Страница:
Следующий тест – ее отношение к искусству. Походы в театр, концертный зал, в музеи, на выставки… Вы, допустим, любите Бетховена, а она даже не знает, кто это такой, она тащится от Наташи Королевой. Печально, но не смертельно, потому что вы думаете: ну что ж, разве она обязана все любить, что люблю я? Я ведь тоже не обязан любить эту Наташу Королеву… И это тоже не становится препятствием на вашем пути.
Дальше вы исследуете ее взаимоотношения с процессом поглощения пищи. Вы водите ее в ресторан, кафе… И обращаете внимание на то, что она любит, ест она или жрет – жадно чавкает, торопится… или, напротив, ведет себя как княгиня. Что она пьет и как? Вам может не понравиться ее отношение к еде, но базовый инстинкт все равно побеждает, говоря вам: да кто я такой, чтобы осуждать ее или быть ею недовольным, главное – что я ее люблю и хочу!
Наконец, последний пункт – оценка ее вашим кругом друзей и родственников. Вы ее знакомите с друзьями и родственниками, и ваш круг говорит: ты что, с ума сошел! Она же дура! Но вы думаете: это ваше такое мнение, а мне она нравится! И вы начинаете жить с ней. У вас даже могут появиться дети… И тут наступает то, что наступает практически всегда: основной инстинкт быстро притупляется.
– Это точно: в сексе одно и то же довольно быстро надоедает – так же, как и есть одно и то же блюдо.
– А как только секс притупляется и становится обыденным, на первый план выползает то, что ты пропустил в человеке. И начинает вдруг страшно раздражать ее манера еды. Или постоянно звучащая из динамиков Королева. И разность интересов в конце концов заставит вас с ней расстаться. Вы вдруг вспомните то, что говорили вам о ней ваши друзья, вы задним числом согласитесь с ними, хватаясь за голову: какой я дурак был, не слушал умных людей!.. Так бывает.
Но если люди совпадают по четырем главным пунктам, у них хватает разума остаться вместе, когда притупится пятый пункт – основной инстинкт. Им с лихвой хватит всего остального… А еще бывает, когда не только совпадают все пункты, но и базовый инстинкт долго не притупляется. Такой брак называется счастливым. Правда, я таких браков не видел.
Но самое любопытное – после того, как вы расстались, первый человек, на которого вы обратите внимание, будет прекрасно соответствовать тому пункту, который явился основным раздражителем и разрушителем вашего первого брака. Например, вас стала раздражать в первой жене манера еды. Тогда после развода вы обратите внимание на женщину, которая потрясающе изысканно обращается с едой. И это станет первым шагом на пути появления нового влечения – уже к этой женщине.
– Теория любви по Арканову.
– Да. Я творчески развил то, что в общих чертах рассказал мне Михалков. Но, как честный человек, я всегда ссылаюсь на первоисточник.
– В школе вы наверняка были хулиганом. Мне рассказывали наши общие знакомые, что вы даже подбросили своему однокласснику живое дерьмо в портфель.
– Да, у нас был такой мальчик в школе, достаточно интеллигентный – гордец и чистоплюй. Мы в школе не очень любили таких. Этакий типичный отличник, который пренебрежительно относился к тем, кто плохо учится. И однажды, чтобы эту гордыню с него сбить, мы на перемене просто наложили ему в портфель.
– А как это было осуществлено технически?
– А взяли его портфель, отнесли в туалет. Это был, если я не ошибаюсь, шестой класс…
– И чье дерьмо туда наложили?
– Да там несколько человек постаралось. Это был коллективный труд.
– Чем накладывали?
– Ничем. Просто подставляли портфель под себя и каждый старался. А потом закрыли, отнесли и положили ему под парту. А когда он полез в портфель, мы получили огромное удовольствие! Для него это был урок: не нужно выдрючиваться. И он как-то сник после этого – значит, подействовало.
– Но ведь для такой чудесной воспитательной акции нужно, чтобы всем сразу одновременно захотелось какать!
– В детском возрасте эта проблема решается просто: поднатужился, и все!
– Кстати, насчет «какать»… Изменился ли юмор за последние 15 лет?
– Конечно! Принципиально изменился. Я ни в коей мере не являюсь приверженцем советского времени, потому что морально – слава богу, не физически! – страдал от тех времен и числился всегда полудиссидентом, участвовал в знаменитом альманахе «Метрополь»… Но именно при Советах цензура не пропускала не только то, что казалось ей политически подозрительным, но не пропускала одновременно халтуру и пошлятину. Обратите внимание – все песни и музыка тех лет, какими бы они ни были заидеологизированными, были талантливыми произведениями. Все делалось на очень высоком профессиональном уровне. Это с одной стороны. С другой, цензура заставляла людей творческих искать пути ее обхода, а поиск нетривиальное™ весьма способствует творчеству. Как говорил Борис Полевой, можно делать все, что угодно, главное – не подставлять борт. Это требовало интеллекта, без которого нет настоящего творчества.
А когда все рухнуло, первичная свобода полезла из чана, как квашня. Изголодавшиеся люди мгновенно обожрались этой свободой и потеряли чувство меры, такта. Стало все позволительно, потому что ненаказуемо. Если раньше вам аплодировали за вашу смелость, то теперь… Все говорится в открытую – утром вы читаете новости в газетах и все узнаете в любых словах и формулировках. В этой ситуации юмористы начинают проигрывать.
– Им остается заниматься бытовыми зарисовками.
– Они и начали это делать. А кто не хочет этим заниматься, тот испытывает достаточно серьезные трудности. Я отношусь к числу людей, которые испытывают серьезные трудности. Я отказался от собственных авторских концертов и вечеров, потому что знаю, что не соберу зрителей. А специально под сегодняшнего зрителя я не буду прогибаться…
– Слово «жопа» или «… твою мать» не сможете со сцены сказать?
– Я все могу сказать, но только когда это необходимо. А говорить «жопа» или «… твою мать» только для того, чтобы сказать «жопа» и «… твою мать», я не буду. Юрий Никулин был великим артистом, он даже в те времена позволял себе рассказывать со сцены анекдоты с нецензурной лексикой. И ни у кого в мыслях не было, что это пошло, поскольку было к месту, тактично, а главное, по-другому не скажешь. Но я очень редко прибегаю к этим выражениям, потому что публика, которая приходит на мой концерт, не может себе даже представить, что я могу такое сказать. Такой у меня сложился имидж.
– Да, не повезло.
– Ну, и не люблю я юмор ниже пупка – вокруг сексуальной ориентации: гомосексуалисты, лесбиянки… Равно как не могу видеть все эти намеки или пародийные потуги на политических деятелей, потому что все эти пародии не есть проникновение в суть личности, а использование чисто внешних недостатков.
– Часто ли у вас бывает плохое настроение?
– Вообще, способность впадать в дурное настроение зависит от порога раздражения. Он у каждого свой. Одному испортит настроение только пожар и потеря всех капиталов. Другого может вогнать в депрессию даже то, что он прошел по улице с брюками, на которых шов сзади разошелся, и все видели его голую задницу, которой он светил пять кварталов.
– Ну, вас-то голой задницей не прошибешь. Вы и десять кварталов промчитесь, шутя и сверкая!
– Это действительно смешно выглядит со стороны. Вообще, очень помогает не впасть в дурное настроение способность отлететь повыше и взглянуть на себя с некоторой высоты.
– Отлететь вверх? А вы верите в переселение душ?
– Я верю в реинкарнацию.
– Мне странно слышать это от бывшего врача, тем более советского.
– Я материалист, конечно же. Но у меня свои, очень специфические воззрения на жизнь. Я не верю, что жизнь возникла случайно. Я убежден: то, что многие называют Богом, Христом, Аллахом, Буддой, – это есть некая сверхцивилизация, которая и внедрила на Земле жизнь.
– На кой ляд?
– А интересно. Мы же ставим эксперименты. Выращиваем цветы в горшках. Животных заводим и воспитываем. Выводим новые породы, пытаемся клонировать овец и людей… Жизнь на Земле – эксперимент, цели которого мы не знаем.
– А при чем здесь реинкарнация?
– Ну, раз все вокруг – эксперимент, можно предположить: то, что мы называем душой, не может бесследно исчезнуть.
– Не слишком ли много ниоткуда не вытекающих предположений, которые к тому же никак не связаны между собой?
– А меня не волнует! Я не интересуюсь правдоподобием гипотез. Мне забавно так думать. Я в состоянии глядеть на мир с иронией.
Александра Буратаева
Я уже «старый козел», но иногда вспоминаю детство – при этом легко матерюсь, безудержно пью пиво с друзьями и ругаю комсомол. Признаюсь, детство было нелегким. Но удивительно приятным. Оно во многом продолжается и сейчас: кто может мне помешать легко материться и пить разбавленное пиво? Вот только комсомол куда-то пропал и пиво приходится самому разбавлять…
Комсомол мы (под словом «мы» я имею в виду свой круг общения), конечно же, терпеть не могли. Он навевал скуку, отнимал деньги и убивал время. А главное – раздражал постоянными бессмысленными мероприятиями, от коих невозможно было уклониться без вреда для собственной задницы. Но вместе с тем комсомол и объединял нас, как ни странно. На почве ненависти к нему. Поскольку нормальному молодому человеку быть некомсомольцем в те мрачные годы было нельзя, то все ими и были (сразу вспоминаю генерала Вольфа из «Семнадцати мгновений весны»: «У нас все были в СС!»).
Все советские комсомольцы делились на две неравные группы – на не любящее комсомол большинство и любящее его меньшинство. Эти странные меньшевики раздражали нас, большевиков, поскольку от рождения сильно тяготели к организационной работе. Среди нас.
Они сами рвались в комсомольские начальники, за что были нами презираемы. Одно дело, когда тебе выкручивают руки и вынуждают стать политинформатором или заставляют собирать принудительные взносы на добровольную лотерею ДОСААФ, и совсем другое, когда ты сам вызываешься на должность лагерфюрера.
Почему мы не любили наших комсомольских вожаков? Потому что четко понимали: свои амбиции, свой руководящий зуд они чешут о нас. Если бы не огромная серая масса, согнанная в организацию насильно, не было бы самой организации. И кем бы тогда были наши микро– и макрофюреры?
Я слежу за их судьбами. И четко вижу две вещи: первое – опыт оргработы им сильно пригодился в сегодняшней жизни. Второе: их внутренняя сущность ничуть не изменилась. Поскольку у этих ребят колоссальный опыт по организации бессмысленной работы (создать трудности и с честью их преодолеть), то лучше всего бывшим удаются чиновничья деятельность и «наебизнес», как говорит мой институтский приятель. В общем, обустройство собственного быта.
Один из моих факультетских комсомолоначальников ныне применяет свой неуспокоенный оргталант в разного рода финансовых авантюрах, постоянно меняя номера своих телефонов и пейджера. Он успел послужить пресс-секретарем Брынцалова в бытность выдвижения того в президенты, а недавно я увидел его на ТВЦ – в качестве известного астролога. Наверное, затеял новый «наебизнес»… Второй мой знакомец (кажется, он был комсоргом курса) организовал туристическое агентство, собрал кучу денег с народа и сбежал. А среди этих денег, между прочим, была и моя кровная штука баксов! Мне, дураку, урок – прежде чем дать человеку деньги, спроси, не сидел ли он за мошенничество и не был ли в прошлой жизни комсомольским лидером…
Но!..
Но ведь есть такая штука, как ностальгия. Почему фронтовики с улыбками и тоской вспоминают войну? «А помнишь, как Саньке полжопы миной оторвало? Вот смеху-то было!..» Молодость! Молодость, черт бы ее побрал! Она хороша, несмотря на всю ее грязь, вонь, кровь… Романтическое время. Романтика ведь не снаружи, а внутри человека. Дай сегодняшнему фронтовику снова побывать в окопах под Ржевом, как вся ностальгия через пять минут тут же и закончится, захочется опять на пенсию. Но эти пять минут! «Пять минут, пять мину-у-ут…» Боже ж ты мой!.. Дайте мне их!
«Возьми, Санек!» – сказала судьба. И подарила целых полчаса. Полчаса встречи с самым настоящим генеральным секретарем молодежной организации при правящей партии. Нью-комсомол – Общероссийское движение молодежи «Единство». Генсек – Александра Буратаева – депутатша, бывшая телевизионная дикторша национального разлива.
В моей жизни было всего два интервьюируемых, которые с самого начала сурово отчитали меня за то, что я предварительно не подготовился к беседе – не ознакомился с материалами о героической личности интервьюируемого. Обе были женщины. И обе родом из Калмыкии! Первой была некая народная калмыцкая целительница, имени которой история до нас не донесла (забыл). Вторая – народная калмыцкая телеведущая Буратаева.
Именно таким должен быть генсек – строгим и провинциальносерьезным. Я снова вдохнул комсомольской юности.
Скромность всегда украшала вождей. Вот и депутат-генсек Александра ютилась в Госдуме в маленькой комнатке, никак не соответствующей ее рангу зампредседателя какого-то комитета и статусу предводителя российской молодежи. Зато уютно: на подоконнике стоят легкомысленные фигурки, изображающие узкоглазых мужичков (подарки от дружественных монголов и бурят). А за спиной Александры Манджиевны на стене висит большое «жовто-блакитное» полотнище с крупным белым цветочком посередине. Войдя, я сразу же спросил, что это за коврик такой чудненький.
– Это флаг Калмыцкой республики!
От меня не укрылось недовольство Александры Манджиевны. По ее мнению, как выглядит флаг Калмыкии, должен знать каждый культурный человек. Об этом калмыцкая депутатша тут же мне сказала со всей депутатской прямотой:
– Неэтично показывать на государственный флаг Калмыкии и спрашивать: а что это такое? Это просто некультурно! Мне не нравятся корреспонденты, которые приходят неподготовленными к интервью. Вы сначала почитайте о республике Калмыкия, мою биографию… Только что я давала интервью «Аргументам и фактам» – человек пришел подготовленным! Я рассказывала ему о работе депутата. Кроме того – о работе в одномандатном округе.
– Завидую ему… Но, честно говоря, меня почему-то совсем не интересует Калмыкия. Меня интересует Буратаева.
– Буратаева без Калмыкии – это не человек. Я себя ощущаю только как принадлежность моей республики!
– Никогда еще мне не приходилось интервьюировать принадлежность…
– Вы откуда родом?
– Из Москвы.
– Оно и видно. Тем-то и отличаются москвичи от провинциальных людей. У нас, провинциалов, есть еще что-то святое в душе.
– И вы типа понесли в политику свою чистую провинциальную наивность?
– При чем здесь политика, товарищ?.. Кто у вас главный редактор? А как ваша фамилия? Дайте-ка мне телефон вашего главного редактора…
Ответив на два последних вопроса Буратаевой и выполнив ее просьбу насчет телефона, я решил немного сменить тему, уйдя в сторону от раздражающих пациента калмыцких степей. Ведь помимо основной «одномандатной» работы, есть еще у депутата Буратаевой «нагрузка от партии» – ей поручили «стать лидером» нового комсомола.
– Тесноватый у вас кабинетик для генерального секретаря.
– Это что, у вас такая ирония?
– Это у меня такая ирония… Давайте я сразу объясню вам, чтобы не было каких-то недосказанностей и недомолвок между нами: это у меня конкретно была такая ирония.
– Хм… Вообще штаб молодежного «Единства» будет находиться в другом месте. Не в Думе. Там у меня будет соответственный кабинет.
– Это правильно!.. Кабинет должен соответствовать чину работника.
Кстати, термин «комсомол» Александре Манджиевне не нравится. Мои настойчиво-ностальгические повторения этого слова в связи с ее новым назначением вызывали у Буратаевой неприязненную реакцию:
– Почему вы все время говорите «комсомол»? Не комсомол, правильно: Общероссийское молодежное движение «Единство».
– Его все комсомолом называют.
– А если все будут прыгать с седьмого этажа, вы тоже прыгнете? Некоторые хорошие традиции комсомола нужно, конечно, позаимствовать, но…
– Например, какие традиции?
– Ну, например, по организации. Это была очень сильная структура – сверху донизу. Вот это правильно было! Если организация имеет представительства в республиках, районных центрах, городах, селах и так далее, то она – работает. А если она только в Москве существует, то это совсем другое.
– Но такая сверхорганизация возможна только при тоталитарном государстве, когда не вступить в нее нельзя по причинам карьерного роста, получения образования… В государстве демократическом структуру, подобную комсомолу, уже не выстроишь. Нет механизмов. Тут уж либо поголовная принудиловка, либо не будет организации.
– Ну какая может быть принудиловка? Сразу начнем: у нас в уставе написано – только добровольное членство.
– Это вы, наверное, из устава ВЛКСМ переписали.
– Те программы, мысли и идеи, которые мы предлагаем, молодежь очень радостно принимает. В 89 субъектах у нас есть региональные представительства, которые скоро приедут на съезд. Мы проведем координационный совет…
– А зачем вообще нужно реанимировать комсомол?
– Затем, что после того, как комсомол разрушился, нет ни одной организации или движения, которые бы имели государственную поддержку и диктовали государственную молодежную политику.
– И женскую политику… И стариковскую… И детскую… И политику лысых граждан… У нас нет еще многих организаций, объединяющих самых разных граждан по самым разным признакам. Сколько работы впереди!.. Кстати, а в каких-нибудь других странах есть что-либо подобное комсомолу, который проводит государственную молодежную политику?
– Не надо строить аналогии с другими государствами. У них экономики совсем другие.
– А разве нью-комсомол должен помочь нашей экономике?
– Ой, ну что вы занимаетесь демагогией? «Поможет – не поможет…» Ну хорошо, хорошо – поможет он экономике, поможет!
– Но если он поможет, то станет таким же ненужным, как в других странах, которые мы называем «нормальными» и в которых нет никакого комсомола. Значит, ваш комсомол призван работать на собственное уничтожение…
– Вы из меня вырвали это! Вы как злой следователь, который пытается вырвать у меня что-то, чтобы потом написать…
– А если комсомол не в силах помочь экономике, то зачем он нужен? Государственную поддержку проедать? Туда опять соберутся люди, которым охота почесать свой организационный зуд, которым просто нравится руководить, распределять…
– Я хочу вам одно сказать: критиковать легче всего. Когда я журналистом была, тоже задавала такие дурацкие вопросы. А между тем социологические опросы показывают: 50 % 15—17-летних подростков говорят, что они не хотели бы родиться в этой стране.
– Вот если бы 50 % этих подростков говорили, что хотят в комсомол…
– Опять вы про этот «комсомол»! Если вы еще не запомнили, у нас это называется Общероссийский…
– Пардон, пардон! Не надо нервничать… Но все же, какими калачами вы собираетесь заманивать в свою организацию детей лет 13–17? И, главное, зачем?
– Молодежь, которая на улице, она ведь, кроме дискотеки, ничего же хорошего не знает!
– Да, они не испытали сладости комсомольских собраний…
– Мы будем бороться с наркотиками с помощью развития спортивных всяких организаций. И еще хотим совместно с Минздравом разработать программу пропаганды… Мы будем правительству писать воззвания, может быть, нас в бюджет внесут. Отдельной строкой.
– Это все хорошо, но для того, чтобы разработать программу и писать воззвания, нужно пять человек, а не целая всероссийская организация. Как, кстати, будет строиться ваш новый комсомол? Будут ли членские билеты и взносы?
– У нас будет координационный совет, под ним – исполком и контрольно-ревизионная комиссия.
– Бог мой, как давно я не слышал этих чудных слов! Продолжайте, продолжайте!..
– В партии у нас будут членские взносы, и мы надеемся на финансовую поддержку больших «Медведей». Будем открывать фонды и привлекать молодых предпринимателей. Будем действовать через школы, через вузы…
– И все-таки вы не ответили – чем молодежь заманивать будете, кроме возможности платить взносы?
– Возможностью участвовать в интересных мероприятиях!.. И потом, почему вы вообще считаете, что кого-то куда-то надо обязательно чем-то заманивать? У нас с вами разное понимание жизни.
– Слушайте, да вы же из бывших!
– Да, я гордилась, что была в комсомоле! Я была в комитете комсомола, и мы проводили очень интересные мероприятия – фестивали разные.
– Фестивали… Ой-ой, меня сейчас стошнит. Как вспомнил, сразу накатило…
– Слава богу, что не все такие, как вы! Вы просто лентяй! Вам в институтские годы лень было принимать участие в этих мероприятиях, вы только о себе думали. А я активно принимала участие во всех мероприятиях, мне нравилось.
– Слушайте, следующим шагом будет, наверное, возрождение пионерской организации. А то у нас нет никакой организации, которая бы проводила государственную политику в области детства. Будете возрождать пионерию?
– Не знаю, надо будет разобраться с этим.
– Опять, значит, макулатуру собирать, металлолом, старушек переводить через дорогу?
– А что в этом плохого? Если вы не переводите дедушек через дорогу, то я искренне вам сочувствую.
– Нет, почему же… Я как с утра встану, так сразу и начинаю переводить. А вы, кстати, когда последнего дедушку переводили?
– Если я иду и вижу такую ситуацию, допустим, что у старушки вещи рассыпались, я могу нагнуться и собрать. Мне ничего. А для вас это западло, наверное. Вы бы дальше пошли.
– Нет. Я бы их еще ногами потоптал! Я же не был в комитете комсомола и вырос подонком…
Дарья Донцова
Дарья Донцова, несмотря на свой далеко не юный возраст, в одежде предпочитает кричащие тона. Она вышла ко мне из радиостудии, в которой трижды в неделю ведет эфиры, в немыслимом расписном сарафанчике, окрашенном во все цвета радуги. «Веселая тетка», – понял я. И Дарья первого впечатления не испортила: во время беседы она заливисто хохотала. В основном над собой. А меня она только ругала. Потому что я разговаривал с ней недостаточно почтительно, как ей показалось. Увы, говорить с придыханием я оказался не обучен. «Вы безнадежны!» – таков был вердикт великой писательницы.
– Знаете, Дарья, в одной книжке по физиогномике я прочел, что близко посаженные глаза говорят об уме. У вас глаза просто друг на друге сидят. Признайтесь, вы страшно умная!
– Была такая теория Чезаре Ламброзо, согласно которой у людей с близко посаженными глазами явные криминальные наклонности. Правда, у меня еще должен быть при этом узкий лоб в два пальца и вот такие огромные оттопыренные уши. Криминалистика отвергла теорию Ломброзо как лженаучную. Но теперь она, кажется, колеблется.
– Вы что, верите в лженаучные теории типа астрологии и физиогномики?
– Вы бы еще к ним математику с физикой приписали!
– При чем здесь физика? Вы что, не отличаете науку от лженауки?
– Я хорошо помню, что во времена моего детства кибернетика считалась лженаукой, а генетика – продажной девкой капитализма.
– Ждете, когда астрологию или физиогномику возведут с извинениями в разряд науки?
– Я просто допускаю, что люди могут чего-то не знать!
– Ладно, вернемся к Ламброзо… Значит, судя по глазам, в вас есть преступная жилка?
– Преступная жилка, я думаю, есть у каждого человека. Во мне она проявляется, когда я мою жирные тарелки после свиных отбивных. Хочется кого-то убить!
– И на что может толкнуть вас ваша преступная жилка? Можете ли вы убить человека? Или только украдете магнитофон?
– Однозначно никого не убью. И магнитофон красть не буду, потому что он мне без надобности. Соврать могу – это максимум.
– Ну, это не грех! Мы врем друг другу по сто раз на дню. И ничего. Это норма жизни.
– В общем-то, да. Но вранье нельзя назвать правильным образом жизни! Наверное, я очень добропорядочная.
– Ничуть не сомневаюсь… Но бывает же ложь во спасение. Когда вы болели раком, врачи вам врали?
– Нет. Последние лет двадцать онкологи уже не врут. Нет смысла: больные же не дураки, они понимают, от чего их лечат химиотерапией. И они могут прочесть на стене клиники, что она «онкологическая». Надо быть полным идиотом, чтобы не понять, попав в онкологическую больницу, что у тебя рак.
– Есть теория, что тяжелая болезнь, если человек с ней справляется, полностью меняет его жизнь. Скажем, заключенный офицер Солженицын, переболев раком, стал великим писателем. И вы тоже… Вы верите в эту теорию?
Дальше вы исследуете ее взаимоотношения с процессом поглощения пищи. Вы водите ее в ресторан, кафе… И обращаете внимание на то, что она любит, ест она или жрет – жадно чавкает, торопится… или, напротив, ведет себя как княгиня. Что она пьет и как? Вам может не понравиться ее отношение к еде, но базовый инстинкт все равно побеждает, говоря вам: да кто я такой, чтобы осуждать ее или быть ею недовольным, главное – что я ее люблю и хочу!
Наконец, последний пункт – оценка ее вашим кругом друзей и родственников. Вы ее знакомите с друзьями и родственниками, и ваш круг говорит: ты что, с ума сошел! Она же дура! Но вы думаете: это ваше такое мнение, а мне она нравится! И вы начинаете жить с ней. У вас даже могут появиться дети… И тут наступает то, что наступает практически всегда: основной инстинкт быстро притупляется.
– Это точно: в сексе одно и то же довольно быстро надоедает – так же, как и есть одно и то же блюдо.
– А как только секс притупляется и становится обыденным, на первый план выползает то, что ты пропустил в человеке. И начинает вдруг страшно раздражать ее манера еды. Или постоянно звучащая из динамиков Королева. И разность интересов в конце концов заставит вас с ней расстаться. Вы вдруг вспомните то, что говорили вам о ней ваши друзья, вы задним числом согласитесь с ними, хватаясь за голову: какой я дурак был, не слушал умных людей!.. Так бывает.
Но если люди совпадают по четырем главным пунктам, у них хватает разума остаться вместе, когда притупится пятый пункт – основной инстинкт. Им с лихвой хватит всего остального… А еще бывает, когда не только совпадают все пункты, но и базовый инстинкт долго не притупляется. Такой брак называется счастливым. Правда, я таких браков не видел.
Но самое любопытное – после того, как вы расстались, первый человек, на которого вы обратите внимание, будет прекрасно соответствовать тому пункту, который явился основным раздражителем и разрушителем вашего первого брака. Например, вас стала раздражать в первой жене манера еды. Тогда после развода вы обратите внимание на женщину, которая потрясающе изысканно обращается с едой. И это станет первым шагом на пути появления нового влечения – уже к этой женщине.
– Теория любви по Арканову.
– Да. Я творчески развил то, что в общих чертах рассказал мне Михалков. Но, как честный человек, я всегда ссылаюсь на первоисточник.
– В школе вы наверняка были хулиганом. Мне рассказывали наши общие знакомые, что вы даже подбросили своему однокласснику живое дерьмо в портфель.
– Да, у нас был такой мальчик в школе, достаточно интеллигентный – гордец и чистоплюй. Мы в школе не очень любили таких. Этакий типичный отличник, который пренебрежительно относился к тем, кто плохо учится. И однажды, чтобы эту гордыню с него сбить, мы на перемене просто наложили ему в портфель.
– А как это было осуществлено технически?
– А взяли его портфель, отнесли в туалет. Это был, если я не ошибаюсь, шестой класс…
– И чье дерьмо туда наложили?
– Да там несколько человек постаралось. Это был коллективный труд.
– Чем накладывали?
– Ничем. Просто подставляли портфель под себя и каждый старался. А потом закрыли, отнесли и положили ему под парту. А когда он полез в портфель, мы получили огромное удовольствие! Для него это был урок: не нужно выдрючиваться. И он как-то сник после этого – значит, подействовало.
– Но ведь для такой чудесной воспитательной акции нужно, чтобы всем сразу одновременно захотелось какать!
– В детском возрасте эта проблема решается просто: поднатужился, и все!
– Кстати, насчет «какать»… Изменился ли юмор за последние 15 лет?
– Конечно! Принципиально изменился. Я ни в коей мере не являюсь приверженцем советского времени, потому что морально – слава богу, не физически! – страдал от тех времен и числился всегда полудиссидентом, участвовал в знаменитом альманахе «Метрополь»… Но именно при Советах цензура не пропускала не только то, что казалось ей политически подозрительным, но не пропускала одновременно халтуру и пошлятину. Обратите внимание – все песни и музыка тех лет, какими бы они ни были заидеологизированными, были талантливыми произведениями. Все делалось на очень высоком профессиональном уровне. Это с одной стороны. С другой, цензура заставляла людей творческих искать пути ее обхода, а поиск нетривиальное™ весьма способствует творчеству. Как говорил Борис Полевой, можно делать все, что угодно, главное – не подставлять борт. Это требовало интеллекта, без которого нет настоящего творчества.
А когда все рухнуло, первичная свобода полезла из чана, как квашня. Изголодавшиеся люди мгновенно обожрались этой свободой и потеряли чувство меры, такта. Стало все позволительно, потому что ненаказуемо. Если раньше вам аплодировали за вашу смелость, то теперь… Все говорится в открытую – утром вы читаете новости в газетах и все узнаете в любых словах и формулировках. В этой ситуации юмористы начинают проигрывать.
– Им остается заниматься бытовыми зарисовками.
– Они и начали это делать. А кто не хочет этим заниматься, тот испытывает достаточно серьезные трудности. Я отношусь к числу людей, которые испытывают серьезные трудности. Я отказался от собственных авторских концертов и вечеров, потому что знаю, что не соберу зрителей. А специально под сегодняшнего зрителя я не буду прогибаться…
– Слово «жопа» или «… твою мать» не сможете со сцены сказать?
– Я все могу сказать, но только когда это необходимо. А говорить «жопа» или «… твою мать» только для того, чтобы сказать «жопа» и «… твою мать», я не буду. Юрий Никулин был великим артистом, он даже в те времена позволял себе рассказывать со сцены анекдоты с нецензурной лексикой. И ни у кого в мыслях не было, что это пошло, поскольку было к месту, тактично, а главное, по-другому не скажешь. Но я очень редко прибегаю к этим выражениям, потому что публика, которая приходит на мой концерт, не может себе даже представить, что я могу такое сказать. Такой у меня сложился имидж.
– Да, не повезло.
– Ну, и не люблю я юмор ниже пупка – вокруг сексуальной ориентации: гомосексуалисты, лесбиянки… Равно как не могу видеть все эти намеки или пародийные потуги на политических деятелей, потому что все эти пародии не есть проникновение в суть личности, а использование чисто внешних недостатков.
– Часто ли у вас бывает плохое настроение?
– Вообще, способность впадать в дурное настроение зависит от порога раздражения. Он у каждого свой. Одному испортит настроение только пожар и потеря всех капиталов. Другого может вогнать в депрессию даже то, что он прошел по улице с брюками, на которых шов сзади разошелся, и все видели его голую задницу, которой он светил пять кварталов.
– Ну, вас-то голой задницей не прошибешь. Вы и десять кварталов промчитесь, шутя и сверкая!
– Это действительно смешно выглядит со стороны. Вообще, очень помогает не впасть в дурное настроение способность отлететь повыше и взглянуть на себя с некоторой высоты.
– Отлететь вверх? А вы верите в переселение душ?
– Я верю в реинкарнацию.
– Мне странно слышать это от бывшего врача, тем более советского.
– Я материалист, конечно же. Но у меня свои, очень специфические воззрения на жизнь. Я не верю, что жизнь возникла случайно. Я убежден: то, что многие называют Богом, Христом, Аллахом, Буддой, – это есть некая сверхцивилизация, которая и внедрила на Земле жизнь.
– На кой ляд?
– А интересно. Мы же ставим эксперименты. Выращиваем цветы в горшках. Животных заводим и воспитываем. Выводим новые породы, пытаемся клонировать овец и людей… Жизнь на Земле – эксперимент, цели которого мы не знаем.
– А при чем здесь реинкарнация?
– Ну, раз все вокруг – эксперимент, можно предположить: то, что мы называем душой, не может бесследно исчезнуть.
– Не слишком ли много ниоткуда не вытекающих предположений, которые к тому же никак не связаны между собой?
– А меня не волнует! Я не интересуюсь правдоподобием гипотез. Мне забавно так думать. Я в состоянии глядеть на мир с иронией.
Александра Буратаева
Назад в будущее
Я уже «старый козел», но иногда вспоминаю детство – при этом легко матерюсь, безудержно пью пиво с друзьями и ругаю комсомол. Признаюсь, детство было нелегким. Но удивительно приятным. Оно во многом продолжается и сейчас: кто может мне помешать легко материться и пить разбавленное пиво? Вот только комсомол куда-то пропал и пиво приходится самому разбавлять…
Комсомол мы (под словом «мы» я имею в виду свой круг общения), конечно же, терпеть не могли. Он навевал скуку, отнимал деньги и убивал время. А главное – раздражал постоянными бессмысленными мероприятиями, от коих невозможно было уклониться без вреда для собственной задницы. Но вместе с тем комсомол и объединял нас, как ни странно. На почве ненависти к нему. Поскольку нормальному молодому человеку быть некомсомольцем в те мрачные годы было нельзя, то все ими и были (сразу вспоминаю генерала Вольфа из «Семнадцати мгновений весны»: «У нас все были в СС!»).
Все советские комсомольцы делились на две неравные группы – на не любящее комсомол большинство и любящее его меньшинство. Эти странные меньшевики раздражали нас, большевиков, поскольку от рождения сильно тяготели к организационной работе. Среди нас.
Они сами рвались в комсомольские начальники, за что были нами презираемы. Одно дело, когда тебе выкручивают руки и вынуждают стать политинформатором или заставляют собирать принудительные взносы на добровольную лотерею ДОСААФ, и совсем другое, когда ты сам вызываешься на должность лагерфюрера.
Почему мы не любили наших комсомольских вожаков? Потому что четко понимали: свои амбиции, свой руководящий зуд они чешут о нас. Если бы не огромная серая масса, согнанная в организацию насильно, не было бы самой организации. И кем бы тогда были наши микро– и макрофюреры?
Я слежу за их судьбами. И четко вижу две вещи: первое – опыт оргработы им сильно пригодился в сегодняшней жизни. Второе: их внутренняя сущность ничуть не изменилась. Поскольку у этих ребят колоссальный опыт по организации бессмысленной работы (создать трудности и с честью их преодолеть), то лучше всего бывшим удаются чиновничья деятельность и «наебизнес», как говорит мой институтский приятель. В общем, обустройство собственного быта.
Один из моих факультетских комсомолоначальников ныне применяет свой неуспокоенный оргталант в разного рода финансовых авантюрах, постоянно меняя номера своих телефонов и пейджера. Он успел послужить пресс-секретарем Брынцалова в бытность выдвижения того в президенты, а недавно я увидел его на ТВЦ – в качестве известного астролога. Наверное, затеял новый «наебизнес»… Второй мой знакомец (кажется, он был комсоргом курса) организовал туристическое агентство, собрал кучу денег с народа и сбежал. А среди этих денег, между прочим, была и моя кровная штука баксов! Мне, дураку, урок – прежде чем дать человеку деньги, спроси, не сидел ли он за мошенничество и не был ли в прошлой жизни комсомольским лидером…
Но!..
Но ведь есть такая штука, как ностальгия. Почему фронтовики с улыбками и тоской вспоминают войну? «А помнишь, как Саньке полжопы миной оторвало? Вот смеху-то было!..» Молодость! Молодость, черт бы ее побрал! Она хороша, несмотря на всю ее грязь, вонь, кровь… Романтическое время. Романтика ведь не снаружи, а внутри человека. Дай сегодняшнему фронтовику снова побывать в окопах под Ржевом, как вся ностальгия через пять минут тут же и закончится, захочется опять на пенсию. Но эти пять минут! «Пять минут, пять мину-у-ут…» Боже ж ты мой!.. Дайте мне их!
«Возьми, Санек!» – сказала судьба. И подарила целых полчаса. Полчаса встречи с самым настоящим генеральным секретарем молодежной организации при правящей партии. Нью-комсомол – Общероссийское движение молодежи «Единство». Генсек – Александра Буратаева – депутатша, бывшая телевизионная дикторша национального разлива.
В моей жизни было всего два интервьюируемых, которые с самого начала сурово отчитали меня за то, что я предварительно не подготовился к беседе – не ознакомился с материалами о героической личности интервьюируемого. Обе были женщины. И обе родом из Калмыкии! Первой была некая народная калмыцкая целительница, имени которой история до нас не донесла (забыл). Вторая – народная калмыцкая телеведущая Буратаева.
Именно таким должен быть генсек – строгим и провинциальносерьезным. Я снова вдохнул комсомольской юности.
Скромность всегда украшала вождей. Вот и депутат-генсек Александра ютилась в Госдуме в маленькой комнатке, никак не соответствующей ее рангу зампредседателя какого-то комитета и статусу предводителя российской молодежи. Зато уютно: на подоконнике стоят легкомысленные фигурки, изображающие узкоглазых мужичков (подарки от дружественных монголов и бурят). А за спиной Александры Манджиевны на стене висит большое «жовто-блакитное» полотнище с крупным белым цветочком посередине. Войдя, я сразу же спросил, что это за коврик такой чудненький.
– Это флаг Калмыцкой республики!
От меня не укрылось недовольство Александры Манджиевны. По ее мнению, как выглядит флаг Калмыкии, должен знать каждый культурный человек. Об этом калмыцкая депутатша тут же мне сказала со всей депутатской прямотой:
– Неэтично показывать на государственный флаг Калмыкии и спрашивать: а что это такое? Это просто некультурно! Мне не нравятся корреспонденты, которые приходят неподготовленными к интервью. Вы сначала почитайте о республике Калмыкия, мою биографию… Только что я давала интервью «Аргументам и фактам» – человек пришел подготовленным! Я рассказывала ему о работе депутата. Кроме того – о работе в одномандатном округе.
– Завидую ему… Но, честно говоря, меня почему-то совсем не интересует Калмыкия. Меня интересует Буратаева.
– Буратаева без Калмыкии – это не человек. Я себя ощущаю только как принадлежность моей республики!
– Никогда еще мне не приходилось интервьюировать принадлежность…
– Вы откуда родом?
– Из Москвы.
– Оно и видно. Тем-то и отличаются москвичи от провинциальных людей. У нас, провинциалов, есть еще что-то святое в душе.
– И вы типа понесли в политику свою чистую провинциальную наивность?
– При чем здесь политика, товарищ?.. Кто у вас главный редактор? А как ваша фамилия? Дайте-ка мне телефон вашего главного редактора…
Ответив на два последних вопроса Буратаевой и выполнив ее просьбу насчет телефона, я решил немного сменить тему, уйдя в сторону от раздражающих пациента калмыцких степей. Ведь помимо основной «одномандатной» работы, есть еще у депутата Буратаевой «нагрузка от партии» – ей поручили «стать лидером» нового комсомола.
– Тесноватый у вас кабинетик для генерального секретаря.
– Это что, у вас такая ирония?
– Это у меня такая ирония… Давайте я сразу объясню вам, чтобы не было каких-то недосказанностей и недомолвок между нами: это у меня конкретно была такая ирония.
– Хм… Вообще штаб молодежного «Единства» будет находиться в другом месте. Не в Думе. Там у меня будет соответственный кабинет.
– Это правильно!.. Кабинет должен соответствовать чину работника.
Кстати, термин «комсомол» Александре Манджиевне не нравится. Мои настойчиво-ностальгические повторения этого слова в связи с ее новым назначением вызывали у Буратаевой неприязненную реакцию:
– Почему вы все время говорите «комсомол»? Не комсомол, правильно: Общероссийское молодежное движение «Единство».
– Его все комсомолом называют.
– А если все будут прыгать с седьмого этажа, вы тоже прыгнете? Некоторые хорошие традиции комсомола нужно, конечно, позаимствовать, но…
– Например, какие традиции?
– Ну, например, по организации. Это была очень сильная структура – сверху донизу. Вот это правильно было! Если организация имеет представительства в республиках, районных центрах, городах, селах и так далее, то она – работает. А если она только в Москве существует, то это совсем другое.
– Но такая сверхорганизация возможна только при тоталитарном государстве, когда не вступить в нее нельзя по причинам карьерного роста, получения образования… В государстве демократическом структуру, подобную комсомолу, уже не выстроишь. Нет механизмов. Тут уж либо поголовная принудиловка, либо не будет организации.
– Ну какая может быть принудиловка? Сразу начнем: у нас в уставе написано – только добровольное членство.
– Это вы, наверное, из устава ВЛКСМ переписали.
– Те программы, мысли и идеи, которые мы предлагаем, молодежь очень радостно принимает. В 89 субъектах у нас есть региональные представительства, которые скоро приедут на съезд. Мы проведем координационный совет…
– А зачем вообще нужно реанимировать комсомол?
– Затем, что после того, как комсомол разрушился, нет ни одной организации или движения, которые бы имели государственную поддержку и диктовали государственную молодежную политику.
– И женскую политику… И стариковскую… И детскую… И политику лысых граждан… У нас нет еще многих организаций, объединяющих самых разных граждан по самым разным признакам. Сколько работы впереди!.. Кстати, а в каких-нибудь других странах есть что-либо подобное комсомолу, который проводит государственную молодежную политику?
– Не надо строить аналогии с другими государствами. У них экономики совсем другие.
– А разве нью-комсомол должен помочь нашей экономике?
– Ой, ну что вы занимаетесь демагогией? «Поможет – не поможет…» Ну хорошо, хорошо – поможет он экономике, поможет!
– Но если он поможет, то станет таким же ненужным, как в других странах, которые мы называем «нормальными» и в которых нет никакого комсомола. Значит, ваш комсомол призван работать на собственное уничтожение…
– Вы из меня вырвали это! Вы как злой следователь, который пытается вырвать у меня что-то, чтобы потом написать…
– А если комсомол не в силах помочь экономике, то зачем он нужен? Государственную поддержку проедать? Туда опять соберутся люди, которым охота почесать свой организационный зуд, которым просто нравится руководить, распределять…
– Я хочу вам одно сказать: критиковать легче всего. Когда я журналистом была, тоже задавала такие дурацкие вопросы. А между тем социологические опросы показывают: 50 % 15—17-летних подростков говорят, что они не хотели бы родиться в этой стране.
– Вот если бы 50 % этих подростков говорили, что хотят в комсомол…
– Опять вы про этот «комсомол»! Если вы еще не запомнили, у нас это называется Общероссийский…
– Пардон, пардон! Не надо нервничать… Но все же, какими калачами вы собираетесь заманивать в свою организацию детей лет 13–17? И, главное, зачем?
– Молодежь, которая на улице, она ведь, кроме дискотеки, ничего же хорошего не знает!
– Да, они не испытали сладости комсомольских собраний…
– Мы будем бороться с наркотиками с помощью развития спортивных всяких организаций. И еще хотим совместно с Минздравом разработать программу пропаганды… Мы будем правительству писать воззвания, может быть, нас в бюджет внесут. Отдельной строкой.
– Это все хорошо, но для того, чтобы разработать программу и писать воззвания, нужно пять человек, а не целая всероссийская организация. Как, кстати, будет строиться ваш новый комсомол? Будут ли членские билеты и взносы?
– У нас будет координационный совет, под ним – исполком и контрольно-ревизионная комиссия.
– Бог мой, как давно я не слышал этих чудных слов! Продолжайте, продолжайте!..
– В партии у нас будут членские взносы, и мы надеемся на финансовую поддержку больших «Медведей». Будем открывать фонды и привлекать молодых предпринимателей. Будем действовать через школы, через вузы…
– И все-таки вы не ответили – чем молодежь заманивать будете, кроме возможности платить взносы?
– Возможностью участвовать в интересных мероприятиях!.. И потом, почему вы вообще считаете, что кого-то куда-то надо обязательно чем-то заманивать? У нас с вами разное понимание жизни.
– Слушайте, да вы же из бывших!
– Да, я гордилась, что была в комсомоле! Я была в комитете комсомола, и мы проводили очень интересные мероприятия – фестивали разные.
– Фестивали… Ой-ой, меня сейчас стошнит. Как вспомнил, сразу накатило…
– Слава богу, что не все такие, как вы! Вы просто лентяй! Вам в институтские годы лень было принимать участие в этих мероприятиях, вы только о себе думали. А я активно принимала участие во всех мероприятиях, мне нравилось.
– Слушайте, следующим шагом будет, наверное, возрождение пионерской организации. А то у нас нет никакой организации, которая бы проводила государственную политику в области детства. Будете возрождать пионерию?
– Не знаю, надо будет разобраться с этим.
– Опять, значит, макулатуру собирать, металлолом, старушек переводить через дорогу?
– А что в этом плохого? Если вы не переводите дедушек через дорогу, то я искренне вам сочувствую.
– Нет, почему же… Я как с утра встану, так сразу и начинаю переводить. А вы, кстати, когда последнего дедушку переводили?
– Если я иду и вижу такую ситуацию, допустим, что у старушки вещи рассыпались, я могу нагнуться и собрать. Мне ничего. А для вас это западло, наверное. Вы бы дальше пошли.
– Нет. Я бы их еще ногами потоптал! Я же не был в комитете комсомола и вырос подонком…
Дарья Донцова
Вечная девушка
Дарья Донцова, несмотря на свой далеко не юный возраст, в одежде предпочитает кричащие тона. Она вышла ко мне из радиостудии, в которой трижды в неделю ведет эфиры, в немыслимом расписном сарафанчике, окрашенном во все цвета радуги. «Веселая тетка», – понял я. И Дарья первого впечатления не испортила: во время беседы она заливисто хохотала. В основном над собой. А меня она только ругала. Потому что я разговаривал с ней недостаточно почтительно, как ей показалось. Увы, говорить с придыханием я оказался не обучен. «Вы безнадежны!» – таков был вердикт великой писательницы.
– Знаете, Дарья, в одной книжке по физиогномике я прочел, что близко посаженные глаза говорят об уме. У вас глаза просто друг на друге сидят. Признайтесь, вы страшно умная!
– Была такая теория Чезаре Ламброзо, согласно которой у людей с близко посаженными глазами явные криминальные наклонности. Правда, у меня еще должен быть при этом узкий лоб в два пальца и вот такие огромные оттопыренные уши. Криминалистика отвергла теорию Ломброзо как лженаучную. Но теперь она, кажется, колеблется.
– Вы что, верите в лженаучные теории типа астрологии и физиогномики?
– Вы бы еще к ним математику с физикой приписали!
– При чем здесь физика? Вы что, не отличаете науку от лженауки?
– Я хорошо помню, что во времена моего детства кибернетика считалась лженаукой, а генетика – продажной девкой капитализма.
– Ждете, когда астрологию или физиогномику возведут с извинениями в разряд науки?
– Я просто допускаю, что люди могут чего-то не знать!
– Ладно, вернемся к Ламброзо… Значит, судя по глазам, в вас есть преступная жилка?
– Преступная жилка, я думаю, есть у каждого человека. Во мне она проявляется, когда я мою жирные тарелки после свиных отбивных. Хочется кого-то убить!
– И на что может толкнуть вас ваша преступная жилка? Можете ли вы убить человека? Или только украдете магнитофон?
– Однозначно никого не убью. И магнитофон красть не буду, потому что он мне без надобности. Соврать могу – это максимум.
– Ну, это не грех! Мы врем друг другу по сто раз на дню. И ничего. Это норма жизни.
– В общем-то, да. Но вранье нельзя назвать правильным образом жизни! Наверное, я очень добропорядочная.
– Ничуть не сомневаюсь… Но бывает же ложь во спасение. Когда вы болели раком, врачи вам врали?
– Нет. Последние лет двадцать онкологи уже не врут. Нет смысла: больные же не дураки, они понимают, от чего их лечат химиотерапией. И они могут прочесть на стене клиники, что она «онкологическая». Надо быть полным идиотом, чтобы не понять, попав в онкологическую больницу, что у тебя рак.
– Есть теория, что тяжелая болезнь, если человек с ней справляется, полностью меняет его жизнь. Скажем, заключенный офицер Солженицын, переболев раком, стал великим писателем. И вы тоже… Вы верите в эту теорию?