Страница:
— Разрешите вам представить, миссис Макинтайр, владыку всей нашей электроники Мартина Рида. Продолжайте, Мартин.
Тот снова сел за пульт, где над подсвеченной клавиатурой возвышался мерцающий зеленоватый экран, снабженный взамен обычной обтекаемой консоли радарного сканера новыми рядами кнопок и клавиш, тянувшихся, как в кабине авиалайнера, даже над головой оператора. Брент протянул ему шифратор:
— Завтра к двадцати четырем ноль-ноль приведите его в рабочее состояние.
— Есть, сэр.
— Я думала, ваш адмирал неисправимый ретроград и новых методов не признает, — сказала Дэйл, удивленно озираясь по сторонам.
— Он ретроград, пока это не затрагивает безопасность «Йонаги», — отвечал Брент. — И тут уж он становится горячим поборником прогресса.
— Верно, — со смехом подхватил Рид.
— Это ведь радар радиоэлектронной разведки, да? — спросила Дэйл, подавшись вперед и уперев руку в выставленное вперед бедро, выпукло обрисовавшееся под тканью.
Не меньше полудюжины операторов, привлеченных этой чарующей картиной, повернули к ней головы от своих дисплеев и планшетов.
— Совершенно верно, — сказал Мартин. — Это РЛС РЭР. — Он ласково погладил прибор. — «Рэйтеон SLQ—33». Лучше не бывает. Комплекс антенн по правому и левому борту обеспечивает обзор по азимуту на триста шестьдесят градусов во всех диапазонах и мгновенно определяет частоту. Свой собственный процессор. В пассивном режиме эта малютка перехватывает все электронные излучения и в течение тридцати двух миллисекунд проверяет их по своему каталогу «угроз», емкость которого, между прочим, восемьдесят килобайт, распределяя по типам и частотам. — Он ткнул пальцем в дисплей. — А потом пеленг и дальность высвечиваются на экране.
— И при этом не дает никакой возможности засечь себя?
— Ни малейшей, миссис Макинтайр. Сама она молчит как рыба.
— А как она подает сигнал тревоги?
— В наушниках у меня раздается такой характерный, как мы говорим, писк и одновременно удар гонга: его слышат все.
— Так. Ну, а что она умеет в активном режиме?
— О-о, миссис Макинтайр, — Рид ласкающими движениями любовника провел по четырем тумблерам на панели. — В активном режиме!.. В активном режиме она становится РЛС РЭП — радиоэлектронного подавления. В прежние времена, когда главную опасность представляли ракеты, ей просто цены не было: от нее зависели жизнь и смерть корабля.
— Она создавала помехи станциям наведения ракет на цель?
— Именно, миссис Макинтайр, именно! Теперь, конечно, наш поиск направлен главным образом на самолетные и судовые радары, пытающиеся нас нащупать. Ну, и конечно, подводные лодки: они доставляют нам хлопот не меньше, чем когда-то ракеты.
— Но к системе управления огнем она не подключена?
— Ферботен[7], миссис Макинтайр! «Гласность», знаете ли!
Все трое расхохотались.
Брент показал куда-то наверх:
— Управление огнем у нас там — старомодная такая штуковина с оптическим дальномером.
— Понятно, — протянула Дэйл, снова оглядываясь по сторонам: операторы уже смотрели не на нее, а на мерцающие зеленоватые экраны и электронные планшеты. — Скажите, а почему стоят вахту? Что они там пеленгуют? Ведь корабль в порту?
— По приказу адмирала Фудзиты, — ответил Брент. — Во-первых, это тренировка, а во-вторых, мы засекаем малые суда, подходящие слишком близко, и самолеты, вторгающиеся в воздушное пространство «Йонаги».
В эту минуту один из часовых, оставшихся у дверей БИЦ, громко кашлянул.
— Нам пора, миссис Макинтайр.
— Спасибо за экскурсию, Мартин, — сказала Дэйл Риду.
Тот улыбнулся в ответ:
— Всегда рады гостям. Приходите еще.
— Ну уж нет, — с неподдельным весельем расхохоталась она, сверкнув белоснежными зубами, — ваш адмирал вздернет меня на рее, потом утопит, потом четвертует.
Грянул дружный хохот. Только тогда Брент догадался, что вся вахта внимательно прислушивалась к их разговору, не пропуская ни слова. Под внимательными взглядами операторов он повел Дэйл к выходу.
Перед тем, как войти в подъемник, она попросила показать ей ходовую рубку. Вместе с матросами, неотступно, как сторожевые псы, следовавшими за ними, Брент и Дэйл вошли в просторный отсек. Переборки были обшиты дубовыми панелями, под ногами пружинил тиковый настил, надраенная медь сияла не хуже драгоценных безделушек в витрине «Тиффани» на Пятой авеню. При виде лейтенанта двое вахтенных вытянулись в струнку.
— Вольно! Продолжать! — поспешил скомандовать Брент.
В передней части рубки под рядами иллюминаторов, закрытых бронированными крышками, находился штурвал — деревянное лакированное колесо с рукоятками, — перед которым возвышался сверкавший желтой латунью репитер гирокомпаса, стояли магнитный компас, указатели глубины и скорости, четыре тахометра и четыре машинных телеграфа. Как и полагается на посту управления, все было вылизано и вычищено. Задняя часть рубки была занята прокладочным столом с разложенными на нем картами, УПП[8], параллельными линейками, циркулями и остро отточенными карандашами, в строгом порядке разложенными по специальным гнездам. Над столом на полках стояли десятки томов, содержавших бесконечное множество решений тех задач по триангуляции, которые приходилось решать штурману, определявшему местоположение корабля по звездам и планетам или по Солнцу с учетом поправок на ветер и течение. С одной стороны был укреплен маленький репитер РЛС с окуляром в верхней части кожуха, а с другой — свешивался сверху навигационный радиопеленгатор. Рядом с радаром стояли привинченные к полкам приемники междукорабельной связи. Над прокладочным столом в запертом шкафу, чтобы не вывалились во время качки, были сложены плотно скатанные в рулоны карты.
— Боже, до чего чисто! — восхитилась Дэйл. — Как в операционной!
— Это же «Йонага», — только и сказал в ответ Брент. Он обвел рукой пространство рубки: — Восьмидюймовая броня. Не забудьте, Дэйл, вы находитесь на одном из самых крупных линейных кораблей, когда-либо плававших в Мировом океане. А чтобы вывести из строя пост управления, требуется прямое попадание крупнокалиберного снаряда.
Дэйл кивнула на прокладочный стол:
— ЛОРАН[9] ваш адмирал, разумеется, презирает? Курс прокладывают по старинке?
— Да. Фудзита требует, чтобы всюду, где только возможно, применялись прежние способы. Капитан третьего ранга Ацуми наверно, лучший штурман в мире.
— Ну, а как «счислить место» в тумане? — спросила она, удивив Брента своей осведомленностью. — У нас была яхта, и я много ходила под парусом — и вдоль восточного побережья, и подальше забиралась, даже в Карибское море. Без радиопеленгатора я бы пропала.
Брент кивнул:
— Ацуми не знает себе равных в определении счислимого места.
Дэйл послала ему улыбку и взгляд, в котором столь явно читался призыв, что Бренту стоило труда удержаться и не обнять ее.
— У него огромный опыт, — сказал он, чтобы что-нибудь сказать, а чтобы не поддаться искушению, опустил руки по швам.
Док В—2, самый крупный в судоремонтном комплексе Йокосуки, был со всех сторон окружен пакгаузами и мастерскими. Портальные краны, словно усталые старые птицы, кормящие птенцов в гнезде, вытягивали шеи над кораблями, загружая в трюмы многотонные поддоны. «Йонага» и два эскортных «Флетчера» занимали док почти целиком. От причальной стенки до самого сигнального мостика шли леса, стоя на которых рабочие верфи и матросы в свете групповых рефлекторов устанавливали новые сигнально-отличительные огни и заменяли стволы у полудесятка 25-мм зенитных орудий. По борту со скребками и малярными кистями висели в люльках люди, занятые своей извечной и нескончаемой борьбой с ржавчиной, разъедающей корпус, подобно раковой опухоли. Звуки, которые не проникали сквозь задраенные переборки кают и отсеков, здесь сливались в оглушительный нестройный хорал: грохотали по рельсам колеса вагонеток и портальных кранов, рычали на нижней передаче автопогрузчики, пулеметными очередями стучали пневматические молотки, шипели, рассыпая искры, сварочные аппараты.
Брент и Дэйл по сходням спустились в док. Следом за ними шагали двое новых охранников с винтовками за плечами. Обоих лейтенант знал: старшим наряда был командир отделения трюмных мотористов жилистый и коренастый Ацума Куросу, толковый специалист и чемпион «Йонаги» по кендо. Еще он был известен как неуемный забияка — за ним только за то время, что Брент служил на «Йонаге», числилось несколько проломленных черепов.
Второй, Кензо Накаяма, тоже принадлежал к числу «коренных» членов команды и был, должно быть, самым старым рядовым матросом в мире. Он отлично разбирался в своем деле и знал штатное вооружение «Йонаги» лучше, чем иные мужья знают своих жен, но получить старшинские нашивки ему мешал вспыльчивый нрав: несмотря на свои шестьдесят два года, этот приземистый, широкогрудый и по-обезьяньи длиннорукий человек был опасен, как граната с выдернутой чекой: только и ждал случая с кем-нибудь сцепиться.
Оба матроса сохранили юношескую свежесть лиц и глянцевую черноту почти не тронутых сединой волос. Брент догадывался, почему адмирал Фудзита приказал выделить для охраны лейтенанта Макинтайр этих двоих — в случае столкновения спуску они не дадут никому. Брент машинально прикоснулся к левому боку, где в кожаном гнездышке плечевой кобуры пригрелся его 6,5-мм автоматический «Оцу», обладавший почти пулеметной скорострельностью.
Все четверо, как по команде, остановились и повернулись лицом к «Йонаге», созерцая родное судно с тем же безмолвным восторгом, с каким туристы дивятся чудесам природы вроде Большого Каньона или водопада Виктория. Исполинский корабль никого не мог оставить равнодушным — даже тех, кто привык к нему за годы службы. Они стояли так близко, что борт авианосца, за которым возвышались изящно округленные обводы надстройки, вздымаясь горой, терялся в поднебесье, и отсюда, с земли, люди, ползавшие по установленным на чудовищной высоте лесам, казались крохотными, как муравьи. Небольшое облачко спустилось ниже, окутало носовой прибор управления стрельбой и топы мачт, еще больше усилив сходство корабля с неким стальным Эверестом.
— Невероятно. Высотой до небес, а в длину, наверно, целая миля, — сказала Дэйл.
— Пятая часть мили, — уточнил Брент.
— Всего-навсего? — рассмеялась она. — Боже, мне никак не привыкнуть к мысли, что это — корабль, сделанный руками человеческими.
— Сейчас есть новые танкеры, которые еще длинней.
— Да я видела в нью-йоркской гавани. Может, они и длинней, но кажутся не такими гигантами, как это… — она остановилась, подыскивая слова. — Даже не знаю, как назвать… Это и боевой корабль, и аэродром, и небоскреб, и город…
— И адмирал Фудзита.
Она удивленно приподняла бровь:
— Да?.. Наверно, вы правы — и адмирал Фудзита.
Имея лидером старшину первой статьи Куросу, а замыкающим — матроса Накаяму, они двинулись к будке проходной, зажатой между двумя массивными пакгаузами. Миновали ряды бетонных «драконьих зубов», не дававших въезжать на территорию дока автомобилям. Из-за мешков с песком там и тут выглядывали стволы пулеметов, а весь док был по периметру обтянут толстой проволочной сеткой в десять футов высотой. Командиры блокпостов отдавали Бренту честь, и он козырял в ответ.
— Сюда не сунешься, а? — Дэйл на ходу придвинулась к нему ближе, их руки скользяще соприкоснулись на миг, и Брент почувствовал, как его охватывает знакомое волнение. На этот раз он не отстранился.
Он показал на проходную, где внутри над телефонами сидел начальник караула, а у ворот с винтовками «на ремень» расхаживало человек шесть матросов.
— В прошлом году, Дэйл, когда судно стояло в сухом доке, террористы на грузовике с двенадцатью тоннами пластиковой взрывчатки в кузове протаранили шлагбаум и попытались взорвать док вместе с «Йонагой». Еще немного — и от него ничего бы не осталось.
— Их удалось остановить?
Перед глазами Брента мелькнуло лицо за рулем грузовика — лицо Кэтрин Судзуки, кровавой террористки, на одну незабываемую ночь ставшей его возлюбленной… Снесенная будка проходной, стук пулеметных очередей, подрагивающий в его руке «Оцу», из которого он застрелил напарника Кэтрин, — и она, распростертая на земле, залитая кровью, хлещущей из пробитой груди — груди, столько раз целованной им!.. — ее молящие о пощаде глаза и между ними — сделанное его пулей круглое синеватое отверстие. Конвульсивно задергавшееся тело, разлетевшиеся по асфальту студенистые сгустки мозга.
— Да, — сказал он. — Удалось.
Вышедший из проходной начальник караула главстаршина Терухико Йоситоми, тоже ветеран «Йонаги» и механик на машине Йоси Мацухары, при виде офицера скомандовал «Смирно!». Приземистый и коренастый, с изжелта-смуглой кожей и густой шапкой седых волос, Йоситоми считался лучшим авиамехаником на корабле и знал себе цену. Многие летчики пытались переманить его к себе, однако он хранил верность Мацухаре.
— Очень рад вас видеть в добром здравии, мистер Росс. Поздравляю со сбитым «мессером». Это редко бывает, чтоб стрелок на B5N заваливал уже второго. Замечательный у вас глаз и твердая рука, — заговорил он, улыбаясь широко и приветливо.
— Спасибо, старшина, — ответил Брент. — Ну, как там наши друзья? — он кивнул в сторону автостоянки за проходной.
— Утром сшивалось их тут около сотни.
— Пикетчики? — спросила Дэйл. — Я их видела, когда ставила машину. Два-три человека, не больше.
— К десяти ноль-ноль разошлись, а те, кого вы видели, подсчитывают и записывают, кто вошел на территорию верфи, кто вышел. Иногда даже фотографируют офицеров с «Йонаги».
— А как вы определили, что утром их было около сотни?
— По нюху.
— Да? Это интересно. Ну, а сколько их там сейчас?
— Двенадцать, господин лейтенант.
— Эти скоты из «Красной Армии»?
— Скорей всего. Ну, а что делать? Кон… конституционные права, будь они неладны, — он развел руками.
— Демократия всегда защищает преступников, — с горечью заметил Брент.
Он козырнул, и они в прежнем порядке — впереди Куросу, за ним Брент рядом с Дэйл и наконец Накаяма — двинулись к стоянке.
Старшина Йоситоми ошибся — пикетчиков было одиннадцать. С транспарантами и плакатами в руках они выстроились ломаной линией у въезда на парковку. Все были отвратительного вида, оборванные и грязные, с нечесаными волосами до плеч, мужчины заросли многодневной щетиной. Только так и можно было отличить их от женщин, составлявших половину группы: те и другие были одеты одинаково — мешковатые штаны, драные футболки или рубахи навыпуск, на ногах — сандалии или кроссовки, головы непокрыты. Но у женщин, по крайней мере, на щеках и под носом ничего не росло. На плакатах было написано: «Японцы гибнут за американский империализм!», «За нефть мы платим кровью!» и непременное «Янки, убирайтесь домой!» Приближаясь к пикетчикам, Брент сунул руку за борт тужурки, нащупывая пистолет, а Куросу и Накаяма взяли винтовки наперевес, держа их, как палицы в кендо.
Демонстранты остановились и тесно сгрудились, закрыв проход к стоянке. Куросу даже не подумал замедлить шаги, и Брент, потянув Дэйл назад, к себе за спину, успел ухватить старшину за руку в футе от выступившего вперед вожака. Это был рослый, широкоплечий человек с европейскими чертами лица, с седеющими длинными волосами и запущенной бородой, усыпанной крошками хлеба и табака, и пожелтевшими от никотина зубами. Пахло от него сильно и скверно.
Полгода назад Брент уже оказывался в точно такой же ситуации — тогда пикетчики во главе с Юджином Нибом, коммунистом из процветающей калифорнийской семьи, загородили им с Мацухарой путь. Тогда в драке он сломал Нибу челюсть. Потом была засада в парке Уэно и гибель Кимио Урсядзава, невесты Йоси. Он застрелил Ниба, и память обо всех этих событиях все еще была мучительно свежа. Неужели опять то же самое? Все совпадало до мелочей и казалось повторяющимся кошмаром — «дежа вю», как говорят психиатры. Почему полиция не разгонит этот сброд? Конституция? Свобода собраний и демонстраций? Свободы не должны касаться этих выродков и подонков. Ни одного полицейского поблизости. Брент ощутил, как заколотилось сердце, как напряглись мышцы и все чувства обострились до предела. Первобытная ярость горячим туманом стала заволакивать рассудок. Он был готов убивать — он хотел убивать.
— Янки — убийцы! — выкрикнул ему в лицо главарь, угрожающе поводя своим транспарантом из стороны в сторону.
Брент стиснул зубы, сдержал бешенство и ответил на удивление ровным и спокойным тоном:
— С дороги. Два раза повторять не буду. С дороги.
Пикетчики стояли неподвижно, чуть покачивая над головой свои плакаты, и ответили, словно пещерные люди, оглушительным воем и ревом:
— Смерть «Йонаге»!
— Бей янки!
— Уматывайте из Японии, сволочи!
Грузный верзила замахнулся на Дэйл древком плаката:
— А-а, шлюха американская, такого тебе еще не засаживали?! Проберет до костей!
Для Брента это было уже чересчур. Кровь ударила ему в голову, смывая последние остатки цивилизованности и благоразумия. Он шагнул к вожаку, который торчком выставил свой плакат, собираясь ткнуть им Брента в лицо. Однако его опередил Куросу, одним молниеносным движением «Арисаки» переломивший и древко, и лучевую кость. Плакат закувыркался в воздухе, а пикетчик взвыл от боли и, схватившись за сломанную руку, рухнул на колени.
Но остальные ринулись вперед, вскинув кулаки и транспаранты. Брент с матросами по бокам и Дэйл за спиной врезался в толпу оборванцев, вопивших как грешные души в аду. Куросу и Накаяма, ухватив винтовки одной рукой за цевье, другой — за шейку приклада, действовали ими как палицами, нанося сокрушительные и очень болезненные удары в челюсти и уши. Двое пикетчиков свалились почти сразу же, но третий — смуглый и коренастый — оказался перед американцем.
Он был широк в плечах и словно налит силой — темноволосый, большеносый, с густо обросшими щетиной впалыми щеками и квадратным подбородком. Бусинки птичьих глаз сверкали безумным огнем, словно он накурился гашиша. Араб? Брент понял, что угадал, когда нападавший выкрикнул, брызгая слюной:
— Я — Назик Абдул Хабаш! Аллах Акбар! — с такой яростной силой, что все на миг оцепенели, как по команде «замри».
Первым опомнился старый Накаяма, развернувшийся в сторону нападавшего. Однако Брент удержал его. Ледяная улыбка раздвинула ему губы:
— Нет, это мой клиент.
Оттащив двоих покалеченных в сторону, пикетчики образовали полукруг, а моряки и Дэйл отодвинулись за спину Брента. Гулко затопали тяжелые ботинки: Брент увидел, что к ним приближаются, на бегу стаскивая с плеча винтовки, пятеро караульных во главе со старшиной Йоситоми. Теперь превосходящими силами они могли рассеять пикетчиков и пройти к автомобилю. Однако Брент, словно подчиняясь чьей-то непреклонной могучей воле, не мог оторвать глаз от ухмыляющегося смуглого лица.
— Сейчас-сейчас, мистер Росс, мы расчистим вам путь! — сказал Йоситоми.
— А вы бы лучше перестреляли нас! — елейным голосом, в котором, однако, клокотала ненависть, произнес араб. — Вы же привыкли беззащитных людей убивать, свиньи трусливые!
— Мы? К твоему сведению, «народный герой», мы пассажирские самолеты не сбиваем, автобусы со школьниками не взрываем, — ответил Брент. — Нет! — крикнул он, увидев, что Йоситоми сделал знак своим матросам. Похабная брань, брошенная в лицо Дэйл, до сих пор звучала у него в ушах. — Сначала я с ним выясню отношения.
Йоситоми, как истый японец, не мог ослушаться приказа офицера и отступил назад, опершись на винтовку.
Глаза Хабаша забегали из стороны в сторону, как у приготовившейся к броску змеи: он понял, что будет драться с заклятым врагом один на один. Брент пригнулся, сжал кулаки, но руки не поднял. Он еще не полностью оправился после аварии, но надпочечники уже выбросили в кровь адреналин, и древнее страстное желание уничтожить врага, напрягая мышцы, захлестнуло все его существо. Жгучая ненависть к противнику не мешала ему с холодным профессиональным интересом оценивать его данные. Могучие толстые руки со вздувшимися бицепсами и тяжелыми волосатыми кулаками, напоминавшими оковалки ветчины, говорили о том, что это человек, привычный к тяжкому физическому труду, или хорошо тренированный спортсмен. Брент угадывал, что ему предстоит схватиться с опытным бойцом, а может быть, с профессиональным убийцей. Как всегда, он глянул вниз и увидел, что араб переносит тяжесть тела на выдвинутую вперед ногу.
Мелькнувший снизу, откуда-то с уровня колен, кулак, вскользь задев кожу на виске, просвистел у самой щеки — удар был так стремителен, что Брент едва успел инстинктивно уйти вниз и влево. Его правая рука, как паровой молот, ударила араба в грудь с такой силой, что от сотрясения у того лязгнули зубы и с губ одновременно с глухим стоном вылетел фонтанчик слюны. Брент почувствовал, как упруго прогнулись под кулаком ребра. Моряки приветствовали первую удачу дружным восторженным криком.
Но противник был мускулист, как цирковой атлет, и двигался при этом с легкостью балетного танцовщика. Удар левой пришелся в плечо и снова по касательной задел висок. Для Брента, еще не вошедшего в прежнюю форму, достаточно было и этого скользящего сотрясения — перед глазами сразу повисла мутная пелена, запрыгали огненные сполохи. Он откачнулся назад, потряс головой, прогоняя муть. Назик с ухмылкой стал наступать, нанося удары с обеих рук.
Кулаки его двигались по широкой дуге, с замахом, и было очень соблазнительно подобраться к нему поближе. Американец снова сделал нырок, оказался внутри этой свистящей дуги, получил два мощных удара по плечам и один — в голову. Лязгнувшие зубы прикусили кончик языка, Брент ощутил во рту привкус крови, но успел нанести встречный удар, пришедшийся в щеку. Раздался хруст, как будто рядом кто-то откусил незрелое яблоко, — Брент понял, что сломал противнику скулу. Но в следующее мгновение его по-медвежьи обхватили могучие руки. Совсем рядом он увидел полускрытые волосами шрамы на лбу врага.
Араб, как нападающая змея, чуть отклонился назад и сейчас же двинул голову вперед. Удар, достигни он цели, сломал бы Бренту хрупкие хрящи носа и выбил передние зубы. Каким-то шестым чувством лейтенант предугадал его и с силой, удесятеренной страхом и яростью, оттолкнул араба, вырвавшись из стального кольца его рук. Назик на мгновение пошатнулся, потеряв равновесие, и Брент, выставив сплетенные пальцы обеих рук, коротко ткнул его в живот, — единственное слабое место в этом гранитном теле: араб согнулся вдвое, ловя ртом воздух.
Американец, нависнув над ним, опустил сцепленные кулаки на склоненный затылок, и араб рухнул наземь, как падает бык на бойне под обухом топора. Брент издал дикий крик торжества и набросился на поверженного врага. Тот, однако, еще не считал себя побежденным и с воплями извивался на земле, пытаясь зубами впиться в горло Брента. Ощерился и тот. Сцепившись, молотя и раздирая друг друга, они покатились по мостовой, врезались в высокий штабель поддонов и опрокинули его, засыпав себя и разгоряченных видом крови зрителей мусором и стружками. Брент, заметив торчавший из ящика дюймовый конец гвоздя, схватил Назика за плечи и толкнул его спиной на острие. Тот взвыл, забился, пытаясь высвободиться, но американец, заливая его потоками окровавленной слюны, снова и снова всаживал ему в спину ржавое железо.
Словно из дальней дали услышал он голос Дэйл:
— Ради всего святого, разнимите их! Остановите их! Довольно!
Брент, локтем нажимая на горло араба, ударил его коленом в пах, свободной рукой сломал ему нос. Зубы лязгнули у самой его щеки, ногти впились ему в спину. Двумя короткими беспощадными тычками он выбил Назику зубы, и только после этого тот перестал извиваться и откинулся на спину. Брент, продолжая коленями прижимать его к мостовой, приподнялся и обрушил на него град зверских ударов, свернув и расплющив ему нос, разворотив челюсть, полуоторвав ухо. Оба глаза затекли кровью, изо рта вылетали осколки зубов и новые струи крови и слюны.
— Прекратите! Остановитесь! — кричала Дэйл, пытаясь оттащить Брента.
Он с искаженным бешенством и неистовой жаждой крови лицом обернулся к ней, что-то невнятно и хрипло рыча, и снова продолжал наносить удары. Зверь вырвался на волю, и загнать его в клетку было уже невозможно.
Потом он почувствовал чьи-то сильные руки у себя на плечах и услышал голос Йоситоми:
— Хватит, мистер Брент, хватит.
— Ничего не хватит!
Лишь вчетвером удалось оторвать его от араба.
Покуда две женщины склонились над стонущим Назиком, бессильно распластавшимся на мостовой, Дэйл и старшина под руки повели Брента сквозь притихшую толпу, к которой, выскочив из-за угла пакгауза, прибавилось еще человек двенадцать. Матросы взмахами прикладов оттесняли их, освобождая проход. Внезапно, растолкав двоих, в этом импровизированном коридоре перед Брентом возник дюжий японец. В руке у него сверкал нож.
— А-а, сволочь! — крикнул он. — Сейчас я тебе хозяйство твое под корешок срежу! Нечем будет драть сучку американскую!
Тот снова сел за пульт, где над подсвеченной клавиатурой возвышался мерцающий зеленоватый экран, снабженный взамен обычной обтекаемой консоли радарного сканера новыми рядами кнопок и клавиш, тянувшихся, как в кабине авиалайнера, даже над головой оператора. Брент протянул ему шифратор:
— Завтра к двадцати четырем ноль-ноль приведите его в рабочее состояние.
— Есть, сэр.
— Я думала, ваш адмирал неисправимый ретроград и новых методов не признает, — сказала Дэйл, удивленно озираясь по сторонам.
— Он ретроград, пока это не затрагивает безопасность «Йонаги», — отвечал Брент. — И тут уж он становится горячим поборником прогресса.
— Верно, — со смехом подхватил Рид.
— Это ведь радар радиоэлектронной разведки, да? — спросила Дэйл, подавшись вперед и уперев руку в выставленное вперед бедро, выпукло обрисовавшееся под тканью.
Не меньше полудюжины операторов, привлеченных этой чарующей картиной, повернули к ней головы от своих дисплеев и планшетов.
— Совершенно верно, — сказал Мартин. — Это РЛС РЭР. — Он ласково погладил прибор. — «Рэйтеон SLQ—33». Лучше не бывает. Комплекс антенн по правому и левому борту обеспечивает обзор по азимуту на триста шестьдесят градусов во всех диапазонах и мгновенно определяет частоту. Свой собственный процессор. В пассивном режиме эта малютка перехватывает все электронные излучения и в течение тридцати двух миллисекунд проверяет их по своему каталогу «угроз», емкость которого, между прочим, восемьдесят килобайт, распределяя по типам и частотам. — Он ткнул пальцем в дисплей. — А потом пеленг и дальность высвечиваются на экране.
— И при этом не дает никакой возможности засечь себя?
— Ни малейшей, миссис Макинтайр. Сама она молчит как рыба.
— А как она подает сигнал тревоги?
— В наушниках у меня раздается такой характерный, как мы говорим, писк и одновременно удар гонга: его слышат все.
— Так. Ну, а что она умеет в активном режиме?
— О-о, миссис Макинтайр, — Рид ласкающими движениями любовника провел по четырем тумблерам на панели. — В активном режиме!.. В активном режиме она становится РЛС РЭП — радиоэлектронного подавления. В прежние времена, когда главную опасность представляли ракеты, ей просто цены не было: от нее зависели жизнь и смерть корабля.
— Она создавала помехи станциям наведения ракет на цель?
— Именно, миссис Макинтайр, именно! Теперь, конечно, наш поиск направлен главным образом на самолетные и судовые радары, пытающиеся нас нащупать. Ну, и конечно, подводные лодки: они доставляют нам хлопот не меньше, чем когда-то ракеты.
— Но к системе управления огнем она не подключена?
— Ферботен[7], миссис Макинтайр! «Гласность», знаете ли!
Все трое расхохотались.
Брент показал куда-то наверх:
— Управление огнем у нас там — старомодная такая штуковина с оптическим дальномером.
— Понятно, — протянула Дэйл, снова оглядываясь по сторонам: операторы уже смотрели не на нее, а на мерцающие зеленоватые экраны и электронные планшеты. — Скажите, а почему стоят вахту? Что они там пеленгуют? Ведь корабль в порту?
— По приказу адмирала Фудзиты, — ответил Брент. — Во-первых, это тренировка, а во-вторых, мы засекаем малые суда, подходящие слишком близко, и самолеты, вторгающиеся в воздушное пространство «Йонаги».
В эту минуту один из часовых, оставшихся у дверей БИЦ, громко кашлянул.
— Нам пора, миссис Макинтайр.
— Спасибо за экскурсию, Мартин, — сказала Дэйл Риду.
Тот улыбнулся в ответ:
— Всегда рады гостям. Приходите еще.
— Ну уж нет, — с неподдельным весельем расхохоталась она, сверкнув белоснежными зубами, — ваш адмирал вздернет меня на рее, потом утопит, потом четвертует.
Грянул дружный хохот. Только тогда Брент догадался, что вся вахта внимательно прислушивалась к их разговору, не пропуская ни слова. Под внимательными взглядами операторов он повел Дэйл к выходу.
Перед тем, как войти в подъемник, она попросила показать ей ходовую рубку. Вместе с матросами, неотступно, как сторожевые псы, следовавшими за ними, Брент и Дэйл вошли в просторный отсек. Переборки были обшиты дубовыми панелями, под ногами пружинил тиковый настил, надраенная медь сияла не хуже драгоценных безделушек в витрине «Тиффани» на Пятой авеню. При виде лейтенанта двое вахтенных вытянулись в струнку.
— Вольно! Продолжать! — поспешил скомандовать Брент.
В передней части рубки под рядами иллюминаторов, закрытых бронированными крышками, находился штурвал — деревянное лакированное колесо с рукоятками, — перед которым возвышался сверкавший желтой латунью репитер гирокомпаса, стояли магнитный компас, указатели глубины и скорости, четыре тахометра и четыре машинных телеграфа. Как и полагается на посту управления, все было вылизано и вычищено. Задняя часть рубки была занята прокладочным столом с разложенными на нем картами, УПП[8], параллельными линейками, циркулями и остро отточенными карандашами, в строгом порядке разложенными по специальным гнездам. Над столом на полках стояли десятки томов, содержавших бесконечное множество решений тех задач по триангуляции, которые приходилось решать штурману, определявшему местоположение корабля по звездам и планетам или по Солнцу с учетом поправок на ветер и течение. С одной стороны был укреплен маленький репитер РЛС с окуляром в верхней части кожуха, а с другой — свешивался сверху навигационный радиопеленгатор. Рядом с радаром стояли привинченные к полкам приемники междукорабельной связи. Над прокладочным столом в запертом шкафу, чтобы не вывалились во время качки, были сложены плотно скатанные в рулоны карты.
— Боже, до чего чисто! — восхитилась Дэйл. — Как в операционной!
— Это же «Йонага», — только и сказал в ответ Брент. Он обвел рукой пространство рубки: — Восьмидюймовая броня. Не забудьте, Дэйл, вы находитесь на одном из самых крупных линейных кораблей, когда-либо плававших в Мировом океане. А чтобы вывести из строя пост управления, требуется прямое попадание крупнокалиберного снаряда.
Дэйл кивнула на прокладочный стол:
— ЛОРАН[9] ваш адмирал, разумеется, презирает? Курс прокладывают по старинке?
— Да. Фудзита требует, чтобы всюду, где только возможно, применялись прежние способы. Капитан третьего ранга Ацуми наверно, лучший штурман в мире.
— Ну, а как «счислить место» в тумане? — спросила она, удивив Брента своей осведомленностью. — У нас была яхта, и я много ходила под парусом — и вдоль восточного побережья, и подальше забиралась, даже в Карибское море. Без радиопеленгатора я бы пропала.
Брент кивнул:
— Ацуми не знает себе равных в определении счислимого места.
Дэйл послала ему улыбку и взгляд, в котором столь явно читался призыв, что Бренту стоило труда удержаться и не обнять ее.
— У него огромный опыт, — сказал он, чтобы что-нибудь сказать, а чтобы не поддаться искушению, опустил руки по швам.
Док В—2, самый крупный в судоремонтном комплексе Йокосуки, был со всех сторон окружен пакгаузами и мастерскими. Портальные краны, словно усталые старые птицы, кормящие птенцов в гнезде, вытягивали шеи над кораблями, загружая в трюмы многотонные поддоны. «Йонага» и два эскортных «Флетчера» занимали док почти целиком. От причальной стенки до самого сигнального мостика шли леса, стоя на которых рабочие верфи и матросы в свете групповых рефлекторов устанавливали новые сигнально-отличительные огни и заменяли стволы у полудесятка 25-мм зенитных орудий. По борту со скребками и малярными кистями висели в люльках люди, занятые своей извечной и нескончаемой борьбой с ржавчиной, разъедающей корпус, подобно раковой опухоли. Звуки, которые не проникали сквозь задраенные переборки кают и отсеков, здесь сливались в оглушительный нестройный хорал: грохотали по рельсам колеса вагонеток и портальных кранов, рычали на нижней передаче автопогрузчики, пулеметными очередями стучали пневматические молотки, шипели, рассыпая искры, сварочные аппараты.
Брент и Дэйл по сходням спустились в док. Следом за ними шагали двое новых охранников с винтовками за плечами. Обоих лейтенант знал: старшим наряда был командир отделения трюмных мотористов жилистый и коренастый Ацума Куросу, толковый специалист и чемпион «Йонаги» по кендо. Еще он был известен как неуемный забияка — за ним только за то время, что Брент служил на «Йонаге», числилось несколько проломленных черепов.
Второй, Кензо Накаяма, тоже принадлежал к числу «коренных» членов команды и был, должно быть, самым старым рядовым матросом в мире. Он отлично разбирался в своем деле и знал штатное вооружение «Йонаги» лучше, чем иные мужья знают своих жен, но получить старшинские нашивки ему мешал вспыльчивый нрав: несмотря на свои шестьдесят два года, этот приземистый, широкогрудый и по-обезьяньи длиннорукий человек был опасен, как граната с выдернутой чекой: только и ждал случая с кем-нибудь сцепиться.
Оба матроса сохранили юношескую свежесть лиц и глянцевую черноту почти не тронутых сединой волос. Брент догадывался, почему адмирал Фудзита приказал выделить для охраны лейтенанта Макинтайр этих двоих — в случае столкновения спуску они не дадут никому. Брент машинально прикоснулся к левому боку, где в кожаном гнездышке плечевой кобуры пригрелся его 6,5-мм автоматический «Оцу», обладавший почти пулеметной скорострельностью.
Все четверо, как по команде, остановились и повернулись лицом к «Йонаге», созерцая родное судно с тем же безмолвным восторгом, с каким туристы дивятся чудесам природы вроде Большого Каньона или водопада Виктория. Исполинский корабль никого не мог оставить равнодушным — даже тех, кто привык к нему за годы службы. Они стояли так близко, что борт авианосца, за которым возвышались изящно округленные обводы надстройки, вздымаясь горой, терялся в поднебесье, и отсюда, с земли, люди, ползавшие по установленным на чудовищной высоте лесам, казались крохотными, как муравьи. Небольшое облачко спустилось ниже, окутало носовой прибор управления стрельбой и топы мачт, еще больше усилив сходство корабля с неким стальным Эверестом.
— Невероятно. Высотой до небес, а в длину, наверно, целая миля, — сказала Дэйл.
— Пятая часть мили, — уточнил Брент.
— Всего-навсего? — рассмеялась она. — Боже, мне никак не привыкнуть к мысли, что это — корабль, сделанный руками человеческими.
— Сейчас есть новые танкеры, которые еще длинней.
— Да я видела в нью-йоркской гавани. Может, они и длинней, но кажутся не такими гигантами, как это… — она остановилась, подыскивая слова. — Даже не знаю, как назвать… Это и боевой корабль, и аэродром, и небоскреб, и город…
— И адмирал Фудзита.
Она удивленно приподняла бровь:
— Да?.. Наверно, вы правы — и адмирал Фудзита.
Имея лидером старшину первой статьи Куросу, а замыкающим — матроса Накаяму, они двинулись к будке проходной, зажатой между двумя массивными пакгаузами. Миновали ряды бетонных «драконьих зубов», не дававших въезжать на территорию дока автомобилям. Из-за мешков с песком там и тут выглядывали стволы пулеметов, а весь док был по периметру обтянут толстой проволочной сеткой в десять футов высотой. Командиры блокпостов отдавали Бренту честь, и он козырял в ответ.
— Сюда не сунешься, а? — Дэйл на ходу придвинулась к нему ближе, их руки скользяще соприкоснулись на миг, и Брент почувствовал, как его охватывает знакомое волнение. На этот раз он не отстранился.
Он показал на проходную, где внутри над телефонами сидел начальник караула, а у ворот с винтовками «на ремень» расхаживало человек шесть матросов.
— В прошлом году, Дэйл, когда судно стояло в сухом доке, террористы на грузовике с двенадцатью тоннами пластиковой взрывчатки в кузове протаранили шлагбаум и попытались взорвать док вместе с «Йонагой». Еще немного — и от него ничего бы не осталось.
— Их удалось остановить?
Перед глазами Брента мелькнуло лицо за рулем грузовика — лицо Кэтрин Судзуки, кровавой террористки, на одну незабываемую ночь ставшей его возлюбленной… Снесенная будка проходной, стук пулеметных очередей, подрагивающий в его руке «Оцу», из которого он застрелил напарника Кэтрин, — и она, распростертая на земле, залитая кровью, хлещущей из пробитой груди — груди, столько раз целованной им!.. — ее молящие о пощаде глаза и между ними — сделанное его пулей круглое синеватое отверстие. Конвульсивно задергавшееся тело, разлетевшиеся по асфальту студенистые сгустки мозга.
— Да, — сказал он. — Удалось.
Вышедший из проходной начальник караула главстаршина Терухико Йоситоми, тоже ветеран «Йонаги» и механик на машине Йоси Мацухары, при виде офицера скомандовал «Смирно!». Приземистый и коренастый, с изжелта-смуглой кожей и густой шапкой седых волос, Йоситоми считался лучшим авиамехаником на корабле и знал себе цену. Многие летчики пытались переманить его к себе, однако он хранил верность Мацухаре.
— Очень рад вас видеть в добром здравии, мистер Росс. Поздравляю со сбитым «мессером». Это редко бывает, чтоб стрелок на B5N заваливал уже второго. Замечательный у вас глаз и твердая рука, — заговорил он, улыбаясь широко и приветливо.
— Спасибо, старшина, — ответил Брент. — Ну, как там наши друзья? — он кивнул в сторону автостоянки за проходной.
— Утром сшивалось их тут около сотни.
— Пикетчики? — спросила Дэйл. — Я их видела, когда ставила машину. Два-три человека, не больше.
— К десяти ноль-ноль разошлись, а те, кого вы видели, подсчитывают и записывают, кто вошел на территорию верфи, кто вышел. Иногда даже фотографируют офицеров с «Йонаги».
— А как вы определили, что утром их было около сотни?
— По нюху.
— Да? Это интересно. Ну, а сколько их там сейчас?
— Двенадцать, господин лейтенант.
— Эти скоты из «Красной Армии»?
— Скорей всего. Ну, а что делать? Кон… конституционные права, будь они неладны, — он развел руками.
— Демократия всегда защищает преступников, — с горечью заметил Брент.
Он козырнул, и они в прежнем порядке — впереди Куросу, за ним Брент рядом с Дэйл и наконец Накаяма — двинулись к стоянке.
Старшина Йоситоми ошибся — пикетчиков было одиннадцать. С транспарантами и плакатами в руках они выстроились ломаной линией у въезда на парковку. Все были отвратительного вида, оборванные и грязные, с нечесаными волосами до плеч, мужчины заросли многодневной щетиной. Только так и можно было отличить их от женщин, составлявших половину группы: те и другие были одеты одинаково — мешковатые штаны, драные футболки или рубахи навыпуск, на ногах — сандалии или кроссовки, головы непокрыты. Но у женщин, по крайней мере, на щеках и под носом ничего не росло. На плакатах было написано: «Японцы гибнут за американский империализм!», «За нефть мы платим кровью!» и непременное «Янки, убирайтесь домой!» Приближаясь к пикетчикам, Брент сунул руку за борт тужурки, нащупывая пистолет, а Куросу и Накаяма взяли винтовки наперевес, держа их, как палицы в кендо.
Демонстранты остановились и тесно сгрудились, закрыв проход к стоянке. Куросу даже не подумал замедлить шаги, и Брент, потянув Дэйл назад, к себе за спину, успел ухватить старшину за руку в футе от выступившего вперед вожака. Это был рослый, широкоплечий человек с европейскими чертами лица, с седеющими длинными волосами и запущенной бородой, усыпанной крошками хлеба и табака, и пожелтевшими от никотина зубами. Пахло от него сильно и скверно.
Полгода назад Брент уже оказывался в точно такой же ситуации — тогда пикетчики во главе с Юджином Нибом, коммунистом из процветающей калифорнийской семьи, загородили им с Мацухарой путь. Тогда в драке он сломал Нибу челюсть. Потом была засада в парке Уэно и гибель Кимио Урсядзава, невесты Йоси. Он застрелил Ниба, и память обо всех этих событиях все еще была мучительно свежа. Неужели опять то же самое? Все совпадало до мелочей и казалось повторяющимся кошмаром — «дежа вю», как говорят психиатры. Почему полиция не разгонит этот сброд? Конституция? Свобода собраний и демонстраций? Свободы не должны касаться этих выродков и подонков. Ни одного полицейского поблизости. Брент ощутил, как заколотилось сердце, как напряглись мышцы и все чувства обострились до предела. Первобытная ярость горячим туманом стала заволакивать рассудок. Он был готов убивать — он хотел убивать.
— Янки — убийцы! — выкрикнул ему в лицо главарь, угрожающе поводя своим транспарантом из стороны в сторону.
Брент стиснул зубы, сдержал бешенство и ответил на удивление ровным и спокойным тоном:
— С дороги. Два раза повторять не буду. С дороги.
Пикетчики стояли неподвижно, чуть покачивая над головой свои плакаты, и ответили, словно пещерные люди, оглушительным воем и ревом:
— Смерть «Йонаге»!
— Бей янки!
— Уматывайте из Японии, сволочи!
Грузный верзила замахнулся на Дэйл древком плаката:
— А-а, шлюха американская, такого тебе еще не засаживали?! Проберет до костей!
Для Брента это было уже чересчур. Кровь ударила ему в голову, смывая последние остатки цивилизованности и благоразумия. Он шагнул к вожаку, который торчком выставил свой плакат, собираясь ткнуть им Брента в лицо. Однако его опередил Куросу, одним молниеносным движением «Арисаки» переломивший и древко, и лучевую кость. Плакат закувыркался в воздухе, а пикетчик взвыл от боли и, схватившись за сломанную руку, рухнул на колени.
Но остальные ринулись вперед, вскинув кулаки и транспаранты. Брент с матросами по бокам и Дэйл за спиной врезался в толпу оборванцев, вопивших как грешные души в аду. Куросу и Накаяма, ухватив винтовки одной рукой за цевье, другой — за шейку приклада, действовали ими как палицами, нанося сокрушительные и очень болезненные удары в челюсти и уши. Двое пикетчиков свалились почти сразу же, но третий — смуглый и коренастый — оказался перед американцем.
Он был широк в плечах и словно налит силой — темноволосый, большеносый, с густо обросшими щетиной впалыми щеками и квадратным подбородком. Бусинки птичьих глаз сверкали безумным огнем, словно он накурился гашиша. Араб? Брент понял, что угадал, когда нападавший выкрикнул, брызгая слюной:
— Я — Назик Абдул Хабаш! Аллах Акбар! — с такой яростной силой, что все на миг оцепенели, как по команде «замри».
Первым опомнился старый Накаяма, развернувшийся в сторону нападавшего. Однако Брент удержал его. Ледяная улыбка раздвинула ему губы:
— Нет, это мой клиент.
Оттащив двоих покалеченных в сторону, пикетчики образовали полукруг, а моряки и Дэйл отодвинулись за спину Брента. Гулко затопали тяжелые ботинки: Брент увидел, что к ним приближаются, на бегу стаскивая с плеча винтовки, пятеро караульных во главе со старшиной Йоситоми. Теперь превосходящими силами они могли рассеять пикетчиков и пройти к автомобилю. Однако Брент, словно подчиняясь чьей-то непреклонной могучей воле, не мог оторвать глаз от ухмыляющегося смуглого лица.
— Сейчас-сейчас, мистер Росс, мы расчистим вам путь! — сказал Йоситоми.
— А вы бы лучше перестреляли нас! — елейным голосом, в котором, однако, клокотала ненависть, произнес араб. — Вы же привыкли беззащитных людей убивать, свиньи трусливые!
— Мы? К твоему сведению, «народный герой», мы пассажирские самолеты не сбиваем, автобусы со школьниками не взрываем, — ответил Брент. — Нет! — крикнул он, увидев, что Йоситоми сделал знак своим матросам. Похабная брань, брошенная в лицо Дэйл, до сих пор звучала у него в ушах. — Сначала я с ним выясню отношения.
Йоситоми, как истый японец, не мог ослушаться приказа офицера и отступил назад, опершись на винтовку.
Глаза Хабаша забегали из стороны в сторону, как у приготовившейся к броску змеи: он понял, что будет драться с заклятым врагом один на один. Брент пригнулся, сжал кулаки, но руки не поднял. Он еще не полностью оправился после аварии, но надпочечники уже выбросили в кровь адреналин, и древнее страстное желание уничтожить врага, напрягая мышцы, захлестнуло все его существо. Жгучая ненависть к противнику не мешала ему с холодным профессиональным интересом оценивать его данные. Могучие толстые руки со вздувшимися бицепсами и тяжелыми волосатыми кулаками, напоминавшими оковалки ветчины, говорили о том, что это человек, привычный к тяжкому физическому труду, или хорошо тренированный спортсмен. Брент угадывал, что ему предстоит схватиться с опытным бойцом, а может быть, с профессиональным убийцей. Как всегда, он глянул вниз и увидел, что араб переносит тяжесть тела на выдвинутую вперед ногу.
Мелькнувший снизу, откуда-то с уровня колен, кулак, вскользь задев кожу на виске, просвистел у самой щеки — удар был так стремителен, что Брент едва успел инстинктивно уйти вниз и влево. Его правая рука, как паровой молот, ударила араба в грудь с такой силой, что от сотрясения у того лязгнули зубы и с губ одновременно с глухим стоном вылетел фонтанчик слюны. Брент почувствовал, как упруго прогнулись под кулаком ребра. Моряки приветствовали первую удачу дружным восторженным криком.
Но противник был мускулист, как цирковой атлет, и двигался при этом с легкостью балетного танцовщика. Удар левой пришелся в плечо и снова по касательной задел висок. Для Брента, еще не вошедшего в прежнюю форму, достаточно было и этого скользящего сотрясения — перед глазами сразу повисла мутная пелена, запрыгали огненные сполохи. Он откачнулся назад, потряс головой, прогоняя муть. Назик с ухмылкой стал наступать, нанося удары с обеих рук.
Кулаки его двигались по широкой дуге, с замахом, и было очень соблазнительно подобраться к нему поближе. Американец снова сделал нырок, оказался внутри этой свистящей дуги, получил два мощных удара по плечам и один — в голову. Лязгнувшие зубы прикусили кончик языка, Брент ощутил во рту привкус крови, но успел нанести встречный удар, пришедшийся в щеку. Раздался хруст, как будто рядом кто-то откусил незрелое яблоко, — Брент понял, что сломал противнику скулу. Но в следующее мгновение его по-медвежьи обхватили могучие руки. Совсем рядом он увидел полускрытые волосами шрамы на лбу врага.
Араб, как нападающая змея, чуть отклонился назад и сейчас же двинул голову вперед. Удар, достигни он цели, сломал бы Бренту хрупкие хрящи носа и выбил передние зубы. Каким-то шестым чувством лейтенант предугадал его и с силой, удесятеренной страхом и яростью, оттолкнул араба, вырвавшись из стального кольца его рук. Назик на мгновение пошатнулся, потеряв равновесие, и Брент, выставив сплетенные пальцы обеих рук, коротко ткнул его в живот, — единственное слабое место в этом гранитном теле: араб согнулся вдвое, ловя ртом воздух.
Американец, нависнув над ним, опустил сцепленные кулаки на склоненный затылок, и араб рухнул наземь, как падает бык на бойне под обухом топора. Брент издал дикий крик торжества и набросился на поверженного врага. Тот, однако, еще не считал себя побежденным и с воплями извивался на земле, пытаясь зубами впиться в горло Брента. Ощерился и тот. Сцепившись, молотя и раздирая друг друга, они покатились по мостовой, врезались в высокий штабель поддонов и опрокинули его, засыпав себя и разгоряченных видом крови зрителей мусором и стружками. Брент, заметив торчавший из ящика дюймовый конец гвоздя, схватил Назика за плечи и толкнул его спиной на острие. Тот взвыл, забился, пытаясь высвободиться, но американец, заливая его потоками окровавленной слюны, снова и снова всаживал ему в спину ржавое железо.
Словно из дальней дали услышал он голос Дэйл:
— Ради всего святого, разнимите их! Остановите их! Довольно!
Брент, локтем нажимая на горло араба, ударил его коленом в пах, свободной рукой сломал ему нос. Зубы лязгнули у самой его щеки, ногти впились ему в спину. Двумя короткими беспощадными тычками он выбил Назику зубы, и только после этого тот перестал извиваться и откинулся на спину. Брент, продолжая коленями прижимать его к мостовой, приподнялся и обрушил на него град зверских ударов, свернув и расплющив ему нос, разворотив челюсть, полуоторвав ухо. Оба глаза затекли кровью, изо рта вылетали осколки зубов и новые струи крови и слюны.
— Прекратите! Остановитесь! — кричала Дэйл, пытаясь оттащить Брента.
Он с искаженным бешенством и неистовой жаждой крови лицом обернулся к ней, что-то невнятно и хрипло рыча, и снова продолжал наносить удары. Зверь вырвался на волю, и загнать его в клетку было уже невозможно.
Потом он почувствовал чьи-то сильные руки у себя на плечах и услышал голос Йоситоми:
— Хватит, мистер Брент, хватит.
— Ничего не хватит!
Лишь вчетвером удалось оторвать его от араба.
Покуда две женщины склонились над стонущим Назиком, бессильно распластавшимся на мостовой, Дэйл и старшина под руки повели Брента сквозь притихшую толпу, к которой, выскочив из-за угла пакгауза, прибавилось еще человек двенадцать. Матросы взмахами прикладов оттесняли их, освобождая проход. Внезапно, растолкав двоих, в этом импровизированном коридоре перед Брентом возник дюжий японец. В руке у него сверкал нож.
— А-а, сволочь! — крикнул он. — Сейчас я тебе хозяйство твое под корешок срежу! Нечем будет драть сучку американскую!