Александра Артаева. Счастье с доставкой на дом

Александра Артаева
Счастье с доставкой на дом

Суббота, день веселья

   – «Какой чудесный день, какой чудесный пень…» – пропела Тошка, аккуратно выложила повидло на серединку теста и облизала ложку. – Готово, – торжественно возвестила она, – все двадцать штук. Мам, а можно я в этот раз тоже попробую закрывать пирожки? Все-таки я уже девушка взрослая.
   Рина, наряженная в голубой фартук с белыми цветочками, вытерла руки полотенцем и лукаво посмотрела на дочь.
   – Полагаешь, тебе уже можно доверить такое ответственное дело?
   – Угу, – кивнула Тошка, – думаю, что доросла.
   – Ну что же, тогда гляди сюда и делай, как я.
   Подхватив со стола кусочек теста, Рина принялась ловко лепить маленький пузатый пирожок, и Тошка тут же последовала ее примеру.
   Золотой солнечный лучик, просочившись сквозь кружевную занавеску, рассыпался на сотню желтых шариков, которые задорно заскакали по большой светлой кухне. Здесь сегодня с самого раннего утра дым стоял коромыслом – две хозяйки, мама и дочка, занимались тем, что месили тесто, готовили аппетитные начинки и пекли десятки пирогов на любой вкус. В воздухе плавал соблазнительный сдобный запах, а упитанный старый самовар блестел начищенными боками, демонстрируя свою готовность возглавить предстоящее сегодня вечером чаепитие.
   Тошка полюбовалась на слепленный своими руками комочек, бережно уложила его на противень и притворно тяжело вздохнула.
   – Все, прощай, детство! Шестнадцать лет – это тебе не хухры-мухры.
   – Если я не ошибаюсь, твое детство кончилось уже сто лет назад, – хмыкнула Рина.
   – Это как это? – искренне удивилась Тошка.
   – Неужели не помнишь? Тебе тогда было лет пять, и ты категорически заявила, что уже вполне взрослый человек и самостоятельная личность.
   – Так и заявила? – засмеялась Тошка.
   – Вот этими самыми словами.
   – Глупая была. Не понимала, как замечательно быть маленькой – весело и беззаботно!
   – Это ты сейчас так говоришь. На самом деле у маленьких тоже свои проблемы и огорчения.
   – Ма-аленькие проблемочки, – протянула Тошка, показывая руками, какие на самом деле крохотные заботы у малышей.
   – А им они кажутся большими и вполне серьезными.
   – Не знаю… Наверное, ты права. Но мне кажется, у меня не было вообще никаких проблем. До самого второго класса.
   – А что случилось во втором классе? – удивилась Рина.
   – Я влюбилась в Левку Заботкина, – вздохнула Тошка.
   – А он?
   – А его перевели в другую школу.
   – Да-да, что-то такое я припоминаю.
   – Как ты можешь что-то припоминать? – возмутилась Тошка. – Я тщательно скрывала от всех свои страдания. Даже Маришке ничего не рассказала.
   Маришка была единственной Тошкиной подружкой «навек», с которой они с незапамятных детсадовских времен были не разлей вода. С Маришкой, и только с ней, совершались бесчисленные вылазки в кино и театры, обсуждались новости моды и кулинарии, планировались летние каникулы. Вдвоем они ходили на курсы французского и в секцию айкидо. Но несмотря на то что девчонки были по-настоящему неразлучны, именно Маришке отправлялись и от нее же получались тысячи эсэмэсок в день.
   – О, тогда это и впрямь было серьезно, – согласилась Рина.
   – Ну конечно, я ж и говорю! Зато сейчас я чувствую себя абсолютно счастливой, легкой и воздушной. И мне так замечательно!
   Тошка раскинула в стороны вымазанные тестом руки, задрала голову и почему-то высунула язык.
   – Неужели такое бывает с шестнадцатилетними девицами? – улыбнулась Рина. – Я думала, все тинейджеры должны быть угрюмыми, агрессивными и без конца ссориться с родителями.
   – А я – прекрасное исключение!
   – Что верно, то верно – очень даже прекрасное.
   Тошка радостно засмеялась, вскочила со стула и начала кружиться по кухне, распевая во все горло: «Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра». Ее длинные медовые волосы, стянутые на затылке в тяжелый хвост, переливались в солнечных бликах, а сапфировые глаза сияли искренним девчачьим задором.
   Рина, улыбаясь, следила за дочерью. Тошка действительно была потрясающим ребенком. Вообще-то, конечно, давно уже не ребенком, а юной очаровательной девушкой. Да что там очаровательной – просто красивой. И характер у нее был красивый – добрый и покладистый. В нее влюблялись все мальчишки подряд, как в школе, так и во дворе. А девочки, как водится, ей завидовали. Но Тошка, казалось, ничего не замечала – ни влюбленности одних, ни зависти других. У нее со всеми были нормальные приятельские отношения, но не более того. Она ни с кем не тусовалась, не ходила на вечеринки, не собирала сплетни. Подруга Рины Наталья называла ее негламурной красавицей, и это была чистая правда.
   Поначалу Рину немного беспокоило то, что ее замечательная во всех отношениях дочь держится несколько особняком от той жизни, которую принято называть общественной. И то, что она, по словам классной руководительницы, не проявляла достаточной социальной активности. Но Тошка, не выказывая по этому поводу никаких сожалений, казалась вполне счастливой, и Рина в конце концов успокоилась.
   Глядя на то, как раздухарившаяся Тошка приплясывает посреди кухни, Рина снова подумала о том, как ей повезло, что Бог послал ей такого чудесного ребенка. И что они с Тошкой любят друг друга и доверяют друг другу, и не таят друг от друга своих секретов. А та единственная тайна, о которой Тошка ничего не знает, так и останется тайной, и даже вспоминать о ней нет никакого смысла.
   – Что это ты сегодня так разошлась? – смеясь, спросила Рина. – Снова влюбилась?
   – Ну что ты! Это на меня ожидание праздника оказывает какое-то волшебное действие.
   Тут Тошка остановилась, и, немного отдышавшись, призналась:
   – Почему-то такое чувство меня обуревает… Не могу придумать определение…
   – Щенячий восторг?
   – О, точно! Именно щенячий. Вот хочется прыгать, скакать, плясать и песни распевать. И все это так, без всякой причины.
   – Как же без причины? – не согласилась Рина. – Наши Мартовские иды – это действительно повод для хорошего настроения.
   Мартовскими идами в семье Острожиных называлось крупномасштабное празднование всех дней рождения скопом. Традиция эта воцарилась в тот год, когда на свет появилась Рина. Она была пятым по счету членом семьи, которого угораздило родиться именно в марте. Пять дней рождения в сочетании с Международным женским днем превратили этот весенний месяц в нескончаемый поток праздников. Тогда отцу Рины Алексею Михайловичу пришла в голову грандиозная мысль: объединить все маленькие торжества в одно большое, отмечать его прямо в середине марта и назвать по этому случаю Мартовскими идами. На том и порешили. За долгие годы этот семейный праздник претерпел множество изменений и теперь представлял собой вечернее чаепитие с пирогами, которые пеклись в несметных количествах. На Мартовские иды было принято приходить без приглашения, но никто из друзей и знакомых никогда не забывал об этом чудесном событии.
   К сожалению, количество отмечаемых дней рождения с годами значительно сократилось, и на данный момент именинниц было всего две – Рина да Тошка.
   – А ты тоже чувствуешь? – спросила девочка, весело глядя на мать.
   – Что чувствую?
   – Восторг. Щенячий.
   – Вряд ли это восторг, но радость – несомненно.
   Тошка немного помолчала, как будто прислушиваясь к чему-то, а потом раздумчиво сказала:
   – Мамуль, у меня в животе скопилось предчувствие.
   – Да почему в животе-то? – снова засмеялась Рина.
   – Не знаю, но точно в животе. Я как подумаю про надвигающийся праздник, так у меня внутри сначала все вверх взмывает, а потом падает вниз.
   – То есть в живот?
   – Да, прямо, как на американских горках.
   – Интересно, что бы это значило? Вроде бы никаких сюрпризов я тебе не обещала…
   – Не знаю. Но думаю, это все же предчувствие.
   – И что же ты предчувствуешь своим животом?
   – Зря смеешься, между прочим. А может быть, я жду чуда? Ты веришь в чудеса?
   – Нет.
   – Ну хотя бы надеешься?
   – Чтобы надеяться на чудо, надо иметь точное представление о том, что ты под этим подразумеваешь, – пожала плечами Рина.
   – Элементарно, Ватсон! Под чудом подразумевается заветная мечта, в осуществление которой ты особо не веришь, но расстаться с которой тебе было бы жалко. Вот и говорят: живет с надеждой на чудо.
   – Нет, я в чудеса не верю.
   – А во что ты веришь?
   – В здравый смысл.
   – Фу, как ужасно скучно!
   – Согласна, но это факт.
   В этот момент раздался звонок в дверь, и Тошка, быстренько обтерев руки мокрым полотенцем, помчалась открывать. Не заглядывая в глазок, она распахнула дверь. На пороге стояла подруга Рины Наталья. Она держала в руках большой пакет с апельсинами, который тут же вручила Тошке:
   – Держи, Ребенок. Это тебе – два кэгэ витамина цэ.
   – Теть Нат, а я с сегодняшнего дня больше не ребенок, так что можете называть меня Антониной Сергеевной.
   – И в связи с чем же у вас тут такие сурьезные перемены?
   – Ну как же, ведь мне только что стукнуло шестнадцать.
   – Действительно, что это я? Ну, на Антонину Сергеевну можешь не рассчитывать – будешь Тошкой.
   – Да я и так Тошка!
   – Для меня всю жизнь была Ребенком.
   – Это правда. Ну ладно, с вами все равно не поспоришь. Теть Нат, а хотите пирожок попробовать? С повидлом или с яблоками? Мы как раз только что очередную партию из духовки вытащили.
   – Ты не Антонина Сергеевна, а змей-искуситель, – возмутилась Наталья. – Официальное пирогопоедание состоится только в семь часов, а ты хочешь, чтобы я начала преступное накапливание калорий прямо сейчас?
   – Да вы только понюхайте, как пахнет, – продолжала соблазнять Тошка.
   Наталья втянула носом воздух, громко сглотнула и безвольно пошла на запах, как крыса на звуки дудочки крысолова.
   – Приветик, – весело пропела она, засовывая голову в кухню. – Готовитесь кормить гостей на убой?
   Рина отбросила со лба прядку волос и кивнула подруге.
   – Ой, и не говори, что-то мы с Тошкой в этот раз разошлись. А ну как все останется?
   – Тю-ю, – протянула Наталья, бочком подвигаясь к стоящим рядком блюдам, покрытым льняными салфетками. – Зря переживаешь – подберем все до крошечки. А рулет с маком будет?
   – Конечно, специально для тебя, – усмехнулась Рина. – А ты что это сегодня так рано? – удивилась она.
   – Это я на минутку заскочила, по делу – собираюсь у тебя кое-что одолжить.
   – Надеюсь, не мое любимое вечернее платье? – ехидно улыбнулась Рина.
   В вопросе звучал откровенный сарказм, поскольку у подруг категорически не совпадали не только размеры, но прежде всего вкусы. Невысокая миниатюрная Рина предпочитала в одежде классический стиль и сдержанные цвета. Наталья же, которая, напротив, была довольно высокой и крупной, отличалась вкусом экстравагантным и даже несколько агрессивным. На этой почве у подруг порой случались стычки, из которых никто и никогда не выходил победителем. Наталья считала Рину консервативной до мозга костей. Рина же в свою очередь не могла не возмущаться вызывающими нарядами подруги и всегда откровенно высказывала ей свое мнение. Однако сбить Наталью с толку было абсолютно невозможно, равно как и смутить критическими замечаниями.
   Вот и сейчас, легко проигнорировав выпад в свой адрес, она только презрительно фыркнула и пожала плечами. Потом неожиданно закричав «Смотрите сюда!», она широким жестом пьяного купца распахнула свое длинное коричневое пальто, и Рина от неожиданности чуть не села мимо стула. Тошка прикрылась ладошкой и украдкой хихикнула.
   Представшая перед ними картина была совершенно ошеломляющей.
   На Наталье были черные мягкие легинсы, которые, облегая довольно стройные мускулистые ноги, убегали в глубь ярко-красных полусапожек. Сверху же на ней красовалась длинная шелковая кофта ядовито-желтого цвета. Вся она была усеяна крупными блестящими маками, а довершал все это великолепие гигантский бант, свисавший с правого бедра.
   При виде очередного невероятного одеяния подруги обычно довольно сдержанная и тактичная Рина разом утратила самообладание. Она закатила глаза и тяжело вздохнула.
   – Ну как? – с веселым вызовом завопила Наталья. – Как я вам нравлюсь?
   – У нас что, на дворе год Петуха? – спросила Рина насмешливо.
   – По-моему нет, но это неважно. В данном случае твои комментарии не требуются. А требуется дружеская помощь.
   – Боюсь, Наталья, что тебе уже ничто не поможет.
   – Только не заводи свою старую шарманку, о’кей? У меня сегодня важный клиент, надо произвести на него неизгладимое впечатление. Так что давай лучше подскажи, чего бы такое мне повесить на шею? Видишь, шея совершенно голая и не украшенная.
   – Да тут один бант чего стоит, – хмыкнула Рина. – Он мгновенно отвлечет на себя внимание твоего клиента, и ему будет уже совершенно безразлично, какая у тебя шея.
   – Да брось ты, – легко отмахнулась Наталья. – Шикарный бант, мне нравится! Скажи, Тошка?
   – Шикарный бант! Мне тоже нравится! – весело подхватила девочка.
   – Кто бы сомневался, – откликнулась Рина.
   – Ну, к счастью, не все у нас обожают одеваться в стиле «Черный квадрат», – съехидничала Наталья.
   – Господи, а Малевич-то тут при чем?
   – Ну как же! Твой идеал – маленькое черное платье и в пир, и в мир, и в добрые люди. Как на тебя глянешь, так первым делом Малевич и приходит на ум.
   – А глядя на тебя, сразу вспоминаются «Золотые рыбки» Матисса.
   – Прекрасная, кстати сказать, вещь. Обожаю постимпрессионизм!
   – Скорее всего ты обожаешь авангардизм. Тебе бы очень подошла желтая фуфайка Маяковского.
   – Почему бы и нет, с удовольствием примеряла бы! Все лучше, чем выряжаться в монашеские тряпки.
   – Ой, мам, теть Нат! Какие вы смешные! – не выдержав, расхохоталась Тошка. – Вы обе самые красивые на свете, честное слово. Ну что, мир?
   – Да мы и не ссорились вовсе, – тоже улыбнулась Наталья.
   – Ты же нас знаешь, – поддакнула Рина. – Так чего, ты говоришь, твоему наряду сегодня не хватает?
   – Бусиков каких-нибудь, – оживилась подруга. – Или медальончика. Я все свои закрома проинспектировала – ничего не подходит.
   – Сколько же ты времени на это положила, милая моя? – всплеснула руками Рина.
   Зная, какое несметное количество побрякушек хранится в многочисленных шкатулочках и коробочках Натальи, можно был смело предположить, что на эти бесплодные поиски она угробила как минимум неделю.
   – Да уж, немало, – подтвердила та ее предположение. – Ну так что, приходит что-нибудь на ум?
   – Сейчас посмотрим, погоди, – сказала Рина и направилась к большому старинному трюмо, которое величаво замерло у стены в коридоре.
   Достав из верхнего ящика огромную коробку красной кожи, она поманила к себе Наталью. Та не заставила себя упрашивать, и Тошка тоже с любопытством заглянула матери через плечо. Вскоре они все втроем с интересом вытаскивали из футляра всевозможные цепочки, бусы, кулоны, медальоны и подвески.
   – Ого-го! Вот это я понимаю – настоящий клад! – с восхищением воскликнула Наталья.
   Она восторженно взирала на украшения, которые гроздьями свисали с ее растопыренных пальцев.
   – Даже не подозревала, что ты владеешь такими сокровищами.
   – А я подозревала, – заявила Тошка. – Я в детстве очень любила доставать эту коробку и все на себя навешивать.
   – А я вообще про них забыла, – призналась Рина. – Это все бабушкино и мамино, я почти ничего из этого не ношу.
   – И почему это я совсем не удивилась? – хмыкнула Наталья. – Следовательно, для меня здесь непременно должно что-нибудь найтись.
   Они все вместе еще долго колдовали над коробкой и в итоге выбрали крупный золотой медальон в виде резного цветка с красной рубиновой серединкой. Хотя Рина считала его слишком вызывающим, даже она не могла не признать, что он удивительным образом гармонирует с маками на броском наряде подруги.
   Наталья самозабвенно любовалась на свое яркое отражение в высоком зеркале. Судя по тому как она вертелась перед ним, то отходя подальше, то утыкаясь в него носом, то подбочениваясь, то вытягивая шею, новое украшение произвело на нее неизгладимое впечатление.
   Рина с Тошкой следили за ней со снисходительностью взрослых, которым удалось угодить любимому чаду с подарком.
   – Нутром чую, что эта штукенция принесет мне удачу, – заявила Наталья, отходя наконец-то от зеркала.
   – Удачу в личной жизни? – уточнила Рина.
   – Разве мой Капустин – это личная жизнь? – махнула рукой Наталья. – Нет, в данном случае я имела в виду исключительно удачу на трудовом фронте.
   – На этом фронте у тебя и так все в порядке.
   – Тьфу-тьфу, – почему-то грустно вздохнула Наталья. – Ну что, – снова встрепенулась она. – Тогда я побежала?
   – Лети-лети, голуба моя! – подбодрила ее Рина. – Ждем вас с Толиком к семи.
   – Абгемахт, Маргарита Пална! Чао, Антонина Сергеевна!
   Наталья смачно чмокнула в щеку сначала Рину, потом Тошку и стремительно направилась к двери, застегивая на ходу свое шикарное пальто.
   – Мам, правда, теть Ната всегда приносит с собой положительный энергетический заряд? После ее ухода как-то немыслимо сесть, например, и книжку почитать. Кажется, что надо срочно заниматься какой-нибудь кипучей деятельностью.
   – Есть такое чувство, – согласно кивнула Рина. – Жаль только, что всю свою позитивную энергию она растрачивает на окружающих, а на себя ее уже не остается. Ладно, хватит философствовать, а то у нас сегодня посуда останется немытой. Давай-ка, разворачивай свою кипучую деятельность.
   Однако не успели они собрать со стола миски и ложки, как кто-то снова позвонил в дверь.
   – Рановато что-то начались визиты, – удивилась Рина, невольно взглянув на висящие на стене часы. Они с Тошкой гуськом вышли в коридор, чтобы вместе встретить очередного гостя.
   В этот раз за дверью обнаружилась соседка Анна Викентьевна. В старые добрые времена она была близкой подругой Рининой матери и считалась почти что членом семьи, тем более что день рождения у нее тоже пришелся на март.
   – Не пугайтесь, дорогие мои, я буквально на минутку, – прямо с порога заявила Анна Викентьевна и шагнула в прихожую. В длинном синем платье-балахоне с кружевным воротничком, с красиво уложенными седыми волосами старушка выглядела очень импозантно. В одной руке она держала плотный голубой конверт, а в другой – маленький керамический горшочек с торчащим из него мясистым кактусом. На самой макушке кактуса распустился крохотный красный цветок, похожий на бант первоклашки.
   – Я принесла вам подарки, – торжественно объявила Анна Викентьевна. – Во-первых, мне не терпится увидеть вашу радость, – пояснила она и вручила конверт Рине. – А во-вторых, моя глупая Матильда уже трижды пыталась откусить вот этот самый цветочек и мне трижды пришлось вытаскивать колючки из ее морды.
   Матильда действительно была на редкость глупой кошкой, которая получила свое имя за поразительное сходство с любимицей домомучительницы фрекен Бок.
   – В общем, я решила, что проще будет поскорее доставить вам этот подарок, чем объяснить Моте, что кактусы не съедобны.
   Пока она все это говорила, Рина открыла конверт и вытащила оттуда два длинных желтоватых листочка бумаги.
   – Тошка, это же билеты в Большой театр! – воскликнула она с неподдельной радостью. – На «Жизель».
   – Ой, как здорово! – завизжала Тошка, которая была завзятой театралкой и к тому же обожала балет.
   Она бросилась старушке на шею, прижалась к ее щеке и выпалила:
   – Анна Викентьевна, вы – замечательная!
   – Просто я вас люблю, девочки мои, – расторгалась та. – И знаю, чем вас можно порадовать.
   В прошлом Анна Викентьевна была балериной. На вопрос о ее ролях она с гордостью отвечала: «Хотя мне так и не довелось станцевать Одетту, зато мой лебедь был самым грациозным в ее стае». Несмотря ни на что, в искусстве Анна Викентьевна не разочаровалась, чувства юмора не утратила и до сих пор продолжала оставаться невероятной оптимисткой.
   – Надеюсь, вам повезет и вы попадете на хороший состав, – выразила надежду она. – А кактус – это лично тебе, Антонина. Поставь его возле своего компьютера. Говорят, эти колючки что-то такое улавливают и помогают сохранять здоровье.
   – Спасибо вам, Анна Викентьевна, – тепло улыбнулась старушке Рина. – Ждем вас на пироги.
   – Непременно буду, – заверила ее соседка и, махнув на прощание рукой, исчезла за дверью.
   – Праздник начинается, – весело возвестила Тошка, размахивая над головой цветочным горшком.
   – Да уж, начало очень приятное, – согласилась Рина. – А теперь вперед, у нас с тобой забот – полон рот.
   Они дружно принялись за дела, и к вечеру у них все уже было готово. Возле окна красовался длинный стол, покрытый старомодной льняной скатертью с вышивкой по углам. На огромных блюдах румяными горками высились пироги и плюшки, на фарфоровых блюдечках приплясывали от нетерпения голубые чашки, а посреди стола самодовольно побулькивал степенный самовар.
   Народу в этот раз собралось множество. Здесь были многочисленные Ринины коллеги и знакомые, ее друзья и старинные друзья ее родителей, семейный доктор и добрые соседи. В общем, кого здесь только не было! Однако праздничное чаепитие меньше всего походило на традиционное застолье. Оно скорее напоминало фуршет – эдакий шведский стол с пирогами. Гости с чайными чашками в руках рассредоточились по просторной гостиной: одни устроились на диване, другие подсели к столу, третьи и вовсе остановились посреди комнаты. Все оживленно общались друг с другом, кто-то знакомился, кто-то обменивался новостями, со всех сторон слышались громкие голоса и смех.
   Рина и Тошка, нарядные и возбужденные, неутомимо порхали туда-сюда, отвечали на вопросы и комплименты и без конца подливали в чашки чай. Одни гости уходили, другие приходили, и в доме весь вечер не умолкал людской гомон.
   К одиннадцати часам веселье пошло на убыль, и Наталья настояла на том, чтобы помочь убирать со стола. Ее муж с кислой миной уселся перед телевизором и принялся смотреть какое-то невразумительное ток-шоу.
   – Если бы не мой капризный благоверный, осталась бы у тебя ночевать, – вздохнула Наталья, вытирая тарелки большим кухонным полотенцем. – Уселись бы с тобой под торшером, налили бы по бокалу винца и потрепались бы за милую душу.
   – Не огорчайся, – откликнулась Рина, – какие наши годы. Давай, приезжай в любое подходящее время, и мы непременно осуществим твою мечту.
   – Договорились, – сразу же ожила Наталья, – обязательно приеду – я хочу кое-что с тобой обсудить. – Кстати, – спохватилась она, сняла с шеи «цветочный» медальончик и протянула его Рине: – Очень полезная вещь – рекомендую.
   – Что, действительно пригодился?
   – Еще как! Я такое дельце провернула – обалдеть. А ведь все висело буквально на волоске. Думаю, это все он – цветик-семицветик.
   – Я за тебя рада, – сказала Рина, беря в руки украшение. – А если будешь хорошо себя вести, то подарю тебе эту штукенцию на какое-нибудь торжество или на Новый год.
   – Буду стараться, ваше благородие, – засмеялась Наталья.
   Наконец с посудой было покончено, Рина с благодарностью чмокнула подругу в нос, и за четой Капустиных захлопнулась входная дверь.
   – Господи, как же я устала, – выдохнула Рина и без сил упала на диван. Тошка тут же плюхнулась рядом, поджала под себя одну ногу и повернулась к матери.
   – Какая у нас здоровская кутерьма получилась, правда? – воскликнула она.
   – Правда, – улыбнулась Рина. – И ведь Наталья как в воду глядела – пирогов оказалось в самый раз, практически ничего не осталось. Видишь, какие мы с тобой искусные пекари.
   – Ага, – засмеялась Тошка. – Я уж думала, что придется нашу заначку доставать.
   Она имела в виду творожную ватрушку, которую они с Риной припрятали для себя, не без основания полагая, что в суматохе праздника до угощения могут попросту не добраться.
   – Мне тоже приходила такая мысль, – призналась Рина. – Но ничего, кажется, все остались довольны.
   – И я тоже осталась довольна, – подхватила Тошка. – Подарки просто суперские. Ты видела, какое шикарное издание «Мастера и Маргариты» притащила мне Маришка?
   – А Наталья, как я понимаю, подарила тебе французские духи?
   Тошка поджала губы и немного смущенно кивнула.
   – Они пахнут весной, и ужасно мне нравятся.
   – Ох, шестнадцать лет… – вздохнула Рина, – надо начинать постепенно привыкать к этой мысли.
   – Да чего тебе привыкать-то? – вскочила на ноги неугомонная Тошка. – Ты сама еще девушка хоть куда, и выглядишь совсем как моя подружка.
   – Мерси, – хмыкнула Рина, – комплиментов я сегодня уже наслушалась.
   – Я серьезно, – насупилась Тошка. – Ты у меня ужасно молодая и красивая, и поэтому Веник тебе совершенно не подходит.
   – Тошка, какая же ты все-таки вреднятина, – нахмурилась Рина. – Сколько раз я просила тебя не называть Вениамина Веником.
   – У меня просто не получается выговаривать это жуткое имя Ве-ни-а-мин, – невинным голосом объяснила дочь. – Веник куда проще.
   – Не прикидывайся, – продолжала Рина. – Человек, который выучился говорить по-французски, не может жаловаться на трудности произношения. К тому же мне не нравится тон, которым ты о нем говоришь.
   – О, боже, – завела глаза к потолку Тошка, – каким еще тоном можно говорить про этого зануду?