Страница:
Николас выходил иждивенцем и захребетником.
Винить в этом кроме самого себя было некого.
Женившись и решив поселиться в России, баронет Николас А. Фандорин,
во-первых, счел своим долгом поменять британское гражданство на российское
(чего Алтын не могла ему простить до сих пор), а во-вторых, продать
лондонскую квартиру и перевести все деньги в московский банк, чтобы
содействовать росту отечественной экономики. Во время дефолта 98-го банк
преотличным образом лопнул, и бывший подданный ее величества оказался в
отчаянном положении: на одной чаше весов неработающая жена, двое годовалых
детей и привычка к определенному уровню жизни, на другой - странный бизнес,
который неплохо смотрелся как хобби состоятельного рантье, однако обеспечить
существование семьи из четырех человек никак не мог. Если б
благодетель-соучредитель как раз в ту пору не надумал создавать
масс-медиальную империю и не предложил Алтын Мамаевой (взять фамилию мужа
свирепая феминистка, конечно, и не подумала) возглавить новый эротический
еженедельник, неизвестно, что и было бы.
- Неразрешимых дел не бывает, - успокоил Николас нового клиента и
улыбнулся обширной европейской улыбкой, от которой так и не отучился за
годы, прожитые в неулыбчивой России, хотя отлично знал, что у аборигенов эта
демонстрация достоинств "колгейта" вызывает недоверие и настороженность.
Нередко бывало так: подойдет он к человеку на улице спросить дорогу,
приветливо улыбнется, а на него сразу рукой машут - отстаньте, мол, надоели,
зомби проклятые, со своей Церковью Объединения.
- Про оплату мы поговорим после, когда вы изложите мне суть дела. Но
сначала скажите, пожалуйста, как вас зовут. Кто вы по профессии?
- Звать меня Николай Иванович Кузнецов, - представился посетитель,
усаживаясь на стул так важно, словно это был королевский трон. - А по
профессии я судья. Значит, так-таки не бывает? Любую проблему расщелкаете,
как орех?
Фандорин сразу догадался, что имя ненастоящее, но это было нормально -
должно быть, деликатное дело, требующее приватности. Судья? Непохож. Но в
России судьи вообще мало похожи на судей, нет в них ни вальяжности, ни
ощущения собственной неуязвимости. Хотя взгляд у непрезентабельного
господина Кузнецова был, пожалуй, именно такой, какой подобает
профессиональному вершителю судеб: тяжелый, уверенный, бескомпромиссный.
Может, и вправду судья.
Или псих, подумал вдруг Николас, приглядевшись к "судье Кузнецову"
повнимательней. Неужто снова пустая трата времени?
- Если хорошенько подумать, - сказал он вслух, улыбнувшись еще шире, -
выход отыщется всегда, даже в самом тяжелом положении.
Аноним (именно так мысленно окрестил Фандорин собеседника, потому что в
России называться "Кузнецовым" - все равно что представляться мистером
Иксом) удовлетворенно кивнул, будто именно на такой ответ и рассчитывал.
Глаза с расширенными зрачками блеснули не то азартными, не то все-таки
безумными искорками.
- Сколько этажей в этом доме? - спросил он ни к селу ни к городу.
- Шесть, - терпеливо ответил Фандорин. - И еще чердак. А почему вы
спра...
- Отлично. Предположим, полез я на крышу - ну, к примеру, поправить
телевизионную антенну. Поскользнулся, да и сорвался - несчастный случай.
Лечу вниз, мимо вашего чудесного окошка. - Посетитель показал на высокое
окно, выходившее на Солянку. - Вы и в этом случае найдете для меня
спасительный выход? Поможете умным советом?
- Разумеется. Если вы по дороге залетите ко мне в форточку и
сформулируете свою проблему, - в тон ему ответил Николас. - Но вы ведь пока
не упали с крыши, так что давайте не будем терять времени попусту. Что вас
ко мне привело?
- Та-ак, - зловеще протянул человечек и вполголоса пробормотал. - Пишем
в протокол: оказывается, фирма "Страна советов" все же может найти выход не
из всякой ситуации.
И в самом деле полез во внутренний карман, будто собирался сделать
соответствующую запись.
Начиная злиться, Фандорин заметил:
- Человек, падающий с крыши, лишен возможности выбора, поскольку
представляет собой предмет, движущийся к земле с ускорением 981 сантиметр за
секунду в квадрате, и более ничего.
- Ага, вот я вас и поймал. Стало быть, вам нужна свобода выбора. Тогда
нужно было написать в объявлении: "Выход гарантирован лишь клиентам,
обладающим свободой выбора". Было бы правильней. И честней.
Упрек, при всей своей несуразности, задел Николаса за живое - он считал
себя человеком слова и на малейшие сомнения в собственной порядочности
реагировал болезненно.
- Ничего вы меня не поймали. Тут вопрос терминологии. Что такое, с
вашей точки зрения, "выход из тяжелой ситуации"?
- Избавление от этой ситуации.
- Ну, тогда не о чем и говорить, - съязвил Ника. - Скоро вы долетите до
земли и отличным образом избавитесь от своей ситуации.
Разговор превращался в нелепое препирательство из-за ерунды, да еще с
человеком, который, кажется, все-таки был не в себе, поэтому закончил
Фандорин сухо и без улыбки, как бы подводя черту в дурацкой полемике:
- Выход - это выбор оптимального, то есть наиболее эффективного или, по
крайней мере, наименее вредоносного решения. Вот из какой трактовки исхожу
я.
- Ладно, - хищно улыбнулся аноним Кузнецов. - Черт с вами, пускай будет
выбор. Предположим, у меня двое детей. Маленьких. Поехал я с ними... ну,
скажем, в Кисловодск или в Минеральные Воды. В общем, в какую-нибудь
здравницу Кавказа. И вдруг похитили нас террористы, чеченские боевики, взяли
в заложники. И вот они мне, отцу, говорят: "Одного из твоих детей мы убьем,
выбирай сам, которого". Какой у меня будет выход из подобной ситуации?
- Нужно объяснить этим людям, что так поступать нельзя, что тем самым
они только повредят своей идее...
- Попытался, - перебил неизвестный, хмыкнув. - Но это не люди, а
обкурившиеся анаши звери.
- Тогда... Скажите им, чтоб они лучше убили вас, а детей не трогали.
- Сказал - смеются. Им нравится смотреть, как я мучаюсь.
- Послушайте, что вам от меня нужно?! - стукнул кулаком по столу
Фандорин и сам удивился неадекватности своей реакции. Вроде бы считаешь себя
уравновешенным, выдержанным человеком, а потом привяжется такой вот
Кузнецов, и нервы дадут сбой. Вероятно, все дело было в том, что природа
наделила магистра истории чересчур живым воображением, а поскольку у
Николаса в самом деле было двое маленьких детей, то он на миг, всего на миг
представил себя в описанной психом ситуации...
Вспышку немедленно погасил, взял себя в руки. Если это сумасшедший, не
нужно его провоцировать. Что это он все держит руку во внутреннем кармане? А
вдруг у него там бритва?
- Хорошо, я дам вам совет. - Фандорин осторожно отодвинулся от стола,
чтобы в случае чего успеть вскочить на ноги. - Эта коллизия известна из
литературы, есть целый роман на эту тему, и, читая его, я думал, как
поступил бы на месте несчастного родителя. Выход такой: бросьтесь на того из
бандитов, который отвратительней, впейтесь ему зубами в глотку и пусть вас
убьют. Но ни в коем случае не выбирайте между своими детьми.
Аноним впервые утратил самоуверенность, растерянно моргнул - очевидно,
не ожидал такого ответа.
- Ничего себе! - загорячился он. - Разве смерть - выход?
- Я же вам сказал: выход - это выбор оптимального, то есть в данном
случае наименее вредоносного решения. Даже если существует загробная жизнь и
муки ада, худшей пытки, чем предложенная вами ситуация, там быть не может.
Так что вы в любом случае окажетесь в выигрыше.
Неизвестный вынул руку из кармана (слава богу, пустую, без бритвы) и
посмотрел на Нику по-другому, без издевки и блеска в глазах.
- Существует, - сказал он.
- Что "существует"?
- Загробная жизнь. Но сейчас это к делу не относится. А что вы скажете,
если я вам задам такой ребус...
Ободренный тем, что в руке посетителя не оказалось колющего или
режущего предмета, Фандорин решил, что пора проявить твердость:
- Может быть, достаточно ребусов и абстрактных задачек? Мы ведь
занимаемся вашей проблемой.
Собеседник строго произнес:
- Это вам так кажется, - и бросил на Николаса взгляд, от которого
хозяину кабинета стало окончательно не по себе. Как бы, узнать, на месте ли
Валя? Фандорин покосился на дверь. Если Кузнецов сейчас впадет в буйство, в
одиночку с ним, возможно, не справиться - известно, что у сумасшедших во
время припадка сила удесятеряется.
- Так я, с вашего позволения, изложу вам свой рассказец? - вполне
миролюбиво спросил аноним. - Уверяю вас, в нем нет ничего абстрактного или
фантастического.
- Хорошо-хорошо, - поспешно согласился Ника.
- Итак. Жил-был на свете один человек. Прожил с женой двадцать восемь,
ну пускай для ровного счета тридцать лет. Детей у них не было. Это важно,
потому что, когда есть дети, любовь имеет обыкновение рассеиваться, а тут,
знаете, все чувства в одну точку. Короче говоря, очень этот человек любил...
то есть, собственно, и сейчас еще любит свою жену. Можно сказать, она у него
- единственный свет в окошке.
Николас слушал, сдвинув брови - уже заранее знал, что рассказ будет
неприятным, вроде того, про заложников.
Так и вышло.
- И вдруг у жены обнаруживается болезнь. Тяжелая, а может, и
неизлечимая, - припечатал, Кузнецов и сделал паузу, чтобы слушатель как
следует осознал, вник.
И Фандорин сразу же вник, выражение лица у него сделалось
страдальческим. Была у Николаса такая особенность - можно даже сказать,
профессиональная черта: когда кто-нибудь рассказывал про свои проблемы,
глава "Страны советов" не просто ставил себя на место рассказчика, а на
время как бы даже превращался в этого человека. И сейчас перед глазами,
конечно же, сразу возникла картина. Возвращается Алтын от врача, смотрит в
сторону, неестественно спокойным голосом говорит: "Ты только не волнуйся,
это еще не наверняка, он говорит, просто нужно подстраховаться..." Бр-р-р.
Он передернулся, а мучитель разворачивал свой "ребус" дальше:
- Муж, само собой, запаниковал. Бросился туда, сюда. Караул, кричит,
люди добрые, спасите, помогите! И люди добрые тут же сыскались,
спасальщики-помогальщики. Они на крики "караул" сразу слетаются и нюхают,
пахнет деньгами или нет. Если унюхают - сулят чудеса и даже стопроцентно
гарантируют. Это раньше, во времена проклятого тоталитаризма, чудес не
бывало: если можно вылечить - лечат, если нельзя, говорят: медицина, мол,
бессильна. А нынче ведь невозможного не стало, верно? Результат
гарантирован, - подмигнул Кузнецов, очевидно, цитируя рекламу "Страны
советов". - Были бы деньги. Только вскоре у мужа деньги кончились, и чудеса
не замедлили иссякнуть. Вот вам и ребус: время упущено, жена умирает,
поделать ничего нельзя. Хотя нет, - плотоядно улыбнулся садист. - Я вам еще
краше картинку нарисую. Когда поделать ничего нельзя - это что ж, на нет и
суда нет. А тут, представьте себе, спасение есть. Правда, далеко, в
Швейцарии. Есть там некая волшебная клиника, в которой одной только и делают
спасительную операцию. Но вот ведь закавыка: стоит курс лечения денег,
которых этому человеку ни в жизнь не раздобыть. Тут не важно, какая именно
сумма - важно, что она совершенно за пределами реального. Назовем ее
условно: миллион. Ну-ка, специалист но безвыходным положениям, что вы тому
человеку присоветуете?
Улыбка исчезла бесследно, в голосе грохотнул раскат грома, глаза
метнули в мастера добрых советов молнию.
Ника, пока длилась печальная повесть, весь исстрадался - болезненно
морщился, вздыхал, рисовал на листке ножи и стрелы. Дело у господина
Кузнецова и в самом деле выходило сложным, муторным и, увы, опять безо
всяких видов на заработок.
Дослушав, Фандорин открыл записную книжку.
- Миллион - это слишком много, таких расценок за курс лечения не
бывает, - хмуро сказал он. - Мне все-таки необходимо знать точную сумму. Это
первое. Второе. Мне понадобится полный комплект медицинской документации:
справки, анализы, выписка из истории болезни, заключение специалистов.
Главное - не отчаивайтесь. Свет не без добрых людей. Есть международные
фонды, есть благотворительные организации. Я не знаю подробно, потому что
сам в такой ситуации не был. - Мысленно прибавил: тьфу-тьфу-тьфу, скрестил
пальцы и еще бесшумно постучал по ножке стола. - Но обещаю вам: уже завтра
соберу всю нужную информацию. Приходите ко мне... в четыре. Нет, лучше в
пять, чтоб наверняка. Принесете все бумаги. Письма благотворителям я напишу
сам - у меня английский язык родной. Не падайте духом. Все, что можно
сделать, сделаем.
Однако вопреки ожиданиям клиент не возликовал и не стал рассыпаться в
благодарностях. На худом, пучеглазом лице отразилось крайнее удивление,
впрочем, в следующую же секунду сменившееся облегчением.
- Вы забыли, что у этого человека нет денег! - торжествующе воскликнул
он. - Это совершенно некредитоспособный субъект! Он не сможет вам заплатить.
Я же говорил, все его сбережения съели шарлатаны и обманщики!
- Это я уже понял. Тем не менее, постараюсь помочь вашей жене.
От этих слов аноним вдруг как-то поник. Устало поморгал, потер веки.
Вяло сказал:
- С чего вы взяли, что речь обо мне? Это я так, некую трудную ситуацию
обрисовал...
И тут Нику сорвало с винта во второй раз, куда основательней, чем в
прошлый.
Он вскочил так порывисто, что отъехало кресло, и заорал на
псевдо-Кузнецова самым недостойным, постыднейшим образом. Нет, оскорблений в
его филиппике не содержалось, но слово "совесть" прозвучало трижды, а
выражение "кто дал вам право" целых четыре раза. Черт знает, что творилось
сегодня с русским англичанином - он сам себя не узнавал. Должно быть,
перенервничал из-за несуществующей бритвы.
Пакостник слушал Никину тавтологию внимательно, не проявлял ни малейших
признаков раскаяния или обиды. Скорее в его глазах читалось нечто вроде
радостного изумления.
На шум и крик в кабинет влетела Валя. То есть влетел, потому что
женщина-вамп, явившаяся утром на работу и всего полчаса назад поившая шефа
чаем, успела трансмутироваться в стройного бритоголового юношу. Исчезли
косметика и фиолетовый парик, туфли на десятисантиметровом каблуке сменились
тяжеленными ботинками, блузка - асимметричным свитером грубой вязки. Эта
метаморфоза означала, что фандоринский ассистент, личность капризная и
непредсказуемая, ошибся в дефиниции сегодняшнего дня и на ходу поменял его
цвет с розового на голубой.
Валя Глен появился на свет существом мужского пола, однако в процессе
подрастания и взросления тендерное позиционирование необычного юноши
утратило определенность. Иногда Вале казалось, что он - мужчина (такие дни
назывались голубыми), а иногда, что он, то есть она - женщина (это
настроение именовалось розовым). Фандорин сначала пугался интерсексуальности
своего помощника и никак не мог разобраться с грамматикой - как говорить:
"Ты опять строила глазки клиенту!" или "Ты опять строил глазки клиентке!" Но
потом ничего, привык. По розовым дням ставил глаголы и прилагательные в
женский род, по голубым - в мужской, благо спутать было трудно, поскольку
Валя даже говорил двумя разными голосами, тенором и контральто.
Стало быть, вбежал в кабинет андрогин, успевший перекрасить сегодняшнее
число в цвета неба, и воинственно подлетел к посетителю.
- Вас ист лос, шеф? Сейчас я этого гоблина делитом и в баскет!
Сиюминутная половая самоидентификация никак не отражалась на Валином
лексиконе - в любой из своих ипостасей он выражался настолько своеобразно,
что без привычки и знания языков не поймешь. Во всем было виновато хаотичное
образование: Глен успел поучиться в швейцарском пансионе, американской
хай-скул и закрытой католической школе под Парижем, но всюду задерживался
ненадолго и нахватался от разных наречий по чуть-чуть. Николас содрогался от
мысли, что через сто лет все человечество, окончательно глобализовавшись,
будет изъясняться примерно так же. Да и выглядеть, наверное, тоже. Пока же,
слава Богу, Глен мог считаться существом экзотическим.
Сделалось стыдно - и за собственные вопли, и за невоспитанного
ассистента. Фандорин махнул Вале, чтоб исчез, а перед посетителем извинился,
закончив словами: "Вы должны меня понять".
- Ничего, я понимаю, - снисходительно обронил несостоявшийся клиент,
проводив взглядом Валю. - Этот молодой человек очень похож на вашу
секретаршу. Ее родственник? Он тоже работает у вас?
- Да, брат. Помогает, когда дел много, - соврал Ника. Не объяснять же
про голубое и розовое - у человека и так психика не в порядке.
Удовлетворившись ответом, странный гость снова воззрился на Фандорина.
Пожевал губами. Изрек:
- Случай не очевидный. Суд удаляется, на совещание.
Встал, с достоинством кивнул и прошествовал к выходу. Ну явный
шизофреник, что с такого возьмешь.
Николас сокрушенно вздохнул, развернул монитор поудобней. Экран скинул
черную завесу, ожил. Возник крупный план: лицо Екатерины. Величайшая женщина
русской истории смотрела на Нику внимательно, не мигая, как будто знала, что
решается ее участь.
Глаза же у матушки-государыни оказались светло-серые, лучистые, с
хитрыми морщинками по краям. А может, морщинки не от хитрости, а от щек,
подумал Митридат. Вон какие щеки пухлые, словно две подушки. Давят, поди, на
глаза-то.
Богоподобная Фелица была вся такая: толстая, раздутая, будто едва
втиснувшаяся в платье. Ступня, поставленная на резную скамеечку, выпирала из
сафьяновой туфельки, как разбухшее тесто из чугунка, подбородок висел
складками, и даже под носом, где по физиогномическому устройству вроде бы и
не положено, тоже была складка - надо думать оттого, что ее величеству
приходится много улыбаться без истинной веселости, по привычке извлек
причину из следствия Митя.
Августейший взгляд задержался на маленькой фигурке на какую-нибудь
секунд очку, но Митридат сразу же прижал руку к сердцу, как учил папенька, и
изящно поклонился, отчего на лоб щекотно сыпануло пудрой с волос. Увы,
царица равнодушно скользнула своим светоносным взором снизу вверх, с
полуторааршинного мальчугана на саженного индейца, не заинтересовалась и им.
Чуть подольше разглядывала усатую женщину. Раздвинула губы в рассеянной
улыбке, снова посмотрела в карты.
- Я чай, дама-то бубновая вышла? - произнес слабый, дребезжащий голос,
выговаривавший слова на немецкий манер. Жирная рука нерешительно взяла из
желоба на столе белую фишку, подержала на весу. Как вам это понравится, а?
Хороша повелительница Российской империи, не может запомнить, какие карты
вышли, а какие нет! Это в бостон-то, игру простую и глупую, где всего
тридцать шесть листков!
Тут Митя в императрице окончательно разочаровался. На портретах-то ее
Минервой рисуют, Афиной Палладой, а сама как есть бабушка старая.
Точь-в-точь асессорша Луиза Карловна, что заезжает к маменьке по четвергам
кофей пить. Даже чепец такой же! А что это у ее величества пониже уха
(государыня как раз повернулась к партнерше слева)? Ей-богу, бородавка,
сиречь кожный узелок на эпителиуме, и из бородавки седые волоски. Ну и ну!
Он жалостливо покосился на папеньку, что стоял справа и немного позади,
как было предписано инструкцией. Вот уж кто, должно быть, сражен и убит. Как
он живописал небесную красоту и величавость новой Семирамиды! Бывало, даже
глаза увлажнялись слезой, а тут нате вам.
Но папенька, казалось, не заметил ни поросячьих щек, ни противной
складки под носом, ни волосатой бородавки. Его прекрасные, немного навыкате
глаза сияли экстатическим восторгом. Алексей Воинович тихонько ткнул сына
пальцем в плечо: не вертись, стой смирно. И Митридат стал стоять смирно,
только смотрел уже не на жирную старуху, а на других игроков, которые били
несравненно приятней взору.
Когда Екатерина, наконец, решилась и на синее сукно неуверенно легла
карта, молоденькая дама, что сидела слева, быстро захлопала пушистыми
ресницами, закусила нижнюю губку и неуверенно оглянулась на соседа, славного
юношу в голубом мундире. Этих двоих Митя сразу признал, потому что, в
отличие от царицы, оба были похожи на свои портреты. Юноша - его высочество
Императрицын Внук, а прелестная особа - его супруга, урожденная маркграфиня
Баден-Дурлахская. (Митя по привычке проверил память: маркграфство Баден -
712 тысяч населения обоего пола, из коих две трети придерживаются лютеровой
веры; обширность - 3127 квадратных миль; добывают железо, а еще курят вина,
славнейшие из которых "маркграфское" и "клингельбергское".) Ее высочество
чуть повернула свои карты, чтобы супруг мог в них заглянуть, великий князь
шепнул нечто в розовое ушко, и она тихонько прошелестела:
- Je passe.
Августейший Внук тоже спасовал - видно, и у него карта не задалась.
Зато четвертый игрок, небывалый красавец в голубой муаровой ленте, с
бриллиантовым кренделем на плече, на туфлях - замечательные пряжки из
сверкающих камешков (надо думать, не цветные стеклышки, как у Митридата, а
самые настоящие рубины-изумруды), - небрежно шлепнул государынину карту
своей.
- Вот она, дама-то. Запамятовали, матушка, - засмеялся победитель и
придвинул все фишки к себе.
Митя уже догадался, что это непременно должен быть наиглавнейший при ее
величестве человек, сам Фаворит, светлейший князь Платон Александрович
Зуров, больше некому. Папенька про князя много рассказывал. И всякий раз при
том губу закусывал, крыльями носа дергал - сетовал на судьбу за злейшее к
себе неблаговоление. Одному все:
И генерал-фельдцейхмейстер, и главноначальствующий флотом, и
генерал-от-инфантерии, и крестьян пожаловано по круглому счету до пятидесяти
тысяч, а другому, отнюдь не менее достойному, - разбитая жизнь, неутешное
сердце да горькие сожаления. А ведь могло все иначе быть, говаривал
папенька, и тут его глаза всякий раз загорались искрами, подщипанные брови
выгибались, а голос начинал трепетать и срываться.
Историю эту Митя слышал множество раз и знал в доскональности, слово в
слово. Как служил папенька в юные годы в том же конногвардейском полку,
откуда впоследствии вознесся Платон Александрович, и тоже сумел себя
показать - уже присматривалась к писаному красавцу царица. Что
присматривалась! Однажды (о вечнопамятный день!) изволила поманить пальцем,
взяла за подбородок и повернула папенькину голову в профиль, а уж профиль у
секунд-ротмистра Алексея Карпова был чистый бронза-мрамор, после чего
кандидат был отправлен на осмотр к лейб-медику и достойно прошел апробацию у
самой "испытательницы" Анны Степановны Протасовой, чем впоследствии особенно
гордился. В чем заключалась апробация, Митя представлял себе неявственно, но
в этом месте родительского рассказа ему всегда делалось страшно. По словам
папеньки, прославленная камер-фрейлина Анна Степановна была страшней
африканского единорога, а единорогов Митридат видал на картинке в
энциклопедии - куда как ужасны. Это у государыни нарочно так устроено,
объяснял Алексей Воинович, - чтобы себя от женской обиды уберечь: если уж
кандидат самой Протасовой не заробел и молодцом себя проявил, то и ее
царское величество не расстроит.
А только зря папенька геройствовал. Вернулся в столицу не ко времени
грозный Киклоп, да и вышиб бойкого офицерика и из Петербурга, и из гвардии,
да так свирепо, что у папеньки тогда нервная болезнь приключилась, еле-еле
потом пиявками да грибами-мухоморами залечился. Когда Митя был
несмышленышем, ему часто по ночам мерещился Киклоп, злоковарное чудище с
одним-единственным огненным глазом, замыслившее истребить весь карповский
род. Это уж потом, войдя в разум и сделавшись из Митеньки Митридатом, он
узнал, что папеньку обидел не греческий пещерный великан, а князь
Потемкин-Таврический. Тому три года всемогущий временщик издох, и отставной
секунд-ротмистр быстренько собрался в столицу, однако не задержался там и
вернулся в слезах: оказалось, что новый Фаворит, этот вот самый Зуров, сидит
на своем месте прочно, собою ослепительно хорош, да и моложе папеньки на
целых десять лет.
Про ослепительную красоту Митя неоднократно читал в романах, но думал,
что это так пишут в метафорическом смысле. Оказалось, правда. Князь Зуров и
в самом деле ослеплял: кожа на лице и руках вся посверкивала золотыми
звездочками - прямо глазам больно. До сего дня Митя твердо знал, что самый
красивый мужчина на свете - его отец, Алексей Воинович Карпов, а теперь
вдруг усомнился. Тут же себя и устыдил: если папеньке на его белый с
серебром камзол столько же бриллиантов понашить, да лицо-руки золотой пудрой
присыпать, это еще посмотреть надо, кто выйдет краше.
- Еще партию? - спросила матушка-государыня - не у великого князя и
великой княгини, а у Зурова.
Фаворит потянулся, Скучливо зевнул, не прикрывая рта - блеснули ровные,
крашенные жемчужной эмалью зубы.
- Надоело.
Их высочества, не дожидаясь ответа императрицы, сразу же поднялись
из-за стола. Под семенил пожилой лакей, ловко смахнул карты и фишки на
серебряный поднос.
Государыня ласково поправила князю замявшийся кружевной манжет.
- Так не угодно ль в шахматы, друг мой? Папенька снова ткнул сзади
пальцем - вот оно, начинается, зри в оба.
А другой лакей уже нес доску, распрекрасную собой, слоновой кости и
эбенового дерева; третий в два счета расставил фигуры - ее величеству белые,
Винить в этом кроме самого себя было некого.
Женившись и решив поселиться в России, баронет Николас А. Фандорин,
во-первых, счел своим долгом поменять британское гражданство на российское
(чего Алтын не могла ему простить до сих пор), а во-вторых, продать
лондонскую квартиру и перевести все деньги в московский банк, чтобы
содействовать росту отечественной экономики. Во время дефолта 98-го банк
преотличным образом лопнул, и бывший подданный ее величества оказался в
отчаянном положении: на одной чаше весов неработающая жена, двое годовалых
детей и привычка к определенному уровню жизни, на другой - странный бизнес,
который неплохо смотрелся как хобби состоятельного рантье, однако обеспечить
существование семьи из четырех человек никак не мог. Если б
благодетель-соучредитель как раз в ту пору не надумал создавать
масс-медиальную империю и не предложил Алтын Мамаевой (взять фамилию мужа
свирепая феминистка, конечно, и не подумала) возглавить новый эротический
еженедельник, неизвестно, что и было бы.
- Неразрешимых дел не бывает, - успокоил Николас нового клиента и
улыбнулся обширной европейской улыбкой, от которой так и не отучился за
годы, прожитые в неулыбчивой России, хотя отлично знал, что у аборигенов эта
демонстрация достоинств "колгейта" вызывает недоверие и настороженность.
Нередко бывало так: подойдет он к человеку на улице спросить дорогу,
приветливо улыбнется, а на него сразу рукой машут - отстаньте, мол, надоели,
зомби проклятые, со своей Церковью Объединения.
- Про оплату мы поговорим после, когда вы изложите мне суть дела. Но
сначала скажите, пожалуйста, как вас зовут. Кто вы по профессии?
- Звать меня Николай Иванович Кузнецов, - представился посетитель,
усаживаясь на стул так важно, словно это был королевский трон. - А по
профессии я судья. Значит, так-таки не бывает? Любую проблему расщелкаете,
как орех?
Фандорин сразу догадался, что имя ненастоящее, но это было нормально -
должно быть, деликатное дело, требующее приватности. Судья? Непохож. Но в
России судьи вообще мало похожи на судей, нет в них ни вальяжности, ни
ощущения собственной неуязвимости. Хотя взгляд у непрезентабельного
господина Кузнецова был, пожалуй, именно такой, какой подобает
профессиональному вершителю судеб: тяжелый, уверенный, бескомпромиссный.
Может, и вправду судья.
Или псих, подумал вдруг Николас, приглядевшись к "судье Кузнецову"
повнимательней. Неужто снова пустая трата времени?
- Если хорошенько подумать, - сказал он вслух, улыбнувшись еще шире, -
выход отыщется всегда, даже в самом тяжелом положении.
Аноним (именно так мысленно окрестил Фандорин собеседника, потому что в
России называться "Кузнецовым" - все равно что представляться мистером
Иксом) удовлетворенно кивнул, будто именно на такой ответ и рассчитывал.
Глаза с расширенными зрачками блеснули не то азартными, не то все-таки
безумными искорками.
- Сколько этажей в этом доме? - спросил он ни к селу ни к городу.
- Шесть, - терпеливо ответил Фандорин. - И еще чердак. А почему вы
спра...
- Отлично. Предположим, полез я на крышу - ну, к примеру, поправить
телевизионную антенну. Поскользнулся, да и сорвался - несчастный случай.
Лечу вниз, мимо вашего чудесного окошка. - Посетитель показал на высокое
окно, выходившее на Солянку. - Вы и в этом случае найдете для меня
спасительный выход? Поможете умным советом?
- Разумеется. Если вы по дороге залетите ко мне в форточку и
сформулируете свою проблему, - в тон ему ответил Николас. - Но вы ведь пока
не упали с крыши, так что давайте не будем терять времени попусту. Что вас
ко мне привело?
- Та-ак, - зловеще протянул человечек и вполголоса пробормотал. - Пишем
в протокол: оказывается, фирма "Страна советов" все же может найти выход не
из всякой ситуации.
И в самом деле полез во внутренний карман, будто собирался сделать
соответствующую запись.
Начиная злиться, Фандорин заметил:
- Человек, падающий с крыши, лишен возможности выбора, поскольку
представляет собой предмет, движущийся к земле с ускорением 981 сантиметр за
секунду в квадрате, и более ничего.
- Ага, вот я вас и поймал. Стало быть, вам нужна свобода выбора. Тогда
нужно было написать в объявлении: "Выход гарантирован лишь клиентам,
обладающим свободой выбора". Было бы правильней. И честней.
Упрек, при всей своей несуразности, задел Николаса за живое - он считал
себя человеком слова и на малейшие сомнения в собственной порядочности
реагировал болезненно.
- Ничего вы меня не поймали. Тут вопрос терминологии. Что такое, с
вашей точки зрения, "выход из тяжелой ситуации"?
- Избавление от этой ситуации.
- Ну, тогда не о чем и говорить, - съязвил Ника. - Скоро вы долетите до
земли и отличным образом избавитесь от своей ситуации.
Разговор превращался в нелепое препирательство из-за ерунды, да еще с
человеком, который, кажется, все-таки был не в себе, поэтому закончил
Фандорин сухо и без улыбки, как бы подводя черту в дурацкой полемике:
- Выход - это выбор оптимального, то есть наиболее эффективного или, по
крайней мере, наименее вредоносного решения. Вот из какой трактовки исхожу
я.
- Ладно, - хищно улыбнулся аноним Кузнецов. - Черт с вами, пускай будет
выбор. Предположим, у меня двое детей. Маленьких. Поехал я с ними... ну,
скажем, в Кисловодск или в Минеральные Воды. В общем, в какую-нибудь
здравницу Кавказа. И вдруг похитили нас террористы, чеченские боевики, взяли
в заложники. И вот они мне, отцу, говорят: "Одного из твоих детей мы убьем,
выбирай сам, которого". Какой у меня будет выход из подобной ситуации?
- Нужно объяснить этим людям, что так поступать нельзя, что тем самым
они только повредят своей идее...
- Попытался, - перебил неизвестный, хмыкнув. - Но это не люди, а
обкурившиеся анаши звери.
- Тогда... Скажите им, чтоб они лучше убили вас, а детей не трогали.
- Сказал - смеются. Им нравится смотреть, как я мучаюсь.
- Послушайте, что вам от меня нужно?! - стукнул кулаком по столу
Фандорин и сам удивился неадекватности своей реакции. Вроде бы считаешь себя
уравновешенным, выдержанным человеком, а потом привяжется такой вот
Кузнецов, и нервы дадут сбой. Вероятно, все дело было в том, что природа
наделила магистра истории чересчур живым воображением, а поскольку у
Николаса в самом деле было двое маленьких детей, то он на миг, всего на миг
представил себя в описанной психом ситуации...
Вспышку немедленно погасил, взял себя в руки. Если это сумасшедший, не
нужно его провоцировать. Что это он все держит руку во внутреннем кармане? А
вдруг у него там бритва?
- Хорошо, я дам вам совет. - Фандорин осторожно отодвинулся от стола,
чтобы в случае чего успеть вскочить на ноги. - Эта коллизия известна из
литературы, есть целый роман на эту тему, и, читая его, я думал, как
поступил бы на месте несчастного родителя. Выход такой: бросьтесь на того из
бандитов, который отвратительней, впейтесь ему зубами в глотку и пусть вас
убьют. Но ни в коем случае не выбирайте между своими детьми.
Аноним впервые утратил самоуверенность, растерянно моргнул - очевидно,
не ожидал такого ответа.
- Ничего себе! - загорячился он. - Разве смерть - выход?
- Я же вам сказал: выход - это выбор оптимального, то есть в данном
случае наименее вредоносного решения. Даже если существует загробная жизнь и
муки ада, худшей пытки, чем предложенная вами ситуация, там быть не может.
Так что вы в любом случае окажетесь в выигрыше.
Неизвестный вынул руку из кармана (слава богу, пустую, без бритвы) и
посмотрел на Нику по-другому, без издевки и блеска в глазах.
- Существует, - сказал он.
- Что "существует"?
- Загробная жизнь. Но сейчас это к делу не относится. А что вы скажете,
если я вам задам такой ребус...
Ободренный тем, что в руке посетителя не оказалось колющего или
режущего предмета, Фандорин решил, что пора проявить твердость:
- Может быть, достаточно ребусов и абстрактных задачек? Мы ведь
занимаемся вашей проблемой.
Собеседник строго произнес:
- Это вам так кажется, - и бросил на Николаса взгляд, от которого
хозяину кабинета стало окончательно не по себе. Как бы, узнать, на месте ли
Валя? Фандорин покосился на дверь. Если Кузнецов сейчас впадет в буйство, в
одиночку с ним, возможно, не справиться - известно, что у сумасшедших во
время припадка сила удесятеряется.
- Так я, с вашего позволения, изложу вам свой рассказец? - вполне
миролюбиво спросил аноним. - Уверяю вас, в нем нет ничего абстрактного или
фантастического.
- Хорошо-хорошо, - поспешно согласился Ника.
- Итак. Жил-был на свете один человек. Прожил с женой двадцать восемь,
ну пускай для ровного счета тридцать лет. Детей у них не было. Это важно,
потому что, когда есть дети, любовь имеет обыкновение рассеиваться, а тут,
знаете, все чувства в одну точку. Короче говоря, очень этот человек любил...
то есть, собственно, и сейчас еще любит свою жену. Можно сказать, она у него
- единственный свет в окошке.
Николас слушал, сдвинув брови - уже заранее знал, что рассказ будет
неприятным, вроде того, про заложников.
Так и вышло.
- И вдруг у жены обнаруживается болезнь. Тяжелая, а может, и
неизлечимая, - припечатал, Кузнецов и сделал паузу, чтобы слушатель как
следует осознал, вник.
И Фандорин сразу же вник, выражение лица у него сделалось
страдальческим. Была у Николаса такая особенность - можно даже сказать,
профессиональная черта: когда кто-нибудь рассказывал про свои проблемы,
глава "Страны советов" не просто ставил себя на место рассказчика, а на
время как бы даже превращался в этого человека. И сейчас перед глазами,
конечно же, сразу возникла картина. Возвращается Алтын от врача, смотрит в
сторону, неестественно спокойным голосом говорит: "Ты только не волнуйся,
это еще не наверняка, он говорит, просто нужно подстраховаться..." Бр-р-р.
Он передернулся, а мучитель разворачивал свой "ребус" дальше:
- Муж, само собой, запаниковал. Бросился туда, сюда. Караул, кричит,
люди добрые, спасите, помогите! И люди добрые тут же сыскались,
спасальщики-помогальщики. Они на крики "караул" сразу слетаются и нюхают,
пахнет деньгами или нет. Если унюхают - сулят чудеса и даже стопроцентно
гарантируют. Это раньше, во времена проклятого тоталитаризма, чудес не
бывало: если можно вылечить - лечат, если нельзя, говорят: медицина, мол,
бессильна. А нынче ведь невозможного не стало, верно? Результат
гарантирован, - подмигнул Кузнецов, очевидно, цитируя рекламу "Страны
советов". - Были бы деньги. Только вскоре у мужа деньги кончились, и чудеса
не замедлили иссякнуть. Вот вам и ребус: время упущено, жена умирает,
поделать ничего нельзя. Хотя нет, - плотоядно улыбнулся садист. - Я вам еще
краше картинку нарисую. Когда поделать ничего нельзя - это что ж, на нет и
суда нет. А тут, представьте себе, спасение есть. Правда, далеко, в
Швейцарии. Есть там некая волшебная клиника, в которой одной только и делают
спасительную операцию. Но вот ведь закавыка: стоит курс лечения денег,
которых этому человеку ни в жизнь не раздобыть. Тут не важно, какая именно
сумма - важно, что она совершенно за пределами реального. Назовем ее
условно: миллион. Ну-ка, специалист но безвыходным положениям, что вы тому
человеку присоветуете?
Улыбка исчезла бесследно, в голосе грохотнул раскат грома, глаза
метнули в мастера добрых советов молнию.
Ника, пока длилась печальная повесть, весь исстрадался - болезненно
морщился, вздыхал, рисовал на листке ножи и стрелы. Дело у господина
Кузнецова и в самом деле выходило сложным, муторным и, увы, опять безо
всяких видов на заработок.
Дослушав, Фандорин открыл записную книжку.
- Миллион - это слишком много, таких расценок за курс лечения не
бывает, - хмуро сказал он. - Мне все-таки необходимо знать точную сумму. Это
первое. Второе. Мне понадобится полный комплект медицинской документации:
справки, анализы, выписка из истории болезни, заключение специалистов.
Главное - не отчаивайтесь. Свет не без добрых людей. Есть международные
фонды, есть благотворительные организации. Я не знаю подробно, потому что
сам в такой ситуации не был. - Мысленно прибавил: тьфу-тьфу-тьфу, скрестил
пальцы и еще бесшумно постучал по ножке стола. - Но обещаю вам: уже завтра
соберу всю нужную информацию. Приходите ко мне... в четыре. Нет, лучше в
пять, чтоб наверняка. Принесете все бумаги. Письма благотворителям я напишу
сам - у меня английский язык родной. Не падайте духом. Все, что можно
сделать, сделаем.
Однако вопреки ожиданиям клиент не возликовал и не стал рассыпаться в
благодарностях. На худом, пучеглазом лице отразилось крайнее удивление,
впрочем, в следующую же секунду сменившееся облегчением.
- Вы забыли, что у этого человека нет денег! - торжествующе воскликнул
он. - Это совершенно некредитоспособный субъект! Он не сможет вам заплатить.
Я же говорил, все его сбережения съели шарлатаны и обманщики!
- Это я уже понял. Тем не менее, постараюсь помочь вашей жене.
От этих слов аноним вдруг как-то поник. Устало поморгал, потер веки.
Вяло сказал:
- С чего вы взяли, что речь обо мне? Это я так, некую трудную ситуацию
обрисовал...
И тут Нику сорвало с винта во второй раз, куда основательней, чем в
прошлый.
Он вскочил так порывисто, что отъехало кресло, и заорал на
псевдо-Кузнецова самым недостойным, постыднейшим образом. Нет, оскорблений в
его филиппике не содержалось, но слово "совесть" прозвучало трижды, а
выражение "кто дал вам право" целых четыре раза. Черт знает, что творилось
сегодня с русским англичанином - он сам себя не узнавал. Должно быть,
перенервничал из-за несуществующей бритвы.
Пакостник слушал Никину тавтологию внимательно, не проявлял ни малейших
признаков раскаяния или обиды. Скорее в его глазах читалось нечто вроде
радостного изумления.
На шум и крик в кабинет влетела Валя. То есть влетел, потому что
женщина-вамп, явившаяся утром на работу и всего полчаса назад поившая шефа
чаем, успела трансмутироваться в стройного бритоголового юношу. Исчезли
косметика и фиолетовый парик, туфли на десятисантиметровом каблуке сменились
тяжеленными ботинками, блузка - асимметричным свитером грубой вязки. Эта
метаморфоза означала, что фандоринский ассистент, личность капризная и
непредсказуемая, ошибся в дефиниции сегодняшнего дня и на ходу поменял его
цвет с розового на голубой.
Валя Глен появился на свет существом мужского пола, однако в процессе
подрастания и взросления тендерное позиционирование необычного юноши
утратило определенность. Иногда Вале казалось, что он - мужчина (такие дни
назывались голубыми), а иногда, что он, то есть она - женщина (это
настроение именовалось розовым). Фандорин сначала пугался интерсексуальности
своего помощника и никак не мог разобраться с грамматикой - как говорить:
"Ты опять строила глазки клиенту!" или "Ты опять строил глазки клиентке!" Но
потом ничего, привык. По розовым дням ставил глаголы и прилагательные в
женский род, по голубым - в мужской, благо спутать было трудно, поскольку
Валя даже говорил двумя разными голосами, тенором и контральто.
Стало быть, вбежал в кабинет андрогин, успевший перекрасить сегодняшнее
число в цвета неба, и воинственно подлетел к посетителю.
- Вас ист лос, шеф? Сейчас я этого гоблина делитом и в баскет!
Сиюминутная половая самоидентификация никак не отражалась на Валином
лексиконе - в любой из своих ипостасей он выражался настолько своеобразно,
что без привычки и знания языков не поймешь. Во всем было виновато хаотичное
образование: Глен успел поучиться в швейцарском пансионе, американской
хай-скул и закрытой католической школе под Парижем, но всюду задерживался
ненадолго и нахватался от разных наречий по чуть-чуть. Николас содрогался от
мысли, что через сто лет все человечество, окончательно глобализовавшись,
будет изъясняться примерно так же. Да и выглядеть, наверное, тоже. Пока же,
слава Богу, Глен мог считаться существом экзотическим.
Сделалось стыдно - и за собственные вопли, и за невоспитанного
ассистента. Фандорин махнул Вале, чтоб исчез, а перед посетителем извинился,
закончив словами: "Вы должны меня понять".
- Ничего, я понимаю, - снисходительно обронил несостоявшийся клиент,
проводив взглядом Валю. - Этот молодой человек очень похож на вашу
секретаршу. Ее родственник? Он тоже работает у вас?
- Да, брат. Помогает, когда дел много, - соврал Ника. Не объяснять же
про голубое и розовое - у человека и так психика не в порядке.
Удовлетворившись ответом, странный гость снова воззрился на Фандорина.
Пожевал губами. Изрек:
- Случай не очевидный. Суд удаляется, на совещание.
Встал, с достоинством кивнул и прошествовал к выходу. Ну явный
шизофреник, что с такого возьмешь.
Николас сокрушенно вздохнул, развернул монитор поудобней. Экран скинул
черную завесу, ожил. Возник крупный план: лицо Екатерины. Величайшая женщина
русской истории смотрела на Нику внимательно, не мигая, как будто знала, что
решается ее участь.
Глаза же у матушки-государыни оказались светло-серые, лучистые, с
хитрыми морщинками по краям. А может, морщинки не от хитрости, а от щек,
подумал Митридат. Вон какие щеки пухлые, словно две подушки. Давят, поди, на
глаза-то.
Богоподобная Фелица была вся такая: толстая, раздутая, будто едва
втиснувшаяся в платье. Ступня, поставленная на резную скамеечку, выпирала из
сафьяновой туфельки, как разбухшее тесто из чугунка, подбородок висел
складками, и даже под носом, где по физиогномическому устройству вроде бы и
не положено, тоже была складка - надо думать оттого, что ее величеству
приходится много улыбаться без истинной веселости, по привычке извлек
причину из следствия Митя.
Августейший взгляд задержался на маленькой фигурке на какую-нибудь
секунд очку, но Митридат сразу же прижал руку к сердцу, как учил папенька, и
изящно поклонился, отчего на лоб щекотно сыпануло пудрой с волос. Увы,
царица равнодушно скользнула своим светоносным взором снизу вверх, с
полуторааршинного мальчугана на саженного индейца, не заинтересовалась и им.
Чуть подольше разглядывала усатую женщину. Раздвинула губы в рассеянной
улыбке, снова посмотрела в карты.
- Я чай, дама-то бубновая вышла? - произнес слабый, дребезжащий голос,
выговаривавший слова на немецкий манер. Жирная рука нерешительно взяла из
желоба на столе белую фишку, подержала на весу. Как вам это понравится, а?
Хороша повелительница Российской империи, не может запомнить, какие карты
вышли, а какие нет! Это в бостон-то, игру простую и глупую, где всего
тридцать шесть листков!
Тут Митя в императрице окончательно разочаровался. На портретах-то ее
Минервой рисуют, Афиной Палладой, а сама как есть бабушка старая.
Точь-в-точь асессорша Луиза Карловна, что заезжает к маменьке по четвергам
кофей пить. Даже чепец такой же! А что это у ее величества пониже уха
(государыня как раз повернулась к партнерше слева)? Ей-богу, бородавка,
сиречь кожный узелок на эпителиуме, и из бородавки седые волоски. Ну и ну!
Он жалостливо покосился на папеньку, что стоял справа и немного позади,
как было предписано инструкцией. Вот уж кто, должно быть, сражен и убит. Как
он живописал небесную красоту и величавость новой Семирамиды! Бывало, даже
глаза увлажнялись слезой, а тут нате вам.
Но папенька, казалось, не заметил ни поросячьих щек, ни противной
складки под носом, ни волосатой бородавки. Его прекрасные, немного навыкате
глаза сияли экстатическим восторгом. Алексей Воинович тихонько ткнул сына
пальцем в плечо: не вертись, стой смирно. И Митридат стал стоять смирно,
только смотрел уже не на жирную старуху, а на других игроков, которые били
несравненно приятней взору.
Когда Екатерина, наконец, решилась и на синее сукно неуверенно легла
карта, молоденькая дама, что сидела слева, быстро захлопала пушистыми
ресницами, закусила нижнюю губку и неуверенно оглянулась на соседа, славного
юношу в голубом мундире. Этих двоих Митя сразу признал, потому что, в
отличие от царицы, оба были похожи на свои портреты. Юноша - его высочество
Императрицын Внук, а прелестная особа - его супруга, урожденная маркграфиня
Баден-Дурлахская. (Митя по привычке проверил память: маркграфство Баден -
712 тысяч населения обоего пола, из коих две трети придерживаются лютеровой
веры; обширность - 3127 квадратных миль; добывают железо, а еще курят вина,
славнейшие из которых "маркграфское" и "клингельбергское".) Ее высочество
чуть повернула свои карты, чтобы супруг мог в них заглянуть, великий князь
шепнул нечто в розовое ушко, и она тихонько прошелестела:
- Je passe.
Августейший Внук тоже спасовал - видно, и у него карта не задалась.
Зато четвертый игрок, небывалый красавец в голубой муаровой ленте, с
бриллиантовым кренделем на плече, на туфлях - замечательные пряжки из
сверкающих камешков (надо думать, не цветные стеклышки, как у Митридата, а
самые настоящие рубины-изумруды), - небрежно шлепнул государынину карту
своей.
- Вот она, дама-то. Запамятовали, матушка, - засмеялся победитель и
придвинул все фишки к себе.
Митя уже догадался, что это непременно должен быть наиглавнейший при ее
величестве человек, сам Фаворит, светлейший князь Платон Александрович
Зуров, больше некому. Папенька про князя много рассказывал. И всякий раз при
том губу закусывал, крыльями носа дергал - сетовал на судьбу за злейшее к
себе неблаговоление. Одному все:
И генерал-фельдцейхмейстер, и главноначальствующий флотом, и
генерал-от-инфантерии, и крестьян пожаловано по круглому счету до пятидесяти
тысяч, а другому, отнюдь не менее достойному, - разбитая жизнь, неутешное
сердце да горькие сожаления. А ведь могло все иначе быть, говаривал
папенька, и тут его глаза всякий раз загорались искрами, подщипанные брови
выгибались, а голос начинал трепетать и срываться.
Историю эту Митя слышал множество раз и знал в доскональности, слово в
слово. Как служил папенька в юные годы в том же конногвардейском полку,
откуда впоследствии вознесся Платон Александрович, и тоже сумел себя
показать - уже присматривалась к писаному красавцу царица. Что
присматривалась! Однажды (о вечнопамятный день!) изволила поманить пальцем,
взяла за подбородок и повернула папенькину голову в профиль, а уж профиль у
секунд-ротмистра Алексея Карпова был чистый бронза-мрамор, после чего
кандидат был отправлен на осмотр к лейб-медику и достойно прошел апробацию у
самой "испытательницы" Анны Степановны Протасовой, чем впоследствии особенно
гордился. В чем заключалась апробация, Митя представлял себе неявственно, но
в этом месте родительского рассказа ему всегда делалось страшно. По словам
папеньки, прославленная камер-фрейлина Анна Степановна была страшней
африканского единорога, а единорогов Митридат видал на картинке в
энциклопедии - куда как ужасны. Это у государыни нарочно так устроено,
объяснял Алексей Воинович, - чтобы себя от женской обиды уберечь: если уж
кандидат самой Протасовой не заробел и молодцом себя проявил, то и ее
царское величество не расстроит.
А только зря папенька геройствовал. Вернулся в столицу не ко времени
грозный Киклоп, да и вышиб бойкого офицерика и из Петербурга, и из гвардии,
да так свирепо, что у папеньки тогда нервная болезнь приключилась, еле-еле
потом пиявками да грибами-мухоморами залечился. Когда Митя был
несмышленышем, ему часто по ночам мерещился Киклоп, злоковарное чудище с
одним-единственным огненным глазом, замыслившее истребить весь карповский
род. Это уж потом, войдя в разум и сделавшись из Митеньки Митридатом, он
узнал, что папеньку обидел не греческий пещерный великан, а князь
Потемкин-Таврический. Тому три года всемогущий временщик издох, и отставной
секунд-ротмистр быстренько собрался в столицу, однако не задержался там и
вернулся в слезах: оказалось, что новый Фаворит, этот вот самый Зуров, сидит
на своем месте прочно, собою ослепительно хорош, да и моложе папеньки на
целых десять лет.
Про ослепительную красоту Митя неоднократно читал в романах, но думал,
что это так пишут в метафорическом смысле. Оказалось, правда. Князь Зуров и
в самом деле ослеплял: кожа на лице и руках вся посверкивала золотыми
звездочками - прямо глазам больно. До сего дня Митя твердо знал, что самый
красивый мужчина на свете - его отец, Алексей Воинович Карпов, а теперь
вдруг усомнился. Тут же себя и устыдил: если папеньке на его белый с
серебром камзол столько же бриллиантов понашить, да лицо-руки золотой пудрой
присыпать, это еще посмотреть надо, кто выйдет краше.
- Еще партию? - спросила матушка-государыня - не у великого князя и
великой княгини, а у Зурова.
Фаворит потянулся, Скучливо зевнул, не прикрывая рта - блеснули ровные,
крашенные жемчужной эмалью зубы.
- Надоело.
Их высочества, не дожидаясь ответа императрицы, сразу же поднялись
из-за стола. Под семенил пожилой лакей, ловко смахнул карты и фишки на
серебряный поднос.
Государыня ласково поправила князю замявшийся кружевной манжет.
- Так не угодно ль в шахматы, друг мой? Папенька снова ткнул сзади
пальцем - вот оно, начинается, зри в оба.
А другой лакей уже нес доску, распрекрасную собой, слоновой кости и
эбенового дерева; третий в два счета расставил фигуры - ее величеству белые,