— Ольга Юрьевна, мне ли вам объяснять, что именно они порой значат больше, чем крупные улики, и наводят нас на верный след?
   Так как я это все прекрасно знала сама, то, не раздумывая больше ни минуты, набрала номер домашнего телефона Ярослава Сосновского. Кряжимский успел благополучно припарковать машину возле нашего офиса, а я все еще общалась с секретарем. Виктор и Марина обеспокоенно смотрели на нас сквозь стекло, но спокойная поза Кряжимского удержала их от экстренной эвакуации по пожарной лестнице или других подобных безумств.
   — Все в порядке, — улыбнулась я, закрывая дверцу. — Пойдемте скорее, а то наши сотрудники сейчас умрут от любопытства.
   Когда спустя полчаса мы все сидели в моем кабинете и обсуждали добытую с таким трудом информацию, Мариночка не выдержала:
   — Складывается такое впечатление, что в нашей редакции работаете только вы! — обиженно фыркнула она. — Виктор, видите ли, весь автовокзал облазил, узнал наконец-то, что Владимирцева действительно утренним автобусом из этой самой Романовки приехала. Сергей Иванович вообще в Шерлоки Холмсы записался, побеседовав с вдовой. Ну, подумаешь, человек любил бардак, а тут взял да раз в жизни жену пожалел и прибрался — ну прямо подвиг! И что, его теперь в преступники записать? А ты, Оля, поговорила с Ярославом и уже загордилась. А ведь не брал Владимирцев никаких важных документов домой, так что пропасть ничего не могло!..
   Вообще-то я особенно своими заслугами не гордилась, да и мужчины относились к своей миссии просто как к очередному заданию редакции. Но Маринка, видно, так обиделась на то, что мы оставили ее одну, вот и раскипятилась. И я решила не обращать внимания на ее выпады, переглянувшись с Виктором и Сергеем Ивановичем, мысленно попросила их о том же. К счастью, они мой намек поняли и от комментариев воздержались.
   — Между прочим, я тут тоже не зря штаны протираю, — язвительно сообщила Маринка, одергивая мини-юбку. — Уже звонила эта выдра, Оксаночка Рощина.
   Наша секретарша до такой степени презрительно произнесла это имя, что я едва не рассмеялась. «Ну надо же, как она все-таки ненавидит эту пустенькую Оксану, если даже сейчас не может обойтись без ехидства», — подумала я. Конечно, Сергей Иванович и Виктор не поняли причины этой тирады, поэтому в недоумении посмотрели на меня.
   — Это секретарша депутата Кононова, у которого мы побывали вчера вечером, — напомнила я. — Кстати, что она хотела?
   — Очень переживала по поводу гибели Владимирцева и спрашивала, успели ли мы с ним поговорить, что мы думаем обо всем этом и прочие мелочи…
   — Может быть, это и не такие мелочи, как вы думаете, — остановил ее Кряжимский. — Вполне возможно, ее интерес закономерен, ведь, насколько я помню, Алексей Владимирович Кононов тоже претендовал на то самое место, что и погибший Владимирцев.
   Конечно, меня это напоминание не застало врасплох, потому что о конкуренции в наше нестабильное время я уже подумывала. Устранить неугодного человека методом физической расправы над данным элементом общества было проще простого: в тарасовских газетах ощущалось такое обилие информации, что почти даром можно было найти и девочку по вызову, и маститого киллера. Вполне возможно, что и депутаты из городской Думы могли устранять своих настоящих или потенциальных недоброжелателей подобным способом.
   — Что ты ей сказала?
   — Ничего, — удовлетворенно улыбнулась Маринка. — Я сказала, что у нас все-таки редакция газеты, а не сыскное бюро. Строго конфиденциальную информацию мы посторонним не выдаем, общедоступную — опубликуем в ближайшем номере. А если ей хочется поговорить с главным редактором лично, то она может перезвонить. Кстати, — хитро прищурилась секретарша, — я еще хотела сказать, что за все надо платить, но как-то не решилась.
   — Ну и молодец, — с облегчением выдохнула я. — Кто еще звонил?
   — Конечно, из штаба Игнатова тоже звонили, — без былого энтузиазма сообщила Марина. — Ольга тоже интересовалась ходом расследования, но и ей я ничего особенного не сказала. Она предупредила, что перезвонит лично тебе, но это ведь не безмозглая Оксаночка, которая чуть ли не полдня телефон обрывает! — не преминула позлословить моя секретарша про красивую, но глупую Рощину.
   «Ну, значит, Ольга Карпова еще перезвонит», — сделала я вывод, не придав этому факту особого значения: ведь скорее всего это ее шеф интересуется делом Владимирцева, и она, наверное, звонит по его указанию.
   — Оль, может, стоит еще и этих депутатов проверить на причастность? — предложила Мариночка. — Этим мог бы заняться…
   — Я, — безапелляционно перебил ее Виктор, и на этом обсуждение было закончено.
   Я молча кивнула, и наш фотограф без лишних разговоров собрался и куда-то поехал. Спрашивать его о маршруте передвижений по городу просто не имело смысла — он порой и сам не знал, где окажется в следующую минуту. В одном я была уверена: если Виктор за что-то взялся, обязательно доведет до конца и выжмет из свидетелей и фактов всю истину.
   Потемневшие окна напомнили о наступлении вечерних сумерек и о том, что с самого утра у меня, кроме кофе и печенья, маковой росинки во рту не было. Вообще-то Виктор из командировки еще всякие сладости привез, но мы их давно стрескали.
   — Марин, у тебя сухарика не завалялось? — жалобно спросила я, выходя в приемную.
   — Какой сухарик? — буркнула она в ответ. — Я тебе пиццу купила, еще теплая.
   Я с благодарностью приняла пакет и кивнула в сторону кабинета Кряжимского:
   — А-а-а?..
   — Сергей Иванович не голоден, — безапелляционно сообщила Марина.
   Пока я в недоумении размышляла, почему же это Кряжимский до сих пор не проголодался, секретарша смахнула скупую женскую слезу и призналась:
   — Я его уже давно накормила, а на тебя просто обиделась, что вы меня одну здесь оставили и с собой не взяли.
   Выговорив все это, она в ужасе уставилась на меня, предчувствуя гром и молнию, которые сейчас на нее обрушатся. Но ничего такого я делать не собиралась: во-первых, от голода и усталости не было сил ругаться и скандалить, а во-вторых, сердиться на Маринку просто бесполезно — никаких уроков она для себя не извлекает и при случае обязательно повторяет те же самые фортели.
   Но нормально поесть мне, как видно, сегодня не было суждено: не успела я затолкать кусочек пиццы в рот, как раздался телефонный звонок. Мариночка точно по инструкции дождалась второго и только тогда взяла трубку:
   — Газета «Свидетель». Здравствуйте… А-а, сейчас, — разочарованно закончила она так оживленно начавшийся разговор и протянула мне трубку. — Это Виктор.
   — Привет, — с полным ртом заявила я о своем присутствии, пытаясь лихорадочно дожевать пиццу.
   Конечно, многословностью Виктор и на этот раз не отличался, обходясь минимумом слов. Мне чуть ли не клещами пришлось вытаскивать из него подробности. Но даже и этого хватило для того, чтобы понять: у обоих депутатов — и Кононова, и Игнатова — твердое алиби. По их словам, они со вчерашнего дня, почти до самого утра бродили по злачным местам Тарасова. Началось это еще с бани, в которой они парились вместе с погибшим Владимирцевым.
   Когда у меня возникли сомнения, Виктор только недовольно фыркнул и выдал мне ряд фамилий служащих, которые видели Кононова с Игнатовым в злополучный вечер. В абсолютной точности сведений я была уверена на сто процентов — депутатов видела целая толпа других народных избранников. Естественно, я прекрасно знала, что в эту компанию редко попадают случайные люди.
   — Слушай, а ушли из бани депутаты тоже втроем? — задала я Виктору очередной вопрос.
   Честно говоря, ответ я надеялась получить не раньше чем минут через десять. Неожиданно на помощь пришла Маринка, до этого времени сидевшая тихо и спокойно.
   — Конечно! — воскликнула она, прекращая подпиливать ногти. — Они из бани ушли втроем, но Владимирцев отправился домой, а остальные, похоже, продолжали свой культмассовый поход. Я тут уже перезвонила в пару заведений, как раз в те, в которые депутаты заходили, вроде без происшествий обошлось. Уже часам к семи Кононов с Игнатовым приползли в офис, где их Оксана отпаивала огуречным рассолом.
   Такая информированность Мариночки меня даже несколько насторожила, но секретарша невозмутимо объяснила:
   — Так мне ведь эта мымра сегодня с самого утра названивает, не могу же я с нею о погоде говорить.
   При этих словах я не удержалась от улыбки: уж если даже легкомысленную Маринку так раздражала болтливость Оксаны Рощиной, с этой девушкой действительно было не все в порядке — она действовала на нервы буквально всем. Впрочем, мне как-то некогда было концентрировать на этом внимание. Но я совершенно не удивилась, что наш родной российский продукт под лаконичным названием «водка» был совсем не чужд депутатам. «Похоже, Кононов частенько проводит банкеты и заседания с распитием спиртных напитков, иначе вряд ли в распоряжении его секретарши был бы огуречный рассол», — заметила я про себя.
   Попрощавшись с Виктором, я положила трубку и снова обернулась к Маринке:
   — Ну, Шерлок Холмс, что еще узнала от «этой мымры», как ты выразилась?
   — А то, что она куролесила вместе с шефом, — гордо ответила секретарша, ожидая моей реакции на такое сенсационное заявление. — Ольги Карповой рядом не наблюдалось, — похоже, у них с Игнатовым не те отношения. Впрочем, это даже хорошо: мне кажется, такая девушка не должна возиться с двумя мужиками, мучающимися от похмелья. В двух словах могу подытожить: оба депутата все сегодняшнее утро провели в рабочем офисе Кононова, на диванах, — важно сказала она и добавила:
   — По свидетельствам очевидцев, между прочим, с мучительной головной болью.
   Выслушав этот отчет, я подумала с облегчением: "Хоть одной проблемой меньше. Значит, ни один из конкурентов не мог в это время побывать в квартире Владимирцева и подсоединить провода к его душу, — рассудила я. — Хорошо все-таки, когда алиби депутатов подтверждается многими людьми, а то бы еще голову ломать пришлось. Впрочем, как раз вчера вечером Геннадий Георгиевич дома отсутствовал, так что проводки к крану можно было и раньше подсоединить, — неожиданно подумала я, но тут же отбросила эту мысль:
   — В этом случае Владимирцев погиб бы еще вчера. А я точно помню, что с утра он был в добром здравии".
   Видимо, чтобы я слишком долго не ломала голову, из своего кабинета показался сытый и довольный Кряжимский. Пока он от всей души благодарил нашу секретаршу за заботу, я успела проглотить половину остывшей пиццы. Мариночка это издевательство терпела минуты две, но потом все-таки любопытство взяло верх, и она взорвалась:
   — Сергей Иванович, если вы теперь каждую ерунду за мой подвиг принимать будете, я перестану вас кормить. Оль, ну, что там еще Виктор откопал? Может, я чего не уловила? — повернулась она ко мне и безо всякого перехода перескочила на другую тему.
   Прожевывая остатки некогда вкусного и ароматного произведения итальянской кухни, я проклинала свою осведомленность. Казалось, что стоило Виктору хоть немного подождать и самому рассказать о своих достижениях сразу всем сотрудникам? Так нет, он только и знал, что портил мне жизнь и усиливал и без того волчий аппетит!
   Вообще-то я такая злая бываю только в периоды сильного голода, потому и на диету предпочитаю не садиться. Но мои подчиненные в этом не были виноваты, и мне пришлось дожевать пиццу, взять себя в руки и выложить всю правду. Но не успела я открыть рот, как вновь зазвонил телефон.
   «Слава богу! — обрадовалась я. — Наверное, Виктор перезвонил. Вот и пусть сам ей все рассказывает». Переполненная оптимизмом, я решила продолжить перекус. Пользуясь незапланированным минутным перерывом и Маринкиным ослабленным вниманием к своей персоне, я откусила еще один маленький кусочек и запила его глотком кофе.
   К моему величайшему ужасу, недовольная секретарша как-то очень уж резко стала отвечать абоненту и уже через пару секунд протянула мне трубку.
   — Тебя спрашивает Оксана Рощина, — елейным голоском сообщила она, заметив мои работающие в ускоренном режиме челюсти.
   Окончательно поняв, что сегодня останусь голодной, я еще раз глотнула остывший кофе и поздоровалась с телефонной собеседницей.
   — Ольга Юрьевна, звоню уже пятый раз и никак не могу поймать вас на месте, — обиженно защебетала секретарша Кононова своим фальцетом, который по телефону звучал еще противнее, чем в жизни.
   «Во-первых, не пятый, а всего-навсего третий, — мысленно поправила я. — А во-вторых, я же не обязана сидеть и ждать, когда кто-то из любопытных соизволит мне позвонить». Но служебная этика не позволяла грубо обращаться не только с клиентами, но и с любым позвонившим, даже если он просто ошибся номером, поэтому я не спеша выпустила из легких воздух, потом быстро вздохнула и сказала уже совершенно спокойно, даже дружелюбно:
   — К сожалению, у меня были дела, и я не могла поговорить с вами раньше. Что-то случилось?
   — Это вы у меня спрашиваете? — удивилась Оксаночка и затараторила еще быстрее:
   — Уже весь город знает, что убит Владимирцев, а вы спрашиваете, что случилось! Ольга Юрьевна, кажется, вы этим делом занялись. Скажите, что нового? Алексей Владимирович волнуется, что в свете этих событий его интервью может быть истолковано превратно.
   — На этот счет не волнуйтесь и передайте Алексею Владимировичу, что без согласования с ним ни одно слово из нашего интервью опубликовано не будет, — заверила я, все больше понимая, как же надоела мне эта вертихвостка с ее стрекотанием.
   — Так вы этим делом занимаетесь или нет? — снова поинтересовалась Рощина, видимо, не желая терять свой имидж назойливой и пустой девицы.
   — Оксана, по-моему, мы с вами все выяснили насчет интервью, а сейчас мне очень некогда. До свидания.
   Не давая ей опомниться, я положила трубку. Вообще-то я бы даже не удивилась, если бы она тут же перезвонила еще раз. Но судьба сжалилась надо мной, а телефон удивил поразительным спокойствием. У меня от этого разговора или, может быть, от быстрого глотания непережеванных как следует кусков пиццы совершенно пропал и аппетит, и остатки хорошего настроения. Буркнув: «Ничего себе, веселенькое Рождество», — я ушла в свой кабинет. За моей спиной раздался сдавленный шепот Мариночки, не добавивший мне оптимизма:
   — Ну, и чего так расстраиваться? Не последний же праздник в этом году — Старый Новый год скоро будем отмечать.
* * *
   — Д-да, всякое бывало, — немного замялся Сосновский, когда я по телефону спросила о состоянии здоровья его шефа. — Понимаете, Геннадий Георгиевич не любил распространяться о своем самочувствии, чтобы лишний раз не волновать Ингу Львовну. Но на самом деле у него и правда иногда сердечко пошаливало.
   «Вот те раз! — удивилась я, стараясь сохранить на лице бесстрастную маску. — Выходит, не был Владимирцев таким уж здоровым, каким хотел казаться. Конечно, беречь любимую жену от лишних волнений — это похвально, но надо же было и о себе думать!»
   Слова Ярослава не только не пролили света на уже известные факты, а, наоборот, еще больше запутали следствие.
   — По-моему, кто-то еще должен знать о проблемах Владимирцева со здоровьем, — вставил Кряжимский, как только я посвятила его в курс дела. — Кроме того, убийство и так слишком явно было похоже на сердечный приступ, чтобы секретарь сейчас начал что-то сочинять. Мне кажется, этим он сразу же навлекает на себя подозрение.
   — Сергей Иванович, может быть, стоит спросить у Елены Кавериной? — предложила я. — Два свидетеля — всегда лучше одного. Впрочем, — тут же осеклась я, — если бы у Владимирцева действительно были проблемы с сердцем, она рассказала бы нам об этом раньше.
   — Так ведь мы же с нею об этом не говорили, — напомнила Маринка, — а при подруге она вряд ли стала бы распространяться. Оль, позвони на всякий случай, — пододвинула она телефон ближе ко мне.
   Чтобы не ломать голову напрасными заботами, я набрала номер сотового Кавериной.
   — Знаете, Ольга Юрьевна, я не хотела при Инге говорить, но вообще-то однажды Геннадию Георгиевичу сделалось плохо…
   Я об этом случае вспомнила случайно: недели две назад мы возвращались из какой-то поездки по области, и прямо у нас на глазах произошла автомобильная авария. Конечно, мы оказали первую помощь, вызвали «Скорую», причем Владимирцев помогал пострадавшим вместе с остальными, но, когда все было закончено, у него случился сердечный приступ.
   — Разве такое бывает? — засомневалась я.
   — Врачи объяснили, что сначала он был в шоковом состоянии и почти ничего не понимал, «на автопилоте» был. Когда очнулся — сердце не выдержало такой нагрузки, — объяснила Елена Николаевна. — Но после приема лекарств давление и сердечный ритм нормализовались, так что причин для беспокойства вроде бы никаких не было. Он попросил ничего Инге не говорить, вот мы и промолчали.
   — Скажите, а кто был с вами в этой поездке? — поинтересовалась я.
   — Все это как раз Геннадий Георгиевич организовывал: ознакомительная поездка по районам области с целью дальнейшего распределения финансовых средств. Конечно, Владимирцев захотел ехать со своим шофером, хотя и не на служебной «Волге», а на «Газели». Еще нас сопровождал секретарь Ярослав Сосновский — очень толковый молодой человек, он заменил собой всех остальных помощников. Ну и еще, конечно, я и несколько депутатов: Кононов, Журавлев, Мефодиев…
   Зафиксировав новые имена, я попросила Каверину как можно подробнее охарактеризовать этих людей и их отношения с погибшим Владимирцевым. «Так, с ними он не имеет общих интересов. А этот сейчас во Франции отдыхает и не может быть причастен. Шофер, по словам Инги, очень порядочный и преданный, Ярослава тоже взяли с собой не за красивые глаза. С Кононовым у Владимирцева были отношения ровные и даже почти дружеские. Сама Каверина… — остановилась я. — Над этим надо подумать».

Глава 4

   Утро началось для меня с дикой головной боли. «Кто бы мог подумать, что работа отнимает так много сил и здоровья?» — вспомнила я слова одной своей знакомой, которая понятия не имела о том, чем на самом деле занимаются журналисты. Она-то, бедняжка, думала: сидим мы целый день в своих кабинетах и в окно пялимся от скуки или в компьютерные игры режемся. На самом же деле очень редко выпадали моменты, когда мы просто плюем в потолок. Нормальный же ритм работы редакции был довольно напряженным. Обычно Виктор допоздна засиживался в своей фотолаборатории, печатая снимки для очередного номера «Свидетеля», Кряжимский занимался подбором материала, а я пыталась уладить все организационные вопросы, договариваясь с издательством и распространителями.
   Мариночке обычно «выпадала честь» отбиваться от всяких маньяков и просто слишком мнительных людей, которые осаждали наш офис в надежде на то, что мы найдем и пропавшего котенка, и отгоним духов почивших предков, и еще что-нибудь подобное сделаем…
   Настроение после вчерашнего у меня ничуть не улучшилось: всю ночь мне снились кошмары с электрошоком на фоне физиономии Оксаночки Рощиной. Чтобы хоть немного поднять жизненный тонус, я выпила сладкий кофе с шоколадкой, который незамедлительно свою функцию выполнил.
   — Не спишь? — услышала я в трубке подозрительно жизнерадостный голос Виктора. — У нас гости, приезжай скорее.
   — Какие гости? — удивилась я.
   — Из милиции. Данильченко. На этот раз я понимала, что говорить много по телефону да еще в присутствии посторонних фотограф просто не мог. Но и мучиться от неизвестности тоже долго не могла, поэтому тут же начала собираться на работу. «Этого только для полного счастья нам и не хватало», — обреченно подумала я, стараясь добраться до редакции как можно скорее, по минимуму нарушив правила дорожного движения. Обычно с половины восьмого на улицах Тарасова начинают образовываться «пробки», так что лавировать между машинами становится все труднее с каждой минутой. Впрочем, меня это даже не раздражало — неприятности, происходящие изо дня в день, вскорости начинаешь воспринимать как данность.
   Подстегивало и звало вперед только сознание того, что Виктору сейчас приходится еще хуже и он один отвечает на все вопросы следователя. И я мало в чем ошиблась, как оказалось впоследствии.
   — Сергей Анатольевич, доброе утро, — улыбнулась я, стараясь произвести на уже знакомого майора милиции впечатление полнейшего счастья, переполнявшего меня. — Чем обязаны?
   — Ольга Юрьевна, я по тому же вопросу, — крякнул следователь, не ожидавший от меня такой любезности с утра пораньше. — Как вы уже знаете, нас очень интересует все связанное с депутатом Владимирцевым. Еще мне бы хотелось выяснить, что делал ваш сотрудник у него в ванной комнате и что там нашел.
   — Ничего особенного, — ответила я с наивным выражением лица, на которое только была способна. — Мы же в прошлый раз показывали вам фотографии, которые он сделал. Кроме того, черные волосы на краю раковины вы и сами обнаружили.
   Данильченко крякнул что-то неопределенное, но ничего не сказал. Видимо, до него самого дошло, что до сих пор мы ничего не скрывали от правосудия. Однако по вечной привычке всех людей, не справляющихся с ситуацией, следователь попытался переложить все свои проблемы и особенно ответственность за неудачи на кого-то другого. И этим кем-то оказалась я — сейчас я почти физически чувствовала, как на мои плечи постепенно сваливается вся вина за простой в расследовании.
   В том, что никаких подвижек в деле не произошло, сомневаться не приходилось, иначе служители правопорядка просто не пришли бы к нам. И похоже, всю ответственность за собственное бездействие следователь надеялся списать именно на нас. Мне эта идея совершенно не нравилась — расхлебывать чужие беды всегда неприятно, поэтому просто необходимо было в самое ближайшее время пресечь даже малейшие попытки в этом направлении.
   — Сергей Анатольевич, конечно, вы сейчас не расскажете мне всех подробностей расследования, но для нашей газеты важна любая информация. Но ответьте, можем ли мы рассчитывать на некоторое ваше содействие в этом вопросе? — доверительно спросила я. — Нам далеко не безразлична судьба Инги Львовны, потому что мы были первыми представителями прессы, с которыми она пообщалась. Понимаете, широким массам хочется знать все подробности этого дела, и мы собираемся донести их до наших читателей. Конечно, не превышая своих полномочий.
   Глаза следователя Данильченко постепенно округлялись, и в конце концов он потерял дар речи. Не замечая всех этих изменений, я тем же елейным голосом продолжала:
   — Как вы думаете, можно ли уже сейчас утверждать, что смерть депутата Владимирцева — не трагическая случайность, а тщательно спланированная акция? Сергей Анатольевич, есть ли уже какие-нибудь, хотя бы косвенные, улики?
   — Д-да, перчатки резиновые в урне найдены и какое-то черное портмоне. Правда, пока об этом официально не заявлено. Отпечатки пальцев, конечно, на этих вещах есть, — поспешно пояснил Данильченко, наверное, испугавшись, как бы мы не заподозрили милицию в бездействии. — Только ведь не будешь же их примерять на каждого встречного-поперечного.
   — Может быть, требуется наша помощь, чтобы вызвать резонанс в общественных кругах? — подсказала я, предлагая свои услуги.
   — Нет, не надо, — чуть не схватился за голову майор Данильченко. — Лучше пока молчите.
   Уверяя его в нашей безграничной преданности и всяческом содействии органам охраны правопорядка, я проводила следователя до двери. Еще пару минут я держала его за рукав, пытаясь изобразить величайший страх за судьбу простых граждан, которые просто «загнутся» без своего законно избранного депутата.
   Виктор с непроницаемым лицом отвернулся к окну, что означало в действительности: он просто загибался от беззвучного смеха. Я с облегчением выдохнула и посмотрела на часы:
   — Ну вот, скоро уже и Марина с Кряжимским подойдут.
   — Ольга Юрьевна, я и не подозревала, что в вас кроется еще и талант великого оратора и актрисы в одном лице, — появилась в дверях изумленная секретарша. — Как здорово вы запудрили ему мозги своими разговорами! Честно говоря, когда этот майор появился, я уже хотела лезть за сушками, которые у меня в тумбочке лежат…
   — При чем здесь они? — удивился Виктор.
   — А с чем же, по-твоему, каторжники путешествуют? — фыркнула Маринка.
   — Да, теперь уж мы все на твои сушки покушаться будем, — выдохнула я.
   — Это почему же все? — удивилась секретарша.
   — А нам теперь все равно: одним грехом меньше, одним больше… И вообще сухарики и сушки в дальней дорожке пригодятся.
   — Ольга Юрьевна, я пока ничего не понимаю, — поздоровавшись, прокомментировал мою фразу Кряжимский. — Кто-то из сотрудников отправляется в командировку?
   Маринка тоже внимательно прислушалась, перестав хрустеть своей драгоценной сушкой. Чтобы не молоть языком понапрасну и не рассказывать одно и то же по сто раз, мы с Виктором еще с полминуты потянули время, собираясь с мыслями, а потом я рассказала все по порядку. Похоже, наше, вернее, мое повествование очень впечатлило Сергея Ивановича, и после минутного раздумья он сказал: