Беляев Александр Романович. Продавец воздуха

- и мы выйдем из нашей тюрьмы! Я уже чувствовал запах прелых листьев и мха.
Отверстие все расширялось. Месяц осветил стены трубы. Там, где она
кончалась, я увидел железные полосы, пересекавшие трубу в. виде небольшого
мостика. Никола уже занес ногу на этот мостик, но я дернул его за рукав и
остановил. Я подумал, что этот мостик мог быть сделан для автоматической
сигнализации. Мостик был неширок, однако через него было трудно
перепрыгнуть. Я задумался, как обойти препятствие. Никола не понимал меня и
торопил идти скорее. Я объяснил ему мои опасения.
Мы начали совещаться. Никола предложил такой план: он и я должны
поднять, раскачать и перебросить через мостик Ивана, как самого малого и
легкого из нас, затем Иван принесет досок или обломков деревьев, и мы
соорудим "мост над мостом" - так, чтобы можно было перейти по деревянному
настилу, не задевая железных полос. Но Иван не соглашался на маленькое
воздушное путешествие - он боялся разбиться.
- Я и так пробегу, - ответил он. - Боком, боком...
И, прежде чем мы успели возразить, Иван отошел назад, разогнался и
побежал по наклонной стенке трубы, сбоку мостика... Несколько шагов он
сделал благополучно, но у самого края поскользнулся на гладком сыром откосе
и во весь рост грохнулся на железный мостик... Если мостик был соединен с
сигнализацией, то она заработала вовсю!
Нам больше ничего не оставалось, как, не обращая внимания на мостик,
бежать вслед за Иваном. В два прыжка я выскочил из трубы, Никола последовал
за мной. Мы бросились бежать по шпалам, обегая стоявшие вагонетки. В две-три
минуты мы пробежали не менее половины площади, отделявшей нас от кручи.
Падение в мягкий мусор не страшило меня.
Я бежал со всей быстротой, на которую был способен; кривоногий Никола
не отставал от меня, но Иван, уже давно не тренировавшийся в беге, остался
позади. Я приостановился, чтобы обождать его, но Никола, обгоняя меня,
крикнул:
- Догонит! Беги!.. - и помчался вперед.
Я вновь побежал, нагоняя Николу. Конец площадки уже виднелся перед
нами. На другом конце пропасти вздымались угрюмые скалы, освещенные месяцем.
Вдруг я услышал позади себя какой-то звук. Звук, все усиливаясь,
перешел в мощное равномерное гудение. В то же время я почувствовал, что
подул встречный ветер. Я бежал равномерным шагом, и этот ветер не зависел от
быстроты моего бега. "Быть может, заработал центральный вентилятор?" -
подумал я, но было еще слишком рано. Работа начиналась в шесть утра, а
сейчас не более часа ночи.
Звук поднялся еще на несколько тонов, а встречный ветер стал таким
сильным, что я принужден был нагнуться вперед. Бег мой все более замедлялся.
Я задыхался. Воздух становился все плотнее. Я понял все: сзади нас был пущен
вентилятор. Я не знал, что выводная труба могла не только выдувать, но и
вбирать в себя воздух...
"Так вот что означали стрелки и восклицательные знаки на плане!" -
мелькнула мысль. И в ту же минуту ветер от вентилятора завыл, как
разъяренное чудовище, увидевшее, что добыча ускользает из его пасти.
Ветер перешел в ураган. Я наклонил голову вперед и старался
протолкнуться в этой невидимой воздушной "тесноте", которая давила все
сильнее. Но я не мог сделать больше ни одного движения вперед. Никола упал
на землю и пополз на четвереньках. Я последовал его примеру. Но и это не
спасло. Мы делали невероятные усилия, цепляясь за землю руками и ногами, но
ветер срывал нас и неудержимо тянул назад.
Наши легкие были наполнены воздухом, как шары, готовые лопнуть. Голова
кружилась, в висках стучало. Мы изнемогали, но еще не сдавались. Наши руки и
ноги были окровавлены. Только бы дотащиться до края площадки... Но мы уже не
видели его. Ветер повернул мне голову назад, и среди тучи я увидел Ивана.
Его тело, подобно перекати-полю, вертелось, прыгало и неслось к устью трубы.
Что-то мягкое ударило мне в голову, но я не мог повернуть ее, чтобы
посмотреть, и лишь догадался, что это было тело Николы. От удушья я начал
терять сознание. Борьба была напрасна. Мои мускулы ослабели, руки бессильно
отдались воздушному течению. Меня понесло обратно в трубу. Я окончательно
потерял сознание.

VIII

"МИСТЕР ФАТУМ"

Очнулся я лежащим в той же трубе, недалеко от входной двери. Рядом со
мною лежали Никола и Иван. На этот раз я почти совершенно не пострадал.
Вероятно, действие вентилятора было приостановлено, как только мы влетели в
трубу, и сжавшийся воздух сдержал наш полет. Я потряс за плечо Николу, он
вздохнул и сказал, как в бреду:
- Сильно, сильно дуло.
Скоро заворочался и Иван.
Мы вошли в двери. Тут Иван, качая головой, распростился с нами и
остался стоять на своем посту, а мы отправились в нашу комнату. Весь
подземный городок спал по-прежнему. Мы дошли до комнаты, никого не встретив.
С отчаянием бросился я на кровать, не раздеваясь, так как ежеминутно ожидал,
что в комнату войдут и арестуют нас за побег.
Однако часы шли за часами, а нас никто не тревожил. Мы были в
отсутствии не более двух часов.
"Неужели никто не заметил нашей попытки к побегу? Вентилятор мог
действовать автоматически, а к гуденью обитатели подземного городка так
привыкли, что, вероятно, не замечают его", - приходили в голову
успокоительные мысли. Незаметно для себя я уснул.
Звонок разбудил нас в обычное время - в шесть часов. Никола уходил
раньше меня, и, лежа с закрытыми глазами, я слышал, как он, одеваясь, сопел
и мурлыкал песню. Я завидовал его безмятежности. Потом я снова уснул до
второго звонка - в семь часов тридцать минут. Я наскоро выпил стакан кофе с
сухарями и отправился в лабораторию.
- Вы сегодня бледны, - сказала Элеонора, посмотрев на меня.
- Не выспался, - ответил я.
- Что же вам мешало?
- Мысли. Я не могу примириться с моим невольным заточением и никогда не
примирюсь с ним.
Лицо Элеоноры нахмурилось. Я по-своему истолковал перемену в ее лице.
Быть может, я нравлюсь ей и она огорчена тем, что свободу я предпочитаю ее
обществу? Но у нее, видимо, было другое на уме.
- Надо уметь подчиняться неизбежному, - грустно сказала она, как будто
и сама находилась в таком же положении, как и я. Это удивило и
заинтересовало меня.
- Неизбежному? Какой-то мистер Бэйли, коммерсант с довольно
подозрительными операциями, иностранец, самовольно обосновавшийся на нашей
территории, совсем не похож на фатум *, которому надо подчиняться. И если вы
такая фаталистка... - начал я с некоторым раздражением.
- Я не фаталистка, - ответила она. - Не надо быть фаталистом, чтобы
понимать такой простой факт, что обстоятельства иногда сильнее нас.
-------------------------------------------
* Фатум- у древних римлян - воля богов (особенно - Юпитера); судьба,
неотвратимый рок. -------------------------------------------
- Значит, мы слабее обстоятельств, - не унимался я, чувствуя, что задел
больной для Элеоноры вопрос.
- Ах, вы не понимаете! - ответила она и углубилась в работу.
Но я не хотел пропускать случая. Девушка была, видимо, в таком
настроении, что могла при некоторой настойчивости с моей стороны сказать мне
то, что не сказала бы в другое время.
- Так объясните мне! - ответил я. - Из ваших слов я понял пока одно:
что вы здесь такой же пленник, как и я.
- Вы ошибаетесь, - ответила девушка. - Только сегодня утром отец
убеждал меня уехать отсюда, и... мистер Бэйли не возражает против этого...
- И тем не менее вы не уезжаете. Значит, что-то удерживает вас. Значит,
вы пленница, если не мистера Бэйли, то тех настроений, которые не позволяют
вам уехать отсюда. Позвольте, я, кажется, догадываюсь! Вы сказали, что ваш
отец убеждал вас уехать. Вместе с ним или же без него?
Элеонора смутилась.
- Без него, - тихо ответила она.
- Теперь дело наполовину ясно. Вы не хотите уехать без него, а он не
может или не хочет уехать. Вернее, что его не отпускает "мистер Фатум".
Элеонора улыбнулась одними глазами и промолчала.
- Вы как-то рассказывали мне, - продолжал я, воодушевившись, - что ваш
род очень знаменит в Швеции, хотя знаменит и не в том смысле, как это можно
было предположить по вашей звучной фамилии. Вашим предком, говорили вы, был
рудокоп Энгельбрект, руководивший в пятнадцатом веке народным восстанием
против короля Эрика Померанского *. Почтенный предок!.. Неужели же
Энгельбректы в продолжение пятисот лет растеряли все духовные черты славного
рудокопа и способны только склонять головы перед поработителями?
-------------------------------------------
*Энгель6рект (Энгельбрехтсон) - одержал верх над Эриком, королем Дании,
Швеции и Норвегии (низложен в 1436 году), и выдвигался
крестьянами-далекарлийцами на место правителя, но дворянству удалось
провести своего кандидата. Через несколько лет аристократы убили
Энгельбректа. -------------------------------------------
Удар был слишком силен. Я не ожидал, что задену самое больное место
Элеоноры. Она не раз рассказывала мне про своего предка-революционера,
которым, видимо, гордилась. И теперь это невыгодное для потомков сравнение с
предком взволновало и возмутило ее. Элеонора вдруг поднялась, выпрямилась и
откинула голову. Щеки ее побледнели, брови нахмурились. В глазах сверкнули
огоньки, которых я раньше не видал. Она гневно посмотрела на меня и сказала
прерывающимся голосом:
- Вы... вы... - у нее перехватило дыхание. - Вы ничего не понимаете, -
докончила она тихо и вдруг, закрыв лицо руками, заплакала.
Я совершенно растерялся. У меня в мыслях не было обидеть девушку. Я
хотел только вызвать ее на откровенность. Гнев ее огорчил меня.
- Простите, - сказал я таким жалобным голосом, что камень должен был бы
расчувствоваться (а сердце Элеоноры не было камнем).
Плечи ее перестали вздрагивать, она быстро овладела собой.
- Ну, простите, пожалуйста, я не хотел обидеть вас... Элеонора отняла
от лица руки и заставила себя улыбнуться.
- Забудем это... нервы расшатались... Осторожнее! - вдруг вскрикнула
она, заметив, что я бросил кусок железа на стол, где стоял кубик твердого
спирта, похожий на стекло (мы только что заморозили чистый спирт в жидком
воздухе). - Разве вы не знаете, что твердый спирт не горит, а взрывается от
удара?!
- "Эфир замерзает в кристаллическую массу... - продолжал я шутя,
подражая ее менторскому тону, - каучуковая трубка от действия жидкого
воздуха становится твердой и хрупкой и может быть превращена в куски и в
порошок; живые цветы приобретают вид фарфоровых изделий, и фетровую шляпу
можно разбить на куски, как фарфор".
- Вы забыли сказать об упругости металлов под действием жидкого
воздуха, - уже непринужденно улыбаясь, сказала Элеонора.
Я продолжал в том же тоне.
- "...Свинец приобретает почти двойное сопротивление разрыву... -
ответил я. - Упругость и временное сопротивление разрыву для большинства
металлов возрастают..."
- Ну, довольно, - прервала Она меня. - Давайте работать.
Она взяла бокал с посеребренными стеклянными стенками, посмотрела в
небесного цвета жидкость и, заметив на поверхности какую-то соринку, вдруг
опустила палец в сосуд с жидким воздухом.
- Что вы делаете? - крикнул я, в свою очередь испуганный. - Вы обожжете
себе палец!
Я только недавно присутствовал при ее "показательном опыте", когда
чайник, наполненный жидким воздухом и поставленный на кусок льда, "закипал"
холодными парами потому, что для жидкого воздуха даже лед являлся
раскаленным телом по сравнению с низкой температурой самого жидкого воздуха.
И эта низкая температура должна обжигать тело сильнее, чем раскаленный
металл.
Но, к моему удивлению, Элеонора не вскрикнула, вынула палец из сосуда,
встряхнула и показала мне. Палец был невредим.
- Жидкий воздух, прилегающий к поверхности пальца, сильно испаряется,
так как температура его гораздо ниже температуры пальца. Вследствие этого
образуется как бы оболочка из паров жидкого воздуха, - вы видели? - которая
и предохраняет на мгновение палец от ожога. Но не думайте повторять опыта, -
сказала она, заметив, что я протянул палец к сосуду. - Это надо делать
умело, очень быстро и не касаясь стенок сосуда.
Мы углубились в работу. Элеонора, казалось, забыла о нашей размолвке,
но я не мог этого позабыть. Бедная Нора! - так уже осмеливался я называть ее
в мыслях. Она, значит, была несчастной жертвой Бэйли! Это открытие
увеличивало уже существующую симпатию к девушке. Вместе с тем память моя
вписала в личный счет мистера Бэйли еще одно преступление.
И незаметно для себя я начал думать о том, чтобы бежать уже вместе с
Элеонорой.
В лаборатории было тихо. Мы сосредоточенно работали. Вдруг я вздрогнул
от выстрела.
- Опять вы слишком плотно закрыли пробкой сосуд! - сделала мне выговор
Нора.
Да, это была моя вина. Жидкий воздух в комнатной температуре
лаборатории быстро испаряется, и давлением паров выбивает пробки.
- Сильно закроешь - взрывается, слабо закроешь - испаряется слишком
быстро, - шутливо проворчал я.
- Трудная работа?.. Зато вы не можете пожаловаться на вредность нашего
производства, - отвечала Нора. - Воздуха у нас более чем достаточно.
- Не от этого ли у вас такие румяные щеки? Нора бросила на меня - в
первый раз - лукавый женский взгляд, который чрезвычайно обрадовал меня:
значит, она не сердится!
Двери лаборатории открылись, появился Уильям и сказал что-то
по-английски. Нора перевела.
- Мистер Бэйли просит мистера Клименко к себе. Пожалуйте на расправу, -
добавила она, улыбаясь.
"Неужели уже все знают о нашем побеге?" - подумал я. Это взволновало
меня, но спокойная улыбка Норы несколько ободрила. Увы, я не знал, что
мистер Бэйли всех, кроме отца Норы, приглашал к себе только "на расправу". В
подземном городке он был высшим, безапелляционным судьей.
С тяжелым сердцем я отправился к мистеру Бэйли.
- Желаю вам отделаться легко! - крикнула мне Нора вдогонку.

IX

"ВЫСОЧАЙШЕЕ ПОМИЛОВАНИЕ"

В кабинете уже находились Никола и Иван под конвоем двух джентльменов,
вооруженных автоматическими пистолетами, действующими сжатым воздухом.
Мистер Бэйли стоял у своего письменного стола.
- Подойдите! - сурово сказал он мне, не приглашая сесть.
Я подошел к столу. Мистер Бэйли уселся. Я не хотел стоять перед ним и
тоже сел. Бэйли сверкнул глазами. Брови его зашевелились.
- Вы пытались бежать? - спросил он меня, хотя в голосе его слышалось
больше утверждения, чем вопроса.
- Мы хотели прогуляться, - слегка улыбаясь, ответил я.
- Не лгите и не отпирайтесь! Вы пытались бежать. О последствиях я
предупреждал вас.
Мистер Бэйли отдал какой-то приказ одному из вооруженных людей. Тот
подошел ко мне и пригласил следовать за собой.
Суд продолжался менее минуты - оставалось, очевидно, привести в
исполнение приговор. Я поднялся и последовал за конвоиром. Двое других
повели Николу и Ивана. На повороте Ивана и Николу увели в сторону, а я
отправился дальше. Мы спустились вниз, прошли по коридору. Конвоир
остановился у железной узкой двери, открыл ее и довольно бесцеремонно
втолкнул меня в маленькую камеру со сплошными железными гладкими стенами и
небольшой электрической лампой на потолке. Дверь захлопнулась, щелкнул
замок. Я остался один.
"Карцер... Это еще не так плохо. Я дешево отделался", - подумал я,
осматривая свою тюрьму. Здесь было сухо и чисто, но холодно. На стене висел
термометр Цельсия. Такие термометры висели в каждой комнате и даже в
коридорах подземного городка - здесь очень внимательно следили за
температурой. Термометр показывал всего шесть градусов тепла.
После бессонной ночи и волнений я чувствовал себя слабым и разбитым.
Мне хотелось спать. Ноги мои едва держали меня. Но в комнате не было даже
стула. Я опустился на холодный каменный пол и начал дремать. Однако я скоро
проснулся от холода. По моему телу пробежала дрожь. Я поднялся и посмотрел
на термометр. Он показывал два градуса ниже нуля. "Что бы это значило? -
подумал я. - Недосмотр истопника или умысел?"
Чтобы согреться, я начал ходить по камере, но она была так мала, что я
мог сделать только два шага вперед и два назад. Я начал прыгать и махать
руками. Я устал еще больше, но мне удалось восстановить кровообращение.
Однако довольно было мне присесть, как холод с новой силой охватил мое тело.
Зубы выбивали мелкую дробь. Взглянув опять на термометр, я увидел, что он
уже показывал одиннадцать ниже нуля.
Я почувствовал, как холод проникает мне внутрь, леденит спину и сжимает
сердце. Но это ощущение я испытывал уже не только от низкой температуры.
Страшная мысль овладела мною: мистер Бэйли решил меня заморозить! Поддаваясь
инстинкту, я подбежал к двери и начал стучать.
- Отоприте!.. Отоприте!.. - кричал я в исступлении. Но никто не
отзывался. Я до крови разбил руки. Наконец опустился на пол...
"Обстоятельства бывают сильнее нас. Не надо быть фаталистом, чтобы
понять это..." - вспомнил я слова Элеоноры. Но я все же боролся, я пытался
бежать, я умираю в борьбе за свободу! А она... Впрочем, быть может, и она
боролась. Мне вспомнился рассказ Николы о трупе, привязанном на носу
ледокола. Так расправляется мистер Бэйли со своими врагами. Быть может,
Элеонора и права - борьба с Бэйли безнадежна...
Как холодно!.. Руки и ноги невыносимо болят. Я растираю пальцы, но они
деревенеют, не сгибаются... С трудом поднимаюсь и смотрю на термометр.
Двадцать ниже нуля... Борьба окончена! Я должен примириться со своей
судьбой.
Я уселся на пол и погрузился в забытье. В конце концов смерть от
замерзания не так уж страшна. И, пожалуй, она легче, чем смерть на
электрическом стуле. Скоро я не буду чувствовать боли и усну...
...Какой-то шорох у двери. Или мне чудится? Я пытаюсь подняться, но
холод сковывает мое тело. Все тихо. Шорох мне почудился.
В камере как будто потеплело. Но это обман чувств. Организм отдает
-тепло в воздух, разность температуры тела и окружающего воздуха
уменьшается, и поэтому является кажущееся ощущение тепла. Это испытывают все
замерзающие. Значит, конец-Время шло, но сознание больше не покидало меня, а
ощущение тепла все увеличивалось. Странно! Я никогда не замерзал, но был
уверен, что замерзающие должны чувствовать себя как-то иначе. Чтобы
проверить свои сомнения, я попробовал шевелить пальцами и, к своему
удивлению, убедился, что они шевелятся свободно, хотя незадолго перед этим я
не мог согнуть их. Я посмотрел на термометр.
Пять выше нуля!
Температура повышается! Я спасен, и мои страхи были напрасными.
Очевидно, мистер Бэйли хотел только напугать меня.
Через несколько минут температура в камере поднялась до двенадцати
градусов - обычная температура в жилых помещениях подземного городка. Я
поднялся и начал разминать свои члены. Пальцы опухли и покраснели. Но я
чувствовал, как кровь горячо и сильно согревает их. Благодаря тому, что
температура поднималась так же равномерно, как и понижалась, я избег
отмораживания.
Однако что же будет со мной дальше? Долго ли меня будут держать в
одиночном заключении?..
И как бы в ответ на этот вопрос за дверью опять раздался шорох, и я
услышал звук поворачиваемого ключа. Дверь отворилась, вошел Уильям и жестом
пригласил меня следовать за ним.
Я уже не сомневался, что останусь в живых, и бодро вышел из камеры.
Уильям вновь провел меня в кабинет мистера Бэйли.
На этот раз Бэйли пригласил меня сесть, а сам, поднявшись из-за стола,
начал ходить по кабинету.
- Мистер Клименко, - сказал он. - Вы вполне заслужили смертный
приговор, и если остались в живых, то можете благодарить за это мисс
Энгельбрект...
Я с удивлением посмотрел на Бэйли.
- Вы приговорены были мною к смерти. Я выбрал для вас наиболее легкий
способ перейти в небытие. Мною уже был отдан приказ привести приговор в
исполнение... Но у нас чувствуется недостаток в квалифицированных
работниках. Мисс Элеонора не справляется... Вы были ее помощником, и, прежде
чем окончить заботы о вашем деле, я решил спросить ее, оказываете ли вы
существенную помощь в ее работе. Она не знала о том, что угрожает вам... Я
просто попросил ее дать отзыв. Она сказала, что вы отличный работник и
незаменимый помощник. Она не соглашалась, чтобы я... перевел вас на другую
должность. И я принужден был... отменить решение. Вы помилованы! - закончил
он очень торжественно, ожидая, вероятно, выражения благодарности с моей
стороны.
Но я промолчал и только кивнул головой. Мистер Бэйли криво усмехнулся.
- Мисс Энгельбрект очень горячо... даже слишком горячо доказывала вашу
полезность. Она не знает о вашем побеге. Вы ничего не говорили ей?
- Ничего не говорил, - ответил я.
- Неблагодарный! И вы хотели бежать... от нее!
- Бежать из неволи, из плена, - поправил я мистера Бэйли.
- Но она - ее присутствие, ее общество не удерживало вас?
- Я прощу не вмешиваться в мои личные чувства и отношения, мистер
Бэйли, - сказал я сухо. - Вам, конечно, нет до них никакого дела.
- Вы так полагаете? - спросил он. - Нет, мистер Клименко, мне есть
очень большое дело!
Я понял мысль мистера Бэйли. Он, видимо, хотел узнать, не влюбились ли
мы друг в друга, я и Элеонора. Эта любовь скрасила бы жизнь Элеоноры, а меня
привязала бы к подземному городку лучше цепей. Я был настолько возмущен
этими расчетами, что моему зарождающемуся чувству к Элеоноре грозила большая
опасность. Бэйли был плохим психологом. Он, очевидно, не знал, что ничто так
не губит любовь, как принуждение. А он даже не старался скрывать того, что
готов сыграть роль свата, чтобы превратить узы Гименея в цепи, приковывающие
меня к его "фабрике".
- Вы помните, - продолжал Бэйли, - я потребовал от вас слова не убегать
отсюда, но не настаивал на том, чтобы вы дали это слово. Я не верю в
человеческую честность и в особенности не верю... не волнуйтесь! - не верю в
слово человека, данное при таких обстоятельствах, в которых находитесь вы.
Как говорит ваша русская пословица: "Как волка ни кушай, то есть ни корми,
он все смотрит в лес". И я решил: пусть лучше вы сами испытаете на практике,
что убежать отсюда нельзя. Тогда вы успокоитесь и будете работать. И вы
сделали эту практику... Теперь вы наш... И я думаю, что у нас вам не будет
очень скучно, если у вас не... деревяшка вместо сердца.
Я поднялся со стула с таким зловещим видом, что мистер Бэйли немного
отошел от меня и сухо рассмеялся.
- Ну, не сердитесь, - сказал он более миролюбиво. - Я же не сказал
ничего обидного ни для вас, ни для мисс Элеоноры. Она прекрасная девушка и
сделала бы честь любому мужчине. Идемте со мной. Теперь я могу показать вам
многое, что вы еще не видали. Это вам будет полезно знать.

Х

ПОДЗЕМНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Мистер Бэйли открыл потайную дверь и прошел в соседнюю комнату. Я
последовал за ним.
- Кстати, - сказал мистер Бэйли, - если интересуетесь, можете прочитать
последнее радио. Вашу гибель уже оплакивают. Вы утонули вместе с Николой в
Лене. От вас остался только мешок с инструментами. Все сделано очень чисто,
мистер "покойник".
Говоря это, Бэйли подошел к большому шкафу и открыл его. В шкафу висело
несколько водолазных, как подумал я, костюмов. Мистер Бэйли исправил мою
ошибку:
- Это не водолазные костюмы. Это костюмы, в которых можно было бы
гулять в межзвездных пространствах, где царит абсолютный холод в двести
семьдесят три градуса. Костюмы сделаны из материала совершенно
нетеплопроводного, и при них резервуары с кислородом.
- А это для чего? - спросил я, показывая на металлическое острие с
шариком наверху, приделанное к колпаку скафандра.
- Это антенна. Костюмы снабжены радиотелефонами с собственными
маленькими радиостанциями. При помощи радио мы с вами сможем разговаривать.
Одевайтесь!
Я снял с вешалки костюм. Он оказался легче, чем водолазные костюмы.
Мистер Бэйли помог мне одеться и тщательно застегнул костюм особыми
кнопками.
- Ну вот, мы и готовы, - сказал он. Я прекрасно слышал его, хотя наши
головы были заключены в толстые шлемы. - Удобно, не правда ли? Для водолазов
это было бы незаменимо.
- Но вы, конечно, не сделали это изобретение достоянием общества, -
заметил я несколько желчно.
- Общества! - презрительно ответил он. - Что может дать мне общество?
Мне некогда заниматься такими мелочами.
Мистер Бэйли подошел к стене, повернул рычаг, и посреди пола открылся
люк. Я заглянул вниз и увидел лесенку, которая вела к площадке, окруженной
легкой железной оградой.
- Сходите, - предложил Бэйли.
Я спустился на площадку, Бэйли последовал за мной, повернул рычажок на
решетке, и мы начали плавно опускаться вниз. Наш спуск продолжался довольно
долго. Когда лифт остановился, Бэйли открыл дверцы, и мы вышли. Прямо перед
нами была низкая железная дверь. Бэйли открыл ее, и мы попали в небольшую
комнату, очень узкую. Бэйли открыл вторую дверь; я не мог определить, из
чего она была сделана, - она была черная и гладкая, как эбонит.
- Она сделана из состава, не пропускающего тепла, - пояснил Бэйли.
Опять такая же маленькая комнатка, и опять дверь. Таким образом мы
прошли пять комнат и открыли пять дверей.
- В каждой камере температура приблизительно на пятьдесят градусов
ниже, чем в предыдущей, - продолжал пояснения Бэйли. - Сейчас мы войдем в
помещение, где стоит температура, близкая к холоду мирового пространства.
Мистер Бэйли открыл шестую дверь, и я увидел изумительное зрелище!..
Перед нами был огромный подземный грот. Десятки ламп освещали большое
озеро, вода которого отличалась необычайно красивым голубым цветом.