Страница:
Александр Мазин
Легион против Империи
Часть первая
Средиземноморский круиз легата Алексия Виктора Коршуна
«CAELUM, NON ANIMUM MUTANT QUI TRANS MARE CURRUNT…»[1]
Глава первая
Девятьсот девяносто второй год от Основания Рима[2]. Зима. Провинция Сирия. Зимний лагерь Первого Парфянского легиона
К лагерю Первого Парфянского[3] Черепанов и его спутники подъехали ранним утром.
Прохладным зимним утром, когда только-только показавшееся над скалами солнце окрашивает мир в нежные розовые тона.
Лагерь был построен по стандарту: стены прямоугольником, четверо ворот, сторожевые башни – где положено и как положено. Внутри – строго по регламенту: казармы легионеров, форум, принципия, преторий, дома трибунов… Само собой – склады, конюшни, мастерские, госпиталь… Словом, тот, кто видел один лагерь, легко сориентировался бы в любом. Без разницы, будут ли это палатки, поставленные на одну ночь, или крепкие дома, в которых можно жить десятилетиями.
Преторские, главные, ворота были открыты: входи, выходи, кто желает. У створа, прислонившись спиной, завернувшись в плащ (зимней ночью в Сирии холодновато) дрых часовой.
Проезжая мимо, Гай Ингенс крепко огрел его витисом по голове. Часовой, где сидел, там и лег. В принципе, мягкое наказание. За сон на посту полагалось избиение палками до смерти.
Коршунов покосился на друга. Лицо у Черепанова было – мрачнее некуда. То, что он видел, так же мало походило на римский легион, как бабушкино платье на новую модную коллекцию.
Легионеры (с позволения сказать, легионеры) понемногу просыпались. Кое-где горели костры: там стряпали завтрак.
На кавалькаду из нескольких сотен офицеров горе-солдатики глядели с любопытством и с некоторой опаской.
– Засранцы, – выругался ехавший слева от Черепанова Гонорий Плавт Аптус. – Хотел бы я сказать пару слов их легату.
– Скажешь, – пообещал Черепанов. – Но только после меня.
Они въехали во двор принципии[4].
– Я мог бы прямо сейчас унести их Орла, – насмешливо произнес Гай Ингенс. – Клянусь сиськами Венеры, никто бы и не заметил.
Черепанов всё мрачнел. Оно и понятно. Это были его солдаты. С ними наместнику Геннадию Павлу предстояло защищать границы провинции. Но эти недоделки, похоже, и собственный котел с кашей защитить не в состоянии.
Геннадий остановился.
– Аптус, – сказал он. – Разошли своих людей по лагерю. Пусть посмотрят, что к чему. И доложат.
– А то и так не ясно! – буркнул бывший легат императора Максимина.
Черепанов уперся в него тяжелым взглядом… Они были очень похожи внешне: Геннадий Черепанов и Гонорий Плавт Аптус: невысокие, мощные. С квадратными лицами и головами, будто вросшими в широченные плечи. И выражения лиц у них были практически одинаковые. С таких лиц можно рисовать плакат: «Хочешь умереть – скажи мне „нет“».
Когда-то Черепанов служил под командой Плавта. Потом они стояли вровень, но в итоге судьба оказалось более благосклонна к Черепанову. Он стал наместником богатейшей провинции. А Гонорий Плавт после гибели императора Максимина вынужден был спасать свою жизнь. Враги Фракийца травили его сторонников, как лисиц, и непременно убили бы, если б Гонорий вместе со ста тридцатью шестью уцелевшими легионерами не отдался на милость своего недавнего политического противника и давнего друга. Само собой, Геннадий эту милость ему оказал. «Победители» Максимина новые императоры Бальбин и Пупиен правили недолго. Их убили через два месяца после смерти Фракийца, и теперь в Риме правил малолетний Гордиан Третий, Геннадиев шурин. Правил, разумеется, слово не совсем верное, потому как из Рима уже полгода вразумительных приказов не приходило. Да и в Палатине, если верить слухам, заправлял не юный Гордиан, а его матушка. И этот факт был одной из причин появления Черепанова в расположении Первого Парфянского.
– Аптус! Ты слышал, что я сказал?
Когда-то Гонорий Плавт командовал Черепановым. Но теперь главным был Геннадий, и Гонорий Плавт это понимал.
– Да, домин! – четко произнес он. И отдал соответствующее распоряжение.
Сотня приехавших с ними людей Аптуса, отборных воинов, ветеранов (среди них не было никого чином ниже опциона), отправилась выполнять приказ, а Геннадий с оставшимися вошел в преторий.
– Небось, дрыхнет твой легат, – по-русски сказал Алексей.
Черепанов буркнул что-то невнятное. Ярость так и сочилась из него.
Легат Первого Парфянского был дома. Более того, вопреки предположениям Коршунова, он уже встал.
Легат прихорашивался. Раб держал перед ним большое бронзовое зеркало, глядя в которое командующий римским легионом тщательно разбирал складки переброшенного через плечо плаща. Надо отдать ему должное: легат был хорош. Очень высокий, намного выше среднестатистического римлянина, отлично сложенный, элегантный. Словом, образец патриция. Коршунов слыхал: у легата галльские корни. Его предок был одним из тех галльских вождей, которых ввел в Сенат Юлий Цезарь.
На ввалившуюся к нему «делегацию» легат поглядел с плохо скрытым неудовольствием.
Наместника провинции он не признал. Даже не опознал в нем главного, потому что одет Геннадий был хоть и качественно, но довольно скромно. И перстней носить не любил: ограничивался парочкой, которые требовало положение и должность.
– Прочь! – бросил Черепанов рабу с зеркалом и подойдя к легату вплотную процедил:
– Я – наместник Сирии Геннадий Павел Кальва[5]!
– Сальве, – в рифму отреагировал легат. Его красивое лицо выразило смесь удивления, легкого презрения и высокомерного превосходства. – Я – легат…
– Дерьмо ты свиное, а не легат! – рявкнул Черепанов так, что потомок сдавшихся Риму галлов вздрогнул. – Ты во что превратил доверенный тебе легион?
– Я отказываюсь беседовать в подобном тоне! – гордо произнес легат. И встал в красивую позу.
В Сенате он, несомненно, имел бы успех. Но здесь был не Сенат. Здесь был зимний военный лагерь, и жест легата не оценили.
– А я с тобой не беседую! – прорычал Черепанов, подступая еще ближе. Теперь ему пришлось задрать голову, чтобы видеть лицо легата. – Я с тобой не беседую, я тебя отстраняю!
– Да неужели? – с иронией произнес легат. – Так ты, выходит, теперь не только наместник, но и император?
Вопрос был – с подвохом. В нынешнее смутное время достаточно кому-нибудь намекнуть, что кто-то, пусть даже в шутку, сравнил себя с императором, и проблем у него будет – выше крыши. А если этот «кто-то» вдобавок обладает серьезной должностью, к примеру – наместника провинции, – то может попрощаться и с должностью и, возможно, с головой.
– Нет, я не император, – четко выговаривая слова, произнес Черепанов.
– В таком случае, не тебе меня отстранять! – Тут же подхватил явно поднаторевший в диспутах легат. – Потому что меня поставил командовать император. И лишить поста тоже может только император… Один из императоров, – тут же поправился он. – А ты, выскочка-коротышка, – легат в свою очередь надвинулся на Геннадия, навис над ним, – …если ты привез мне деньги, то отдай их казначею и отправляйся к себе в Антиохию! А если ты не привез денег, то уж не знаю, зачем ты заявился, потому что тебе здесь не рады!
Зря он это сказал. Не стоило ему так хамить.
Черепанов ударил внезапно и страшно. В челюсть. Ноги легата подогнулись. Он упал на колени… И не врезался носом в пол только потому что Геннадий подхватил его за волосы.
Охрана и тершиеся в доме с самого утра дармоеды из многочисленной личной свиты сунулись, было, на помощь, но они и шага сделать не успели, как спутники наместника обнажили мечи. И лица у них были такие выразительные, что защитники командующего легионом поспешно отодвинулись подальше.
– Коротышка, говоришь, – задрав лицо легата кверху, прорычал Черепанов. – Ну да, осел, ты выше меня на голову! Хочешь, чтобы я исправил эту разницу в росте?
Легат глядел на наместника Сирии мутными глазами и вряд ли понимал, о чем идет речь. Нокаут он и есть нокаут.
– Ингенсы! – рявкнул Черепанов. – Сдерите с него плащ и доспехи, найдите в лагере осла попаршивее, посадите на него этого комедианта и выгоните осла на дорогу. Пусть отправляется хоть в Рим, хоть в Тартар!
Потом окинул бешеным взглядом окружение поверженного легата:
– Кто-то хочет последовать за ним? Кто?
Желающих почему-то не нашлось.
– Кто префект лагеря?
– Его здесь нет, – после небольшой паузы ответил один из старших офицеров, типичный римлянин, сравнительно молодой, лет двадцати. Трибун-латиклавий, судя по пурпурным полосам на тунике.
– Так найдите его! – рявкнул Черепанов. – И постройте легион! Бегом! Время пошло!
Выстроились.
К этому времени успели вернуться все, кого Аптус послал разведать, что да как в лагере. Информация была неутешительная.
– Едят пустую кашу, – сообщил один из опционов. – У счастливчиков нашлось немного рыбы. Бобов нет. Мяса нет. Даже чеснока нет. Зато нужники воняют так, что даже против ветра чуешь.
Тут он был прав. Пованивало изрядно. И от нужников, и от самой толпы… Язык не поворачивался назвать это войском.
– Термы есть, – доложил другой. – Хорошие термы. Но без воды.
– Оружия не хватает, – поведал третий. – Один меч на троих, одно копье – на двоих. Носят по очереди.
– Жалования им не платили почти год, – добавил четвертый. – Потому и еду им привозят такую, что собака жрать не станет.
– Ну и сброд, – прошептал Коршунов на ухо другу.
Тот только хмыкнул. Разрядил большую часть гнева на легата – и немного успокоился.
– Слушай меня! – зычно, аж эхо прокатилось, рявкнул он. – Я думал: увижу здесь легионеров! И что? Вы – не легион! Вы – овечий помет, который следовало бы выгрести отсюда, разбросать по полям, а взамен прислать крепких новобранцев, из которых не надо будет вышибать палкой лень и дурь!
Человеческое наполнение Первого Парфянского недовольно заворчало. Коршунов даже забеспокоился: говнюков было несколько тысяч, а их – меньше двухсот. Но Генка крепко держал бразды правления.
– Следовало бы! – гаркнул он во всю мочь луженой глотки. – Но придется повременить! Потому что у меня нет этих новоборанцев. Так что придется ковать железо из дерьма! То есть – из вас! И у меня для вас две новости: хорошая, очень хорошая и замечательная!
Гул тут же смолк. Заинтриговал их наместник.
– Начну с хорошей! – Геннадий сделал ораторскую паузу. – … У вас теперь новый легат! Вот он! – Вперед выступил Гонорий Плавт Аптус. – Этот герой командовал Восьмым Августовым легионом! И был личным другом императора Максимина!
– Это не тот ли Максимин, которого зарезали собственные легионеры? – раздался из строя третьей когорты гнусненький голос.
Гонорий Плавт побагровел:
– Кто сказал?! Выйти из строя?!
Естественно, никто не вышел.
«Интересно, как он вывернется?» – подумал Коршунов.
Аптус вывернулся по-аптусовски. Выхватил витис[6] у ближайшего офицера, выбросил вперед:
– Считаю до десяти! Если, когда я скажу «десять», крикун не будет стоять здесь, вся его кентурия получит по десять палок!
Сработало. Из рядов вытолкнули провинившегося легионера. Собственно, называть это легионером не стоило. Тощий небритый мужик без всякого намека на серьезное оружие (только нож на поясе), зато – в старом парфянском шлеме.
Ни слова не говоря, Гонорий шагнул к нему… Витис мелькнул в воздухе, и бездыханный болтун рухнул наземь. Шлем откатился в сторону.
– Ты и ты! – Витис указал на двух легионеров в первой шеренге. – Оттащите падаль и выбросьте в выгребную яму! Еще услышу что-то неуважительное о покойном императоре – пятьдесят палок!
– Лучше не скажешь! – поддержал Черепанов. – Законы об оскорблении величества касаются даже мертвых императоров!
Очень дипломатично, хотя и спорно. Там, в Риме, вряд ли бы кому-то понравилось, что он отдает легион другу ненавистного Фракийца.
– Теперь очень хорошая новость! – продолжал Черепанов. – Да, я знаю, что вы не стоите даже дерьма, которым завалены ваши нужники! Однако с сегодняшнего дня вам, козолюбы, удвоят жалование! И вы сможете его получить прямо сейчас! Сегодня!
Настороженное молчание сменил радостный рев. Геннадий поднял руку, и рев стих, как по волшебству. Теперь его любили намного больше, чем минуту назад.
– Только не думайте, что вы будете, как раньше, жрать, срать и совокупляться друг с другом! Ваш легат привел с собой достаточно настоящих кентурионов, чтобы вдолбить в ваши ослиные головы военную науку! И научить вас тому, о чем вы, похоже, даже и не слышали… Дисциплине! Мне нужно, чтоб когда придет враг, вы не удирали, как овцы, не драпали, потеряв не только оружие, но и то, что у вас под набедренными повязками! Я хочу, чтобы вы встретили врага… А он придет, не сомневайтесь, враг обязательно приходит!.. Чтобы вы встретили его сплоченным строем, чтобы вы вбили его в землю и взяли такую добычу, с которой не стыдно возвращаться домой! Так! А теперь все, кого это не устраивает, могут выйти из строя и убираться пасти коз! Клянусь богами Рима, я не стану их наказывать за дезертирство! Пусть убираются! И тогда я сообщу тем, кто остался, последнюю новость! Очень хорошую! А теперь я жду! – проревел Черепанов и застыл бронзовой статуей.
Прошла минута, другая… Видимо, работа козопаса никому не показалась достаточно престижной, чтобы отказаться от тягот военной жизни. Хотя не исключено, что это бездельники рассчитывали, что воспитательный порыв начальства со временем угаснет, а деньги – останутся. Это потому что они совсем не знали Гонория Плавта Аптуса.
– Значит никто! – подвел итог Черепанов. – Вот это хорошая новость уже для меня! А теперь новость последняя. Замечательная! Для вас! Сегодня же вы получите премию в размере жалования за два месяца! Удвоенного жалования!
Ликование Первого Парфянского было столь выразительным, что даже боги на здешних небесах, небось, зажали уши. Когда солдатики оторали, Черепанов продолжал речь:
– Только учтите, горлопаны: это деньги не для того, чтобы вы жрали, пьянствовали и драли шлюх в лупанарии! На эти деньги каждый их вас купит то, что положено иметь легионеру! Если кто забыл, кентурионы ему напомнят! И ваш новый легат очень тщательно за этим проследит! Верно, Гонорий Плавт?
– Не сомневайся, домин! Тот, кто не купит необходимого в первую неделю, во вторую получит пятьдесят палок! В третью – сто! А кто не экипируется до мартовских Ид[7] – пятьсот! От пятидесяти палок он скорее всего сдохнет, зато не станет отравлять праздник Марса своим мерзким дыханием Командиры кентурий! То есть бывшие командиры кентурий – ко мне! Остальные – свободны!
– Скажи мне, Генка, – поинтересовался Коршунов по-русски, – откуда ты возьмешь такие деньжищи, что пообещал голодранцам? Что-то я не заметил мешков с сестерциями среди нашей поклажи. И не похоже, что они имеются в казне легиона.
– Их там и нет, – усмехнулся Черепанов. – Сначала я поинтересовался состоянием легионной казны – и не удивился, узнав, что она – пуста. Но потом я заглянул в личные сундуки кичливого галла и, представь, там оказалось столько всякого добра… И достаточно серебра, чтобы содержать легион в течение полного года. Думаю, Аптус сумеет правильно распорядиться этими нетрудовыми накоплениями. И напомни мне завтра, чтобы я организовал сюда обоз с продовольствием, оружием и амуницией. Конечно, это всего лишь ленивые сирийцы, но хорошее питание и хорошая палка еще могут сделать из них приличных солдат.
Прохладным зимним утром, когда только-только показавшееся над скалами солнце окрашивает мир в нежные розовые тона.
Лагерь был построен по стандарту: стены прямоугольником, четверо ворот, сторожевые башни – где положено и как положено. Внутри – строго по регламенту: казармы легионеров, форум, принципия, преторий, дома трибунов… Само собой – склады, конюшни, мастерские, госпиталь… Словом, тот, кто видел один лагерь, легко сориентировался бы в любом. Без разницы, будут ли это палатки, поставленные на одну ночь, или крепкие дома, в которых можно жить десятилетиями.
Преторские, главные, ворота были открыты: входи, выходи, кто желает. У створа, прислонившись спиной, завернувшись в плащ (зимней ночью в Сирии холодновато) дрых часовой.
Проезжая мимо, Гай Ингенс крепко огрел его витисом по голове. Часовой, где сидел, там и лег. В принципе, мягкое наказание. За сон на посту полагалось избиение палками до смерти.
Коршунов покосился на друга. Лицо у Черепанова было – мрачнее некуда. То, что он видел, так же мало походило на римский легион, как бабушкино платье на новую модную коллекцию.
Легионеры (с позволения сказать, легионеры) понемногу просыпались. Кое-где горели костры: там стряпали завтрак.
На кавалькаду из нескольких сотен офицеров горе-солдатики глядели с любопытством и с некоторой опаской.
– Засранцы, – выругался ехавший слева от Черепанова Гонорий Плавт Аптус. – Хотел бы я сказать пару слов их легату.
– Скажешь, – пообещал Черепанов. – Но только после меня.
Они въехали во двор принципии[4].
– Я мог бы прямо сейчас унести их Орла, – насмешливо произнес Гай Ингенс. – Клянусь сиськами Венеры, никто бы и не заметил.
Черепанов всё мрачнел. Оно и понятно. Это были его солдаты. С ними наместнику Геннадию Павлу предстояло защищать границы провинции. Но эти недоделки, похоже, и собственный котел с кашей защитить не в состоянии.
Геннадий остановился.
– Аптус, – сказал он. – Разошли своих людей по лагерю. Пусть посмотрят, что к чему. И доложат.
– А то и так не ясно! – буркнул бывший легат императора Максимина.
Черепанов уперся в него тяжелым взглядом… Они были очень похожи внешне: Геннадий Черепанов и Гонорий Плавт Аптус: невысокие, мощные. С квадратными лицами и головами, будто вросшими в широченные плечи. И выражения лиц у них были практически одинаковые. С таких лиц можно рисовать плакат: «Хочешь умереть – скажи мне „нет“».
Когда-то Черепанов служил под командой Плавта. Потом они стояли вровень, но в итоге судьба оказалось более благосклонна к Черепанову. Он стал наместником богатейшей провинции. А Гонорий Плавт после гибели императора Максимина вынужден был спасать свою жизнь. Враги Фракийца травили его сторонников, как лисиц, и непременно убили бы, если б Гонорий вместе со ста тридцатью шестью уцелевшими легионерами не отдался на милость своего недавнего политического противника и давнего друга. Само собой, Геннадий эту милость ему оказал. «Победители» Максимина новые императоры Бальбин и Пупиен правили недолго. Их убили через два месяца после смерти Фракийца, и теперь в Риме правил малолетний Гордиан Третий, Геннадиев шурин. Правил, разумеется, слово не совсем верное, потому как из Рима уже полгода вразумительных приказов не приходило. Да и в Палатине, если верить слухам, заправлял не юный Гордиан, а его матушка. И этот факт был одной из причин появления Черепанова в расположении Первого Парфянского.
– Аптус! Ты слышал, что я сказал?
Когда-то Гонорий Плавт командовал Черепановым. Но теперь главным был Геннадий, и Гонорий Плавт это понимал.
– Да, домин! – четко произнес он. И отдал соответствующее распоряжение.
Сотня приехавших с ними людей Аптуса, отборных воинов, ветеранов (среди них не было никого чином ниже опциона), отправилась выполнять приказ, а Геннадий с оставшимися вошел в преторий.
– Небось, дрыхнет твой легат, – по-русски сказал Алексей.
Черепанов буркнул что-то невнятное. Ярость так и сочилась из него.
Легат Первого Парфянского был дома. Более того, вопреки предположениям Коршунова, он уже встал.
Легат прихорашивался. Раб держал перед ним большое бронзовое зеркало, глядя в которое командующий римским легионом тщательно разбирал складки переброшенного через плечо плаща. Надо отдать ему должное: легат был хорош. Очень высокий, намного выше среднестатистического римлянина, отлично сложенный, элегантный. Словом, образец патриция. Коршунов слыхал: у легата галльские корни. Его предок был одним из тех галльских вождей, которых ввел в Сенат Юлий Цезарь.
На ввалившуюся к нему «делегацию» легат поглядел с плохо скрытым неудовольствием.
Наместника провинции он не признал. Даже не опознал в нем главного, потому что одет Геннадий был хоть и качественно, но довольно скромно. И перстней носить не любил: ограничивался парочкой, которые требовало положение и должность.
– Прочь! – бросил Черепанов рабу с зеркалом и подойдя к легату вплотную процедил:
– Я – наместник Сирии Геннадий Павел Кальва[5]!
– Сальве, – в рифму отреагировал легат. Его красивое лицо выразило смесь удивления, легкого презрения и высокомерного превосходства. – Я – легат…
– Дерьмо ты свиное, а не легат! – рявкнул Черепанов так, что потомок сдавшихся Риму галлов вздрогнул. – Ты во что превратил доверенный тебе легион?
– Я отказываюсь беседовать в подобном тоне! – гордо произнес легат. И встал в красивую позу.
В Сенате он, несомненно, имел бы успех. Но здесь был не Сенат. Здесь был зимний военный лагерь, и жест легата не оценили.
– А я с тобой не беседую! – прорычал Черепанов, подступая еще ближе. Теперь ему пришлось задрать голову, чтобы видеть лицо легата. – Я с тобой не беседую, я тебя отстраняю!
– Да неужели? – с иронией произнес легат. – Так ты, выходит, теперь не только наместник, но и император?
Вопрос был – с подвохом. В нынешнее смутное время достаточно кому-нибудь намекнуть, что кто-то, пусть даже в шутку, сравнил себя с императором, и проблем у него будет – выше крыши. А если этот «кто-то» вдобавок обладает серьезной должностью, к примеру – наместника провинции, – то может попрощаться и с должностью и, возможно, с головой.
– Нет, я не император, – четко выговаривая слова, произнес Черепанов.
– В таком случае, не тебе меня отстранять! – Тут же подхватил явно поднаторевший в диспутах легат. – Потому что меня поставил командовать император. И лишить поста тоже может только император… Один из императоров, – тут же поправился он. – А ты, выскочка-коротышка, – легат в свою очередь надвинулся на Геннадия, навис над ним, – …если ты привез мне деньги, то отдай их казначею и отправляйся к себе в Антиохию! А если ты не привез денег, то уж не знаю, зачем ты заявился, потому что тебе здесь не рады!
Зря он это сказал. Не стоило ему так хамить.
Черепанов ударил внезапно и страшно. В челюсть. Ноги легата подогнулись. Он упал на колени… И не врезался носом в пол только потому что Геннадий подхватил его за волосы.
Охрана и тершиеся в доме с самого утра дармоеды из многочисленной личной свиты сунулись, было, на помощь, но они и шага сделать не успели, как спутники наместника обнажили мечи. И лица у них были такие выразительные, что защитники командующего легионом поспешно отодвинулись подальше.
– Коротышка, говоришь, – задрав лицо легата кверху, прорычал Черепанов. – Ну да, осел, ты выше меня на голову! Хочешь, чтобы я исправил эту разницу в росте?
Легат глядел на наместника Сирии мутными глазами и вряд ли понимал, о чем идет речь. Нокаут он и есть нокаут.
– Ингенсы! – рявкнул Черепанов. – Сдерите с него плащ и доспехи, найдите в лагере осла попаршивее, посадите на него этого комедианта и выгоните осла на дорогу. Пусть отправляется хоть в Рим, хоть в Тартар!
Потом окинул бешеным взглядом окружение поверженного легата:
– Кто-то хочет последовать за ним? Кто?
Желающих почему-то не нашлось.
– Кто префект лагеря?
– Его здесь нет, – после небольшой паузы ответил один из старших офицеров, типичный римлянин, сравнительно молодой, лет двадцати. Трибун-латиклавий, судя по пурпурным полосам на тунике.
– Так найдите его! – рявкнул Черепанов. – И постройте легион! Бегом! Время пошло!
* * *
Строился легион примерно так же, как выглядел. То есть пока командиры выгнали всех из бараков, прошло не меньше часа.Выстроились.
К этому времени успели вернуться все, кого Аптус послал разведать, что да как в лагере. Информация была неутешительная.
– Едят пустую кашу, – сообщил один из опционов. – У счастливчиков нашлось немного рыбы. Бобов нет. Мяса нет. Даже чеснока нет. Зато нужники воняют так, что даже против ветра чуешь.
Тут он был прав. Пованивало изрядно. И от нужников, и от самой толпы… Язык не поворачивался назвать это войском.
– Термы есть, – доложил другой. – Хорошие термы. Но без воды.
– Оружия не хватает, – поведал третий. – Один меч на троих, одно копье – на двоих. Носят по очереди.
– Жалования им не платили почти год, – добавил четвертый. – Потому и еду им привозят такую, что собака жрать не станет.
– Ну и сброд, – прошептал Коршунов на ухо другу.
Тот только хмыкнул. Разрядил большую часть гнева на легата – и немного успокоился.
– Слушай меня! – зычно, аж эхо прокатилось, рявкнул он. – Я думал: увижу здесь легионеров! И что? Вы – не легион! Вы – овечий помет, который следовало бы выгрести отсюда, разбросать по полям, а взамен прислать крепких новобранцев, из которых не надо будет вышибать палкой лень и дурь!
Человеческое наполнение Первого Парфянского недовольно заворчало. Коршунов даже забеспокоился: говнюков было несколько тысяч, а их – меньше двухсот. Но Генка крепко держал бразды правления.
– Следовало бы! – гаркнул он во всю мочь луженой глотки. – Но придется повременить! Потому что у меня нет этих новоборанцев. Так что придется ковать железо из дерьма! То есть – из вас! И у меня для вас две новости: хорошая, очень хорошая и замечательная!
Гул тут же смолк. Заинтриговал их наместник.
– Начну с хорошей! – Геннадий сделал ораторскую паузу. – … У вас теперь новый легат! Вот он! – Вперед выступил Гонорий Плавт Аптус. – Этот герой командовал Восьмым Августовым легионом! И был личным другом императора Максимина!
– Это не тот ли Максимин, которого зарезали собственные легионеры? – раздался из строя третьей когорты гнусненький голос.
Гонорий Плавт побагровел:
– Кто сказал?! Выйти из строя?!
Естественно, никто не вышел.
«Интересно, как он вывернется?» – подумал Коршунов.
Аптус вывернулся по-аптусовски. Выхватил витис[6] у ближайшего офицера, выбросил вперед:
– Считаю до десяти! Если, когда я скажу «десять», крикун не будет стоять здесь, вся его кентурия получит по десять палок!
Сработало. Из рядов вытолкнули провинившегося легионера. Собственно, называть это легионером не стоило. Тощий небритый мужик без всякого намека на серьезное оружие (только нож на поясе), зато – в старом парфянском шлеме.
Ни слова не говоря, Гонорий шагнул к нему… Витис мелькнул в воздухе, и бездыханный болтун рухнул наземь. Шлем откатился в сторону.
– Ты и ты! – Витис указал на двух легионеров в первой шеренге. – Оттащите падаль и выбросьте в выгребную яму! Еще услышу что-то неуважительное о покойном императоре – пятьдесят палок!
– Лучше не скажешь! – поддержал Черепанов. – Законы об оскорблении величества касаются даже мертвых императоров!
Очень дипломатично, хотя и спорно. Там, в Риме, вряд ли бы кому-то понравилось, что он отдает легион другу ненавистного Фракийца.
– Теперь очень хорошая новость! – продолжал Черепанов. – Да, я знаю, что вы не стоите даже дерьма, которым завалены ваши нужники! Однако с сегодняшнего дня вам, козолюбы, удвоят жалование! И вы сможете его получить прямо сейчас! Сегодня!
Настороженное молчание сменил радостный рев. Геннадий поднял руку, и рев стих, как по волшебству. Теперь его любили намного больше, чем минуту назад.
– Только не думайте, что вы будете, как раньше, жрать, срать и совокупляться друг с другом! Ваш легат привел с собой достаточно настоящих кентурионов, чтобы вдолбить в ваши ослиные головы военную науку! И научить вас тому, о чем вы, похоже, даже и не слышали… Дисциплине! Мне нужно, чтоб когда придет враг, вы не удирали, как овцы, не драпали, потеряв не только оружие, но и то, что у вас под набедренными повязками! Я хочу, чтобы вы встретили врага… А он придет, не сомневайтесь, враг обязательно приходит!.. Чтобы вы встретили его сплоченным строем, чтобы вы вбили его в землю и взяли такую добычу, с которой не стыдно возвращаться домой! Так! А теперь все, кого это не устраивает, могут выйти из строя и убираться пасти коз! Клянусь богами Рима, я не стану их наказывать за дезертирство! Пусть убираются! И тогда я сообщу тем, кто остался, последнюю новость! Очень хорошую! А теперь я жду! – проревел Черепанов и застыл бронзовой статуей.
Прошла минута, другая… Видимо, работа козопаса никому не показалась достаточно престижной, чтобы отказаться от тягот военной жизни. Хотя не исключено, что это бездельники рассчитывали, что воспитательный порыв начальства со временем угаснет, а деньги – останутся. Это потому что они совсем не знали Гонория Плавта Аптуса.
– Значит никто! – подвел итог Черепанов. – Вот это хорошая новость уже для меня! А теперь новость последняя. Замечательная! Для вас! Сегодня же вы получите премию в размере жалования за два месяца! Удвоенного жалования!
Ликование Первого Парфянского было столь выразительным, что даже боги на здешних небесах, небось, зажали уши. Когда солдатики оторали, Черепанов продолжал речь:
– Только учтите, горлопаны: это деньги не для того, чтобы вы жрали, пьянствовали и драли шлюх в лупанарии! На эти деньги каждый их вас купит то, что положено иметь легионеру! Если кто забыл, кентурионы ему напомнят! И ваш новый легат очень тщательно за этим проследит! Верно, Гонорий Плавт?
– Не сомневайся, домин! Тот, кто не купит необходимого в первую неделю, во вторую получит пятьдесят палок! В третью – сто! А кто не экипируется до мартовских Ид[7] – пятьсот! От пятидесяти палок он скорее всего сдохнет, зато не станет отравлять праздник Марса своим мерзким дыханием Командиры кентурий! То есть бывшие командиры кентурий – ко мне! Остальные – свободны!
– Скажи мне, Генка, – поинтересовался Коршунов по-русски, – откуда ты возьмешь такие деньжищи, что пообещал голодранцам? Что-то я не заметил мешков с сестерциями среди нашей поклажи. И не похоже, что они имеются в казне легиона.
– Их там и нет, – усмехнулся Черепанов. – Сначала я поинтересовался состоянием легионной казны – и не удивился, узнав, что она – пуста. Но потом я заглянул в личные сундуки кичливого галла и, представь, там оказалось столько всякого добра… И достаточно серебра, чтобы содержать легион в течение полного года. Думаю, Аптус сумеет правильно распорядиться этими нетрудовыми накоплениями. И напомни мне завтра, чтобы я организовал сюда обоз с продовольствием, оружием и амуницией. Конечно, это всего лишь ленивые сирийцы, но хорошее питание и хорошая палка еще могут сделать из них приличных солдат.
Глава вторая
Антиохия. Столица провинции Сирия. Насыщенные будни крупных руководителей
Из Рима пришли новости. Правда, с большим опозданием, зато хорошие. Пришло «добро» на формирование нового легиона, запрос был послан еще Бальбину с Пупиеном, но одобрен новым императором только сейчас. Легион был наречен Первым Германским, поскольку ядром его должны были стать германцы-ауксиларии Коршунова. В память о «предшественнике» его эмблемой стал Бык[8].
Сам Алексей был назначен легатом. Для человека, который лишь пару лет назад обзавелся золотым кольцом всадника[9], то была головокружительная карьера.
Примипилом легиона Коршунов поставил Агилмунда. В качестве префекта лагеря выпросил у Черепанова Тевда Трогуса. Длинноносый римлянин был именно тот специалист, которому известно, что нужно легиону для нормального функционирования. Трибуном-латиклавием сделал Скулди. Это было не по римским правилам, но Коршунов не собирался загружать свой штаб каким-нибудь сенаторским сынком. Задача Скулди – подготовка «спецназа» и разведка. В первую очередь. И трибунов набрали по тому же принципу. За исключением двоих. Этих, молоденьких юристов из хороших семей, поставили по ходатайству Черепанова (а еще точнее – Корнелии), дабы благородные законники могли вписать в резюме службу в римской армии. Коршунов не особо отпирался. Хорошие юристы могли пригодиться, а местная «высшая юридическая школа» славилась на всю империю своими кадрами.
Назначив старших офицеров, Коршунов решил, что свои главные обязанности большого начальника уже выполнил. Оно, конечно, не совсем правильно, но руководить легионом Коршунов не собирался. Во всяком случае, в мирное время. Генерал римской армии – это хорошо, но свобода – дороже. Так что он справил себе новую форму: золоченый панцирь, шлем, плащ и все такое, но тяжелую повседневную работу перевесил на своих друзей-родственников. Да и прежде так было: рикс Аласейа генерировал идеи, стратегически мыслил и приносил подчиненным удачу. А уж подчиненные, готы, герулы и прочие, должны были сами позаботиться, чтобы донести эту удачу до ртов, не расплескав по дороге. Ну и славно! Агилмунд в роли заместителя командира бригады (а легион и по численности и по структуре был ближе всего к этому подразделению) просто идеален. Прирожденный полковник.
Трибун-латиклавий в римском легионе считался чем-то вроде начальника штаба, но обычно эту должность занимал какой-нибудь сенаторский недоросль, годный только на перевод пищи в удобрение. Но Коршунов поставил Скулди другую задачу. И не ошибся. Этот герул, прирожденный лидер разведки-контрразведки, получив в свое распоряжение людей и средства, прям-таки расцвел и заколосился агентурными сетями.
А тут еще Коршунов подкинул им с Агилмундом идею спецподразделений, и увлекшийся Скулди вообще из обыденной жизни выпал. Просто горел на работе. И всё вокруг тоже горело и плавилось… В правильные формы.
Сам Коршунов на такие трудовые подвиги был не способен. Слишком мягкий и жизнелюбивый. Если бы он по складу характера был способен, как Черепанов, сокрушать преграды и таранить препятствия – он бы еще в прошлой жизни горы свернул. Великим ученым стал бы или еще кем-нибудь… великим. Впрочем, жаловаться не на что. Когда надо, драться он умел. А везло Алексею… практически всегда. И голова работала как следует. В данном случае, голова сказала хозяину: дай людям возможность делать то, что они умеют, особенно если это им нравится. И не мешай.
Алексей так и сделал. С удовольствием. Потому что ему самому нравилось жить. Вообще. И конкретно здесь, в Антиохии. Тут было весело. И красиво. Везде колонны, портики, фонтаны, ярко раскрашенные статуи богов, величественные храмы. Вечно какие-то праздники, шумные шествия, когда золотые одеяния жрецов сверкают на солнце, а от пестроты толпы просто рябит в глазах. Антиохия – это сумасшедший замес из сирийцев, греков, иудеев, финикийцев, арабов. Всё это болтало, пело, галдело на множестве языков, источало сотни запахов, далеко не всегда приятных, но Коршунов уже давно принюхался. Да и нет более отвратительного запаха, чем запах войны. Вдохнешь раз – и даже вонь несвежей рыбы покажется благоуханием. Хотя кому вонь, а кому – пикантный аромат. Вот взять хотя бы любимый римский соус гарум, в базовой основе которого – «выдержанные» рыбные потроха…
Ну да и свежей рыбки в Антиохии вдоволь: сказывалась близость моря, и в самом Оронте кое-что водилось. Рыбка, всякие ракообразные, кальмарчики с моллюсками… А те, кто не любит сифуд, могут смело идти на запах колбас, жареной свининки с горячими лепешками, запеченной целиком птицы… Кухня здесь здорово отличалась от канонической римской, но Алексея это не смущало, поскольку в столичных изысках он не разбирался. Не успел поднатореть. Да и по жизни Алексей любил жареное мяско с хрустящей корочкой, а римляне традиционно предпочитали вареное. Так что первым делом Коршунов научил своего повара готовить правильный шашлык – из отменно маринованного мяса. Вот только помидорчиков[10] здесь почему-то не было. Зато великолепный выбор специй. И отличное вино, хоть с медом, хоть – с розовыми лепестками или иными природными ароматизаторами.
Настоящих италиков в Антиохии было не так уж много. Большинство обитавших здесь римских граждан – потомки получивших здесь землю ветеранов. Держались эти полноценные квириты[11] с важностью сверхчеловеков, особенно те, что был облечен хоть какой-нибудь властью. Коршунов же важности не любил и потому щеголял не в регалиях римского легата, а одевался попростому – в шелковую тунику. Зимой, конечно, потеплее, а вот в остальные времена года шелк здесь – самое то. И никаких шлемов-панцирей. Только спата на поясе и правильный нож в чехле. Но меч это так, для уважения, а не для самообороны. Для обороны он обычно брал с собой парочку германцев-телохранителей. Не то, чтобы Алексей кого-то боялся… Просто не хотел скандала с Генкой.
Черепанов искренне полагал, что все вокруг спят и видят, как бы их прикончить. Типичное имперское мышление в завоеванной колонии. Как говорится, с кем поведешься… Генка «повелся» с благородной патрицианкой из древнего рода, а он, Алексей, – с простой антиохийской гетерой. И бывшей имперской шпионкой. Вернее, разведчицей. Анастасия была из хорошего (по здешним, антиохским меркам, само собой) рода, но профессия несколько понизила ее статус. Гетера, конечно, не проститутка. Что-то вроде квалифицированного секретаря-референта. Что же до секса, то в Римской империи к этому делу относились легко и позитивно. Например, считалось, что фреска эротического содержания – надежный оберег от сглаза. Брелок для ключей в виде мужской пиписьки встречался не реже, чем денарий, а уж украсить фонтан слившимися в экстазе мраморными любовниками считалось не просто хорошим тоном, а образцом отменного художественного вкуса. Ну, запреты, конечно, имелись, но сама мораль была исключительно кастовой. То есть ежели ты – римский гражданин и «старший по званию», то непременно должен быть наверху и в активном варианте. В Риме с этим было строго. Но здесь, на юге, нравы были еще более отвязными. Впрочем и в Риме поиметь подавальщицу в трактире было дешевле, чем в общественную баньку сходить. А уж в Антиохии… В Дафнийской роще, к примеру, (это совсем рядом с городом) вообще был настоящий сексуальный рай. Там каждый храм – самый настоящий бордель в форме культового учреждения. Доступные девки-рабыни со всех концов айкумены – к услугам любого желающего. Цены – более, чем доступные. Сколько пожертвуешь от щедрот…
Словом, все радости плоти. И – бесконечные праздники. И повсеместные веселые пирушки с танцами и играми. И замечательные гимнасии при банях. И состязания борцов – там же. А кому хочется ум потренировать – пожалуйте на философский диспут. Который, впрочем, вполне может закончиться потасовкой.
Коршуновская Настя чувствовала себя в столице Сирии, как кошка на дворе дачи. Знала всё и вся. Знала, куда соваться не следует, а где тебе будут искренне рады.
Впрочем, обидеть Анастасию Фоку, жену римского легата, было не только трудно, но и опасно. Особенно, если она гуляла с мужем, а муж – с парой-тройкой германцев. Хотя надо отметить, что для отпугивания местного преступного элемента было достаточно одного Красного. Огромный грозный гепид, вдобавок прославленный гладиатор! Красный пару раз, для собственного развлечения выступил на здешних гладиаторских играх – всех побил. Не такая уж трудная задача. С его-то опытом бойца с римского Колизея, или по-здешнему амфитеатра Флавиев.
Сам Алексей был назначен легатом. Для человека, который лишь пару лет назад обзавелся золотым кольцом всадника[9], то была головокружительная карьера.
Примипилом легиона Коршунов поставил Агилмунда. В качестве префекта лагеря выпросил у Черепанова Тевда Трогуса. Длинноносый римлянин был именно тот специалист, которому известно, что нужно легиону для нормального функционирования. Трибуном-латиклавием сделал Скулди. Это было не по римским правилам, но Коршунов не собирался загружать свой штаб каким-нибудь сенаторским сынком. Задача Скулди – подготовка «спецназа» и разведка. В первую очередь. И трибунов набрали по тому же принципу. За исключением двоих. Этих, молоденьких юристов из хороших семей, поставили по ходатайству Черепанова (а еще точнее – Корнелии), дабы благородные законники могли вписать в резюме службу в римской армии. Коршунов не особо отпирался. Хорошие юристы могли пригодиться, а местная «высшая юридическая школа» славилась на всю империю своими кадрами.
Назначив старших офицеров, Коршунов решил, что свои главные обязанности большого начальника уже выполнил. Оно, конечно, не совсем правильно, но руководить легионом Коршунов не собирался. Во всяком случае, в мирное время. Генерал римской армии – это хорошо, но свобода – дороже. Так что он справил себе новую форму: золоченый панцирь, шлем, плащ и все такое, но тяжелую повседневную работу перевесил на своих друзей-родственников. Да и прежде так было: рикс Аласейа генерировал идеи, стратегически мыслил и приносил подчиненным удачу. А уж подчиненные, готы, герулы и прочие, должны были сами позаботиться, чтобы донести эту удачу до ртов, не расплескав по дороге. Ну и славно! Агилмунд в роли заместителя командира бригады (а легион и по численности и по структуре был ближе всего к этому подразделению) просто идеален. Прирожденный полковник.
Трибун-латиклавий в римском легионе считался чем-то вроде начальника штаба, но обычно эту должность занимал какой-нибудь сенаторский недоросль, годный только на перевод пищи в удобрение. Но Коршунов поставил Скулди другую задачу. И не ошибся. Этот герул, прирожденный лидер разведки-контрразведки, получив в свое распоряжение людей и средства, прям-таки расцвел и заколосился агентурными сетями.
А тут еще Коршунов подкинул им с Агилмундом идею спецподразделений, и увлекшийся Скулди вообще из обыденной жизни выпал. Просто горел на работе. И всё вокруг тоже горело и плавилось… В правильные формы.
Сам Коршунов на такие трудовые подвиги был не способен. Слишком мягкий и жизнелюбивый. Если бы он по складу характера был способен, как Черепанов, сокрушать преграды и таранить препятствия – он бы еще в прошлой жизни горы свернул. Великим ученым стал бы или еще кем-нибудь… великим. Впрочем, жаловаться не на что. Когда надо, драться он умел. А везло Алексею… практически всегда. И голова работала как следует. В данном случае, голова сказала хозяину: дай людям возможность делать то, что они умеют, особенно если это им нравится. И не мешай.
Алексей так и сделал. С удовольствием. Потому что ему самому нравилось жить. Вообще. И конкретно здесь, в Антиохии. Тут было весело. И красиво. Везде колонны, портики, фонтаны, ярко раскрашенные статуи богов, величественные храмы. Вечно какие-то праздники, шумные шествия, когда золотые одеяния жрецов сверкают на солнце, а от пестроты толпы просто рябит в глазах. Антиохия – это сумасшедший замес из сирийцев, греков, иудеев, финикийцев, арабов. Всё это болтало, пело, галдело на множестве языков, источало сотни запахов, далеко не всегда приятных, но Коршунов уже давно принюхался. Да и нет более отвратительного запаха, чем запах войны. Вдохнешь раз – и даже вонь несвежей рыбы покажется благоуханием. Хотя кому вонь, а кому – пикантный аромат. Вот взять хотя бы любимый римский соус гарум, в базовой основе которого – «выдержанные» рыбные потроха…
Ну да и свежей рыбки в Антиохии вдоволь: сказывалась близость моря, и в самом Оронте кое-что водилось. Рыбка, всякие ракообразные, кальмарчики с моллюсками… А те, кто не любит сифуд, могут смело идти на запах колбас, жареной свининки с горячими лепешками, запеченной целиком птицы… Кухня здесь здорово отличалась от канонической римской, но Алексея это не смущало, поскольку в столичных изысках он не разбирался. Не успел поднатореть. Да и по жизни Алексей любил жареное мяско с хрустящей корочкой, а римляне традиционно предпочитали вареное. Так что первым делом Коршунов научил своего повара готовить правильный шашлык – из отменно маринованного мяса. Вот только помидорчиков[10] здесь почему-то не было. Зато великолепный выбор специй. И отличное вино, хоть с медом, хоть – с розовыми лепестками или иными природными ароматизаторами.
Настоящих италиков в Антиохии было не так уж много. Большинство обитавших здесь римских граждан – потомки получивших здесь землю ветеранов. Держались эти полноценные квириты[11] с важностью сверхчеловеков, особенно те, что был облечен хоть какой-нибудь властью. Коршунов же важности не любил и потому щеголял не в регалиях римского легата, а одевался попростому – в шелковую тунику. Зимой, конечно, потеплее, а вот в остальные времена года шелк здесь – самое то. И никаких шлемов-панцирей. Только спата на поясе и правильный нож в чехле. Но меч это так, для уважения, а не для самообороны. Для обороны он обычно брал с собой парочку германцев-телохранителей. Не то, чтобы Алексей кого-то боялся… Просто не хотел скандала с Генкой.
Черепанов искренне полагал, что все вокруг спят и видят, как бы их прикончить. Типичное имперское мышление в завоеванной колонии. Как говорится, с кем поведешься… Генка «повелся» с благородной патрицианкой из древнего рода, а он, Алексей, – с простой антиохийской гетерой. И бывшей имперской шпионкой. Вернее, разведчицей. Анастасия была из хорошего (по здешним, антиохским меркам, само собой) рода, но профессия несколько понизила ее статус. Гетера, конечно, не проститутка. Что-то вроде квалифицированного секретаря-референта. Что же до секса, то в Римской империи к этому делу относились легко и позитивно. Например, считалось, что фреска эротического содержания – надежный оберег от сглаза. Брелок для ключей в виде мужской пиписьки встречался не реже, чем денарий, а уж украсить фонтан слившимися в экстазе мраморными любовниками считалось не просто хорошим тоном, а образцом отменного художественного вкуса. Ну, запреты, конечно, имелись, но сама мораль была исключительно кастовой. То есть ежели ты – римский гражданин и «старший по званию», то непременно должен быть наверху и в активном варианте. В Риме с этим было строго. Но здесь, на юге, нравы были еще более отвязными. Впрочем и в Риме поиметь подавальщицу в трактире было дешевле, чем в общественную баньку сходить. А уж в Антиохии… В Дафнийской роще, к примеру, (это совсем рядом с городом) вообще был настоящий сексуальный рай. Там каждый храм – самый настоящий бордель в форме культового учреждения. Доступные девки-рабыни со всех концов айкумены – к услугам любого желающего. Цены – более, чем доступные. Сколько пожертвуешь от щедрот…
Словом, все радости плоти. И – бесконечные праздники. И повсеместные веселые пирушки с танцами и играми. И замечательные гимнасии при банях. И состязания борцов – там же. А кому хочется ум потренировать – пожалуйте на философский диспут. Который, впрочем, вполне может закончиться потасовкой.
Коршуновская Настя чувствовала себя в столице Сирии, как кошка на дворе дачи. Знала всё и вся. Знала, куда соваться не следует, а где тебе будут искренне рады.
Впрочем, обидеть Анастасию Фоку, жену римского легата, было не только трудно, но и опасно. Особенно, если она гуляла с мужем, а муж – с парой-тройкой германцев. Хотя надо отметить, что для отпугивания местного преступного элемента было достаточно одного Красного. Огромный грозный гепид, вдобавок прославленный гладиатор! Красный пару раз, для собственного развлечения выступил на здешних гладиаторских играх – всех побил. Не такая уж трудная задача. С его-то опытом бойца с римского Колизея, или по-здешнему амфитеатра Флавиев.