– Согласен с тобой, неприятно. И очень тяжело.
   – Ну, можно подумать, вам самому так приходилось отсиживать!
   – Приходилось.
   – Да ну?!
   – Пять лет.
   – Э-э-э…
   – Дед нынешнего короля заточил меня в крепость. Официальная причина – участие в заговоре против короны. Твои же Коты меня туда и привезли.
   – И Церковь смолчала?!
   – Я был тогда молодым человеком. Наследником древнего рода. И позволял себе многие высказывания, которые не нравились королевским чиновникам. Хотя, по правде сказать, заговора не было. Были глупые речи молодых сорванцов, ненужная бравада и фанфаронство… А тогдашний король был жестким и бескомпромиссным властителем. Вот нас всех и упрятали… на некоторое время. Кому-то хватило года.
   – А вам?
   – Видимо, меня сочли слишком упрямым… Тогда я и пришел к своему служению. Многое осознал и понял…
   – И простили своего обидчика?
   – Я короновал его внука, теперешнего короля.
   – Однако! – чешу затылок. – Вот уж не ожидал! Мне бы ваше терпение… А то вот рублю сплеча, даже и не задумываясь. Наверное, как-то иначе можно…
   – Можно. Только надо понимать, когда и как именно.
   – И вы понимаете?
   – Увы… – разводит руками епископ. – Тоже далеко не всегда.
   – Но как же вот так вышло, что вы стали епископом? Я-то думал, что к этому надо всю жизнь идти.
   – Так я и сейчас на месте не стою. Учиться, сын мой, никогда не поздно.
   – Блин, но не сидя же пять лет в тюряге! Наверное, как-то иначе можно?
   – У всех по-разному. Каждый из нас приходит к служению по-своему. Больше половины наших епископов пришли в Церковь уже вполне сложившимися личностями. Да взять хотя бы и молодого барона Ройгена!
   – Кого?
   – Епископа Эрлиха. Он пришел в Церковь с военной службы. Тогда он был капитаном, причем одним из самых молодых! Мало кому удавалось продвинуться по службе так быстро!
   – Так он бывший военный?
   – Тяжелая панцирная конница. Командовал там отрядом всадников.
   – Ничего себе! Боевой мужик, оказывается!
   – Как и половина высших иерархов нашей Церкви. Видишь ли, сын мой, от слова военачальника зависит жизнь его отряда. А от слова священника… иногда зависит гораздо больше. Не только жизни людей! Не научившись подчиняться – не станешь командиром. Не можешь командовать сотней – не берись за тысячу!
   Да… под таким углом зрения я на здешних попов как-то и не смотрел. Теперь некоторые непонятные мне ранее вещи становятся более объяснимыми. Ясно теперь, откуда в Церкви появились спецмонахи с их жесткой дисциплиной и иерархией. Хм, а вот воинских подразделений у них нет! Хотя вполне могу себе представить, какими они были бы!
   – Да уж, ваше преосвященство, озадачили вы меня! Не знал я таких вот подробностей!
   – Отчего ж не спросил?
   – А рассказали бы?
   – Ты на одной стороне с нами. Один у нас враг, стало быть, нет причин чего-то от тебя скрывать. Церковь как организация рискует меньше. Не раз уже терпели мы поражения, но всякий раз снова поднимали голову. А у тебя жизнь одна… и не очень-то она легкая и приятная. Есть что терять.
   – Спасибо за откровенность, ваше преосвященство. При случае спрошу кого-нибудь. Если увижу что-то непонятное.
   – Спрашивай. А сейчас… наверное, надо идти к тем, кто нас давно уже ожидает. Ты прав, сын мой, времени у нас мало, а дел много. Да и к дождю дело идет, лучше уйти под крышу.
   – К дождю?
   – Посмотри на зубцы «каменной вдовы», видишь – они подернулись дымкой? Значит, скоро будет дождь.
   – «Каменная вдова»? Кто это?
   – Ты не знаешь? – удивляется Гройнен. – Да вот же она – перед тобой!
   Его сухая рука указывает на старую башню.
   – Эм-м… А я и не знал, что у нее есть свое имя!
   – Так что же тебе не рассказали об этом прошлые жители зам… прости старика, совсем запамятовал! – Он совершенно по-стариковски качает головой. – Все верно, кому было рассказывать-то?
   – И что, рассказ был бы интересным?
   – Да как тебе сказать… Про эту башню сложено множество легенд. Как ты думаешь, давно ли она здесь стоит?
   – Ну… она старше других построек замка. Лет на пятьдесят, я полагаю.
   – На сто.
   – Ого!
   – Ты заметил, что она отделена от остальных построек?
   – Разумеется! Стена и ворота в ней. Даже под землей двери есть.
   – И что, все они запираются снаружи?
   Опаньки, а вот этого-то я и не усек! Вернее, не совсем так. Увидел, но внимания особого не обратил. А сейчас выходит, что обитатели замка отгораживались от башни? Да… никакого другого объяснения такому расположению запоров просто больше не найти. И эта система затопления коридоров… тоже ведь не просто так придумана, надо полагать.
   – Ваше преосвященство, а для чего такие сложности? Башня эта, что, кому-то другому принадлежала? Не хозяину замка?
   Епископ встает и начинает спускаться вниз по лестнице.
   – Видишь ли… я и сам, признаться, немного об этом знаю. Но башня простояла запечатанной шестьдесят лет! Тогдашний епископ наложил запрет на ее посещение, и надо думать, что у него были для того причины. Были заперты и опечатаны все ворота и двери, перекрыты коридоры, ведущие к ней под землей. Некоторые – так и вовсе засыпали.
   – Но почему? Эта башня – отличная оборонительная позиция!
   – Знаю. Но на замок никто уже не нападал более ста лет. Те, кто хотел это сделать, отчего-то быстро отказывались от такой мысли. Если успевали до этого дожить.
   И неудивительно, если вспомнить про то, что находится в его подвалах. Уж силенок на то, чтобы отвести превратности войны от своего святилища, Молчащие точно не пожалели бы. Скорее всего – и не жалели.
   – Так отчего же башня открыта сейчас?
   – Предок графа Дарена обратился к епископу с такой просьбой. Прибыл священник, отслужил службу, и печати сняли.
   – Ну, вот, видите? Ничего же не произошло!
   – Угу. Если не считать того, что это место не рекомендуется посещать женщинам. Она ревнует…
   – Да ладно…
   – Ни одна из жен графов не могла родить дитя в этом замке. И никакая другая женщина тоже не смогла это сделать. В другом месте – пожалуйста. Те же, кто попробовал, очень об этом пожалели. Принести сюда новорожденного… тут тоже не все понятно. Кто-то считает, что это хорошо, другие говорят обратное.
   Так! А вот это – звоночек! И весьма настораживающий! Заходила ли Мирна в башню? Нет. И это я помню совершенно точно! Ей всегда было не по душе это строение. Даже кровать нашу перевернули так, чтобы не видеть башню из окна. Однако же… ей вскоре рожать!
   Делюсь с епископом своими сомнениями. Он молчит, только перебирает губами, словно бы что-то читает про себя.
   – Даже и не знаю, сын мой. Возможно, имело бы смысл ей куда-то отъехать на это время, как ты сам думаешь? Я не уверен, но… лучше не рисковать. Спроси у нее… у них обеих.
   У Мирны? «…у них обеих…»
   – Это у башни-то?! Ваше преосвященство, вы серьезно? Это же… колдовство!
   Епископ похлопывает меня по ножнам Рунного клинка.
   – Это – тоже. Допуская одно, как ты можешь отрицать другое?
   – Но Церковь…
   – Ты – Серый. Надо ли мне напоминать, что обычные мерки к тебе неприменимы?
   – И… как вы к этому отнесетесь?
   – Не заметим. Этого достаточно?
 
   Мы пересекаем двор замка, проходим под аркой ворот внутренней стены. Гройнен поднимает голову и, подслеповато прищурившись, оглядывает башню. Вернее – не саму башню, а ее входную дверь.
   – Вот… – он протягивает руку. – Видишь, над дверью?
   – Плита?
   – Это не плита. Глина, ею замазали надпись над дверью. Она вырублена в камне, и кто-то распорядился замазать ее глиной.
   – Зачем?
   Вместо ответа епископ разводит руками в стороны.
   Оглядываюсь по сторонам и вижу обрубок бревна невдалеке. Упираясь руками, подкатываю его к двери и, поставив на торец, прислоняю к стене. Вытаскиваю из ножен Рунный клинок и, встав на бревно, ковыряю острием замазку. То ли я удачно попал, то ли еще что – но вся эта маскировка внезапно осыпается вниз, запорошив мне глаза сухой и мелкой пылью.
   Отплевываясь, спрыгиваю на землю и, протирая глаза, отхожу в сторону. Гройнен сидит на камне, с интересом наблюдая за моими действиями.
   – Ну, ваше преосвященство, что там?
   – Почитай…
   – Да не разбираю я… и глаза пылью запорошило.
   – «Тот, кто рискнет разбудить «каменную вдову», будет навеки заключен в ее объятия. Участь сия не минует и всех тех, кто дерзнет быть свидетелем этого события».
   – Фигасе, какие тут губернские страсти! И как сие понимать, ваше преосвященство? Разбудить – это как? Стену поцеловать?
   – Не знаю. Но, как ты понимаешь, желающих до сих пор не находилось.
   – Думаю, что и сейчас их немного будет. Однако ж пост тут дополнительный поставлю! И надпись эту… Пожалуй, зря я ее расковырял. Надо будет сызнова замазать. Ночью, чтобы никто не прочитал.
   – Эту башню изучал еще мой предшественник. Если хочешь, я прикажу доставить тебе его записи.
   – Буду премного благодарен, ваше преосвященство! И, вы правы, с Мирной поговорю! А что до башни… пускай себе стоит… в одиночестве, как и раньше.
 
   К моему удивлению, встреча Гройнена с сероглазкой прошла очень даже задушевно и без напрягов. Это было тем более удивительно, ибо Мирна впоследствии рассказала мне о том, что он относился к числу наиболее стойких противников целителей и всей их деятельности. Епископ представлял собой наиболее консервативное церковное крыло. Понятно, отчего Эрлих пригласил именно его. Если уж такой консерватор обвенчает Серого и целительницу… многое может поменяться. Так что коллеги сероглазки должны будут ей нехило проставиться!
   Отдохнув денек, неугомонный старик полез-таки в подземелье. После этого он совместно с Эрлихом употребил немалую дозу «трупоподъемника». Даже его закаленное сердце с трудом вынесло это зрелище. Отец Варшани, рассказывая о посещении, был краток и серьезен:
   – Епископ пообещал сделать все, что от него зависит, чтобы раз и навсегда покончить с Молчащими.
   Да, учитывая вес старика в королевстве… такое обещание многого стоило.
 
   Незаметные монашки тихой тенью следовали теперь за сероглазкой, аккуратно фиксируя в памяти все то, что, по их мнению, представляло хоть какой-то интерес. Так мы и обратили внимание на неприметный ранее постоялый двор, расположенный чуть в стороне от дороги к городу.
   – Этот человек трижды сопровождал нас, когда мы ехали в город и обратно, – рассказывала сестра Майя, рисуя на листе бумаги его портрет. – Ни разу он не приблизился настолько, чтобы вызвать подозрение охраны, но всякий раз внимательно наблюдал за тем, как устроен наш отряд. Встречает он нас всегда вот в этих местах и провожает вот сюда… Потом возвращается на постоялый двор.
   Говоря это, она делает пометки на импровизированной карте, которую по моей просьбе составили люди барона.
   – Он там живет? – спрашивает Лексли, рассматривая изображение неизвестного.
   – Да, снимает комнату. Приехал недавно, меньше недели назад. Его здесь не знают. Никуда надолго не уходил и ни с кем не встречался. Во всяком случае, этого никто не видел.
   – Комнату он надолго снял?
   – Осталось пять дней.
   – Так… – чешу в затылке. – И откуда этот гостенька пожаловал?
   – Не от Молчащих – перстень на него не реагирует. – Сестра Майя виновато разводит руками. – Больше нам ничего узнать не удалось…
   – Спасибо, сестра! – серьезно кивает Кот. – Вы и так сделали то, чего не сумели выполнить мои люди. Ведь они должны были доложить мне про этого незнакомца!
   – Но он не приближался к нам и не представлял собой никакой угрозы.
   – Все равно! – не соглашается Лексли. – Это их упущение.
 
   После ухода монашки мы молча сидим минут пять. Так… пришли-таки гости незваные. Знать бы, от кого? И чего им тут надобно? Не факт, что это не Молчащие – они могли прислать и наемника. Горцы? Король? Да в принципе не один ли хрен?
   – Брать его надо… – нарушает молчание Кот.
   – И что мы ему предъявим?
   – Да уж найдем…
   Смотрю на него и понимаю, что понятия соцзаконности и толерантности еще долго не дадут на здешней почве никаких всходов.
   – Ладно… как будем это делать?
   – А ты-то что всполошился? – удивляется мой собеседник. – И сами все сделаем в лучшем виде.
   – Не сомневаюсь. А колоть его как будете?
   – Чем? – удивленно вскидывает брови Лексли. – И куда?
   Вот, блин, я когда-нибудь что-то подобное ляпну, а народ и воспримет это как конкретное указание! Терпеливо поясняю собеседнику свою мысль:
   – В то, что вы его спеленаете, как младенца, я не сомневаюсь ни единой секунды. Но каким образом вы будете вытаскивать из него нужные сведения?
   – Тебе в подробностях разъяснить?
   – Нет, не надобно. Я не вчера родился и кое-что себе представить могу. Но согласись, что моя зловещая репутация в подобной ситуации будет куда более эффективна, чем раскаленное железо, например.
   – Не буду спорить. Ты что же, так и будешь бегать сам по каждому такому случаю?
   – Если это касается безопасности Мирны, то не то что побегу – полечу!
   – Гхм-м… да, извини… Ладно! Давай все как следует обмозгуем…
 
   Почти бесплотная тень скользнула вдоль стены и замерла около нас.
   – Милорд?
   – Говори…
   – Он в конюшне. Седлает коня.
   – Что это так его сдернуло с места? Раньше ведь он никуда вечерами не выезжал?
   – Пару раз…
   Поворачиваюсь к Лексли:
   – Ну, что делать будем?
   – Проследим. Там видно будет.
   – Добро…
 
   Одинокий всадник выехал из ворот постоялого двора и, не торопясь, затрусил по узкой дороге. Ехал он медленно, из виду не пропадал и не прятался, так что мы могли осторожно следовать за ним. Мужик не оборачивался назад и никак не проверялся. Лопух? Хотелось бы мне в это верить…
   Проехав около трех километров, всадник свернул с дороги и углубился в лес. Тут все сразу усложнилось. Он мог спокойно встать за ближайшим деревом и подождать, пока его преследователи не свернут следом за ним. И тогда – вилы! Бросит коня и уйдет через лес. Черта лысого мы его тут ночью найдем!
   Привязав лошадей в придорожной рощице, отправляем следом за злодеем пешую двойку. Проходит полчаса, и один из них возвращается.
   – Ну?
   – Выехал на поляну, стреножил лошадь и разжег костер. Надо полагать, кого-то ждет.
   Переглянувшись, решаем двигать туда. В последнюю минуту я, как старый и злобно-недоверчивый параноик, приказываю троим нашим людям оставаться здесь.
   – Мало ли что… А нас всего двадцать человек! В случае чего успеете помощь вызвать.
   – Так до замка почти час ходу!
   Верно, это уже я протупил… Отозвав в сторону одного из остающихся, делаю ему краткое внушение, опосля чего он вскакивает на лошадь и исчезает во тьме. Так, один кирпич с плеч долой!
   Ведомая провожатым цепочка, в которую вытянулась вся группа захвата, входит под сень листвы. Тут темно настолько, что, если бы не Рунный клинок, я бы точно вписался мордой в первое же дерево. А так – вижу. Не шибко здорово, это все же не ПНВ, но отдельные препятствия могу различить. Так и выходит, что я закономерно оказываюсь во главе колонны.
   Вскоре после входа в лес трогаю проводника за плечо.
   – Что это? – шепчу ему на ухо.
   – Где, милорд?
   – Справа.
   Действительно, мое обострившееся зрение выхватывает из темноты угловатое строение. По знаку Лексли ребята окружают его, и двое осторожно входят внутрь. Минуты через три-четыре один из них возникает перед нами.
   – Что там?
   Вместо ответа парень протягивает руку.
   Что там у него?
   Что-то теплое… и сухое… сыпучее… зола?!
   – Совсем недавно там горел костер, милорд. Зола еще не успела остыть, и угли тлеют. Дом старый, давно брошен – крыши нет. Костер был внутри, со стороны его не видно.
   – Лексли, оставь здесь двоих арбалетчиков и парня с мечом для их прикрытия. Назад пойдем – заберем. Сидеть тихо, себя не обозначать.
   – Зачем? – шепчет он мне на ухо.
   – А если придет тот, кто жег костер? Я бы не отказался с ним побеседовать…
 
   Еще через некоторое время на ветках деревьев задрожали отблески. Надо думать, мы вышли к поляне.
   А вот и искомый злодей… Сидит себе как ни в чем не бывало и в ус не дует! Подбрасывает в костер веточки и что-то там из фляги отпивает. Точно, ждет кого-то. Ну, что ж… и мы подождем.
   Ребята бесшумно растворились в кустах, а я присел на пенек. Со стороны поляны меня закрывал большой куст, так что можно было не комплексовать на этот счет – не увидит злодей ничего.
   Прошло около часа.
   Человек на поляне невозмутимо сидел у костра.
   Что-то вот не по нраву мне такие вот ожидания… Какое-то смутное предчувствие заворошилось в душе.
   Прикинем…
   Допустим, он злодей и ждет связного. Хорошо. Тогда, кто из них опаздывает? Связной? Интересно, встречи у них по плану? Если да – то он опаздывать не должен! А если – нет? А как же тогда связник узнает о том, что его ждут?
   Дом у дороги!
   Вернее – остатки дома.
   Но там был костер… кто-то жег его и ждал.
   Наблюдатель?
   Вполне в тему.
   Хорошо, он увидел этого «любопытного путешественника» и помчался дать сигнал. Пешком помчался, ибо всадника, выезжающего из леса, мы бы засекли.
   И как далеко он может убежать?
   – Жилье тут поблизости есть? – спрашиваю у Лексли, наклоняясь к его уху.
   – Сел и деревень – нет. Есть небольшое поместье… какой-то невезучий дворянин… что-то там у него неправильное вышло, но точно не скажу.
   – Ага, значит, дворянин… и в поместье к нему уж точно никто и не заглядывал?
   – Монахи заходили. Кольцо ничего не показало.
   – Угу… ладно… ждем…
   Особо долго ожидать не пришлось. Где-то через час вдали послышался стук копыт. Ехал всадник. Судя по звуку – один. И он никуда не торопился.
   Сидевший у костра мужик встрепенулся и поднял голову.
   На полянку въехал еще один персонаж. Спрыгнул с коня и подошел к встречающему. Они негромко поздоровались и о чем-то заговорили.
   Сзади меня обозначилось легкое движение… шорох травы… и из кустов выметнулись, еле заметные в свете костра, змейки арканов! Надо же… а я и не подозревал, что здешние спецы умеют так ловко ими пользоваться!
   Рывок – и оба собеседника покатились по траве. В следующую секунду на каждого из них насело по паре здоровенных парней.
   Ко мне подводят приехавшего всадника. Молодой парень выглядит испуганно, но старается не подавать виду.
   – Знаешь меня?
   – Нет, ваша милость…
   – Милорд! – подсказывает ему Лексли.
   Парень обмяк всем телом.
   – Я… я ни в чем не виноват, милорд! Меня послал мой господин, чтобы я забрал письмо!
   – И где же оно?
   – Вот тут, – показывает он движением головы. – За отворотом камзола.
   Там действительно лежит бумага, частично исписанная неровным почерком.
   «С получением сего послания, милейший мой Марони, прошу вас оказать помощь его подателю. Сей человек знавал лучшие времена и, если бы не людская неблагодарность, мог бы и далее наслаждаться заслуженным покоем…»
   – Ты понимаешь что-нибудь? – спрашиваю шепотом Лексли.
   – Чушь какая-то…
   – Откуда ты узнал, что этот человек будет здесь? И почему так поздно приехал? – снова поворачиваюсь я к парню.
   – Я уже приезжал сюда раньше. К нему же. Он служит у серьезного господина и не может куда-либо отъезжать днем. Только ночью, как сейчас. Он уже приезжал дважды, но только сегодня привез рекомендательное письмо. В прошлый раз его не было, и мой господин не поверил его словам…
   – Ты знал, что он приедет сегодня?
   Парень замешкался, но немилосердный тычок кулаком под ребро вновь вернул ему былое красноречие:
   – Приехал человек… и господин барон велел мне выехать сюда, милорд.
   – А в прошлый раз?
   – Первый раз он приехал сам. В наше поместье. О чем-то говорил с господином, и в следующий раз я приехал уже сюда. Это было заранее оговорено. А сегодня… я никуда не собирался ехать! И ничего не знал! Клянусь вам, милорд!
   – Что он привез в прошлый раз?
   – Какие-то бумаги… я не умею читать, милорд!
   Парня отводят в сторону, и к нам подтаскивают виновника всех этой суматохи. Выглядит он неважно. Половину лица занимает внушительный кровоподтек. Видать, пытался отмахаться от ребят. Ну-ну…
   – Слушаю тебя.
   – Э-э-э… а кто вы такой, ваша честь? Мне незнакомо ваше лицо!
   – Милорд Сандр является лордом здешних земель, – терпеливо поясняет ему Лексли.
   – Мое почтение, милорд! – пытается поклониться мужик.
   – Как твое имя?
   – Олгей, милорд!
   – У кого ты служишь?
   – Служил… – поникает головой мужик. – У графа Дарена, в его охотничьем домике. Конюхом. После смерти графа нас всех выгнали. Вот я и ищу теперь себе место, милорд.
   – А при чем тут людская неблагодарность?
   – Когда граф был еще жив, со мною уважительно здоровались все встречные! А теперь…
   – Кто написал это письмо?
   – Э-э-э…
   – Ну?
   – Главный ловчий графа… барон Родаль.
   – Где он сам?
   – Я… не знаю, милорд! Он ничего мне не сказал на прощанье!
   – Зачем ты следил за моей невестой?
   – Помилуйте, милорд! Кто – я?! И в мыслях не было!
   А ведь дядя врет… Если парень не пытался задурить нам мозги, то вот этот клиент старается вовсю!
   – Ты встречал караван из замка, так?
   – Да, милорд.
   – И следовал за ним.
   – Да, милорд.
   – Зачем?
   – Я должен был подробно рассказать о том, в каком порядке располагаются повозки каравана, милорд.
   – Кому?
   – Его хозяину, – кивает Олгей на парня, – барону Марони. Это он мне приказал.
   – Зачем это ему знать?
   – Откуда мне знать? Кто я, а кто он, милорд?!
   – Поклянись! – И в свете костра блеснул Рунный клинок. – Ты знаешь, что это?
   Олгея бьет крупная дрожь, но он через силу кивает.
   – Д-да…
   – Целуй!
   Не знаю, случайно ли так вышло, или клинок действительно обладает какими-то до сих пор неведомыми мне качествами, но дальнейшее озадачило нас всех! Меня – так в первую очередь!
   Наклонив лицо к клинку, Олгей вытягивает вперед губы, стараясь держать лицо как только возможно дальше от тускло блестящего лезвия. До сих пор не могу понять, что же произошло с ним в этот момент. То ли нога у мужика дрогнула, то ли моя рука как-то внезапно провернулась… Хотя, с чего бы это вдруг? Никогда не вертелась, и вдруг – нате вам!
   Как бы то ни было, но губы Олгея вместо плоской боковой поверхности вдруг касаются острия!
   Клинок еле ощутимо дрогнул!
   И лицо вчерашнего конюха затопила мертвенная белизна…
   Хреновый из меня дознаватель.
   Первым пришел в себя брат Рон. Он присел на корточки и осмотрел безвольно обмякшее на земле тело.
   – Ну, что ж… не надо лгать милорду… Веревки с него снимите, – поворачивается он к своим ребятам.
   – А что теперь скажешь ты? – пристально смотрю на баронского слугу.
   Того колотит дрожь, видно, как по лбу скатываются капли пота.
   – Я… простите, милорд, но мне сказать больше нечего! Вы… не надо меня убивать! Я все и так расскажу, только уберите от меня этот меч!
   И парня понесло… Большая часть информации представляла собой бесполезную мешанину слухов и сплетен, разве что описание баронского двора заслуживало какого-то внимания.
   – Стоп! – протягивает руку Лексли. – Еще раз! Куда вы отвозили зерно?
   – Тут рядом! Старые шахты, возле них сохранился поселок рудокопов. Сейчас там живет лишь парочка стариков!
   – И двоим старикам вы отвезли шесть мер зерна? Они сами его и забрали?
   – Да. Мы оставили им всю телегу, так нам было приказано.
   – Зачем? Им столько и за год не съесть!
   – Не знаю. Барон приказал, мы и отвезли.
   – А раньше? Вы возили туда что-нибудь?
   – Нет. Во всяком случае, я не знаю об этом ничего.
   Лексли отводит меня в сторону.
   – Шесть мер зерна – это почти полная телега. Зачем отвозить такое количество еды для того, чтобы прокормить двоих стариков? Тем более странным выглядит такой поступок со стороны не очень-то богатого барона.
   – А он точно этих стариков кормить собрался? Может быть, там еще кто-то есть?
   – Тогда бы он послал не только зерно… но он этого не сделал.
   – Верно. Значит, тот, кого он хотел накормить, ест только зерно. Или все прочее у него присутствует.
   – Или он собрался кормить своих лошадей.
   А ведь и верно! Лошади! Да, это объясняет такое количество зерна. Но сколько их там? И где их хозяева?
   – Уходим! Брат Рон, приберитесь тут…
 
   Уже подходя к дому, я почувствовал какое-то напряжение. Что-то буквально повисло в воздухе, какая-то тяжесть…
   – Лексли! Ждите здесь!
   Видимо, я это высказал достаточно жестко, ибо никаких возражений не последовало. Вытащив из ножен Рунный клинок, осторожно двигаюсь к опушке леса. Что-то ведь привлекло мое внимание… что же?
   Тепло.
   Ощущаю его где-то на самой границе восприятия.
   Ага, это тепло от наших лошадей, они вон там, в рощице.
   Понятно.
   А вот это что такое?
   Слева и справа от нее?
   Такого количества лошадей у нас просто не было.
   Легкий ветерок донес чуть слышное пофыркивание. Сомневаюсь, что его услышал бы кто-то из наших, уж слишком тихо прозвучали эти звуки. И если бы не мои обостренные благодаря клинку чувства, то и я не услышал бы ничего. Нет, Рунный клинок точно что-то со мною делает, это уже совершенно очевидно. И в темноте вижу, да и слышу весьма недурственно. И тепло это. Хрен бы я чего ощутил ранее!