Страница:
По кабельному телевидению начался фильм-триллер о семействе каннибалов, живущих в пустыне. С бокалом шампанского Лена поудобнее устроилась в кресле.
– Я большая поклонница триллеров и фильмов ужасов, – сказала она, уставившись в телевизор. – Я слышала, будто триллеры помогают избавиться от стрессов. Когда сопереживаешь тем мерзостям, что творятся на экране, происходит разрядка собственных страхов, которые накапливаются у человека в течение дня.
Таня, развлекая себя, погружала язычок в фужер с шампанским и, когда пузырьки газа начинали щипать кончик языка, быстро выдергивала его из фужера. Глядя на нее, я сказал:
– Сомневаюсь, чтобы от кошмаров реальной жизни могли избавить фильмы ужасов.
Лена резко повернулась ко мне и довольно грубо ответила:
– Я имею в виду мелкие бытовые или производственные душевные травмы. А по части кошмаров – просьба обращаться к психиатру!
С натянутыми лицами мы с Таней переглянулись. Я посмотрел на Лену – злая!
«Да она же меня просто ревнует! – разгадал я секрет ее поведения. – Но не хочет это открыто показывать и потому на мне же весь вечер срывает досаду. Ну, Ленка! Ты же сама проговорилась как-то, что я для тебя значу не более, чем обертка от гигиенического пакета. Или я ошибся?!»
Лена вновь вперила взгляд в телевизор. После столь неожиданной вспышки гнева со стороны Казанцевой в комнате повисла удручающая тишина, иногда с телеэкрана нарушаемая леденящими душу криками очередной жертвы каннибалов. Вдруг к ним присоединился собственный вопль Лены. Она побледнела, обмякла и судорожно схватилась рукой за левую грудь впечатляющих размеров.
– О-ой! – с гримасой человека, павшего от руки каннибала, тяжело выдохнула Лена. – Дима! – Это была предсмертная мольба. – Там… в ящике… таблетки… быстрее!
Я все понял и вскочил как ужаленный.
– Сердце?! – бросил я на ходу, кидаясь к серванту.
Лена едва заметно кивнула.
– Ну что ты копаешься? – нетерпеливо затрясла Казанцева рукой, будто сунула пальцы в кипящую воду. – Таблетки на самом верху.
Я выхватил упаковку и метнулся к Лене, которая безобразно раскинула ноги и, вывалив язык, почти сползла с кресла. Маленькая таблетка нитроглицерина оказала поразительное воздействие. Через минуту на лице Лены появилось блаженное выражение, и она с моей помощью уже могла принять более целомудренную позу.
Таня, с интересом следившая за происходящей сценой, заметила:
– Снятие стресса у тебя происходит слишком бурно.
Казанцева оценила юмор, попыталась улыбнуться.
– Дурацкие приступы стенокардии измучили меня вконец. Боюсь, когда-нибудь сердце не выдержит, и я протяну ноги.
– Может, «Скорую» вызвать? – проявил я участие.
Лена провела рукой по груди и признательно сказала:
– Спасибо, мне уже лучше.
Я все еще стоял над Казанцевой в положении реаниматора и продолжал настаивать:
– Нитроглицерин оказывает непродолжительное действие, всего пятнадцать-двадцать минут, потом состояние может ухудшиться. Давай все же вызовем машину «Скорой помощи».
– Ну что ты, дружок, – в голосе Казанцевой появился оттенок сердечности. – Я чувствую себя прекрасно. Только зря пила шампанское. Голова болит ужасно. – Откинув голову назад, Лена потрясла своими прекрасными волосами.
Моя соседка по дивану встала и сделала замысловатое движение с платьем, от чего у меня захватило дух.
– Время позднее, – сказала Таня. – Спасибо за компанию. Мне пора идти. Думаю, заботливый журналист проводит до такси одинокую женщину?
Таня прошла в коридор к вешалке, сняла плащ и застыла с ним, ожидая помощи. Диван просто выкинул меня из своих недр. Лена никого не удерживала. Она тоже встала, выгнула спину и не хуже девицы из стриптиз-шоу повращала бедрами, разминая затекшие члены. Получилось у нее весьма двусмысленно. В животе у меня что-то заурчало – похоже, сегодня на меня был спрос. «Провожу Таню, а если с ней ничего не выйдет, вернусь к Лене, она будет ждать. Но как бы там ни было, спать в эту ночь в своей постели не придется». Я двинулся в коридор и принялся помогать Тане надевать плащ. Девушка оказалась сантиметра на три ниже меня, как раз под пару. Казанцева неслышно подошла сзади, ущипнула меня ниже спины и, незаметно указав на Таню, которая у зеркала приводила в порядок прическу, шутливо пригрозила кулаком, что означало: «Смотри у меня, не вздумай волочиться за девчонкой». Так же жестами я ответил: мол, как можно? Ты с ума сошла! Мы попрощались и вышли из квартиры.
2
– Я большая поклонница триллеров и фильмов ужасов, – сказала она, уставившись в телевизор. – Я слышала, будто триллеры помогают избавиться от стрессов. Когда сопереживаешь тем мерзостям, что творятся на экране, происходит разрядка собственных страхов, которые накапливаются у человека в течение дня.
Таня, развлекая себя, погружала язычок в фужер с шампанским и, когда пузырьки газа начинали щипать кончик языка, быстро выдергивала его из фужера. Глядя на нее, я сказал:
– Сомневаюсь, чтобы от кошмаров реальной жизни могли избавить фильмы ужасов.
Лена резко повернулась ко мне и довольно грубо ответила:
– Я имею в виду мелкие бытовые или производственные душевные травмы. А по части кошмаров – просьба обращаться к психиатру!
С натянутыми лицами мы с Таней переглянулись. Я посмотрел на Лену – злая!
«Да она же меня просто ревнует! – разгадал я секрет ее поведения. – Но не хочет это открыто показывать и потому на мне же весь вечер срывает досаду. Ну, Ленка! Ты же сама проговорилась как-то, что я для тебя значу не более, чем обертка от гигиенического пакета. Или я ошибся?!»
Лена вновь вперила взгляд в телевизор. После столь неожиданной вспышки гнева со стороны Казанцевой в комнате повисла удручающая тишина, иногда с телеэкрана нарушаемая леденящими душу криками очередной жертвы каннибалов. Вдруг к ним присоединился собственный вопль Лены. Она побледнела, обмякла и судорожно схватилась рукой за левую грудь впечатляющих размеров.
– О-ой! – с гримасой человека, павшего от руки каннибала, тяжело выдохнула Лена. – Дима! – Это была предсмертная мольба. – Там… в ящике… таблетки… быстрее!
Я все понял и вскочил как ужаленный.
– Сердце?! – бросил я на ходу, кидаясь к серванту.
Лена едва заметно кивнула.
– Ну что ты копаешься? – нетерпеливо затрясла Казанцева рукой, будто сунула пальцы в кипящую воду. – Таблетки на самом верху.
Я выхватил упаковку и метнулся к Лене, которая безобразно раскинула ноги и, вывалив язык, почти сползла с кресла. Маленькая таблетка нитроглицерина оказала поразительное воздействие. Через минуту на лице Лены появилось блаженное выражение, и она с моей помощью уже могла принять более целомудренную позу.
Таня, с интересом следившая за происходящей сценой, заметила:
– Снятие стресса у тебя происходит слишком бурно.
Казанцева оценила юмор, попыталась улыбнуться.
– Дурацкие приступы стенокардии измучили меня вконец. Боюсь, когда-нибудь сердце не выдержит, и я протяну ноги.
– Может, «Скорую» вызвать? – проявил я участие.
Лена провела рукой по груди и признательно сказала:
– Спасибо, мне уже лучше.
Я все еще стоял над Казанцевой в положении реаниматора и продолжал настаивать:
– Нитроглицерин оказывает непродолжительное действие, всего пятнадцать-двадцать минут, потом состояние может ухудшиться. Давай все же вызовем машину «Скорой помощи».
– Ну что ты, дружок, – в голосе Казанцевой появился оттенок сердечности. – Я чувствую себя прекрасно. Только зря пила шампанское. Голова болит ужасно. – Откинув голову назад, Лена потрясла своими прекрасными волосами.
Моя соседка по дивану встала и сделала замысловатое движение с платьем, от чего у меня захватило дух.
– Время позднее, – сказала Таня. – Спасибо за компанию. Мне пора идти. Думаю, заботливый журналист проводит до такси одинокую женщину?
Таня прошла в коридор к вешалке, сняла плащ и застыла с ним, ожидая помощи. Диван просто выкинул меня из своих недр. Лена никого не удерживала. Она тоже встала, выгнула спину и не хуже девицы из стриптиз-шоу повращала бедрами, разминая затекшие члены. Получилось у нее весьма двусмысленно. В животе у меня что-то заурчало – похоже, сегодня на меня был спрос. «Провожу Таню, а если с ней ничего не выйдет, вернусь к Лене, она будет ждать. Но как бы там ни было, спать в эту ночь в своей постели не придется». Я двинулся в коридор и принялся помогать Тане надевать плащ. Девушка оказалась сантиметра на три ниже меня, как раз под пару. Казанцева неслышно подошла сзади, ущипнула меня ниже спины и, незаметно указав на Таню, которая у зеркала приводила в порядок прическу, шутливо пригрозила кулаком, что означало: «Смотри у меня, не вздумай волочиться за девчонкой». Так же жестами я ответил: мол, как можно? Ты с ума сошла! Мы попрощались и вышли из квартиры.
2
На улице погода изменилась. На небе ни звездочки, кроме Полярной звезды, над которой колыбелью раскачивался туманный месяц. С гор наползала драконовая туча. Холодно ужасно, в пору бы зайти домой за курткой, но на Тане было легкое платье и плащ, и мне пришлось разыгрывать роль северянина, для которого местный климат в марте – сезон для купания.
Мы поднялись на горку к перекрестку, где редкие фонари скупо освещали черную дорогу. Приветливо горя зеленым глазом, сзади приближалось такси. Я поднял руку.
– Пройдем пешком, – предложила Таня. – Здесь недалеко, минут двадцать ходьбы.
Я показал жестом шоферу, что пошутил, и, когда машина отъехала прочь, сказал Тане:
– Так мы рядом живем.
– Почти соседи, – Таня взяла меня под руку и повела по пустынной дороге к мерцавшей вдали центральной части города.
Шагая, словно в Эдеме, я поддерживал руку Тани так, будто вел ее к алтарю.
– Я живу в Академгородке.
– Что ты?! – удивился я сильнее, чем это требовалось бы. – У меня там уйма знакомых, я у них часто бываю, и просто удивительно, как это мы до сих пор не повстречались.
Лукаво Таня ответила:
– Как видишь, все же встретились.
Взамен мне очень хотелось сказать ей что-нибудь приятное.
– Странный у тебя голос какой-то, – наконец откопал я подходящую лесть и плотнее прижал руку девушки к груди.
Таня покосилась на меня огромным глазом, в уголке которого притаилась насмешка.
– Низкий, да? Как у мальчика в пору полового созревания. Звучит, наверно, вульгарно?
– Да нет, просто немного диссонирует с оболочкой, но мне такие голоса нравятся, словно исполняют старинный ресторанный шлягер.
Кажется, угодил – Таня спрятала улыбку.
Изредка обгоняемые машинами, мы прошли остановки три, и Таня остановилась на развилке дорог.
– Ты спишь с Леной? – вдруг спросила она без всякого перехода.
Я глупо хихикнул:
– Я?!
– Ну не я же!
– Понятно… С чего ты взяла?
– Так… женское чутье.
– Считай, что сегодня ты его потеряла.
Таня высвободила руку.
– Так да или нет?
Я стал надвигаться на девушку, она – отступать.
– Это так важно?..
– Да.
– Тогда нет, – голос у меня становился похотливым. – Глупость какая. Лена вдвое меня старше…
Все так же отступая, Таня улыбнулась:
– В сексе ровесники не требуются.
– Лена – холодная женщина, – привел я новый аргумент.
– Кто?!
– Ну не я же.
Девушка рассмеялась:
– Я это заметила. А насчет Лены ты ошибаешься: она с виду Снежная королева, а в сущности, обыкновенная шлюха.
Ее слова покоробили меня.
– Ты-то откуда знаешь? – не смог я сдержать нотки неприязни.
– Знаю, – ответила Таня, и я поверил – в жизни Лены было много мужчин, есть они у нее и сейчас. Между прочим, свою карьеру Казанцева тоже строила не без помощи своих пленительных форм. Таня кинула на меня быстрый взгляд, оценивая то впечатление, какое производят ее слова, и осталась довольна. – Впрочем, мне-то что? Спи с ней, если нравится.
Мимо проехала машина и, ослепив нас фарами, ехидно посигналила. Таня схватила меня за руку, потащила вправо от дороги.
– Пошли быстрее, дождь начинается.
Развенчанная добропорядочность Лены неожиданно пробудила во мне ответную ревность, однако девушка рядом со мной, из которой я сегодня намеревался исторгнуть крик любви, просто сводила с ума. «Никогда бы не подумал, что я такой любвеобильный!» – подумал я и почти вприпрыжку побежал за ней.
Танин дом замыкал собой квартал, за ним раскинулся отведенный под новостройку большой пустырь. Девушка остановилась у третьего подъезда, все четыре этажа которого были ярко освещены. Волосы Тани развевал ветер. Она с трудом удерживала полы плаща. Накрапывали первые капли.
– Все. Я пришла!
Увы! По ее категоричному тону я заключил: приглашения на вечернюю чашку кофе не последует. А жаль! Я устал изображать белого медведя, попавшего в пустыню Сахару: нижняя губа тряслась, как плохо застывший холодец, – хотелось в тепло, но пришлось прощаться как джентльмену.
– Мы завтра увидимся? – спросил я, целуя руку Тани.
– Зачем нам встречаться завтра, если мы можем не расставаться сегодня?
Губа застыла.
– Ты серьезно? – не поверил ей я.
В глазах Тани плясали озорные искорки.
– Вполне. Сегодня Ленке я тебя не отдам. Пусть позлится. Ты покури пока. Я поднимусь первой, потом ты.
К чему такая конспирация?
– Если соседи увидят, как я вхожу с тобой в квартиру, подумают, что я привела на ночь мужчину. А если увидят, что ты пришел позже, решат, что это сантехник.
Я подхватил:
– А если увидят, что кто-то лезет в окно, подумают, что прибыл пожарник или кот Васька прогуливается по подоконнику? Логике ваших соседей мог бы позавидовать сам Аристотель.
Таня негромко рассмеялась:
– Я пошла. – И исчезла в подъезде.
– Квартира какая? – вдруг вспомнил я.
Сверху раздался шепот:
– Второй этаж, дверь слева.
На прыгающих ногах я честно в течение десяти минут отстоял вахту и, замирая от восторга, поскакал по ступенькам. Как и обещала Таня, дверь в квартиру оказалась приоткрытой. Я ступил в прихожую с тремя дверями: налево – в гостиную, направо – в спальню, прямо – в длинный коридор. Бра тускло освещало трюмо с безделушками. Попал, кажется, туда: на вешалке висел плащ Тани. Я захлопнул дверь, на два оборота повернул ключ, предусмотрительно вставленный хозяйкой в замочную скважину, и заглянул в спальню – кровати заправлены и никого нет. Косой прямоугольник света, падающего из прихожей, высвечивал в гостиной часть ковра и ножку стола. Я направился туда, за что-то зацепился, на что-то налетел и чертыхнулся.
– Тише ты, медведь! – раздался за спиной сухой смешок. – Сюда иди.
Я оглянулся: в углу сквозь плотную ткань портьеры светился еще один дверной проем. Отдернув занавеску, вошел. Обидно, что у меня не было с собой фотоаппарата, снимок вышел бы отличный. Таня сидела в большом кресле, поджав ноги, и с деланым вниманием изучала журнал. Десять минут не прошли даром для внешности очаровательной принцессы. Не знаю, что именно она сделала со своим лицом, но оно стало еще обворожительнее. Волосы, которыми вдоволь натешился ветер, Таня снова привела в порядок и успела сменить черное платье на короткий халатик.
Я против любви по заказу, предпочитаю спонтанные действия, поэтому сейчас, при свете люстры, когда обнажились мои истинные намерения и стало ясно, для чего пришел, я почувствовал себя неуютно.
Таня оторвала от журнала наивные глаза:
– В Багдаде все спокойно?
Я плюхнулся в соседнее кресло и пошутил:
– Если не считать настройщика роялей, который спускался с третьего этажа, в подъезде ни души.
– Я рада, что могу не бояться за свое реноме. Есть хочешь?
– Нет.
– А выпить?
– Не откажусь.
– Я сейчас.
Таня вышла, а я окинул взглядом комнату. Уютно. Стены оклеены обоями мягко-зеленого цвета. У окна, изголовьем к нему, двуспальная кровать. Напротив меня – трюмо, уставленное косметикой: баночками, пузырьками, всевозможными дезодорантами и прочими образцами парфюмерии. У стены два платяных шкафа. Несколько книжных полок.
Хозяйка вкатила столик на колесиках. Принесла коньяк, рюмки, нарезанный лимон, несколько ломтиков хлеба и ветчину.
– Мне только капельку, – сказала она, глядя, как я щедрой рукой разливаю в рюмки коньяк, и шмыгнула носом. – Ужасно замерзла. А ты можешь снять свитер: у нас еще не отключили отопление.
Я последовал совету Тани, скинул свитер и бросил его на кровать, застеленную коричневым пледом с желтыми тиграми.
– Замечательный вечер, – сказал я, проглатывая первую рюмку.
Таня наконец собралась с духом, состроила гримасу и сделала глоток из рюмки.
– Фу, какая гадость. Так чем же примечателен вечер?
– Тем, что встретил тебя.
Таня не удержалась от смеха:
– Так я и подумала. Сейчас начнет подъезжать с пошлыми комплиментами.
Подумала она правильно. Я покраснел. Мне не очень нравится, когда меня дразнит девушка, да еще таким ужасным глухим голосом мальчика в период ломки голоса.
– Если ты не перестанешь прикалывать меня и дальше, – сказал я мягко, но в то же время так, чтобы она поняла, что задела меня за живое, – то я не смогу сказать больше не только комплимента, но и вообще хоть что-то.
– Не сердись. Я больше не буду. Мне очень не хочется оставаться в этот о-со-бен-ный вечер без единого комплимента.
Таня была слегка пьяна и, как мне показалось, вполне созрела для любви. Я выпил вторую рюмку. Вытер губы и полез целоваться. Но, к моему огорчению, девушка не бросилась ко мне на шею, даже не пошевелилась.
– Любишь закусывать сладким? – губы ее были как две ледышки.
Я выдавил улыбку соблазнителя и стон:
– Да!
Неожиданно громко в прихожей зазвонил телефон.
– Извини! – Таня выскочила из моих объятий и, словно бесплотный дух, растворилась в темноте гостиной. Сквозь неплотно прикрытые двери в прихожую до меня стали доноситься обрывки фраз различной окраски и тональности.
Вначале Таня удивилась: «Привет!..» После паузы пробормотала: «Ничего не случилось…» Ее странный голос вдруг протрещал, как сухая ветка дерева: «Мне жаль, что так вышло, но я тебе ничего не обещала». Хмуро девушка проговорила: «Снова выпил?.. Ну вот, значит, вечер у тебя не прошел впустую», но тут же ужаснулась: «Прийти ко мне сейчас?! Ты рехнулся! Я не хочу тебя видеть!» После очередной паузы Таня решительно изрекла: «Нет-нет, не заявляйся! Время позднее, и я ложусь спать». Но на том конце провода не отставали, и Таня рассердилась: «Дома ты меня не застанешь. Я ухожу к подруге!» В конце концов она проревела: «Да одна я, одна! Но устала и спать хочу! Все, до свидания!»
По односторонней части беседы я сделал вывод, что разговор у Тани происходил отнюдь не с родственником. Конечно, глупо предполагать, будто Таня до двадцати лет дала обед девственности и в сегодняшнюю ночь должна получить меня в качестве подарка, но все равно – враз улетучилось очарование сегодняшнего вечера, и мне страшно захотелось домой. Я влил в себя очередную дозу спиртного и стал жевать дольку лимона, его кислый сок вполне соответствовал моему настроению и выражению лица.
Таня сразу заметила перемену в расположении духа гостя и с порога шутливо продекламировала:
– Гирей сидел, потупя взор.
Девушка присела передо мной на корточки, положила руки на колени и заглянула мне в глаза.
– Все слышал, да?
– Конечно. Не глухой.
– Зато глупый. До сегодняшнего вечера мы не подозревали о существовании друг друга. У каждого из нас была своя жизнь. Разве тебе мало, что я привела тебя в свой дом? – Таня капризно надула губки. – Между прочим, тебя ждет сюрприз.
Я почувствовал признательность к Тане, восприняв ее слова как сигнал к переходу на постельный режим, взял девушку за плечи и притянул к себе. Она смутилась и увернулась от поцелуя.
– Ты неправильно меня понял, – пророкотала она, чуть отодвигаясь. – Сюрприз другого рода. Ты хотел бы прогреметь как журналист?
– Не понял… – Мои мысли были сосредоточены на другом объекте: в большом вырезе халата я разглядывал великолепную грудь девушки.
– Ну, я имею в виду – стать известным журналистом.
Тут до меня дошел смысл сказанного, я тут же потерял к разговору интерес и убрал руки с Таниных плеч.
– Каким образом?
Глаза у нее загорелись:
– Что, если я подброшу тебе сенсацию, а ты напишешь статью?
«Шла бы ты со своими сенсациями!» – психанул я в душе, однако выпятил нижнюю губу, якобы подумал и сделал вид, будто заинтересовался.
– Ну?
Слегка возбужденная, Таня встала с коленей и сказала голосом старой интриганки:
– Идем со мной!
Я уныло взглянул на часы: время позднее, а на моем счету еще ни одного поцелуя, – и без особой охоты поплелся за девушкой в прихожую. Мы прошли мимо спальни в коридор, и Таня толкнула дверь с наклеенным изображением чернильного прибора и пера на стекле. Вспыхнул свет – мы очутились в кабинете с затхлым воздухом и старомодной мебелью. Сразу у стены стоял кожаный диван с откидными валиками, у окна стоял массивный письменный стол со столешницей, обитой дерматином, возле него – два кожаных кресла с никелированными ножками и подлокотниками – все доисторическая рухлядь. Современными выглядели книжные стеллажи, которыми сверху донизу были заняты две противоположных стены. На них теснились книги, большинство опять-таки в кожаных переплетах. Кожаная комната какая-то.
– Кабинет моего отца, – сказала Таня, когда я огляделся.
– Кстати, где он? Ты еще ничего не говорила о своем родителе.
На лицо Тани наплыла тень.
– Не так давно папа умер, – ответила она грустно.
– Прости за бестактность, но я не знал.
Девушка промолвила, глядя на большую фотографию, что стояла на столе:
– Слева – мой папа, справа – его близкий друг.
Танин отец, седовласый мужчина лет шестидесяти, показался мне человеком гордым, умным, значительным. Его товарищ, судя по всему, ровесник, с аккуратной бородкой под Николая II, так же производил впечатление незаурядной личности. «Старая гвардия», – окрестил я их, но в хорошем смысле слова.
– Поздний ребенок? – Я сел на диван – пружины хрястнули и больно впились в тело.
– Для папы – может быть. Я родилась, когда ему было сорок лет, маме в то время исполнилось только двадцать.
– Я тоже не из ранних. Мои родители произвели меня на свет, когда им стукнуло по тридцать три. Впрочем, не покажусь оригинальным, если скажу, что для мужчины и пятьдесят еще не возраст.
– А между мной и мамой, мамой и папой разница в годах ровно в два десятка.
– Магическое число, коль получилась такая прелестная девочка.
Таня обольстительно улыбнулась. У некоторых женщин кокетство бывает тяжеловесным и зачастую переходит в жеманство. У Тани же все движения тела, лица – и, хотелось бы думать, души – были просты и естественны, как у непорочного ребенка. Я млел, когда мягкий локон челки падал ей на ресницы и Таня по привычке смаргивала его. Подмигивание получалось умилительным.
Девушка подошла к стеллажам по правую сторону кабинета и, встав на мысочки, потянулась к одной из книжных полок. Короткий халатик задрался на немыслимую высоту, оголив два полумесяца сводящих с ума ягодиц и узкую, в один сантиметр, полоску бикини между ними. Глаза у меня стали в два раза больше обычного. Застарелая болезнь опять дала о себе знать, горячим потоком затопила пространство от живота и ниже. Я крепче сжал сладко нывшие бедра и, как неисправный пылесос, стал с шумом втягивать воздух.
– Проклятый тайник, никак не выдвигается! – Таня неистово дергала облицовочную планку книжной полки.
Намертво примагниченный взгляд не отрывался от двух полушарий ее попки.
– А?
– Тайник, говорю, не выдвигается. – Таня повернулась ко мне. – Помоги! – Когти дивана нехотя отпустили мои истерзанные бедра, я подковылял. – Возьмись за эту дощечку и потяни на себя, – сказала девушка. – Она должна выезжать.
– Со словом «тайник» у меня ассоциируется нечто такое, – я вырубил в воздухе квадрат, – ковер или картина, за ней массивная дверца. А ты так высокопарно: «тайник» – о ящике без ручек.
– Твой тайник хорош для замка, дворца или на худой конец виллы, где стены толщиной не менее полуметра. В современных панельных домах с десятисантиметровыми стенами можно устроить только дверцу от сейфа.
Таня нашарила что-то в ящике и извлекла папку-скоросшиватель синего цвета. В ней была аккуратно подшита толстая кипа бумаг.
– Это и есть твоя сенсация? – заигрывая, я попытался отнять папку. Мы вновь затеяли бой, в котором одна сторона была атакующая, другая – обороняющаяся. – Покажи.
– Не-а… – Достигнув стола, девушка присела на столешницу, болтая ногой. – Между прочим, эта папка дорого стоит. Ты один не разберешься в этих бумагах. Необходимо предисловие.
– Я понимаю. – Обхватив руками хрупкий стан, я крепко прижал Таню к себе, приблизил к ней лицо и застонал от наслаждения.
– Не поймешь, – сказала девушка, слабея, но в эту минуту на столе заверещал параллельный телефон. Таня вздрогнула и не очень учтиво сорвала с телефонного аппарата трубку.
– Алло? Кто это? – Я расцепил руки с намерением тактично убраться из кабинета, но Таня удержала меня, положив ладонь на плечо.
– Какой Семен Анатольевич? Ах, Семен Анатольевич!
Радостный возглас Тани не совпадал с выражением ее лица.
– Теперь ясно. Я вас слушаю. – Девушка помолчала, потом ответила: – Почему никому не говорить? Как раз это я сейчас и собираюсь сделать, – бросила она многозначительный взгляд в мою сторону.
– И много заплатите? Ого! Так щедро?! – в ее голосе звучала ирония. – Я не нуждаюсь в деньгах. – Таня секунду раздумывала, потом согласилась: – Ну, хорошо, я подожду день-другой. Мы можем встретиться завтра. Где, когда? Да, устроит. Я постараюсь освободиться к этому часу. Давайте я на всякий случай запишу номер вашего телефона.
Прислушиваясь к шуму дождя, яростно хлеставшего за окном, я, скучая, покосился на перекидной календарь, где на открытой странице Таня небрежно записала красным фломастером цифры 69-96-69. «Номер-перевертыш», – машинально отметил я.
Девушка бросила на рычаг трубку. Я с улыбкой уязвил:
– Очевидно, сенсация откладывается? Нашелся покупатель на ценный товар?
– Очевидно, – отозвалась Таня и встрепенулась. – Временно откладывается. Ты оказался прав, – сказала она невесело. – Деньги легко можно заработать, но только не благодаря моей внешности. Пойдем покурим. – Девушка соскользнула со стола, подошла к стеллажам, и я вновь удостоился лицезреть вышеупомянутые ягодицы, пока она укладывала на место папку и задвигала тайник.
Через коридор, где было три двери, и кухню мы вышли на просторную лоджию, застекленную двойными рамами. Свет не включали, достаточно было освещения из коридора. За окном во дворе от ветра раскачивались верхушки деревьев, а его порывы бросали в стекла пригоршни дождя.
Огонек зажигалки на краткий миг выхватил из полумрака задумчивое девичье лицо.
– Ты бы хотел завтра со мной встретиться?
Я очень удивился:
– А что, разве я уже ухожу домой?
– Пока нет, – описав дугу, красная точка опустилась в пепельницу. – Тем не менее расстаться придется: тебе утром на работу, надо быть в форме.
Ну что ж, галантный мужчина должен оставаться галантным до конца. Я показал, как это делается.
– С вами, моя богиня, я готов видеться на любых приемлемых для вас условиях.
Любезность не осталась незамеченной. Таня усмехнулась:
– В таком случае увидимся завтра в шесть часов у входа в Центральный парк культуры и отдыха.
– Там будет и Семен Анатольевич?
– Да.
– Он молодой?
– А ты ревнуешь?
В окно кинуло новую порцию дождя. Я положил в пепельницу сигарету, притиснул Таню к стене и, отыскав в локоне мочку уха, пожевал ее губами.
– Я ужасно ревнивый.
Таня отвернула головку.
– Не щекоти.
Я прикоснулся губами к ее приоткрытому рту, который бог создал специально для моего поцелуя. Таня чувственно прильнула ко мне. Вдруг порыв ветра с грохотом распахнул окно, и на лоджию ворвалась буря, обдавая нас брызгами и ледяным дыханием. Девушка отпрянула, несильно ударилась головой о стену и, прыснув со смеху, бросилась закрывать створки. Для верности она прошла вдоль лоджии и подергала за ручки остальные окна, проверяя их прочность. Все они оказались надежно закрытыми. Я поежился, сочувствуя припозднившимся путникам, и отряхнул с волос тяжелые капли дождя.
Таня обвила руками мою шею, прошептала в ухо:
– Ты все еще меня хочешь?
От робкого объятия, знойного шепота, душистого запаха волос во мне промчался ураган чувств, схожий с бурей за окном.
Хочу ли я ее? Да она ненормальная! Я хотел ее так, как не хотел ни одну женщину на свете! Вместо ответа я впился поцелуем в ее теперь уже жаркий рот. Встреча двух языков была подобна электрошоку. Я беспорядочно задвигал руками по ее упругой спине. Раздался звонок, на сей раз в дверь.
Я отлепил губы:
– У тебя что сегодня, приемный день?
Таня виновато ответила:
– По всей видимости. – И неуверенно добавила: – Может, соседка пришла?
– Может быть, – сказал я сквозь зубы, прекрасно понимая, что заявился все же Танин друг.
– Кто бы там ни был, двери открывать не будем, но все равно пойдем глянем, кто пришел.
Мы погасили сигареты. Таня схватила меня за руку и потащила в прихожую. Настойчиво трезвонил звонок, дергалась ручка двери. Таня взглянула в дверной глазок и, скорчив отвратительную рожицу, прижала палец к губам. Вид у нее был до того испуганный, что я сам порядком струхнул. Я даже голову втянул в плечи и присел, словно увидел, как мне на голову падает с крыши кирпич.
Мы поднялись на горку к перекрестку, где редкие фонари скупо освещали черную дорогу. Приветливо горя зеленым глазом, сзади приближалось такси. Я поднял руку.
– Пройдем пешком, – предложила Таня. – Здесь недалеко, минут двадцать ходьбы.
Я показал жестом шоферу, что пошутил, и, когда машина отъехала прочь, сказал Тане:
– Так мы рядом живем.
– Почти соседи, – Таня взяла меня под руку и повела по пустынной дороге к мерцавшей вдали центральной части города.
Шагая, словно в Эдеме, я поддерживал руку Тани так, будто вел ее к алтарю.
– Я живу в Академгородке.
– Что ты?! – удивился я сильнее, чем это требовалось бы. – У меня там уйма знакомых, я у них часто бываю, и просто удивительно, как это мы до сих пор не повстречались.
Лукаво Таня ответила:
– Как видишь, все же встретились.
Взамен мне очень хотелось сказать ей что-нибудь приятное.
– Странный у тебя голос какой-то, – наконец откопал я подходящую лесть и плотнее прижал руку девушки к груди.
Таня покосилась на меня огромным глазом, в уголке которого притаилась насмешка.
– Низкий, да? Как у мальчика в пору полового созревания. Звучит, наверно, вульгарно?
– Да нет, просто немного диссонирует с оболочкой, но мне такие голоса нравятся, словно исполняют старинный ресторанный шлягер.
Кажется, угодил – Таня спрятала улыбку.
Изредка обгоняемые машинами, мы прошли остановки три, и Таня остановилась на развилке дорог.
– Ты спишь с Леной? – вдруг спросила она без всякого перехода.
Я глупо хихикнул:
– Я?!
– Ну не я же!
– Понятно… С чего ты взяла?
– Так… женское чутье.
– Считай, что сегодня ты его потеряла.
Таня высвободила руку.
– Так да или нет?
Я стал надвигаться на девушку, она – отступать.
– Это так важно?..
– Да.
– Тогда нет, – голос у меня становился похотливым. – Глупость какая. Лена вдвое меня старше…
Все так же отступая, Таня улыбнулась:
– В сексе ровесники не требуются.
– Лена – холодная женщина, – привел я новый аргумент.
– Кто?!
– Ну не я же.
Девушка рассмеялась:
– Я это заметила. А насчет Лены ты ошибаешься: она с виду Снежная королева, а в сущности, обыкновенная шлюха.
Ее слова покоробили меня.
– Ты-то откуда знаешь? – не смог я сдержать нотки неприязни.
– Знаю, – ответила Таня, и я поверил – в жизни Лены было много мужчин, есть они у нее и сейчас. Между прочим, свою карьеру Казанцева тоже строила не без помощи своих пленительных форм. Таня кинула на меня быстрый взгляд, оценивая то впечатление, какое производят ее слова, и осталась довольна. – Впрочем, мне-то что? Спи с ней, если нравится.
Мимо проехала машина и, ослепив нас фарами, ехидно посигналила. Таня схватила меня за руку, потащила вправо от дороги.
– Пошли быстрее, дождь начинается.
Развенчанная добропорядочность Лены неожиданно пробудила во мне ответную ревность, однако девушка рядом со мной, из которой я сегодня намеревался исторгнуть крик любви, просто сводила с ума. «Никогда бы не подумал, что я такой любвеобильный!» – подумал я и почти вприпрыжку побежал за ней.
Танин дом замыкал собой квартал, за ним раскинулся отведенный под новостройку большой пустырь. Девушка остановилась у третьего подъезда, все четыре этажа которого были ярко освещены. Волосы Тани развевал ветер. Она с трудом удерживала полы плаща. Накрапывали первые капли.
– Все. Я пришла!
Увы! По ее категоричному тону я заключил: приглашения на вечернюю чашку кофе не последует. А жаль! Я устал изображать белого медведя, попавшего в пустыню Сахару: нижняя губа тряслась, как плохо застывший холодец, – хотелось в тепло, но пришлось прощаться как джентльмену.
– Мы завтра увидимся? – спросил я, целуя руку Тани.
– Зачем нам встречаться завтра, если мы можем не расставаться сегодня?
Губа застыла.
– Ты серьезно? – не поверил ей я.
В глазах Тани плясали озорные искорки.
– Вполне. Сегодня Ленке я тебя не отдам. Пусть позлится. Ты покури пока. Я поднимусь первой, потом ты.
К чему такая конспирация?
– Если соседи увидят, как я вхожу с тобой в квартиру, подумают, что я привела на ночь мужчину. А если увидят, что ты пришел позже, решат, что это сантехник.
Я подхватил:
– А если увидят, что кто-то лезет в окно, подумают, что прибыл пожарник или кот Васька прогуливается по подоконнику? Логике ваших соседей мог бы позавидовать сам Аристотель.
Таня негромко рассмеялась:
– Я пошла. – И исчезла в подъезде.
– Квартира какая? – вдруг вспомнил я.
Сверху раздался шепот:
– Второй этаж, дверь слева.
На прыгающих ногах я честно в течение десяти минут отстоял вахту и, замирая от восторга, поскакал по ступенькам. Как и обещала Таня, дверь в квартиру оказалась приоткрытой. Я ступил в прихожую с тремя дверями: налево – в гостиную, направо – в спальню, прямо – в длинный коридор. Бра тускло освещало трюмо с безделушками. Попал, кажется, туда: на вешалке висел плащ Тани. Я захлопнул дверь, на два оборота повернул ключ, предусмотрительно вставленный хозяйкой в замочную скважину, и заглянул в спальню – кровати заправлены и никого нет. Косой прямоугольник света, падающего из прихожей, высвечивал в гостиной часть ковра и ножку стола. Я направился туда, за что-то зацепился, на что-то налетел и чертыхнулся.
– Тише ты, медведь! – раздался за спиной сухой смешок. – Сюда иди.
Я оглянулся: в углу сквозь плотную ткань портьеры светился еще один дверной проем. Отдернув занавеску, вошел. Обидно, что у меня не было с собой фотоаппарата, снимок вышел бы отличный. Таня сидела в большом кресле, поджав ноги, и с деланым вниманием изучала журнал. Десять минут не прошли даром для внешности очаровательной принцессы. Не знаю, что именно она сделала со своим лицом, но оно стало еще обворожительнее. Волосы, которыми вдоволь натешился ветер, Таня снова привела в порядок и успела сменить черное платье на короткий халатик.
Я против любви по заказу, предпочитаю спонтанные действия, поэтому сейчас, при свете люстры, когда обнажились мои истинные намерения и стало ясно, для чего пришел, я почувствовал себя неуютно.
Таня оторвала от журнала наивные глаза:
– В Багдаде все спокойно?
Я плюхнулся в соседнее кресло и пошутил:
– Если не считать настройщика роялей, который спускался с третьего этажа, в подъезде ни души.
– Я рада, что могу не бояться за свое реноме. Есть хочешь?
– Нет.
– А выпить?
– Не откажусь.
– Я сейчас.
Таня вышла, а я окинул взглядом комнату. Уютно. Стены оклеены обоями мягко-зеленого цвета. У окна, изголовьем к нему, двуспальная кровать. Напротив меня – трюмо, уставленное косметикой: баночками, пузырьками, всевозможными дезодорантами и прочими образцами парфюмерии. У стены два платяных шкафа. Несколько книжных полок.
Хозяйка вкатила столик на колесиках. Принесла коньяк, рюмки, нарезанный лимон, несколько ломтиков хлеба и ветчину.
– Мне только капельку, – сказала она, глядя, как я щедрой рукой разливаю в рюмки коньяк, и шмыгнула носом. – Ужасно замерзла. А ты можешь снять свитер: у нас еще не отключили отопление.
Я последовал совету Тани, скинул свитер и бросил его на кровать, застеленную коричневым пледом с желтыми тиграми.
– Замечательный вечер, – сказал я, проглатывая первую рюмку.
Таня наконец собралась с духом, состроила гримасу и сделала глоток из рюмки.
– Фу, какая гадость. Так чем же примечателен вечер?
– Тем, что встретил тебя.
Таня не удержалась от смеха:
– Так я и подумала. Сейчас начнет подъезжать с пошлыми комплиментами.
Подумала она правильно. Я покраснел. Мне не очень нравится, когда меня дразнит девушка, да еще таким ужасным глухим голосом мальчика в период ломки голоса.
– Если ты не перестанешь прикалывать меня и дальше, – сказал я мягко, но в то же время так, чтобы она поняла, что задела меня за живое, – то я не смогу сказать больше не только комплимента, но и вообще хоть что-то.
– Не сердись. Я больше не буду. Мне очень не хочется оставаться в этот о-со-бен-ный вечер без единого комплимента.
Таня была слегка пьяна и, как мне показалось, вполне созрела для любви. Я выпил вторую рюмку. Вытер губы и полез целоваться. Но, к моему огорчению, девушка не бросилась ко мне на шею, даже не пошевелилась.
– Любишь закусывать сладким? – губы ее были как две ледышки.
Я выдавил улыбку соблазнителя и стон:
– Да!
Неожиданно громко в прихожей зазвонил телефон.
– Извини! – Таня выскочила из моих объятий и, словно бесплотный дух, растворилась в темноте гостиной. Сквозь неплотно прикрытые двери в прихожую до меня стали доноситься обрывки фраз различной окраски и тональности.
Вначале Таня удивилась: «Привет!..» После паузы пробормотала: «Ничего не случилось…» Ее странный голос вдруг протрещал, как сухая ветка дерева: «Мне жаль, что так вышло, но я тебе ничего не обещала». Хмуро девушка проговорила: «Снова выпил?.. Ну вот, значит, вечер у тебя не прошел впустую», но тут же ужаснулась: «Прийти ко мне сейчас?! Ты рехнулся! Я не хочу тебя видеть!» После очередной паузы Таня решительно изрекла: «Нет-нет, не заявляйся! Время позднее, и я ложусь спать». Но на том конце провода не отставали, и Таня рассердилась: «Дома ты меня не застанешь. Я ухожу к подруге!» В конце концов она проревела: «Да одна я, одна! Но устала и спать хочу! Все, до свидания!»
По односторонней части беседы я сделал вывод, что разговор у Тани происходил отнюдь не с родственником. Конечно, глупо предполагать, будто Таня до двадцати лет дала обед девственности и в сегодняшнюю ночь должна получить меня в качестве подарка, но все равно – враз улетучилось очарование сегодняшнего вечера, и мне страшно захотелось домой. Я влил в себя очередную дозу спиртного и стал жевать дольку лимона, его кислый сок вполне соответствовал моему настроению и выражению лица.
Таня сразу заметила перемену в расположении духа гостя и с порога шутливо продекламировала:
– Гирей сидел, потупя взор.
Девушка присела передо мной на корточки, положила руки на колени и заглянула мне в глаза.
– Все слышал, да?
– Конечно. Не глухой.
– Зато глупый. До сегодняшнего вечера мы не подозревали о существовании друг друга. У каждого из нас была своя жизнь. Разве тебе мало, что я привела тебя в свой дом? – Таня капризно надула губки. – Между прочим, тебя ждет сюрприз.
Я почувствовал признательность к Тане, восприняв ее слова как сигнал к переходу на постельный режим, взял девушку за плечи и притянул к себе. Она смутилась и увернулась от поцелуя.
– Ты неправильно меня понял, – пророкотала она, чуть отодвигаясь. – Сюрприз другого рода. Ты хотел бы прогреметь как журналист?
– Не понял… – Мои мысли были сосредоточены на другом объекте: в большом вырезе халата я разглядывал великолепную грудь девушки.
– Ну, я имею в виду – стать известным журналистом.
Тут до меня дошел смысл сказанного, я тут же потерял к разговору интерес и убрал руки с Таниных плеч.
– Каким образом?
Глаза у нее загорелись:
– Что, если я подброшу тебе сенсацию, а ты напишешь статью?
«Шла бы ты со своими сенсациями!» – психанул я в душе, однако выпятил нижнюю губу, якобы подумал и сделал вид, будто заинтересовался.
– Ну?
Слегка возбужденная, Таня встала с коленей и сказала голосом старой интриганки:
– Идем со мной!
Я уныло взглянул на часы: время позднее, а на моем счету еще ни одного поцелуя, – и без особой охоты поплелся за девушкой в прихожую. Мы прошли мимо спальни в коридор, и Таня толкнула дверь с наклеенным изображением чернильного прибора и пера на стекле. Вспыхнул свет – мы очутились в кабинете с затхлым воздухом и старомодной мебелью. Сразу у стены стоял кожаный диван с откидными валиками, у окна стоял массивный письменный стол со столешницей, обитой дерматином, возле него – два кожаных кресла с никелированными ножками и подлокотниками – все доисторическая рухлядь. Современными выглядели книжные стеллажи, которыми сверху донизу были заняты две противоположных стены. На них теснились книги, большинство опять-таки в кожаных переплетах. Кожаная комната какая-то.
– Кабинет моего отца, – сказала Таня, когда я огляделся.
– Кстати, где он? Ты еще ничего не говорила о своем родителе.
На лицо Тани наплыла тень.
– Не так давно папа умер, – ответила она грустно.
– Прости за бестактность, но я не знал.
Девушка промолвила, глядя на большую фотографию, что стояла на столе:
– Слева – мой папа, справа – его близкий друг.
Танин отец, седовласый мужчина лет шестидесяти, показался мне человеком гордым, умным, значительным. Его товарищ, судя по всему, ровесник, с аккуратной бородкой под Николая II, так же производил впечатление незаурядной личности. «Старая гвардия», – окрестил я их, но в хорошем смысле слова.
– Поздний ребенок? – Я сел на диван – пружины хрястнули и больно впились в тело.
– Для папы – может быть. Я родилась, когда ему было сорок лет, маме в то время исполнилось только двадцать.
– Я тоже не из ранних. Мои родители произвели меня на свет, когда им стукнуло по тридцать три. Впрочем, не покажусь оригинальным, если скажу, что для мужчины и пятьдесят еще не возраст.
– А между мной и мамой, мамой и папой разница в годах ровно в два десятка.
– Магическое число, коль получилась такая прелестная девочка.
Таня обольстительно улыбнулась. У некоторых женщин кокетство бывает тяжеловесным и зачастую переходит в жеманство. У Тани же все движения тела, лица – и, хотелось бы думать, души – были просты и естественны, как у непорочного ребенка. Я млел, когда мягкий локон челки падал ей на ресницы и Таня по привычке смаргивала его. Подмигивание получалось умилительным.
Девушка подошла к стеллажам по правую сторону кабинета и, встав на мысочки, потянулась к одной из книжных полок. Короткий халатик задрался на немыслимую высоту, оголив два полумесяца сводящих с ума ягодиц и узкую, в один сантиметр, полоску бикини между ними. Глаза у меня стали в два раза больше обычного. Застарелая болезнь опять дала о себе знать, горячим потоком затопила пространство от живота и ниже. Я крепче сжал сладко нывшие бедра и, как неисправный пылесос, стал с шумом втягивать воздух.
– Проклятый тайник, никак не выдвигается! – Таня неистово дергала облицовочную планку книжной полки.
Намертво примагниченный взгляд не отрывался от двух полушарий ее попки.
– А?
– Тайник, говорю, не выдвигается. – Таня повернулась ко мне. – Помоги! – Когти дивана нехотя отпустили мои истерзанные бедра, я подковылял. – Возьмись за эту дощечку и потяни на себя, – сказала девушка. – Она должна выезжать.
– Со словом «тайник» у меня ассоциируется нечто такое, – я вырубил в воздухе квадрат, – ковер или картина, за ней массивная дверца. А ты так высокопарно: «тайник» – о ящике без ручек.
– Твой тайник хорош для замка, дворца или на худой конец виллы, где стены толщиной не менее полуметра. В современных панельных домах с десятисантиметровыми стенами можно устроить только дверцу от сейфа.
Таня нашарила что-то в ящике и извлекла папку-скоросшиватель синего цвета. В ней была аккуратно подшита толстая кипа бумаг.
– Это и есть твоя сенсация? – заигрывая, я попытался отнять папку. Мы вновь затеяли бой, в котором одна сторона была атакующая, другая – обороняющаяся. – Покажи.
– Не-а… – Достигнув стола, девушка присела на столешницу, болтая ногой. – Между прочим, эта папка дорого стоит. Ты один не разберешься в этих бумагах. Необходимо предисловие.
– Я понимаю. – Обхватив руками хрупкий стан, я крепко прижал Таню к себе, приблизил к ней лицо и застонал от наслаждения.
– Не поймешь, – сказала девушка, слабея, но в эту минуту на столе заверещал параллельный телефон. Таня вздрогнула и не очень учтиво сорвала с телефонного аппарата трубку.
– Алло? Кто это? – Я расцепил руки с намерением тактично убраться из кабинета, но Таня удержала меня, положив ладонь на плечо.
– Какой Семен Анатольевич? Ах, Семен Анатольевич!
Радостный возглас Тани не совпадал с выражением ее лица.
– Теперь ясно. Я вас слушаю. – Девушка помолчала, потом ответила: – Почему никому не говорить? Как раз это я сейчас и собираюсь сделать, – бросила она многозначительный взгляд в мою сторону.
– И много заплатите? Ого! Так щедро?! – в ее голосе звучала ирония. – Я не нуждаюсь в деньгах. – Таня секунду раздумывала, потом согласилась: – Ну, хорошо, я подожду день-другой. Мы можем встретиться завтра. Где, когда? Да, устроит. Я постараюсь освободиться к этому часу. Давайте я на всякий случай запишу номер вашего телефона.
Прислушиваясь к шуму дождя, яростно хлеставшего за окном, я, скучая, покосился на перекидной календарь, где на открытой странице Таня небрежно записала красным фломастером цифры 69-96-69. «Номер-перевертыш», – машинально отметил я.
Девушка бросила на рычаг трубку. Я с улыбкой уязвил:
– Очевидно, сенсация откладывается? Нашелся покупатель на ценный товар?
– Очевидно, – отозвалась Таня и встрепенулась. – Временно откладывается. Ты оказался прав, – сказала она невесело. – Деньги легко можно заработать, но только не благодаря моей внешности. Пойдем покурим. – Девушка соскользнула со стола, подошла к стеллажам, и я вновь удостоился лицезреть вышеупомянутые ягодицы, пока она укладывала на место папку и задвигала тайник.
Через коридор, где было три двери, и кухню мы вышли на просторную лоджию, застекленную двойными рамами. Свет не включали, достаточно было освещения из коридора. За окном во дворе от ветра раскачивались верхушки деревьев, а его порывы бросали в стекла пригоршни дождя.
Огонек зажигалки на краткий миг выхватил из полумрака задумчивое девичье лицо.
– Ты бы хотел завтра со мной встретиться?
Я очень удивился:
– А что, разве я уже ухожу домой?
– Пока нет, – описав дугу, красная точка опустилась в пепельницу. – Тем не менее расстаться придется: тебе утром на работу, надо быть в форме.
Ну что ж, галантный мужчина должен оставаться галантным до конца. Я показал, как это делается.
– С вами, моя богиня, я готов видеться на любых приемлемых для вас условиях.
Любезность не осталась незамеченной. Таня усмехнулась:
– В таком случае увидимся завтра в шесть часов у входа в Центральный парк культуры и отдыха.
– Там будет и Семен Анатольевич?
– Да.
– Он молодой?
– А ты ревнуешь?
В окно кинуло новую порцию дождя. Я положил в пепельницу сигарету, притиснул Таню к стене и, отыскав в локоне мочку уха, пожевал ее губами.
– Я ужасно ревнивый.
Таня отвернула головку.
– Не щекоти.
Я прикоснулся губами к ее приоткрытому рту, который бог создал специально для моего поцелуя. Таня чувственно прильнула ко мне. Вдруг порыв ветра с грохотом распахнул окно, и на лоджию ворвалась буря, обдавая нас брызгами и ледяным дыханием. Девушка отпрянула, несильно ударилась головой о стену и, прыснув со смеху, бросилась закрывать створки. Для верности она прошла вдоль лоджии и подергала за ручки остальные окна, проверяя их прочность. Все они оказались надежно закрытыми. Я поежился, сочувствуя припозднившимся путникам, и отряхнул с волос тяжелые капли дождя.
Таня обвила руками мою шею, прошептала в ухо:
– Ты все еще меня хочешь?
От робкого объятия, знойного шепота, душистого запаха волос во мне промчался ураган чувств, схожий с бурей за окном.
Хочу ли я ее? Да она ненормальная! Я хотел ее так, как не хотел ни одну женщину на свете! Вместо ответа я впился поцелуем в ее теперь уже жаркий рот. Встреча двух языков была подобна электрошоку. Я беспорядочно задвигал руками по ее упругой спине. Раздался звонок, на сей раз в дверь.
Я отлепил губы:
– У тебя что сегодня, приемный день?
Таня виновато ответила:
– По всей видимости. – И неуверенно добавила: – Может, соседка пришла?
– Может быть, – сказал я сквозь зубы, прекрасно понимая, что заявился все же Танин друг.
– Кто бы там ни был, двери открывать не будем, но все равно пойдем глянем, кто пришел.
Мы погасили сигареты. Таня схватила меня за руку и потащила в прихожую. Настойчиво трезвонил звонок, дергалась ручка двери. Таня взглянула в дверной глазок и, скорчив отвратительную рожицу, прижала палец к губам. Вид у нее был до того испуганный, что я сам порядком струхнул. Я даже голову втянул в плечи и присел, словно увидел, как мне на голову падает с крыши кирпич.