Страница:
Старый слуга Енох Агасф, возраст которого, разумеется, не поддается исчислению, обнес все общество лонг-дринками и встал в углу террасы, уподобившись шумерской скульптурке времен Хаммурапи. Давайте теперь перечислим состав мизансцены. Начнем с гостей. Молодой без пяти минут родственник – так, во всяком случае, подсказывала ему интуиция – Артур Даппертат. Еще один почти родственник, то есть просто-напросто дальний кузен Стенли с материнской стороны, Норман Бламсдейл, кругленький, слегка сумрачный мужичок средних лет, при взгляде на которого наш читатель немедленно бы воскликнул: «Вот типичный агент по продаже недвижимости!» – не дочитай он до конца данной фразы, главная цель которой состоит в донесении информации о том, что Норм является миллиардером и президентом корпорации «Бламсдейл брокеридж», в настоящий момент изъявляющей усиленное, а стало быть, несколько подозрительное желание слиться с «Александер Корбах инкорпорейтед».
Далее перед нами предстает хозяин поместья, огромнейший пятидесятипятилетний Стенли Франклин Корбах, разложивший одну великолепную ногу на колене другой, не менее монументальной, юмористически почесывающий хорошо заросшую пегим кустом волос макушку, стабильно, глоток за глотком, отправляющий в глубину организма свой «водкатини», чему отлично способствуют движения кадыка, подпирающего несколько пеликановидный зоб с небольшими пятнышками возрастной пигментации. Рядом с хозяином сидела хозяйка Марджори Корбах, сорокапятилетняя девушка с пышнейшей гривой в общем-то блондинистых, хоть и с лиловыми ниточками, волос, которые она доводила до совсем уже невероятной пышности, то и дело запуская в них прехорошенькие пальчики, способные, впрочем, отменно нажимать на спуск ружья, ибо обладательница пальчиков была чемпионкой штата Мэриленд по стендовой стрельбе. Неподалеку, естественно, располагалась дочь хозяина и хозяйки, предмет наших с Артом вздохов Сильви, студентка мэрилендского колледжа «Дикинсон», собирающаяся, впрочем, покинуть здешние цапельные пасторали, чтобы присоединиться к диким стаям студентов Колумбийского университета на Манхаттане. Рядом с полусестренкой в отрешенной позе, то есть прислонившись к колонне, стоял сын Марджори и пасынок Стенли, двадцатитрехлетний Энтони Эрроусмит из породы новых байронитов, то есть тех молодых людей, что в будущей зрелой жизни не собираются платить по счетам. Этот последний только что вернулся на американский материк после двухлетнего одиночного плавания под парусами и снисходительно возобновил свой курс шекспироведения в Гарварде. Самым, однако, невероятным участником мизансцены, во всяком случае для Арта Даппертата, был начальник охраны уже хорошо известного нам универмага «Александер Корбах», темнокожий красавец Бен Дакуорт. Любопытно отметить, что Арт, пребывающий в состоянии немыслимого возбуждения, поначалу не обратил на него никакого внимания и только уже перед ужином, столкнувшись с ним у фонтана, воскликнул: «А ты-то здесь как оказался, Бен?» – на что сдержанный легкий кавалерист непринужденно ответил, что их семью связывают с Корбахами очень тесные, едва ли не родственные узы.
Представив этот набор персонажей в статике, мы, конечно, должны тут внести и некоторую динамику, и для этой цели нам следует добавить к мизансцене «случайно завернувшую на Галифакс-фарм» племянницу Норма Бламсдейла Ленор Яблонски, известную в этих сельских местностях как молодая женщина «совсем непростой судьбы».
Разговор поначалу протекал вяло, все как бы поглядывали на Даппертата: что, мол, скажет? Арт уловил это настроение и без всякого смущения – к чести его надо сказать, он никогда не тушевался в присутствии сильных мира сего – слегка хлопнул себя по лбу натруженной в гольфе ладонью.
– Между прочим, друзья, – при этом обращении Марджори Корбах и Норман Бламсдейл почти неуловимо, но все-таки уловимо переглянулись, – у меня есть для вас в запасе одна забавная маленькая история. Представьте, пару месяцев назад я узнал от одного странного посетителя, что моя фамилия имеет некоторое отношение к комедии дель арте, а именно к персонажу, созданному Гофманом, к Доктору Даппертутто.
– Как это мило! – всплеснула руками Сильви и немного смутилась, поймав на себе мимолетные, но все-таки не пролетевшие мимо взгляды маменьки и дяди Нормана.
Папенька тут прогрохотал своим симпатичным смешком:
– Неужели, Арт, вы узнали об этом только два месяца назад?
Арт с живостью парировал:
– Неужели, Стенли, вы знали об этом, когда назначали меня директором?
– Ну разумеется, – проговорил босс, и все рассмеялись, – когда я просматривал список кандидатов, мой друг, – розовые губки Марджори при этом обращении сделали продолговатое «о», – я просто споткнулся на вашем имени. Эге, сказал я, вот и Доктор Даппертутто, да к тому же еще и Арт! Это мой парень, сказал я, и, как мы видим сейчас, это был правильный выбор!
Он поаплодировал Арту, и все последовали его примеру. Среди общего трепыхания, разумеется, выделялись всплески юной студентки и гулкие пушечные выстрелы специалиста по охране.
– Интересно, можно в этом доме найти хоть одну бутылку шампанского? – спросил Арт и подумал, что на этот раз он, кажется, немного перехватил в своей независимости. Ничуть не бывало. Хозяин просто повернулся к старому слуге:
– Как ты думаешь, Енох, найдется тут у нас бутылка шампанского?
– Конечно, сэр, – сказал старый семит и немедленно удалился.
Чтобы к этому больше не возвращаться, скажем сразу, что минут через десять он принес полдюжины «Вев Клико» 1962 года.
Арт пояснил:
– Я попросил шампанского в надежде, что все выпьют за мой коммерческий успех с этой комедией дель арте.
– За ваш успех… ммм… Арт? – удивилась миссис Корбах, не потревожив ни одной из своих немногочисленных морщинок.
– Пардон, Марджи, – поправился нахал, – я имел в виду наш общий коммерческий успех.
– Не угодно ли объяснить? – надменно спросил Энтони Эрроусмит. Он видел этого развязного малого впервые и удивлялся, как тому все сходит с рук в присутствии мамочки и ее близкого сурового друга Нормана. Энтони всеми фибрами своего необайронизма презирал коммерческих проныр-яппи.
– Ну конечно, можешь не волноваться, старик, – сказал ему Арт. – Слушай и учись, пока я жив. Ну вот, после ухода того странного посетителя, что сказал мне про Доктора Даппертутто, я включил мою справочную систему и постарался как можно больше узнать про эти итальянские комедии, что уходят корнями еще во времена Данте, ну, весь этот фольклорный бизнес. Все знают, конечно, что особенно они развились в восемнадцатом веке в Венеции. Там были два таких Карло – правильно, Сильви, – Гольдони и Гоцци, вот они и поставили это дело на серьезную ногу. Я заказал кое-какой визуальный материал, и вскоре разные старые маски лежали передо мной. И вдруг гениальная идея осенила меня. Да-да, гениальная, Сильви, других не держим. Впрочем, я, очевидно, должен был сказать, что эта громокипящая идея приблизилась ко мне, как темно-лиловый шторм посреди душного полудня. Нет, дорогая Марджи, ваш служащий не пишет стихов, но, думаю, смог бы. На какую тему, вы хотели бы узнать? Ну конечно, на тему истинной любви, милая леди. Любовь для меня, господа, это не райские кущи. Любовь подает сигнал о том, что мотор сердца снова включен и вращается на полных оборотах, медам. Вернемся к истории коммерческого успеха. Моя идея была так же проста, как эта бутылка шампанского. Я решил создать серию больших кукол по мотивам этих ошеломляющих забавных персонажей комедии дель арте – всех этих Панталоне, Пульчинеллу, Бригеллу, Коломбину, Арлекина, хвастуна и труса Капитана, который хвалится, что на парусах обошел весь мир, надоедливого педанта Тарталью, а также старого болтуна, моего предка Дока Даппертутто, созданного великим Гофманом, иными словами, героев всех этих бессмертных «фьяббас». Вы, конечно, знаете, что эта заезженная кукла Барби до сих пор является одним из самых надежных товаров в мире. Почему бы нам не попробовать обставить ее с нашими новыми персонажами, подумал я. Рискованное дело, хотите вы сказать? Но разве не умению рисковать учит нас наше руководство? Прав я, Стенли, или нет? Почему бы не попробовать, предварительно тщательно рассчитав все обстоятельства и разработав все приемы агрессивного маркетинга?
Стенли кивнул:
– Интересная идея, Арт! Даю тебе о’кей, можешь попробовать.
– Я уже попробовал, босс, – скромно признался Арт. – Использовав средства моей собственной компании, я заказал первую партию этих кукол одной шараге молодых художников в Сохо, отличных ребят, свободных от всяких клише и стереотипов. Затем мы выставили эту партию в «Александер Корбах» по ценам, которые не превысили бы цен массовой продукции. Результаты превзошли все мои ожидания! Все куклы были проданы за три часа! Покупатели хватали кукол как безумные, вырывали их друг у друга! Произошло даже что-то вроде свалки, когда мы объявили, что наши запасы иссякают. Свалка, впрочем, была очень тактично приостановлена нашим взводом охраны. После этой первой пробы мы повторили наш заказ, потом утроили его, потом увеличили его в десять раз. В настоящее время товар поступает к нам на регулярной основе, и все равно число покупателей постоянно растет. Хотите верьте, хотите нет, господа, но они каждое утро выстраиваются в очередь перед открытием лавки, чтобы заполучить этих, как они стали их называть, «артидарти-итальяно». По данным первых трех недель мы побили даже «ребят-с-капустной-грядки». Вот такие дела!
– Я видела на днях огромный заголовок в «Виллидж войс», – внезапно сказала Ленор Яблонски. Она сидела в позе всадницы на перилах террасы, и темную гриву ее слегка пошевеливал благосклонный о ту пору бриз с Атлантики. – Этот заголовок гласил: «Кукольное безумие в „Александер Корбах“. Рекорды Доктора Даппертутто!»
Сказав это, она потупилась, как будто была смущена минутным всеобщим вниманием и как будто до этого не замечала, что юный Эрроусмит не может оторвать от нее взгляда. Вот блядища, подумала тут о ней мать юного Эрроусмита.
– Ах, как я бы хотела увидеть этих «арти-дарти-итальяно»! – воскликнула тут Сильви. – Завтра же поеду в Нью-Йорк! – Тут все повернулись к ней, и она тоже смутилась не меньше, но больше, чем многоопытная Ленор, и даже слегка покраснела. Хм, подумал Арт, здешние мамзели все-таки замечательно застенчивы, хм.
– Спокойно, бэби! – воскликнул он. – Я привез тебе целую сумку этих тварей!
Как хороший игрок американского футбола, он бросился руками вперед в угол террасы и даже проехался животом по мозаичному полу. Так он достиг принесенной заранее плотно набитой сумки «Адидас». Росчерк «молнии», и оттуда стали появляться названные выше персонажи, каждый размером не менее порядочного кота.
Даже скептики, а их было по крайней мере трое на террасе, включая поднаторелого в бизнесе Нормана Бламсдейла, были покорены. Воцарилось возбуждение. Мягкие куклы передавались из рук в руки, целовались как влажными, так и сухими ртами, прижимались к щекам и грудинам. Сильви подбрасывала их, как дитя. Могущественный Стенли пританцовывал с Бригеллой и Капитаном на атлетических плечах. Марджори целовала в обе щеки легкомысленную Коломбину: «Она похожа на меня, не правда ли?!» Когда волнение улеглось, молодой менеджер произнес заранее приготовленную фразу: «Я все еще не могу поверить, господа, что я обязан этим коммерческим, равно как и эстетическим, успехом не кому-нибудь, а весьма странному посетителю с довольно хаотическими манерами. А теперь, ребята, держитесь за свои кресла: этого посетителя, недавнего иммигранта из России, зовут Александер Корбах!»
Возникла немая сцена, вполне в духе родоначальника российского гротеска. Один только Бен Дакуорт улыбался, постукивая подошвой полированной штиблеты и мысленно благодаря исключительную сдержанность своего характера. Хорошо, что Арт преподнес им эту новость, а не я. Было бы глупо, если бы это сделал я. По некоторым причинам, о которых речь впереди, это было бы даже бестактно. Первой разомкнула посуровевшие уста хозяйка дома:
– Прошу прощения… м-м-м… Арт, но мне кажется, что вы тут разыгрываете с нами сцены из своей комедии дель арте, как будто мы для вас не что иное, как сборище шутов. Не ошиблись ли вы в своем призвании, молодой человек? Может быть, ваше место в театре, а не в коммерческом предприятии? – С каждым словом она все больше отдалялась от образа Коломбины.
– Вы ошибаетесь, Марджори! – воскликнул Арт. – Это вполне серьезно!
Он стал рассказывать о странном человеке с большой лысиной, но с молодыми чертами лица, который, увидев в ночи светящуюся вывеску их огромного магазина, испытал нечто сродни экзистенциальному шоку и ввалился внутрь, перепугав весь отдел парфюмерии.
Тут вдруг его прервал хозяин:
– Если вы не возражаете, Арт, вы доскажете эту историю лично мне в моем кабинете. – Извинившись перед обществом и сказав, что они будут к ужину, он крепко взял под руку своего «гения розничной торговли» и повлек его внутрь замка.
2. Замок «Галифакс», ничего особенного
Далее перед нами предстает хозяин поместья, огромнейший пятидесятипятилетний Стенли Франклин Корбах, разложивший одну великолепную ногу на колене другой, не менее монументальной, юмористически почесывающий хорошо заросшую пегим кустом волос макушку, стабильно, глоток за глотком, отправляющий в глубину организма свой «водкатини», чему отлично способствуют движения кадыка, подпирающего несколько пеликановидный зоб с небольшими пятнышками возрастной пигментации. Рядом с хозяином сидела хозяйка Марджори Корбах, сорокапятилетняя девушка с пышнейшей гривой в общем-то блондинистых, хоть и с лиловыми ниточками, волос, которые она доводила до совсем уже невероятной пышности, то и дело запуская в них прехорошенькие пальчики, способные, впрочем, отменно нажимать на спуск ружья, ибо обладательница пальчиков была чемпионкой штата Мэриленд по стендовой стрельбе. Неподалеку, естественно, располагалась дочь хозяина и хозяйки, предмет наших с Артом вздохов Сильви, студентка мэрилендского колледжа «Дикинсон», собирающаяся, впрочем, покинуть здешние цапельные пасторали, чтобы присоединиться к диким стаям студентов Колумбийского университета на Манхаттане. Рядом с полусестренкой в отрешенной позе, то есть прислонившись к колонне, стоял сын Марджори и пасынок Стенли, двадцатитрехлетний Энтони Эрроусмит из породы новых байронитов, то есть тех молодых людей, что в будущей зрелой жизни не собираются платить по счетам. Этот последний только что вернулся на американский материк после двухлетнего одиночного плавания под парусами и снисходительно возобновил свой курс шекспироведения в Гарварде. Самым, однако, невероятным участником мизансцены, во всяком случае для Арта Даппертата, был начальник охраны уже хорошо известного нам универмага «Александер Корбах», темнокожий красавец Бен Дакуорт. Любопытно отметить, что Арт, пребывающий в состоянии немыслимого возбуждения, поначалу не обратил на него никакого внимания и только уже перед ужином, столкнувшись с ним у фонтана, воскликнул: «А ты-то здесь как оказался, Бен?» – на что сдержанный легкий кавалерист непринужденно ответил, что их семью связывают с Корбахами очень тесные, едва ли не родственные узы.
Представив этот набор персонажей в статике, мы, конечно, должны тут внести и некоторую динамику, и для этой цели нам следует добавить к мизансцене «случайно завернувшую на Галифакс-фарм» племянницу Норма Бламсдейла Ленор Яблонски, известную в этих сельских местностях как молодая женщина «совсем непростой судьбы».
Разговор поначалу протекал вяло, все как бы поглядывали на Даппертата: что, мол, скажет? Арт уловил это настроение и без всякого смущения – к чести его надо сказать, он никогда не тушевался в присутствии сильных мира сего – слегка хлопнул себя по лбу натруженной в гольфе ладонью.
– Между прочим, друзья, – при этом обращении Марджори Корбах и Норман Бламсдейл почти неуловимо, но все-таки уловимо переглянулись, – у меня есть для вас в запасе одна забавная маленькая история. Представьте, пару месяцев назад я узнал от одного странного посетителя, что моя фамилия имеет некоторое отношение к комедии дель арте, а именно к персонажу, созданному Гофманом, к Доктору Даппертутто.
– Как это мило! – всплеснула руками Сильви и немного смутилась, поймав на себе мимолетные, но все-таки не пролетевшие мимо взгляды маменьки и дяди Нормана.
Папенька тут прогрохотал своим симпатичным смешком:
– Неужели, Арт, вы узнали об этом только два месяца назад?
Арт с живостью парировал:
– Неужели, Стенли, вы знали об этом, когда назначали меня директором?
– Ну разумеется, – проговорил босс, и все рассмеялись, – когда я просматривал список кандидатов, мой друг, – розовые губки Марджори при этом обращении сделали продолговатое «о», – я просто споткнулся на вашем имени. Эге, сказал я, вот и Доктор Даппертутто, да к тому же еще и Арт! Это мой парень, сказал я, и, как мы видим сейчас, это был правильный выбор!
Он поаплодировал Арту, и все последовали его примеру. Среди общего трепыхания, разумеется, выделялись всплески юной студентки и гулкие пушечные выстрелы специалиста по охране.
– Интересно, можно в этом доме найти хоть одну бутылку шампанского? – спросил Арт и подумал, что на этот раз он, кажется, немного перехватил в своей независимости. Ничуть не бывало. Хозяин просто повернулся к старому слуге:
– Как ты думаешь, Енох, найдется тут у нас бутылка шампанского?
– Конечно, сэр, – сказал старый семит и немедленно удалился.
Чтобы к этому больше не возвращаться, скажем сразу, что минут через десять он принес полдюжины «Вев Клико» 1962 года.
Арт пояснил:
– Я попросил шампанского в надежде, что все выпьют за мой коммерческий успех с этой комедией дель арте.
– За ваш успех… ммм… Арт? – удивилась миссис Корбах, не потревожив ни одной из своих немногочисленных морщинок.
– Пардон, Марджи, – поправился нахал, – я имел в виду наш общий коммерческий успех.
– Не угодно ли объяснить? – надменно спросил Энтони Эрроусмит. Он видел этого развязного малого впервые и удивлялся, как тому все сходит с рук в присутствии мамочки и ее близкого сурового друга Нормана. Энтони всеми фибрами своего необайронизма презирал коммерческих проныр-яппи.
– Ну конечно, можешь не волноваться, старик, – сказал ему Арт. – Слушай и учись, пока я жив. Ну вот, после ухода того странного посетителя, что сказал мне про Доктора Даппертутто, я включил мою справочную систему и постарался как можно больше узнать про эти итальянские комедии, что уходят корнями еще во времена Данте, ну, весь этот фольклорный бизнес. Все знают, конечно, что особенно они развились в восемнадцатом веке в Венеции. Там были два таких Карло – правильно, Сильви, – Гольдони и Гоцци, вот они и поставили это дело на серьезную ногу. Я заказал кое-какой визуальный материал, и вскоре разные старые маски лежали передо мной. И вдруг гениальная идея осенила меня. Да-да, гениальная, Сильви, других не держим. Впрочем, я, очевидно, должен был сказать, что эта громокипящая идея приблизилась ко мне, как темно-лиловый шторм посреди душного полудня. Нет, дорогая Марджи, ваш служащий не пишет стихов, но, думаю, смог бы. На какую тему, вы хотели бы узнать? Ну конечно, на тему истинной любви, милая леди. Любовь для меня, господа, это не райские кущи. Любовь подает сигнал о том, что мотор сердца снова включен и вращается на полных оборотах, медам. Вернемся к истории коммерческого успеха. Моя идея была так же проста, как эта бутылка шампанского. Я решил создать серию больших кукол по мотивам этих ошеломляющих забавных персонажей комедии дель арте – всех этих Панталоне, Пульчинеллу, Бригеллу, Коломбину, Арлекина, хвастуна и труса Капитана, который хвалится, что на парусах обошел весь мир, надоедливого педанта Тарталью, а также старого болтуна, моего предка Дока Даппертутто, созданного великим Гофманом, иными словами, героев всех этих бессмертных «фьяббас». Вы, конечно, знаете, что эта заезженная кукла Барби до сих пор является одним из самых надежных товаров в мире. Почему бы нам не попробовать обставить ее с нашими новыми персонажами, подумал я. Рискованное дело, хотите вы сказать? Но разве не умению рисковать учит нас наше руководство? Прав я, Стенли, или нет? Почему бы не попробовать, предварительно тщательно рассчитав все обстоятельства и разработав все приемы агрессивного маркетинга?
Стенли кивнул:
– Интересная идея, Арт! Даю тебе о’кей, можешь попробовать.
– Я уже попробовал, босс, – скромно признался Арт. – Использовав средства моей собственной компании, я заказал первую партию этих кукол одной шараге молодых художников в Сохо, отличных ребят, свободных от всяких клише и стереотипов. Затем мы выставили эту партию в «Александер Корбах» по ценам, которые не превысили бы цен массовой продукции. Результаты превзошли все мои ожидания! Все куклы были проданы за три часа! Покупатели хватали кукол как безумные, вырывали их друг у друга! Произошло даже что-то вроде свалки, когда мы объявили, что наши запасы иссякают. Свалка, впрочем, была очень тактично приостановлена нашим взводом охраны. После этой первой пробы мы повторили наш заказ, потом утроили его, потом увеличили его в десять раз. В настоящее время товар поступает к нам на регулярной основе, и все равно число покупателей постоянно растет. Хотите верьте, хотите нет, господа, но они каждое утро выстраиваются в очередь перед открытием лавки, чтобы заполучить этих, как они стали их называть, «артидарти-итальяно». По данным первых трех недель мы побили даже «ребят-с-капустной-грядки». Вот такие дела!
– Я видела на днях огромный заголовок в «Виллидж войс», – внезапно сказала Ленор Яблонски. Она сидела в позе всадницы на перилах террасы, и темную гриву ее слегка пошевеливал благосклонный о ту пору бриз с Атлантики. – Этот заголовок гласил: «Кукольное безумие в „Александер Корбах“. Рекорды Доктора Даппертутто!»
Сказав это, она потупилась, как будто была смущена минутным всеобщим вниманием и как будто до этого не замечала, что юный Эрроусмит не может оторвать от нее взгляда. Вот блядища, подумала тут о ней мать юного Эрроусмита.
– Ах, как я бы хотела увидеть этих «арти-дарти-итальяно»! – воскликнула тут Сильви. – Завтра же поеду в Нью-Йорк! – Тут все повернулись к ней, и она тоже смутилась не меньше, но больше, чем многоопытная Ленор, и даже слегка покраснела. Хм, подумал Арт, здешние мамзели все-таки замечательно застенчивы, хм.
– Спокойно, бэби! – воскликнул он. – Я привез тебе целую сумку этих тварей!
Как хороший игрок американского футбола, он бросился руками вперед в угол террасы и даже проехался животом по мозаичному полу. Так он достиг принесенной заранее плотно набитой сумки «Адидас». Росчерк «молнии», и оттуда стали появляться названные выше персонажи, каждый размером не менее порядочного кота.
Даже скептики, а их было по крайней мере трое на террасе, включая поднаторелого в бизнесе Нормана Бламсдейла, были покорены. Воцарилось возбуждение. Мягкие куклы передавались из рук в руки, целовались как влажными, так и сухими ртами, прижимались к щекам и грудинам. Сильви подбрасывала их, как дитя. Могущественный Стенли пританцовывал с Бригеллой и Капитаном на атлетических плечах. Марджори целовала в обе щеки легкомысленную Коломбину: «Она похожа на меня, не правда ли?!» Когда волнение улеглось, молодой менеджер произнес заранее приготовленную фразу: «Я все еще не могу поверить, господа, что я обязан этим коммерческим, равно как и эстетическим, успехом не кому-нибудь, а весьма странному посетителю с довольно хаотическими манерами. А теперь, ребята, держитесь за свои кресла: этого посетителя, недавнего иммигранта из России, зовут Александер Корбах!»
Возникла немая сцена, вполне в духе родоначальника российского гротеска. Один только Бен Дакуорт улыбался, постукивая подошвой полированной штиблеты и мысленно благодаря исключительную сдержанность своего характера. Хорошо, что Арт преподнес им эту новость, а не я. Было бы глупо, если бы это сделал я. По некоторым причинам, о которых речь впереди, это было бы даже бестактно. Первой разомкнула посуровевшие уста хозяйка дома:
– Прошу прощения… м-м-м… Арт, но мне кажется, что вы тут разыгрываете с нами сцены из своей комедии дель арте, как будто мы для вас не что иное, как сборище шутов. Не ошиблись ли вы в своем призвании, молодой человек? Может быть, ваше место в театре, а не в коммерческом предприятии? – С каждым словом она все больше отдалялась от образа Коломбины.
– Вы ошибаетесь, Марджори! – воскликнул Арт. – Это вполне серьезно!
Он стал рассказывать о странном человеке с большой лысиной, но с молодыми чертами лица, который, увидев в ночи светящуюся вывеску их огромного магазина, испытал нечто сродни экзистенциальному шоку и ввалился внутрь, перепугав весь отдел парфюмерии.
Тут вдруг его прервал хозяин:
– Если вы не возражаете, Арт, вы доскажете эту историю лично мне в моем кабинете. – Извинившись перед обществом и сказав, что они будут к ужину, он крепко взял под руку своего «гения розничной торговли» и повлек его внутрь замка.
2. Замок «Галифакс», ничего особенного
Пока они идут по запутанным коридорам и залам в сторону кабинета, мы можем выкроить несколько страниц для рассказа об этом поместье и попутно дать читателю некоторое представление о втором основном герое этой саги, которому придется значительно потеснить нашего нервного Сашу с его «новым сладостным стилем», столь уместным на нью-йоркских помойках, пардон, но мы, кажется, теряем начало фразы, делая ее столь же аляповатой, сколь и украшения на потолках «Галифакса», по которому сейчас идут в сторону кабинета молодой Даппертат и его стареющий босс.
Из своих многочисленных резиденций, раскиданных по Америке и по всему миру, Стенли Корбах питал наибольшую привязанность к этому мэрилендскому гнезду, может быть, потому, что именно здесь он и появился на свет Божий. Холмистая земля с голубоватой хвоей была тут куплена аккурат (к месту, кажись, приходится любимый оборот почвенной прозы), аккурат сто лет назад основателем коммерческой династии Александром Корбахом по случаю бракосочетания с Сесили Дохерти, нееврейским происхождением которой он в те наивные времена так гордился. Кроме происхождения, были и другие основания для гордости, а именно солидное приданое Сесили, выделенное старым ирландским кланом, разбогатевшим на железнодорожных контрактах. Именно это приданое, а также, разумеется, новые родственные связи способствовали бурному росту уже довольно успешного торгового дома «Александер Корбах, розничная торговля», что и привело к строительству гигантского по тем временам универмага в окрестностях Бродвея. Используя дешевый труд своих вчерашних товарищей по иммиграции, то есть демонстрируя самый что ни на есть хищнический марксистский капитализм, Корбах вскоре построил филиал в Балтиморе, а также и этот «английский замок», в котором мы сейчас представляем читателям его прямого правнука. Употребив кавычки, мы, впрочем, совсем не ставим под сомнение английское происхождение замка. Как тогда это делалось, «Галифакс» был почти целиком перевезен в Мэриленд из заокеанского графства, где молодые его присмотрели во время медового месяца. Камней и дерева семнадцатого века, однако, не хватило для нуворишеского размаха, оттого тут и добавилась аляповатая имитация. В результате возник довольно несуразный по обличию домина с тюдоровскими фасадами и мавританскими арками, с гобеленами шестнадцатого века и с нависшим над этими шедеврами охотничьим кичем в виде огромных оленьих голов, с широкими окнами парижского стиля и псевдоскандинавскими башенками, в которых уже чувствовался привкус коммерции конца девятнадцатого века.
Каждое поколение Корбахов вносило свою лепту в эклектическую мешанину. Дед Стенли, Роберт, построил неподалеку на холме гостевой павильон в стиле арт-нуво со стилизованными орлами по углам многочисленных террас, что не могут не напомнить нашему читателю стилистику романа «Великий Гэтсби». Следующий стиль, деко, в сочетании с конструктивистскими элементами, вывезенными из России и Германии, был использован архитекторами отца Стенли, Дэвида, для создания уникальной оранжереи в сочетании с гаражом, где и по сей день стоят коллекционные «бугатти», «испано-сюизы», «роллсы» и «даймлеры», а также два любимых открытых «кадиллака» пятьдесят шестого года, черный и белый, в которых восьмидесятилетний патриарх, в зависимости от настроения то в черном, то в белом, любит разъезжать по соседним деревушкам, притворяясь обыкновенным фермером и заигрывая с девчонками. Все его тут, конечно, знают, однако охотно подыгрывают этой привычной забаве графства Йорноверблюдо.
В сороковые годы этот Дэйв Корбах заложил здесь конный завод, который, пройдя через несколько поколений жеребцов и кобыл, выработал ценную породу скаковых лошадей, что ценятся на миллионы. В шестидесятые годы, когда Дэвид Корбах отошел от финансовых дел, сосредоточившись в основном на экзотических формах разврата – он был одним из пионеров, проторивших популярную нынче дорожку в Бангкок, – во главе компании, да и всего отменно разросшегося клана встал носитель новых коммерческих идей, его сын Стенли. Конечно, и он внес свой вклад в разрастание фермы «Галифакс». Его вторая жена Малка Розентол, в еврейско-итальянской красоте которой бурлили, казалось, все понты Средиземного моря, была большой ценительницей современного искусства. Приглашенная знаменитость архитектуры мистер Пэй построил для нее свой очередной шедевр, телескопическую арт-галерею, быстро заполнившуюся образчиками вдохновения художников «Чикагской школы». Сами же вдохновенцы нередко приезжали в окрестности «Галифакса» на пленэр и никогда не упускали возможности собраться в замке у стойки бара красного дерева – о, эти шестидесятые!
Нынче, в начале восьмидесятых, «Ферма» тянула свою благостную рутину чаще всего в отсутствие хозяев. Искусствоведы составляли каталоги и отправляли на выставки шедевры искусства, коневоды обихаживали своих «гуингмов», слуги же плодились путем перекрестного опыления и смотрели телевизоры в обитаемом флигеле темного чертога.
Но вдруг, чаще всего осенью или на Песах для седера, [42]Корбахи играли сбор, и окна чертога вспыхивали, как в старые времена. Два первых поколения, увы, были уже за пределами мира финансовых возможностей. Третье поколение являлось в лице старого короля Дэвида, четвертое представлял царствующий принц Стенли, его жены (по очереди) и его сестры с их мужьями. С пятым поколением, то есть с корбаховскими детьми от восемнадцати до тридцати, в замок входил неистовый гвалт современной молодой Америки, точно такой же, какой можно услышать, переступив порог джорджтаунского бара в субботу вечером. Появлялось уже и шестое, нарождающееся детство, писком своим предвещающее и дальнейшую череду, пока стоит оплотом человечества союз свободных штатов еще недавно, всего лишь двести лет назад, столь малолюдного континента.
Приезжая в «Галифакс», Стенли иногда открывал дверь в ту комнату, где он родился, и стоял на пороге. Кровать, привезенная вместе с камнями из Англии, ничуть с тех пор не изменилась. Вот здесь меж раздвинутых ног матери, через растянувшуюся вульву выпростался еще один комок человеческой плоти, названный его именем. Роды, очевидно, в некотором смысле имитируют изначальное возникновение живого из идеального, некое вздувание того, что сейчас именуется ДНК, то есть формулы первородного греха, соблазна сласти, влекущего за собой всю корчащуюся от боли биологию. Формула сначала все усложняется, рождает «тайну бытия», а потом начинает упрощаться, то есть отмирать и в конечном счете расшифровывается – в прах, в простейшие элементы, за которыми стоит уже «тайна небытия».
Почти всегда на пороге этой комнаты он вспоминал август 1945 года. Покачивающаяся палуба авианосца «Йорктаун». Огромные закаты в Тихом океане, на подходах к Японии. В начале того года ему исполнилось восемнадцать. К ужасу матери, он записался добровольцем в маринс. [43]Прошел полугодовую подготовку в Норфолке, Вирджиния. Теперь они шли на запад, чтобы попасть на крайний восток и добить еще недавно столь могучую воинственную страну. В густеющих сумерках гигантские сполохи на мгновения обесцвечивали плавильню заката. Ребята тихо говорили, что при высадке наверняка погибнет каждый пятый, а может быть, и каждый третий.
Однажды он поймал на себе любящий и грустный взгляд сержанта, обычно грубого и крикливого мордоворота. Этот взгляд как бы говорил: неужели и этого малого, такого ладного и высокого, убьют? В этот момент корабль начал выполнять какой-то маневр, качнуло сильнее, чем обычно. Стенли испытал экзистенциальный ужас. Он понял, что это не связано с предстоящей битвой. Просто он ощутил зыбкость существования, этого момента между двумя черными тайнами. Странным образом страх перед боем после этого пропал. В мире присутствовало нечто, перед чем штурм Японии казался простым и даже как бы ободряющим делом. Высадились они уже после 6 августа на парализованную атомными откровениями землю. В их подразделении никто не погиб. Только Роджер Дакуорт растянул связки, стараясь раньше всех достичь берега.
Авианосец «Йорктаун» стоит на вечном приколе в тихом заливе возле Чарльстона, Южная Каролина. Палуба больше не качается. Туристы на взлетно-посадочной полосе ловят свои мгновения «кодаками» и «минолтами». Фотография подтверждает реальность. Или смеется над ней? Стенли Франклин Корбах, пятидесятипятилетний президент компании «Александер Корбах инк.», является одним из символов стабильности великой страны. Никаких экзистенциальных неврозов за его плечами не подразумевается. Никто, похоже, и не догадывается, как сильно ему наплевать на свое президентство. Все дела фирмы, включая расширение ее «ассетов» и сокращение «лайэбилитис», [44]инвестиции в Силиконовую долину, в телевидение, в розничную торговлю, в нефть Кувейта, переговоры с финансовой группой Бламсдейла по поводу слияния двух гигантов во имя каких-то еще немыслимых прогрессов, все это кажется ему тявканьем мартышки по сравнению с минутой на пороге комнаты, где когда-то мать стонала, освобождаясь от бремени.
Они прошли мимо «той комнаты» и по спиральной лестнице поднялись в башню с большими окнами, где помещался кабинет Стенли. Арт зорким глазом подмечал детали интерьера, чтобы либо внедрить в собственный быт, либо категорически отвергнуть. Бюст Аристотеля, это дело! Бронзовая цапля с круглым глазом глупой девушки, это не пойдет: сентиментальщина! Хозяин снял с полки несколько книг и из-за них вытащил графин с портом. По цвету на порядок бьет мой набор, не без огорчения подумал молодой коммерсант.
– Хотите верьте, хотите нет, Стенли, но этот русский Александр Корбах выдул у меня за пятнадцать минут целую бутылку «Черчилля», – сказал он.
– Охотно верю, – сказал Стенли и подумал: можно и за пять минут. – Ну хорошо, расскажите мне эту историю во всех подробностях, – пригласил он. Задница его утонула в кресле, колени поднялись на уровень подбородка.
Арт стал рассказывать то, что читателю известно из предыдущей главы. Повторяться мы здесь не будем, поскольку описывали ту сцену с точки зрения нашего высокоположительного молодого человека, и в данном случае мы от него никакого вранья не ждем. Техника сказа, которую мы часто употребляем, вообще исключает попытку вранья. Добавим: или сразу ее обнажает. Мы просим читателя не обращать внимания на литературную технику, но все-таки не возражали бы, если бы он заложил вышесказанное за галстук.
– Ну вот, я и подумал, что вам может это показаться важным, – сказал Арт, заканчивая рассказ. – Все-таки полный тезка основателя.
– Важным?! – вскричал Стенли. – Да что может быть важнее?!
Слияние с «Бламсдейл брокеридж», должно быть, все-таки важнее, подумал Арт.
– Слияние с ББ – дерьмо в сравнении с этим! – Стенли казался по-настоящему взволнованным. Он резко встал с любимого сиденья. Какая пружина в заднице у старика, с восхищением отметил Арт. Стенли уже расхаживал по обширному круглому кабинету. – Мы только начали разрабатывать русскую линию корбаховского рода, там одни белые пятна, и вдруг такая находка! Этот Александр Корбах может оказаться не кем иным, как сыном Якова Корбаха! У русских есть так называемое отчество, патроним. Из полного имени можно узнать имя отца. Скажите, Арт, не мелькнуло ли в вашем разговоре слово «Яковлевич»?
Из своих многочисленных резиденций, раскиданных по Америке и по всему миру, Стенли Корбах питал наибольшую привязанность к этому мэрилендскому гнезду, может быть, потому, что именно здесь он и появился на свет Божий. Холмистая земля с голубоватой хвоей была тут куплена аккурат (к месту, кажись, приходится любимый оборот почвенной прозы), аккурат сто лет назад основателем коммерческой династии Александром Корбахом по случаю бракосочетания с Сесили Дохерти, нееврейским происхождением которой он в те наивные времена так гордился. Кроме происхождения, были и другие основания для гордости, а именно солидное приданое Сесили, выделенное старым ирландским кланом, разбогатевшим на железнодорожных контрактах. Именно это приданое, а также, разумеется, новые родственные связи способствовали бурному росту уже довольно успешного торгового дома «Александер Корбах, розничная торговля», что и привело к строительству гигантского по тем временам универмага в окрестностях Бродвея. Используя дешевый труд своих вчерашних товарищей по иммиграции, то есть демонстрируя самый что ни на есть хищнический марксистский капитализм, Корбах вскоре построил филиал в Балтиморе, а также и этот «английский замок», в котором мы сейчас представляем читателям его прямого правнука. Употребив кавычки, мы, впрочем, совсем не ставим под сомнение английское происхождение замка. Как тогда это делалось, «Галифакс» был почти целиком перевезен в Мэриленд из заокеанского графства, где молодые его присмотрели во время медового месяца. Камней и дерева семнадцатого века, однако, не хватило для нуворишеского размаха, оттого тут и добавилась аляповатая имитация. В результате возник довольно несуразный по обличию домина с тюдоровскими фасадами и мавританскими арками, с гобеленами шестнадцатого века и с нависшим над этими шедеврами охотничьим кичем в виде огромных оленьих голов, с широкими окнами парижского стиля и псевдоскандинавскими башенками, в которых уже чувствовался привкус коммерции конца девятнадцатого века.
Каждое поколение Корбахов вносило свою лепту в эклектическую мешанину. Дед Стенли, Роберт, построил неподалеку на холме гостевой павильон в стиле арт-нуво со стилизованными орлами по углам многочисленных террас, что не могут не напомнить нашему читателю стилистику романа «Великий Гэтсби». Следующий стиль, деко, в сочетании с конструктивистскими элементами, вывезенными из России и Германии, был использован архитекторами отца Стенли, Дэвида, для создания уникальной оранжереи в сочетании с гаражом, где и по сей день стоят коллекционные «бугатти», «испано-сюизы», «роллсы» и «даймлеры», а также два любимых открытых «кадиллака» пятьдесят шестого года, черный и белый, в которых восьмидесятилетний патриарх, в зависимости от настроения то в черном, то в белом, любит разъезжать по соседним деревушкам, притворяясь обыкновенным фермером и заигрывая с девчонками. Все его тут, конечно, знают, однако охотно подыгрывают этой привычной забаве графства Йорноверблюдо.
В сороковые годы этот Дэйв Корбах заложил здесь конный завод, который, пройдя через несколько поколений жеребцов и кобыл, выработал ценную породу скаковых лошадей, что ценятся на миллионы. В шестидесятые годы, когда Дэвид Корбах отошел от финансовых дел, сосредоточившись в основном на экзотических формах разврата – он был одним из пионеров, проторивших популярную нынче дорожку в Бангкок, – во главе компании, да и всего отменно разросшегося клана встал носитель новых коммерческих идей, его сын Стенли. Конечно, и он внес свой вклад в разрастание фермы «Галифакс». Его вторая жена Малка Розентол, в еврейско-итальянской красоте которой бурлили, казалось, все понты Средиземного моря, была большой ценительницей современного искусства. Приглашенная знаменитость архитектуры мистер Пэй построил для нее свой очередной шедевр, телескопическую арт-галерею, быстро заполнившуюся образчиками вдохновения художников «Чикагской школы». Сами же вдохновенцы нередко приезжали в окрестности «Галифакса» на пленэр и никогда не упускали возможности собраться в замке у стойки бара красного дерева – о, эти шестидесятые!
Нынче, в начале восьмидесятых, «Ферма» тянула свою благостную рутину чаще всего в отсутствие хозяев. Искусствоведы составляли каталоги и отправляли на выставки шедевры искусства, коневоды обихаживали своих «гуингмов», слуги же плодились путем перекрестного опыления и смотрели телевизоры в обитаемом флигеле темного чертога.
Но вдруг, чаще всего осенью или на Песах для седера, [42]Корбахи играли сбор, и окна чертога вспыхивали, как в старые времена. Два первых поколения, увы, были уже за пределами мира финансовых возможностей. Третье поколение являлось в лице старого короля Дэвида, четвертое представлял царствующий принц Стенли, его жены (по очереди) и его сестры с их мужьями. С пятым поколением, то есть с корбаховскими детьми от восемнадцати до тридцати, в замок входил неистовый гвалт современной молодой Америки, точно такой же, какой можно услышать, переступив порог джорджтаунского бара в субботу вечером. Появлялось уже и шестое, нарождающееся детство, писком своим предвещающее и дальнейшую череду, пока стоит оплотом человечества союз свободных штатов еще недавно, всего лишь двести лет назад, столь малолюдного континента.
Приезжая в «Галифакс», Стенли иногда открывал дверь в ту комнату, где он родился, и стоял на пороге. Кровать, привезенная вместе с камнями из Англии, ничуть с тех пор не изменилась. Вот здесь меж раздвинутых ног матери, через растянувшуюся вульву выпростался еще один комок человеческой плоти, названный его именем. Роды, очевидно, в некотором смысле имитируют изначальное возникновение живого из идеального, некое вздувание того, что сейчас именуется ДНК, то есть формулы первородного греха, соблазна сласти, влекущего за собой всю корчащуюся от боли биологию. Формула сначала все усложняется, рождает «тайну бытия», а потом начинает упрощаться, то есть отмирать и в конечном счете расшифровывается – в прах, в простейшие элементы, за которыми стоит уже «тайна небытия».
Почти всегда на пороге этой комнаты он вспоминал август 1945 года. Покачивающаяся палуба авианосца «Йорктаун». Огромные закаты в Тихом океане, на подходах к Японии. В начале того года ему исполнилось восемнадцать. К ужасу матери, он записался добровольцем в маринс. [43]Прошел полугодовую подготовку в Норфолке, Вирджиния. Теперь они шли на запад, чтобы попасть на крайний восток и добить еще недавно столь могучую воинственную страну. В густеющих сумерках гигантские сполохи на мгновения обесцвечивали плавильню заката. Ребята тихо говорили, что при высадке наверняка погибнет каждый пятый, а может быть, и каждый третий.
Однажды он поймал на себе любящий и грустный взгляд сержанта, обычно грубого и крикливого мордоворота. Этот взгляд как бы говорил: неужели и этого малого, такого ладного и высокого, убьют? В этот момент корабль начал выполнять какой-то маневр, качнуло сильнее, чем обычно. Стенли испытал экзистенциальный ужас. Он понял, что это не связано с предстоящей битвой. Просто он ощутил зыбкость существования, этого момента между двумя черными тайнами. Странным образом страх перед боем после этого пропал. В мире присутствовало нечто, перед чем штурм Японии казался простым и даже как бы ободряющим делом. Высадились они уже после 6 августа на парализованную атомными откровениями землю. В их подразделении никто не погиб. Только Роджер Дакуорт растянул связки, стараясь раньше всех достичь берега.
Авианосец «Йорктаун» стоит на вечном приколе в тихом заливе возле Чарльстона, Южная Каролина. Палуба больше не качается. Туристы на взлетно-посадочной полосе ловят свои мгновения «кодаками» и «минолтами». Фотография подтверждает реальность. Или смеется над ней? Стенли Франклин Корбах, пятидесятипятилетний президент компании «Александер Корбах инк.», является одним из символов стабильности великой страны. Никаких экзистенциальных неврозов за его плечами не подразумевается. Никто, похоже, и не догадывается, как сильно ему наплевать на свое президентство. Все дела фирмы, включая расширение ее «ассетов» и сокращение «лайэбилитис», [44]инвестиции в Силиконовую долину, в телевидение, в розничную торговлю, в нефть Кувейта, переговоры с финансовой группой Бламсдейла по поводу слияния двух гигантов во имя каких-то еще немыслимых прогрессов, все это кажется ему тявканьем мартышки по сравнению с минутой на пороге комнаты, где когда-то мать стонала, освобождаясь от бремени.
Они прошли мимо «той комнаты» и по спиральной лестнице поднялись в башню с большими окнами, где помещался кабинет Стенли. Арт зорким глазом подмечал детали интерьера, чтобы либо внедрить в собственный быт, либо категорически отвергнуть. Бюст Аристотеля, это дело! Бронзовая цапля с круглым глазом глупой девушки, это не пойдет: сентиментальщина! Хозяин снял с полки несколько книг и из-за них вытащил графин с портом. По цвету на порядок бьет мой набор, не без огорчения подумал молодой коммерсант.
– Хотите верьте, хотите нет, Стенли, но этот русский Александр Корбах выдул у меня за пятнадцать минут целую бутылку «Черчилля», – сказал он.
– Охотно верю, – сказал Стенли и подумал: можно и за пять минут. – Ну хорошо, расскажите мне эту историю во всех подробностях, – пригласил он. Задница его утонула в кресле, колени поднялись на уровень подбородка.
Арт стал рассказывать то, что читателю известно из предыдущей главы. Повторяться мы здесь не будем, поскольку описывали ту сцену с точки зрения нашего высокоположительного молодого человека, и в данном случае мы от него никакого вранья не ждем. Техника сказа, которую мы часто употребляем, вообще исключает попытку вранья. Добавим: или сразу ее обнажает. Мы просим читателя не обращать внимания на литературную технику, но все-таки не возражали бы, если бы он заложил вышесказанное за галстук.
– Ну вот, я и подумал, что вам может это показаться важным, – сказал Арт, заканчивая рассказ. – Все-таки полный тезка основателя.
– Важным?! – вскричал Стенли. – Да что может быть важнее?!
Слияние с «Бламсдейл брокеридж», должно быть, все-таки важнее, подумал Арт.
– Слияние с ББ – дерьмо в сравнении с этим! – Стенли казался по-настоящему взволнованным. Он резко встал с любимого сиденья. Какая пружина в заднице у старика, с восхищением отметил Арт. Стенли уже расхаживал по обширному круглому кабинету. – Мы только начали разрабатывать русскую линию корбаховского рода, там одни белые пятна, и вдруг такая находка! Этот Александр Корбах может оказаться не кем иным, как сыном Якова Корбаха! У русских есть так называемое отчество, патроним. Из полного имени можно узнать имя отца. Скажите, Арт, не мелькнуло ли в вашем разговоре слово «Яковлевич»?