытные верования в злых духов...
- Что же это такое, ноздря Ай-Тойона?
- Обыкновенная ноздря. Ай-Тойон дышит. А там, - Никола показал на гору,
- его ноздря.
- Но почему же он дышит только в себя? Видишь, ветер дует все время в
одну сторону? - спросил я Николу.
- Ай-Тойон сильно большой. Тысячу лет, однако, он может брать воздух в
себя и тысячу лет выпускать...
Очевидно, я присутствовал при рождении новой легенды.
- Глупости все это! Идем со мной, Никола, и ты сам убедишься, что нет
никакой ноздри Тойона.
Но Никола не двигался с места и отрицательно качал головой.
- Идешь?
- Сильно боюсь. Однако, и ты не ходи! - сказал он. Я колебался. Идти
одному было рискованно. Слова англичанина были брошены неспроста. Меня
действительно могли ожидать непредвиденные опасности. Но во мне вдруг
заговорило самолюбие. Мой отказ Никола мог понять так, будто и я поверил в
эту глупую ноздрю.
- Если ты отказываешься, я иду один! - решительно сказал я и направился
вверх по склону горы. Ветер дул мне в спину, облегчая путь.
- Не ходи! - закричал мне Никола. - Не ходи!
Я, не оглядываясь, продолжал путь.
Скалы поднимались все выше и круче. Скоро я начал уставать и пошел
медленнее. Перед крутым подъемом я остановился, чтобы перевести дух, и вдруг
услышал за спиною чье-то сопенье. Я оглянулся. Передо мной стоял Никола. Он
улыбался своим широким ртом, скаля кривые зубы.
- Однако, ты пошел, и я пошел, - сказал он, видя мое недоумение.
- Молодец, Никола! - радостно сказал я. Мне приходилось кричать. Ветер
выл и свистал так, что мы с трудом слышали друг друга.
- Ты не боишься, Никола?
- Сильно боюсь, однако. Пойдем!
Мы начали карабкаться по скалам. Скоро ветер сорвал мой походный
флюгер, висевший у меня за спиною. Никола бросился было за ним, но я
остановил его. Ветер дул с таким постоянством, что флюгера не нужно было.
Никола же рисковал сорваться в пропасть, гонимый этим сумасшедшим ветром.
- Иди сюда! Держись за меня! Пойдем вместе! - крикнул я якуту.
Мы уцепились друг за друга и, помогая один другому, продолжали путь.
Нам приходилось сильно откидываться назад, и все же мы не всегда могли
удержаться на ногах. Мы падали на землю и с трудом поднимались. Ветер, как
тяжелые мешки с песком, давил нам на спину. Мы обливались потом и выбивались
из сил. Я уже начал сожалеть о своем опрометчивом поступке, но возвращаться
не хотелось. Мы были недалеко от вершины, и я дал себе слово только
заглянуть, что делается по ту сторону каменной гряды, и вернуться назад, не
искушая больше судьбы. Это небольшое расстояние до вершины горы нам пришлось
ползти по земле. Ветер, казалось, готов был раздавить нас, как слизней. Он
был плотный и тяжелый. Можно было подумать, что мы находимся на большой
глубине океана и сотни тонн воды давят нас своею тяжестью. Нам приходилось
закрывать рот и нос, чтобы задерживать воздух, который душил нас; выдыхали
же мы с большим трудом, как это бывает с больными астмой.
Я знал, что на самом гребне горы ветер будет свирепствовать еще больше.
Чтобы нас не снесло в какую-нибудь пропасть, я принял меры предосторожности,
высмотрел расщелину меж скал и направил наш путь туда, чтобы можно было
двигаться, укрываясь за гранитными выступами.
Мы благополучно проползли по узкой расщелине, загибавшейся на середине
углом, и, наконец, подползли к самому гребню. Я наклонил голову и посмотрел
вниз. Открывшееся зрелище изумило меня.
Я увидал огромный отлогий кратер, подобный лунному. Но что меня
особенно удивило - скат этого огромного кратера был как будто отшлифован. Ни
камня, ни выступа. Совершенно гладкая, пологая воронка, а глубоко внизу, в
центре ее, виднелась круглая дыра чудовищного, как мне показалось, диаметра.
Неужели шлифованная воронка и геометрически правильная дыра на дне кратера
естественного происхождения? Трудно было допустить это.
Крепко уцепившись за острый выступ скалы, Никола махнул рукой, что-то
показывая мне, и крикнул, но я не расслышал, что он сказал, и посмотрел по
направлению его руки. Я увидел в воздухе дерево, которое неслось вдоль
окружности кратера, описывая огромный круг, как будто его кружил смерч. Мы
стали наблюдать за деревом. Оно продолжало описывать правильные круги,
вернее - двигаться по спирали: каждый круг становился уже и проходил ниже
предыдущего, причем движение дерева все ускорялось. Это был какой-то
воздушный Мальштрем!.. * Вот дерево сделало еще несколько кругов и скрылось
в черном колодце на дне кратера.
Я стоял перед новой загадкой. Было очевидно, что ветер направлялся
куда-то под землю. Это было непонятно и бессмысленно, как "ноздря"
Ай-Тойона.
"Но где же другая "ноздря", из которой воздух должен выходить
обратно?.."
Мои размышления были прерваны новым явлением. Огромный камень, весом с
добрую тонну, сорвался вдруг с вершины скалы. Но он не полетел вниз, как
было бы естественно. Он пролетел в воздухе по спирали почти две трети
окружности кратера, прежде чем достиг дна и скрылся в круглом колодце.
"Какова же должна быть сила ветра!" - подумал я и невольно вздрогнул,
вообразив себя на месте камня.
-------------------------------------------------
* Мальштрем (Мальстром, Москестром) - бурное морское течение у
Лофотенских островов (близ северо-западных берегов Норвегии), опасное
водоворотом, яростно бушующим во время северо-западных бурь.
-------------------------------------------------
Мы стояли перед совершенно исключительным, загадочным явлением природы,
и хотя я не верил в божественную "ноздрю", все же я уже с большим уважением
вспомнил мифотворчество Николы: в его вымысле была доля правды; мы открыли
какую-то чудовищную "ноздрю" в коре земного шара, втягивающую воздух с
поверхности земли.
"Это сообщение произведет в научном мире сенсацию!" - мелькнула
тщеславная мысль. Однако теперь не время и не место предаваться таким
мыслям. Надо подумать о том, как выбраться из этого воздушного водоворота. С
величайшими предосторожностями освободив одну руку, я тронул Николу за плечо
и кивнул ему головой, приглашая вернуться.
"Но почему не засоряется эта дыра?" - подумал я... И в этот самый
момент произошло нечто такое, что сразу вымело все мысли из моей головы.
Никола слишком поспешно и неосторожно отнял обе руки, и вдруг его тело
под давлением плотных масс воздуха начало быстро соскальзывать с площадки,
на которой мы лежали. Я едва успел ухватить Николу за ноги, но с ужасом
почувствовал, что и мое тело движется к краю обрыва. Я начал цепляться
носками сапог за выбоины, чтобы задержать наше продвижение, но все было
напрасно: мы медленно, неуклонно продвигались к краю пропасти. Тело Николы
уже наполовину висело в воздухе. Ветер сдул мешок, висевший на его спине.
Мешок еще держался на ремнях и висел горизонтально впереди головы Николы.
Еще мгновение - и уже все тело Николы висело над пропастью. Вдруг я
почувствовал, что Никола дергает меня ногами, как бы желая освободить их. Я
не мог понять этого поступка. Никола с трудом повернул ко мне голову и
крикнул:
- Брось!
Он был верный товарищ и настоящий мужчина. Видя неизбежную гибель, он
хотел по крайней мере спасти меня. Я не мог принять этой жертвы и продолжал
крепко держать его ноги. Тело Николы вытянулось в струну. Мешок с провизией,
чайником и инструментами оторвался и помчался влево, вдоль края гигантской
воронки. В ту же секунду Никола так сильно дернул ногами, что я невольно
выпустил их. И Никола с бешеной скоростью помчался вслед за мешком, как бы
догоняя его. Еще мгновение - и мое тело последовало за Николой...
Ужасные, незабываемые минуты! Первое ощущение, которое я вслед за тем
испытал, было то, что ветер будто утих: теперь мы летели в его потоке.
Вместе с тем я чувствовал необычайное уплотнение окружающей меня среды, как
будто я находился на большой глубине океана. С большим трудом мог я отвести
в сторону руку, желая ухватиться за край кратера. Я летел всего в
каком-нибудь метре от скал. Но дышать мне было как будто немного легче.
Повернув голову, я посмотрел на Николу, летевшего впереди меня. Он,
видимо, также пытался зацепиться за стену кратера. Несмотря на свое
неуклюжее тело, он изгибался дугою, как червяк, протягивая свои длинные руки
и раскидывая ноги. На одно мгновение ему удалось коснуться ногой каменной
стены. Но это не остановило, а только несколько задержало его полет. Его
тело перевернулось и немного приблизилось к моему. Он опять вытянулся
пластом, а я протянул руки вперед, желая ухватить его. Но если бы даже всего
один сантиметр отделял нас, я не в силах был бы достать его, так как
расстояние между нами оставалось неизменным. Мы были бессильны предпринять
что-либо.
Мешок уже сделал полный круг и летел теперь немного ниже места нашего
падения. Вслед за мешком это место пролетел Никола, а потом и я. Вблизи
стена кратера не казалась уже так отшлифованной, как издали. В ней кое-где
виднелись трещины, выбоины, выступы скал. Но зацепиться за них было
немыслимо. Если бы даже это и удалось, рука была бы оторвана бешеным
потоком, как мушиная ножка. Приходилось подчиниться своей участи и ждать,
что будет.
Вероятно, Никола одновременно со мной заглянул вниз, чтобы посмотреть,
что нас ожидает. Там виднелась черная круглая дыра, все увеличивавшаяся по
мере того, как мы приближались к ней воздушной винтовой дорогой, летя все
суживающимися кругами все скорее и скорее...
У меня начало мутиться сознание. Круги становились все меньше, мы
опускались все глубже... Наш смертный час настал. Я не сомневался в том, что
гибель неизбежна. Я должен был упасть в бездну и разбиться насмерть о
каменное дно. Когда мы летели уже над самым колодцем, я нашел еще силу
заглянуть вниз, и - быть может, это был бред - мне показалось, что я вижу
свет огромных электрических ламп и решетку внизу. Эта решетка вдруг
завертелась, свет померк, я потерял сознание...
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Когда сознание начало возвращаться ко мне, я прежде всего почувствовал
свое тело: оно ныло и болело. Еще не открывая глаз, я ощутил чье-то
прикосновение. С трудом разомкнув веки, я увидел перед собой моего верного
спутника и друга Николу. Но я не узнал его сразу. Вместо обычной меховой
одежды из оленьей шкуры на нем был надет серый больничный халат.
Я лежал на чисто застланной кровати, покрытой серым пушистым одеялом, в
небольшой комнате без окон, освещенной электрической лампой, спускавшейся с
потолка.
- Приехали! - сказал Никола, приветствуя меня своей неизменной улыбкой.
- В ноздрю Ай-Тойона? - попробовал я пошутить. - Вот видишь, Никола,
никакой ноздри нет.
- А ты ее видел? Может быть, она как раз такая, - и Никола обвел рукою
комнату.
- С электрическим освещением?!
Наш разговор был прерван. Дверь открылась, и в комнату вошла молодая
девушка в белом халате - сестра милосердия, как решил я. Я уже не
сомневался, что нахожусь в больнице. Но долго ли я был без памяти, как
избежал смерти и как попал в эту больницу, я себе не уяснял.
Сестра обратилась ко мне с вопросом на неизвестном мне языке. Я жестами
дал понять, что не понимаю, и в то же время рассматривал девушку. Она была
молодая, краснощекая и очень здоровая. Русый локон выбивался из-под белой
косынки. Она улыбнулась, сверкнув белыми ровными зубами, и повторила вопрос
на английском языке. Этот язык мне был более знаком - я читал по-английски,
но говорить не умел. И я опять развел руками. Тогда девушка в третий раз
повторила свой вопрос по-немецки.
- Как вы себя чувствуете? - спросила она.
- Благодарю вас, хорошо, - ответил я, хотя, признаться, чувствовал себя
далеко не хорошо.
- У вас что-нибудь болит?
- Что у меня не болит! Я как будто прошел через мельничные жернова, -
ответил я.
- Могло быть хуже, - сказала девушка, добродушно улыбаясь.
- Где я нахожусь, не будете ли вы так добры объяснить мне? - спросил я.
- Вы это скоро узнаете. В состоянии ли вы подняться с кровати?
Я сделал попытку приподняться и закусил губу от боли.
- Лежите, я сейчас принесу вам завтрак. - И она ушла, беззвучно ступая
мягкими туфлями.
Никола чувствовал себя лучше. Правда, он потирал себе то бок, то спину,
однако уже был на ногах. Расхаживая по небольшой комнате, он кряхтел и
придерживал правое колено.
- Трубка пропал, табак пропал, курить хочется, - сказал он.
Вновь открылась дверь, и вошла сестра, на этот раз с человеком лет
тридцати, бритым, одетым в шерстяную фуфайку и в сары - сапоги из конской
кожи. Это напомнило мне, что я нахожусь в приполярных странах. Человек нес с
собой такую же, какая была надета на нем, одежду для меня и Николы, а сестра
принесла на подносе завтрак: яичницу, тартинки и чашки дымящегося какао.
- Кушайте, - сказала она приветливо, - а когда почувствуете себя в
силах подняться, наденьте костюм и позвоните в этот вот звонок.
Она кивнула головой человеку в фуфайке и вышла с ним из комнаты. Я
принялся за яичницу, поставленную на столик возле моей кровати. Несмотря на
перенесенные волнения, мы с Николой позавтракали с аппетитом. Какао
доставило Николе еще не испытанное им наслаждение. Он даже закрыл глаза и
причмокивал, втягивая большими глотками горячий напиток.
Однако в этой больнице, очевидно, залеживаться долго не полагалось.
Покончив с завтраком, я с трудом поднялся и осмотрел свое тело, вымытое
кем-то и одетое в чистое белье. По всему телу виднелись многочисленные
кровоподтеки, но кости были целы. Правое плечо вспухло и сильно болело.
Похоже было на то, что кость в плечевом суставе вывихнута и вправлена. Да,
могло быть и хуже...
Мы с Николой переоделись, помогая друг другу, и я нажал кнопку звонка,
находившуюся у двери. Скоро к нам в комнату вошел человек в фуфайке и знаком
предложил нам следовать за ним.
Мы вышли из комнаты и отправились по длинному загибающемуся коридору,
освещенному электрическими лампочками. По обеим сторонам в стенах мы видели
двери с крупными номерами: 32, 33, 34... и против них: 12, 13, 14... Как в
отеле или наркомате.
Мы шли довольно долго, все время заворачивая. Откуда-то доносился
ровный непрерывный гул. Где-то работали огромные машины. Нет, это скорее
похоже на завод!
Наш провожатый неожиданно остановился у двери No 1 и постучал. Мы вошли
в большой кабинет с прекрасной мебелью, устланный коврами. Я обратил
внимание на то, что и в этом кабинете не оказалось окон. Стены были
заставлены шкафами с книгами и увешаны техническими чертежами. В углу стоял
несгораемый шкаф, а возле большой шведской конторки - вращающаяся этажерка с
папками. У конторки, освещаемой лампой под зеленым абажуром, сидел бритый
человек и что-то писал. На столе затрещал телефон. Сидящий за столом взял
трубку.
- Алло! - и он отдал краткое приказание на неизвестном мне языке.
Потом он откинулся на спинку вращающегося кресла и повернулся к нам
лицом. На нем был серый пиджак и вместо жилета серая шерстяная фуфайка с
острым вырезом на груди, из которого выглядывал отложной воротничок и
клетчатый галстук. Можно было подумать, что мы находимся в кабинете
директора фабрики. Окончив осмотр костюма, я перевел глаза на лицо
иностранца и невольно вскрикнул от удивления. Перед нами был англичанин,
которого мы вытащили из болота.
Он также, по-видимому, был удивлен этой встречей.
- А, старые знакомцы! - сказал он. - Садитесь. Мы сели возле стола.
Минуту англичанин смотрел на нас, как бы раздумывая, потом неодобрительно
покачал головой и, постучав по столу чертежным угольником, сказал:
- А вы все-таки не послушались моего совета.
- И пока живы, - заметил я, стараясь держаться непринужденно.
- Пока! - многозначительно ответил англичанин. - Это чистая
случайность, что вы не разбились, как яичная скорлупа...
Он побарабанил пальцами по столу и вдруг быстро повернулся вместе с
сиденьем кресла и углубился в бумаги, как бы забыв о нас. Наступила довольно
томительная пауза. Потом он так же резко опять повернулся лицом к нам.
- Те, кто идет по ветру, не возвращаются! - отчеканил он, повторяя
слова Николы, сказанные мне. - Или они умирают прежде, или... теперь... Но
вы спасли мне жизнь. Я в долгу перед вами, и я не хочу вашей смерти. Но, -
англичанин поднял палец вверх. Потом опять повернулся вполоборота, что-то
быстро написал на листке бумаги и спросил: - Как вас зовут и кто вы?
- Клименко, Георгий Петрович. А его зовут Никола. Англичанин тщательно
записывал мои ответы, как судебный следователь. Он спросил меня о возрасте,
должности, образовании, цели путешествия (это последнее интересовало его
больше всего). Я не считал нужным скрывать что-либо от него.
- А можно узнать, с кем я имею честь говорить? - спросил я, чтобы
несколько уравнять наше положение. Англичанин как-то фыркнул и бросил:
- Можно. Вы имеете честь говорить с мистером Бэйли...
- Мистер Бэйли? - удивленно переспросил я. - Тот самый, который
снарядил экспедицию на "Арктике"? Значит, вы не погибли?
- Для всех, кто там, против ветра, я погиб. Но для вас, как видите...
Вот что, мистер... Калименко...
- Клименко, - поправил я.
Но мистеру Бэйли не давалась моя фамилия, и он повторил ее на свой лад:
- Вы, мистер Калименко, не уйдете отсюда. Вы тоже погибли для всех, кто
живет против ветра. Вы метеоролог, это хорошо. Вы мне будете полезен. Нужно
сделать, чтобы вас не искали вант... товарищи.
- Это невозможно. Как только обнаружится, что я пропал без вести, на
поиски будет снаряжена экспедиция.
- О, вы очень любите разыскивать пропавших людей! - с иронией сказал
Бэйли. - Своих и чужих: Нобиле, Кулик, Горский...
Это удивило меня. По-видимому, Бэйли знал все, что делается "против
ветра", то есть во всем мире. Очевидно, он имел радиостанцию.
- Да, мы не привыкли оставлять без помощи человека, нуждающегося в ней,
- ответил я с некоторой горячностью.
- Очень хорошо, - с той же иронией ответил Бэйли. - Но мы устроим так,
что вам не нужна будет никакая помощь. Не беспокойтесь. Я уже сказал, что
пощажу вашу жизнь. Но можно будет взять вашу одежду, в которой вы
путешествовали, разорвать, окровавить ее и бросить на пути тех, кто будет
искать вас. Вас разорвали звери. Кончено! Экспедиция вернется назад. Я не
хочу, чтобы сюда кто-нибудь приходил... Вы можете идти, - закончил Бэйли,
неожиданно обращаясь к Николе.
И когда Никола вышел из комнаты, мистер Бэйли поднялся, прошелся по
кабинету и сказал:
- Мне еще надо с вами поговорить.
- Мне также, - ответил я, все еще пытаясь "уравнивать положения", если
только можно уравнять положения пленника, каким я был, и человека, в руках
которого находилась моя жизнь.
И, не давая говорить Бэйли, я быстро продолжал;
- Вы говорите о том, что не желаете, чтобы кто-нибудь узнал о вашем
существовании и нашел дорогу сюда. Это невозможно. Допустим, что вам удастся
инсценировать мою гибель. Но научные исследования не будут приостановлены. Я
еще не знаю, что вы здесь делаете, но для меня уже вполне ясно, что это по
вашей вине изменилось направление ветров, а следовательно, изменился и
климат. Пока население еще не очень обеспокоено, но ученые всего мира уже
давно с тревогой следят за необычайными явлениями, происходящими в
атмосфере. Рано или поздно все почувствуют понижение атмосферного давления.
На смену нашей экспедиции пойдут "по ветру" другие, и ветер неизбежно
приведет их сюда.
- Я это знаю, - ответил Бэйли, с нетерпением выслушав меня. - Рано или
поздно это должно случиться. Они придут сюда, и... тем хуже для них! А вы...
вас я однажды уже предупреждал, но вы не послушались меня. Вот вам еще одно
предупреждение: не пытайтесь убежать отсюда. Это может вам стоить жизни.
Больше я не пощажу вас. Скажите это и вашему якуту. Поняли? Я предоставлю
вам некоторую свободу, если вы дадите мне слово... Впрочем, можете не
давать: вы сами увидите, что бежать отсюда немыслимо. У вас здесь будет
много работы. Теперь идите, мистер Калименко. Уильям покажет вам вашу
комнату.
Бэйли позвонил. Вошел слуга.
- Уильям, проводите мистера Калименко в комнату номер шестьдесят шесть.
До свиданья.
- Разрешите Николе поселиться в одной комнате со мной? - сказал я.
Мистер Бэйли подумал.
- Пожалуй, можно, - сказал он. - Но помните: никаких заговоров. До
свиданья.
Я откланялся, и мы с Уильямом отправились по длинному дугообразному
коридору, затем спустились этажом ниже и углубились в настоящий лабиринт.
Меня удивило то, что на всем пути мы не встретили ни одного человека. Я
спросил моего проводника, где же люди, но он ничего не ответил. Быть может,
он не знал ни русского, ни немецкого языка, а вернее - не хотел говорить.
С НЕБА НА ЛЕКЦИЮ
Я вошел в мою "камеру заключения". Комната имела около тридцати
квадратных метров, высота же едва ли достигала четырех метров. Стены были
покрыты фанерой. Одна лампочка на потолке, другая на письменном столе. Две
узкие кровати у стен и несколько простых стульев.
После роскошного кабинета мистера Бэйли эта комната показалась мне
более чем скромной. Но... "могло быть и хуже", - вспомнил я слова сестры
милосердия и потому не очень опечалился. Уильям ушел, и скоро мое внимание
было привлечено большим чертежом, закрывавшим половину стены.
На синей чертежной бумаге я увидел профиль подземного городка мистера
Бэйли, изображенного в разрезе, и отдельно планы каждого этажа. На чертежах
не имелось пояснительных надписей, но все же они давали общее представление
о всем сооружении. Центр городка занимала огромная труба, в которую мы
упали. Вокруг этой трубы шли пронумерованные помещения. Городок имел пять
этажей ниже уровня земли и три этажа в стенах кратера. Ниже восьмого этажа
виднелись две пещеры, по-видимому естественного происхождения.
Вправо от центральной трубы, вдоль пятого (считая сверху вниз) этажа
шла боковая труба, и оканчивалась она далеко за пределами комнат, выходя
наружу. Эта труба больше всего заинтересовала меня. Первою моей мыслью было,
что эта труба предназначена для отвода воздуха, входящего сверху. Однако
если бы через эту боковую трубу выходило столько же воздуха, сколько
входило, то на поверхности должно было бы существовать второе воздушное
течение - и убыли воздуха не замечалось бы, тогда как тщательно составленные
нами синоптические карты показывали, что воздушные течения со всех концов
земного шара направляются к одному месту, не встречая никакого обратного