Алексей Пехов. Проклятый горн

   – Уезжай, пока не началось. Опереди события, залезь в карету, запрыгни на лошадь, используй ноги, но беги. Времени у нас мало. Потом ландраты, точно глупые гуси, поддержат закон герцога, и, если главы гильдий хорошо обработали мастеровых, начнется погром.
   – Проповедник, ты меня поражаешь своими тактическими решениями. – Я как раз снимал сапоги. – Я не могу уехать прямо сейчас и без дочери Вальтера.
   – Святой Лука! Ты хоть и здоровый, но вроде не тупой! Так забери ее! Немедленно!
   – Не выйдет. Их дом в Мельничьем колесе. Знаешь, что это такое? Внутренняя городская стена. Со всей ерундой, что творится, ворота закрываются за час до заката. Я узнавал у хозяйки. До утра туда не попаду. Так что расслабься. К тому же, мне никто так просто ничего не отдаст. С утра следует оформить документы.
   Он хлопнул себя по лбу:
   – Ах, ну да! Ведь чтобы не прицепился Орден, требуется какая-то бумажонка… как ее там?
   – Право передачи родственника Братству. С подписями родителей, или попечителей, или опекунов, если только это не круглая сирота. Тогда попечителем выступает любой священник. Также требуются печати, разрешения и заверения. Да еще мать следует уговорить.
   – Да отойди ты оттуда! – с раздражением обратился Проповедник к Пугалу. – На улице тьма хагжитская. Ни черта не видно.
   Оно даже не шелохнулось.
   – Почему Вальтер так уверен, что у его ребенка есть дар? – вновь перескочил старый пеликан на беспокоившую его тему. – Разве темные души не должны были уже найти ее?
   – Если дар проявился несколько месяцев назад, то нет. Он слишком слаб. Потребуется год или два, чтобы он развился и привел к проблемам. Пока ребенок мал, темные души ему не страшны. До девяти лет точно.
   – Но в Братство вы берете чуть ли не с пяти.
   – Просто и мы, и Орден предпочитаем забирать детей как можно раньше, чтобы научить их как можно лучше.
   – Ты ведь не только заботишься о ребенке со способностями, да?
   Порой Проповедник становился очень проницательным. Я не ответил, и он едва слышно хмыкнул:
   – Девочка станет заложницей в Арденау?
   – Она станет ученицей. С такими же правами, как и у всех остальных детей. Но если через нее магистры смогут надавить на Вальтера, то я не сомневаюсь – они сделают это.
   Он молчал, обдумывая услышанное, и я завалился на кровать, предупредив его:
   – Последний вопрос. Мне, в отличие от тебя, приходится спать.
   – Как ты думаешь, зачем он просил Кристину забрать дочь в Арденау? Почему не в Орден, с которым колдун сотрудничает?
   – Это целых два вопроса. – Прежде чем ответить, я положил руку под голову. – Ну, если верить истории о том, что темный кузнец заплатил какому-то законнику темным кинжалом, чтобы тот в обмен отдавал ему клинки стражей… Вряд ли Вальтер сильно жаждет, чтобы его ребенок оказался в месте, полном гадюк.
   – А мне кажется, что это попытка искупления. Или откупа. Это уж как тебе больше нравится. По его вине погибли несколько стражей, и теперь он отдает свое дитя в Братство.
   – Проповедник, порой ты слишком хорошо думаешь о людях. Давай спать…
 
   – Людвиг! Вставай! – Старый пеликан орал мне прямо в ухо. Такие вопли даже каменного идола подняли бы, не то что меня.
   Мало что соображая со сна, я сел на кровати.
   – Какого черта?! – довольно зло спросил я у него.
   Комнату заполнял бледно-алый свет, льющийся из окна, и силуэт Пугала, прилипшего к стеклу, был, несмотря на глубокую ночь, прекрасно различим. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что означает это зловещее зарево.
   – Твою мать! – в сердцах сказал я, поспешно одеваясь. – Началось!
   – Пожар? Ну да. Горит уже несколько минут.
   – Какой, к чертям собачьим, пожар?! Это бунт.
   – Иисусе Христе! – перепугался тот. – А ты не путаешь? Совет по вопросу принятия налога ведь еще не собирался!
   – И не соберется. Гильдии не стали ждать. Черт! Как же не вовремя!
   Я услышал крики на улице, выглянул вниз, увидел фигуры с факелами. Почти с десяток пытались выбить дверь в соседнем доме, используя для этого дубовую лавку. Еще несколько человек бросились к таверне.
   – Просто прекрасно! – Я оставил рюкзак на месте, забрав из него лишь деньги.
   – Чего они хотят?
   Пугало на вопрос старого пеликана красноречиво провело пальцем по горлу.
   – Чего обычно желают люди, когда наступает беззаконие? Убить, ограбить, сломать, поджечь и изнасиловать. Не поручусь, что именно в таком порядке. – Я взял лежащий на столе палаш, пожалев, что нет при себе пистолетов. – Горожане одуреют от крови и вседозволенности и устроят такое, чего постыдились бы банды ландскнехтов.
   – Но это же их город! Они же не солдаты, которые берут его штурмом! Им здесь жить!
   – Когда подобные мелочи кого-нибудь останавливали? Превратиться из примерных горожан в кровожадное стадо – дело нескольких минут. Лисецк тому примером.
   По лестнице застучали сапоги и башмаки.
   – Он здесь? – спустя несколько секунд грубо спросили за моей дверью.
   – Нет! В конце коридора. Там лучшие комнаты. – Я узнал хриплый голос хозяйки.
   И он был отнюдь не испуганным.
   Вновь топот. Компания направилась прочь.
   Мы с Проповедником переглянулись, так как оба знали, кто снял большие апартаменты.
   Загрохотали кулаки.
   – Открывай, чертов ландрат!
   – Господи! – кротко вздохнул Проповедник. – За что, Господи?!
   Пугало проворной крысой уже юркнуло наружу. Оно не желало пропустить ни секунды происходящего действа.
   – Ты должен помочь! – неожиданно сказал старый пеликан.
   Взявшись за засов, я все же не удержался от колкости:
   – На тебя это не похоже. Обычно ты умоляешь не вмешиваться.
   Я вылетел в плохо освещенный коридор в тот момент, когда мастеровые высадили дверь и с ревом вломились к ландрату. Почти тут же раздался высокий, пронзительный девичий крик.
   Хозяйка «лучшей таверны в городе» оказалась у меня на пути. Рядом с комнатами она присутствовала не без причины. И дураку понятно, кто сообщил о важном постояльце и привел жаждущих расправы горожан. Я не церемонясь отшвырнул ее в сторону, к стене, шагнув внутрь.
   Помня Вион, я не собирался допускать тех же ошибок, что мы совершили с Гансом в прошлый раз. Беседы и увещевания здесь бесполезны.
   Их было шестеро. Один держал вырывающуюся из его рук кричащую девчонку, двое повисли на плечах ландрата, а их товарищ безостановочно тыкал сапожным ножом благородному в грудь и живот.
   Остальные наблюдали.
   Мой палаш со свистом рассек воздух, опустился на плешивую голову ближайшего парня, расколов череп с противным звуком и разбрызгав мозг и кровь во все стороны.
   – Какого че… – Товарищ убитого начал оборачиваться, и я ударил с отшагом назад, концом клинка, перерубив ему гортань, так что вместо того, чтобы произнести оставшиеся звуки, человек лишь захрипел, пытаясь зажать руками рану.
   Убийца с сапожным ножом бросился на меня. Через мгновение к нему присоединились двое других, наконец-то отпустившие уже мертвого ландрата. Они отцепили от поясов мастеровые топорики^[3], решив, что втроем без труда меня одолеют.
   Четвертый, самый здоровый, продолжал держать девчонку.
   Судя по нашивкам гильдий на куртках, они были сапожниками и шорниками. Ребята умели нападать толпой да дубасить одиночек, но по тому, как они двигались и мешали друг другу, становилось ясно, что с хорошо вооруженным человеком до этого никогда не сталкивались. Я отступил в коридор, обеспечив придуркам выход через узкую дверь поодиночке.
   Первый сунувшийся ко мне упал на пол с перерубленной ключицей, двое других сразу же отступили назад, понимая, что так просто меня не взять. Я не дал им времени на то, чтобы придумать какой-нибудь план действий.
   Атаковал одного, он парировал топориком, но мой тяжелый клинок заставил его отшатнуться. Я, сократив дистанцию, режущим движением палаша полоснул его по руке, повернувшись на левой ноге, что есть силы ударил гардой в лицо, круша зубы и челюсть.
   Тут же присел, вскидывая палаш вверх и защищая голову от удара человека, подскочившего ко мне сбоку. Пнул его ногой по колену, промазал, перехватил руку и всадил широкий палаш между ребер, так что он выплюнул кровь прямо мне в лицо.
   Мой клинок застрял, я, чертыхаясь, оттолкнул мертвеца, и, пока вытирал рукавом кровь, попавшую на веки, оставшийся в живых мастеровой начал действовать.
   Он швырнул в меня Ульрике. Я поймал ее, точно мяч для игры в квильчио, хоть как-то смягчив падение, а после мне уже стало не до того, чтобы проверять, как чувствует себя дочь погибшего ландрата.
   Я не самый маленький человек в мире, но этот детина походил на гору. Он оказался молодым черноволосым парнем, крайне разозленным тем, что я устроил здесь самую настоящую мясную лавку, разделав на грудинку и бекон его товарищей. У противника не было никакого оружия, но каждый из его кулаков напоминал молот, а руки были достаточно длинными, чтобы не давать мне воспользоваться кинжалом.
   Мастеровой оказался очень подвижен, и умело загонял меня в угол. Оставалось лишь уклоняться, ощущая, как ветер то и дело проносится рядом с лицом. Я пытался зацепить клинком по его запястьям, но не успевал, так быстро мелькали его оглобли.
   Я едва не споткнулся об одно из тел, и он, с ревом оказавшись рядом, схватил меня за грудки и кинул. Перелетев через стол, я грохнулся на пол, радуясь, что мне противостоит все же любитель, а не опытный боец, который бы не швырялся мной, а уже сломал шею.
   Ульрике с отчаянным воплем прыгнула великану на спину, замахнулась, и я увидел в ее руке мастеровой топорик. Первым ударом она отрубила парню правое ухо, вторым рассекла лицо. Но эти раны, пускай и кровавые, не убили его.
   Ремесленник, вопя, сгреб ее за шкирку здоровой лапищей, отбросил от себя, точно надоедливое насекомое. Пока он, забыв обо всем на свете, пытался нашарить в полутьме собственное ухо, я оказался рядом, оттянул его подбородок вверх, натягивая кожу на шее, и одним движением перерезал горло.
   – Подыхай, мразь! – плюнула ему в лицо дочь ландрата в разорванном платье.
   На улице гулко забил набат, и его звон подхватили колокола других церквей.
   – Тревога? – Проповедник, в отличие от ходящего по лужам крови Пугала, стоял в дверях.
   – Нет, – ответил я ему. – Призыв выйти на улицу всем, кто еще остается дома.
   Я убрал кинжал в ножны, с большим трудом вытащил палаш из мертвеца. Один из мастеровых, тот, кому я разбил лицо, все еще был жив. Я, не глядя на него, подошел к девчонке, стоявшей на коленях возле мертвого ландрата:
   – Нам следует уходить, госпожа фон Демпп. Пока еще не поздно.
   Она обернулась ко мне, и я увидел, что ее щеки мокрые от слез.
   – А отец?
   – Думаю, он бы не хотел, чтобы вас схватили.
   Мне показалось, что она откажется и придется волочь ее силой, но девушка кивнула:
   – Да. Вы правы… Конечно, вы правы.
   Мы вышли в коридор в тот момент, когда снизу раздались истеричные вопли хозяйки:
   – Быстрее, олухи!
   Я взял Ульрике за руку, потянул за собой, в противоположную от выхода сторону. Здесь, в закутке, была еще одна лестница, заканчивающаяся люком, ведущим на чердак.
   На нем висел хлипкий замок, я выломал его с помощью палаша, используя тот как рычаг. Толкнул крышку от себя, забрался, помог девушке. Сквозь окошко проникало алое зарево, бросая узкую полоску света на дощатый пол. Я увидел сваи, несколько ящиков, лопату и поломанные грабли. Ящики, на наше счастье, оказались тяжелыми. Я приволок их, поставил на люк. Это должно было задержать преследователей на какое-то время.
   – И что теперь? – негромко спросила Ульрике.
   – Вы боитесь высоты?
   – Не знаю, – нахмурившись, ответила она. – Хотите сбежать по крыше?
   – Ничего другого не остается.
   – В городе ведь тоже опасно, да?
   – Там, по крайней мере, не знают, что вы дочь ландрата. Ваша юбка… – Я указал на порванную ткань. – Будьте осторожны, пожалуйста.
   Она быстро кивнула:
   – Со своим платьем я совладаю. Просто не бросайте меня.
   Я распахнул окно, выбрался наружу. Следом за мной вылезла девушка. Охнула, закачалась, теряя равновесие из-за поехавшей под ногой черепицы, и я тут же подхватил ее под локоть:
   – Держитесь! Не смотрите вниз!
   Она хотела мне ответить, но налетевший порыв холодного мартовского ветра, заставил ее вздрогнуть. На ней было лишь легкое платье, совершенно бесполезное по такой погоде.
   На двух городских звонницах били в набат, слышались ослабленные расстоянием крики, хлопки выстрелов из аркебуз. Я быстро осмотрелся, постаравшись оценить обстановку.
   На окраинах, у внешней стены и за ней, в пригородах, все было спокойно. Казалось, тамошние жители и не подозревают о том, что творится в других частях города. Ближайший пожар бушевал на соседней улице, и горело там очень хорошо. Языки пламени порой взлетали выше крыш – скорее всего, бунтовщики подожгли какие-то склады.
   Я насчитал двенадцать пожаров, разбросанных по всему городскому центру, старым кварталам, мастеровым цехам. Уверен, что это не конец, а лишь начало.
   – Как мы спустимся? – спросила меня Ульрике.
   – Должна быть лестница. Идемте!
   Я подвел ее к краю крыши, обернулся, проверяя, нет ли преследователей. Все было тихо. То ли они не догадались, куда мы делись, то ли все еще не могли открыть люк.
   На дальней крыше я уловил движение – нечто небольшое и темное забралось на выступающий карниз и жадно нюхало воздух. Нечисть чувствовала смерть, выползала из укромных щелей, чтобы принять участие в кровавом пире. Уверен, что скоро дадут о себе знать и темные души. Как старые, так и новые, появившиеся в эту ночь. Нас тварь не замечала, все ее внимание было приковано к тому, что происходило на соседней улице.
   – Людвиг! – окликнул Проповедник. – Вот тут можно слезть.
   Эта сторона дома смотрела во внутренний двор. Я увидел небольшой балкончик, на который было не трудно спрыгнуть, а с него вполне реально перебраться на скошенную крышу сарая.
   – Я не смогу, – прошептала девушка, стоило ей оценить расстояние.
   – Сможете! – возразил я. – Другого пути нет. Я пойду первым, затем поймаю вас. Хорошо?
   Она с сомнением кивнула.
   Я отстегнул палаш, бросил его вниз, и она вздрогнула от громкого лязга железа. Еще раз ободряюще кивнув Ульрике, взялся руками за выступ, повис, а затем разжал пальцы. Приземлившись, махнул девчонке. Высота в два моих роста ее пугала, и она нерешительно села на краю. Затем вспомнила, как это делал я, тоже повисла на руках, предоставив мне возможность любоваться тройкой кружевных юбок.
   – Поймаю!
   Она полетела вниз, и я подстраховал Ульрике, подхватив на руки. Дальше все пошло как по маслу. Я спрыгнул на сарай – у него оказалась крепкая крыша, выдержавшая мой вес, – помог спутнице, и уже через две минуты мы очутились на земле.
   Тут же залаял цепной пес. Не обращая на него внимания, я повел девушку к забору, сильным ударом ноги выбил хлипкую калитку и шагнул в темный, узкий переулок.
   – Я постараюсь вас спрятать. Этой ночью дочери ландрата на улице находиться опасно.
   – Они знали, где мы остановимся. Они убивают всех, кто должен был выносить решение по налогу.
   – Вы правы. Сперва их, а затем всех кто попадется под руку.
   – А бургомистр? Вице-примар? Каноник?
   Я покачал головой:
   – Не знаю. И не хочу о них думать. Если им будет сопутствовать удача, они увидят следующее утро.
   Мы вышли на улицу и тут же отпрянули назад, во тьму переулка, так как за углом загрохотали копыта. Шестеро всадников пронеслись мимо, отчаянно нахлестывая лошадей, торопясь куда-то в сторону ворот внешней стены.
   – Стража, – негромко сказал я.
   – Они остановят безумство.
   У меня было впечатление, что ребята спешат не для того, чтобы выполнять свою работу. Скорее наоборот, их основное желание – свалить как можно быстрее и как можно дальше. Иначе отчего они проскакали не в сторону ратуши и домов богатых горожан, где сейчас, уверен в этом, льется кровь.
   Ульрике дрожала от холода, и я протянул ей свою куртку, несмотря на возражения.
   – У меня свитер. Мне не холодно. Надо было раньше вам отдать, но я боялся, что одежда большого размера помешает вам спуститься.
   Она сразу же утонула в ней, став еще более затравленной и несчастной.
   – Я отведу вас в безопасное место. Просто доверьтесь мне. И ничего не бойтесь.
   Девушка лишь сжала мои пальцы, и мы поспешили по затаившейся улице.
   На трупы мы наткнулись возле сада, что разбили на берегу Обводного канала. Ульрике, увидев мертвых и темную кровь на камнях, не произнесла ни звука, лишь побледнела и шагнула назад.
   – Это же мастеровые. Почему убивают их? – не выдержав, спросила она, когда мы прошли мимо.
   – Ландратами не ограничатся. Бьют всех. В первую очередь чужаков. Затем богачей. Потом тех, кто не в их мастеровой гильдии, или же тех, кого они ненавидят и давно затаили против них зло. Ночь – жестокое время, госпожа фон Демпп.
   К утру на улицах, особенно центральных, окажется много трупов, если только городская стража и расквартированные в Клагенфурте военные части быстро не опомнятся и не возьмут ситуацию под свой контроль.
   Опыт подсказывал, что как минимум четверть военных и стражи присоединятся к грабежам и погромам.
   Вновь трупы. Я склонился над телом женщины, увидел, что ее ударили по голове, проломив череп, перевернул тело на живот и начал распутывать шнуровку платья.
   – Что вы делаете?! – с ужасом спросила Ульрике гораздо громче, чем стоило.
   – Да-да. Мне тоже хотелось бы это знать, – поддержал ее Проповедник. – На тебя это не очень-то похоже.
   – Она мертва. И ей больше не нужно ни платье, ни теплый плащ. В отличие от вас. К тому же ваша одежда слишком богатая, а потому заметная. Ее следует сменить как можно скорее.
   – Это так необходимо?
   Я посмотрел ей в глаза:
   – Да. Если вы хотите выжить.
   Та поколебалась, а затем начала помогать мне раздевать труп.
   – Проповедник, верти головой. Если кто-то появится, скажи.
   – Уже делаю это, – ворчливо бросил тот.
   – С кем вы говорите? – нахмурилась девушка.
   – С одной светлой душой. Не бойтесь.
   – Сегодня я боюсь только людей.
   Крики раздались за соседним домом, я вскочил, держа в руках палаш и бросив моей спутнице:
   – Поторопитесь.
   Но кто бы там ни шумел, на улице он не появился.
   – Где можно переодеться? – спросила дочь ландрата.
   – О, Господи! – закатил глаза Проповедник. – Сейчас не время для скромности!
   – Вот здесь. – Я указал ей на темную подворотню, которую наполовину загораживала жестяная бочка с дождевой водой. – Пожалуйста, быстрее.
   – Святой Франциск Ньюгортский и все его несчастные дети! – занервничал старый пеликан. – Зная благородных дам, могу сказать, что без служанки она провозится целую вечность.
   Он ошибся. Ульрике справилась за три минуты. Платье было ей почти в самый раз, а теплый плащ на плечах, темно-коричневый и длинный, подходил гораздо лучше, чем заметные ярко-голубые тряпки благородной.
   За это время на улице так никто и не появился.
   – Мы пойдем к внешним воротам?
   – Нет. Слишком далеко. Уверен, они либо закрыты, либо их уже захватили. С той стороны недавно раздавались выстрелы…
   Я осекся. Из окна ближайшего дома, светленького, аккуратного и ухоженного, с криком вывалился человек. Раздался глухой удар, и тело, дернувшись, осталось лежать на мостовой. Двое убийц высунулись наружу, посмотрели на мертвеца, увидели нас.
   – Идите спокойно. – Я чувствовал, как ногти Ульрике впиваются в мою ладонь.
   Убийцы проводили нас взглядами, так и не окликнув.
   – Я веду вас в «Фабьен Клеменз и сыновья». Ближайшее отделение через три квартала отсюда.
   – Это почти рядом с Ратушной площадью. Не лучше ли укрыться в каком-нибудь доме?
   Я остановился, завидев впереди разгромленные торговые лавки и мертвецов в исподнем.
   – У вас есть на примете такой, госпожа фон Демпп? – напрямик спросил я.
   – Нет. – Она прижалась к стенке, обходя трупы и стараясь на них не смотреть.
   – И у меня тоже. Нас попросту не пустят. Не в эту ночь. А если пустят, то существует слишком большой шанс, что выдадут.
   – Но банк… Сейчас ночь. Они не работают. А если там кто-то и есть, разве клерки откроют нам дверь?
   – В Лисецке они помогали людям. Три отделения спасли от резни почти сотню человек. Основное требование – вы должны быть клиентом «Фабьен Клеменз и сыновья» и на вашем счету должны храниться деньги. Много денег. Как у вас с этим?
   Она задумалась:
   – Отец сотрудничал с ними. Год назад он сделал мне подарок, открыл счет. Сколько там дукатов, я не интересовалась. Была только раз, когда заключали контракт.
   – Уже легче. Значит, нас хотя бы выслушают.
   – Люди, грабящие торговые лавки, пойдут разорять и место, в котором хранится золото. – Несмотря на сильный стресс, она рассуждала очень здраво.
   – Верное предположение. Но только «Фабьен Клеменз» это не магазин, торгующий шерстью. Их еще никому и никогда не удавалось ограбить.
   – Впереди опасность! – крикнул Проповедник, который, точно ищейка, рыскал по переулкам и теперь находился на противоположной стороне улицы, возле решетчатой ограды небольшой церковной часовни.
   – Постойте, – попросил я Ульрике, а сам прокрался вперед и выглянул из-за угла.
   Человек двадцать, все с оружием, пытались выломать ворота богатого дома. Створки оказались мощными, в ход пошли топоры.
   – Смерть пособникам ландратов! – закричал пузатый мужик в фартуке портного.
   – Смерть! Смерть! Смерть! – подхватила толпа, и факелы бросали на их искаженные ненавистью лица кровавые блики.
   Несколько человек вытащили из церкви лавки, свалили их в груду и разожгли большой костер. Какой-то юнец, опьяненный своей удалью и вседозволенностью этой ночи, зашвырнул факел на крышу, но тот скатился по черепице, упал за забор. Идею молокососа подхватили еще несколько человек, но теперь они целились в окна. Одному удалось попасть, и факел, под улюлюканье народа, поджег штору. И в этот момент дом ожил, и с разных этажей прогремел слаженный залп восьми-девяти аркебуз.
   Осажденным не надо было даже целиться. Жаждущих пробраться внутрь оказалось довольно для того, чтобы каждая из тяжелых пуль нашла свою цель. Послышались крики, в основном гневные, фасад начало заволакивать сизым дымом, толпа с ревом насела на ворота, желая как можно быстрее добраться до обороняющихся.
   И тут грохнуло так, что землю у меня под ногами тряхнуло. Пугало аж подскочило, а затем, ничего не говоря, поспешило в гущу событий. У тех, кто скрывался в доме, оказалась легкая пушка, но, как видно, не имелось ядра. Скорее всего они не нашли ничего лучше, как засыпать в ствол пуль и положиться на волю создателя. Несмотря на расползающийся едкий дым, я видел, что ошеломленные люди разбегаются, на мостовой лежат раненые и убитые.
   – Что там? – спросила Ульрике.
   – Ничего хорошего. – Я повернул на север, обходя квартал по кругу.
   Мы прошли мимо четырех домов с выбитыми дверьми. На крыльце одного плакала женщина. Увидев нас, она в страхе отступила во мрак.
   Проповедник поотстал, и мы нос к носу столкнулись с шестью бунтовщиками. У одного из них в руках было копье, остальные оказались заняты тем, что сваливали награбленное добро на подогнанную телегу. Мы их интересовали лишь до тех пор, пока они не поняли, что чужаки не претендуют на добычу. Так что мы беспрепятственно прошли дальше.
   – Аптекарская улица, – сообщила мне Ульрике, когда я спросил, где мы находимся. – До Ратушной площади отсюда идти пять минут. А от нее еще две минуты до «Фабьен Клеменз и сыновья». Нам сюда.
   – Постойте, – умерил я ее пыл. – Если направимся прямо, то выйдем к ратуше?
   – Да.
   – Не подходит. Сейчас это одно из худших мест в городе. Есть другая дорога?
   Она задумалась на мгновение, прикусив нижнюю губу.
   – Через общественный сквер, вдоль пруда. Направо, в тот проулок. Нет! Стойте! Вон туда.
   Мы спешили под звон набата и отдаленные выстрелы, стараясь держаться стен домов. По пути кого-то спугнули – я услышал во тьме шорох, а затем быстро удаляющиеся шаги.
   Сквер оказался огорожен от улицы невысоким каменным забором. Ворота мы искать не стали, перебрались через ограду, под мрачными каштанами прошли весь путь, видя, как в холодной воде пруда отражается пламя пожаров, бушующих в соседнем квартале. Алые языки, точно венцы, украшали недостроенную крышу церкви.
   Пугало подошло к самому берегу и помахало нам рукой, приглашая задержаться и полюбоваться огнем. Проповедник только сплюнул:
   – Даже дом Господа не пожалели, нехристи!
   – Сегодня не жалеют никого, – ответил я ему, чем снова удивил Ульрике.
   Но на этот раз она сообразила, с кем я беседую, и ничего не стала переспрашивать. Прежде чем выйти из-под прикрытия деревьев, я огляделся, видя лишь лежащие на улице трупы. На одном из них сидела какая-то черная лохматая тварь и лапами пыталась выломать ребра.
   – Что это? – с тихим ужасом спросила девушка. – Темная душа?
   – Нет, раз вы его видите. Кто-то из нечисти.
   Я увел ее обратно, к каштанам, где мы столкнулись с идущим навстречу Пугалом.