Алекс Норк. Кто здесь

   Блюм приготовил для допроса в одном из нижних помещений специальную комнату: без окон, мягкий ковровый пол и кирпичная стенка вокруг. Торнвил встретился с ним глазами и все понял.
   - Садитесь, доктор Вернер, присаживайтесь, - обратился Блюм к арестованному, предлагая ему место с противоположной от них стороны стола. - Сейчас полковник снимет с вас наручники. Вы извините, что мы вынули все из ваших карманов, и наши люди сняли нож, который висел у вас сбоку на поясе. Или, точнее, кинжал. Кстати, зачем вам этот очень острый предмет? Это ведь не хирургический инструмент, если я правильно понимаю? Он не мешает при работе с бормашиной?
   - Не мешает, и это мое дело, - угрюмо выговорил тот. - Я протестую против подобной формы задержания. Требую, чтобы мне немедленно дали бумагу и ручку. Я напишу заявление прокурору.
   - Не беспокойтесь, доктор, мы предоставим вам потом бумагу и даже, возможно, ручку. Но пока ничего этого нет. Вы же видите, у нас голый стол с вмонтированным магнитофоном. И если вы ответите всего на несколько наших вопросов, я думаю, и сами не захотите писать прокурору. К тому же, мы не подчиняемся обычной окружной прокуратуре. Мы не полиция. И не налоговая полиция. Мы политическая контрразведка. - Блюм улыбнулся и развел руками, как вынужденный просить о снисхождении человек. - У нас сюда, знаете, даже адвокатов не пускают. Ну, не положено!
   Торнвил заметил как исподволь задержанный осматривает комнату.
   - В чем меня обвиняют?
   - Нет, доктор, что вы? Мы вас не обвиняем. Нас просто интересуют два ваших пациента. Их фамилии Кэмпбелл и Чакли. Не припоминаете?
   - У меня слишком много пациентов.
   - Я понимаю, но тем не менее они лечились у вас. Они записаны в вашей регистрационной книге.
   - И что же из этого?
   - Странно, прежде они долгое время ходили к другим врачам. Постоянно к одним и тем же.
   Доктор пожал плечами:
   - Возможно, их не устраивало лечение.
   - Действительно, ха, мы с полковником не подумали! А что у них было?
   - Послушайте, я не могу запомнить сотни пломб. В их карточках все записано.
   - Верно. Мне их передали по факсу, когда вы совершали сюда маленькое воздушное путешествие. - Блюм вытащил из нижнего ящичка стопку бумаг. - Посмотрим, для примера, покойную мисс Кэмпбелл.
   - Покойную?
   - А вы не знали? Да, ныне покойную, как, впрочем, и Чакли. Он тоже... того. Посмотрим... на приеме Кэмпбелл была у вас четыре раза. Четыре пломбы. Я соответствующие зубы не буду называть, хорошо?.. А вот то место в протоколе осмотра трупа, которое касается ротовой полости. Там указаны эти четыре пломбы, мистер Вернер.
   - Так в чем же дело?
   - Дело в том, что у нас очень хорошие эксперты. Они указали и возраст пломб. Возраст самой младшей - два года. - Блюм даже слегка приоткрыл рот, изображая свое удивление в картине. Потом закрыл его на секунду, чтобы произнести: - Надо мне говорить, что и с Чакли такая же история? Все поставленные вами пломбы, оказывается, задолго до этого уже благополучно стояли.
   Человек некоторое время думал.
   - Да, - произнес он, наконец, со вздохом. - Вы меня поймали. Не понимаю только - почему контрразведка... Да, это фиктивное лечение. Я был хорошо знаком с названными вами людьми. Государственная страховка, вы понимаете? Люди просто заходят на минутку и регистрируются в журнале, ну а нам, врачам, дополнительный заработок. Уверяю вас, многие практикуют такой метод. У меня отберут лицензию?
   - Не думаю, доктор, во всяком случае не мы. Значит Чакли и Кэмпбелл были вашими хорошими знакомыми?
   - Ну да, и оказывали эти мелкие любезности. Знаете, мне один попугай в три тысячи долларов обошелся.
   - Ой, как сейчас все дорого! Близкие знакомые, а вы про их смерть ничего не знали...
   Если бы доктор мог выругаться, то выдал бы что-нибудь очень крепкое.
   - Я просто скрыл это от вас, - зло проговорил он. - Знал об их смерти и даже был на похоронах.
   Блюм вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, лениво произнес:
   - Спецслужба Белого дома сфотографировала всех, кто был на их похоронах. Вы просто не попали в объектив, да? - Тут же благодушие сошло с его лица, он двинул корпус вперед и впился глазами в сидящего напротив. - Вы еще не поняли, доктор?! Наша фирма не специализируется по зубочисткам!
   - Понял, - после паузы произнес тот. И медленно процедил: Я вас прекрасно понял...
   Неожиданно Торнвил увидел как преобразилось его лицо. Будто в комнате вдруг заиграл неизвестный гимн. Стремительно поднявшись, человек смотрел на них широко открытыми глазами с мрачным и торжественным ликованием.
   - Вы кое-чего не учли.
   Теперь Торнвил заметил в его глазах подобие презрительной улыбки.
   - Чего же, мой друг? - опять меняя тон на ласковый, осведомился Блюм. - Ну, подскажите.
   Человек быстро развернулся и выставив вперед голову ринулся на противоположную стенку.
   Пок!...
   Двое других спокойно наблюдали из-за стола...
   - У нас здесь все стенки такие упругие, - прервал паузу Торнвил. - Возвращайтесь, доктор, садитесь.
   - Да, пожалуйста, доктор, - затараторил еще любезнее Блюм, - садитесь, присаживайтесь, ну что вы там...
   Человек стоял неподвижно, опустив голову, и было слышно как он дышит короткими быстрыми рывками.
   - Я же говорил вам про зубочистки, - подождав, досадливо произнес Блюм. - Ну, не де-лаем мы их!
   - Зато теперь знаем, что не ошиблись с вами, - добавил Торнвил. - Сразу начнете давать показания, или часок отдохнете?... Кофе?
   - Да, доктор, а если хотите есть, вас покормят.
   - С ложки, чтоб вы ее не проглотили.
   * * *
   Юдуф умер через год. Хак узнал о смерти прямо в кузнице, где помогал хозяину. Впрочем, тот уже много раз просил не звать его так. К Хаку с самого начала стали относиться в семье не как к подобранному на улице оборвышу.
   Это были благородные люди, хотя и простые. Сейчас Хак понимал, как мало знал до этого о своем народе.
   Они совсем неглупые, хотя ужасно любят довольствоваться пустяками. И строят на этом свои отношения. Великое, конечно, им недоступно, зато в малом они просто мастера. Порой он почти приходит в восторг от ловкого умения и изобретательности хозяина, когда вместе с ним работает в кузнице. И некоторые из соседей нравятся ему. Вот только Бог не дал им великих помыслов. Они не герои и не способны такими стать. Однако они и не заслуживают той жалкой участи, чтобы ими управлял такой мерзавец, как Юдуф... Теперь ими будет управлять его сын. Тот боязливый мальчик, который всегда уступал ему, когда они играли вместе. Хотя он на год старше Хака. У Хака против него нет зла. Только за что Всевышний наказал его самого, забрав Юдуфа прежде, чем Хак вырастет и сам убьет его?.. Такова воля Всевышнего. Значит Он освободил его от первой задачи и указал на вторую, и теперь единственную - отобрать императорский трон, которым не могут, согласно Священным книгам, владеть потомки подлого убийцы. А среди всех других наследников первый по старшей родовой линии - Хак. Да исполнит он Небесную волю!
   * * *
   Дантист Вернер не заговорил. Ни в тот день, ни через неделю. Он просто молчал на допросах. Сидел и ничего не отвечал. Прослушивание телефонов вскоре решено было прекратить. Кто-то определенно пытался выйти на доктора. Это были очень короткие явно проверочные звонки из автоматов. Из нескольких разных городов страны. Перехватить такого звонящего силами местной полиции просто невозможно. И несомненно люди Независимого уже поняли - в чьих Вернер руках.
   - Что-то изменилось в его лице за эти дни, патрон, - сказал Торнвил после седьмой неудачной попытки, когда они, обозленные, поднялись в кабинет к Блюму.
   К тому же вчера при разговоре с Вашингтоном им откровенно дали понять, что ожидали куда больших результатов.
   - Вы тоже обратили внимание на его лицо?
   - Лицо не просто жесткое, но определенно с каким-то новым выражением.
   - Или другое лицо?
   - Что вы имеете в виду, патрон?
   - Сам не знаю... Ладно, Стенли, дальше мы так продолжать не можем. Совершенно ясно, что он ничего не скажет. Нужно прибегнуть к радикальным приемам.
   - Гипноз?
   - И как можно быстрее.
   - Наша служба всегда применяла гипноз только по специальной санкции прокурора. Но речь шла о людях, которым было официально предъявлено обвинение в государственной измене. Представить такие улики сейчас мы не в состоянии.
   - Оформим все это как медэкспертизу. Один из работавших с нами прежде гипнотерапевтов мне очень хорошо знаком. Он будет молчать, уверяю вас. Тем более, что мы имеем возможность заплатить хороший гонорар. Готовьтесь, полковник, я вызову его сегодня на вторую половину дня. Запротоколировать результаты мы, конечно, не сможем, но, все-таки, сами что-то поймем.
   - Тебя вызывает Блюм, - сообщила появившись на пороге его кабинета Николь. - Послушай, давай пригласим его к нам на ужин. Мы же должны отблагодарить его за тот ресторан две недели назад.
   - Давай. Если тебе удобно, это можно сделать прямо завтра.
   - Лучше послезавтра. Во-первых, это суббота. Во-вторых, мне нужно как следует подумать, что приготовить... Эй, как тебе не стыдно! Ну, что ты глазеешь на мои ноги?
   Торнвил не был знаком с этим гипнотизером, и Блюм их друг другу представил в той самой комнате, где они проводили первый допрос и все последующие.
   Очень незаметный человек лет пятидесяти. Хотя патрон говорил о нем как о суперклассном специалисте. Совершенно непримечательный... С виду - старший клерк в средней руки конторе. Волосы гладко зачесаны на пробор. Самые обыкновенные невыразительные глаза за очками. Пройдет по улице мимо, никто внимания не обратит. Впрочем, кажется, есть одна деталь - эти глаза не смотрят прямо на собеседника, взгляд скользит где-то рядом.
   - Значит, он зубной врач? Больше никаких исходных данных?
   - Больше никаких, мой дорогой, кроме простых сведений по биографии, сами ничего о нем не знаем. Поверьте, это не от нашей скрытности.
   - От чего же мне все-таки отталкиваться?
   - От его защитных реакций, - Блюм энергично покрутил руками в воздухе. - Нас интересует все, что он внутри себя защищает, буквально все. И обратите внимание на фамилии Чакли и Кэмпбелл. Это его бывшие пациенты - Он умоляюще взял гостя за локоть. Вы наша главная надежда, мой дорогой.
   - Ну что же, попробую, - ответил тот, и легкая немного странная улыбка мелькнула на его лице.
   - Гонорар... - начал Блюм.
   - Определите сами, господа.
   Через минуту привели Вернера.
   - Д-обрый вечер, доктор! - поприветсвовал его Блюм. Пожалуйста, не напрягайтесь. Мы вызвали вас не для допроса. Но, понимаете, то, что вы все время молчите, нас несколько пугает. Это ненормально. Поэтому наш опытный врач посмотрит вас. Он ваш коллега. Только не по зубам, а по внутренним, так сказать, органам.
   Неизвестно откуда в руках у гипнотизера появилась обычная терапевтическая трубка, какими прослушивают грудь.
   - Снимите, пожалуйста, рубашку, - обращаясь к Вернеру попросил он.
   Торнвил чуть приподнялся, ожидая что Вернер не прореагирует, но тот спокойно и равнодушно подчинился.
   - Дышите, пожалуйста, полной грудью... Еще... Теперь наберите воздух и несколько секунд не дышите... Очень хорошо, снова дышите...
   Вдруг он стремительно махнул рукой у лица дантиста и тут же, ловко подхватив, посадил обмякшего человека в кресло... Тот спал.
   Блюм довольно взглянул на Торнвила и нажал магнитофонную кнопку.
   С полминуты длилось молчание...
   - Первый день вашей самостоятельной практики, доктор Вернер, поздравляю вас! - громко заговорил гипнотизер. - Вы сегодня очень волновались?
   - Совсем не волновался, - как показалось Торнвилу, помолодевшим голосом ответил тот. - Нет, все-таки немного было. Когда шел на работу. Я специально пошел пешком и чувствовал... чувствовал - мне хочется, чтобы путь был немного длиннее. Вернер, не открывая глаз, широко почти по-детски улыбнулся. Прекрасный сегодня день, нужно его отметить!
   Гипнотизер, сделав небольшую паузу, заговорил снова:
   - Сейчас, через год, вы ходите на работу спокойно, доктор?
   - Да, я езжу на машине.
   - Тот первый день - такой забавный. Не правда ли? Вы мне тогда о нем рассказывали, год назад.
   - Ха, первый день... Да, я очень волновался. Скрывал это, конечно. Даже от самого себя.
   Еще пауза и новый вопрос:
   - Десять лет медицинской практики, это ведь уже очень много. Сейчас вы опытный врач, мистер Вернер. Да, я хотел порекомендовать вас своим знакомым, Чакли и Кэмпбелл. Они еще не приходили?
   - Нет, у меня не было пока таких пациентов. С удовольствием сделаю для них все, что смогу. Спасибо за рекомендацию.
   Теперь доктор говорил своим обычным голосом и вид имел спокойный и несколько самодовольный.
   - Ведет его от прошлого к нашим дням, - шепнул Блюм полковнику.
   - Здравствуйте, мистер Вернер, - вдруг снова обратился к нему гипнотизер. - Три года, кажется, с вами не виделись? Как идут дела?
   - Спасибо, очень неплохо.
   - Прекрасно, я рекомендовал вас нескольким своим знакомым, возможно они уже стали вашими пациентами. Чакли... и еще Кэмпбелл.
   - Нет, эти не появлялись. Но все равно, большое спасибо.
   Торнвил, посчитав в уме, понял, что они уже приблизились к теперешнему году.
   - Какой сейчас месяц? - неожиданно учительским тоном спросил гипнотизер.
   - Август.
   - А точная дата?
   Вернер тут же без запинки назвал сегодняшний день.
   - Сейчас зима, доктор, январь, самый его конец, - снова начал гипнотизер. - Было что-нибудь интересное в этом месяце?
   Торнвил понял, что тот возвратил дантиста на восемь месяцев назад. Тон вопросов стал строже.
   - Пожалуй, что ничего, если не считать выигрыш тысячи долларов в лотерею. Пустяк, но приятно. Еще я купил какаду за полторы тысячи. Злобный, паршивец.
   Блюма почему-то развеселило это расхождение в цифрах - три, сообщенные в разговоре, и эти полторы. И он с ироничной миной черкнул их на листке бумаги.
   - Надеюсь, что встретимся в феврале. Кстати, мой приятель, Чакли, у вас не лечится?
   - Нет.
   - А Кэмпбелл?
   - Тоже нет.
   "Это она", - быстро написал на бумажке Блюм и показал ее гипнотизеру. Тот кивнул в ответ головой.
   - Вот и февраль прошел. Как-то я спрашивал вас о своем приятеле? Чакли.
   Вернер не ответил и на его лице отчетливо обозначилось задумчивое выражение.
   - Он ваш приятель? - медленно выговаривая слова, наконец спросил тот.
   Брови гипнотизера вдруг резко вздернулись и Торнвил сразу понял почему: гипнотезируемый находится всегда в пассивном состоянии и не задает вопросов.
   - Да.
   Задумчивое выражение Вернера сменилось на напряженное.
   - Объединившись - поверим, - неожиданно произнес он.
   Теперь еще что-то выжидательное появилось в его лице... И чем дольше молчал гипнотизер, тем больше лицо напрягалось.
   - Сегодня первое февраля, доктор, первое февраля. Вы согласны?! - не отвечая на эту непонятную фразу энергично произнес гипнотизер.
   - Конечно, вон дата на календаре, - показывая на пустое место уже совершенно спокойно согласился тот.
   - Объединившись - поверим, доктор.
   Тот с легким удивлением пожал плечами.
   - Прошло две недели, - почти скомандовал гипнотизер. Пятнадцатое февраля на вашем календаре... Объединившись поверим.
   - Поверив - объединимся. Я вас внимательно слушаю.
   - Когда вы в последний раз видели Чакли?
   - Позавчера.
   - Что он вам сказал?
   - Ничего. Передал бумаги, как в первый раз.
   - Где они?
   - Переданы в тот же день.
   - Кому и где?
   - Согласно паролю здесь в кабинете.
   Лицо Вернера снова сделалось беспокойным, как будто он захотел сам о чем-то спросить, но это ему не позволили сделать.
   - Двадцатое апреля на вашем календаре, не так ли?!
   - Так, - с появившимся на лице равнодушием согласился Вернер.
   - Объединившись - поверим.
   - Поверив - объединимся. Я к вашим услугам.
   - Когда вы в последний раз видели Чакли?
   - Две недели назад. Но Кэмпбелл сказала, что он больше здесь не появится.
   - Она передала вам бумаги?
   - Да.
   - И вы отдали их в тот же день согласно паролю?
   - Именно так.
   Гипнотизер подождал и, бросив косой взгляд на Блюма, спросил:
   - Вы получили очередные деньги?
   - Деньги... - Человек в кресле явно снова заволновался и с усилием произнес: - Ка-кие деньги?
   - Забудьте о них! - приказал гипнотизер, и Торнвил увидел капельки пота на его лбу. Несколько раз порывисто вздохнув он продолжил: - Кому вы служите, передавая бумаги?
   - Великому делу, - ответ прозвучал почти что торжественно.
   - Какому делу?
   - Нашей победе.
   - Кто вами руководит?! Отвечайте! - гипнотизер напрягся, и было видно, как это напряжение охватило все его тело.
   Веки Вернера вдруг задергались, а рот обнажил крепко сжатые зубы. Торнвил понял, что тот пытается открыть глаза, а гипнотизер всеми силами не дает ему этого сделать. Плечи дантиста вдруг начали неестественно вибрировать, будто стараясь овладеть пассивными непослушными руками. В следующее мгновение веки на какие-то доли секунды вдруг широко открылись и черные зрачки успели с ненавистью уставиться в пространство, прежде чем они снова захлопнулись. Но тут же ожили и задвигались руки! Правая кинулась к бедру и, выхватив что-то, поднялась над головой в воздух. Странные гортанные слова вдруг вместе со слюной вырвались у него из горла, совсем незнакомые, но очень похожие на проклятье.
   Рука стремительной дугой метнулась к животу, и, не дойдя до него, застыла, наткнувшись на невидимый барьер, и тут же с огромным усилием пошла вдоль середины вниз. Лицо дантиста побагровело и исказилось судорогой. Стенли почувствовал гипнотизер потерял контроль над своим объектом и безуспешно, почти панически силится что-то сделать! Тут же мощная конвульсия рванула вверх ноги Вернера, еще одна, и вывалившись на пол из кресла, он, скрючившись, забился на полу. Зрелище сделалось совсем неприятным. Колени Вернера рывками двигались к бьющейся об пол голове, в такт с частым хрипом, сквозь который, как показалось полковнику, все время силился пробиться крик. Еще через несколько секунд зубы человека разжались и крик вырвался наружу...
   Блюм тоже почти кричал, отдавая какие-то команды по селектору.
   - Сильные общие обезболивающие! - уже трижды повторил гипнотизер. - Я не могу к нему подключиться!
   Через полчаса, когда состояние Вернера удалось вполне стабилизировать, они поднялись втроем в кабинет к Блюму. Тот и при крайней озабоченности умудрялся сохранять подвижность и бодрость.
   - Давайте отдохнем, друзья! Чего-нибудь освежающего?
   - С удовольствием, - согласился их гость. - Неплохо бы бренди, но сначала простой воды.
   - Будет сделано, - направляясь к известному шкафчику, проговорил Блюм, - будет сделано. А вам, Стенли?
   - Джин с тоником, если можно.
   - У нас все можно. А почему он нас обругал на каком-то странном языке, а? Интересно на каком именно?
   - Он обругал не нас, - ответил гипнотизер, - а каких-то видимых внутренним зрением врагов. Скорее всего, в смутном обобщенном образе. - Блюм проворно притащил поднос с бутылками и их уставший гость сразу потянулся к воде. - Это самый удивительный пациент в моей жизни,... уф, прекрасная вода, еще полстаканчика и можно бренди... Пытался разрезать себе мнимым кинжалом живот, пронзил им себя почти до позвоночника. Потом прорезал кишечник вниз сантиметров на десять. Отсюда и дикие спазмы. Нервная система записала эти действия как реальный факт.
   - Вы сказали кинжалом? - заинтересовался Торнвил. - Почему не просто ножом?
   - Именно кинжалом, полковник. В тот момент я еще не потерял с ним контакта и сильные образы загипнотизированного попадали в мое сознание.
   Блюм подошел к столу и вынул отобранное у дантиста при аресте холодное оружие.
   - Похожим на это?
   - Я бы сказал, вот именно этим самым.
   - Тогда и расскажите нам, пожалуйста, все, что вы там в его образах увидели. Нам очень важно! - Блюм налил ему и себе бренди. - Стенли, обслуживайте себя сами.
   Гость выпил свой бренди сразу двумя глотками и откинулся на спинку кресла.
   - Ну так, - уже расслабленно заговорил он, - два слова, сначала, как это делается. В общих чертах, конечно... Главная задача при гипнозе - выйти на человеческое эго.
   - Концентрат личности? - уточняя переспросил Торнвил.
   - Примерно. Личность складывается из множества качеств - и генетических, и сообщаемых жизнью. А эго, это, так сказать, голая личность, абсолютное "я".
   - Для нас с полковником, мой дорогой,... - Блюм, на секунду прервавшись, допил свой бренди, - не слишком сведущих в этом деле людей, нельзя ли немного понятней?
   - Конечно. Но только в той мере, в которой современная наука вообще об этом что-то знает. Видите ли, первоначальным качеством человека, лишь только он появился на свет, является способность отделять себя от всего окружающего. Первое, что он знает: есть "я" и есть "не я", - гость на секунду задумался. Позволю себе заявить, что ни один ученый в нашем мире даже предположительно не может сказать, где именно находится тот орган или центр головного мозга, который указывает человеку: "вот это он сам, а то - все остальное". Но этот центр существует, иначе родившийся человек не смог бы начать ориентироваться. Причем не только по отношению окружающему миру, но и в отношении своих собственных рук и ног. Первое попадание кислорода в легкие новорожденного вызывает ответный крик. Ему непривычно, не нравится. Но не нравится уже "ему". И эта ответная реакция не только рефлекторного характера - она уже эмоционально окрашена. То есть голое "я" уже способно расставлять положительные и отрицательные знаки и заявлять о себе. Иначе не было бы ни этого недовольного крика, ни протестующего подергивания телом. Вы понимаете?
   - Странно, - Торнвил задумчиво повертел в руках свой стакан, - а я ведь отчетливо всегда ощущал, что главным впечатлением моей детской памяти было, что "я - это я". Потом к нему стало прибавляться все остальное.
   - Вот-вот, - довольно улыбнулся гипнотизер, - именно с этого начинается ориентировка. С ощущения эго. Затем только эго начинает ориентироваться вовне. Устанавливает отношения с внешней средой, которые усложняются на протяжении всей жизни.
   - Помимо этого у маленького человека изначально существует и генетическая информация, не так ли?
   - Верно, полковник, в том числе и она.
   - Что значит "в том числе"? - переспросил Блюм. - Разве есть какая-то информация еще?
   Их гость кивнул в ответ головой, но с каким-то нерадостным выражением:
   - Есть, господа, и на нее мы сегодня наткнулись.
   - Ну-ну, дорогой мой, и на что же мы так наткнулись, что нас на непонятном языке обругали? Э, странно, полковник, вас, вроде бы, оно и не задело? Это же честь мундира! Я, вот, переживаю! - Блюм, с видом оскорбленного благородства, потянулся к бутылке. - Надо еще немного бренди, чтоб успокоились нервы.
   Он наполнил стаканчики себе и гостю. Тот, улыбнувшись, поблагодарил и заговорил снова:
   - Следует, сначала, вот еще о чем сказать. Все, что происходит в течение человеческой жизни, фиксируется. То есть обязательно запоминается. Другое дело - насколько каждый из нас способен волевым усилием извлечь из памяти то или иное событие. Но память - не каша, куда время от времени добавляется новая ложка. Она выстраивается временными пластами, и каждый из них должен иметь свой адрес. Однако сразу приходится признать, что этот адрес не может представлять собой символ, код или что-нибудь в подобном роде, так как и его тогда бы пришлось запоминать с помощью чего-то другого.
   Блюм тут же открыл рот, чтобы задать вопрос.
   - Вы хотите спросить, как формируется этот адрес? опередил его гость.
   - Да, именно об этом.
   - Дело в том, господа, что как бы ни казались нам по своему строению одинаковыми нервные клеточки мозга, они все разные. И все, разумеется, живые. Но живые тоже по-своему. Одни активно работают, другие находятся в пассивном состоянии, спят. Однако только до тех пор, пока к ним не придет возбуждающий сигнал, то есть информация. Спящих клеток у человека огромное множество. То есть, потенциально мы можем воспринимать и хранить в себе информацию фантастических объемов! - Он многозначительно поднял вверх указательный палец. - Любое сложное ощущение человека распадается на множество составляющих его деталей, и каждая из них попадает в ту или иную клеточку нашего мозга. А она сохраняет в себе этот сигнал, лишь поскольку способна колебаться с его специфической частотой.
   - Волновой процесс? - догадался Торнвил. - Для любого готового поступить из окружающей среды сигнала найдется клеточка, которая будет двигаться потом как запущенный маятник?
   - Именно. А вместе, ответившие на новое ощущение человека клетки создают устойчивый волновой контур. Это и есть память об отдельном событии.
   - Почему он со временем не разрушается? - поинтересовался Блюм.
   - Разрушается. Когда разрушается сама способность человеческого мозга так сохранять информацию. Вот тогда и начинается движение к скорой смерти.
   - Но человек умирает от вполне конкретных болезней. Сердце, опухоль...
   - Верно. Но откуда возникают эти болезни? Внутренними органами ведь управляет тот же мозг. И когда ответственные за них клетки теряют эту свою способность, сердце сбивается с правильного ритма или выходит из строя желчный пузырь, ну и так далее. И если бы клетки мозга не выходили из строя, люди жили бы вечно, потому что правильный обмен веществ, то есть не старение, тоже от них зависит. Или раковая опухоль - это ведь разрастание примитивных тканей. Существует простая гипотеза по данному поводу: клеточки мозга, ответственные за отдельное место внутреннего органа просто теряют свою реакцию. И тогда другие клеточки, их коллеги, которые занимаются ростом тканей, полагая, в ответ на такое молчание, что в том месте внутреннего органа просто ничего нет, начинают создавать там грубую материю. Стараются заполнить, образовавшуюся, по их мнению, пустоту.