Страница:
6 ноября 1810 года произведен в полковники.
13 февраля 1812 года покинул Париж. Сопровождал Александра I в Вильну.
В августе 1812 года сопровождал Александра I на встречу с Ж. Бернадотом.
В сентябре 1812 года направлен Александром I к М.И. Кутузову, а затем к адмиралу П.В. Чичагову с планом военных действий. В конце кампании командовал партизанским отрядом. Имел ряд успехов, в том числе освободил из плена «первого партизана» генерала Ф.Ф. Винцингероде.
22 ноября 1812 года произведен в генерал-майоры.
31 декабря 1812 года разгромил при Мариенвердере войска генерада Э. Богарне.
В начале 1813 года действовал на левом берегу Одера. За мужество при взятии Берлина награжден орденом Св. Георгия 3-й степени. Отличился при взятии Люнебурга и Касселя. Возглавил кавалерийский рейд в Вестфалию.
В конце 1813 года его отряд стал авангардом корпуса генерала Винцингероде. Отличился при штурме Суассона (где взял в плен более 3 тыс. чел., в том числе 180 офицеров и 3 генералов).
20 февраля 1814 года произведен в генерал-лейтенанты.
В 1814 году сопровождал императора Александра I на Венский конгресс.
В кампанию 1815 года командовал передовым отрядом и занял Шалон. По окончании войны вернулся к исполнению обязанностей генерал-адъютанта.
С 14 марта 1819 года – член Комитета о раненых.
С 29 января 1821 года по 26 мая 1835 года – председатель Комитета по устройству Войска Донского.
С 18 апреля 1821 года – начальник гвардейской легкой кавалерийской дивизии.
В 1822–1823 годах сопровождал императора на Веронский конгресс.
Находился при Александре I во время его кончины в Таганроге.
В декабре 1825 года командирован во 2-ю армию для следствия по делу декабристов, привел армию к присяге Николаю I.
В январе 1826 года включен в состав Следственной комиссии по делу декабристов.
22 августа 1826 года получил титул графа.
С 6 декабря 1826 года – сенатор.
С 3 февраля 1827 года – товарищ (заместитель) управляющего Главным штабом.
С 26 августа 1827 года до 26 августа 1852 года – военный министр.
С 11 апреля 1828 года – член Государственного совета.
16 апреля 1841 года возведен в достоинство князя.
С 1 декабря 1848 года по 5 апреля 1856 года – председатель Государственного совета и Комитета министров – это была высшая должность в империи.
8 июня 1857 года умер в Кастельмаре ди Стабия (Италия).
Начальник Кубанского отряда особого назначения во время Первой мировой войны.
Родился 19 февраля 1886 года в Екатеринодаре, в семье полковника Кубанского казачьего войска. Через двадцать восемь лет, в самом начале Первой мировой войны, государь император, утверждая списки представленных к награждению почетным Георгиевским оружием, посетовал на не совсем благозвучную фамилию героя, на которой невольно задержалось его внимание. И тут же высочайше повелел изменить ее.
Окончил 3-й Московский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище. В 1907 году он выпускается хорунжим в 1-й Уманский казачий полк, по прибытии в который сразу пишет рапорт и отправляется «охотником» на персидскую границу.
С 1908 года служит в 1-м Екатеринодарском полку.
В 1910 году было присвоено звание есаула.
В 1910 году он добивается перевода в Читу, в казачьи части, охранявшие золотые прииски. Ведет охоту за контрабандистами. Служба в Восточной Сибири продолжалась до 1914 года.
В 1914 году был мобилизован и назначен в 3-й Хоперский казачий полк, где он командует пулеметным взводом, затем командой конных разведчиков.
В декабре 1915 года сформировал Кубанский отряд особого назначения старшины Шкуро, который совершал рейды по тылам немецких войск на Румынском фронте с декабря 1915 года по март 1917 года.
С марта по декабрь 1917 года – со своим отрядом на Северном Кавказе в конном корпусе генерала Баратова Н.Н. (Кавказский фронт, Персия).
В декабре 1917 года присвоено звание полковника.
С декабря 1917 года по январь 1918 года – командир 2-го линейного полка на Румынском фронте.
В феврале 1918 года вернулся на Северный Кавказ.
В мае – июне 1918 года сформировал отряд, возглавил мятеж против совдепии в районе Кисловодска на Северном Кавказе. После кратковременного захвата Кисловодска и последовавшего затем поражения от частей Красной гвардии бежал на Кубань.
В июне – июле 1918 года сформировал новый («партизанский») отряд (около 10 000 сабель). Соединился с Добровольческой армией в районе Ставрополя; совершал набеги на Ставрополь (на непродолжительное время даже захватил его), Ессентуки, Кисловодск.
В июле 1918 года командовал 2-й Кубанской дивизией (заменяя раненого генерала Улагая).
С августа 1918 года по май 1919 года – командир 1-й Кавказской казачьей дивизии, сформированной на базе отряда полковника Шкуро.
30 ноября 1918 года по решению Кубанской Рады присвоено звание генерал-майора.
С 15 мая 1919 года – командир 3-го Кубанского корпуса. Совершил рейд в тыл Красной Армии от Царицына до Воронежа, последний удерживал совместно с корпусом Мамонтова (с 1 по 24 октября 1919 года). Когда казаки Шкуро захватили Воронеж, то в качестве трофеев им достались 13 тыс. пленных, 35 орудий и многочисленные склады военной амуниции и боеприпасов.
В октябре – декабре 1919 года потерпел серьезное поражение в районе Касторная от конного корпуса Буденного, что ускорило общее отступление Добровольческой и Донской армий. Получил ранение (контузию).
С 5 января по 14 февраля 1920 года – командующий Кубанской армией, остатки которой фактически в боях не участвовали.
В феврале 1920 года сдал командование Кубанской армией генералу Улагаю.
С марта по апрель 1920 года – в резерве ВСЮР генералов Деникина и Врангеля.
С апреля по ноябрь 1920 года командирован представителем генерала Врангеля к союзникам для увеличения их помощи русской армии.
С мая 1920 года по июнь 1945 года – в эмиграции во Франции и Германии. Работал в цирке наездником, показывал вольтижировку.
В 1941–1945 годах сотрудничал с немцами, руководил формированием казачьих частей в Югославии.
1 июня 1945 года выдан англичанами вместе с генералом Красновым и другими казачьими генералами советским властям в Австрии. Арестован, отдан под суд. Приговорен к смертной казни.
17 января 1947 года казнен (повешен)[57].
Часть вторая
Глава 4
Советские военные партизаны на территории Польши
Варшава против «красных партизан»
Боевики из городского подполья
13 февраля 1812 года покинул Париж. Сопровождал Александра I в Вильну.
В августе 1812 года сопровождал Александра I на встречу с Ж. Бернадотом.
В сентябре 1812 года направлен Александром I к М.И. Кутузову, а затем к адмиралу П.В. Чичагову с планом военных действий. В конце кампании командовал партизанским отрядом. Имел ряд успехов, в том числе освободил из плена «первого партизана» генерала Ф.Ф. Винцингероде.
22 ноября 1812 года произведен в генерал-майоры.
31 декабря 1812 года разгромил при Мариенвердере войска генерада Э. Богарне.
В начале 1813 года действовал на левом берегу Одера. За мужество при взятии Берлина награжден орденом Св. Георгия 3-й степени. Отличился при взятии Люнебурга и Касселя. Возглавил кавалерийский рейд в Вестфалию.
В конце 1813 года его отряд стал авангардом корпуса генерала Винцингероде. Отличился при штурме Суассона (где взял в плен более 3 тыс. чел., в том числе 180 офицеров и 3 генералов).
20 февраля 1814 года произведен в генерал-лейтенанты.
В 1814 году сопровождал императора Александра I на Венский конгресс.
В кампанию 1815 года командовал передовым отрядом и занял Шалон. По окончании войны вернулся к исполнению обязанностей генерал-адъютанта.
С 14 марта 1819 года – член Комитета о раненых.
С 29 января 1821 года по 26 мая 1835 года – председатель Комитета по устройству Войска Донского.
С 18 апреля 1821 года – начальник гвардейской легкой кавалерийской дивизии.
В 1822–1823 годах сопровождал императора на Веронский конгресс.
Находился при Александре I во время его кончины в Таганроге.
В декабре 1825 года командирован во 2-ю армию для следствия по делу декабристов, привел армию к присяге Николаю I.
В январе 1826 года включен в состав Следственной комиссии по делу декабристов.
22 августа 1826 года получил титул графа.
С 6 декабря 1826 года – сенатор.
С 3 февраля 1827 года – товарищ (заместитель) управляющего Главным штабом.
С 26 августа 1827 года до 26 августа 1852 года – военный министр.
С 11 апреля 1828 года – член Государственного совета.
16 апреля 1841 года возведен в достоинство князя.
С 1 декабря 1848 года по 5 апреля 1856 года – председатель Государственного совета и Комитета министров – это была высшая должность в империи.
8 июня 1857 года умер в Кастельмаре ди Стабия (Италия).
ШКУРО (ШКУРА) Андрей Григорьевич
Родился 19 февраля 1886 года в Екатеринодаре, в семье полковника Кубанского казачьего войска. Через двадцать восемь лет, в самом начале Первой мировой войны, государь император, утверждая списки представленных к награждению почетным Георгиевским оружием, посетовал на не совсем благозвучную фамилию героя, на которой невольно задержалось его внимание. И тут же высочайше повелел изменить ее.
Окончил 3-й Московский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище. В 1907 году он выпускается хорунжим в 1-й Уманский казачий полк, по прибытии в который сразу пишет рапорт и отправляется «охотником» на персидскую границу.
С 1908 года служит в 1-м Екатеринодарском полку.
В 1910 году было присвоено звание есаула.
В 1910 году он добивается перевода в Читу, в казачьи части, охранявшие золотые прииски. Ведет охоту за контрабандистами. Служба в Восточной Сибири продолжалась до 1914 года.
В 1914 году был мобилизован и назначен в 3-й Хоперский казачий полк, где он командует пулеметным взводом, затем командой конных разведчиков.
В декабре 1915 года сформировал Кубанский отряд особого назначения старшины Шкуро, который совершал рейды по тылам немецких войск на Румынском фронте с декабря 1915 года по март 1917 года.
С марта по декабрь 1917 года – со своим отрядом на Северном Кавказе в конном корпусе генерала Баратова Н.Н. (Кавказский фронт, Персия).
В декабре 1917 года присвоено звание полковника.
С декабря 1917 года по январь 1918 года – командир 2-го линейного полка на Румынском фронте.
В феврале 1918 года вернулся на Северный Кавказ.
В мае – июне 1918 года сформировал отряд, возглавил мятеж против совдепии в районе Кисловодска на Северном Кавказе. После кратковременного захвата Кисловодска и последовавшего затем поражения от частей Красной гвардии бежал на Кубань.
В июне – июле 1918 года сформировал новый («партизанский») отряд (около 10 000 сабель). Соединился с Добровольческой армией в районе Ставрополя; совершал набеги на Ставрополь (на непродолжительное время даже захватил его), Ессентуки, Кисловодск.
В июле 1918 года командовал 2-й Кубанской дивизией (заменяя раненого генерала Улагая).
С августа 1918 года по май 1919 года – командир 1-й Кавказской казачьей дивизии, сформированной на базе отряда полковника Шкуро.
30 ноября 1918 года по решению Кубанской Рады присвоено звание генерал-майора.
С 15 мая 1919 года – командир 3-го Кубанского корпуса. Совершил рейд в тыл Красной Армии от Царицына до Воронежа, последний удерживал совместно с корпусом Мамонтова (с 1 по 24 октября 1919 года). Когда казаки Шкуро захватили Воронеж, то в качестве трофеев им достались 13 тыс. пленных, 35 орудий и многочисленные склады военной амуниции и боеприпасов.
В октябре – декабре 1919 года потерпел серьезное поражение в районе Касторная от конного корпуса Буденного, что ускорило общее отступление Добровольческой и Донской армий. Получил ранение (контузию).
С 5 января по 14 февраля 1920 года – командующий Кубанской армией, остатки которой фактически в боях не участвовали.
В феврале 1920 года сдал командование Кубанской армией генералу Улагаю.
С марта по апрель 1920 года – в резерве ВСЮР генералов Деникина и Врангеля.
С апреля по ноябрь 1920 года командирован представителем генерала Врангеля к союзникам для увеличения их помощи русской армии.
С мая 1920 года по июнь 1945 года – в эмиграции во Франции и Германии. Работал в цирке наездником, показывал вольтижировку.
В 1941–1945 годах сотрудничал с немцами, руководил формированием казачьих частей в Югославии.
1 июня 1945 года выдан англичанами вместе с генералом Красновым и другими казачьими генералами советским властям в Австрии. Арестован, отдан под суд. Приговорен к смертной казни.
17 января 1947 года казнен (повешен)[57].
Часть вторая
Активная разведка Разведупра. 1919–1941 годы
Глава 4
Раздувая пожар мировой революции
Рассматривая действия советской активной разведки в Польше, Румынии, Германии и других странах в двадцатые – тридцатые годы прошлого века, авторы стремились показать вклад «активки» в формирование взглядов на будущность спецназа. Ведь спецназ и сейчас может использовать агентурные методы ведения разведки и получения (добывания) разведывательных сведений.
Методы активной разведки (далее – «активки») Разведупр Красной Армии начал широко использовать в конце 1919 года на Западном фронте. Там по инициативе члена РВС фронта Иосифа Станиславовича Уншлихта для разведывательно-диверсионной деятельности в тылу польской армии была создана Нелегальная военная организация (НВО), которая появилась на свет в результате соглашения о совместных действиях против оккупантов между белорусскими эсерами и командованием Западного фронта, подписанного в декабре 1919 года в Смоленске[58].
Вскоре к соглашению присоединились и другие организации. В деятельности НВО активно участвовали боевые отряды и группы Коммунистической партии Литвы и Белоруссии (КПЛ и Б), Белорусской коммунистической организации (БКО), Белорусской партии социал-революционеров (БПСР), Революционных народников-социалистов (РНС) и еврейской социал-демократической партии «Поалей Цион».
«Народная военная самооборона» (НВС). Ею руководил Белорусский повстанческий комитет (БПК), созданный весной 1920 года. А работу БПК направляла НВО, возглавляемая военными разведчиками. Ее ответственным руководителем был Артур Карлович Сташевский, его помощниками – Бронислав Брониславович Бортновский и Семен Григорьевич Фирин.
К осени 1920 года НВО объединяла до 10 тысяч партизан, организованных в отряды, которыми командовали направленные в польский тыл краскомы – выпускники красных командирских курсов. Конспирация соблюдалась строжайшая: о деятельности организации не знал даже командующий Западным фронтом М.Н. Тухачевский.
Даже после подписания мирного договора Польша проводила откровенно враждебную политику по отношению к Советской России. В первой половине двадцатых годов прошлого века Польша считалась нашим наиболее вероятным противником. После окончания советско-польской войны НВО не только не прекратила своей работы, но и послужила основой для организации так называемой активной разведки, по-простому говоря, диверсионных действий в мирное время.
«В марте 1921 г. Разведупр начал создание и переброску на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии отрядов боевиков для организации массового вооруженного сопротивления польским властям. Предполагалось, что эти вооруженные отряды станут ядром всенародного партизанского движения на оккупированных белорусских и украинских землях, которое в перспективе приведет к их освобождению и воссоединению с Советской Россией. Подобная деятельность получила название «активная разведка». При этом надо заметить, что деятельность Разведупра по активной разведке была настолько тщательно законспирирована, что о ней не знали даже органы ОГПУ»[59].
Методы активной разведки (далее – «активки») Разведупр Красной Армии начал широко использовать в конце 1919 года на Западном фронте. Там по инициативе члена РВС фронта Иосифа Станиславовича Уншлихта для разведывательно-диверсионной деятельности в тылу польской армии была создана Нелегальная военная организация (НВО), которая появилась на свет в результате соглашения о совместных действиях против оккупантов между белорусскими эсерами и командованием Западного фронта, подписанного в декабре 1919 года в Смоленске[58].
Вскоре к соглашению присоединились и другие организации. В деятельности НВО активно участвовали боевые отряды и группы Коммунистической партии Литвы и Белоруссии (КПЛ и Б), Белорусской коммунистической организации (БКО), Белорусской партии социал-революционеров (БПСР), Революционных народников-социалистов (РНС) и еврейской социал-демократической партии «Поалей Цион».
«Народная военная самооборона» (НВС). Ею руководил Белорусский повстанческий комитет (БПК), созданный весной 1920 года. А работу БПК направляла НВО, возглавляемая военными разведчиками. Ее ответственным руководителем был Артур Карлович Сташевский, его помощниками – Бронислав Брониславович Бортновский и Семен Григорьевич Фирин.
К осени 1920 года НВО объединяла до 10 тысяч партизан, организованных в отряды, которыми командовали направленные в польский тыл краскомы – выпускники красных командирских курсов. Конспирация соблюдалась строжайшая: о деятельности организации не знал даже командующий Западным фронтом М.Н. Тухачевский.
Даже после подписания мирного договора Польша проводила откровенно враждебную политику по отношению к Советской России. В первой половине двадцатых годов прошлого века Польша считалась нашим наиболее вероятным противником. После окончания советско-польской войны НВО не только не прекратила своей работы, но и послужила основой для организации так называемой активной разведки, по-простому говоря, диверсионных действий в мирное время.
«В марте 1921 г. Разведупр начал создание и переброску на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии отрядов боевиков для организации массового вооруженного сопротивления польским властям. Предполагалось, что эти вооруженные отряды станут ядром всенародного партизанского движения на оккупированных белорусских и украинских землях, которое в перспективе приведет к их освобождению и воссоединению с Советской Россией. Подобная деятельность получила название «активная разведка». При этом надо заметить, что деятельность Разведупра по активной разведке была настолько тщательно законспирирована, что о ней не знали даже органы ОГПУ»[59].
Советские военные партизаны на территории Польши
С лета 1921 года в областях, отошедших к Польше по Рижскому мирному договору, началось партизанское движение, а точнее – диверсионные операции. Особенно успешно активная разведка велась в Полесском, Вилейском и Новогрудском воеводствах Западной Белоруссии, где действовало несколько крупных партизанских отрядов под командованием бывших краскомов Кирилла Орловского, Станислава Ваупшасова, Василия Коржа, Александра Рабцевича и Софрона Макаревича.
Интересно, что все пятеро участвовали в подготовке партизан на территории СССР в конце двадцатых – начале тридцатых годов прошлого века, затем воевали на фронтах Гражданской войны в Испании, а в годы Великой Отечественной войны являлись виднейшими руководителями партизанского движения в тылу немецких оккупантов, за что все, за исключением Софрона Макаревича, были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
По неполным данным, за период с мая 1922 года по ноябрь 1924 года только отрядами Кирилла Орловского и Станислава Ваупшасова, действовавшими в восточной части Полесского и южной части Новогрудского воеводств, были проведены 94 боевые операции.
Вот перечень операций только двух отрядов:
в мае 1922 года в районе Беловежской пущи был разгромлен полицейский участок;
11 июня 1922 года десять партизан захватили и сожгли имение «Доброе дерево» Грудницкого повета;
с 15 июня по 6 августа 1922 года на территории Гроднинского и Илицкого поветов было проведено девять боевых операций, в ходе которых партизаны разгромили три помещичьих имения, сожгли дворец князя Друцко-Любецкого, взорвали два паровоза на узкоколейной дороге, принадлежащей французской фирме, и железнодорожный мост, уничтожили на большом протяжении железнодорожное полотно на линии Лида – Вильно. При этом в одном из боев было убито 10 польских улан;
14 октября 1922 года партизаны сожгли имение «Струга» Столинского повета.
В 1923 году партизанское движение усилилось:
в ночь с 19 на 20 мая 30 партизан разгромили полицейский участок и гминное правление в Чучевичах Лунинецкого повета;
27 августа аналогичную операцию провели в местечке Телеханы Коссовского повета. При этом были убиты два полицейских и войт (староста);
29 августа десять партизан напали на имение «Молодово» Дрогиченского повета.
Перечень операций указанных отрядов, проведенных в 1924 году, выглядит следующим образом:
6 февраля отряд численностью пятьдесят партизан при двух пулеметах захватил имение «Огаревичи» Круговичского гмина;
18 мая 1924 года двадцать девять человек разгромили полицейский участок в местечке Кривичи Велейского повета.
С апреля по ноябрь 1924 года партизаны провели 80 крупных боевых операций.
В августе 1924 года отряд Станислава Ваупшасова провел крупную операцию по разгрому польского гарнизона и захвату тюрьмы в городе Столбцы. Командир отряда вспоминал об этой операции:
«В ночь на 4 августа группы порознь вошли в Столбцы. Я с 18 бойцами встретил в условленном месте разведчика Алексея Наркевича и Петра Иоду. Они провели в городе неделю, уточняя ранее полученные сведения, и в дополнение к ним сообщили, что вся территория тюрьмы с прилегающими к ней караульными помещениями и казармой освещается яркими прожекторами, кроме того, охрана располагает станковым пулеметом. Я поблагодарил их и сказал партизанам, что новые данные разведки потребуют от всех более слаженных и молниеносных действий. Малейшее промедление грозит нам потерями и провалом задания.
Группа передвигалась короткими перебежками и была уже вблизи вокзала, когда из постарунка (полицейского участка) вышел заспанный страж и стал вслушиваться в ночную тишину. По моему знаку Филипп Литвинкович и Иван Ремейко подкрались к нему сзади, набросили на голову мешок, скрутили ремнями. В кармане у него нашли револьвер. Обезвредив полицейского, ринулись на станцию. Жандармский пост был здесь невелик, и мы уничтожили его за несколько минут. Телеграфистам приказали выключить аппараты, не принимать и не передавать никаких депеш. Показали им оружие для убедительности и ушли, оставив в целости все оборудование. Это была наша ошибка, о последствиях которой стало известно позже.
Казарма находилась в 200 метрах от станции. Подбегая к ней, мы услышали стрельбу в районе полицейского управления и на дороге из пригорода. Последнее удивило меня: очень уж быстро пришло уланское подкрепление из Ново-Сверженя! Но задумываться не было времени – группа атаковала казарму, закидывала окна гранатами, расстреливала выбегающих из винтовок и ручного пулемета…
Мои ребята уже уничтожали тюремную охрану. Сопротивление солдат было сломлено, и мы ворвались внутрь тюрьмы, готовясь к схватке в коридорах, к взлому дверей камер. Но нас встретили безлюдье и брошенные связки ключей: надзиратели перепугались и сбежали. За несколько секунд мы открыли камеры и освободили всех заключенных…
Бой на улицах города продолжался. Партизаны Яблонского и Дзика отбивались от полицейских и улан. Когда последняя атака врагов захлебнулась, все группы собрались в один «кулак» и стали организованно покидать Столбцы. Но тут из пригорода прискакал свежий эскадрон улан. Бойцы залегли и встретили конный строй винтовочными залпами и шквальным огнем из пулеметов. Встали на дыбы кони, полетели наземь убитые всадники. Впечатление у кавалеристов было такое, что против них дерется целый стрелковый батальон. Уцелевшие уланы повернули назад. Партизаны погрузили на коней четверых раненых товарищей, переправились через Неман и углубились в лес»[60].
В результате нападения на тюрьму были освобождены тридцать политзаключенных, в том числе – руководитель военной организации Компартии Польши Стефан Скульский и руководитель Компартии Западной Белоруссии Павел Корчик[61]. Ради этих людей и была затеяна вся эта операция. При этом восемь полицейских были убиты и трое ранены.
24 сентября 1924 года семнадцать партизан из отрядов Кирилла Орловского и Станислава Ваупшасова, устроив засаду на участке Парохонск – Ловча по железнодорожной линии Брест – Лунинец, напали на поезд. В результате они схватили воеводу Полесья Довнаровича. Проявив гуманизм, повстанцы не стали его расстреливать, а выпороли кнутом, после чего он вынужден был подать в отставку. Партизаны также захватили почту и разоружили ехавших в поезде солдат и офицеров.
В этот же день были разгромлены имение «Юзефов» в Пинском повете и имение «Дукшты» Свенцянского повета.
В ночь со 2 на 3 октября 1924 года тридцать человек разгромили имение и полицейский участок в Кажан-Городке.
14 октября партизаны сожгли железнодорожный мост в Несвижском повете.
Интересно, что все пятеро участвовали в подготовке партизан на территории СССР в конце двадцатых – начале тридцатых годов прошлого века, затем воевали на фронтах Гражданской войны в Испании, а в годы Великой Отечественной войны являлись виднейшими руководителями партизанского движения в тылу немецких оккупантов, за что все, за исключением Софрона Макаревича, были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
По неполным данным, за период с мая 1922 года по ноябрь 1924 года только отрядами Кирилла Орловского и Станислава Ваупшасова, действовавшими в восточной части Полесского и южной части Новогрудского воеводств, были проведены 94 боевые операции.
Вот перечень операций только двух отрядов:
в мае 1922 года в районе Беловежской пущи был разгромлен полицейский участок;
11 июня 1922 года десять партизан захватили и сожгли имение «Доброе дерево» Грудницкого повета;
с 15 июня по 6 августа 1922 года на территории Гроднинского и Илицкого поветов было проведено девять боевых операций, в ходе которых партизаны разгромили три помещичьих имения, сожгли дворец князя Друцко-Любецкого, взорвали два паровоза на узкоколейной дороге, принадлежащей французской фирме, и железнодорожный мост, уничтожили на большом протяжении железнодорожное полотно на линии Лида – Вильно. При этом в одном из боев было убито 10 польских улан;
14 октября 1922 года партизаны сожгли имение «Струга» Столинского повета.
В 1923 году партизанское движение усилилось:
в ночь с 19 на 20 мая 30 партизан разгромили полицейский участок и гминное правление в Чучевичах Лунинецкого повета;
27 августа аналогичную операцию провели в местечке Телеханы Коссовского повета. При этом были убиты два полицейских и войт (староста);
29 августа десять партизан напали на имение «Молодово» Дрогиченского повета.
Перечень операций указанных отрядов, проведенных в 1924 году, выглядит следующим образом:
6 февраля отряд численностью пятьдесят партизан при двух пулеметах захватил имение «Огаревичи» Круговичского гмина;
18 мая 1924 года двадцать девять человек разгромили полицейский участок в местечке Кривичи Велейского повета.
С апреля по ноябрь 1924 года партизаны провели 80 крупных боевых операций.
В августе 1924 года отряд Станислава Ваупшасова провел крупную операцию по разгрому польского гарнизона и захвату тюрьмы в городе Столбцы. Командир отряда вспоминал об этой операции:
«В ночь на 4 августа группы порознь вошли в Столбцы. Я с 18 бойцами встретил в условленном месте разведчика Алексея Наркевича и Петра Иоду. Они провели в городе неделю, уточняя ранее полученные сведения, и в дополнение к ним сообщили, что вся территория тюрьмы с прилегающими к ней караульными помещениями и казармой освещается яркими прожекторами, кроме того, охрана располагает станковым пулеметом. Я поблагодарил их и сказал партизанам, что новые данные разведки потребуют от всех более слаженных и молниеносных действий. Малейшее промедление грозит нам потерями и провалом задания.
Группа передвигалась короткими перебежками и была уже вблизи вокзала, когда из постарунка (полицейского участка) вышел заспанный страж и стал вслушиваться в ночную тишину. По моему знаку Филипп Литвинкович и Иван Ремейко подкрались к нему сзади, набросили на голову мешок, скрутили ремнями. В кармане у него нашли револьвер. Обезвредив полицейского, ринулись на станцию. Жандармский пост был здесь невелик, и мы уничтожили его за несколько минут. Телеграфистам приказали выключить аппараты, не принимать и не передавать никаких депеш. Показали им оружие для убедительности и ушли, оставив в целости все оборудование. Это была наша ошибка, о последствиях которой стало известно позже.
Казарма находилась в 200 метрах от станции. Подбегая к ней, мы услышали стрельбу в районе полицейского управления и на дороге из пригорода. Последнее удивило меня: очень уж быстро пришло уланское подкрепление из Ново-Сверженя! Но задумываться не было времени – группа атаковала казарму, закидывала окна гранатами, расстреливала выбегающих из винтовок и ручного пулемета…
Мои ребята уже уничтожали тюремную охрану. Сопротивление солдат было сломлено, и мы ворвались внутрь тюрьмы, готовясь к схватке в коридорах, к взлому дверей камер. Но нас встретили безлюдье и брошенные связки ключей: надзиратели перепугались и сбежали. За несколько секунд мы открыли камеры и освободили всех заключенных…
Бой на улицах города продолжался. Партизаны Яблонского и Дзика отбивались от полицейских и улан. Когда последняя атака врагов захлебнулась, все группы собрались в один «кулак» и стали организованно покидать Столбцы. Но тут из пригорода прискакал свежий эскадрон улан. Бойцы залегли и встретили конный строй винтовочными залпами и шквальным огнем из пулеметов. Встали на дыбы кони, полетели наземь убитые всадники. Впечатление у кавалеристов было такое, что против них дерется целый стрелковый батальон. Уцелевшие уланы повернули назад. Партизаны погрузили на коней четверых раненых товарищей, переправились через Неман и углубились в лес»[60].
В результате нападения на тюрьму были освобождены тридцать политзаключенных, в том числе – руководитель военной организации Компартии Польши Стефан Скульский и руководитель Компартии Западной Белоруссии Павел Корчик[61]. Ради этих людей и была затеяна вся эта операция. При этом восемь полицейских были убиты и трое ранены.
24 сентября 1924 года семнадцать партизан из отрядов Кирилла Орловского и Станислава Ваупшасова, устроив засаду на участке Парохонск – Ловча по железнодорожной линии Брест – Лунинец, напали на поезд. В результате они схватили воеводу Полесья Довнаровича. Проявив гуманизм, повстанцы не стали его расстреливать, а выпороли кнутом, после чего он вынужден был подать в отставку. Партизаны также захватили почту и разоружили ехавших в поезде солдат и офицеров.
В этот же день были разгромлены имение «Юзефов» в Пинском повете и имение «Дукшты» Свенцянского повета.
В ночь со 2 на 3 октября 1924 года тридцать человек разгромили имение и полицейский участок в Кажан-Городке.
14 октября партизаны сожгли железнодорожный мост в Несвижском повете.
Варшава против «красных партизан»
Однако не все действия партизан можно назвать безошибочными и удачными. Ощутимые потери партизанские отряды понесли в начале ноября 1924 года. 3 ноября 1924 года тридцать пять партизан захватили поезд на железнодорожной линии Брест – Барановичи. При этом они убили одного полицейского и ранили двух офицеров. В погоню за партизанами было брошено более тысячи человек. 6 ноября окруженные партизаны с боем прорвали оцепление и ушли. Однако в ночь с 12 на 13 ноября шестнадцать человек были схвачены, из них четверых расстреляли, а четверых приговорили к пожизненному заключению.
Осенью 1924 года Варшаве пришлось срочно реорганизовать систему пограничной охраны. Вместо малочисленной, плохо вооруженной и неэффективной пограничной полиции начал создаваться корпус пограничной охраны, состоящий из пяти бригад – по числу воеводств у советских рубежей. Бригады включали пехотные и кавалерийские части, укомплектованные добровольцами, прошедшими военную службу. До окончания формирования новых соединений в пограничную полосу перебрасывались значительные силы кавалерии. Уланы, прославившиеся схватками с бойцами Первой конной армии под Замостьем во время войны 1920 года, должны были использоваться для преследования и вылавливания повстанческих отрядов.
Последствия реформирования системы погранохраны Москва и Варшава ощутили очень быстро. Так, «Газета Варшавска» в номере от 7 января 1925 года опубликовала отчет о положении в восточных воеводствах в декабре 1924 года: отмечены 18 попыток повстанческих групп численностью от 5 до 30 человек перейти с советской территории на польскую, 14 случаев обратного перехода партизан с польской территории на советскую после совершения в Польше различных акций, 15 вооруженных нападений на объекты погранохраны. Приводятся и другие цифры: 14 убитых, 60 пленных бандитов, повстанцев и шпионов, 70 арестованных за нелегальный переход польской границы[62].
Осенью 1924 года Варшаве пришлось срочно реорганизовать систему пограничной охраны. Вместо малочисленной, плохо вооруженной и неэффективной пограничной полиции начал создаваться корпус пограничной охраны, состоящий из пяти бригад – по числу воеводств у советских рубежей. Бригады включали пехотные и кавалерийские части, укомплектованные добровольцами, прошедшими военную службу. До окончания формирования новых соединений в пограничную полосу перебрасывались значительные силы кавалерии. Уланы, прославившиеся схватками с бойцами Первой конной армии под Замостьем во время войны 1920 года, должны были использоваться для преследования и вылавливания повстанческих отрядов.
Последствия реформирования системы погранохраны Москва и Варшава ощутили очень быстро. Так, «Газета Варшавска» в номере от 7 января 1925 года опубликовала отчет о положении в восточных воеводствах в декабре 1924 года: отмечены 18 попыток повстанческих групп численностью от 5 до 30 человек перейти с советской территории на польскую, 14 случаев обратного перехода партизан с польской территории на советскую после совершения в Польше различных акций, 15 вооруженных нападений на объекты погранохраны. Приводятся и другие цифры: 14 убитых, 60 пленных бандитов, повстанцев и шпионов, 70 арестованных за нелегальный переход польской границы[62].
Боевики из городского подполья
На территории Польши активно действовали не только переброшенные с территории Советской России партизанские отряды, но и местные подпольные боевые организации. В начале двадцатых годов прошлого века полпредом СССР в этой стране был Леонид Оболенский, из рода князей Оболенских, человек тихий, ленивый и пьющий. Именно так характеризовали этого дипломата в своих мемуарах советские перебежчики.
Полпредство располагалось в том же «Римском» отеле, где прежде было русское посольство. «Варшавское полпредство имело ужасный вид, – вспоминал советский разведчик Борис Лаго. – Все грязное, обвешанное внутри старыми побуревшими плакатами, знаменами и свернувшимися портретами «вождей», полпредство, сохранившее коридорную систему меблированных комнат, напоминало более дом свиданий, чем посольство такой большой страны».
В то же время советская разведка и Коминтерн в Польше были чрезвычайно активны. Первым легальным резидентом советской военной разведки в Варшаве был работавший под прикрытием должности 2-го секретаря полпредства Мечислав Антонович Логановский, одновременно являвшийся резидентом ИНО ОГПУ – тогда был период объединенных резидентур.
Подробности о работе легальной резидентуры в Варшаве приводит в своей книге «На путях к термидору» бывший советский дипломат, невозвращенец Григорий Беседовский. С ноября 1922 года он занимал должности 1-го секретаря, затем поверенного в делах УССР, с сентября 1923 года советника полпредства СССР в Польше.
Григорий Беседовский писал: «В это время, то есть в первой половине 1923 г., во главе отдела ЧК и военной разведки при посольстве стоял Мечислав Логановский. Это был поляк по происхождению, бывший член польской социалистической партии, перешедший затем к коммунистам. Во время Гражданской войны Логановский отличился на фронте, имел орден Красного Знамени и пользовался личным расположением Дзержинского. Дзержинский, любивший окружать себя польскими коммунистами, предложил Логановскому перейти на работу в Чека, и Логановский принял предложение. Одновременно с этим он принял также предложение Уншлихта быть резидентом Разведывательного управления (Разведупра) в Польше. Эта работа давала Логановскому большое политическое влияние, так как Уншлихт руководил тогда не только военной разведкой, но и польской секцией Коммунистического Интернационала. От Уншлихта, а не от Наркоминдела зависело направление советской политики в отношении Польши.
Логановский был человеком твердой воли, железной выдержки и зверской жестокости. Человеческая жизнь не имела в его глазах никакой ценности. Он готов был принести в жертву тысячи жизней, чтобы добиться выполнения какой-либо, иногда чисто технической директивы…»[63]
В 1923 году в Варшаву приехал представитель Коминтерна на Балканах Владимир Павлович Милютин. Вскоре после его отъезда полпред СССР Леонид Оболенский вызвал Григория Беседовского и сообщил под строжайшим секретом, что Логановский, по распоряжению Уншлихта, должен создать в Польше боевую организацию. Проводимые этой организацией диверсии и теракты должны были способствовать подъему революционной борьбы в Польше. Во главе организации должны были стать два польских офицера-коммуниста: поручик Валерий Багинский и подпоручик Антоний Вечоркевич. Последний был одним из руководителей военного отдела Коммунистической рабочей партии Польши.
Это сообщение не обрадовало Оболенского. Дипломат опасался бессмысленных террористических актов. Не то чтобы он был принципиальным противником террора, но ему было не по душе то, что эта деятельность будет направляться из полпредства. Если станет известно, что полпредство замешано в терроризме, то трудно было предсказать, чем все может обернуться. Последствия могли быть любыми, вплоть до войны с Польшей. Еще больше полпреду не нравилось то, что непосредственная связь резидента с Уншлихтом ставила Логановского в положение прямого подчиненного Коминтерна, минуя его, полпреда, а Коминтерн вел в Польше слишком самостоятельную политику, нимало не считаясь с государственными интересами СССР. Дипломата совсем не устраивало то, что его «крышей» будет пользоваться такой опасный жилец. Но поделать он ничего не мог.
Террористическая организация была создана в короткий срок и скоро дала о себе знать. В помещениях польских политических и общественных организаций и газет начали взрываться бомбы. Взрывы происходили без различия политической ориентации организации, как бы по принципу маятника – то взлетит на воздух контора правой политической организации, то левой. Создавалось впечатление, что появились две экстремистские политические организации, которые целенаправленно уничтожают своих противников. Некоторые публицисты назвали этот период польской истории «бомбовым периодом». Впрочем, постепенно польская полиция начала выходить на след неуловимых бомбистов. И к сентябрю 1923 года часть руководителей организации арестовали, хотя основная масса террористов еще находилась на свободе.
Арестовали и лидеров террористической организации Багинского и Вечоркевича. Последнего обвинили в организации взрыва в Варшавском университете 24 мая 1923 года, во время которого погиб профессор Р. Оржецкий.
В ноябре 1923 года Багинского и Вечоркевича приговорили к смертной казни, но затем высшую меру наказания заменили пятнадцатью годами тюремного заключения. На процессе они вели себя мужественно. Эти два польских офицера были убежденными коммунистами. После их ареста их семьи жили в нищете, но Багинский и Вечоркевич не желали брать денег от советского полпредства, чтобы у польских властей не возникло тени подозрения, что они являлись платными агентами большевиков.
Полпредство располагалось в том же «Римском» отеле, где прежде было русское посольство. «Варшавское полпредство имело ужасный вид, – вспоминал советский разведчик Борис Лаго. – Все грязное, обвешанное внутри старыми побуревшими плакатами, знаменами и свернувшимися портретами «вождей», полпредство, сохранившее коридорную систему меблированных комнат, напоминало более дом свиданий, чем посольство такой большой страны».
В то же время советская разведка и Коминтерн в Польше были чрезвычайно активны. Первым легальным резидентом советской военной разведки в Варшаве был работавший под прикрытием должности 2-го секретаря полпредства Мечислав Антонович Логановский, одновременно являвшийся резидентом ИНО ОГПУ – тогда был период объединенных резидентур.
Подробности о работе легальной резидентуры в Варшаве приводит в своей книге «На путях к термидору» бывший советский дипломат, невозвращенец Григорий Беседовский. С ноября 1922 года он занимал должности 1-го секретаря, затем поверенного в делах УССР, с сентября 1923 года советника полпредства СССР в Польше.
Григорий Беседовский писал: «В это время, то есть в первой половине 1923 г., во главе отдела ЧК и военной разведки при посольстве стоял Мечислав Логановский. Это был поляк по происхождению, бывший член польской социалистической партии, перешедший затем к коммунистам. Во время Гражданской войны Логановский отличился на фронте, имел орден Красного Знамени и пользовался личным расположением Дзержинского. Дзержинский, любивший окружать себя польскими коммунистами, предложил Логановскому перейти на работу в Чека, и Логановский принял предложение. Одновременно с этим он принял также предложение Уншлихта быть резидентом Разведывательного управления (Разведупра) в Польше. Эта работа давала Логановскому большое политическое влияние, так как Уншлихт руководил тогда не только военной разведкой, но и польской секцией Коммунистического Интернационала. От Уншлихта, а не от Наркоминдела зависело направление советской политики в отношении Польши.
Логановский был человеком твердой воли, железной выдержки и зверской жестокости. Человеческая жизнь не имела в его глазах никакой ценности. Он готов был принести в жертву тысячи жизней, чтобы добиться выполнения какой-либо, иногда чисто технической директивы…»[63]
В 1923 году в Варшаву приехал представитель Коминтерна на Балканах Владимир Павлович Милютин. Вскоре после его отъезда полпред СССР Леонид Оболенский вызвал Григория Беседовского и сообщил под строжайшим секретом, что Логановский, по распоряжению Уншлихта, должен создать в Польше боевую организацию. Проводимые этой организацией диверсии и теракты должны были способствовать подъему революционной борьбы в Польше. Во главе организации должны были стать два польских офицера-коммуниста: поручик Валерий Багинский и подпоручик Антоний Вечоркевич. Последний был одним из руководителей военного отдела Коммунистической рабочей партии Польши.
Это сообщение не обрадовало Оболенского. Дипломат опасался бессмысленных террористических актов. Не то чтобы он был принципиальным противником террора, но ему было не по душе то, что эта деятельность будет направляться из полпредства. Если станет известно, что полпредство замешано в терроризме, то трудно было предсказать, чем все может обернуться. Последствия могли быть любыми, вплоть до войны с Польшей. Еще больше полпреду не нравилось то, что непосредственная связь резидента с Уншлихтом ставила Логановского в положение прямого подчиненного Коминтерна, минуя его, полпреда, а Коминтерн вел в Польше слишком самостоятельную политику, нимало не считаясь с государственными интересами СССР. Дипломата совсем не устраивало то, что его «крышей» будет пользоваться такой опасный жилец. Но поделать он ничего не мог.
Террористическая организация была создана в короткий срок и скоро дала о себе знать. В помещениях польских политических и общественных организаций и газет начали взрываться бомбы. Взрывы происходили без различия политической ориентации организации, как бы по принципу маятника – то взлетит на воздух контора правой политической организации, то левой. Создавалось впечатление, что появились две экстремистские политические организации, которые целенаправленно уничтожают своих противников. Некоторые публицисты назвали этот период польской истории «бомбовым периодом». Впрочем, постепенно польская полиция начала выходить на след неуловимых бомбистов. И к сентябрю 1923 года часть руководителей организации арестовали, хотя основная масса террористов еще находилась на свободе.
Арестовали и лидеров террористической организации Багинского и Вечоркевича. Последнего обвинили в организации взрыва в Варшавском университете 24 мая 1923 года, во время которого погиб профессор Р. Оржецкий.
В ноябре 1923 года Багинского и Вечоркевича приговорили к смертной казни, но затем высшую меру наказания заменили пятнадцатью годами тюремного заключения. На процессе они вели себя мужественно. Эти два польских офицера были убежденными коммунистами. После их ареста их семьи жили в нищете, но Багинский и Вечоркевич не желали брать денег от советского полпредства, чтобы у польских властей не возникло тени подозрения, что они являлись платными агентами большевиков.