Страница:
Экран засветился. Чудеса в решете – электричества-то нет! Впрочем, телевизор ничего толком и не показывал – на экране только шуршало и мельтешило, как будто внутри шел густой мокрый снегопад. Лиза надавила одну кнопку на пульте, другую, третью – экран знай мерцал да мелькал.
В Бабушкиной комнате, выходившей окнами на улицу, что-то стукнуло – раз, и еще, и еще. Лиза вздрогнула, потом закусила губы, взяла свечку и пошла проверять.
Это была форточка – ее распахнул ветер, который теперь метался по комнате, дергал занавеску и шуршал Бабушкиными бумагами на столе. Лиза поднялась на цыпочки, но не тут-то было – ветер тут же наотмашь ударил ее в лицо мокрой ладонью. Пламя свечки шатнулось и чуть не погасло, а сама Лиза запуталась в занавеске. Наконец форточку удалось закрыть. К стеклу прилип желтый лист, а по карнизу что-то дробно стучало, будто горох сыпали. Похоже, там уже не просто дождь, но и град. Еще новости!
– …сделаю все от меня зависящее, чтобы город как можно скорее зажил нормальной жизнью, – заговорил где-то совсем рядом спокойный мужской голос.
Лиза подпрыгнула, будто ее оса ужалила, и опрометью метнулась в кухню, потеряв тапочек.
В телевизоре мелькнули было какие-то знакомые лица, но тотчас пропали, и на экран выползла яркая заставка. Лиза ойкнула. На фотографии нарядная Паулина – утренняя Алина Никитична – сидела за изобильным столом и с милой улыбкой наливала чай из самовара, а поперек змеилась надпись: «Все свои».
Вот это да! Лиза ощупью, не сводя глаз с телевизора, подтянула к себе табуретку и чуть не села мимо. Заставка исчезла, а вместо нее на экране появилась настоящая Паулина и ласково заговорила:
– Мы рады, что в этот непогожий вечер вы с нами, дорогие телезрители, – она уютно завернулась в малиновую шаль поперек туловища. – Напомню, сегодня мы работаем в прямом эфире, и, как всегда, у меня в гостях за самоваром собрались все свои. Внеочередной выпуск нашей передачи посвящен чрезвычайной ситуации, сложившейся в нашем любимом городе. Как вам, полагаю, известно, был принято решение о создании группы эзотерической поддержки…
Камера проехалась по ряду кресел, в которых солидно, но непринужденно сидели очень серьезные дамы и господа, ничуть не похожие ни на каких колдунов и ведьм.
– …Магистр тайного ордена Прозорливых Николай Степанков, – представляла между тем гостей радушная Паулина, – почетный член Гейдельбергского общества парапсихологов Марианна Караулова…
Камера показала сначала неприметного толстячка с орлиным, однако же, взором, а затем светловолосую красавицу средних лет, немного похожую на секретаршу директора в Лизиной школе.
– И наконец, руководитель группы, – ворковала Паулина, – знаменитый целитель-эсктрасенс, признанный эксперт в области паранормальных явлений, академик Академии Тонких Уровней Эдуард Хрустицкий…
Ух ты! Телевизор проворно продемонстрировал замершего в мягком кресле седогривого Хрустицкого, который был совсем не такой напыженный, как в школе. Ах вот он, значит, кто такой!
– А на почетном месте во главе нашего чайного стола – блистательный заокеанский гость, Виктор Изморин.
Камера наплыла на элегантного человека в черных очках. Гость мирно взял со стола кофейную чашечку и ласково улыбнулся в экран. От него веяло спокойствием. Лиза уселась поудобнее. И пальцы, которые вцепились в бахрому скатерти, разжались сами собой. Бывают люди, рядом с которыми исключены наводнения, землетрясения и войны. Их сразу видно. И к ним хочется держаться поближе.
– Слово вам, Виктор Александрович, – пригласила Паулина. – Напомню телезрителям, мы остановились на проблеме отмены фестиваля.
– Помилуйте, как можно! – горячо возразил гость. Он изящно оставил чашечку. – Мне странно это слышать. Ни о какой отмене абсолютно не может идти и речи, если только о непродолжительной задержке. Я превосходно понимаю, что молодым гостям фестиваля это может быть трудно…
Как-то он странно разговаривает, этот Изморин, мелькнуло в голове у Лизы. Но слушать и думать одновременно не получалось. А не слушать было никак нельзя.
– Я и сам не могу быть спокоен, пока жизнь не встанет на свои места, вещи не пойдут своим чередом… – Изморин замешкался. – Прошу прощения. Когда я волнуюсь, я могу делать ошибки. Меня давно не было здесь, я немного забыл русский. Но вспомню, – он снова улыбнулся, на сей раз застенчиво и смущенно. – Потом, у меня в этом городе много старинных друзей, я знаю, они сейчас нас смотрят…
«Каких еще друзей?» – удивилась Лиза.
– Ну что вы… – утешила его Паулина. – Главное, что вы никогда не ошибаетесь в нотах! Насколько я понимаю, именно на это у нас теперь вся надежда. Вот вы только сейчас сказали, что сделаете все от вас зависящее…
– Я постараюсь, – серьезно ответил Изморин. – За этим я, собственно, и приехал.
– Вы нас так интригуете! – Паулина подалась вперед, будто хотела склевать гостя.
– Более того, – веско продолжал гость, остановив ее легким движением узкой ладони, – я совершенно точно убежден, что мои коллеги в Амберхавене очень удивятся, если я сдамся и отступлю. У нас это не принято, особенно когда мы работаем со стихийными бедствиями.
– Как интересно! – Паулина что-то еще рассказывала, но Лизе было не до того. Надкусанный бутерброд шлепнулся на стол.
Значит, Изморин из Амберхавена! Ух ты, как они быстро своего мага прислали! Ну да, наверно, Инго просто еще не знал…
– …да-да, вы не ошиблись, именно с помощью музыки, – говорил Изморин. – Ведь сейчас город может спасти только чудо. Знаете, – он вздохнул, – есть у меня старый знакомый, один учитель музыки… то есть все убеждены в том, что он просто учитель музыки… так вот он на сей счет говаривал, что многие музыканты были волшебниками. Судите сами – Моцарт, Лист… А Паганини? Вот уж кто точно был сущий кудесник!
Эту фразу Лиза слышала от Филина! Так, может, они с Измориным знакомы? Ничего себе!
Хрустицкий кивал, как завороженный, а Паулина посылала амберхавенскому магу чарующие улыбки.
«Вот обсели! – сердито подумала Лиза. – А он ведь, наверно, даже не знает, какие они! А вдруг это Паулина все устроила, а теперь радуется?! Наверно, она как была гарпия, так и осталась на самом деле, а человеком просто прикидывается. Надо его как-нибудь предупредить, а то мало ли что…» – она беспокойно заерзала на табуретке.
– Напомню нашим телезрителям – в эфире ток-шоу «Все свои», – Паулина вклинилась во вдохновенную речь Изморина. – Ну а поскольку у нас собрались все свои, то настало время прямых вопросов и откровенных ответов.
Хрустицкий почему-то втянул голову в плечи, но Паулина обращалась вовсе не к нему:
– Скажите, Виктор Александрович, а как вы планируете совместить проведение фестиваля с вашими личными планами? – бодро спросила она. – Я имею в виду операцию на глаза, которая вам предстоит.
Ого, да у тетеньки просто воспаление бестактности! Лизе даже неловко стало. А Изморин слушал Паулину терпеливо и внимательно.
– Насколько нам известно, ваш визит был очень плотно распланирован, – как ни в чем не бывало наседала Паулина. – Но, учитывая чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в городе, каковы ваши приоритеты? Усмирение стихий или восстановление зрения?
Так вот почему он в темных очках, сообразила Лиза. Надо же, а так с виду и не скажешь, что почти слепой. Или просто света не выносит? Непонятно…
– Для меня большая честь взять на себя нелегкую задачу спасения города, – выслушав Паулину, отвечал Изморин совершенно без всякого выражения – словно отделаться хотел от назойливых журналистов. – Это важнее всего.
– О, теперь нам срочно нужен комментарий эксперта! – Паулина повысила голос. – Господин Хрустицкий?
Целитель и академик дернулся и чуть не расплескал чай.
– Итак, вопрос к вам, Эдуард Федорович, – Паулина уставилась на него в упор. – Что и говорить, решение выступить с такими экзотическими средствами против разгулявшейся стихии – это смелая идея. Как вы оцениваете ситуацию?
Изморин чуть усмехнулся – уголком рта – и сцепил пальцы, изготовясь слушать. Камера, конечно, усмешку не упустила, наехала крупным планом, а потом сместилась на академика. Да уж, поняла Лиза, никакой группы эзотерической поддержки Изморину не нужно. Хрустицкий откашлялся. Глаза у него почему-то бегали. Ага, Изморина боится! И правильно делает!
– Я бы не назвал эти средства экзотическими, – плавно, как по писаному, повел речь целитель. – Мы живем в очень необычном, поистине волшебном городе, не правда ли? У него такая незаурядная аура и своеобразная энергетика, в нем так много необъяснимого… – он покосился на Изморина, – и поэтому кому как не господину Изморину, чья музыка, как давно установил я и мои коллеги, оказывает целительное воздействие, утихомирить взбунтовавшуюся природу, остановить катаклизм?
Дальше слово взяла суровая Марианна Караулова и понесла что-то длинное, запутанное и наукообразное про катаклизмы и катастрофы, и что все это от особенных вибраций, и наводнения, и землетрясения в том числе, и что грызуны тоже как-то там реагируют на вибрации, и что музыка – это тоже вибрации, узыка, ации, трофы, измы, жу-жу-жу, тра-та-та… У Лизы зажужжало в ушах, но тут Паулина опять встряла:
– В таком случае, Виктор Александрович, почему бы тогда вам и другим специалистам по катаклизмам не предотвращать все подобные неприятности? Ведь этим летом Прага и Германия как раз пострадали от наводнений…
– Один момент! – Изморин поднял указательный палец. – Мне, к несчастью, не должно раскрывать все профессиональные секреты, но и в Праге, и в Германии мы сделали все, что могли. Поверьте, в противном случае потери были бы куда большие.
Лиза попыталась вспомнить про Прагу – был там какой-то Изморин, не было Изморина, – а утонувшего в зоопарке слона было ужасно жалко… Она сидела как на иголках.
– То есть вы обещаете, что в ближайшее время все войдет в колею? И вода вернется в берега? – сыпала вопросами Паулина. – И погода исправится? И фестиваль состоится?
– Конечно, – Изморин пожал плечами и снова взял чашечку. – Иначе и быть не может. А то, что в городе сейчас собралось столько талантливых детишек, очень вдохновляет. Я знаю, что среди них наверняка есть немало тех, кто в будущем – или, как знать? – в самом ближайшем будущем станут моими помощниками.
Лиза впилась глазами в экран. Ей начинало казаться, что от участия в пресловутом мероприятии она сегодня в школе отбрыкивалась зря.
– Знаете, мне ведь уже случалось прибегать к поддержке ребятишек, – по-прежнему спокойно сказал Изморин. – И мы вместе сыграли ту самую, как метко сформулировал господин Хрустицкий, энергетически умиротворяющую музыку. И как сыграли! Вы не поверите, какой это был эффект! – Изморин взмахнул руками, будто невидимым оркестром дирижировал. – Ведь именно дети обладают поистине волшебной способностью чувствовать и понимать музыку. Дети и есть подлинные волшебники – вы ведь согласны со мной? – Он чуть повернул голову и сквозь темные очки взглянул в камеру. Прямо Лизе в глаза. – Когда я думаю о детях, когда представляю себе эти талантливые юные лица, то понимаю, что вместе мы одолеем любое стихийное бедствие. Так и вижу, к примеру, маленькую рыжую девочку со скрипкой, которая способна творить настоящие чудеса!
Лиза чуть с табуретки не упала. Жалко, Филину не позвонишь!
А впрочем, зачем вообще звонить Филину?
Лиза вскочила. Ну конечно, все яснее ясного! Все сходится как по нотам: Инго говорил, что кого-то пришлют, – так вот, наверно, уже и прислали. Этого кого-то зовут Изморин, и ему нужны дети-музыканты. Он даже очень прозрачно намекнул на нее, Лизу! Тут, правда, вмешался Лизин внутренний голос: он ехидно спросил, откуда этот человек знает Лизу и не подозрительно ли это.
– Ну мало ли, – растерялась поначалу Лиза. – Может, ему Филин про меня говорил! Да и вообще, – вспомнила она, – я же принцесса, а принцессы – люди известные!
Все вопросы благополучно разрешились, и Лиза принялась лихорадочно собираться: натянула джинсы – холодно все-таки – и Левушкин свитер – на счастье, потуже затянула хвостик и открыла окно. Инго, правда, внятно велел окон не открывать, но ситуация чрезвычайная. И вообще, я ему потом все объясню. Открыть окно удалось, но не сразу: злющий холодный ветер, метавшийся снаружи, швырялся дождем и снегом, норовил разбить стекло и отпихнуть Лизу, но в конце концов она высунулась наружу, в непроглядную темень двора-колодца, и заверещала, перекрывая ненастье:
– Леонардо! Леандро! Вы где?
Львы объявились тут же, как будто ждали под окнами.
– Скорррей! Быстррее! – зарокотало внизу, гулко отскакивая от стен двора. Удивительно, но из окон на этот рык ни одна живая душа не выглянула.
Лиза облегченно выдохнула. Еще повезло, что полнолуние, а то неизвестно как до этого Изморина пешком добираться в такую непогоду. И кстати, как его искать – тоже непонятно, спохватилась Лиза.
Она кубарем скатилась по лестнице, не успев испугаться темноты и невидимых крыс. Выскочила из подъезда, на ходу застегивая куртку. Что-то колючее жалило лицо – не то мокрый снег, не то мелкий град. На улице не было ни души и вовсе не горели ни окна, ни фонари, ни вывески. Из-за несущихся рваных облаков показалась полная луна, и стало видно, как львы хлещут себя хвостами по бокам и подгарцовывают, словно кони в упряжке. А еще стало видно, что по мостовой ровным потоком течет темная вода и выплескивается на тротуар.
– Мне надо к этому… к Изморину, – прокричала Лиза сквозь вой ветра и грохот дождя, тщетно пытаясь удержать на голове капюшон. – Ой! Только я не знаю, куда! – И вдруг она сообразила: откуда львам вообще знать, кто такой Изморин?
– Он говоррил! Он ждет с нетерррпением! – восторженно отозвались бронзовые звери.
Вот это да! – удивилась Лиза. Знают! Неужели принцессы и вправду такие известные? Или Изморин уже успел с Филином связаться?
Леонардо придвинулся к самому краю тротуара и чуть присел:
– Мы знаем! Мы отвезем! Дерржитесь, Лиллибет! – проурчал он. – В «Пальмиррру»!
Только на углу Лиза сообразила, что впопыхах забыла футляр с Виви. Это же надо – так разволноваться… Может, это и ничего, подумала она, сначала ведь надо договориться, все обсудить, а скрипку в такую непогоду лучше по улицам не таскать… или в самом деле он мне настоящего Страдивари привез? Да ну, быть такого не может! Интересно, а где у нас «Пальмира»? Где-то около Исаакия, кажется. Или нет?
– Эй, а откуда он про меня знает? – спросила Лиза, одновременно подумав, что надо бы еще спросить, откуда они его знают.
– Знает! Знает! – хором откликнулись звери.
– Чего? Не поняла! – крикнула Лиза сквозь шум ветра, решив, что львы ее не расслышали.
– Он знает все! – опять хором сказали львы.
– И кто это натворил, тоже знает? – она надеялась, что львы скажут про Паулину и тогда хоть что-нибудь станет понятно.
Но львы почему-то не ответили и побежали быстрее, точнее, понеслись по лужам Большого проспекта длинными плавными прыжками. От них валил пар, и Лиза, отплевываясь от мокрого снега, вдруг поняла, что спина у Леонардо не просто теплая, но на ощупь вполне живая и шерстяная, и грива, за которую она держится, тоже. А на вид львы по-прежнему бронзовые – странно! Но подумать об этом не получалось – слишком жутко оказалось вокруг.
Лизе уже один раз случалось кататься на львах в полнолуние, но тогда все было иначе. Грифоны, птицы, драконы, кошки резвились по всему городу, и постукивали по асфальту когти, и таинственно шуршали крылья, и мелькали в лунном свете диковинные силуэты, но от всего этого было весело, а не страшно. И вообще, Лиза тогда ужасно пожалела, что не получилось с ними со всеми познакомиться, только со львами и с верблюдом Арнольдом из Александровского сада. А теперь то и дело что-то глухо просвистывало над головой у Лизы – то ли сильный порыв ветра, то ли каменные крылья, и в переулках эхом отзывался глухой топот, рокот, гул, но сами звери почему-то не показывались. Лизе отчего-то померещилось, будто все они, как один, спешат в ту же сторону, что и львы – к Неве.
И еще ей все время казалось, что за ней пристально следит множество настороженных враждебных глаз. Она покрепче ухватилась за гриву Леонардо, задрала голову и ахнула – фасады домов опустели. С них исчезли не только звери, но и люди! Лиза столько раз гуляла по Петроградской, что точно помнила, на каких домах есть кариатиды, а на каких – просто маски. Куда же они подевались? Может, ей показалось? Ничего, вот сейчас луна опять из туч выползет, и увижу.
Но всмотреться не получалось – ветер со снегом бил в лицо, так что глаза слезились. Лиза поспешно натянула слетевший капюшон и теперь видела только, что мимо мелькают темные дома и жмущиеся к тротуару, настороженно подобравшиеся машины. Вода поднялась так, что до половины закрывала им колеса. Было темно, как в лесу, – Лизе еще никогда не приходилось видеть в городе такой темноты.
Львы то и дело погружались в воду по самое брюхо; Лиза только успевала поджимать ноги. «Вот пошла бы я пешком и что?» – она изо всех сил старалась не думать о том, что под водой полно вскрывшихся люков. Вот ужас-то! Наверно, все подвалы затопило. А в подвалах…
Вдруг львы замедлили бег. Впереди был очередной перекресток. Лиза вгляделась и ойкнула – кажется, там вода поднялась еще выше и волнами перехлестывала через тротуар, через капоты машин, низкие подоконники первых этажей, ручейками текла в подворотни. Как же мы дальше-то проберемся? Львы же бронзовые, плыть у них не получится – потонут. И почему она такая грязная, эта вода? Пена какая-то серая…
Львы подбежали к самому перекрестку, и Лиза поджала ноги и чуть не завизжала. Это была не вода, а крысы. Они стекались на перекресток со всех улиц плотным серым потоком, бок о бок, почему-то очень ровными рядами. Это сколько же их? Сотни? Тысячи? А если вообще миллионы? И почему они так странно бегут – будто в колонны построились?
– Дорррогу! – глухо рыкнул Леонардо. Крысы ответили злобным многоголосым писком, но через миг из-за туч выскользнула луна, осветила львов и Лизу – и крысиная армия резко затормозила на тротуаре. Как пешеходы на красный свет, промелькнуло в голове у Лизы, и тотчас до нее дошло, что возглавляющие колонну крысы стоят на задних лапках, а в передних что-то держат, какие-то палочки, провода, что-то еще…
Леонардо в один прыжок перенесся через перекресток, а за ним и Леандро. Львы помчались дальше, к реке. Лиза озиралась – в боковых улицах деловито семенили крысы, и, несмотря на вой ветра и грохот дождя по крышам, ей все время казалось, что в пронзительном попискивании серой армии различаются какие-то отдельные слова – но разбирать, какие именно, совсем не хотелось. Вот, наконец, мелькнули мимо купола собора, отчаянно качающиеся деревья, а на Биржевом мосту ветер ударил Лизе в лицо с такой силой, что она зажмурилась и осмелилась открыть глаза, когда львы уже миновали Стрелку, Дворцовый мост и свои собственные пустые постаменты. Темная вода давно поглотила гранитные ступени Дворцовой пристани – теперь свинцовые волны вздымались все выше и жадно лизали подножие постаментов.
«Понятно, почему никого нету, – Лиза стиснула стучавшие зубы. – Все по домам сидят».
На этом берегу крыс попадалось меньше, зато мокрую ночную темноту то и дело вспарывал шум чьих-то крыльев, а асфальт просто дрожал от тяжелых шагов множества статуй. Когда перед Лизой открылась черная шахматная доска Дворцовой, в разрыве облаков вновь мелькнула луна, и в зыбком свете стало видно, что вся площадь заполнена полчищами высоких черных фигур. Иные из них были огромны – массивные, важные, они гулко и медленно шагали по брусчатке.
«Ой, так ведь это не звери! – поняла Лиза. – Это же статуи! Ну точно! Вон Атланты! И ангелы… один, другой… и кариатиды… А вон вообще кто-то на коне и в шлеме! Ой, сколько их! Со всего города собрались! Какие они, оказывается, страшные, когда на землю спускаются… Да, такого даже Паулина в одиночку бы не наворотила! Кто-то ей помогает! Но кто?»
Львы побежали еще быстрее – наверно, тоже побаиваются статуй.
– Йиииииии! – пронзительно взвыло над ухом у Лизы. Она чуть не грохнулась с львиной спины. Что-то твердое и жесткое больно чиркнуло ее по плечу. Леонардо глухо, угрожающе зарычал, не замедляя бега, а Леандро досадливо мотнул косматой гривой.
– Что это? – испуганно пискнула Лиза, но львы то ли опять ее не услышали, то ли не хотели отвечать.
– Йииии! Не пропустиииим! – то, непонятное, вновь спикировало на Лизу. Это была оскаленная каменная маска Медузы Горгоны, змеи развевались вокруг ее головы и злобно шипели, а рядом с ней летела еще одна, с мужским лицом, застывшим в коварной многообещающей улыбке.
– Неееет! Ийиии! Йииииграааа! – на разные голоса визжало слева, справа, сверху, сбоку. Львы и Лиза оказались в самой гуще каменного роя – маски голосили, кружились, свистели, жужжали, взмахивали крылышками, которые у некоторых из них росли прямо на висках. От этой жуткой какофонии голова у Лизы просто раскалывалась. Она старалась не думать, сколько килограммов камня и металла сейчас парит у нее над головой и что будет, если они все посыплются вниз.
– Пр-р-ропустите! Мы тор-р-ропимся! – львы попробовали вырваться из каменной тучи, но маски и слушать не желали – хоровод закружился быстрее.
Тогда Леандро скакнул вперед, оскалив пасть с внушительными зубами, потом привстал на задние лапы, а передними стал отмахиваться от стаи масок, как рассерженный кот.
– Тыиииии! Тыииии из ниииих! Из дышащииииих! – одна из крылатых масок зависла прямо перед лицом у Лизы и била крыльями. – Осмелилась выыйтиииии! А здесь мыиииии! Повелителииии! Мы правииииим!
Лиза съежилась на спине у льва и уткнулась лицом в гриву. И вдруг над головой у нее послышался разгневанный клекот и зашумели тяжелые крылья, а откуда-то сбоку раздался не менее разгневанный рык.
– Пр-р-рочь!
Летучие маски с визгом и шипением шарахнулись в разные стороны, пропуская огромных золотых грифонов с Банковского мостика. А за спиной у Леонардо с Леандро возникли величественные золотые львы – в два раза выше их ростом.
– Он спр-р-рашивал, где вы пр-ропали! – прогремел один из них. – Потор-ропитесь! Мы их р-разгоним!
– Благодар-р-рим! – И Леонардо первым помчался в сторону Александровского сада. Лиза решила не оборачиваться. По счастью, каменный рой за ними не погнался. «Значит, они к тому же все перессорились, – мелькнуло у нее в голове. – Или они всегда враждовали? Или статуям вообще не полагается разгуливать, вот они и взбунтовались? Ой-ой-ой, как же мы со всем этим справимся? Ну ничего». Ей даже стало жаль Изморина: столько всего на одного человека. «Хотя почему на одного? – Лиза попыталась расправить плечи под промокшей насквозь курткой. – А я на что? Скорее бы до него добраться! А вдруг и Филин уже там? Может, они придумали, как быть… Хорошо бы».
Лужи становились все просторней и глубже, Лизу то и дело обдавало брызгами, Леонардо несколько раз поскальзывался. А когда лев в конце концов поплыл, недовольно пофыркивая, Лиза поняла, что темные улицы кругом похожи на реки в глухих ущельях. Вокруг высились дома, заросшие строительными лесами и укутанные в черный полиэтилен, как в кокон. Свирепый ветер рвал шуршащие полотнища, и Лизе казалось, что какие-то грозные великаны размахивают у нее над головой рукавами.
…Чем ближе львы с Лизой подбирались к площади, тем тише и пустыннее было вокруг. И еще – почему-то резко похолодало: дождь кончился, будто его выключили, и кое-где неглубокие лужи затянуло льдом. Стаи говорящих крыс и каменных птиц, грифоны и львы, маски и кариатиды – все остались позади, как будто не решались ступить на площадь перед гостиницей и кружили по близлежащим улицам. Наверно, боятся этого Изморина, решила Лиза. Значит, он и вправду ого-го какой маг. Леонардо и Леандро, всегда такие разговорчивые, молча трусили вперед – в неподвижном морозном воздухе далеко разносился стук когтей по мостовой да плеск луж под тяжелыми львиными лапами.
Надо же, как тихо стало, удивилась Лиза. Будто мы под купол въехали – ни дождя со снегом, ни ветра, ни – она задрала голову, – ни даже облаков. Тяжелые тучи разбежались, и в огромном пустом небе висел белый бугристый шар луны. Бр-р-р, зуб на зуб не попадает – это не купол, а холодильник какой-то! Куртка на плечах и на спине обледенела и похрустывала.
Сама площадь была пуста. Тускло поблескивала в лунном свете гранитная колоннада собора, резкая черная тень от покинутого каким-то памятником постамента ложилась на асфальт. А посреди площади неподвижно стояла огромная лужа, подернутая ледком, и в ней отражалась равнодушная луна.
В зашторенных окнах гостиницы не было видно ни огонька. Лизу зазнобило. Через площадь, высоко поднимая лапы, как брезгливый кот, прошествовал сфинкс с набережной у Академии Художеств – только лед в луже затрещал. Лиза перевела дыхание – по счастью, сфинкс ни ее, ни львов не заметил. Он глядел вверх, на луну, немигающими пустыми глазами.
Львы пересекли площадь и замерли у самых дверей гостиницы.
– Пр-рошу, – негромко проурчал Леонардо. – Двер-ри не запер-рты.
А Леандро даже попятился, скрежетнув когтями по камню. Было ясно, что дальше львы не двинутся.
В Бабушкиной комнате, выходившей окнами на улицу, что-то стукнуло – раз, и еще, и еще. Лиза вздрогнула, потом закусила губы, взяла свечку и пошла проверять.
Это была форточка – ее распахнул ветер, который теперь метался по комнате, дергал занавеску и шуршал Бабушкиными бумагами на столе. Лиза поднялась на цыпочки, но не тут-то было – ветер тут же наотмашь ударил ее в лицо мокрой ладонью. Пламя свечки шатнулось и чуть не погасло, а сама Лиза запуталась в занавеске. Наконец форточку удалось закрыть. К стеклу прилип желтый лист, а по карнизу что-то дробно стучало, будто горох сыпали. Похоже, там уже не просто дождь, но и град. Еще новости!
– …сделаю все от меня зависящее, чтобы город как можно скорее зажил нормальной жизнью, – заговорил где-то совсем рядом спокойный мужской голос.
Лиза подпрыгнула, будто ее оса ужалила, и опрометью метнулась в кухню, потеряв тапочек.
В телевизоре мелькнули было какие-то знакомые лица, но тотчас пропали, и на экран выползла яркая заставка. Лиза ойкнула. На фотографии нарядная Паулина – утренняя Алина Никитична – сидела за изобильным столом и с милой улыбкой наливала чай из самовара, а поперек змеилась надпись: «Все свои».
Вот это да! Лиза ощупью, не сводя глаз с телевизора, подтянула к себе табуретку и чуть не села мимо. Заставка исчезла, а вместо нее на экране появилась настоящая Паулина и ласково заговорила:
– Мы рады, что в этот непогожий вечер вы с нами, дорогие телезрители, – она уютно завернулась в малиновую шаль поперек туловища. – Напомню, сегодня мы работаем в прямом эфире, и, как всегда, у меня в гостях за самоваром собрались все свои. Внеочередной выпуск нашей передачи посвящен чрезвычайной ситуации, сложившейся в нашем любимом городе. Как вам, полагаю, известно, был принято решение о создании группы эзотерической поддержки…
Камера проехалась по ряду кресел, в которых солидно, но непринужденно сидели очень серьезные дамы и господа, ничуть не похожие ни на каких колдунов и ведьм.
– …Магистр тайного ордена Прозорливых Николай Степанков, – представляла между тем гостей радушная Паулина, – почетный член Гейдельбергского общества парапсихологов Марианна Караулова…
Камера показала сначала неприметного толстячка с орлиным, однако же, взором, а затем светловолосую красавицу средних лет, немного похожую на секретаршу директора в Лизиной школе.
– И наконец, руководитель группы, – ворковала Паулина, – знаменитый целитель-эсктрасенс, признанный эксперт в области паранормальных явлений, академик Академии Тонких Уровней Эдуард Хрустицкий…
Ух ты! Телевизор проворно продемонстрировал замершего в мягком кресле седогривого Хрустицкого, который был совсем не такой напыженный, как в школе. Ах вот он, значит, кто такой!
– А на почетном месте во главе нашего чайного стола – блистательный заокеанский гость, Виктор Изморин.
Камера наплыла на элегантного человека в черных очках. Гость мирно взял со стола кофейную чашечку и ласково улыбнулся в экран. От него веяло спокойствием. Лиза уселась поудобнее. И пальцы, которые вцепились в бахрому скатерти, разжались сами собой. Бывают люди, рядом с которыми исключены наводнения, землетрясения и войны. Их сразу видно. И к ним хочется держаться поближе.
– Слово вам, Виктор Александрович, – пригласила Паулина. – Напомню телезрителям, мы остановились на проблеме отмены фестиваля.
– Помилуйте, как можно! – горячо возразил гость. Он изящно оставил чашечку. – Мне странно это слышать. Ни о какой отмене абсолютно не может идти и речи, если только о непродолжительной задержке. Я превосходно понимаю, что молодым гостям фестиваля это может быть трудно…
Как-то он странно разговаривает, этот Изморин, мелькнуло в голове у Лизы. Но слушать и думать одновременно не получалось. А не слушать было никак нельзя.
– Я и сам не могу быть спокоен, пока жизнь не встанет на свои места, вещи не пойдут своим чередом… – Изморин замешкался. – Прошу прощения. Когда я волнуюсь, я могу делать ошибки. Меня давно не было здесь, я немного забыл русский. Но вспомню, – он снова улыбнулся, на сей раз застенчиво и смущенно. – Потом, у меня в этом городе много старинных друзей, я знаю, они сейчас нас смотрят…
«Каких еще друзей?» – удивилась Лиза.
– Ну что вы… – утешила его Паулина. – Главное, что вы никогда не ошибаетесь в нотах! Насколько я понимаю, именно на это у нас теперь вся надежда. Вот вы только сейчас сказали, что сделаете все от вас зависящее…
– Я постараюсь, – серьезно ответил Изморин. – За этим я, собственно, и приехал.
– Вы нас так интригуете! – Паулина подалась вперед, будто хотела склевать гостя.
– Более того, – веско продолжал гость, остановив ее легким движением узкой ладони, – я совершенно точно убежден, что мои коллеги в Амберхавене очень удивятся, если я сдамся и отступлю. У нас это не принято, особенно когда мы работаем со стихийными бедствиями.
– Как интересно! – Паулина что-то еще рассказывала, но Лизе было не до того. Надкусанный бутерброд шлепнулся на стол.
Значит, Изморин из Амберхавена! Ух ты, как они быстро своего мага прислали! Ну да, наверно, Инго просто еще не знал…
– …да-да, вы не ошиблись, именно с помощью музыки, – говорил Изморин. – Ведь сейчас город может спасти только чудо. Знаете, – он вздохнул, – есть у меня старый знакомый, один учитель музыки… то есть все убеждены в том, что он просто учитель музыки… так вот он на сей счет говаривал, что многие музыканты были волшебниками. Судите сами – Моцарт, Лист… А Паганини? Вот уж кто точно был сущий кудесник!
Эту фразу Лиза слышала от Филина! Так, может, они с Измориным знакомы? Ничего себе!
Хрустицкий кивал, как завороженный, а Паулина посылала амберхавенскому магу чарующие улыбки.
«Вот обсели! – сердито подумала Лиза. – А он ведь, наверно, даже не знает, какие они! А вдруг это Паулина все устроила, а теперь радуется?! Наверно, она как была гарпия, так и осталась на самом деле, а человеком просто прикидывается. Надо его как-нибудь предупредить, а то мало ли что…» – она беспокойно заерзала на табуретке.
– Напомню нашим телезрителям – в эфире ток-шоу «Все свои», – Паулина вклинилась во вдохновенную речь Изморина. – Ну а поскольку у нас собрались все свои, то настало время прямых вопросов и откровенных ответов.
Хрустицкий почему-то втянул голову в плечи, но Паулина обращалась вовсе не к нему:
– Скажите, Виктор Александрович, а как вы планируете совместить проведение фестиваля с вашими личными планами? – бодро спросила она. – Я имею в виду операцию на глаза, которая вам предстоит.
Ого, да у тетеньки просто воспаление бестактности! Лизе даже неловко стало. А Изморин слушал Паулину терпеливо и внимательно.
– Насколько нам известно, ваш визит был очень плотно распланирован, – как ни в чем не бывало наседала Паулина. – Но, учитывая чрезвычайную ситуацию, сложившуюся в городе, каковы ваши приоритеты? Усмирение стихий или восстановление зрения?
Так вот почему он в темных очках, сообразила Лиза. Надо же, а так с виду и не скажешь, что почти слепой. Или просто света не выносит? Непонятно…
– Для меня большая честь взять на себя нелегкую задачу спасения города, – выслушав Паулину, отвечал Изморин совершенно без всякого выражения – словно отделаться хотел от назойливых журналистов. – Это важнее всего.
– О, теперь нам срочно нужен комментарий эксперта! – Паулина повысила голос. – Господин Хрустицкий?
Целитель и академик дернулся и чуть не расплескал чай.
– Итак, вопрос к вам, Эдуард Федорович, – Паулина уставилась на него в упор. – Что и говорить, решение выступить с такими экзотическими средствами против разгулявшейся стихии – это смелая идея. Как вы оцениваете ситуацию?
Изморин чуть усмехнулся – уголком рта – и сцепил пальцы, изготовясь слушать. Камера, конечно, усмешку не упустила, наехала крупным планом, а потом сместилась на академика. Да уж, поняла Лиза, никакой группы эзотерической поддержки Изморину не нужно. Хрустицкий откашлялся. Глаза у него почему-то бегали. Ага, Изморина боится! И правильно делает!
– Я бы не назвал эти средства экзотическими, – плавно, как по писаному, повел речь целитель. – Мы живем в очень необычном, поистине волшебном городе, не правда ли? У него такая незаурядная аура и своеобразная энергетика, в нем так много необъяснимого… – он покосился на Изморина, – и поэтому кому как не господину Изморину, чья музыка, как давно установил я и мои коллеги, оказывает целительное воздействие, утихомирить взбунтовавшуюся природу, остановить катаклизм?
Дальше слово взяла суровая Марианна Караулова и понесла что-то длинное, запутанное и наукообразное про катаклизмы и катастрофы, и что все это от особенных вибраций, и наводнения, и землетрясения в том числе, и что грызуны тоже как-то там реагируют на вибрации, и что музыка – это тоже вибрации, узыка, ации, трофы, измы, жу-жу-жу, тра-та-та… У Лизы зажужжало в ушах, но тут Паулина опять встряла:
– В таком случае, Виктор Александрович, почему бы тогда вам и другим специалистам по катаклизмам не предотвращать все подобные неприятности? Ведь этим летом Прага и Германия как раз пострадали от наводнений…
– Один момент! – Изморин поднял указательный палец. – Мне, к несчастью, не должно раскрывать все профессиональные секреты, но и в Праге, и в Германии мы сделали все, что могли. Поверьте, в противном случае потери были бы куда большие.
Лиза попыталась вспомнить про Прагу – был там какой-то Изморин, не было Изморина, – а утонувшего в зоопарке слона было ужасно жалко… Она сидела как на иголках.
– То есть вы обещаете, что в ближайшее время все войдет в колею? И вода вернется в берега? – сыпала вопросами Паулина. – И погода исправится? И фестиваль состоится?
– Конечно, – Изморин пожал плечами и снова взял чашечку. – Иначе и быть не может. А то, что в городе сейчас собралось столько талантливых детишек, очень вдохновляет. Я знаю, что среди них наверняка есть немало тех, кто в будущем – или, как знать? – в самом ближайшем будущем станут моими помощниками.
Лиза впилась глазами в экран. Ей начинало казаться, что от участия в пресловутом мероприятии она сегодня в школе отбрыкивалась зря.
– Знаете, мне ведь уже случалось прибегать к поддержке ребятишек, – по-прежнему спокойно сказал Изморин. – И мы вместе сыграли ту самую, как метко сформулировал господин Хрустицкий, энергетически умиротворяющую музыку. И как сыграли! Вы не поверите, какой это был эффект! – Изморин взмахнул руками, будто невидимым оркестром дирижировал. – Ведь именно дети обладают поистине волшебной способностью чувствовать и понимать музыку. Дети и есть подлинные волшебники – вы ведь согласны со мной? – Он чуть повернул голову и сквозь темные очки взглянул в камеру. Прямо Лизе в глаза. – Когда я думаю о детях, когда представляю себе эти талантливые юные лица, то понимаю, что вместе мы одолеем любое стихийное бедствие. Так и вижу, к примеру, маленькую рыжую девочку со скрипкой, которая способна творить настоящие чудеса!
Лиза чуть с табуретки не упала. Жалко, Филину не позвонишь!
А впрочем, зачем вообще звонить Филину?
Лиза вскочила. Ну конечно, все яснее ясного! Все сходится как по нотам: Инго говорил, что кого-то пришлют, – так вот, наверно, уже и прислали. Этого кого-то зовут Изморин, и ему нужны дети-музыканты. Он даже очень прозрачно намекнул на нее, Лизу! Тут, правда, вмешался Лизин внутренний голос: он ехидно спросил, откуда этот человек знает Лизу и не подозрительно ли это.
– Ну мало ли, – растерялась поначалу Лиза. – Может, ему Филин про меня говорил! Да и вообще, – вспомнила она, – я же принцесса, а принцессы – люди известные!
Все вопросы благополучно разрешились, и Лиза принялась лихорадочно собираться: натянула джинсы – холодно все-таки – и Левушкин свитер – на счастье, потуже затянула хвостик и открыла окно. Инго, правда, внятно велел окон не открывать, но ситуация чрезвычайная. И вообще, я ему потом все объясню. Открыть окно удалось, но не сразу: злющий холодный ветер, метавшийся снаружи, швырялся дождем и снегом, норовил разбить стекло и отпихнуть Лизу, но в конце концов она высунулась наружу, в непроглядную темень двора-колодца, и заверещала, перекрывая ненастье:
– Леонардо! Леандро! Вы где?
Львы объявились тут же, как будто ждали под окнами.
– Скорррей! Быстррее! – зарокотало внизу, гулко отскакивая от стен двора. Удивительно, но из окон на этот рык ни одна живая душа не выглянула.
Лиза облегченно выдохнула. Еще повезло, что полнолуние, а то неизвестно как до этого Изморина пешком добираться в такую непогоду. И кстати, как его искать – тоже непонятно, спохватилась Лиза.
Она кубарем скатилась по лестнице, не успев испугаться темноты и невидимых крыс. Выскочила из подъезда, на ходу застегивая куртку. Что-то колючее жалило лицо – не то мокрый снег, не то мелкий град. На улице не было ни души и вовсе не горели ни окна, ни фонари, ни вывески. Из-за несущихся рваных облаков показалась полная луна, и стало видно, как львы хлещут себя хвостами по бокам и подгарцовывают, словно кони в упряжке. А еще стало видно, что по мостовой ровным потоком течет темная вода и выплескивается на тротуар.
– Мне надо к этому… к Изморину, – прокричала Лиза сквозь вой ветра и грохот дождя, тщетно пытаясь удержать на голове капюшон. – Ой! Только я не знаю, куда! – И вдруг она сообразила: откуда львам вообще знать, кто такой Изморин?
– Он говоррил! Он ждет с нетерррпением! – восторженно отозвались бронзовые звери.
Вот это да! – удивилась Лиза. Знают! Неужели принцессы и вправду такие известные? Или Изморин уже успел с Филином связаться?
Леонардо придвинулся к самому краю тротуара и чуть присел:
– Мы знаем! Мы отвезем! Дерржитесь, Лиллибет! – проурчал он. – В «Пальмиррру»!
Только на углу Лиза сообразила, что впопыхах забыла футляр с Виви. Это же надо – так разволноваться… Может, это и ничего, подумала она, сначала ведь надо договориться, все обсудить, а скрипку в такую непогоду лучше по улицам не таскать… или в самом деле он мне настоящего Страдивари привез? Да ну, быть такого не может! Интересно, а где у нас «Пальмира»? Где-то около Исаакия, кажется. Или нет?
– Эй, а откуда он про меня знает? – спросила Лиза, одновременно подумав, что надо бы еще спросить, откуда они его знают.
– Знает! Знает! – хором откликнулись звери.
– Чего? Не поняла! – крикнула Лиза сквозь шум ветра, решив, что львы ее не расслышали.
– Он знает все! – опять хором сказали львы.
– И кто это натворил, тоже знает? – она надеялась, что львы скажут про Паулину и тогда хоть что-нибудь станет понятно.
Но львы почему-то не ответили и побежали быстрее, точнее, понеслись по лужам Большого проспекта длинными плавными прыжками. От них валил пар, и Лиза, отплевываясь от мокрого снега, вдруг поняла, что спина у Леонардо не просто теплая, но на ощупь вполне живая и шерстяная, и грива, за которую она держится, тоже. А на вид львы по-прежнему бронзовые – странно! Но подумать об этом не получалось – слишком жутко оказалось вокруг.
Лизе уже один раз случалось кататься на львах в полнолуние, но тогда все было иначе. Грифоны, птицы, драконы, кошки резвились по всему городу, и постукивали по асфальту когти, и таинственно шуршали крылья, и мелькали в лунном свете диковинные силуэты, но от всего этого было весело, а не страшно. И вообще, Лиза тогда ужасно пожалела, что не получилось с ними со всеми познакомиться, только со львами и с верблюдом Арнольдом из Александровского сада. А теперь то и дело что-то глухо просвистывало над головой у Лизы – то ли сильный порыв ветра, то ли каменные крылья, и в переулках эхом отзывался глухой топот, рокот, гул, но сами звери почему-то не показывались. Лизе отчего-то померещилось, будто все они, как один, спешат в ту же сторону, что и львы – к Неве.
И еще ей все время казалось, что за ней пристально следит множество настороженных враждебных глаз. Она покрепче ухватилась за гриву Леонардо, задрала голову и ахнула – фасады домов опустели. С них исчезли не только звери, но и люди! Лиза столько раз гуляла по Петроградской, что точно помнила, на каких домах есть кариатиды, а на каких – просто маски. Куда же они подевались? Может, ей показалось? Ничего, вот сейчас луна опять из туч выползет, и увижу.
Но всмотреться не получалось – ветер со снегом бил в лицо, так что глаза слезились. Лиза поспешно натянула слетевший капюшон и теперь видела только, что мимо мелькают темные дома и жмущиеся к тротуару, настороженно подобравшиеся машины. Вода поднялась так, что до половины закрывала им колеса. Было темно, как в лесу, – Лизе еще никогда не приходилось видеть в городе такой темноты.
Львы то и дело погружались в воду по самое брюхо; Лиза только успевала поджимать ноги. «Вот пошла бы я пешком и что?» – она изо всех сил старалась не думать о том, что под водой полно вскрывшихся люков. Вот ужас-то! Наверно, все подвалы затопило. А в подвалах…
Вдруг львы замедлили бег. Впереди был очередной перекресток. Лиза вгляделась и ойкнула – кажется, там вода поднялась еще выше и волнами перехлестывала через тротуар, через капоты машин, низкие подоконники первых этажей, ручейками текла в подворотни. Как же мы дальше-то проберемся? Львы же бронзовые, плыть у них не получится – потонут. И почему она такая грязная, эта вода? Пена какая-то серая…
Львы подбежали к самому перекрестку, и Лиза поджала ноги и чуть не завизжала. Это была не вода, а крысы. Они стекались на перекресток со всех улиц плотным серым потоком, бок о бок, почему-то очень ровными рядами. Это сколько же их? Сотни? Тысячи? А если вообще миллионы? И почему они так странно бегут – будто в колонны построились?
– Дорррогу! – глухо рыкнул Леонардо. Крысы ответили злобным многоголосым писком, но через миг из-за туч выскользнула луна, осветила львов и Лизу – и крысиная армия резко затормозила на тротуаре. Как пешеходы на красный свет, промелькнуло в голове у Лизы, и тотчас до нее дошло, что возглавляющие колонну крысы стоят на задних лапках, а в передних что-то держат, какие-то палочки, провода, что-то еще…
Леонардо в один прыжок перенесся через перекресток, а за ним и Леандро. Львы помчались дальше, к реке. Лиза озиралась – в боковых улицах деловито семенили крысы, и, несмотря на вой ветра и грохот дождя по крышам, ей все время казалось, что в пронзительном попискивании серой армии различаются какие-то отдельные слова – но разбирать, какие именно, совсем не хотелось. Вот, наконец, мелькнули мимо купола собора, отчаянно качающиеся деревья, а на Биржевом мосту ветер ударил Лизе в лицо с такой силой, что она зажмурилась и осмелилась открыть глаза, когда львы уже миновали Стрелку, Дворцовый мост и свои собственные пустые постаменты. Темная вода давно поглотила гранитные ступени Дворцовой пристани – теперь свинцовые волны вздымались все выше и жадно лизали подножие постаментов.
«Понятно, почему никого нету, – Лиза стиснула стучавшие зубы. – Все по домам сидят».
На этом берегу крыс попадалось меньше, зато мокрую ночную темноту то и дело вспарывал шум чьих-то крыльев, а асфальт просто дрожал от тяжелых шагов множества статуй. Когда перед Лизой открылась черная шахматная доска Дворцовой, в разрыве облаков вновь мелькнула луна, и в зыбком свете стало видно, что вся площадь заполнена полчищами высоких черных фигур. Иные из них были огромны – массивные, важные, они гулко и медленно шагали по брусчатке.
«Ой, так ведь это не звери! – поняла Лиза. – Это же статуи! Ну точно! Вон Атланты! И ангелы… один, другой… и кариатиды… А вон вообще кто-то на коне и в шлеме! Ой, сколько их! Со всего города собрались! Какие они, оказывается, страшные, когда на землю спускаются… Да, такого даже Паулина в одиночку бы не наворотила! Кто-то ей помогает! Но кто?»
Львы побежали еще быстрее – наверно, тоже побаиваются статуй.
– Йиииииии! – пронзительно взвыло над ухом у Лизы. Она чуть не грохнулась с львиной спины. Что-то твердое и жесткое больно чиркнуло ее по плечу. Леонардо глухо, угрожающе зарычал, не замедляя бега, а Леандро досадливо мотнул косматой гривой.
– Что это? – испуганно пискнула Лиза, но львы то ли опять ее не услышали, то ли не хотели отвечать.
– Йииии! Не пропустиииим! – то, непонятное, вновь спикировало на Лизу. Это была оскаленная каменная маска Медузы Горгоны, змеи развевались вокруг ее головы и злобно шипели, а рядом с ней летела еще одна, с мужским лицом, застывшим в коварной многообещающей улыбке.
– Неееет! Ийиии! Йииииграааа! – на разные голоса визжало слева, справа, сверху, сбоку. Львы и Лиза оказались в самой гуще каменного роя – маски голосили, кружились, свистели, жужжали, взмахивали крылышками, которые у некоторых из них росли прямо на висках. От этой жуткой какофонии голова у Лизы просто раскалывалась. Она старалась не думать, сколько килограммов камня и металла сейчас парит у нее над головой и что будет, если они все посыплются вниз.
– Пр-р-ропустите! Мы тор-р-ропимся! – львы попробовали вырваться из каменной тучи, но маски и слушать не желали – хоровод закружился быстрее.
Тогда Леандро скакнул вперед, оскалив пасть с внушительными зубами, потом привстал на задние лапы, а передними стал отмахиваться от стаи масок, как рассерженный кот.
– Тыиииии! Тыииии из ниииих! Из дышащииииих! – одна из крылатых масок зависла прямо перед лицом у Лизы и била крыльями. – Осмелилась выыйтиииии! А здесь мыиииии! Повелителииии! Мы правииииим!
Лиза съежилась на спине у льва и уткнулась лицом в гриву. И вдруг над головой у нее послышался разгневанный клекот и зашумели тяжелые крылья, а откуда-то сбоку раздался не менее разгневанный рык.
– Пр-р-рочь!
Летучие маски с визгом и шипением шарахнулись в разные стороны, пропуская огромных золотых грифонов с Банковского мостика. А за спиной у Леонардо с Леандро возникли величественные золотые львы – в два раза выше их ростом.
– Он спр-р-рашивал, где вы пр-ропали! – прогремел один из них. – Потор-ропитесь! Мы их р-разгоним!
– Благодар-р-рим! – И Леонардо первым помчался в сторону Александровского сада. Лиза решила не оборачиваться. По счастью, каменный рой за ними не погнался. «Значит, они к тому же все перессорились, – мелькнуло у нее в голове. – Или они всегда враждовали? Или статуям вообще не полагается разгуливать, вот они и взбунтовались? Ой-ой-ой, как же мы со всем этим справимся? Ну ничего». Ей даже стало жаль Изморина: столько всего на одного человека. «Хотя почему на одного? – Лиза попыталась расправить плечи под промокшей насквозь курткой. – А я на что? Скорее бы до него добраться! А вдруг и Филин уже там? Может, они придумали, как быть… Хорошо бы».
Лужи становились все просторней и глубже, Лизу то и дело обдавало брызгами, Леонардо несколько раз поскальзывался. А когда лев в конце концов поплыл, недовольно пофыркивая, Лиза поняла, что темные улицы кругом похожи на реки в глухих ущельях. Вокруг высились дома, заросшие строительными лесами и укутанные в черный полиэтилен, как в кокон. Свирепый ветер рвал шуршащие полотнища, и Лизе казалось, что какие-то грозные великаны размахивают у нее над головой рукавами.
…Чем ближе львы с Лизой подбирались к площади, тем тише и пустыннее было вокруг. И еще – почему-то резко похолодало: дождь кончился, будто его выключили, и кое-где неглубокие лужи затянуло льдом. Стаи говорящих крыс и каменных птиц, грифоны и львы, маски и кариатиды – все остались позади, как будто не решались ступить на площадь перед гостиницей и кружили по близлежащим улицам. Наверно, боятся этого Изморина, решила Лиза. Значит, он и вправду ого-го какой маг. Леонардо и Леандро, всегда такие разговорчивые, молча трусили вперед – в неподвижном морозном воздухе далеко разносился стук когтей по мостовой да плеск луж под тяжелыми львиными лапами.
Надо же, как тихо стало, удивилась Лиза. Будто мы под купол въехали – ни дождя со снегом, ни ветра, ни – она задрала голову, – ни даже облаков. Тяжелые тучи разбежались, и в огромном пустом небе висел белый бугристый шар луны. Бр-р-р, зуб на зуб не попадает – это не купол, а холодильник какой-то! Куртка на плечах и на спине обледенела и похрустывала.
Сама площадь была пуста. Тускло поблескивала в лунном свете гранитная колоннада собора, резкая черная тень от покинутого каким-то памятником постамента ложилась на асфальт. А посреди площади неподвижно стояла огромная лужа, подернутая ледком, и в ней отражалась равнодушная луна.
В зашторенных окнах гостиницы не было видно ни огонька. Лизу зазнобило. Через площадь, высоко поднимая лапы, как брезгливый кот, прошествовал сфинкс с набережной у Академии Художеств – только лед в луже затрещал. Лиза перевела дыхание – по счастью, сфинкс ни ее, ни львов не заметил. Он глядел вверх, на луну, немигающими пустыми глазами.
Львы пересекли площадь и замерли у самых дверей гостиницы.
– Пр-рошу, – негромко проурчал Леонардо. – Двер-ри не запер-рты.
А Леандро даже попятился, скрежетнув когтями по камню. Было ясно, что дальше львы не двинутся.