Страница:
– Мы с Колесниковым учились в школе. Потом он пропал, говорит, учился в школе милиции, а его выгнали. Не знаю, кажется, машины перегонял. И вот опять появился.
– Почему именно теперь?
– Сказал, что проездом в городе.
– И сразу начал тебе названивать?
– Он соскучился, – обрадовалась Аня. Она любила, когда ее ревнуют.
Буковский, конечно, не ревновал, зато умел притворяться.
– А еще чем он занимается?
– Не знаю. Он обещал рассказать. Но я ему честно сказала, что это ничего не значит, я дружу с тобой. – Аня украдкой покосилась на Буковского. – Я сказала ему, что дружу с очень знаменитым журналистом и у нас серьезные отношения.
– А он?
– Не скажу.
– Ну, не сердись.
Буковский обнял Аню.
Выбора нет. Или обнять, или уйти. Границы закрыты, ни в Пекин, ни в Ригу не попадешь. В закрытой на ключ квартире сидит незнакомый человек, может, этот самый Анин одноклассник, как знать? Лучше всего вообще, пожалуй, убраться из Новосибирска.
– Помнишь, я говорил тебе про одно местечко?
– На Алтае? – мгновенно догадалась Аня.
– Ну да.
– Ой, мы уедем?
– Не оставлять же тебя однокласснику.
– Глупый Буковский! Зачем ты так? Колесников – хороший. Он только поужинать со мной хотел. Я ему сейчас позвоню.
– Не надо.
– Тогда отключу холодильник.
– И на холодильник плюнь. Что с ним сделается?
До самого Бердска они молчали. Аня из опасения, что Буковский внезапно передумает ехать, а он из простого желания понять хоть что-нибудь. Этот вчерашний звонок к Карине… Карина хорошо знает физика Вальковича, а физик Валькович работал в Церне… Значит, пересекался там с теми убившимися мужиками…
– Хочешь кофе?
Аня счастливо кивнула.
– Ты у меня настоящая красавица, – похвалил он.
– Я знаю, – кивнула она. И начала прихорашиваться.
– Странно все-таки. Зачем твоей подружке в Сеул? Что там у нее?
– Ой, ты бы видел! Подружка. Су называется.
– Боевой самолет, что ли?
Аня разговорилась.
Карина и раньше много ездила.
У нее везде друзья. Из Берлина, например, вернулась с синяком.
А с этой корейской дурочкой, ревниво объяснила Аня, Карина познакомилась на улице. Долбанула ей машину.
«Давай, Буковский, остановимся в этом кафе…»
Кофе им понравился, но кормили, как на броненосце «Потемкин».
– Подогрейте сливки, – попросил Буковский. Он внимательно слушал Аню.
– Эта корейская дурочка даже докторскую диссертацию защитила. Нет, не по камасутре, ты что, это же Индия! А у них там, в Корее, секса нет. Им нечего там защищать, кроме идей чучхе.
– А эта Су, она из Северной Кореи?
– Ой, Буковский, а разве Кореи две?
И вдруг испугалась:
– Буковский, а ты пить на Алтае не будешь?
Это Аня вспомнила, как Буковский недавно нажрался.
Она тогда всю ночь не спала, допытывалась, с какого это он горя? «Ну, зачем ты водку пьешь?» – «Да лимонад уже не вставляет». «Может, ты заболел? – пугалась Аня. – Может, разлюбил меня?» Он отмалчивался. «Может, правду от меня скрываешь?» А он ничего такого не скрывал. Не показывать же эсэмэску от одной дуры: «Поздравляю, Буковский, ты и на этот раз не станешь папой…»
«Нет, вы только посмотрите, – разорялся у стойки человек в аккуратном строгом «Адидасе». Лицо плоское, растерянное, злое. – У меня покрышку на велосипеде разрезали».
«Не вы первый», – кивал бармен.
Красиво покачивая бедрами, Аня отправилась в туалетную комнату.
«Нет, это прямо маньяк! – разорялся человек в аккуратном строгом «Адидасе». – Почему таких милиция не ловит? Я велосипед на стоянке оставил буквально на минуту, а он мне новую покрышку располосовал».
«Не вы первый», – понимающе кивал бармен.
Надоело, подумал Буковский. Окружающее начало его злить. Спрячемся с Аней в отеле, никуда выходить не будем. Нового велосипеда у нас нет, а на старую «тойоту» маньяк не позарится. Ане – массаж, фиточай, пантовые ванны, акупунктура, медовая бочка, а я буду надираться и думать.
За окном кафе тянулась тихая провинциальная улица.
Среди припаркованных машин выделялась зеленая «вольво».
Завидовать не стоит, всё равно на такую у него денег нет. Пока нет. Хозяин зеленой красавицы торгует, наверное, алтайским лесом, сейчас лиственница в моде. Когда из торгового центра вышла девушка, Буковский невольно напрягся. Вот чему стоит завидовать! Шаг уверенный, ноги длинные, в руке брелок, зеленая «вольво» ласково откликнулась. В универе Буковскому нравилась одна такая вот длинноногая девушка, но тогда он был еще беднее.
Вернулась Аня, тронула блинчики пальцем:
«Почему они такие холодные? Сдохли, что ли?»
Официант промолчал неприязненно, а Буковский ухмыльнулся:
«Ты, Анька, разрежь блинчик поперек и посчитай годовые кольца».
Аня отодвинула тарелку и счастливо рассмеялась: «Давай с тобой в отеле не будем трое суток не вылезать из номера?» Женщины умеют угадывать то, что им хочется угадать.
ДОРОГА НА ТАШАНТУ
КРУТЫЕ ПРИХОДЫ
– Почему именно теперь?
– Сказал, что проездом в городе.
– И сразу начал тебе названивать?
– Он соскучился, – обрадовалась Аня. Она любила, когда ее ревнуют.
Буковский, конечно, не ревновал, зато умел притворяться.
– А еще чем он занимается?
– Не знаю. Он обещал рассказать. Но я ему честно сказала, что это ничего не значит, я дружу с тобой. – Аня украдкой покосилась на Буковского. – Я сказала ему, что дружу с очень знаменитым журналистом и у нас серьезные отношения.
– А он?
– Не скажу.
– Ну, не сердись.
Буковский обнял Аню.
Выбора нет. Или обнять, или уйти. Границы закрыты, ни в Пекин, ни в Ригу не попадешь. В закрытой на ключ квартире сидит незнакомый человек, может, этот самый Анин одноклассник, как знать? Лучше всего вообще, пожалуй, убраться из Новосибирска.
– Помнишь, я говорил тебе про одно местечко?
– На Алтае? – мгновенно догадалась Аня.
– Ну да.
– Ой, мы уедем?
– Не оставлять же тебя однокласснику.
– Глупый Буковский! Зачем ты так? Колесников – хороший. Он только поужинать со мной хотел. Я ему сейчас позвоню.
– Не надо.
– Тогда отключу холодильник.
– И на холодильник плюнь. Что с ним сделается?
До самого Бердска они молчали. Аня из опасения, что Буковский внезапно передумает ехать, а он из простого желания понять хоть что-нибудь. Этот вчерашний звонок к Карине… Карина хорошо знает физика Вальковича, а физик Валькович работал в Церне… Значит, пересекался там с теми убившимися мужиками…
– Хочешь кофе?
Аня счастливо кивнула.
– Ты у меня настоящая красавица, – похвалил он.
– Я знаю, – кивнула она. И начала прихорашиваться.
– Странно все-таки. Зачем твоей подружке в Сеул? Что там у нее?
– Ой, ты бы видел! Подружка. Су называется.
– Боевой самолет, что ли?
Аня разговорилась.
Карина и раньше много ездила.
У нее везде друзья. Из Берлина, например, вернулась с синяком.
А с этой корейской дурочкой, ревниво объяснила Аня, Карина познакомилась на улице. Долбанула ей машину.
«Давай, Буковский, остановимся в этом кафе…»
Кофе им понравился, но кормили, как на броненосце «Потемкин».
– Подогрейте сливки, – попросил Буковский. Он внимательно слушал Аню.
– Эта корейская дурочка даже докторскую диссертацию защитила. Нет, не по камасутре, ты что, это же Индия! А у них там, в Корее, секса нет. Им нечего там защищать, кроме идей чучхе.
– А эта Су, она из Северной Кореи?
– Ой, Буковский, а разве Кореи две?
И вдруг испугалась:
– Буковский, а ты пить на Алтае не будешь?
Это Аня вспомнила, как Буковский недавно нажрался.
Она тогда всю ночь не спала, допытывалась, с какого это он горя? «Ну, зачем ты водку пьешь?» – «Да лимонад уже не вставляет». «Может, ты заболел? – пугалась Аня. – Может, разлюбил меня?» Он отмалчивался. «Может, правду от меня скрываешь?» А он ничего такого не скрывал. Не показывать же эсэмэску от одной дуры: «Поздравляю, Буковский, ты и на этот раз не станешь папой…»
* * *
В Бийске в маленьком кафе у торгового центра они заказали блинчики.«Нет, вы только посмотрите, – разорялся у стойки человек в аккуратном строгом «Адидасе». Лицо плоское, растерянное, злое. – У меня покрышку на велосипеде разрезали».
«Не вы первый», – кивал бармен.
Красиво покачивая бедрами, Аня отправилась в туалетную комнату.
«Нет, это прямо маньяк! – разорялся человек в аккуратном строгом «Адидасе». – Почему таких милиция не ловит? Я велосипед на стоянке оставил буквально на минуту, а он мне новую покрышку располосовал».
«Не вы первый», – понимающе кивал бармен.
Надоело, подумал Буковский. Окружающее начало его злить. Спрячемся с Аней в отеле, никуда выходить не будем. Нового велосипеда у нас нет, а на старую «тойоту» маньяк не позарится. Ане – массаж, фиточай, пантовые ванны, акупунктура, медовая бочка, а я буду надираться и думать.
За окном кафе тянулась тихая провинциальная улица.
Среди припаркованных машин выделялась зеленая «вольво».
Завидовать не стоит, всё равно на такую у него денег нет. Пока нет. Хозяин зеленой красавицы торгует, наверное, алтайским лесом, сейчас лиственница в моде. Когда из торгового центра вышла девушка, Буковский невольно напрягся. Вот чему стоит завидовать! Шаг уверенный, ноги длинные, в руке брелок, зеленая «вольво» ласково откликнулась. В универе Буковскому нравилась одна такая вот длинноногая девушка, но тогда он был еще беднее.
Вернулась Аня, тронула блинчики пальцем:
«Почему они такие холодные? Сдохли, что ли?»
Официант промолчал неприязненно, а Буковский ухмыльнулся:
«Ты, Анька, разрежь блинчик поперек и посчитай годовые кольца».
Аня отодвинула тарелку и счастливо рассмеялась: «Давай с тобой в отеле не будем трое суток не вылезать из номера?» Женщины умеют угадывать то, что им хочется угадать.
ДОРОГА НА ТАШАНТУ
С Чемальской ГЭС мы вернулись вечером.
Над озером светило солнце, над рекой полз туман.
Нежный, влажный, он не холодил, не ложился на воду, но и не рассеивался, делая небо (и его отражение) невесомым и призрачным. После долгих дней новосибирской мороси дышалось легко; в баре нестройно пели под караоке – гости съезжались.
Увидев нас, Анар кивнул удовлетворенно: «Даже люкс забронировали».
Как облачко мошкары, пролетели по набережной юркие выпестыши. А сам Анар, оказывается, только что вернулся из Бийска. В бар пока не заглядывал, да и нужды не было: из распахнутого окна, как из чудесной рамы, оборачивалась белокурая девушка. На обнаженном плече – стилизованные олешки, правда, косы не было. Но сходство с принцессой Укока просто пугало.
Возник рядом Смирнов-Суконин:
– Хотите добрый совет?
Мы промолчали.
– Выпейте красного!
– А ты ел сегодня? – покосился на советчика Анар.
– А то! Я в село ходил. Бабка на рынке завернула мне пирожок. Отзывчивая бабка. У нее бумажная лента, как для кассовых аппаратов. А на ленте написано чернильным карандашом: «Тася, мы с Иваном ушли на кладбище».
– Иди, поешь в баре.
– Я уже ел в кредит. Два салата.
– Мяса съешь. Пусть запишут на мой счет.
Анар знал о системном кризисе Смирнова-Суконина.
Оказывается, до «Дарьиного сада» младший лейтенант Смирнов-Суконин действительно добирался автостопом. Хотел позвонить невесте, не смог: на счету мобильника пусто. А раз пусто, значит, он даже и генералу не позвонил. А ведь именно генерал Седов отправил Смирнова в погоню за покойником.
Так Смирнов объяснил Анару.
«Ты мульку не гони. Покойники в «Дарьин сад» не ездят». – «А этот поехал. Его током убило, а он сел на велосипед».
«Ради чего?» – не верил Анар. «Любит ездить». – «На велосипеде?» – «У него покрышки классные». – «Всё равно ведь только велосипед…»
Смирнов и сам удивлялся. У него невеста, откровенно рассказал Анару, работает над дипломом. В отсутствие любимого помогают невесте два спортивных лба с курса, до дурного не додумаются. Всё вроде схвачено, а домой хочется, и есть хочется. В Сростках Смирнов почти договорился с хозяином продуктовой лавки о небольшом денежном кредите (бросить на телефон), но увидел на прилавке упаковку яиц с устаревшей пасхальной надпечаткой: «Христос Воскресе!» (2 категория) и не удержался:
«Хотите добрый совет?»
Хозяин простодушно кивнул.
А выслушав советчика, вышиб его за дверь.
Это еще ничего. Мир и без того торчит – кризис, нервы. По-настоящему Смирнова били только под Бийском. Там он одного частника уговорил ехать как можно быстрее. «Хотите добрый совет?» – «Бесплатный?» – «А то!» Частник гордо откидывался в водительском кресле, прозрачно намекал: «Хорошо заплатишь, еще быстрее поедем». Хвастался: «Я в армии сержанта в страхе держал!»
Так, хвастаясь, вылетел на машину ДПС.
«Нас трое», – понимающе покивал старший патруля.
Смирнов догадался: «Наверное, по паре сотен на каждого?»
Старший согласно кивнул: «По три».
И частник согласился, указав на Смирнова: «Он банкует».
«А то! – согласился Смирнов. – Только у меня купюры мелкие».
Подошли еще двое. Все вместе, трое гаишников и частник, молча смотрели, как Смирнов охотно и откровенно выворачивает карманы. Мелочи (его золотой резерв) набралось до тридцати рублей, купюрами, правда, меньше. Пока частник злобно расплачивался, Смирнов укрылся в кустах, – советы у него кончились.
Через полчаса, счастливый, выбрался на дорогу.
Путь один: на Ташанту, семьсот пятьдесят восемь километров. Но и частник был не дурак, дождался Смирнова за поворотом.
«Мобила есть?» – «Не работает».
Тогда частник сорвал с руки Смирнова часы.
Так страстно срывали эполеты с декабристов царские псы.
А на вопрос, как Смирнову теперь определяться во времени, частник коротко ответил: «По солнцу».
В кратком изложении Анара история Смирнова-Суконина выглядела так.
Вызвали младшего лейтенанта в штаб округа. По широким ступеням поднялся он в тень исполинских колонн. Чувствовал себя бойцом несуществующей империи, да и настроение было неплохое. До конца службы сто пятьдесят дней, уже даже сто сорок девять, а время не стоит на месте, его не остановит даже главнокомандующий, так хитро природа позаботилась о срочниках. Опять же, невеста заканчивает диплом, впереди много хорошего. И сейчас Смирнов ночует дома, а не в казарме. Считай, почти альтернативная служба. И еще такая забавная деталь: предыдущий президент вроде как очистил российскую армию от всяких там толстяков, а первым, кого Смирнов встретил в служебном кабинете, оказался полковник совершенно непомерной ширины.
«Вы в каком виде, товарищ младший лейтенант? Не видите, перед вами целый полковник сидит! – Видно, что старым толстым генералам идет надежная смена. – В армии у нас каждая минута на учете, работаем по двадцать пять часов в сутки».
«Разрешите уточнить?» – «Разрешаю». – «Разве в сутках не двадцать четыре часа?» – «Это на гражданке. А в армии встают на час раньше».
Приказ оказался простым: доставить в Академгородок (адрес устно) трехлитровую бутыль с черной этикеткой «NIVI». Без крестов и черепов, но строгая этикетка. Передать лично в руки генералу Седову (адрес устно). Что скрывается под загадочной этикеткой, младшему лейтенанту на складе не объяснили, но, в отличие от полковника, дежурный (капитан, не старшина какой-нибудь) похвалил: «Сам догадался, что сегодня лучше не в форме?» Видимо, имело значение. Ответил: «Разрешите доложить. Сам!» А какая форма? Форму только обещали: погоны, как у летчика, покрой, как у моряка. Был Смирнов в своем единственном костюме – синенький, в елочку, аккуратно выглажен, не выглядит с чужого плеча. Правда, в продуктовых ларьках на просьбу Смирнова дать ему маленькую шоколадку «Алёнка» продавщицы, глянув на его скромный костюм, намекали: «В маленькой фольги нет».
«На чем повезешь бутыль, младший лейтенант?» – «На машине, товарищ капитан!» – «Знаешь, что такое NIVI?» – «Никогда не слышал, товарищ капитан!» «Тогда, – сплюнул капитан, – вези осторожнее». – «Разрешите обратиться, товарищ капитан!» – «Разрешаю». – «Хотите добрый совет?» – «Выкладывай». – «Вы, товарищ капитан, плевок сапогом растираете по полу. А лучше плевок сразу дезактивировать химией. А то ведь, как ни растирай, бактерию сапогом не раздавишь».
Специальной корзины для перевозок бутылей со строгой этикеткой «NIVI» в хозяйстве штаба не оказалось. Не беда. При Смирнове всегда находилась матерчатая сумка – Online educa Barselona. Что за educa такая, он не знал, но ведь и про «NIVI» никто ничего не знает. Свободной машины в штабе тоже не оказалось. Стояли во дворе штук пять легковых, но в них штабные водилы отдыхали, мало ли что. А первый же таксист, увидев сумку с «educa» и «NIVI», честно предупредил: «По Красному проспекту пробка от Совнархоза до Коммунального».
Пришлось спускаться в метро.
В вагоне Смирнова прижали к девушке.
Он сопел, отворачивался, потом не выдержал:
«Хотите добрый совет?»
Девушка заплакала:
«Я уже беременная».
В Академгородке, куда Смирнов добрался на переполненной маршрутке, генерал Седов, увидев бутыль, прижатой к груди младшего лейтенанта, попятился:
– Вы где, младший лейтенант, спецмашину оставили?
– А я, товарищ генерал, своим ходом.
Генерал не поверил:
– Вы знаете, что везли?
– Никак нет, товарищ генерал!
Было видно, что обычные слова у генерала кончились.
– Так вас и так! Несите на веранду. Осторожнее, так вас и так!
Гуськом – осторожный Смирнов-Суконин и генерал в штатском – поднялись на открытую веранду. Там сидел в плетеном кресле человек с открытым взглядом, в армейской рубашке и в защитного цвета шортах. Но был он не военный, это точно, потому что поаплодировал смелости и упорству Смирнова-Суконина. Видимо, понравился ему младший лейтенант своими сияющими глазами и то, как он нес бутыль с черной этикеткой, нежно прижимая ее к груди. У самого, кстати, глаза были темные, мерцающие, наверное, всё обо всём знал, а на полу валялись крутые велосипедные покрышки – Schwalbe, немецкие. Сам велосипед, прислоненный к перилам крылечка, был, впрочем, веломировский, отечественный; у таких только раму варят на Тайване.
– Разрешите обратиться?
– Разрешаю, так вас и так!
– Покрышки с выставочного байка?
Человек в армейской рубашке поаплодировал.
– Это зря. Там покрышки, считай, по году валяются.
Человек в армейской рубашке снова поаплодировал, правда, сдержаннее, потом спросил:
– Ты Аксенова любишь? Или так просто – имя симпатичное?
Младший лейтенант решил не врать: «Я вообще-то мало читаю».
Человек в армейской рубашке посмотрел на генерала, а тот слегка развел руками: извини, мол, других солдатиков, доктор Валькович, у меня для вас нет. Непонятно, чем они занимались до появления Смирнова. Трава у веранды и у крылечка мокрая, низкое небо, как везде, слегка моросит, у глухих ворот по внутренней связи давал кому-то отбой немолодой сержант. Ну, понятно, смородина, малина. А еще толстый серый кабель, так и тянется к трансформаторной будке. Конец красиво оголен, торчат медные блестящие нити.
– Хотите добрый совет?
На предложение никто не откликнулся.
Тогда младший лейтенант Смирнов-Суконин носком мокрого ботинка ловко поддел кабель и отбросил в сторону. Кабель спружинил, плюхнулся на металлическую растяжку, голыми медными нитями чиркнул по прислоненному к стене отечественному велосипеду. Красиво чиркнул, плотно: над черной с золотом рамой (сваренной на Тайване) вспыхнуло фиолетовое сияние, будто всех втянуло в нежную радугу. Лицо Смирнова жарко опалило, толкнуло в грудь. Но никакого взрыва, ничего такого, даже бутыль с черной этикеткой «NIVI» не пострадала, только сыпались и сыпались с неба лепестки серого скучного пепла, и колючая малина скукожилась. Всё будто замерло. Невидимая оса звенела в смутном воздухе, но не назойливо, просто звенела, и всё. Кабель-то под напряжением, запоздало догадался Смирнов. Потом черная пелена начала светлеть. Как на выгорающем экране проявилась кирпичная опаленная стена коттеджа. Смирнов ждал аплодисментов, но человек в армейской рубашке лежал скрюченный на каменных ступенях, а генерал взглядом проверял положение кабеля.
Потом наклонился, проверил у лежащего пульс:
– А что, младший лейтенант, у тебя, наверное, невеста есть?
Почему-то решил перейти на ты. Поразился находчивости, наверное.
– Так точно, товарищ генерал, есть!
– Когда обещал невесте вернуться со службы?
– У меня точные цифры! Через сто сорок девять дней.
– Дней? Ты не путаешь?
Задав такой необычный вопрос, генерал Седов вынул из кармана плоский, какой-то необычный мобильник и бросил отрывисто: «Дежурный, у меня труп».
Ужасное слово резнуло слух младшего лейтенанта.
А генерал спрятал необычный мобильник и добавил:
– Из военной тюрьмы быстро не выходят.
– Как из тюрьмы? – не поверил Смирнов. И заторопился: – Товарищ генерал, это же удар током! Земля мокрая, ваш товарищ даже не мучился.
– Что хочешь попросить перед увольнением из армии?
– Повышения по службе, товарищ генерал!
До генерала Седова дошло, наконец, что младший лейтенант в шоке. Он втолкнул его с веранды в прихожую, снял с полки бутылку: «Хлебни!» А на веранде уже топали, кто-то крикнул: «Товарищ генерал, где труп?»
– Как это где?
Генерал и Смирнов с бутылкой в руках вышли на крылечко.
А трупа, правда, не было. Были тучи, – как всегда, низко. Смирнов поставил бутылку на столик и с надеждой выглянул из-за спины генерала: «Я же говорил». Всё, в общем, было на месте, даже бутыль «NIVI» стояла там, где стояла.
– Кто на воротах?
– Сержант Капторенко.
Ну, сержанта Капторенко пугать тюрьмой не имело смысла.
Глаза блестящие, выпуклые, форма подогнана, носится аккуратно:
– Разрешите доложить, товарищ генерал! Уехал он, этот ваш покойник!
Генерал напряженно думал:
– В каком направлении?
– Да на юг. Так и сказал – на юг.
– Что еще он сказал?
– Уточнил, в какой стороне лежит ближайшая государственная граница.
– Вы уточнили, конечно?
– Нам врать не разрешается.
До Монголии на велосипеде быстро не доберешься, но Смирнов покойника явно недооценил. Покойник умел крутить педали. Только в Бийске у торгового центра Смирнов увидел знакомый велосипед с хвалеными немецкими покрышками. На всякий случай перочинным ножом ткнул в тугую резину: побегаешь, мол, от меня! – и тут же получил по голове деревянным ящичком. Хозяйка велосипеда, немолодая дачница, рассады на хулигана не пожалела.
Зато в Сростках, куда младший лейтенант добрался на попутке (приказ генерала был прост – догнать и задержать бежавшего), Смирнова-Суконина ждала удача: отечественной постройки велосипед (только рама сварена на Тайване) с прекрасными немецкими покрышками, стоял около кафе «Улыбка». Пыльный велосипед, усталый. Можно не сомневаться – отмахали на нем не одну сотню верст. Вот ведь гусь, посмеялся про себя Смирнов. Считается покойником, а лихачит.
И счастливо ткнул ножом в неподатливую резину.
Длинноногая девушка, садившаяся в зеленую «вольво», засмеялась: «Вы это зачем сделали? Это ваш велосипед?»
Смирнов обрадовался: «Хотите добрый совет?»
«Нет уж, не надо», – ответила девушка и укатила.
А на Смирнова набросился психованный тип. Вроде как странствующий бард, они у нас все психованные…
В бокале вина Смирнов себе не отказал.
Губы залоснились, голубые глаза смотрели влажно.
Неподалеку вскрикнула кукушка. Тоже, наверное, радовалась.
Смирнов хихикнул: «Кукушка, кукушка! Сколько мне жить осталось?»
Знал, что кукушка пророчит годами, а не сутками. В смысле предсказывает будущую жизнь в годах. Такая у нее единица измерения.
«Один год… Два… Три…» – повторял Смирнов вслух, чтобы все знали, что речь идет не о сутках. Всё равно на Смирнова смотрели с сожалением: вот просишь, когда не надо, откукует тебе птица пять-семь лет, мучайся…
Но лесную дуру заклинило.
«Двадцать два… Двадцать три… Двадцать четыре…»
Так и куковала всю ночь. Спать никому не дала. Жила себе потихоньку, а Смирнов ее разбудил, суку. Ворочаясь в постели, я время от времени вспоминал: надо же как эта девица в окне бара напоминала принцессу Укока…
Над озером светило солнце, над рекой полз туман.
Нежный, влажный, он не холодил, не ложился на воду, но и не рассеивался, делая небо (и его отражение) невесомым и призрачным. После долгих дней новосибирской мороси дышалось легко; в баре нестройно пели под караоке – гости съезжались.
Увидев нас, Анар кивнул удовлетворенно: «Даже люкс забронировали».
Как облачко мошкары, пролетели по набережной юркие выпестыши. А сам Анар, оказывается, только что вернулся из Бийска. В бар пока не заглядывал, да и нужды не было: из распахнутого окна, как из чудесной рамы, оборачивалась белокурая девушка. На обнаженном плече – стилизованные олешки, правда, косы не было. Но сходство с принцессой Укока просто пугало.
Возник рядом Смирнов-Суконин:
– Хотите добрый совет?
Мы промолчали.
– Выпейте красного!
– А ты ел сегодня? – покосился на советчика Анар.
– А то! Я в село ходил. Бабка на рынке завернула мне пирожок. Отзывчивая бабка. У нее бумажная лента, как для кассовых аппаратов. А на ленте написано чернильным карандашом: «Тася, мы с Иваном ушли на кладбище».
– Иди, поешь в баре.
– Я уже ел в кредит. Два салата.
– Мяса съешь. Пусть запишут на мой счет.
Анар знал о системном кризисе Смирнова-Суконина.
Оказывается, до «Дарьиного сада» младший лейтенант Смирнов-Суконин действительно добирался автостопом. Хотел позвонить невесте, не смог: на счету мобильника пусто. А раз пусто, значит, он даже и генералу не позвонил. А ведь именно генерал Седов отправил Смирнова в погоню за покойником.
Так Смирнов объяснил Анару.
«Ты мульку не гони. Покойники в «Дарьин сад» не ездят». – «А этот поехал. Его током убило, а он сел на велосипед».
«Ради чего?» – не верил Анар. «Любит ездить». – «На велосипеде?» – «У него покрышки классные». – «Всё равно ведь только велосипед…»
Смирнов и сам удивлялся. У него невеста, откровенно рассказал Анару, работает над дипломом. В отсутствие любимого помогают невесте два спортивных лба с курса, до дурного не додумаются. Всё вроде схвачено, а домой хочется, и есть хочется. В Сростках Смирнов почти договорился с хозяином продуктовой лавки о небольшом денежном кредите (бросить на телефон), но увидел на прилавке упаковку яиц с устаревшей пасхальной надпечаткой: «Христос Воскресе!» (2 категория) и не удержался:
«Хотите добрый совет?»
Хозяин простодушно кивнул.
А выслушав советчика, вышиб его за дверь.
Это еще ничего. Мир и без того торчит – кризис, нервы. По-настоящему Смирнова били только под Бийском. Там он одного частника уговорил ехать как можно быстрее. «Хотите добрый совет?» – «Бесплатный?» – «А то!» Частник гордо откидывался в водительском кресле, прозрачно намекал: «Хорошо заплатишь, еще быстрее поедем». Хвастался: «Я в армии сержанта в страхе держал!»
Так, хвастаясь, вылетел на машину ДПС.
«Нас трое», – понимающе покивал старший патруля.
Смирнов догадался: «Наверное, по паре сотен на каждого?»
Старший согласно кивнул: «По три».
И частник согласился, указав на Смирнова: «Он банкует».
«А то! – согласился Смирнов. – Только у меня купюры мелкие».
Подошли еще двое. Все вместе, трое гаишников и частник, молча смотрели, как Смирнов охотно и откровенно выворачивает карманы. Мелочи (его золотой резерв) набралось до тридцати рублей, купюрами, правда, меньше. Пока частник злобно расплачивался, Смирнов укрылся в кустах, – советы у него кончились.
Через полчаса, счастливый, выбрался на дорогу.
Путь один: на Ташанту, семьсот пятьдесят восемь километров. Но и частник был не дурак, дождался Смирнова за поворотом.
«Мобила есть?» – «Не работает».
Тогда частник сорвал с руки Смирнова часы.
Так страстно срывали эполеты с декабристов царские псы.
А на вопрос, как Смирнову теперь определяться во времени, частник коротко ответил: «По солнцу».
В кратком изложении Анара история Смирнова-Суконина выглядела так.
Вызвали младшего лейтенанта в штаб округа. По широким ступеням поднялся он в тень исполинских колонн. Чувствовал себя бойцом несуществующей империи, да и настроение было неплохое. До конца службы сто пятьдесят дней, уже даже сто сорок девять, а время не стоит на месте, его не остановит даже главнокомандующий, так хитро природа позаботилась о срочниках. Опять же, невеста заканчивает диплом, впереди много хорошего. И сейчас Смирнов ночует дома, а не в казарме. Считай, почти альтернативная служба. И еще такая забавная деталь: предыдущий президент вроде как очистил российскую армию от всяких там толстяков, а первым, кого Смирнов встретил в служебном кабинете, оказался полковник совершенно непомерной ширины.
«Вы в каком виде, товарищ младший лейтенант? Не видите, перед вами целый полковник сидит! – Видно, что старым толстым генералам идет надежная смена. – В армии у нас каждая минута на учете, работаем по двадцать пять часов в сутки».
«Разрешите уточнить?» – «Разрешаю». – «Разве в сутках не двадцать четыре часа?» – «Это на гражданке. А в армии встают на час раньше».
Приказ оказался простым: доставить в Академгородок (адрес устно) трехлитровую бутыль с черной этикеткой «NIVI». Без крестов и черепов, но строгая этикетка. Передать лично в руки генералу Седову (адрес устно). Что скрывается под загадочной этикеткой, младшему лейтенанту на складе не объяснили, но, в отличие от полковника, дежурный (капитан, не старшина какой-нибудь) похвалил: «Сам догадался, что сегодня лучше не в форме?» Видимо, имело значение. Ответил: «Разрешите доложить. Сам!» А какая форма? Форму только обещали: погоны, как у летчика, покрой, как у моряка. Был Смирнов в своем единственном костюме – синенький, в елочку, аккуратно выглажен, не выглядит с чужого плеча. Правда, в продуктовых ларьках на просьбу Смирнова дать ему маленькую шоколадку «Алёнка» продавщицы, глянув на его скромный костюм, намекали: «В маленькой фольги нет».
«На чем повезешь бутыль, младший лейтенант?» – «На машине, товарищ капитан!» – «Знаешь, что такое NIVI?» – «Никогда не слышал, товарищ капитан!» «Тогда, – сплюнул капитан, – вези осторожнее». – «Разрешите обратиться, товарищ капитан!» – «Разрешаю». – «Хотите добрый совет?» – «Выкладывай». – «Вы, товарищ капитан, плевок сапогом растираете по полу. А лучше плевок сразу дезактивировать химией. А то ведь, как ни растирай, бактерию сапогом не раздавишь».
Специальной корзины для перевозок бутылей со строгой этикеткой «NIVI» в хозяйстве штаба не оказалось. Не беда. При Смирнове всегда находилась матерчатая сумка – Online educa Barselona. Что за educa такая, он не знал, но ведь и про «NIVI» никто ничего не знает. Свободной машины в штабе тоже не оказалось. Стояли во дворе штук пять легковых, но в них штабные водилы отдыхали, мало ли что. А первый же таксист, увидев сумку с «educa» и «NIVI», честно предупредил: «По Красному проспекту пробка от Совнархоза до Коммунального».
Пришлось спускаться в метро.
В вагоне Смирнова прижали к девушке.
Он сопел, отворачивался, потом не выдержал:
«Хотите добрый совет?»
Девушка заплакала:
«Я уже беременная».
В Академгородке, куда Смирнов добрался на переполненной маршрутке, генерал Седов, увидев бутыль, прижатой к груди младшего лейтенанта, попятился:
– Вы где, младший лейтенант, спецмашину оставили?
– А я, товарищ генерал, своим ходом.
Генерал не поверил:
– Вы знаете, что везли?
– Никак нет, товарищ генерал!
Было видно, что обычные слова у генерала кончились.
– Так вас и так! Несите на веранду. Осторожнее, так вас и так!
Гуськом – осторожный Смирнов-Суконин и генерал в штатском – поднялись на открытую веранду. Там сидел в плетеном кресле человек с открытым взглядом, в армейской рубашке и в защитного цвета шортах. Но был он не военный, это точно, потому что поаплодировал смелости и упорству Смирнова-Суконина. Видимо, понравился ему младший лейтенант своими сияющими глазами и то, как он нес бутыль с черной этикеткой, нежно прижимая ее к груди. У самого, кстати, глаза были темные, мерцающие, наверное, всё обо всём знал, а на полу валялись крутые велосипедные покрышки – Schwalbe, немецкие. Сам велосипед, прислоненный к перилам крылечка, был, впрочем, веломировский, отечественный; у таких только раму варят на Тайване.
– Разрешите обратиться?
– Разрешаю, так вас и так!
– Покрышки с выставочного байка?
Человек в армейской рубашке поаплодировал.
– Это зря. Там покрышки, считай, по году валяются.
Человек в армейской рубашке снова поаплодировал, правда, сдержаннее, потом спросил:
– Ты Аксенова любишь? Или так просто – имя симпатичное?
Младший лейтенант решил не врать: «Я вообще-то мало читаю».
Человек в армейской рубашке посмотрел на генерала, а тот слегка развел руками: извини, мол, других солдатиков, доктор Валькович, у меня для вас нет. Непонятно, чем они занимались до появления Смирнова. Трава у веранды и у крылечка мокрая, низкое небо, как везде, слегка моросит, у глухих ворот по внутренней связи давал кому-то отбой немолодой сержант. Ну, понятно, смородина, малина. А еще толстый серый кабель, так и тянется к трансформаторной будке. Конец красиво оголен, торчат медные блестящие нити.
– Хотите добрый совет?
На предложение никто не откликнулся.
Тогда младший лейтенант Смирнов-Суконин носком мокрого ботинка ловко поддел кабель и отбросил в сторону. Кабель спружинил, плюхнулся на металлическую растяжку, голыми медными нитями чиркнул по прислоненному к стене отечественному велосипеду. Красиво чиркнул, плотно: над черной с золотом рамой (сваренной на Тайване) вспыхнуло фиолетовое сияние, будто всех втянуло в нежную радугу. Лицо Смирнова жарко опалило, толкнуло в грудь. Но никакого взрыва, ничего такого, даже бутыль с черной этикеткой «NIVI» не пострадала, только сыпались и сыпались с неба лепестки серого скучного пепла, и колючая малина скукожилась. Всё будто замерло. Невидимая оса звенела в смутном воздухе, но не назойливо, просто звенела, и всё. Кабель-то под напряжением, запоздало догадался Смирнов. Потом черная пелена начала светлеть. Как на выгорающем экране проявилась кирпичная опаленная стена коттеджа. Смирнов ждал аплодисментов, но человек в армейской рубашке лежал скрюченный на каменных ступенях, а генерал взглядом проверял положение кабеля.
Потом наклонился, проверил у лежащего пульс:
– А что, младший лейтенант, у тебя, наверное, невеста есть?
Почему-то решил перейти на ты. Поразился находчивости, наверное.
– Так точно, товарищ генерал, есть!
– Когда обещал невесте вернуться со службы?
– У меня точные цифры! Через сто сорок девять дней.
– Дней? Ты не путаешь?
Задав такой необычный вопрос, генерал Седов вынул из кармана плоский, какой-то необычный мобильник и бросил отрывисто: «Дежурный, у меня труп».
Ужасное слово резнуло слух младшего лейтенанта.
А генерал спрятал необычный мобильник и добавил:
– Из военной тюрьмы быстро не выходят.
– Как из тюрьмы? – не поверил Смирнов. И заторопился: – Товарищ генерал, это же удар током! Земля мокрая, ваш товарищ даже не мучился.
– Что хочешь попросить перед увольнением из армии?
– Повышения по службе, товарищ генерал!
До генерала Седова дошло, наконец, что младший лейтенант в шоке. Он втолкнул его с веранды в прихожую, снял с полки бутылку: «Хлебни!» А на веранде уже топали, кто-то крикнул: «Товарищ генерал, где труп?»
– Как это где?
Генерал и Смирнов с бутылкой в руках вышли на крылечко.
А трупа, правда, не было. Были тучи, – как всегда, низко. Смирнов поставил бутылку на столик и с надеждой выглянул из-за спины генерала: «Я же говорил». Всё, в общем, было на месте, даже бутыль «NIVI» стояла там, где стояла.
– Кто на воротах?
– Сержант Капторенко.
Ну, сержанта Капторенко пугать тюрьмой не имело смысла.
Глаза блестящие, выпуклые, форма подогнана, носится аккуратно:
– Разрешите доложить, товарищ генерал! Уехал он, этот ваш покойник!
Генерал напряженно думал:
– В каком направлении?
– Да на юг. Так и сказал – на юг.
– Что еще он сказал?
– Уточнил, в какой стороне лежит ближайшая государственная граница.
– Вы уточнили, конечно?
– Нам врать не разрешается.
До Монголии на велосипеде быстро не доберешься, но Смирнов покойника явно недооценил. Покойник умел крутить педали. Только в Бийске у торгового центра Смирнов увидел знакомый велосипед с хвалеными немецкими покрышками. На всякий случай перочинным ножом ткнул в тугую резину: побегаешь, мол, от меня! – и тут же получил по голове деревянным ящичком. Хозяйка велосипеда, немолодая дачница, рассады на хулигана не пожалела.
Зато в Сростках, куда младший лейтенант добрался на попутке (приказ генерала был прост – догнать и задержать бежавшего), Смирнова-Суконина ждала удача: отечественной постройки велосипед (только рама сварена на Тайване) с прекрасными немецкими покрышками, стоял около кафе «Улыбка». Пыльный велосипед, усталый. Можно не сомневаться – отмахали на нем не одну сотню верст. Вот ведь гусь, посмеялся про себя Смирнов. Считается покойником, а лихачит.
И счастливо ткнул ножом в неподатливую резину.
Длинноногая девушка, садившаяся в зеленую «вольво», засмеялась: «Вы это зачем сделали? Это ваш велосипед?»
Смирнов обрадовался: «Хотите добрый совет?»
«Нет уж, не надо», – ответила девушка и укатила.
А на Смирнова набросился психованный тип. Вроде как странствующий бард, они у нас все психованные…
В бокале вина Смирнов себе не отказал.
Губы залоснились, голубые глаза смотрели влажно.
Неподалеку вскрикнула кукушка. Тоже, наверное, радовалась.
Смирнов хихикнул: «Кукушка, кукушка! Сколько мне жить осталось?»
Знал, что кукушка пророчит годами, а не сутками. В смысле предсказывает будущую жизнь в годах. Такая у нее единица измерения.
«Один год… Два… Три…» – повторял Смирнов вслух, чтобы все знали, что речь идет не о сутках. Всё равно на Смирнова смотрели с сожалением: вот просишь, когда не надо, откукует тебе птица пять-семь лет, мучайся…
Но лесную дуру заклинило.
«Двадцать два… Двадцать три… Двадцать четыре…»
Так и куковала всю ночь. Спать никому не дала. Жила себе потихоньку, а Смирнов ее разбудил, суку. Ворочаясь в постели, я время от времени вспоминал: надо же как эта девица в окне бара напоминала принцессу Укока…
КРУТЫЕ ПРИХОДЫ
Веселую книгу написать не просто, особенно, когда моросит дождь и выпестыши за окном пытаются перекричать кукушку.
Калифорния горела…
Францию и Германию заливало…
В Чехии не хватало рабочих рук, Латвия экономила на русских школах…
Отечественный минздрав пугал граждан иноземными гриппами, советовал мыть овощи, сидеть по домам, видимо, в министерстве еще не знали про закрытые напрочь границы…
В веселой книге, которую мы с Алексом задумали еще в Новосибирске, речь шла о настоящем профессоре и практикующем доценте. Из Парижа они попадали за Полярный круг и лично видели сказочного старичка (по-северному – чюлэни-полута), который сидел у озера и никак не мог поймать третью рыбу.
Две уже поймал, а третья не шла.
А как сядет на крючок, так конец миру!
Как отогнать голодных рыб? Может, напустить злых духов?
Эти гамулы, злые духи (по наущению настоящего профессора и практикующего доцента), вдруг обрисовались в воздухе, как смутное, бесформенное облако, потом раскрутились гибким вибрирующим веретеном.
«Превед, падонак! – пищали и вопили они. – Твой вид рождает в наших душах скандальные противоречия».
«А это почему?» – удивился сказочный старичок.
«А это потому, что у тебя проблемы с вышестоящим сервисом».
Самый наглый гамул, байтов на тысячу, чувствуя недопонимание, подлетел совсем близко: «Чмок тя! Бросай удочку! Или дать по заднице?» – «А зачем?» – «А затем, что задница у нас есть универсальный интерфейс! Через задницу всё сделать можно!»
Универсальный интерфейс! Мне показалось, что это прозвучало вслух.
А вот и чмок тя! Вроде телевизор выключен и радиоточки в номере не наблюдается.
«…хотелось сесть напротив Айи, – записывал я в блокнот, поглядывая на дверь, когда, наконец, появится практикующий доцент. – Как сидел когда-то в темном подземном складе, загадочном от прыгающих отсветов кочегарки. Там фотожаба на ящиках подмигивает. Там бегущая строка разрывает тьму. «Превед кросавчег! ты папал на наш сайтец! для души падонга тут найдетсо фсо картинки всякие и прикольные и эротические бугагага…»
Я готов был поклясться, что не говорил этого вслух.
Но со стороны мини-бара вновь донеслось: «…теперь ясно, что американский погодный спутник резко поменял орбиту на более высокую, хотя НАСА не подтверждает факта корректировки…»
Ну, ладно, ночные звонки. Ну, ладно, кукушка орет, мозг у нее некрупный. Но вещающий вслух мини-бар! Ты же не за Полярным кругом! Я даже приоткрыл дверцу – бутылочки расставлены, звуки смолкли. Достал банку пива, захлопнул дверцу и невидимый диктор тотчас с упоением продолжил: «…испанское правительство окончательно закрыло границы со своими непосредственными соседями…»
Я открыл дверцу – всё смолкло. Закрыл и вновь услышал: «…физики девяти стран отправили протестные письма в Совет безопасности ООН, призывая оставить воздушный коридор до Церна открытым…»
Ковер в коридоре гасил шаги.
Узкая арка, деревянная лестница.
Я толкнул дверь номера, в котором жил Алекс, и увидел практикующего доцента чуть ли не в обнимку с Буковским. Они хорошо пошерстили мини-бар, кажется, он у них даже не разговаривал. Орлиный нос Буковского побагровел, на губах Алекса играла многозначительная улыбка.
– Есть новости?
Не было новостей.
Только по серой скале, выпирающей посреди номера, среди седых лепешек сухого лишайника деловито бегали рыжие муравьи.
– Я тут толкую Буковскому про шамана, – сказал Алекс. – Рассказываю, как вчера нас в Чемале доставал шаман. Слышь, Буковский? Он нам визитку оставил. Номер телефона и два слова: «Позвони Линде».
В дверь негромко постучали.
Буковский прохрипел: «Какого хрена?»
Наверное, решил, что находится в своем номере, а ему и без того не дали выспаться. Не Анька, к сожалению, не Анька. У нее по гороскопу – опасность внезапного зачатия. Зато всю ночь в соседнем номере кто-то злился: «Надоело, блин, секс, секс!» Слова до Буковского доносились совершенно отчетливо. «А чего ты хочешь?» – дивился женский голос. – «Уважительных и серьезных отношений». – «Ну давай, я во время секса буду обращаться к тебе на вы». – «Замолчи!» – «Да ладно тебе! Раз уж речь зашла об уважительном отношении, расскажи, как люди научились считать?» – «Ну как, как? Начинали с таких вот красивых пальчиков». – «Как у меня?» – «Ну да. Пальчик к пальчику. Так появились целые числа». – «Даже страшно подумать о том, как появились дроби…»
В дверь снова постучали.
Буковский нетвердо выпрямился.
Как орангутанг подошел к двери и распахнул ее.
И ошеломленно отступил, потому что красная юбка на Карине полыхала, как флаг.
Понятно, в тот момент мы еще не знали, что девушку, возникшую в дверях, зовут Карина. Узнали чуть позже, но юбка, правда, полыхала на ней как флаг. Такую ткань, жадно подумал я, нужно делать прозрачной. Карина стояла в дверях чуть боком, отставив левую ногу, и Буковский сразу вспомнил парковку у торгового центра в Бийске. Там у торгового центра стояла зеленая «вольво», и именно эта вот невероятная девушка подняла руку с брелоком…
– Меня кукушка достала…
Буковский смотрел на девушку, как лунатик.
– Зато я Аньку встретила, – объяснила девушка без улыбки. – Она уже спит, а меня кукушка совсем задолбала…
Мы с практикующим доцентом с наслаждением наблюдали разыгрывающуюся перед нами сцену. Оказывается, перед самым моим появлением Буковский говорил о любимой девушке. Об Аньке, конечно. Представил ее как раскривульку года, такое у него настроение было. – «А где твоя любимая девушка?» – якобы спросил Алекс. – «Это ты про раскривульку года?» – якобы спросил Буковский. Но сейчас на раскривульку года больше смахивал он сам. Карина буквально таяла в его взгляде – пьяном, выцветающем, медленно превращающемся в рассвет. Что-то в номере Алекса происходило невероятное…
Калифорния горела…
Францию и Германию заливало…
В Чехии не хватало рабочих рук, Латвия экономила на русских школах…
Отечественный минздрав пугал граждан иноземными гриппами, советовал мыть овощи, сидеть по домам, видимо, в министерстве еще не знали про закрытые напрочь границы…
В веселой книге, которую мы с Алексом задумали еще в Новосибирске, речь шла о настоящем профессоре и практикующем доценте. Из Парижа они попадали за Полярный круг и лично видели сказочного старичка (по-северному – чюлэни-полута), который сидел у озера и никак не мог поймать третью рыбу.
Две уже поймал, а третья не шла.
А как сядет на крючок, так конец миру!
Как отогнать голодных рыб? Может, напустить злых духов?
Эти гамулы, злые духи (по наущению настоящего профессора и практикующего доцента), вдруг обрисовались в воздухе, как смутное, бесформенное облако, потом раскрутились гибким вибрирующим веретеном.
«Превед, падонак! – пищали и вопили они. – Твой вид рождает в наших душах скандальные противоречия».
«А это почему?» – удивился сказочный старичок.
«А это потому, что у тебя проблемы с вышестоящим сервисом».
Самый наглый гамул, байтов на тысячу, чувствуя недопонимание, подлетел совсем близко: «Чмок тя! Бросай удочку! Или дать по заднице?» – «А зачем?» – «А затем, что задница у нас есть универсальный интерфейс! Через задницу всё сделать можно!»
Универсальный интерфейс! Мне показалось, что это прозвучало вслух.
А вот и чмок тя! Вроде телевизор выключен и радиоточки в номере не наблюдается.
«…хотелось сесть напротив Айи, – записывал я в блокнот, поглядывая на дверь, когда, наконец, появится практикующий доцент. – Как сидел когда-то в темном подземном складе, загадочном от прыгающих отсветов кочегарки. Там фотожаба на ящиках подмигивает. Там бегущая строка разрывает тьму. «Превед кросавчег! ты папал на наш сайтец! для души падонга тут найдетсо фсо картинки всякие и прикольные и эротические бугагага…»
Я готов был поклясться, что не говорил этого вслух.
Но со стороны мини-бара вновь донеслось: «…теперь ясно, что американский погодный спутник резко поменял орбиту на более высокую, хотя НАСА не подтверждает факта корректировки…»
Ну, ладно, ночные звонки. Ну, ладно, кукушка орет, мозг у нее некрупный. Но вещающий вслух мини-бар! Ты же не за Полярным кругом! Я даже приоткрыл дверцу – бутылочки расставлены, звуки смолкли. Достал банку пива, захлопнул дверцу и невидимый диктор тотчас с упоением продолжил: «…испанское правительство окончательно закрыло границы со своими непосредственными соседями…»
Я открыл дверцу – всё смолкло. Закрыл и вновь услышал: «…физики девяти стран отправили протестные письма в Совет безопасности ООН, призывая оставить воздушный коридор до Церна открытым…»
Ковер в коридоре гасил шаги.
Узкая арка, деревянная лестница.
Я толкнул дверь номера, в котором жил Алекс, и увидел практикующего доцента чуть ли не в обнимку с Буковским. Они хорошо пошерстили мини-бар, кажется, он у них даже не разговаривал. Орлиный нос Буковского побагровел, на губах Алекса играла многозначительная улыбка.
– Есть новости?
Не было новостей.
Только по серой скале, выпирающей посреди номера, среди седых лепешек сухого лишайника деловито бегали рыжие муравьи.
– Я тут толкую Буковскому про шамана, – сказал Алекс. – Рассказываю, как вчера нас в Чемале доставал шаман. Слышь, Буковский? Он нам визитку оставил. Номер телефона и два слова: «Позвони Линде».
В дверь негромко постучали.
Буковский прохрипел: «Какого хрена?»
Наверное, решил, что находится в своем номере, а ему и без того не дали выспаться. Не Анька, к сожалению, не Анька. У нее по гороскопу – опасность внезапного зачатия. Зато всю ночь в соседнем номере кто-то злился: «Надоело, блин, секс, секс!» Слова до Буковского доносились совершенно отчетливо. «А чего ты хочешь?» – дивился женский голос. – «Уважительных и серьезных отношений». – «Ну давай, я во время секса буду обращаться к тебе на вы». – «Замолчи!» – «Да ладно тебе! Раз уж речь зашла об уважительном отношении, расскажи, как люди научились считать?» – «Ну как, как? Начинали с таких вот красивых пальчиков». – «Как у меня?» – «Ну да. Пальчик к пальчику. Так появились целые числа». – «Даже страшно подумать о том, как появились дроби…»
В дверь снова постучали.
Буковский нетвердо выпрямился.
Как орангутанг подошел к двери и распахнул ее.
И ошеломленно отступил, потому что красная юбка на Карине полыхала, как флаг.
Понятно, в тот момент мы еще не знали, что девушку, возникшую в дверях, зовут Карина. Узнали чуть позже, но юбка, правда, полыхала на ней как флаг. Такую ткань, жадно подумал я, нужно делать прозрачной. Карина стояла в дверях чуть боком, отставив левую ногу, и Буковский сразу вспомнил парковку у торгового центра в Бийске. Там у торгового центра стояла зеленая «вольво», и именно эта вот невероятная девушка подняла руку с брелоком…
– Меня кукушка достала…
Буковский смотрел на девушку, как лунатик.
– Зато я Аньку встретила, – объяснила девушка без улыбки. – Она уже спит, а меня кукушка совсем задолбала…
Мы с практикующим доцентом с наслаждением наблюдали разыгрывающуюся перед нами сцену. Оказывается, перед самым моим появлением Буковский говорил о любимой девушке. Об Аньке, конечно. Представил ее как раскривульку года, такое у него настроение было. – «А где твоя любимая девушка?» – якобы спросил Алекс. – «Это ты про раскривульку года?» – якобы спросил Буковский. Но сейчас на раскривульку года больше смахивал он сам. Карина буквально таяла в его взгляде – пьяном, выцветающем, медленно превращающемся в рассвет. Что-то в номере Алекса происходило невероятное…