Акунин Борис. Внеклассное чтение

И повесила трубку. Жена у Николаса была ужасно невоспитанная. Он давно
к этому привык и не обижался, только иногда, в философические минуты, диву
давался - что за диковинную пару они собой представляют: двухметровый
рефлексирующий мямля, воспитанный в вест-эндской частной школе, и маленькая,
задиристая пантера из бескудниковских джунглей. Налицо несхожесть вкусов,
противоположность темпераментов, даже внутренние хронометры у них настроены
по-разному - Алтын живет по секундной стрелке, а он ведет отсчет времени на
века. Почему молодая, стильная, победительная женщина до сих пор не послала
"баронета хренова" (как выражалась Алтын в сердитые минуты, и это еще в
лучшем случае) к королеве-матери (еще одно выражение из ее динамичного
лексикона), для Фандорина было загадкой, чудом из чудес. Однако спасибо за
то, что на свете есть чудеса, и не стоит подвергать их химическому анализу.
Полное название "секции по растленке" было такое: Секция по борьбе с
растлением несовершеннолетних при Всероссийском Обществе Защиты
Нравственности Юношества (в просторечии "Возня"), одним из учредителей и
спонсоров которого являлась газета "Эросс". К этим общественным обязанностям
Алтын относилась не менее серьезно, чем к редакционным, и никакого
противоречия между обеими сферами своей деятельности не видела. На ехидные
Никины замечания отвечала: полноценная сексуальная жизнь нравственности не
помеха, а если ты, дожив до сорока лет, этого еще не понял... - и дальше
начинались оскорбления.
Забрать из детского сада детей? Однако Николас обещал, что съездит с
Валей Гленом в Мюзик-холл. Валя давно занимался современным танцем, но
исключительно для собственного удовольствия, а тут вдруг решил попробовать
свои силы на профессиональной сцене. В Мюзик-холле шел открытый кастинг для
нового супер-продакшна "Пиковый валет", и человек будущего очень нервничал,
просил оказать моральную поддержку. Должно быть, затем и в кабинет
заглядывал - проверить, не забыл ли шеф про у обещание.
Сейчас четверть седьмого. В саду детей держат до восьми, самое позднее
до половины девятого. Значит, нужно было торопиться.
Фандорин вышел в приемную.
Глен стоял у окна, выходившего во двор, и что-то сосредоточенно
разглядывал. По стеклу плыли неземные красно-синие отсветы.
Заинтересовавшись их происхождением, Николас присоединился к своему
помощнику.
Колодец двора, расписанный домоуправлением в цвета лунного кратера,
смотрелся жутковато, но красиво. Окна сияли, как планеты, а внизу стоял
луноход - милицейский автомобиль, гонявший по стенам красные и синие блики.
Какие-то люди водили по земле кружками яркого света, и на мгновение из
полумрака выхватился нарисованный мелом контур человеческой фигуры.
- Что там такое? - спросил Фандорин.
- Улет, старфлайт, - мечтательно протянул Валя.
- Какой улет?
- Полный. Мужик какой-то взял и улетел. Абсолютно. Послал всех на
факофф и улетел. Наверно, вмазал "белого" или стэмпов нализался - от них
тоже крылья вырастают.
- Кто-то выкинулся из окна? - спросил дрогнувшим голосом Ника. - Только
что? Живешь обычной, счастливой жизнью, расстраиваешься или радуешься из-за
пустяков, а в это время совсем рядом кто-то задыхается от нестерпимой боли
или невыносимого одиночества и выносит сам себе смертный приговор...
- Не, давно уже. Часа три. Сначала альтефрау дворовые заголосили, потом
приехали флики. Я хотел вам сказать, а вы меня по бэксайду веником.
- Ты что тут про стэмпы плел? - нахмурился Николас, отходя от окна. -
Какие еще крылья? Смотри, Валентин, ты мне слово давал. Будешь баловаться с
наркотиками - вылетишь в секунду, без выходного пособия.
- То-то с бонанзы соскочу, - съязвил ассистент.
Туше. Что правда, то правда - денег Николас платил своему помощнику
мало, да и те с задержками. С другой стороны, Глен работал в "Стране
советов" не из меркантильных соображений. Мать-банкирша (Валя называл ее
Мамоной) выдавала сынуле на кино и мороженое куда больше, чем Николас
зарабатывал в самые хлебные, докризисные времена. Фандорин неоднократно
намекал представителю золотой молодежи, что при нынешней конъюнктуре вполне
может обойтись и без секретаря, но реакция на подобные демарши была бурной.
В голубые дни Валя наливался скупой на слова мужской обидой, а в розовые
закатывал, то есть закатывала истерику с рыданиями.
Глен не делал секрета из причины, по которой пять дней в неделю, с
одиннадцати до шести, просиживал в приемной офиса 13-а. Причина была
романтической и называлась "Любовь". В каком из двух своих качеств Валя был
(была?) влюблен(а) в шефа, для последнего оставалось загадкой, ибо Николас
ловил на себе томные взгляды ассистента и в голубые, и в розовые дни. Глен
обладал чудовищным терпением гусеницы-древоточицы и, несмотря на абсолютную
невосприимчивость обожаемого начальника к андрогинным соблазнам, явно не
терял надежды рано или поздно добиться своего. Фандорин понемногу привык к
утомительным повадкам секретаря - зазывному трепету ресниц, облизыванию
якобы пересохших губ, беспрестанному соскальзыванию бретельки с точеного
плечика - и перестал обращать на них внимание. В конце концов, с
канцелярской работой Валя справлялся превосходно, а на выезде и вовсе был
незаменим. Где найти другого такого сотрудника, да еще за столь
неубедительную зарплату? В этой логике безусловно присутствовал постыдный
элемент содержанства, но Фандорин рассчитывал, что Валина страсть постепенно
перейдет в платоническую фазу - ведь сексуальная жизнь человека будущего
протекала куда как бурно и без Никиного участия.
Валя укоризненно потупился, ласкающим движением руки провел по своей
тонкой шее, любовно обрамленной воротом пятисотдолларового свитера, погладил
себя по полированной до зеркального блеска макушке. Он очень гордился
идеальной формой черепа и в мужской своей ипостаси выставлял ее напоказ, в
женской же предпочитал разнообразие в прическах - в особом шкафу у него
висело несколько десятков париков самых невообразимых фасонов и расцветок.
- Ладно вам закидываться. - Глен одним пальцем дотронулся до Никиного
плеча. - Захотел человек и улетел. Его прайваси. Мы все как перелетные
фогели. Поклюем семечек, выведем птенцов и курлык-курлык, пора в райские
страны. Шеф, мы едем в театр или нет? Ай эм coy нервэс, прямо кошмар!

x x x

Все он врал про кошмарное волнение. Это стало ясно, когда три десятка
претендентов стали отплясывать на сцене, следуя командам режиссера
("Ручейком назад! Прыжок!
Еще! Теперь поработайте ногами! Девушка в зеленом трико, я сказал
ногами, а не задницей! Волну руками! Так! Показали растяжечку!").
Среди всего этого броуновского движения Глен смотрелся прима-балериной
в окружении кордебалета. Его прыжки были самыми высокими, ручеек самым
изящным, ноги он закидывал так, что колено сливалось с плечом, а когда
режиссер велел "поддать эротики", все, кто сидел в зале, смотрели уже только
на новоявленного Антиноя.
При этом Валя еще успевал метать быстрые взгляды на шефа, так что
замысел был очевиден: привел для того, чтобы впечатлить. Фандорин вздохнул,
посмотрел на часы - через десять минут пора было ехать за детьми.
Режиссер выставил со сцены всех кроме Вали и теперь гонял его одного,
так что исход конкурса можно было считать предрешенным.
И следующая группа конкурсантов, и болельщики, и даже посрамленные
претенденты не сводили глаз с божественного танцовщика, подбадривали его
криками и аплодисментами. Особенно усердствовали девушки. Николас заметил,
что некоторые из них с явным интересом поглядывают и на него. Это было
лестно. Если в сорок лет на тебя засматриваются нимфетки, значит, ты еще
чего-то стоишь. Он расправил плечи, небрежно закинул руку на спинку пустого
соседнего кресла.
Одна девчушка, очень худенькая, из-за алого трико похожая на весеннюю
морковку, пошептавшись с подружками, направилась к Фандорину. Ну, это уж
было лишнее. Невинно полюбоваться младой порослью - это одно, но вступать с
нею в переговоры, да еще, возможно, нескромного свойства?
На всякий случай он снял руку с кресла, застегнул пиджак и нахмурился.
- Извините, вы голубой? - спросило дитя, приблизившись.
Зная раскованность московской молодежи, Николас не очень удивился.
Просто ответил:
- Нет.
Морковка просияла, обернулась к подружкам и показала им два пальца,
сложенные колечком - окей, мол.
- Значит, вы его ботинок? - кивнула она в направлении сцены. - Пришли
попсиховать?
Только теперь до Николаса дошла причина девичьей заинтересованности в
его персоне. Слово "ботинок" (производное от "батя") на живом великорусском
означало "отец".
- Не ботинок, а коллега, - печально молвил он. - Однако не советую вам,
милая барышня, увлекаться Валей.
Девчушка схватилась за сердце.
- Так это он голубой? Он не по девчонкам, да?
Николас не сразу придумал, как объяснить окрашенность Валиных
пристрастий.
- Он... полихромный. Но, повторяю еще раз, не советую. Наплачетесь.
- Вы, дяденька, советами своими на базаре торгуйте, - ответила
повеселевшая барышня. - Хорошие бабки получите.
И пошла себе. Вот уж воистину: устами младенца.

x x x

На Покровку, в детский сад "Перипата", Николас домчал быстрей, чем
рассчитывал. Всегдашней пробки на бульваре не было - спасибо ноябрю,
полудремотной поре, когда замедляется ток всех жизнеформирующих жидкостей, в
том числе московского траффика.
Сад был не обычный, казенного образца, а прогрессивный, частный. Некая
преподавательница-пенсионерка, устав прозябать на полторы тысячи в месяц,
набрала группу в десять детей. Ее соседка по коммуналке, в прошлом
художник-график, отвечала за питание. Стихийно возникший штат дошкольного
учреждения дополняли остальные соседи: безработная аптекарша и увечный
майор-спецназовец, которому доверили спорт и подвижные игры. Платить за
детей приходилось немало, но "Перипата" того стоила - даже взыскательная
Алтын была детсадом довольна.
Геля сидела в прихожей на галошнице, болтая ногами.
- Явился, - сказала она (научилась суровости у матери). - Между прочим,
восемь часов. Костю с Викой уже забрали.
Прислушавшись к воплям, доносившимся из глубины квартиры, Николас
парировал:
- Но остальные-то еще здесь.
- А Костю с Викой уже забрали, - непреклонно повторила дочь, но все же
чмокнула отца в щеку, и Ника привычно растрогался, хотя поцелуй был всего
лишь данью традиции.
- Что же ты не играешь?
- Я не люблю про взятие дворца Амина. - Какого дворца? - изумился
Фандорин.
- Ты что, пап, с Чукотки? - покачала головой Геля. - Амин - это
афганистанец, который хотел нас всех предать.
- Афганец, - поправил Ника, мысленно, уже в который раз, пообещав себе
поговорить с майором Владленом Никитичем, забивающим детям голову всякой
чушью. И потом, что это за выражение про Чукотку? Или побеседую с самой
Серафимой Кондратьевной, дал себе послабку магистр, потому что несколько
побаивался ветерана спецназа, у которого вместо куска черепа была вставлена
титановая пластина.
Минут двадцать ушло на то, чтобы вытащить из боя сына. Эраст дал себя
эвакуировать, лишь получив тяжелое ранение в сердце. Николас вынес героя в
прихожую, одел, обул. Сознание вернулось к раненому только на лестнице.
Все-таки удивительно, до чего мало близнецы были похожи друг на друга.
Геля светловолосая, в отца, а глаза мамины, темно-карие. Эраст же, наоборот,
получился черноволосым и голубоглазым.
Из-за имен между супругами разразилась целая баталия - никак не могли
между собой договориться, как назвать сына и дочку. В конечном итоге
поступили по-честному: мальчика нарек отец, девочку мать. Оба - Николас и
Алтын - остались крайне недовольны выбором противной стороны. Жена говорила,
что мальчика задразнят, будут обидно рифмовать, про героического прадеда
Эраста Петровича слушать ничего не желала. Ника тоже считал имя Ангелина
пошлым и претенциозным. Хотя дочке оно, пожалуй, подходило: при желании она
могла изобразить такого ангелочка, что умилился бы сам Рафаэль.
В отсутствие Алтын принцип единоначалия в семье Фандориных действовать
переставал, начинался разгул анархии и вседозволенности, поэтому уложить
детей в кровать Николасу удалось только к десяти. Теперь оставалось прочесть
вечернюю сказку, и можно будет поработать над сценарием дальнейших
приключений камер-секретаря.
- "Иван-царевич и Серый Волк", - прочитал Ника заглавие сказки и
подержал вкусную паузу.
Эраст, мальчик толстый, неторопливый, обстоятельный, подпер голову
рукой и сдвинул брови. Угол, где стояла его кроватка, был сплошь увешан
оружием и батальными рисунками. Геля приоткрыла губы, одеяло натянула до
самого подбородка - приготовилась бояться. На стене у нее было нарисовано
окошко с видом на море, поверх рисунка - настоящие занавески с кружевами.
- "В одном царстве, в русском государстве жил-был царский сын
Иван-царевич", - начал Фандорин.
- Мальчик? - немедленно перебила Геля. - Опять? То про
Мальчика-с-пальчика, то про Емелю. А про девочку когда?
Эраст выразительно закатил глаза, но проявил сдержанность, ничего не
сказал.
- Будет и про девочку, - пообещал Фандорин, наскоро пробегая глазами по
строчкам - по правде говоря, сказку про Серого Волка он помнил плохо, разве
что по картине Васнецова. - Попозже.
- Так нечестно. Пускай сразу про девочку.
- Ну хорошо. И жила там же девочка, звали ее Марья-царевна. Собою
пригожа, да мила, да кожей бела...
- А Иван-царевич? - немедленно взревновал сын. - Он что, не пригож?
- Конечно, пригож.
- И мил, и кожей бел, - закончил Эраст.
- Да. - Николас отложил книжку. При таком интерактивном режиме дочитать
сказку до конца удавалось редко - приходилось выдумывать на ходу. - Полюбили
Иван-царевич и Марья-царевна друг друга, решили пожениться...
- Нельзя, - отрезал Эраст.
- Почему?
- Они брат и сестра.
- С чего ты взял?
- Отчество одинаковое. Иван Царевич и Марья Царевна. Сестры с братьями
не женятся, так не бывает.
Николас подумал и нашелся:
- Это же сказка. В сказках, сам знаешь, все бывает.
Эраст кивнул, можно было продолжать.
- Но полюбил Марью-царевну злой волшебник Кашей Бессмертный, похитил ее
и уволок далеко-далеко, в тридевятое царство, в тридесятое...
Тут перебили оба. Геля заявила:
- Если полюбил, значит, не такой уж он злой.
Сын же подозрительно прищурился:
- Не по-онял. - (Это он из телевизионной рекламы научился так говорить,
теперь не вытравишь.) - Какой такой Кащей Бессмертный? Которому мы с
Иванушкой-дурачком сначала яйцо разбили, а потом иголку сломали? Он же пал
на землю и издох!
- Ну... - не сразу нашелся Фандорин. - Это потом было. Марью-царевну он
раньше украл.
- Значит, и рассказывать нужно было сначала про Иван-царевича, а потом
уже про Иванушку-дурачка, - проворчал Эраст. - А то так неправильно. Ладно,
давай дальше.
Геле на ее замечание про любовь, совершенно справедливое, Николас
ничего не ответил, только улыбнулся и погладил по мягким волосам. Она
нетерпеливо дернула головой - не до глупостей, мол, продолжай.
- Сел Иван-царевич на доброго коня и отправился на поиски
Марьи-царевны. Едет через темные леса, через глубокие моря, через высокие
горы, за синие озера. Месяцу. едет, два, три, и попал в такое место, что
ничего там нет, только ветер воет да вороны каркают. Видит - лежит на дороге
большой-пребольшой камень, и на нем написано:
"Прямо пойдешь - жизнь потеряешь, налево пойдешь - душу потеряешь,
направо пойдешь - коня потеряешь, а назад отсюда дороги нет".
- Может, хватит уже про Иван-царевича? - взбунтовалась Геля. - Теперь
нужно про Марью-царевну рассказать. Как она там. жила, у Кащея Бессмертного,
о чем они разговаривали, чем он ее угощал, какие подарки дарил.
- Почему ты думаешь, что он ее угощал и дарил подарки?
- Ведь он же ее полюбил.
- Да, правильно. - Николас почесал нос. - Ну, в общем, жила она у него
не сказать чтобы плохо. Мужчина он был собой видный, еще нестарый, много
повидал на своем веку, да и умный. Рассказчик замечательный. Но не могла
Марья-царевна его полюбить, потому что...
- Потому что сердцу не прикажешь, да? - подсказала дочь.
Эраст деликатно покашлял:
- Кхе-кхе.
Это означало: не хватит ли про ерунду? Фандорин двинул фабулу дальше:
- Стоит Иван-царевич перед камнем, выбирает, куда ехать. Жизнь ему
терять неохота, душу тем более...
- А как это - душу потерять? - заинтересовалась Геля.
- Это самое страшное, что только может случиться. Потому что со стороны
совсем незаметно. Вроде человек как человек, а души в нем нет, одна
видимость, что человек.
- И много таких? - встревожилась дочка.
- Нет, - успокоил ее Ника. - Очень мало. Да и те не совсем пропащие,
потому что, если очень захотеть, душу можно обратно отыскать.
- Мы сказку рассказывать будем? - положил конец схоластической
дискуссии Эраст. - Куда же он поехал?
- Направо, конечно.
Геля спросила дрогнувшим голосом:
- А конь? Он же добрый был, ты сам сказал.
И сын насупился: непорядок.
- А коня он с собой не взял, - придумал Ника. - Около камня оставил,
пастись.
- Это правильно, - одобрил практичный Эраст. - Можно его на обратном
пути забрать.
Тут по законам жанра требовалось подпустить саспенса, и Николас
заговорил страшным голосом:
- Пошел Иван-царевич направо и забрел в густую-прегустую чащу. Ух, как
там было темно! Под ногами что-то шуршало, над головой шелестели чьи-то
крылья, а из мрака светились чьи-то глаза.
- Ой, - сказала Геля и натянула одеяло до самых глаз, а Эраст лишь
мужественно стиснул зубы.
- Вдруг на тропинку как выскочит Серый Волк! - продолжал нагнетать
Николас. - Зубы вот такие, когти вот такие, шерсть дыбом! Как оскалит
желтые, острые клычищи...
Здесь пришлось прерваться, потому что зачирикал дверной звонок. Кто бы
это мог быть, в одиннадцатом часу? Может, Алтын передумала ехать на свою
растленку?
- Сейчас открою и вернусь, - сказал Ника, поднимаясь.
Нет, это была не Алтын.
На лестничной площадке стоял мужчина в спортивной куртке. Лицо бритое,
с упрямо выдвинутой челюстью, глаза маленькие, бойкие. Под мышкой незнакомец
держал ложно-кожаную папку на молнии.
- Николай Александрович Фандорин здесь проживает? - спросил он, глядя
на долговязого хозяина квартиры снизу вверх.
- Да, это я, - настороженно ответил Николас.
Всякому жителю России известно, что от поздних неожиданных визитов
добра не жди.
- Так это я, выходит, к вам, - широко улыбнулся мужчина, словно сообщал
необычайно радостную весть. - Из МУРа я, из шестнадцатого отдела.
Оперуполномоченный Волков Сергей Николаевич.
Открыл перед носом маленькую книжечку, подержал, но недолго - Фандорин
успел лишь прочесть слово "капитан".
- Разрешите войти? Разговорчик есть. Капитан качнулся вперед, и Николас
инстинктивно отступил, давая дорогу.
Переступив порог, оперуполномоченный МУРа жизнерадостно объявил:
- Хреновые ваши дела, гражданин Фандорин. Как говорится, заказывайте
белые тапочки.
И оскалил острые, желтые зубы в хищной улыбке.
От этого оскала Николас непроизвольно сделал еще два шага назад, и
капитан немедленно завладел освободившейся территорией. Он повертел головой
вправо-влево, зачем-то потер пальцем старинное зеркало в раме черного дерева
(куплено на Арбате во времена преддефолтного благополучия).
- Венецианское? Вещь!
- Почему венецианское? Русское, московской работы, - пролепетал Ника. -
Какие тапочки? Что вы несете?
- Поговорить нужно, - шепнул милиционер, трогая хозяина за пуговицу -
такая уж, видно, у него была дурная привычка, за все хвататься руками. -
Ага, поговорить.
От этого бесцеремонного хватания, от идиотского шепота Фандорин наконец
пришел в себя и разозлился. Не на позднего гостя - на себя. Что за дикость,
в конце концов? Почему честный, законопослушный человек должен нервничать
из-за визита милиции, хоть бы даже и криминальной?
- Кому нужно? - неприязненно спросил он, снимая с груди руку капитана.
- Почему вы пришли без предварительного звонка, да еще в такое позднее...
- Вам нужно, - перебил Волков. - В первую очередь вам. Зайти-то можно?
- Входите, раз пришли. Николас первым вошел в гостиную. Можно ли
позвонить, капитан уже спрашивать не стал. Достал из кармана мобильный
телефон - дорогой, побогаче скромного Никиного "сименса" - нажал одну
кнопочку.
Коррупционер, решил Фандорин, которому развязный опер ужасно не
понравился. Известно, какая в милиции зарплата, на нее такой телефон не
купишь. Взятки берет или "крышует" - знаем, по телевизору видели.
- Але, Миш? - забубнил Волков, отвернувшись. - Это я, Серый. Ну че там
у вас с трупняком?... Понятненько. И особые по нулям?... Ясно... Хрена, сам
на Колобки волокись, я вам не нанялся... Да кручусь пока... Ага, у этого, у
кандидата. - Тут он коротко обернулся на Николаса, и тот понял, что он и
есть "кандидат". Почему-то от этого невинного слова по коже пробежали
мурашки. - Отбарабанюсь - звякну... Ага, давай.
Повертев по сторонам круглой, стриженной под полубокс башкой, капитан
спросил:
- Наверно, в загородном проживаете. А тут так, место прописки?
- Почему? - удивился Фандорин. - Здесь и живу. Загородного дома у меня
нет.
Эта информация оперуполномоченного почему-то озадачила. Он проворно
подошел к двери в кабинет, сунул нос и туда - вот какой бесцеремонный.
- Послушайте, капитан Сергей Николасаич Волков из шестнадцатого отдела,
- строго начал Ника, собираясь дать наглецу укорот, но милиционер повернулся
к нему, лукаво погрозил пальцем и протянул:
- Хреновата квартирка-то. Не склеивается у нас.
Николас удивился. По московским понятиям квартиру никак нельзя было
назвать "хреноватой". Двухсотметровая, в старинном, но полностью
реконструированном доме, с высоченными потолками, в свое время она съела
изрядный кус английского наследства. Тогда казалось, что это излишество, но,
если учитывать последующий дефолт, квартира обернулась единственным толковым
вложением капитала.
- Что "не склеивается"?
- Версия. Мрамора нет, ковры не наблюдаются, хрусталь-бронза
отсутствуют. Вы что, подпольщик? Как гражданин Корейко?
- Как кто? - моргнул Фандорин, которому в его британском детстве папа
сэр Александер не позволял читать советскую беллетристику. - Да что вы себе
позволяете? Вторглись в частное жилище, суете всюду нос! Что вам нужно?
Милиционер взял два стула, поставил их один напротив другого. Сел,
жестом пригласил садиться и хозяина.
- Ты лучше давай со мной начистоту, - строго сказал он. - Для вашей же
пользы. Ксиву видал? Я из шестнадцатого. Это отдел по раскрытию резонансных
убийств, понятно? Не "колбасник" какой-нибудь и не из налоговой. Пети-мети
по чужим карманам мести - не по нашей части. Колитесь, Николай
Александрович, на чем бабки варите. Слово Сереги Волкова - не настучу. Сам
их, клопов сосучих, не выношу... Ладно, сейчас я вам одну хреновину покажу,
после которой ты со мной стесняться перестанешь, как барышня у гинеколога.
Николас поморщился - метафора капитана Волкова ему не понравилась, как
и хамские перескакивания с "вы" на "ты". Но от невнятных речений
оперуполномоченного на душе становилось все тревожней. Кажется, завязывалась
какая-то мутная, неприятная история.
- А до завтра разговор не ждет?
Он оглянулся на дверь детской. Эраст и Геля, должно быть, заждались
продолжения сказки. Так вдруг захотелось послать капитана с его непонятными
речами и зловещими шарадами к черту, вернуться в ясный и светлый мир, где
нет никого страшней Серого Волка и всегда побеждает справедливость.
Но Волков уже совал в руки какой-то листок, и отделаться от этого
дурного наваждения не представлялось возможным.
- Почитайте-ка. А там уж сами решайте, ждать до завтра или не ждать.
Ваша жизнь не моя. Ага.
Это была ксерокопия машинописного текста. Не веря своим глазам, Ника
прочел:

ПРИГОВОР

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ФАНДОРИН, президент фирмы "Страна советов",
объявляется гадом и обманщиком, на основании чего приговаривается к высшей
мере справедливости - истреблению.

- Что за бред? - воскликнул Фандорин. - Где вы это взяли?
- До завтра так до завтра, - злорадно оскалился капитан, забрал листок
и сделал вид, что собирается уходить.
Однако сменил гнев на милость, вынул из папки большую глянцевую
фотокарточку.
- Из кармана вот у этого гражданина. На снимке был крупный план
мертвого лица: широко открытые глаза, нимб из растекшейся по асфальту крови.
Гримаса для трупа необычная - довольная и даже словно бы торжествующая.
Николас охнул.
- Знакомого увидали? - весь подобрался Волков.
- Да... Этот человек был у меня сегодня. На работе.
- Знаю. У него в кармане лежала реклама вашей фирмы. Во сколько?
- Где-то около трех. Что... что с ним произошло?
- Имя, фамилию знаете? - перешел на шепот милиционер, словно боялся
спугнуть добычу.
- Чью, его? - тупо переспросил Фандорин. - Кузнецов, э-э-э, вот
имя-отчество не запомнил. Что-то самое обычное. Иван Петрович, Сергей
Александрович... Не помню. Только вряд ли он назвался настоящим именем. Что
с ним случилось?
- Почему "вряд ли"?
- Не знаю, так мне показалось. Объясните же, наконец, как он погиб? И
что значит этот идиотский приговор?
Капитан разочарованно протянул:
- Правильно вам показалось... Проницательный вы человек, гражданин
Фандорин. Нипочем не стал бы он вам свое настоящее имя называть... Как