Алекс Норк. Кто здесь

   - Архаичное сознание?
   - Да, некие исторические накопления, но ярко выражать себя, как всегда считалось, они не способны.
   - Объясните, будьте добры.
   - Вы обращали внимание, что услышав определенную фамилию, люди любят спрашивать, а не родственник ли названный известному артисту, политику или спортсмену с тем же именем? - Неожиданно задал вопрос профессор. - Спрашивают с пристрастием и радостным ожиданием, что так оно и окажется?
   - Да, замечал, - с удивлением ответил Торнвил. - А причем тут это?
   - Остатки архаичного сознания. Отголосок сугубо аналогового менталитета тех времен, когда люди очень опасливо относились ко всему незнакомому и успокаивались на ощущении сходства. Развитые умы ищут оригинального, прочие - аналогичного. И в массах осталась эта тяга к знакомому на инстинктивном уровне. Следы прошлого. Типичная в пору молодости народов неспособность ориентироваться без прямых сравнений. И это же чувство сходства определяло в далекие времена отношение человека к собственной личности. Душа стремилась к единому и не хотела обнаруживать в себе оригинальность. Она еще была коллективной. Это давало огромную силу, потому что потерять свое "я" было не очень страшно.
   - Как эта коллективная душа могла заговорить в наше время?
   - Единственное, что могу вам пока ответить, полковник, история не зафиксировала подобных массовых примеров. И если что-нибудь по этому поводу придет в мою очень старую голову, немедленно вам сообщу.
   Пожимая Торнвилу на прощание руку, он добавил, глядя на него полупрозрачными, чуть слезящимися глазами:
   - Вы очень меня заинтересовали вашим рассказом. А тот девиз, что принадлежал казненному, его же палач, Юдуф, присвоил себе, поскольку девиз был очень популярен, в особенности среди ударной конницы. Позже его потомки запретили этот девиз, боясь любых воспоминаний о том злодействе. И он исчез из истории.
   - Опять коллективная душа, Стенли?! В благословенной Америке, где каждый только и делает, что тащит к себе одеяло? А у русских она тоже заговорила?
   - Вы про те два самоубийства бизнесменов?
   - Про три, уже есть третье, мой дорогой. Только на этот раз при аресте какого-то их крупного финансового афериста у него успели отобрать странный ритуальный кинжал. Догадываетесь, что он попытался сделать в камере?
   - Неужели разбил себе голову?
   - Да, но не со смертельным исходом. - Блюм вдруг сосредоточенно посмотрел на противоположную стенку своего кабинета: - Бр-р!!
   - Большие пропали деньги, патрон?
   - Около трехсот миллионов, если в нашей валюте... Девиз моголов, вы сказали?
   - Запрещенный и исчезнувший потом из истории.
   - Вы ведь чисто говорите по-русски, Стенли?
   - Чисто, как говорят в Москве.
   - Вот и попробуйте с этим акцентом побеседовать с тем самым третьим самоубийцей. Он сейчас находится у них в тюремной больнице.
   - Попробовать, не сработает ли девиз?
   - Да. Я уже договорился, что к ним прибудет наш специалист. К счастью, сейчас такое время, когда спецслужбы могут между собой сотрудничать.
   - Тогда придется открыть русским какие-то карты...
   - Придется. Я уже обещал, иначе бы и разговор не состоялся. - Блюм, раздумывая, постучал пальцами по столу. - Раскрывайте все кроме одного, мой дорогой. Кроме того, к кому ведут эти непонятные связи у нас в Америке. Скажете, что мы этого просто пока не установили. А у них постарайтесь все, что можно, выведать.
   - Само собой, - кивнул Торнвил. - Когда мне лететь?
   * * *
   На шестой день болезни Хак понял, что не выздоровеет. Он много раз видел, как болели этим другие люди, и как они вдруг теряли силы на пятый или этот самый, шестой, день. Те, с кем такое случалось, уже не выздоравливали. Им оставался день еще или два. И лежа у окна, он услышал, как одна соседка сказала другой: "Наш кузнец умирает. Такая беда, в расцвете лет".
   Хак удивился, потому что не понял - отчего так решил Всевышний? Разве он больше не хочет, чтобы свершился самим им предписанный закон и желает чтобы великий трон империи сохранил на себе предателей?
   С наступлением ночи Хак приказал вынести себя на крыльцо под темный звездный купол неба. Сегодня он снова его увидел, огромную бездонную чашу, храм, выстроенный Всевышним над головами людей. Высвеченный темной синевой, чтоб тот, кто способен оторвать свой взгляд от земли, ощущал верховные чертоги. С серебряными звездами, яркими сегодня как никогда.
   О, если б Хак чем-нибудь провинился перед Создателем, разве позволил бы Он ему и далее возноситься взглядом в высь своего творенья? Разве не закрыл бы ее облачной пеленой? Такого бездонного купола, такой исходящей из него пространственной силы Хак никогда еще не видел. И эта сила не отвергала сейчас его, а приглашала к себе. Она стократно превосходила ту жалкую его человеческую, что забрала болезнь, не нужную ему более перед божественным промыслом и назначением, которое он уже очень скоро узнает. Всевышний не оставил его! Он хочет дать ему новую силу для нового, пока еще неизвестного дня!
   * * *
   Торнвил прекрасно знал Москву, посещал множество мест в этом городе, но в знаменитом здании на Лубянке, сердце русской контрразведки, ему, конечно же, бывать не приходилось. Здесь работали его противники. Они прекрасно, на протяжении многих лет, знали друг друга заочно. Уважали... да и, чего греха таить, немного взаимно побаивались.
   Его проводили в дорогие генеральские апартаменты одного из замов верховного шефа Лубянки... Любят русские генералы служебную роскошь, что, впрочем, не мешает им порой очень здорово работать. Торнвил знал, что работают здесь не только высокопрофессиональные, но и, нередко, превосходно образованные люди.
   Генералу с тремя звездами на погонах, видимо уже перевалило за шестьдесят. Его фамилия была известна в их международном разведывательном мире: один из крупных в прошлом русских нелегалов, успешно проработавший у них в Штатах в шестидесятые-семидесятые годы. Так и не попавшийся в их лапы, и, несомненно, оставивший после себя вербованную агентуру, которая работает и до сих пор. Пути Господни неисповедимы, где встречаться приходится! А ведь мог бы этот генерал сейчас не здесь, а у них в камере сидеть, в особой для этих людей арканзасской тюрьме.
   А вот второму человеку, русскому полковнику, на вид столько же лет как и самому Стенли. И тут же, услышав его фамилию, Торнвил понял, с кем познакомился...
   - Так это вы меня контролировали, когда я работал в Москве, мистер Горин? Ох, и трудно было с вашими людьми, должен признаться! Таких ловких прилипал я бы очень хотел иметь в собственном аппарате.
   - А сколько вы нам доставляли хлопот, мистер Торнвил! ответил тот по-английски. - Ваш преемник, к счастью, оказался немного спокойней.
   - Да, предлагаю вести разговор на вашем языке, - приветливо улыбнувшись предложил генерал и Торнвил отметил у него легкий южный выговор. - Доставьте нам это удовольствие. У меня не часто сейчас выдается английская практика... Как там коллега Блюм? Нам не удалось с ним в свое время лично познакомиться. Не знаю как лучше сказать, ха-ха, - к сожалению или к счастью? По-прежнему любит маленькие незамысловатые ресторанчики?
   - Вы прекрасно информированы о наших мелочах, генерал! рассмеялся Торнвил.
   - Мелочи - это и есть наша работа, не правда ли? Не хотите ли слегка закусить с дорожки?
   Сейчас они стояли в центре огромного кабинета, и его хозяин, жестом приглашая к круглому столику в углу, обратился к русскому полковнику:
   - Андрей, не сочти за труд, налей всем по дозе.
   Под большой накрахмаленной салфеткой обнаружилось то, что Торнвил и ожидал. Традиционный русский набор: красная и черная икра в круглых хрустальных приземистых вазочках с желтыми цветочками из лучшего в мире вологодского масла поверху, маринованные белые грибы, полукопченая осетрина с лимоном. И водка. Та, которую всегда пила коммунистическая элита, особой очистки, с добавкой натуральной янтарной кислоты, выводящей из организма продукты алкогольного распада. Не оставляющая потом никакой тяжести в голове.
   - Возможно, вам будет интересно узнать, что посуда на этом столе из личных фондов злого гения Берии, в прошлом самого близкого к Сталину человека. Мы используем ее как достопримечательность для гостей. - Генерал и оба полковника взяли тонкие антикварные рюмки. - За успешное сотрудничество!
   ..........................................................
   Вкусно было до мурашек в спине... и настоящий черный хлеб, какого не купишь и в русских магазинах в Нью-Йорке.
   "Эх, Блюм бы оценил! - понемногу приходя в себя подумал Стенли. - Надо будет привезти ему хотя б такую хлебную буханку".
   Говорили о вещах совсем посторонних. Генерал расспрашивал о новом американском поколении, об изменившейся без него за четверть века Америке. Спрашивал, как спрашивают о чем-то внутренне близком. И Стенли сам поймал себя на мысли, что этот город, здесь за окном огромного здания на Лубянке, зовет его к себе тепло, по-приятельски. Милыми летними бульварами, церквями и переулками старой Москвы. Он помнит именно их улыбчивый покой, а не места, где назначал агентам встречи и явки.
   Потом был крепкий душистый чай с безумно вкусным вишневым вареньем без косточек.
   - Оно домашнее, - пояснил генерал. - Это варенье моего детства. Согласитесь, не то же ведь самое, что фабричный вишневый джем, а?
   - Вам этого варенья, наверно, очень не хватало в те годы у нас?
   - Не хватало, вы правильно догадались. Все остальное было, деньгами меня снабжали недурственно. - Он посмотрел на двух молодых полковников. - Какая сильная и порой мучительная штука детская память, друзья. Она очень резко обнаруживает себя с годами. Такое варенье готовила моя бабушка в очень бедные послевоенные годы, когда не хватало сахару, и она экономила сахар на себе, чтобы приготовить и угостить меня хоть иногда этим вареньем... С годами детская память порой так властно приковывает к себе человека, как будто хочет заставить его почувствовать - ничто никуда не уходит. "И ты не уйдешь", - мне кажется говорит она, - "ты и сейчас там живешь, ничего не зная про свое далекое будущее".
   "Почти как у Блюма, - подумал Стенли, - во всяком случае, что-то очень похожее".
   - Так что у вас там приключилось? - наливая вторую чашку спросил генерал. - Из разговора с вашим шефом мы поняли, что нечто очень сходственное с нашей историей.
   Торнвил подробно и обстоятельно рассказал.
   - А к кому ведут все эти странные люди? - задал в конце концов тот самый неприятный вопрос полковник Горин.
   - Мы еще этого не выяснили, - поспешно ответил Торнвил и тут же на долю секунды соприкоснулся зрачками с генералом. Этого оказалось достаточно.
   - Понимаем, - снисходительно проговорил тот, - есть указание не раскрывать. Ничего, мы понимаем и не обижаемся. Откровенность ведь возникает со временем.
   "Черт возьми, не хватает только ему покраснеть! Не те это люди, которым легко соврать", - подумал Торнвил и попросил еще варенья.
   - Мы к этой теме возвращаться не будем, - продолжал генерал, - хотя, судя по гибели двух ваших высоких чиновников, ситуация нам в целом понятна. У вас надвигаются выборы и у нас они тоже не за горами. Но мы, как хозяева, проявим большую откровенность. Вам хорошо ведь известен один наш потенциальный кандидат, громила с кирпичной физиономией?... Ну вот, по нашим последним оперативным данным деньги пошли в его нелегальную кассу. В общей сложности цифра составляет уже около двух миллиардов долларов. Для России это очень много, потому что предвыборные и прочие политические мероприятия обходятся здесь во много раз дешевле.
   - До нас дошла цифра в несколько сот миллионов...
   - Это только по трем эпизодам.
   - А разве были еще?
   - Да, еще восемь случаев. Но, чтобы не привлекать внимания общества, прессы мы их представляли как заказные убийства. Нам легче, чем вам, обманывать публику.
   - Деньги оседают в российских банках?
   - Пока в западноевропейских. Идет процесс их накопления, по нашему мнению, с предвыборными целями. Однако подумаем теперь, как будем разрабатывать этого неудачливого самоубийцу, которого мы сейчас содержим под присмотром в тюремной больнице. Девиз вы говорите? Да, это хороший ключ, только использовать его следует очень осторожно. Мы подсадим к нему в палату нашего человека. Легенду, Андрей, нужно будет построить на том, что это тоже персонаж из числа новых русских бизнесменов, причем довольно крупного разряда. Поскольку такая публика довольно хорошо знает друг друга в лицо, он должен быть не из Москвы, а откуда-нибудь из Сибири. И фамилию ему надо присвоить настоящую, от реально существующего человека, но с которым наш объект наверняка раньше не встречался. Сколько времени понадобиться на подготовку?
   - За двое суток управимся.
   Генерал довольно кивнул головой.
   - На эти двое суток к нему в палату надо поместить обычного заболевшего уголовника, из тихих. Объект наверняка напряжется, подумает, что это подсадная утка, поэтому легче потом прореагирует на нашего человека.
   "Очень грамотный ход", - подумал Торнвил.
   - Работать придется очень осторожно, - продолжал генерал. Девиз должен прозвучать не сразу, несколько дней уйдет на климат доверия. Кого из своих сотрудников думаешь на это выделить?
   - Меня! - произнес Торнвил по-русски. - Лучше всего меня.
   Оба с удивлением взглянули на гостя.
   - Мы головой отвечаем за вашу жизнь, - возразил его молодой коллега.
   - А что может случиться? В палате ведь наверняка работает видеокамера, за дверью охрана.
   - Две скрытых камеры, но... - Андрей вопросительно взглянул на генерала.
   - К тому же я очень хорошо физически подготовлен и мой русский язык вне подозрений.
   - Да знаем мы все о вас, - улыбнулся генерал, - и что отлично физически подготовлены, знаем. - Он, раздумывал несколько секунд, внимательно глядя на Торнвила. - Выговор у него чистый, Андрей, московский, и во многих городах Сибири говорят точно так же... А что, пойдем навстречу пожеланию гостя? Пойдем! Начинайте работать.
   Две небольшие татуировки - след пребывания в местах заключения за строительную аферу еще в коммунистические времена, сленг лагерей и лексикон новых русских. Фамилии, деловые сведения, сплетни и слухи, отработка всевозможных исключающих неожиданности ситуаций. Работа шла быстро и весело.
   - Насчет татуировок не беспокойся, - сообщил Андрей, - они на химическом препарате, который потом бесследно выводится. А вот с имитацией порезанных вен на руках будет сложнее. Кожа должна быть вскрыта очень грубо, потом придется проделать восстановительную косметическую операцию.
   - Пустяки, я могу ее сделать в Швейцарии.
   - В нашей системе, Стенли, тебе ее сделают не хуже, чем в Швейцарии. И абсолютно бесплатно. Теперь слушай: поскольку ты поступаешь в палату якобы с попыткой пореза вен об стекло при аресте, а значит с потерей крови, придется сначала сутки полежать под капельницами. Получишь просто хорошие витамины, они тебе не помешают. Первая контрольная встреча со мной произойдет через два дня в палате, когда мы заберем объект на рентген черепа. Не торопитесь, Стенли, пусть он сам проявляет инициативу.
   За несколько часов до начала операции Торнвил позвонил домой и предупредил Николь, что в ближайшие дней десять разговаривать с ней не сможет.
   - Тебе будет регулярно звонить мой русский коллега, Андрей, и передавать от меня приветы.
   - Если ты их заранее заготовил, то и передай сейчас все сразу. А знаешь, я вчера самым глупым образом выиграла тысячу долларов в лотерею. Неплохо, а?
   - Как тебе удалось?
   - Какой-то общественный центр разыгрывает призы по фотографиям всего за три доллара. Посылаешь фотографию по компьютеру, а другой компьютер у них определяет по каким-то признакам победителя. Я рассказала Блюму, он тоже послал, но ничего не выиграл. Жалеет эти три доллара и говорит, что с меня за выигрыш причитается. Смешно, правда?
   - Ну и пригласи его в какой-нибудь ресторанчик, он тебя очень любит.
   - А ты?
   Его, туго пристегнутого ремнями, вкатили в палату на носилках два здоровенных санитара, следом вошли медсестра и врач.
   - Твари! - прорычал Торнвил, глядя на них налитыми кровью глазами. - Порода порченная!
   Не обращая на это внимание один из санитаров бесцеремонно, как вытирают предмет, обтер ему полотенцем мокрое от пота лицо.
   - Тьфу, паскуды! - освободившись из-под полотенца сообщил им Торнвил. - Недоделки...
   - Одну ампулу или две? - спросила сестра, обращаясь к врачу.
   - Две, пусть успокоится, - врач тут же повернулся к человеку, лежавшему на другой кровати в противоположном углу комнаты: - Вы не волнуйтесь, ваш сосед быстро успокоится. Сейчас он в состоянии аффекта, к тому же ему только что сделали переливание крови.
   Сестра уже ввела в вену иглу.
   - Привезите столик с материалами, - обратился доктор к одному из санитаров, - нужно освежить перевязку.
   Тот появился через минуту с небольшой оборудованной тележкой.
   Торнвил прохрипел за это время несколько ругательств, однако не тех похабных уличных, а на каком-то особо изощренном языке.
   - Успокойтесь, больной, успокойтесь... Сейчас он заснет, снова обращаясь к человеку на другой кровати добавил доктор.
   Второй пациент, ничего не ответив, только положил повыше подушку, чтобы лучше видеть вновь прибывшего, неожиданного и неприятного соседа...
   В это время сестра и санитар уже снимали бинты, и вскоре человек заметил страшноватые рваные раны на внутренней стороне запястий и не смытые до конца следы крови и йода вокруг.
   - Так,... ну неплохо, неплохо, - удовлетворенно проговорил доктор.
   - Как хорошо вы ему эту вену cшили, - указывая на что-то, по-детски радостно произнесла медсестра.
   - Эту хорошо, - согласился тот, - а эта вот, грубовато получилась.
   - Она же тоньше, доктор, и тридцать минут находилась под зажимом пока его сюда везли. До чего же у вас ловкие руки!
   - Ну, ну, работаю как умею. Спит уже.
   - Вам бы такими руками хороших людей спасать, - поддержал медсестру санитар, выталкивая в коридор носилки, - а не этих подонков.
   Около суток вновь прибывший спал, иногда под капельницами. Потом пробудился и заворочался с явными попытками встать с кровати. Второй человек нажал на кнопку у тумбочки. Тут же появился огромный санитар.
   - Может быть ему что-нибудь нужно, - обеспокоено косясь на соседа произнес человек.
   - В сортир, - заявил тот, садясь на кровати. - В сортир, вот что мне нужно.
   Санитар указал ему на дверку:
   - Помочь? Там и умывальник, вместо полотенец салфетки.
   - Сам справлюсь.
   Но прежде чем направиться в туалет, больной с перевязанными запястьями осмотрел санитара, и оставшись довольным, произнес:
   - Здоровый ты мужик, да? До чего ж ты здо-ро-вый. Выйду отсюда в охрану тебя возьму. Три тысячи баксов, харчи, одежда. Пойдешь?
   - Ты до сортира сначала дойди, - посоветовал санитар.
   - Дойду, - поднимаясь и чуть пошатываясь ответил тот, и повернувшись к человеку с перевязанной головой, представился.
   Санитар решил на всякий случай подождать, пока тот не закончит свои туалетные дела, а человек в другом конце комнаты чуть задумался, что-то припоминая...
   * * *
   Хак вспомнил все сразу. Как будто последняя его ночь там, в древнем Дели, была действительно только вчера. Конечно! Все именно так! Создатель, правящий всем земным бытием, волей своей снова вернул его, дав иное тело во времени, но сохранив первозданную душу. Душа бессмертна и Высшим решением направляется в ад за содеянные грехи или, выполнив свою земную миссию, в райские чертоги. А если она опять возвращается на землю, то только чтобы довершить несделанное. Время, прошедшее на земле, не имеет в таком случае никакого смысла для того, кто вернулся. Смысл сохраняется прежний, и он не зависит от прошедших столетий. Смысл, Хаку давно предуказанный. Власть над миром! Та, что принадлежит ему согласно Священным законам.
   Неисповедимы пути Всевышнего, и не там в тьме прошедшего он решил дать исход собственному замыслу, а здесь и теперь. Мир стал больше, поменялся в разнообразии людских оболочек. Но остались прежними души. Значит, остались в нем и души храбрых конников его брата, души людей его рода, многие-многие. Но разве для завоевания мира нужны очень многие? Совсем нет. Нужны настоящие! А остальные... Они неплохие, неглупые, хотя ужасно любят довольствоваться пустяками. Великое, конечно же, им недоступно... во все времена.
   Но есть и другие души. Души врагов. Юдуфа и его подлых холопов. Теперь Хак умеет распознавать и обнаруживать их. Своих и чужих. Только нет нигде души его брата... Да, так и должно быть. Души праведных мучеников в раю у Всевышнего. Зато он уже знает, где, в ожидании своей гибели, поместилась душа Юдуфа!
   Он вспомнил все сразу в свои девятнадцать лет, исполнившиеся ему здесь, а не там.
   Его мать говорила: в том месте, где линия человеческого хребта, продолжаясь, проходит через затылок, в девятнадцать лет открывается то главное окошко, которое соединяет каждого с Высшей небесной сферой. Но только избранные среди людей имеют силу им пользоваться. "Ты избранный, Хак!", - говорила она. Та, настоящая мать, а не эта добрая женщина, полагающая, по простоте, его собственным сыном. Но он все равно будет всю жизнь заботиться о ней. И о таком же "отце". Как когда-то заботился и жалел делийского кузнеца, тоже ставшего его приемным родителем.
   Как быстро здесь пролетели десятилетия. В потоке которых он силой Всевышнего все время отыскивал и пробуждал преданные себе души. А новые телесные оболочки отдельных из них добились уже очень многого. Они-то и помогли ему неожиданно высоко подняться. Так неожиданно и так высоко, что многие теперь разводят руками и спрашивают: "Как вообще это могло случиться?". Глупые! Как принято здесь выражаться, это лишь первая серия, и они пока ничего не ведают о второй - последней и самой главной!
   И маленький пастушок, который сейчас так славно трудится для него...
   * * *
   Сосед, с теми рваными ранами на запястьях, оказывается, очень крупная фигура. Известный человек среди воротил сибирского бизнеса. В Москве им не приходилось встречаться, у того здесь нет серьезных интересов. Но фамилия весьма известная. Почему он сюда попал с порезами вен?... Он не сказал об этом. Познакомившись вчера, они только поговорили об общих знакомых... Слишком все сходится, вряд ли это провокатор... Да видимо, им не был и тот уголовник, что лежал здесь два дня назад...
   Еще через сутки человек подумал, что ему нужно осторожно осведомиться об этих ранах. Возможно, ему очень хотелось в это верить, возможно и он принадлежит к их братству. Однако сосед, хоть и держался дружелюбно, сам с вопросами не лез, и человек обдумывал - как лучше начать...
   Решение пришло очень быстро, а подтолкнуло к нему неожиданное и обнадеживающее событие.
   - Угощайся!
   Кто-то принес ему передачу, корзинку с фруктами: бананы и киви. Бананы, опасаясь в них спрятанного ножа, санитар, проверяя, порезал на куски. А небольшие киви оставил без внимания.
   Человек сам получал фрукты от родственников и взял одно киви просто так, из вежливости. Острых предметов в палате не было, и надкусив, он отодрал шкурку зубами. Потом осторожно стал есть сочный плод. Еще отодрал и откусил снова, когда вдруг почувствовал небольшой обтекаемый предмет во рту... Похоже на металлическую капсулку.
   - Ты что? - взглянув на него поинтересовался сосед. Невкусно?
   Человек вынул изо рта зажатую в двух пальцах находку...
   - Тихо, тихо, - поспешно оглянувшись на дверь прожурчал тот. - Дай сюда.
   Он быстро разнял капсулу на две половинки - внутри оказалась свернутая тонкая бумажная лента - и пробежал ее глазами за полминуты. Потом так же быстро встал и скрылся с находкой в туалете. Тут же зашипела спускаемая вода, и человек заметил на лице вновь появившегося соседа довольную улыбку.
   - Слушай, у нас в Сибири, такое в пельмени кладут. В один на всю компанию. Обычно - это пуговица. Кому попадет, считается счастливчик. Ты у нас счастливчик, понял?
   - Что там?
   - Сообщение от друзей. Но ты ведь действительно счастливчик!
   - Почему?
   - А там и о тебе среди прочего сказано. Твоя фамилия, и что ты в этом госпитале. Над нами работают, понял? Вытаскивать отсюда будут. Уже задействовали самую верхушку общества. Письмо на имя Президента, чтоб выпустили под залог.
   - Ты в это веришь?
   - Объединившись - поверим, - как бы вскользь, не глядя на него, произнес сосед.
   - Поверив - объединимся!
   Ему протянули руку, и человек схватил ее обеими своими, так, что досталось и больному запястью.
   - Полегче, полегче. Ты у нас новичок? Недавно среди нас?
   - Полгода.
   - А я уже два.
   - Почему ты понял...
   - Что ты среди нас недавно? Очень просто. У меня высокий ранг посвящения. Все люди этого ранга знают друг друга. А я тебя не знал. Следовательно, либо ты у нас недавно, либо вообще не наш. Но ты произнес девиз.
   Человек не мог скрыть радости, и в новом выражении его лица Торнвил заметил что-то простое, почти что детское. "Раскручивать, - дал он себе команду, - активно раскручивать".
   - Нашего освобождения под залог скоро добьются. Но все равно тебя будут потом вызывать на допросы. Они кое о чем догадываются и могут применить нестандартные методы.
   И снова лицо человека неожиданно изменилось, стало жестким, с решимостью в сузившихся глазах и резко обозначившихся скулах. Как будто вообще другое лицо.
   - Никакие пытки не заставят меня предать!
   - Потише, потише. Пытать они не будут, время не то. Но могут применить гипноз или равносильные ему медикаментозные средства. Тогда твое сознание раскроется и все само выйдет оттуда.