Страница:
– А вы чем намерены заниматься?
Этой минуты Буковский ждал давно, может, всю жизнь.
Написать докторскую диссертацию по каннибализму – это легко! И выдать в свет фотографию закрытия весенней сессии, подловив редкий момент, когда депутаты самозабвенно, все как один, рукоплещут с закрытыми глазами – тоже не велик труд! Но истинный талант нуждается в росте. О смерти охранников Душко и Душко, признался Буковский, он узнал чуть ли не за час до их преждевременной смерти. А в интервью с министром энергетики допустил лишь некоторые преувеличения, в тяжелый кризисный год такое допустимо. Люди в панике, люди ждут ответов на многочисленные вопросы. Я спрашиваю людей: вас страшит будущее? Они отвечают: очень страшит. Я спрашиваю: вы, наверное, не понимаете антикризисных мер, ведь чиновники говорят на языке, для вас непонятном? Они отвечают: да, не понимаем. Ничего не понимаем – ни кризисных мер, ни чиновников. Я их успокаиваю: я вам помогу. Я вам объясню слова и дела чиновников. И слова министра, кстати, я объяснил вполне адекватно. «Резервные фонды? Забудьте! Резервных фондов хватит только на бонусы госчиновникам. Поддержка национальных банков? Забудьте. Большинство банков ориентировано на запад. В этом плане приятно, конечно, отметить работу господина Плешкова, на Диком Западе он даже объявлен в розыск, но семь миллиардов государственной помощи господин Плешков немедленно слил в сторону Китая. Пенсии? Выходные пособия? Забудьте! Разводите кроликов, выращивайте морковь. Приемлемо всё, что быстро растет и быстро размножается». Так что теперь, – посмотрел Буковский на главного, – я, пожалуй, займусь частным расследованием.
– Каким еще расследованием?!
– Джон Парцер… Обри Клейстон… Курт Хеллер… Александр Валькович… Доктор Ким…
– Какой Ким? Тот, что стучит на барабанах в «Галатее»?
– Нет, нет, Ким из Кимхэ! Доктор наук, физик.
– Они что, все эти физики, вдруг взяли и разом умерли?
– Ну, что вы! К счастью, Валькович жив, – успокоил Буковский главного. – Видимо, жив и кореец. Почти жив немец Курт Хеллер. Коренной берлинец, он недавно попал в автокатастрофу. А вот Парцеру и Клейстону не повезло. Это верно. Слышали, конечно, об информационных утечках в Церне?
– В Церне?
– Ну да, в Швейцарии.
– Даже не надейтесь! События в Церне нас не касаются!
– Вы сейчас говорите как обыватель, – Буковский хищно повел орлиным клювом, простите, носом. – Речь идет о миллиардах евро, не забывайте, мы живем в кризисную эпоху. В опыты физиков в Церне вколачивают миллиарды евро. Вы только вдумайтесь – миллиарды! Мы обязаны знать, правильно ли все эти ученые крысы распоряжаются деньгами налогоплательщиков. Вот вы, – спросил Буковский. – Что вы лично думаете о перечисленных мною господах?
Главный ничего о них не думал.
О некоторых, похоже, даже не слыхал.
Буковского невежество главного не удивило.
Все пятеро, объяснил он, являются крупными учеными. У каждого – имя. Все – доктора наук, авторы глубоких исследований, а Александр Валькович член-корреспондент Российской академии. В Церн они все наезжают как бы вахтенным способом. Работают на большом адронном коллайдере. Это ускоритель заряженных частиц на встречных пучках. Построен для разгона протонов, чтобы обнаружить как предсказуемые, так и непредсказуемые продукты их соударений. То, что Церн далеко от Новосибирска, не делает для нас проблему малозначимой. Свиной грипп появился тоже не в Коченево, правда? И СПИД поймали не на наших обезьянах! Вспомните видеоролик, который уже полтора месяца крутят все ведущие мировые телеканалы.
Терпение главного лопнуло. Он сжал кулаки.
– Вы про тот ролик, где непонятное крошечное устройство крутит сразу несколько подключенных к нему авиационных турбин? Буковский! Вы с катушек слетели? Вы с ума спрыгнули! Безымянный сайт, с которого скачали упомянутый ролик, надежен не более чем ваши некрологи! Какое, к черту, частное расследование, какой Церн? Нам бы с вашими некрологами разобраться! Вы сгребли со стола моей секретарши первые попавшие под руку характеристики, а господин Дугин-Садов, к счастью, жив, и он по-прежнему зам прокурора! Жива и уважаемая Дарья Баканова, она действительно получила почетное звание Учителя года! Живы даже честные охранники Душко и Душко, жив господин Трешкин! Вы не считаете, Буковский, – заорал главный, – что такой процент брака даже для вашего пера неоправданно высок? Человек или жив или мертв! Попробуйте с трех раз угадать разницу. Убирайтесь с моих глаз! «На почве общего истощения организма»! – злобно выкрикнул главный. – С сегодняшнего дня вы в бессрочном неоплачиваемом отпуске!
ЕКАТЕРИНА ТРЕТЬЯ
ЭНЕРГИИ, ЭНЕРГИИ, ЭНЕРГИИ!
Этой минуты Буковский ждал давно, может, всю жизнь.
Написать докторскую диссертацию по каннибализму – это легко! И выдать в свет фотографию закрытия весенней сессии, подловив редкий момент, когда депутаты самозабвенно, все как один, рукоплещут с закрытыми глазами – тоже не велик труд! Но истинный талант нуждается в росте. О смерти охранников Душко и Душко, признался Буковский, он узнал чуть ли не за час до их преждевременной смерти. А в интервью с министром энергетики допустил лишь некоторые преувеличения, в тяжелый кризисный год такое допустимо. Люди в панике, люди ждут ответов на многочисленные вопросы. Я спрашиваю людей: вас страшит будущее? Они отвечают: очень страшит. Я спрашиваю: вы, наверное, не понимаете антикризисных мер, ведь чиновники говорят на языке, для вас непонятном? Они отвечают: да, не понимаем. Ничего не понимаем – ни кризисных мер, ни чиновников. Я их успокаиваю: я вам помогу. Я вам объясню слова и дела чиновников. И слова министра, кстати, я объяснил вполне адекватно. «Резервные фонды? Забудьте! Резервных фондов хватит только на бонусы госчиновникам. Поддержка национальных банков? Забудьте. Большинство банков ориентировано на запад. В этом плане приятно, конечно, отметить работу господина Плешкова, на Диком Западе он даже объявлен в розыск, но семь миллиардов государственной помощи господин Плешков немедленно слил в сторону Китая. Пенсии? Выходные пособия? Забудьте! Разводите кроликов, выращивайте морковь. Приемлемо всё, что быстро растет и быстро размножается». Так что теперь, – посмотрел Буковский на главного, – я, пожалуй, займусь частным расследованием.
– Каким еще расследованием?!
– Джон Парцер… Обри Клейстон… Курт Хеллер… Александр Валькович… Доктор Ким…
– Какой Ким? Тот, что стучит на барабанах в «Галатее»?
– Нет, нет, Ким из Кимхэ! Доктор наук, физик.
– Они что, все эти физики, вдруг взяли и разом умерли?
– Ну, что вы! К счастью, Валькович жив, – успокоил Буковский главного. – Видимо, жив и кореец. Почти жив немец Курт Хеллер. Коренной берлинец, он недавно попал в автокатастрофу. А вот Парцеру и Клейстону не повезло. Это верно. Слышали, конечно, об информационных утечках в Церне?
– В Церне?
– Ну да, в Швейцарии.
– Даже не надейтесь! События в Церне нас не касаются!
– Вы сейчас говорите как обыватель, – Буковский хищно повел орлиным клювом, простите, носом. – Речь идет о миллиардах евро, не забывайте, мы живем в кризисную эпоху. В опыты физиков в Церне вколачивают миллиарды евро. Вы только вдумайтесь – миллиарды! Мы обязаны знать, правильно ли все эти ученые крысы распоряжаются деньгами налогоплательщиков. Вот вы, – спросил Буковский. – Что вы лично думаете о перечисленных мною господах?
Главный ничего о них не думал.
О некоторых, похоже, даже не слыхал.
Буковского невежество главного не удивило.
Все пятеро, объяснил он, являются крупными учеными. У каждого – имя. Все – доктора наук, авторы глубоких исследований, а Александр Валькович член-корреспондент Российской академии. В Церн они все наезжают как бы вахтенным способом. Работают на большом адронном коллайдере. Это ускоритель заряженных частиц на встречных пучках. Построен для разгона протонов, чтобы обнаружить как предсказуемые, так и непредсказуемые продукты их соударений. То, что Церн далеко от Новосибирска, не делает для нас проблему малозначимой. Свиной грипп появился тоже не в Коченево, правда? И СПИД поймали не на наших обезьянах! Вспомните видеоролик, который уже полтора месяца крутят все ведущие мировые телеканалы.
Терпение главного лопнуло. Он сжал кулаки.
– Вы про тот ролик, где непонятное крошечное устройство крутит сразу несколько подключенных к нему авиационных турбин? Буковский! Вы с катушек слетели? Вы с ума спрыгнули! Безымянный сайт, с которого скачали упомянутый ролик, надежен не более чем ваши некрологи! Какое, к черту, частное расследование, какой Церн? Нам бы с вашими некрологами разобраться! Вы сгребли со стола моей секретарши первые попавшие под руку характеристики, а господин Дугин-Садов, к счастью, жив, и он по-прежнему зам прокурора! Жива и уважаемая Дарья Баканова, она действительно получила почетное звание Учителя года! Живы даже честные охранники Душко и Душко, жив господин Трешкин! Вы не считаете, Буковский, – заорал главный, – что такой процент брака даже для вашего пера неоправданно высок? Человек или жив или мертв! Попробуйте с трех раз угадать разницу. Убирайтесь с моих глаз! «На почве общего истощения организма»! – злобно выкрикнул главный. – С сегодняшнего дня вы в бессрочном неоплачиваемом отпуске!
ЕКАТЕРИНА ТРЕТЬЯ
– У вас гости? – спросил я Анара.
– Пара на «тойоте», а еще один прикатил на велике.
– Вы про того, что на мансарде? Он, кажется, еще не ложился.
– Нет, я про того, который в шортах. Утверждает, что добрался до Чемала на велике. Из Новосибирска! Наверное, на попутных, я не стал уточнять. Но деньги у него есть. А вот у того жильца, которого вы видели на мансарде, денег нет.
Спустился сверху Алекс, отозвал меня в сторону.
Шепнул таинственно: «Она здесь».
Я спросил: «Винтовка?»
«Откуда ты знаешь?»
«Меня уже спрашивали».
«Кто?» – изумился Алекс.
«Какая-то женщина, ошиблась номером».
Алекс недовольно покрутил пальцем у виска.
Он вообще с утра выглядел недовольным. Интересно, спросил он, кто пополняет мини-бары в номерах? Откуда в чудесном «Дарьином саду» такое адское бухло? Финский портвейн, китайские вина, тунисская водка…
– Ты что, попятил весь этот алкохардкор?
– До сих пор голова кружится, – признался Алекс. – Уснуть не мог, и ящик в номере почему-то не выключается. Зато знаю, что над всей территорией от Хабаровска до Калининграда по-прежнему моросит дождь. И с луной что-то случилось, – добавил он, когда мы подсели за хозяйский столик. – Слышь, Анар. Что-то там с луной случилось, ты не слышал? – Похоже, адское бухло из мини-бара продолжало действовать на Алекса. – Я встретил на лестнице какого-то человека в армейской рубашке цвета прогорающего пожара, знаешь такой цвет? Лицо круглое, зачем ты таких тут селишь?..
Над горами медленно поднялось солнце.
Каменная набережная, кипящая река, желтые цветы, зеленая трава, даже телеграфные столбы изменились, просветлели, мир лишился тревожности ночных телепередач. Анар, довольный этими превращениями, подтвердил: на Алтае всегда так. Вот недавно в Чемале выскочил он из машины за сигаретами, а с неба вдруг хлынуло. Солнце сияло, ни облачка в небе, и вдруг хлынуло. До ларька Анар не добежал, укрылся под каким-то навесом, а там мужичок в напряге – уставился в кювет, смотрит, как в черной жиже жирная рыбища бьет хвостом. Анар смотрит, и мужик смотрит. «Я почти познал дзен». Но тут – цоп, цоп, цоп – подбежала какая-то конопатая бабка и выхватила рыбу из канавы. «Так что едем на Чемальскую ГЭС, – закончил Анар. – Такого вы нигде не увидите».
«Молоко козье – на берегу второй дом».
Такой указатель встретил нас на въезде в село.
Конечно, Анар не предполагал, что везет нас на ГЭС не совсем по своей воле.
Это уж Алекс постарался, – помнил о просьбе майора Мухина. Промелькнули в тумане серые дома. Серые не от пыли, не от недавно пролившегося дождя, а от неумолимого времени.
Алекс с наслаждением узнавал окрестности.
Он был здесь год назад, но, конечно, всё помнил.
Кое-где берега размыло, выпали к воде языки свежих осыпей.
«Чую сердцем, винтовка здесь», – шепнул мне Алекс. Это не означало, конечно, что мы ищем винтовку. Просто любовались пейзажем. Вот, раскачиваясь, припрыгивая, ударяя ладошкой в ладошку вышла на дорогу компания низкорослых существ в футболках с элементами индийской экзотики. «Харе Кришна… Кришна рама… Рама харе… Харе Кришна…» Еще одно такое же существо, только голое по пояс, подыгрывало на баяне.
«Чую, винтовка здесь, – шепнул мне Алекс. – Всем сердцем чую. И майор Мухин считает, что винтовка или на ГЭС или в ее окрестностях».
Под крутым поворотом внизу увидели мы деревянную избу с битой камнями крышей. Анар удачно перехватил мой взгляд. «Это Алтай», – блаженно протянул он. Небо над нами стремительно раскрывалось, как грандиозный голубой парашют. «Это Алтай», – с наслаждением повторил Анар. Солнце заливало деревья и берега нежным сусальным золотом. «Харе Кришна…» И пояснил: хозяин битой избы торгует автозапчастями. Раньше сажал картошку, был, как все, собирал мед, держал толстую корову, борова и гусей, а теперь торгует запчастями. Поворот дороги над его избой оказался очень непростым, да вы сами видите. Не каждая машина впишется в такой поворот, особенно большая иномарка. В прошлом году черная «мазда» убила при падении борова, потом прилетел в огород синий «опель», покалечил корову. Гуси погоготали и ушли сами. «Харе Кришна…» Мужик поселился в бане, разбирает на запчасти падающие в огород машины.
Слив Чемальской ГЭС открылся внезапно – как маленький стеклянный ледник, окутанный влажной пылью. В тридцатые годы прошлого века это чудо воздвигла беглая жена Всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина. Благое дело, уж точно. Но вот острую бородку и круглые очки Всесоюзного старосты помнят до сих пор, а про его жену все забыли.
«Кроме меня», – заметил Анар.
И добавил: «На Алтае удивительные женщины».
Наверное, имел в виду принцессу Укока, смерть на руках которой предсказал ему шаман. Что же касается Катерины Калининой, то впервые увидела она Алтай из вагона поезда «Октябрьская революция». Прибыла сюда с мужем. Агитационные выступления, политические речи, партийные беседы с крестьянами ее нисколько не привлекали, зато край ужасно понравился. «Чтобы дети наши не росли худосочными и в будущем чтобы не превращались в дурачков, мы должны им дать хорошее питание». Кто с этим спорит? Кстати, сам Всесоюзный староста тоже побывал на Чемале – в коммуне «Красный Октябрь». Жили там в отдельных домах, но питались сообща, и единственную шубу носили по очереди. Вернувшись в Москву, Михаил Иванович попытался воссоздать такую добрую атмосферу и в Кремле, но Сталин почему-то не захотел носить шинель Троцкого, да и Троцкий делить свою одежду с членами ЦК отказался. Всесоюзному старосте даже намекнули: «Коллективное развитие крестьянских хозяйств должно идти в основном в области производства, а не в коммунизации быта и жизни».
Белые облака в голубеющем небе. Невообразимая тишина, ничем не нарушаемая.
«Ну, механики иногда подерутся, – негромко, каким-то особенным голосом заметил Анар. – Так это ничего. У них хороший помощник. Лёха звать. Парень молодой, таскает масленки, следит за шкивами. Водит изящных городских туристок в машинный зал. Примеряет на их ножки литые калошики, на ручки – перчатки резиновые. Пугает девушек высоким напряжением. И сам как под напряжением. Часто добивается своего».
Серый галечник, глыбы бетона.
Столбы карабкаются на лиственничный хребет.
«Я своей бывшей третьей жене, – признался Анар, – купил в Москве маленькую турфирму, чтобы не бегала по супермаркетам и салонам. А она дело завалила и тоже явилась к нам. Как Катерина Калинина. У Катерины в Кремле осталось пятеро детей, а она – на Чемале. Своему Всесоюзному старосте отписывала коротко: дескать, не жди, не вернусь, не хочу, не зови. У тебя там в Кремле, как в пустыне. Я в твоем Кремле – фальшивая фигура. Не жди!
С плотины открылся узкий плоский берег, а над ним, всё выше и выше – страшные отвесные склоны. Серый мамонт, обросший мхом, стоял при въезде на ГЭС – с вывернутыми назад мощными бивнями, видимо, корни умельцам не удалось устроить как-то иначе.
И доска:
Голова выбрита, замасленная майка, голые плечи в татуировках. «Давайте вниз!» – блеснул он зубами, и мы дружно полезли по лесенке в горячее чрево ГЭС. Механикам, оставшимся на плотине, в голову не могло прийти, что Лёха по пьяни мог прятать в машинном зале исчезнувший вещдок майора Мухина. Впрочем, это и самому Лёхе в голову не приходило. Только нам могло прийти – на секунду. А он только скалился и звал нас. Там внизу влажно и сумеречно подтекала под ноги вода. Хватаясь за металлические поручни, я вспомнил о резиновых перчатках и литых калошах, которыми снабжал изящных городских туристок Лёха. Да они были тут же: калоши – даже на вид плотные, литые, и перчатки – изящной девушке по локоть. Мощно вращающийся шкив, серебристые барабаны, чудовищная станина, переплетение цветных искрящих проводов, облупившаяся краска панелей, сладко пахло мазутом, и глаза Лёхи блестели – изящные туристки от всего этого, наверное, балдели.
«Т-2». Белый рубильник опущен.
«Г-2». Красная кнопка, рубильник поднят.
«Опасное электрическое поле. Без средств защиты проход воспрещен».
Лёха смотрел на нас как бы издалека, туманно. Скалился, звал. Нет, ничего не запрещал, но за каждым следил. Мы с Алексом присматривались. Слишком влажно, чтобы хранить здесь точную технику. Да и не Лёхе ее хранить. Такому привычнее городскую девушку приобнять, ласково колоть ей щеки щетиной, показывать, что теперь она вне опасности. Не походил Лёха на человека, которому слили опасное засвеченное оружие. Такая же нелепость, как луна, сошедшая с орбиты. Проволочные решетки, генератор с выпущенными, как щупальца, черными проводами – мощное, ревущее десятилетиями чугунное чудовище. На берегу мамонт с деревянными корнями-бивнями, а в машинном зале – станина. Тусклый фикус в кадушке. Сталин строго глядит с заплывшего пылью портрета, Серго Орджоникидзе открыто улыбается, как только он мог. И Михаил Иванович Калинин выискивает взглядом… Кого? Катерину?..
Тогда зачем отдал ее чекистам в далеком тридцать восьмом?..
– Пара на «тойоте», а еще один прикатил на велике.
– Вы про того, что на мансарде? Он, кажется, еще не ложился.
– Нет, я про того, который в шортах. Утверждает, что добрался до Чемала на велике. Из Новосибирска! Наверное, на попутных, я не стал уточнять. Но деньги у него есть. А вот у того жильца, которого вы видели на мансарде, денег нет.
Спустился сверху Алекс, отозвал меня в сторону.
Шепнул таинственно: «Она здесь».
Я спросил: «Винтовка?»
«Откуда ты знаешь?»
«Меня уже спрашивали».
«Кто?» – изумился Алекс.
«Какая-то женщина, ошиблась номером».
Алекс недовольно покрутил пальцем у виска.
Он вообще с утра выглядел недовольным. Интересно, спросил он, кто пополняет мини-бары в номерах? Откуда в чудесном «Дарьином саду» такое адское бухло? Финский портвейн, китайские вина, тунисская водка…
– Ты что, попятил весь этот алкохардкор?
– До сих пор голова кружится, – признался Алекс. – Уснуть не мог, и ящик в номере почему-то не выключается. Зато знаю, что над всей территорией от Хабаровска до Калининграда по-прежнему моросит дождь. И с луной что-то случилось, – добавил он, когда мы подсели за хозяйский столик. – Слышь, Анар. Что-то там с луной случилось, ты не слышал? – Похоже, адское бухло из мини-бара продолжало действовать на Алекса. – Я встретил на лестнице какого-то человека в армейской рубашке цвета прогорающего пожара, знаешь такой цвет? Лицо круглое, зачем ты таких тут селишь?..
Над горами медленно поднялось солнце.
Каменная набережная, кипящая река, желтые цветы, зеленая трава, даже телеграфные столбы изменились, просветлели, мир лишился тревожности ночных телепередач. Анар, довольный этими превращениями, подтвердил: на Алтае всегда так. Вот недавно в Чемале выскочил он из машины за сигаретами, а с неба вдруг хлынуло. Солнце сияло, ни облачка в небе, и вдруг хлынуло. До ларька Анар не добежал, укрылся под каким-то навесом, а там мужичок в напряге – уставился в кювет, смотрит, как в черной жиже жирная рыбища бьет хвостом. Анар смотрит, и мужик смотрит. «Я почти познал дзен». Но тут – цоп, цоп, цоп – подбежала какая-то конопатая бабка и выхватила рыбу из канавы. «Так что едем на Чемальскую ГЭС, – закончил Анар. – Такого вы нигде не увидите».
«Молоко козье – на берегу второй дом».
Такой указатель встретил нас на въезде в село.
Конечно, Анар не предполагал, что везет нас на ГЭС не совсем по своей воле.
Это уж Алекс постарался, – помнил о просьбе майора Мухина. Промелькнули в тумане серые дома. Серые не от пыли, не от недавно пролившегося дождя, а от неумолимого времени.
Алекс с наслаждением узнавал окрестности.
Он был здесь год назад, но, конечно, всё помнил.
Кое-где берега размыло, выпали к воде языки свежих осыпей.
«Чую сердцем, винтовка здесь», – шепнул мне Алекс. Это не означало, конечно, что мы ищем винтовку. Просто любовались пейзажем. Вот, раскачиваясь, припрыгивая, ударяя ладошкой в ладошку вышла на дорогу компания низкорослых существ в футболках с элементами индийской экзотики. «Харе Кришна… Кришна рама… Рама харе… Харе Кришна…» Еще одно такое же существо, только голое по пояс, подыгрывало на баяне.
«Чую, винтовка здесь, – шепнул мне Алекс. – Всем сердцем чую. И майор Мухин считает, что винтовка или на ГЭС или в ее окрестностях».
Под крутым поворотом внизу увидели мы деревянную избу с битой камнями крышей. Анар удачно перехватил мой взгляд. «Это Алтай», – блаженно протянул он. Небо над нами стремительно раскрывалось, как грандиозный голубой парашют. «Это Алтай», – с наслаждением повторил Анар. Солнце заливало деревья и берега нежным сусальным золотом. «Харе Кришна…» И пояснил: хозяин битой избы торгует автозапчастями. Раньше сажал картошку, был, как все, собирал мед, держал толстую корову, борова и гусей, а теперь торгует запчастями. Поворот дороги над его избой оказался очень непростым, да вы сами видите. Не каждая машина впишется в такой поворот, особенно большая иномарка. В прошлом году черная «мазда» убила при падении борова, потом прилетел в огород синий «опель», покалечил корову. Гуси погоготали и ушли сами. «Харе Кришна…» Мужик поселился в бане, разбирает на запчасти падающие в огород машины.
Слив Чемальской ГЭС открылся внезапно – как маленький стеклянный ледник, окутанный влажной пылью. В тридцатые годы прошлого века это чудо воздвигла беглая жена Всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина. Благое дело, уж точно. Но вот острую бородку и круглые очки Всесоюзного старосты помнят до сих пор, а про его жену все забыли.
«Кроме меня», – заметил Анар.
И добавил: «На Алтае удивительные женщины».
Наверное, имел в виду принцессу Укока, смерть на руках которой предсказал ему шаман. Что же касается Катерины Калининой, то впервые увидела она Алтай из вагона поезда «Октябрьская революция». Прибыла сюда с мужем. Агитационные выступления, политические речи, партийные беседы с крестьянами ее нисколько не привлекали, зато край ужасно понравился. «Чтобы дети наши не росли худосочными и в будущем чтобы не превращались в дурачков, мы должны им дать хорошее питание». Кто с этим спорит? Кстати, сам Всесоюзный староста тоже побывал на Чемале – в коммуне «Красный Октябрь». Жили там в отдельных домах, но питались сообща, и единственную шубу носили по очереди. Вернувшись в Москву, Михаил Иванович попытался воссоздать такую добрую атмосферу и в Кремле, но Сталин почему-то не захотел носить шинель Троцкого, да и Троцкий делить свою одежду с членами ЦК отказался. Всесоюзному старосте даже намекнули: «Коллективное развитие крестьянских хозяйств должно идти в основном в области производства, а не в коммунизации быта и жизни».
Белые облака в голубеющем небе. Невообразимая тишина, ничем не нарушаемая.
«Ну, механики иногда подерутся, – негромко, каким-то особенным голосом заметил Анар. – Так это ничего. У них хороший помощник. Лёха звать. Парень молодой, таскает масленки, следит за шкивами. Водит изящных городских туристок в машинный зал. Примеряет на их ножки литые калошики, на ручки – перчатки резиновые. Пугает девушек высоким напряжением. И сам как под напряжением. Часто добивается своего».
Серый галечник, глыбы бетона.
Столбы карабкаются на лиственничный хребет.
«Я своей бывшей третьей жене, – признался Анар, – купил в Москве маленькую турфирму, чтобы не бегала по супермаркетам и салонам. А она дело завалила и тоже явилась к нам. Как Катерина Калинина. У Катерины в Кремле осталось пятеро детей, а она – на Чемале. Своему Всесоюзному старосте отписывала коротко: дескать, не жди, не вернусь, не хочу, не зови. У тебя там в Кремле, как в пустыне. Я в твоем Кремле – фальшивая фигура. Не жди!
С плотины открылся узкий плоский берег, а над ним, всё выше и выше – страшные отвесные склоны. Серый мамонт, обросший мхом, стоял при въезде на ГЭС – с вывернутыми назад мощными бивнями, видимо, корни умельцам не удалось устроить как-то иначе.
И доска:
«В соответствииАнар помахал рукой Лёхе, поскольку никем другим появившийся на плотине плотный веселый парень быть не мог.
с правилами охраны жизни людей
запрещается: подплывать к плотине,
прыгать в воду с технических сооружений,
распивать спиртные напитки (мелом приписано: «с Лёхой»),
стирать белье и купать животных (опять мелом: «диких»),
допускать в воде шалости, связанные с нырянием,
подавать крики ложной тревоги».
Голова выбрита, замасленная майка, голые плечи в татуировках. «Давайте вниз!» – блеснул он зубами, и мы дружно полезли по лесенке в горячее чрево ГЭС. Механикам, оставшимся на плотине, в голову не могло прийти, что Лёха по пьяни мог прятать в машинном зале исчезнувший вещдок майора Мухина. Впрочем, это и самому Лёхе в голову не приходило. Только нам могло прийти – на секунду. А он только скалился и звал нас. Там внизу влажно и сумеречно подтекала под ноги вода. Хватаясь за металлические поручни, я вспомнил о резиновых перчатках и литых калошах, которыми снабжал изящных городских туристок Лёха. Да они были тут же: калоши – даже на вид плотные, литые, и перчатки – изящной девушке по локоть. Мощно вращающийся шкив, серебристые барабаны, чудовищная станина, переплетение цветных искрящих проводов, облупившаяся краска панелей, сладко пахло мазутом, и глаза Лёхи блестели – изящные туристки от всего этого, наверное, балдели.
«Т-2». Белый рубильник опущен.
«Г-2». Красная кнопка, рубильник поднят.
«Опасное электрическое поле. Без средств защиты проход воспрещен».
Лёха смотрел на нас как бы издалека, туманно. Скалился, звал. Нет, ничего не запрещал, но за каждым следил. Мы с Алексом присматривались. Слишком влажно, чтобы хранить здесь точную технику. Да и не Лёхе ее хранить. Такому привычнее городскую девушку приобнять, ласково колоть ей щеки щетиной, показывать, что теперь она вне опасности. Не походил Лёха на человека, которому слили опасное засвеченное оружие. Такая же нелепость, как луна, сошедшая с орбиты. Проволочные решетки, генератор с выпущенными, как щупальца, черными проводами – мощное, ревущее десятилетиями чугунное чудовище. На берегу мамонт с деревянными корнями-бивнями, а в машинном зале – станина. Тусклый фикус в кадушке. Сталин строго глядит с заплывшего пылью портрета, Серго Орджоникидзе открыто улыбается, как только он мог. И Михаил Иванович Калинин выискивает взглядом… Кого? Катерину?..
Тогда зачем отдал ее чекистам в далеком тридцать восьмом?..
ЭНЕРГИИ, ЭНЕРГИИ, ЭНЕРГИИ!
Генерал Седов, как Юлий Цезарь, занимался сразу несколькими делами.
Слушал дочь («Ой, папа, я нашла в твоем книжном шкафу свой школьный дневник за седьмой класс»), следил за экраном включенного ноутбука (крутящийся куб с нужными файлами) и, наконец, держал в поле зрения соседа-велосипедиста.
Сосед неутомимо нарезал круги вокруг коттеджа.
В отсутствие доктора Вальковича (а это он гонял на велосипеде) опытные специалисты не раз осматривали велосипед, простукивали стены и полы в кабинете и в спальне физика, просматривали его бумаги и книги, в том числе все сорок восемь томов фундаментальной немецкой «Der Physics». Дом запущен. Электронная почта забита спамом и письмами. «…в новостях показали луну над Фейеттвиллем, – писал доктору Вальковичу американский астрофизик Джон Парцер. – Такие же необычные фотографии я получил из обсерватории Ла-Платы. А вчера сам наблюдал восход луны на севере Канады, где воздух не так забит облаками, как у нас. Могу подтвердить, Александр, что луна выглядела маленькой. Действительно маленькой. Понятно, я имею в виду чисто визуальное впечатление…»
Генерал любил пить чай с доктором Вальковичем.
И, конечно, физик видел ролик с безымянного сайта.
Реакция, впрочем, самая простая: «Вы интересуетесь вечными двигателями?»
«Аналитики утверждают, что этому видеоролику можно верить?»
Доктор Валькович поаплодировал генералу. Устройство, едва ли со спичечный коробок объемом, крутит сразу пять авиационных турбин? Похвально, похвально! Чудесное нужное изобретение. Но где тот человек, который выложил на безымянный сайт такое чудо? Где этот гениальный изобретатель? Почему он не выходит на связь с правительствами, промышленниками, банкирами?
Энергии, энергии, энергии!
Нефть на исходе, уголь неэкономичен.
Меняются океанские течения, приливные электростанции одна за другой выходят из строя. Во Франции при перегрузке топлива на работающем реакторе АЭС «Сант-Лаурен» по ошибке оператора в топливный канал загружена не тепловыделяющая сборка, а устройство для регулирования расхода газов. Расплавленное топливо спровоцировало выброс радиации, реактор остановлен на неопределенное время. Приостановлена работа самой мощной гидроэлектростанции в мире – Итайпу, в двадцати километрах к северу от города Фосс-ду-Игуасу на границе Бразилии и Парагвая. Сколько энергии ни вырабатывай, ее всегда мало!
Ученый сосед поднимал на генерала задумчивые глаза.
Если появилось устройство, похожее на чудо, то почему изобретатель прячется?
Доктор Валькович считал историю с неизвестным мощным устройством совершеннейшей глупостью. А глупость вечна как протон. Чтобы растащить протон на кварки, пояснял он генералу, нужна невообразимая энергия, может, равная той, что наблюдалась в первые миллионные доли секунды Большого Взрыва, но чтобы побороть глупость…
Доктору Вальковичу нравились фотообои генеральского кабинета.
Северную стену покрывала смутная глубина доисторического моря. Мускулистая торпеда – ихтиозавр, сгусток первобытной энергии, летящая дуга защитного цвета. Трудно оторвать взгляд, но привлекали и вырезки, торчащие из многочисленных альбомов, как листья гербария. На стеллажах стояли «Труды палеонтологического института», прекрасно переплетенные Бюллетени МОИП, «Палеонтологического журнала», «Палеомира». Увлечение генерала палеонтологией не разделялось его дочерью. Карине не нравились пыльные стеллажи, не нравились стеклянные витрины в гостиной. В них красовались ужасно скучные окаменелости – спиральные белые раковины аммонитов, чудесные чашечки морских лилий, плоские грифельные плиты с отчетливыми силуэтами рыб и трилобитов.
«Все мы – пепел звезд». – «И динозавры? И человек?»
Доктор Валькович мысленно аплодировал генералу.
«Окажись вы на берегу силурийского моря, что бы вы там делали?» – «На берегу моря? Я актуалист. Размышлял бы о принципе неопределенности».
«Понимаю, – мысленно аплодировал доктор Валькович. – Мироздание кишит появляющимися и исчезающими вселенными. – Это как пузыри в кипящем супе. Каждый пузырь – отдельная вселенная. Мироздание кипит, оно вечно в движении. Угасает звезда, начинает сжиматься, впадает в гравитационный коллапс. Звезду уже ничто не распирает изнутри, напротив, ее вещество сжимается всё сильнее, пока, наконец, не возникает объект диаметром в пару километров, состоящий из одних нейтронов. Они вообще-то нестабильны, но в такой сжавшейся звезде распасться не могут. Наконец, звезда коллапсирует, возникает черная дыра. А потом и черная дыра схлопывается в сингулярность, взрываясь в другом пространстве».
«Скажите, у физиков бывают враги?» – «Хороший вопрос».
Но отвечать доктор Валькович не собирался.
Он ведь уже говорил про глупость и протон. Сколько можно указывать на одно и то же. Ему нравилось, что на столе генерала в последнее время появились лапласовское «Изложение системы мира» и «Физика Луны» с многочисленными загадочными ссылками на какие-то веб-ресурсы. «Справочное руководство по небесной механике и астродинамике», «Введение в физику Луны», «Астрофизические величины», «Физическая энциклопедия» Прохорова, куда без нее? А еще «Элементарная астрономия» Джона Парцера. И «Новый взгляд на природу приливообразующих сил».
Генерал тоже знал о докторе Вальковиче много.
Например, про далекое детство, проведенное в дацане под Улан-Удэ.
И про восхищение, которое будущий доктор Валькович испытывал, глядя на звездное небо. И про университет в Новосибирске, практику в Фермилабе, работу в Церне. Знал про странности физика. Например, он никогда не пользовался мобильными телефонами, зато обожал велосипед. Собственно, генерал обеспечивал защиту физика. Правда, триасовые ихтиозавры тоже пользовались, ну, скажем, защитным цветом, а помогло им это? Где сейчас Парцер, где Обри Клейстон? Американец выпал с тридцать первого этажа небоскреба на Манхэттене, англичанин утонул в бассейне. Писали, что у физика Клейстона отказало сердце, но лучше бы он реже прикладывался к бутылке. В этом смысле кореец доктор Ким вел жизнь более умеренную, что, впрочем, не уберегло его от домашнего ареста, под который, по слухам, он угодил у себя в Кимхэ. Кстати, в Церне корейца помнили как человека очень неразговорчивого. Йэ и анийо. Да и нет. Этого Киму хватало на все случаи жизни. Ну, еще чаособуди. Пожалуйста. Ну, еще иероглиф на туалете – саёнчжун (занято). Правда, в ноутбуке генерала хранился файл с гораздо более пространной беседой Кима. Файл был получен в апреле – с таможни аэропорта Инчон в Сеуле. Ряд колючих корейских иероглифов, переведенных и прокомментированных специалистами.
Произносится: чонбу ильсан сочжипум-имнида.
Переводится: это мои личные вещи.
Произносится: чингу-эге чуль сонмуль имнида.
Переводится: это подарок для моего друга.
Произносится: мончжо поадо твэмника?
Переводится: можно посмотреть?
И тут же ответ доктора Кима: игот-гва катхын госыро сэккари тарын госи иссумника.
Переводится: вообще-то у моего друга уже есть такое, но другого цвета.
Что мог вывезти корейский физик из Церна? Что такое было уже у его друга, только другого цвета? Кто был этот друг, не Валькович случайно? У этих физиков всё не так, вплоть до традиции каждые пятнадцать миллиардов лет собираться вместе и строить большой адронный коллайдер…
Следя за нарезающим круги велосипедистом, генерал одновременно видел экран.
«Плиз, подскажите, как замутить собственный VPN-сервак, с целью последующей продажи VPN-доступа. Где искать выделенный сервак, под какой ОС мутить? Только Google не суйте. Хочу вживую послушать…»
«…Эшвил (Asheville), Северная Каролина. 2 июля. Сегодня Луна кажется более далекой…»
«…Эшвил (Asheville), Северная Каролина. 11 июля. Сегодня Луна кажется еще более далекой…»
«…Конфиденциальные данные из обсерватории Аресибо (Пуэрто-Рико). 18 июля. Сегодня Луна взошла позже обычного. Формой походит на мяч для американского футбола. Южная часть кажется несимметрично деформированной…»
«…Крым. 3 августа. Свидетельство пилота С.: Луна над облаками в таком неправильном месте, что инстинктивно пугаешься…»
Еще одну грань крутящегося в пространстве куба занимал постоянно обновляющийся перечень проблем, чрезвычайно волнующих мировое сообщество:
энергетические потери…
продолжающийся спад производства…
изменение ритма мировых приливов-отливов…
изменение формы и цвета Луны, возможно, сильные пылевые бури…
активизация дельфинов, изменение привычных путей миграции птиц и рыб…
резко участившиеся грозы, ураганы, землетрясения, извержения вулканов…
межправительственные дискуссии о возможном закрытии границ…
растущая безработица…
«…В чем преимущество? – не унимался неизвестный хакер. Прижало, видно, его. – Трафик криптуется с помощью RSA-ключей со стойким алгоритмом, не светит реальный IP, не ведет логии…»
Нынче каждый мальчик, усмехнулся про себя генерал, умеет прятаться.
«…Зацени, при таких условиях никто никогда твой персональник не вычислит, даже если накроют сервак нехорошие дяди…»
Что верно, то верно. Накрыть подобный сервак проблема. Обычно им управляют через сторонний VPN-доступ + SOCKS, а он может находиться где-нибудь очень далеко – в Штатах, в Аргентине, в Азии, даже у антиподов…
– Нет, папа, ты послушай, что писали преподы в моем дневнике! – возмутилась Карина. – «Ув. родители! Ваша дочь не умеет себя контролировать. На уроке биологии брала в руки кактус и неприлично смеялась». Что уж такого неприличного в кактусе?
– А может, неприличное было в смехе?
– Ну, не знаю! Вот еще не лучше. «На уроке приставала к учителю математики с вопросом, как правильно называется размножение человека».
Генерал улыбнулся. Он знал о дочери всё. Так ему казалось.
Нет, конечно, он понимал, что всё знать невозможно, но всё же существуют некоторые допуски… Скажем, он знал о дружеских отношениях Карины с генералом Черновым… Знал о ее увлечениях, спорах, разговорах. О ее телефонных звонках, в которых представлены были все интересы: от «сходить на футбол» до «слетать вместе на Кипр». Она часто уезжала, любила путешествия, иногда уезжала и не одна, – отчеты специалистов регулярно появлялись на столе генерала.
Когда Карина была в отъезде, генерал плохо спал.
Вдруг ночью срабатывала охранная система, над глухим трехметровым забором в свете прожекторов нежно, будто в инее, вспыхивала колючка, ихтиозавр на стене ночной гостиной оживал.
Слушал дочь («Ой, папа, я нашла в твоем книжном шкафу свой школьный дневник за седьмой класс»), следил за экраном включенного ноутбука (крутящийся куб с нужными файлами) и, наконец, держал в поле зрения соседа-велосипедиста.
Сосед неутомимо нарезал круги вокруг коттеджа.
В отсутствие доктора Вальковича (а это он гонял на велосипеде) опытные специалисты не раз осматривали велосипед, простукивали стены и полы в кабинете и в спальне физика, просматривали его бумаги и книги, в том числе все сорок восемь томов фундаментальной немецкой «Der Physics». Дом запущен. Электронная почта забита спамом и письмами. «…в новостях показали луну над Фейеттвиллем, – писал доктору Вальковичу американский астрофизик Джон Парцер. – Такие же необычные фотографии я получил из обсерватории Ла-Платы. А вчера сам наблюдал восход луны на севере Канады, где воздух не так забит облаками, как у нас. Могу подтвердить, Александр, что луна выглядела маленькой. Действительно маленькой. Понятно, я имею в виду чисто визуальное впечатление…»
Генерал любил пить чай с доктором Вальковичем.
И, конечно, физик видел ролик с безымянного сайта.
Реакция, впрочем, самая простая: «Вы интересуетесь вечными двигателями?»
«Аналитики утверждают, что этому видеоролику можно верить?»
Доктор Валькович поаплодировал генералу. Устройство, едва ли со спичечный коробок объемом, крутит сразу пять авиационных турбин? Похвально, похвально! Чудесное нужное изобретение. Но где тот человек, который выложил на безымянный сайт такое чудо? Где этот гениальный изобретатель? Почему он не выходит на связь с правительствами, промышленниками, банкирами?
Энергии, энергии, энергии!
Нефть на исходе, уголь неэкономичен.
Меняются океанские течения, приливные электростанции одна за другой выходят из строя. Во Франции при перегрузке топлива на работающем реакторе АЭС «Сант-Лаурен» по ошибке оператора в топливный канал загружена не тепловыделяющая сборка, а устройство для регулирования расхода газов. Расплавленное топливо спровоцировало выброс радиации, реактор остановлен на неопределенное время. Приостановлена работа самой мощной гидроэлектростанции в мире – Итайпу, в двадцати километрах к северу от города Фосс-ду-Игуасу на границе Бразилии и Парагвая. Сколько энергии ни вырабатывай, ее всегда мало!
Ученый сосед поднимал на генерала задумчивые глаза.
Если появилось устройство, похожее на чудо, то почему изобретатель прячется?
Доктор Валькович считал историю с неизвестным мощным устройством совершеннейшей глупостью. А глупость вечна как протон. Чтобы растащить протон на кварки, пояснял он генералу, нужна невообразимая энергия, может, равная той, что наблюдалась в первые миллионные доли секунды Большого Взрыва, но чтобы побороть глупость…
Доктору Вальковичу нравились фотообои генеральского кабинета.
Северную стену покрывала смутная глубина доисторического моря. Мускулистая торпеда – ихтиозавр, сгусток первобытной энергии, летящая дуга защитного цвета. Трудно оторвать взгляд, но привлекали и вырезки, торчащие из многочисленных альбомов, как листья гербария. На стеллажах стояли «Труды палеонтологического института», прекрасно переплетенные Бюллетени МОИП, «Палеонтологического журнала», «Палеомира». Увлечение генерала палеонтологией не разделялось его дочерью. Карине не нравились пыльные стеллажи, не нравились стеклянные витрины в гостиной. В них красовались ужасно скучные окаменелости – спиральные белые раковины аммонитов, чудесные чашечки морских лилий, плоские грифельные плиты с отчетливыми силуэтами рыб и трилобитов.
«Все мы – пепел звезд». – «И динозавры? И человек?»
Доктор Валькович мысленно аплодировал генералу.
«Окажись вы на берегу силурийского моря, что бы вы там делали?» – «На берегу моря? Я актуалист. Размышлял бы о принципе неопределенности».
«Понимаю, – мысленно аплодировал доктор Валькович. – Мироздание кишит появляющимися и исчезающими вселенными. – Это как пузыри в кипящем супе. Каждый пузырь – отдельная вселенная. Мироздание кипит, оно вечно в движении. Угасает звезда, начинает сжиматься, впадает в гравитационный коллапс. Звезду уже ничто не распирает изнутри, напротив, ее вещество сжимается всё сильнее, пока, наконец, не возникает объект диаметром в пару километров, состоящий из одних нейтронов. Они вообще-то нестабильны, но в такой сжавшейся звезде распасться не могут. Наконец, звезда коллапсирует, возникает черная дыра. А потом и черная дыра схлопывается в сингулярность, взрываясь в другом пространстве».
«Скажите, у физиков бывают враги?» – «Хороший вопрос».
Но отвечать доктор Валькович не собирался.
Он ведь уже говорил про глупость и протон. Сколько можно указывать на одно и то же. Ему нравилось, что на столе генерала в последнее время появились лапласовское «Изложение системы мира» и «Физика Луны» с многочисленными загадочными ссылками на какие-то веб-ресурсы. «Справочное руководство по небесной механике и астродинамике», «Введение в физику Луны», «Астрофизические величины», «Физическая энциклопедия» Прохорова, куда без нее? А еще «Элементарная астрономия» Джона Парцера. И «Новый взгляд на природу приливообразующих сил».
Генерал тоже знал о докторе Вальковиче много.
Например, про далекое детство, проведенное в дацане под Улан-Удэ.
И про восхищение, которое будущий доктор Валькович испытывал, глядя на звездное небо. И про университет в Новосибирске, практику в Фермилабе, работу в Церне. Знал про странности физика. Например, он никогда не пользовался мобильными телефонами, зато обожал велосипед. Собственно, генерал обеспечивал защиту физика. Правда, триасовые ихтиозавры тоже пользовались, ну, скажем, защитным цветом, а помогло им это? Где сейчас Парцер, где Обри Клейстон? Американец выпал с тридцать первого этажа небоскреба на Манхэттене, англичанин утонул в бассейне. Писали, что у физика Клейстона отказало сердце, но лучше бы он реже прикладывался к бутылке. В этом смысле кореец доктор Ким вел жизнь более умеренную, что, впрочем, не уберегло его от домашнего ареста, под который, по слухам, он угодил у себя в Кимхэ. Кстати, в Церне корейца помнили как человека очень неразговорчивого. Йэ и анийо. Да и нет. Этого Киму хватало на все случаи жизни. Ну, еще чаособуди. Пожалуйста. Ну, еще иероглиф на туалете – саёнчжун (занято). Правда, в ноутбуке генерала хранился файл с гораздо более пространной беседой Кима. Файл был получен в апреле – с таможни аэропорта Инчон в Сеуле. Ряд колючих корейских иероглифов, переведенных и прокомментированных специалистами.
Произносится: чонбу ильсан сочжипум-имнида.
Переводится: это мои личные вещи.
Произносится: чингу-эге чуль сонмуль имнида.
Переводится: это подарок для моего друга.
Произносится: мончжо поадо твэмника?
Переводится: можно посмотреть?
И тут же ответ доктора Кима: игот-гва катхын госыро сэккари тарын госи иссумника.
Переводится: вообще-то у моего друга уже есть такое, но другого цвета.
Что мог вывезти корейский физик из Церна? Что такое было уже у его друга, только другого цвета? Кто был этот друг, не Валькович случайно? У этих физиков всё не так, вплоть до традиции каждые пятнадцать миллиардов лет собираться вместе и строить большой адронный коллайдер…
Следя за нарезающим круги велосипедистом, генерал одновременно видел экран.
«Плиз, подскажите, как замутить собственный VPN-сервак, с целью последующей продажи VPN-доступа. Где искать выделенный сервак, под какой ОС мутить? Только Google не суйте. Хочу вживую послушать…»
«…Эшвил (Asheville), Северная Каролина. 2 июля. Сегодня Луна кажется более далекой…»
«…Эшвил (Asheville), Северная Каролина. 11 июля. Сегодня Луна кажется еще более далекой…»
«…Конфиденциальные данные из обсерватории Аресибо (Пуэрто-Рико). 18 июля. Сегодня Луна взошла позже обычного. Формой походит на мяч для американского футбола. Южная часть кажется несимметрично деформированной…»
«…Крым. 3 августа. Свидетельство пилота С.: Луна над облаками в таком неправильном месте, что инстинктивно пугаешься…»
Еще одну грань крутящегося в пространстве куба занимал постоянно обновляющийся перечень проблем, чрезвычайно волнующих мировое сообщество:
энергетические потери…
продолжающийся спад производства…
изменение ритма мировых приливов-отливов…
изменение формы и цвета Луны, возможно, сильные пылевые бури…
активизация дельфинов, изменение привычных путей миграции птиц и рыб…
резко участившиеся грозы, ураганы, землетрясения, извержения вулканов…
межправительственные дискуссии о возможном закрытии границ…
растущая безработица…
«…В чем преимущество? – не унимался неизвестный хакер. Прижало, видно, его. – Трафик криптуется с помощью RSA-ключей со стойким алгоритмом, не светит реальный IP, не ведет логии…»
Нынче каждый мальчик, усмехнулся про себя генерал, умеет прятаться.
«…Зацени, при таких условиях никто никогда твой персональник не вычислит, даже если накроют сервак нехорошие дяди…»
Что верно, то верно. Накрыть подобный сервак проблема. Обычно им управляют через сторонний VPN-доступ + SOCKS, а он может находиться где-нибудь очень далеко – в Штатах, в Аргентине, в Азии, даже у антиподов…
– Нет, папа, ты послушай, что писали преподы в моем дневнике! – возмутилась Карина. – «Ув. родители! Ваша дочь не умеет себя контролировать. На уроке биологии брала в руки кактус и неприлично смеялась». Что уж такого неприличного в кактусе?
– А может, неприличное было в смехе?
– Ну, не знаю! Вот еще не лучше. «На уроке приставала к учителю математики с вопросом, как правильно называется размножение человека».
Генерал улыбнулся. Он знал о дочери всё. Так ему казалось.
Нет, конечно, он понимал, что всё знать невозможно, но всё же существуют некоторые допуски… Скажем, он знал о дружеских отношениях Карины с генералом Черновым… Знал о ее увлечениях, спорах, разговорах. О ее телефонных звонках, в которых представлены были все интересы: от «сходить на футбол» до «слетать вместе на Кипр». Она часто уезжала, любила путешествия, иногда уезжала и не одна, – отчеты специалистов регулярно появлялись на столе генерала.
Когда Карина была в отъезде, генерал плохо спал.
Вдруг ночью срабатывала охранная система, над глухим трехметровым забором в свете прожекторов нежно, будто в инее, вспыхивала колючка, ихтиозавр на стене ночной гостиной оживал.