Алексеев Николай Иванович. Испытание

   Однако вскоре гитлеровцы, располагая возможностью маневрировать, стали перехватывать пути отхода, все больше отжимали дивизию к западу.
   Железнову подчас казалось, что выхода нет. Но он понимал, что все окружающие смотрят на него с надеждой. Бойцы дрались самоотверженно, веря, что комдив выведет их из этого ада. И все любовно оберегали комдива.
   Однажды к избе, где работал Железнов, продумывая очередной прорыв кольца, подошла группа стариков крестьян.
   – Чего вы, деды? – остановил их Хватов, беспокоясь, что они помешают Железнову.
   – К генералу мы, – сказал самый старый.
   – А что вам надо?
   – А мы генералу скажем, – светлые глаза старика были полны решимости.
   – У нас генерала нет. Я могу решить ваши вопросы, – ответил Хватов.
   – Тогда давай главного.
   – Я главный.
   Старик подозрительно оглядел Хватова, теребя заскорузлыми, узловатыми пальцами свою бороду. «Какой же это главный, когда на нем одежонка с чужого плеча, висит, как на чучеле, да и заморен страсть…» – подумал он и сказал:
   – Слушай, мил человек, нам не до шуток… – И старик решительно направился в избу. За ним последовали остальные.
   Железнов вышел старикам навстречу. Но старик поначалу и к нему отнесся с таким же недоверием. Похудевший, осунувшийся Железнов походил на человека, только что вышедшего из больницы. На нем, как и на Хватове, одежда висела, точно на вешалке.
   Яков Иванович поздоровался с крестьянами и пригласил их в избу. Там крестьяне увидели лежащую на столе карту и услышали, что адъютант называет Железнова комдивом. Это наконец убедило их в том, что он и есть главный.
   – Товарищ начальник, то есть товарищ комдив, – перебирая руками шапку, обратился к нему опять тот же старик. – Где же это видано, чтобы последний хлеб у крестьян отбирали, скотину со двора гнали?.. Ведь у Советской власти на этот счет порядок есть.
   – Кто это делает? – вопросительно взглянул на Хватова Железнов.
   Хватов пожал плечами.
   – Кто же может делать? Вестимо, ваши… Как их, реквизиторы… – сказал старик.
   – Какие реквизиторы?! – спросил Железнов.
   – Красноармейцы… Говорят, какой-то полковник приказал. Все равно, говорят, фашистам достанется. И все, что найдут, гребут под метелку… Прикажите им брать по надобности… Мы ведь не отказываем, понимаем, что вам нужно… А последнее пусть не трогают… Фашистам мы сами не дадим. Мы ведь тоже понимаем… Советские люди…
   – Неужели Добров? – спросил Яков Иванович Хватова и повернулся к старикам: – Ступайте к себе, товарищи. Я сейчас же прикажу это безобразие прекратить, а виновника строго накажу.
   – Я с ними пойду, – сказал Хватов, когда старики вышли.
   – Арестовать мерзавцев! – вскипел Железнов. – А если это сделал Добров, пусть немедленно явится ко мне!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

   В прорези почтового ящика Вера увидела разноцветные конверты и заторопилась. Она ждала весточки от отца, но по почерку увидела, что это письмо от Тамары. Читая, Вера задержалась у дверей, перед кабинетом начальника курсов. Тамара писала о текущих событиях в полку и рассказывала о своих чувствах к Брынзову. В конце она сообщала, что в полк пришло письмо от Кости из Качи…
   – Младший лейтенант Железнова! – вызвал Веру порученец начальника.
   Вера встрепенулась, торопливо сунула письмо в левый карман гимнастерки и вошла в кабинет.
   Начальник курсов встал из-за большого письменного стола, поздоровался, предложил Вере сесть в кресло и сам сел напротив нее.
   – Итак, Вера Яковлевна, ваша учеба закончена. Теперь наступает новая жизнь. – И, желая еще раз убедиться в том, насколько твердо намерение Веры работать в разведке, он стал рассказывать о трудностях этой службы, внимательно следя за выражением ее лица. Вера слушала внимательно. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. – Теперь вы не Вера Железнова, а Кравцова Настя. И к этому имени должны привыкнуть… Никакие испытания, хитрости и даже пытки не должны вырвать у вас настоящего вашего имени. Так же вы должны хранить истинные имена всех тех, кто с вами будет работать…
   В этот момент в кабинет вошел порученец и доложил, что приехал полковник Алексашин. Вера обрадовалась. Алексашин, наверно, сможет ей что-нибудь сказать об отце, от которого давно уже не было писем. Вера попросила у начальника курсов разрешения обратиться к Алексашину. Начальник согласился, но предложил ей выйти из кабинета и подождать в приемной.
   Проходя мимо Веры, Алексашин поздоровался с ней, и девушке показалось, как-то очень быстро от нее отвернулся, словно боялся расспросов. Однако Вера убедила себя в том, что ошиблась.
   – …Снова приехал отобрать двух-трех добровольцев для выполнения того же задания, – сказал Алексашин начальнику курсов.
   Тот с тревогой посмотрел на него:
   – А что с теми? Погибли?
   – Наверно, – тяжело вздохнул Алексашин. Речь шла о двух отправленных им в тыл врага разведчиках. – Вот уже вторые сутки вызываем по радио – ни слуху ни духу.
   – Что говорят летчики?
   – Вот в том-то и беда, что летчики тоже не вернулись.
   – Не вернулись?! – Начальник курсов нахмурился. – Как больно и жалко, прекрасные ребята!..
   Он встал, открыл сейф, вынул список курсантов и, сев за стол, стал называть фамилии тех, кого он мог бы рекомендовать для этого опасного задания. Назвал он и Железнову.
   – Железнова? – Алексашин задумчиво посмотрел на него. – А хорошо ли посылать Железнову?
   – Почему вы сомневаетесь? – спросил начальник курсов. – У нее прекрасные задатки разведчицы. Из всех курсантов она, пожалуй, самая лучшая. На нее вполне можно положиться.
   – Это все так, – согласился с его доводами Алексашин. – Однако здесь есть одно «но». Командир этой дивизии – ее отец.
   – Да-а? – протянул начальник курсов и задумался. – А с ним все в порядке?
   – Вот именно, что нет! Мы имели сведения, что он и комиссар дивизии ранены… Но последнее донесение подписал он сам. Мы полагаем, что Железнов в дивизии…
   – Что же вас пугает? Расчувствуется? Но это не страшно. Ведь ее задача найти дивизию и передать рации. Это она выполнит, а если при встрече с отцом и всплакнет, то это делу не повредит. Притом, надо сказать, Железнова умеет держать себя в руках.
   – Боюсь, что, волнуясь, она может погорячиться, рванется слишком поспешно навстречу дивизии и попадет в лапы к врагу, – размеренно произнося каждое слово, высказал свое мнение Алексашин.
   – Пожалуй, это серьезное опасение. Но оно единственное… Ее надо просто предупредить. А в остальном она вполне подходит. Дивчина смышленая и с крепкой волей, командир. Ее можно назначить старшей. Только не стоит говорить ей, что отец ранен.
   Выслушав характеристики других кандидатов, Алексашин остановился на Вере и решил поговорить с ней самой и спросить, кого бы она пожелала взять в свою группу.
   На другой день утром Вера, Аня и Василий, одетые в новую военную форму, прибыли в штаб фронта. Алексашин провел их прямо в приемную командующего. Там уже находился начальник разведотдела.
   Через несколько минут мимо них к командующему прошел человек в гимнастерке без погон и защитного цвета брюках, заправленных в сапоги. Вера узнала в нем члена Военного совета и встала. За ней поднялись Аня и Василий.
   – Вы к командующему? – обратился к ней член Военного совета и протянул Вере руку. – Железнова?
   – Железнова, товарищ член Военного совета, – ответила Вера.
   – А это ваши друзья и помощники? Товарищи Вихорева и Воронцов? – Он поздоровался с Аней и Василием. Потом кивнул головой Алексашину, стоящему рядом с ним начальнику разведотдела и вместе с ними прошел к командующему, бросив Вере на ходу: – Посидите немного.
   Вскоре всех троих вызвали в кабинет командующего. Вера одернула гимнастерку, отряхнула ладонью синюю юбку, пригладила волосы у висков.
   – Прошу! – Порученец распахнул дверь и пропустил разведчиков.
   Командующий встретил их у дверей.
   – Товарищ генерал армии… – только успела сказать Вера, чтобы представиться, как подобает по уставу, а командующий уже протянул ей руку.
   – Товарищ Железнова? Дочь полковника Железнова? – спросил он. – Прошу садиться, – он указал на стулья и опустился в кресло по другую сторону стола. Член Военного совета сел рядом с ним.
   – Вы, конечно, знаете, зачем мы вас вызвали? – обратился командующий к разведчикам.
   – Знаем, – ответили они дружно.
   Командующий с отеческим вниманием посмотрел на молодых людей, отважившихся летать в тыл врага.
   Так же внимательно смотрел на них и член Военного совета.
   – …Это задание для нас большая честь, – сказала Вера, – и мы его выполним… Ручаюсь за себя и за своих товарищей.
   Командующему понравилась ее горячность.
   – Мы очень рады, что вы говорите от всего сердца, – сказал он. – Задание тяжелое и ответственное. От его выполнения, а следовательно, и от ваших действий зависит жизнь нескольких тысяч человек… – Командующий встал и подозвал разведчиков к карте. – Сегодня вас снабдят двумя рациями и добавочным к ним питанием, ночью посадят на самолеты и на рассвете сбросят вас вот здесь, – циркуль в его руке показал на красный овал, обведенный широкой синей каймой окружившего его вражеского фронта. Потом циркуль передвинулся немного севернее. – Четверо суток назад здесь находилась дивизия, которой командует ваш отец, товарищ Железнов… – Член Военного совета, не спуская глаз, смотрел на Веру, но ее лицо оставалось спокойным и сосредоточенным. – Где сейчас находится дивизия, мы не знаем, – продолжал командующий. Циркуль зашагал от красного овала на юг и остановился у населенного пункта Всходы. – Предполагаем, что она движется в этом направлении я находится где-то в лесах этого района. Ваша задача – выброситься на парашютах с радиостанциями вот здесь, в лесу. – И командующий нанес яркий кружок восточнее надписи «Всходы». – Найти дивизию и передать ей радиостанции. – Он поднялся, выпрямился и посмотрел на Веру. – Передайте отцу, чтобы он сразу же связался по радио с командиром гвардейского кавкорпуса, который ведет бой за станцию Угра. И дальше пусть действует по приказу комкора.
   Передав Вере сложенную гармошкой чистую карту, командующий кивнул на свое кресло за столом:
   – Сядьте вот здесь, изучите район, положение дивизия и место вашего приземления, а мы пока что займемся другим делом. Когда будете готовы – доложите.
   Командующий взял под руку члена Военного совета и отошел с ним к окну, к ним подошли начальник штаба и начальник разведотдела. Последний стал читать донесения агентурной разведки и партизан. Сведения были неутешительные: «Добраться не удалось, всюду вражеские войска…», «Целый день слышится артиллерийская стрельба…» – вот и все, что можно было узнать из донесений.
   – Плохо… Совсем плохо… – сказал командующий. – Ну что ж, утро вечера мудренее…
   – Мы готовы, товарищ генерал, – через некоторое время сказала Вера.
   По просьбе командующего она доложила, как поняла задачу, как будет ее выполнять, во всех подробностях, до позывных сигналов включительно.
   – Молодец, товарищ лейтенант! – похвалил ее командующий.
   Вера смутилась.
   – Я младший лейтенант, – сказала она.
   – Военный совет решил всех вас за вашу решимость повысить в военном звании. Товарищ Алексашин сейчас это оформит, – ответил командующий.
   Разведчики растерялись.
   – Служу советскому народу! – невнятно произнесла Вера.
   – Завтра в девять ноль-ноль дайте сигнал, и я буду знать, что вы благополучно приземлились. Поставьте ваши часы по моим.
   Вера замялась:
   – У меня, товарищ генерал, нет часов…
   – Нет часов? – переспросил командующий. Потер свой большой подбородок, не то что-то обдумывая, не то вспоминая. Потом прошел к личному сейфу, вынул оттуда ручные часы и вручил их Вере, сказав:
   – От Военного совета.
   Вера еще гуще залилась румянцем, даже кончики ее ушей стали алее кумача.
   Надев часы на руку, она поставила время по часам командующего.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

   Самолет набрал высоту. Становилось все холоднее, и Вера старательно шевелила пальцами, чтобы они не окоченели. Раненая нога немного деревенела, хотелось устроиться поудобнее, но парашют и рация, на которой она сидела, мешали ей повернуться.
   По Вериным расчетам оставалось лететь еще около часа. Земля исчезла, точно куда-то провалилась. Мрачная бездна удручающе действовала на Веру. Она смотрела на Полярную звезду и по ней следила за курсом самолета.
   Небо было такое же звездное, как в ту ночь, когда они прощались с Костей. Как хотелось Вере, чтобы этот самолет вел не Брынзов, а Костя! С ним бы она чувствовала себя увереннее и спокойнее…
   Вера беспокоилась о товарищах: «Все ли у них благополучно, где они, летят ли?» В ночной тьме вокруг ничего не было видно. Вера села боком, и ей наконец удалось вытянуть беспокоившую ее ногу. Вдали слева висели «фонари» – осветительные ракеты. Ниже вспыхивали разрывы.
   «Бомбят, проклятые! Наверное, Юхнов. Значит, недалеко передовая», – пронеслось в сознании у Веры. И она не ошиблась: вскоре впереди появились частые и короткие вспышки, словно кто-то в темноте чиркал спичками. Скорее бы пролететь это самое страшное место! Вера еще раз посмотрела назад. Но там было все так же темно. А внизу слева, казалось, бушевала гроза. Все чаще мелькали там вспышки. Хотя Вера и была предупреждена, что, когда они будут пролетать над линией фронта, там для маскировки будет бить артиллерия, но ее невольно охватил озноб, и она до боли в пальцах вцепилась в холодные, влажные борта фюзеляжа.
   Но оказалось, что самое страшное началось тогда, когда они перелетели через передний край: почти до самого самолета дотягивались идущие снизу цепочки трассирующих пуль, вверху же с треском вспыхивали разрывы. Все в Вере напрягалось, до боли сжались челюсти. Теперь она думала только о том, чтобы хоть кто-нибудь из них долетел до цели…
   Внезапно Вера почувствовала, что Брынзов, стараясь миновать разрывы, резко повернул самолет вправо. В это время над ними разорвался снаряд. Самолет дрогнул. Вера сжалась, чтобы выпрыгнуть из машины, если она начнет падать. Но самолет, сделав крутой вираж, пошел вниз, оставляя разрывы позади себя, а потом так же круто повернул снова вправо.
   «Молодец, Брынзов! – прошептала Вера. Она разжала руки и расслабила ноги. – Кажется, прошли!..»
   Начинал пробуждаться день. Сквозь сизую дымку рассвета среди необъятного темного массива леса белели еще заснеженные овраги, поблескивали разводья и ручьи. Вот справа на сереющем горизонте показалась водокачка станции Вертехово, а вскоре узкой ниточкой протянулась железная дорога. Теперь Вера следила за каждой деревней, дорогой, речкой. Наконец-то заблестел широкий разлив реки Угры, южнее этого места находился район, где предстояло прыгать… Теперь Вера еле успевала сличать местность с картой. Вот река убежала в лес, потом вынырнула из-за его зубчатой полосы и повернула на север. К ней ровными линейками потянулись просеки. Показалась и долгожданная лесная дорога с двумя вырубками. Брынзов забеспокоился, стал часто поглядывать вниз, потом вопросительно посмотрел на Веру. Она кивнула ему головой. Пролетев еще немного вперед, Брынзов выключил газ и приподнял руку, как бы подал команду «Вылезай!». Вера поднялась и вышла на плоскость. Позади один за другим шли самолеты с Аней и Василием. Внизу длинным прямоугольником простиралась вырубка. Воля и решимость Веры боролись со страхом: «А вдруг засада?..»
   Утренний колючий ветер дул в затылок, как будто подталкивал Веру вниз. Ей стоило больших усилий удержаться на месте.
   «Приготовиться!» – подняв руку, скомандовал Брынзов. Через несколько секунд последовала команда «Пошла!».
 
 
   Вера разжала пальцы, оттолкнулась и, прошептав «раз кольцо, два кольцо, три кольцо», дернула вытяжное кольцо. С шумом вырвался наружу парашют. Веру словно кто-то схватил на лету, встряхнул и оставил в покое. Она глубоко вздохнула, огляделась и, подтягивая стропы, стала регулировать направление спуска.
   Ее понесло прямо к лесу. Она опустилась возле больших елей и уткнулась носом в затененную елями, полную снега и воды яму. Выплевывая снег, быстро отстегнула парашют и, схватив автомат, стала прислушиваться, пугливо озираясь вокруг. Но кругом было тихо, не шумел даже ветер. Из-за верхушек леса показался самолет, который вела Тамара. Вера заволновалась за Аню и успокоилась только тогда, когда увидела над ней белый купол парашюта. Василия отнесло в глубину леса. Вера побежала искать его.
   Оказалось, что его парашют зацепился стропами за ветви, и Василий повис на самой высокой ели.
   – Как тебя угораздило? – крикнула Вера и перепугалась собственного голоса. Она с трудом вскарабкалась по сучьям вверх, подтянула стропы, чтобы Василий оказался ближе к стволу дерева, и расстегнула его крепление.
   – Какой ты, Василий, непутевый! Надо рассчитывать свое приземление! – упрекнула его Вера.
   – А как Аня? – спросил Василий, когда они спустились с дерева, и стал снимать с себя груз.
   – Аня приземлилась благополучно, – успокоила его Вера, и он снова полез на ель: там остался его парашют.
   Вера развернула рацию в чаще молодого ельника. Аня стала ей помогать, а Василий, вооружившись автоматом, прошел метров сто в сторону обозначенной на карте лесной тропы и, спрятавшись за поваленной бурей пожелтевшей елью, наблюдал за местностью.
   В эфире творилось что-то невообразимое: на все лады пищал радиотелеграф, разные голоса торопливо и монотонно передавали по-немецки цифрами шифрованный, иногда перемешанный с нешифрованной руганью разговор; на соседней волне какой-то военачальник открыто пушил подчиненного, требуя от него самых решительных действий: «У вас, Гюнтер, не хватает решимости! – грозным тоном распекал он. – Вы не оправдываете моих надежд. Действуйте смелей!.. Да какая там дивизия? Просто сброд. Наполовину калеки. Ударом на Селище – Богородецкое режьте ее пополам, потом на четыре части и уничтожайте по частям!..»
   «О ком они?» – тревожно подумала Вера, с трудом улавливая смысл немецких фраз. Как она жалела теперь, что в школе не учила серьезно немецкий язык! «Опять он что-то сказал про дивизию и про окружение…» – спохватилась она, лихорадочно настраивая станцию, чтобы избавиться от грохота и треска. – Может быть, это про папу!.. Но почему он сказал: «Сброд и калеки?» – Сдвинув брови, она напряженно слушала, всматриваясь в указатель волн, будто это могло помочь ей установить координаты советских войск, тех самых, которых хотят «резать пополам, потом – на четыре части».
   Самоуверенный голос продолжал: «Не выпускайте из окружения… Они рвутся к своим – на Знаменку! Не допускайте этого! Отвечаете головой!..»
   Аня несколько раз напоминала Вере, что подходит назначенное командующим время, но Вера каждый раз отстраняла ее руку. Наконец Аня схватила ее за плечо:
   – Уже девять! – зашептала она и показала на Верины часы.
   Вера торопливо повернула регулятор на волну «Гиганта».
   Вскоре на Верином лице появилась радостная улыбка. И наконец, прикрыв телефон рукой, она прошептала: «Наша. „Гигант“. Фронт». Повернув выключатель, стала методично выбивать ключом, приговаривая: «Прием. Я – „Сокол“, я – „Сокол“, а потом передала донесение командующему и свои закодированные координаты. „Все“, – вздохнула она наконец и выключила станцию. И снова в ушах зазвучал подслушанный разговор гитлеровцев. „Неужели это про дивизию отца? Как страшно!..“
   – Что же нам делать? – спросила она Аню.
   Васильковые Анины глаза блеснули тревогой.
   – Что случилось, Вера? – спросила она.
   – Особенного ничего… – Вера испытующе взглянула на Аню. Можно ли ей говорить о своих предположениях? Как поведет она себя, если узнает?
   Аня с обидой посмотрела на подругу:
   – Нехорошо, Вера!.. В такой обстановке ты от меня что-то скрываешь… Мы ведь с тобой сейчас как бы одно целое…
   – Дурочка ты моя!.. – Вера обняла ее, и Анина голова покорно опустилась на ее плечо. – Не обижайся на меня, Анюта! Ведь нам предстоит перенести нечто гораздо большее, чем обиды… – И Вера рассказала ей содержание подслушанного разговора.
   – Мне кажется, что они говорили о нашей дивизии, – закончила она.
   Над их головами тихо шумел гуляющий по лесу ветер. Лениво покачивали макушками старые ели. Где-то севернее как будто бы прогромыхал гром. Вера прислушалась. Но это было так далеко, что звонкое пение жаворонка заглушило его грохотание. Вера взяла карту, сориентировала ее по тому направлению, где слышался этот грохот, и стала вслух прикидывать расстояние. Выходило, что гремит где-то в районе Мытишина.
   – Наверно, в этих лесах, – Вера показала на зеленый угол у края карты.
   – Давай еще радио послушаем, – предложила Аня. – Может быть, что-нибудь узнаем.
   Вера включила рацию на прием. В эфире был тот же переполох. Какие-то голоса кричали по-немецки. Но слышимость была настолько плохая, что разобрать ничего не удавалось.
   – Ничего не понимаю! На, послушай! – Вера передала наушники Ане.
   Аня послушала немножко, потом пожала плечами.
   – Знаешь что? – сказала она, оттянув один наушник. – Давай дадим несколько позывных дивизии! – Ее рука потянулась к переключателю. – Если они услышат, то смогут ответить радиотелеграфом.
   Вера схватила ее за руку.
   – Ты с ума сошла! Нас засекут… – Она отобрала у Ани наушники и села на ее место.
   Слышимость постепенно становилась лучше. В эфире снова появился чей-то четкий голос. По отдельным словам Вера смогла в конце концов понять, что взят в плен раненый из дивизии ее отца. Пленный истощен. По заключению врачей, он не ел двое-трое суток, но показаний упорно не дает. «Надо любыми средствами заставить его говорить, – спокойно отвечал другой голос. – Если говорить не будет – расстрелять! Дивизию из кольца не выпускать. И крепко запереть к ней все пути. Суток через двое сдадутся! Издыхать не захотят!.. Бомбите их почаще листовками!»
   Вера выключила станцию, сняла наушники и, положив их на место, закрыла крышку.
   – Зови Василия, – сказала она. – Будем решать, что делать…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

   Вера решила установить наблюдение за местом вероятного отхода дивизии – полосой между рекой Вороной и железной дорогой. Аню она отправила патрулировать на западной половине этой полосы до реки, а за собой оставила восточную. Решая этот вопрос, Вера выдержала основательную схватку с Василием: он никак не хотел пускать на это рискованное задание Аню и настойчиво требовал направить туда его.
   – …В этом деле нужна сноровка, выносливость… – говорил он.
   – И смелость, – перебила его Вера.
   – И смелость, конечно. А Аня в таких делах новичок, девчонка!..
   Не понимая истинных намерений Василия, Аня рассердилась.
   – Я тебе покажу, на что способны «девчонки»!.. – крикнула она так громко, что Вера зашикала на нее.
   Василий и Аня замолкли, виновато поглядывая друг на друга.
   – Как вам не стыдно, ребята! – шепотом упрекала их Вера. – Какие же вы разведчики!.. Кричите, как будто дома находитесь!..
   – Да я ведь ее жалею!.. – не выдержал Василий Вериного взгляда.
   – Теперь, Василек, нам надо слушаться не своих чувств, а разума!
   Вера еще раз оглядела Аню: похожа ли она на деревенскую девушку? Она велела Ане вынуть все лишнее из карманов и даже для полной уверенности вывернула их.
   Если Веру волновали прежде всего интересы дела, то Василия беспокоило, как бы Анина внешность не привлекла внимания какого-нибудь встречного, и тогда долго ли до беды!.. Аня казалась ему сейчас привлекательной, как никогда, и он то отстегивал пуговицу на ее куртке, чтобы не так выделялась талия, то предлагал опустить пониже юбку, доказывая, что так ходят в деревне, то надвигал ей платок на самые глаза, чтобы закрыть густые и, как ему казалось, красивые брови. В конце концов Вера остановила его.
   – А ты ее потяни за нос, может быть, он станет подлиннее. А то ее нос тоже может понравиться!.. – засмеялась она. – Эх ты, влюбленный. Бери-ка лучше лопатку и закопай рации так, чтобы никакая собака их не нашла!
   Вера вынула из кармана маленькое зеркальце, посмотрелась в него, тоже проделала кое-какие операции над своей внешностью и все лишнее из своих карманов отдала Василию.
 
 
   Вера шла лесом на восток, запоминая встречающиеся на пути прогалины, тропинки, поваленные или чем-нибудь приметные деревья.
   Таща за собой, для видимости, жердину сухостоя, она вышла к извилистому ручью и пошла рядом с ним. Следя за ныряющей в нем веткой, незаметно дошла до мостика, у которого ветку прибило к берегу. Вере жаль стало свою попутчицу, и она жердиной оттолкнула ветку на середину ручья. Нырнув в быструю воду, ветка скрылась под балкой моста.
   Свежеобструганная балка заинтересовала Веру. Зайдя с другой стороны, она посмотрела под мост, потом прошла по нему. Шагая дальше по дороге, она внимательно всматривалась в колеи и следы на обочинах. По колеям было видно, что здесь недавно шли автомашины и повозки. Следы на обочинах говорили о том, что не позже вчерашнего дня здесь были люди, но кто они – враги или наши, – разобрать было невозможно. Одно Вере было ясно: по этой дороге идет движение и за ней надо следить.